Текст книги "Демонтаж патриархата, или Женщины берут верх. Книга для мужчин"

Часть четвертая

Женщины востока приходят во власть

Когда в большой компании мужчины начинают увлеченно говорить о политике, они просто желают произвести впечатление на присутствующих женщин. Как только мужчины остаются одни, они тут же перестают говорить о высоких материях.

Зато есть женщины, которые не только постоянно говорят о политике, но, можно сказать, живут политикой. Женщины, которые решаются всерьез заняться большой политикой, производят сильное впечатление. Особенно на Востоке. Особенно когда речь идет о красивой женщине и многодетной матери.

Вождь китайской революции Мао Цзэдун льстил китаянкам, когда говорил:

– На женщинах держится половина неба.

В реальности в Китае немногие женщины были вознесены на высшие посты после революции. Тут действуют традиционные модели. В Китае и в Индии, в некоторых сельскохозяйственных странах Азии радуются только рождению мальчиков – работников, будущих кормильцев. Девочки же воспринимаются как обуза.

У Дукни Деви карие глаза, она носит элегантное сари, и у нее очень нужная в Индии профессия – она акушерка. Если родится мальчик, счастливые родители платят ей пятьдесят рупий, если девочка – двадцать пять. Но если она сразу же убивает девочку, то получает свои пятьдесят. В месяц акушерка в среднем принимает роды у шести женщин. Обычно половина рожает девочек, иногда родители просят сразу убить новорожденную.

Деви предпочитает быстрые и чистые методы. Обычно она душит девочку лентой, или дает ей яд, или ломает ей позвоночник, или опускает головой в тазик с водой. Затем она заворачивает тельце в какую-нибудь старую одежду и выносит из дома, укрыв под сари. Она бросает трупик или в реку, или в заросли кустарника, зная, что туда быстро сбегутся дикие звери.

По мнению акушерки, убийство младенца даже по– своему милосердно, потому что жизнь девочки в бедных северных штатах все равно будет ужасна. Она никому не нужна, даже собственным родителям. Если девочка заболеет, семья никогда не станет тратиться на лекарства.

В бедных районах Индии девочки – обуза для семьи, потому что очень дорого выдать их замуж. Давать им образование тоже считается бессмысленным капиталовложением, потому что девочка уходит в семью мужа. Семья невесты должна приобрести приданое и устроить свадебное угощение для гостей и родственников жениха.

С конца XX века убийство новорожденных девочек приобрело все большие масштабы, потому что приданое дорожает и дорожает. Раньше только богатые семьи что– то давали жениху своей дочери, теперь это вынуждены делать все индийские семьи. Естественно, что все хотят получать, а не давать, выходит, что значительно выгоднее рожать сыновей, а не дочерей. Дочери рассматриваются лишь как тяжкое финансовое бремя, многим семьям оно не под силу.

Чаще всего девочек убивали в бедных северных штатах, которые в определенном смысле еще не вышли из средневековья. Здесь будущие матери готовы на все, лишь бы родить мальчика.

Многие акушерки, которые этим занимаются, принадлежат к касте неприкасаемых и не имеют права отказаться, если им что-то приказывает представитель высшей касты. Теперь некоторые акушерки сравнительно откровенно рассказывают журналистам и сотрудникам международных фондов о том, чем им приходится заниматься.

Дукни Деви работает акушеркой пятнадцать лет. Она говорит, что, когда пыталась отказываться убивать младенца, ее просто били до тех пор, пока она не соглашалась:

– У женщины уже было пять дочерей и ни одного сына. Когда я приняла роды и сообщила им, что опять девочка, ее муж пришел в неистовство. Он сказал, что не может позволить себе иметь шесть девочек, и приказал мне убить новорожденную.

Акушерка отказывалась, но отец стал ей угрожать:

– Он запер меня в комнате и сказал, что не выпустит, пока я ее не убью. Я задушила малышку веревкой, которую принесли другие девочки. Мать плакала и молилась.

Затем акушерке приказали избавиться от тела:

– Они сказали, что я принадлежу к касте неприкасаемых и должна поэтому делать то, что мне приказывают. Я бросила тельце в реку…

В некоторых индийских штатах не налажена регистрация рождений и смертей, поэтому нельзя определить, сколько детей убито.

Китайские руководители ввели в действие самую жесткую демографическую политику в мире. Они разрешили иметь только одного ребенка в семье. За второго родителей бьют по карману, лишают пособий и медицинской помощи. Исключения сделали только для представителей национальных меньшинств и сельских жителей.

