Текст книги "Организм и стресс: стресс жизни и стресс смерти"

3.2. Экспериментальное исследование вегетативного субсиндрома стресса при подготовке первых орбитальных и межпланетных полетов

При коротком (остром) стрессе не у всех обследованных обнаруживались превентивно-защитные вегетативные реакции, тогда как при длительном и долгом прерывистом стрессе такие реакции возникали практически у каждого испытуемого.

Важным явилось то, что при длительном стрессе эти реакции были не одинаковы у тех, кто при остром стрессе отличался пассивным эмоционально-двигательным реагированием, и у тех, у кого было активное поведенческое реагирование. При длительном гравиинерционном дистрессе для первых были характерны общее повышение артериального давления, рвота и резкое увеличение пото-, слюно-, а иногда и мочевыделения, то есть уже не столько защитное, сколько болезненное тотальное усиление сердечно-сосудистых, экскреторно-эвакуаторных и других функций. У вторых обнаруживалось повышение давления лишь в центральной артерии сетчатки глаза (то есть реакции церебральных сосудов) или только стенокардические явления (спастическая реакция сердечных сосудов) при неизменности общего артериального давления, а также симптомы гиперацидной (чрезмерно кислой) секреции в желудке при отсутствии общей экскреторно-эвакуаторной реакции (то есть не было рвоты, поноса, потливости) и т. д. Это можно расценивать как локальные проявления квазизащитных вегетативных реакций, теряющих свой защитный модус в локальной форме.

Вегетативные реакции при стрессе, в частности при гравитационных экстремальных воздействиях в полетах с «горками» невесомости, являются компонентом «защитной» активности организма. Без учета этой активности анализ особенностей психических процессов в таких условиях был бы неполным, порождая артефакты. Изучение вегетативных реакций при стрессе способствовало не только профилактике «болезни укачивания» (кинетоза). Более важным было установление биологической целесообразности реакций организма при «болезневидном состоянии» (квазиболезни) – кинетозе. Немаловажным являлось определение связей между биологическими и психологическими процессами при стрессе.

В первых же наших экспериментах с многократным повторением режимов (периодов) кратковременной невесомости в авиационных полетах я обратил внимание на то, что всех впервые оказавшихся под действием этого своеобразного гравитационного стрессора можно было разделить на три группы по типам их реагирования (см. раздел 2.2 и работы: Бестужев, Березкин, Китаев-Смык и др., 1961; Китаев-Смык, 1963 б и др.).

У причисленных к первой группе, со страхом ощущавших опускание или даже жуткое проваливание в бездну, вегетативные реакции были адекватными этому состоянию: учащение пульса, дыхания, возрастание артериального давления. Так вегетатика «обслуживала» психическое состояние этих людей.

Испытуемые второй группы ощущали противообраз исчезнувшей силы тяжести. После нескольких повторений невесомость вызывала очень неприятные вегетативные расстройства: тошноту, рвоту – то есть кинетоз («болезнь укачивания», «воздушную», «спутниковую» болезнь). Выраженность этих реакций зависела не только от продолжительности действия (режима) невесомости, но и от числа этих режимов, повторяемых на протяжении одного полета, и, как ни странно, от числа обследуемых, находящихся в кабине самолета и от преобладавшего у них в полете настроения: радостного либо тревожного. Ниже опишу два наиболее тяжелых случая такой «болезни».

У испытуемых третьей группы вегетативная активность мало изменялась в невесомости и была адекватной их эмоциональным переживанием: удивлению, восхищению невесомостью. Вскоре они привыкали к ней, адаптируясь тем скорее, чем больше были заняты работой во время полетов.

К четвертой группе отнесены люди, у которых поведенческие и вегетативные реакции, возникавшие у лиц первой группы, после нескольких повторений невесомости сменялись болезненными вегетативными реакциями, характерными для второй группы.

Методические приемы наших исследований положительно отличались от методических особенностей аналогичных работ других авторов тем, что в нашей работе они в большей мере, чем в других, способствовали выявлению полноты симптоматики кинетоза (и других реакций) у большого числа людей, однотипно обследованных нами в невесомости, а также обнаружению случаев максимальной их выраженности, получению данных о «популяционном» распределении этой симптоматики (Gerathewohl, Ward, 1960; Китаев-Смык, 1963 а, б; Юганов, 1963 и др.). Выше (см. главу 2) сообщалось о некоторых особенностях кинетоза при невесомости в полетах по параболе. Указывалось, что в этих кратковременно действующих экстремальных условиях он возникал исключительно у лиц, отличающихся первично-пассивным эмоционально-двигательным реагированием, возникающим после исчезновения действия силы тяжести.

У людей, причисленных ко второй и четвертой группам, если кинетоз становился мучительным, частота пульса снижалась. На фоне брадикардии возникали разные неприятные вегетативные реакции. Об этом ниже. Рассмотрим теперь, имелись ли какие-либо манифестированные особенности вегетативных реакций в невесомости у людей, не страдающих в этих условиях кинетозом (первая и третья группы). У некоторых из причисленных к первой группе, испытывавших в невесомости чувство падения и страх, в самом начале невесомости (с 1-й по 3–5-ю секунду), особенно в первых ее режимах, снижались частота сердечных сокращений и величина артериального давления в среднем на 20 % от исходного уровня. При этом иногда возникали одиночные судорожные вздохи или выдохи, в редких случаях с непроизвольным выкриком. Потом показатели сердечно-сосудистой системы и дыхания нормализовались или же, особенно при активизации движений, превышали уровень, имевшийся во время горизонтального полета.

Таким образом, в режимах невесомости было заметное изменение показателей сердечно-сосудистой системы.

Ю.Е. Москаленко с соавторами обнаружили, что в первые секунды невесомости уменьшение на короткий срок волн реоэнцефалограммы (на 15–25 %) более выражено, чем изменения пульсовых волн в этих же условиях (Москаленко, Вайштейн, Касьян, 1971).

Эти «первичные» сердечно-сосудистые реакции, во-первых, возникают под действием невесомости, создающей перераспределение крови с резким изменением ее давления на различные рефлексогенные зоны сердца и сосудов; во-вторых, эти реакции связаны с изменением вестибулярной афферентации при переходе к невесомости. Герман Иванович Павлов обнаружил, что у интактных животных в начале режимов невесомости величины максимального и минимального артериального давления снижались на 20–40 мм рт. ст.; венозное давление в правом предсердии падало на 15–25 мм рт. ст. К концу режимов невесомости (на 25-30-й секундах) артериальное давление возвращалось к исходным величинам, венозное давление несколько увеличивалось, но оставалось ниже исходных значений (Юганов, Павлов, 1968). У делабиринтированных животных аналогичные изменения были незначительными. Это исследование доказало связь сосудистых реакций при невесомости с сигналами от вестибулярных и других гравирецепторов.

Адаптация к действию кратковременной невесомости была прослежена нами на большой группе (180 человек) испытуемых и сменных членах экипажа самолета-лаборатории ТУ-104А № 42396. Все они не менее 200 раз принимали участие в полетах по параболе.

Вегетативные экскреторные реакции (рвота, тошнота, повышение пото– и слюноотделения и т. д.) после 20–30 режимов невесомости становились менее выраженными в полетах, после 40–50 режимов не проявлялись. Однако такие симптомы кинетоза, как чувство тошноты, дискомфорт в области желудка, тяжесть в голове, апатия и т. п., продолжали возникать в невесомости у ряда испытуемых, когда они в 300-й (а иные и в 600-й) раз оказывались в невесомости.

Два человека, длительно принимавшие участие в полетах на протяжении один – трех, другой – пяти лет, сообщили, что чувство дискомфорта при действии невесомости «окончательно перестало возникать» у одного после 800, у другого после 1500 пребываний в этих условиях.

Следует отметить, что так как участие в полетах с созданием режимов невесомости в качестве испытуемого было добровольным, то из числа лиц с выраженными вегетативными реакциями принимали в них участие лишь те, у которых мотивация «за» участие в полете (интерес, престиж, денежное вознаграждение) преобладала над нежеланием снова испытывать тошноту, рвоту, чувство дискомфорта и т. п.

Теперь рассмотрим особенности адаптирования к многократному повторению невесомости у представителей четвертой группы. У них в режимах невесомости представление о падении сменялось представлением о перевернутом положении. В ходе адаптирования первоначально в 12-20-м режимах невесомости угасало ощущение падения, только в 40-65-м режимах переставала возникать каждый раз сменявшая «падение» иллюзия перевернутого положения. Эти чувственные иллюзии переставали появляться раньше, чем вегетативные экскреторные реакции (тошнота, рвота, потливость и т. п.).

Таким образом, в ходе адаптирования к многократному действию невесомости первоначально переставали возникать непроизвольные защитные движения конечностями, затем чувство страха, далее представление о падении. В большем числе полетов в невесомости появлялись иллюзия перевернутого положения и сопряженные с ней тошнота, рвота, потливость. Дольше всего продолжали появляться в режимах невесомости чувство неопределенного дискомфорта, алекситимия и дискоординация тонких движений.

При неучастии (перерыве) в полетах с режимами невесомости более 3–4 месяцев эффект адаптации во многом «стирался», в полетах вновь появлялись большинство из описанных выше реакций, однако ни в одном случае они не достигали даже после многолетнего перерыва той выраженности, той остроты, которые были при первом пребывании в невесомости.

Рассмотрим подробнее вегетативные реакции при кратковременной невесомости у двух человек, наиболее сильно страдавших из-за кинетоза («болезни укачивания», «болезни передвижения»).

Выписка из протокола наблюдений за испытуемым X. (техник-лаборант, 28 лет, спортсмен-разрядник, практически здоров):

«Очень хотел побывать в невесомости; упросил взять в полет в качестве помощника экспериментатора. Перед полетом – общее состояние и самочувствие хорошие, частота пульса – 76 ударов, частота дыхания – 19 в мин., артериальное давление – 120/75 мм рт. ст.

Перед началом первого режима невесомости, во время предшествующей ей перегрузки, испытуемый X. следил за показаниями прибора. Интенсивная рвота началась с первой секунды первого режима невесомости, в тот момент, когда испытуемый “всплыл” над креслом, в котором сидел. Рвота продолжалась до конца первого режима, повторяясь во всех последующих режимах. При действии невесомости возникали следующие одна за другой рвотные потуги, рвота часто продолжалась и при перегрузке, следующей за невесомостью. Несколько лучше X. чувствовал себя во время горизонтального полета между “горками” полетов по параболе. Тем не менее его самочувствие с каждым режимом невесомости ухудшалось. С третьего режима в рвотных массах – примесь желчи; во время пятого и шестого режимов в рвотных массах – пузырная желчь. Непрерывное слюноотделение. Обильное потоотделение. После пятого режима невесомости вся одежда X. (рубаха, пиджак, брюки) была промокшей от пота. В десятом режиме во время очередного приступа рвоты произошло непроизвольное мочеиспускание. На протяжении полета от режима к режиму невесомости нарастала брадикардия, снижение артериального давления при учащенном поверхностном дыхании. В пятом режиме величины этих показателей были соответственно: 60 уд. в мин., 100/70 мм рт. ст., 25 дыханий в мин.; в десятом режиме – 52 уд. в мин., 82/50 мм рт. ст., 28 дыханий в мин. В ходе полета у испытуемого X. нарастала мышечная слабость. Во время горизонтального полета в перерывах между режимами он неподвижно лежал на спине с закрытыми глазами. С исчезновением действия силы тяжести «взлетал» над диваном, на который был уложен, оставаясь безучастным к окружающему. После восьмого режима и до конца полета от слабости не мог самостоятельно приподняться и сесть. На протяжении всего полета оставался контактен, адекватно и логично отвечал на все задаваемые ему вопросы. После пятого режима невесомости сообщил, что ждет “только того, чтобы полет скорее закончился”; после десятого, что “нет сил говорить громко”, перешел на шепот. На протяжении всего полета у испытуемого X. сохранялось осознавание значения работы по испытанию космической техники, проводившейся в этом полете. Поэтому, хотя X. тяжело страдал от кинетоза, все же, движимый чувством ответственности, он не настаивал на преждевременном прекращении полета. После окончания полета (было выполнено 12 “горок” невесомости) испытуемый X. оставался в самолете в течение четырех часов, так как самостоятельно идти не мог. Сутки после полета провел в постели с жалобами на сильную слабость, тошноту, потерю аппетита. Последующие трое суток была пониженная работоспособность, жалобы на чувство общей слабости, поташнивание, нарушение аппетита. В дальнейшем – полная нормализация всех показателей здоровья».

Из отчета испытуемого X, написанного три недели спустя после полета:

«В момент возникновения невесомости почувствовал, что какая-то сила стремительно потянула меня вверх, потащила вверх все мои внутренности. Желудок как будто поднялся в горло и выплеснулся наружу. Это была рвота. Она началась совершенно неожиданно для меня. Все это повторялось при каждом последующем режиме невесомости менее выраженно, но все более неприятно. Силы оставляли меня, я даже не мог сжать пальцы, чтобы держаться за что-нибудь и не летать в невесомости. Тягостные ощущения и рвота возникали сначала только в невесомости, затем и во время перегрузки, а потом сильная тошнота не проходила и в горизонтальном режиме полета и каждое движение головой или глазами вызывало рвоту горечью. В последних режимах невесомости все стало безразличным для меня, и была только одна мысль: “За что такие мучения?” После полета отлежался. Товарищи помогли добраться до дома. Сутки после полета чувствовал себя совершенно больным, лежал в постели, пропал аппетит, тошнило. Еще три дня сохранялась слабость, был плохой аппетит, поташнивало. На пятый день после полета работоспособность стала нормальной».

Еще две выписки из протоколов наблюдений за испытуемым С. (авиационный инженер, кандидат технических наук, мастер спорта СССР и неоднократный рекордсмен страны по горным лыжам, практически здоров. Был уверен, что отлично перенесет невесомость как горнолыжник с прекрасным вестибулярном аппаратом. Хотел проверить себя для участия в орбитальных космических полетах. В последующем он стал академиком АН СССР, главным конструктором космических систем):

«Перед полетом: частота пульса 68 уд. в мин., артериальное давление – 120/60 мм рт. ст., частота дыханий – 18 в мин. В первом и во втором режимах невесомости испытуемый С. находился в салоне для парения. После исчезновения действия силы тяжести усиления двигательной активности у него не отмечено, выражение лица спокойное. В конце первого режима невесомости появились потоотделение, слюнотечение и жалобы на нарастающую тошноту. При переходе к перегрузке, следующей за невесомостью, началась обильная рвота. На второй “горке” невесомости рвота началась с первых ее секунд. В последующих режимах рвота, нарастающая мышечная слабость, обильное потоотделение и слюноотделение, жалобы на мучительное нелокализируемое чувство дискомфорта, чувство слабости, тошноту, болезненные ощущения в животе (в эпигастральной области), головную боль. В пятом режиме невесомости самочувствие и общее состояние испытуемого С. резко ухудшилось, частота пульса 58 уд. в мин., слабого наполнения, артериальное давление – 85/50 мм рт. ст., частота дыханий 24 в мин.

После окончания пятого режима невесомости С. лежал неподвижно, с закрытыми глазами, на вопросы врача испытуемый отвечал адекватно, логично, но замедленно и односложно. Попросил прекратить полет. После выполнения пяти “горок” невесомости полет был преждевременно прекращен.

Спустя два часа после полетов самочувствие испытуемого С. улучшилось, однако до конца дня сохранялись чувство тошноты и мышечная слабость».

«…Испытуемый С. согласился повторно участвовать в полете с созданием невесомости после того, как ему сообщили, что во втором полете у него, возможно, не возникнут неблагоприятные проявления кинетоза благодаря адаптации к условиям полета. Во втором полете (спустя восемь дней после первого) резкое ухудшение самочувствия и показателей общего состояния началось с наступлением невесомости. На первых ее секундах сильная тошнота и рвота. В последующих режимах невесомости – прогрессивное нарастание брадикардии, снижение артериального давления. Вследствие ухудшения состояния здоровья испытуемого С. второй полет, так же как и первый, был преждевременно прекращен после пятого режима невесомости.

Спустя полчаса после полета самочувствие испытуемого С. существенно улучшилось. Однако до конца дня сохранялись чувство дискомфорта, мышечной слабости и тошнота».

Из записи устного отчета испытуемого С. (записанного после настойчивых просьб через месяц после второго его полета с «режимами» невесомости):

«В начале первой “горки”, в тот момент, когда перегрузка сменялась невесомостью, у меня возникла легкая дезориентация, как будто меня слегка встряхнули. Это ощущение длилось меньше секунды. После этого я оказался висящим в воздухе в положении вниз головой. Осмотревшись, увидел, что плыву по воздуху, ничего не касаясь, причем надо мной – потолок кабины самолета, подо мной – мягкие маты, настеленные на полу. Понял, что ощущение положения “вниз головой” – иллюзорное. Оттолкнувшись от потолка, перевернулся и принял положение головой в сторону пола, ногами – к потолку. Чувство положения “вниз головой” сохранялось прежним.

При отталкивании от потолка и повороте возникла тошнота. Это ощущение усиливалось до конца режима невесомости. В тот момент, когда перегрузка, сменившая невесомость, прижала меня к полу, началась рвота… В последующих полетах по параболе самочувствие продолжало ухудшаться… В пятом режиме невесомости неприятное ощущение, сопровождавшее чувство тошноты, стало очень сильным. Попросил закончить эксперименты в невесомости… Во втором полете на невесомость рвота началась на первой “горке” вопреки уверениям врачей. Я понял, что ничего хорошего в невесомости для меня не будет».

Форма иллюзии «перевернутого положения» у испытуемых была различной: у X. она проявлялась в виде ощущения стремительного «подъема вверх», у С. – в виде чувства зависания «вниз головой». Возможно, в числе причин разного проявления этой иллюзии было то, что С., авиационный инженер, имел большой опыт полетов и знал, что находится в летательном аппарате, летящем вперед, а не вверх, тогда как X. не имел такого опыта (подробнее об иллюзиях в невесомости см. главу 2).

Следует отметить, что возникавшее у X. чувство подъема вверх внутренних органов осознавалось им как самостоятельное ощущение, отличное от чувства подъема вверх его тела. Несомненно, чувство подъема внутренностей было связано с перераспределением в невесомости давления содержимого желудка и кишечника на их внутристеночные рецепторы, а также с изменением натяжения внутренними органами брызжеечного аппарата.

У испытуемого X. рвота началась в невесомости внезапно, без предшествовавшей тошноты. Однако это – не «срыгивание», о котором неоднократно писали американские авторы как о вегетативной реакции в невесомости (Gerathewohl, Ward, 1960 и др.), так как в последующем у этого испытуемого возникли еще и многочисленные неблагоприятные симптомы кинетоза, отсутствующие при обычном «срыгивании». Вероятно, интерпретация этого симптома американскими авторами была вызвана попытками испытуемых, которых они наблюдали, скрыть (диссимулировать) ухудшение своего самочувствия, не желая быть «тошнотиками», которых не берут в космонавты. Именно из-за этого феномена мы не брали в наши эксперименты претендентов в космонавты, отбирая в число испытуемых лишь тех, кто был рад и способен подвергаться испытаниям ради новых научных сведений о действии на людей космических факторов.

Испытуемый X., несмотря на более тяжелое течение кинетоза, казался более «терпеливым», чем испытуемый С., к тягостным переживаниям дискомфорта в невесомости, так как в том же полете при невесомости проводились срочные испытания технических устройств, предназначенных для очередного космического полета. А испытуемый С. хотел лишь испытать себя в невесомости как «человека с очень хорошей тренированностью вестибулярного аппарата горнолыжным спортом». Надо заметить, что такое испытание с участием С. было проведено тогда впервые в мире и дало важные сведения для понимания сущности влияния невесомости на людей.

Можно с уверенностью предполагать, что неблагоприятные симптомы кинетоза у испытуемых X. и С. усилились бы, если повторение «горок» продолжалось дольше, чем это было в полетах. Вероятно, действие длительной невесомости в космическом полете также оказалось бы непереносимым для этих испытуемых.

Выше (см. главу 2), рассматривая различные формы актуализации в сознании возникающего при невесомости иллюзорного чувства «тяги вверх» («подъем вверх» либо «вверх ногами»), мы указывали как на одну из возможных причин этого различия на разную (летную и нелетную) профессиональную подготовленность испытуемых. Данные отчетов испытуемых X. и С. подтверждают предположение о значимости профессионального опыта в формировании той или иной концептуальной модели пространства.

Обратим внимание на то, что кинетоз в столь выраженной форме возник в невесомости у опытного горнолыжника С., обладающего отличной пространственной ориентацией в экстремальных условиях горнолыжного спуска и, кроме того, проходившего многолетнюю тренировку стато-кинетической и вестибулярной систем во время занятий спортом. Это свидетельствует о том, что возникновение кинетоза в невесомости (да и не только в невесомости) не зависит от способности человека к ориентации в пространстве и от его «вестибулярной» и «стато-кинетической» тренированности. Напомним, что значительные вегетативные нарушения при длительной невесомости в космических полетах (сильно выраженные у Г.С. Титова и В.В. Терешковой – у них в полетах возникали тошнота, рвота и пр.) были из-за ошибочных критериев отбора и неверной тренировки. Тогда применялись тесты в виде «вестибулярных нагрузок», обнаруживающие лишь кратковременную устойчивость к гравитационным и инерционным стрессорам (качаниям, вращениям). И тренировали будущих космонавтов поначалу на стендах при непродолжительных вестибулярных нагрузках.

В отличие от этого в орбитальных полетах слабые гравиинерционные стрессоры длятся часами, сутками, неделями и дольше. Впервые много суточную устойчивость людей к гравиинерционным стрессорам изучали и тренировали А.К. Грейбил во вращающейся комнате (Graybiel, Clark, Zarriello, 1960 и др.) и мы в более технически совершенной вращающейся квартире (Китаев-Смык, Галле, Гаврилова и др., 1972; Китаев-Смык, Галле, Клочков и др., 1969 и др.).

Итак, тяжелейшие проявления кинетоза в режимах невесомости (это как бы качания на супергигантских качелях) были лишь у двух, описанных выше, из более чем восьмисот людей, наблюдавшихся нами в полетах. При морском укачивании процент людей, страдающих от кинетоза, намного больше. И все же смертных случаев от этой квазиболезни («болезневидного состояния») не отмечалось.