Ограничение рождаемости привело к неожиданному результату. Горожане уже свыклись с тем, что в семье один ребенок. Но, если можно иметь одного ребенка, пусть это будет мальчик! Абсолютное большинство предпочитает мальчиков – это будущий кормилец. Беременные женщины просят врачей с помощью ультразвукового исследования определить пол будущего ребенка и делают аборт, если выясняется, что ждут девочку. В результате на 100 девочек рождаются 118 мальчиков. В развитых странах соотношение другое: на 100 девочек 107 мальчиков. Юношам просто не хватит невест. Появится поколение холостяков…

В Китае запретили ультразвуковое исследование плода с целью определения пола будущего ребенка, но врачи делают обследование нелегально.

Процент появляющихся на свет девочек в этих странах постоянно падает. Если эта тенденция не изменится, то в 2050 году на тысячу мальчиков появятся всего 672 девочки. В Китае уже сейчас в провинции женихам не так просто найти невесту.

Индийские врачи, которым запретили определять пол будущего ребенка, утверждают, что уж лучше сделать аборт, чем потом убивать новорожденную. Но обращение к врачу и аборт в любом случае – привилегия богатых. У бедных на это денег нет. Они, родив девочку, дают ей яд или же просто бросают где-нибудь умирать.

«Потратьте пятьсот рупий, чтобы сэкономить пятьсот тысяч» – рекламируют свои услуги врачи, которые определяют пол будущего ребенка. Пятьсот рупий – цена ультразвукового исследования. Поскольку индийцы не хотят девочек, они предпочитают заранее узнать, кто может родиться, и сделать аборт. Парламент принял закон, запрещающий врачам определять пол будущего ребенка. Такого рода анализы возможны только для того, чтобы выявить хромосомные аномалии и иные серьезные заболевания. Наказание – тюремное заключение и штраф.

Это попытка восстановить нарушенное в последние десятилетия демографическое равновесие: на свет появляется значительно больше мальчиков, чем девочек. Число новорожденных девочек внезапно упало.

Ни воля Божья, ни природа к этому отношения не имеют.

Престарелые родители не имеют права рассчитывать на помощь со стороны своей дочери, вышедшей замуж. Тот, кто думает о старости, стремится иметь мальчиков, которые не только принесут в семью приданое невесты, но и позаботятся о немощных стариках. Избавление от нежелательных новорожденных имеет долгую историю.

Развитие медицины, которая позволяет заранее выяснить, кто родится, оживило эту страшную традицию в городах. Индийский парламент требует закрыть все консультации, занимающиеся выяснением пола ожидаемого ребенка. Врачам запрещено говорить родителям, кто у них родится.

Единственный мужчина в правительстве. Голда Меир

Женщины-политики охотно позволяют мужчинам проявить особое внимание, галантность и снисходительность к их маленьким слабостям. Она же не любила, когда ей напоминали о том, что она женщина.

Один журналист спросил ее:

– Каково женщине быть премьер-министром?

Она ответила пренебрежительно:

– Не знаю, никогда не была премьер-министром – мужчиной.

Премьер-министр Израиля всегда носила одежду темных тонов – платье или жакет, подобранная со вкусом булавка, маленькие часы, пальцы в пятнах от никотина (она курила крепкие сигареты без фильтра), мужской подбородок и серьезный взгляд, иногда смягчавшийся теплой улыбкой. Она никогда не требовала к себе снисхождения, привилегий и вообще не рассчитывала на особое отношение только потому, что она женщина.

«Разумеется, – говорила Голда Меир, – следует признавать равенство мужчин и женщин, но не надо женщинам стараться быть лучше всех и поминутно творить чудеса. Говорят, будто наш первый премьер-министр Бен– Гурион сказал когда-то, что я – «единственный мужчина» в его правительстве.

Забавно, что это считается величайшим комплиментом, который можно сделать женщине. Сомневаюсь, чтобы какой-нибудь мужчина почувствовал себя польщенным, если бы я сказала о нем, что он единственная женщина в правительстве».

Она рано вышла замуж – по любви, родила двоих детей и воспитала их, но семейная жизнь быстро развалилась:

«Я вечно спешила – на работу, домой, на митинг, на урок музыки с сыном, к врачу с дочкой, в магазин, к плите, опять на работу и опять домой. Чтобы приготовить детям обед, я вставала по ночам. Я чинила их одежду. Я ходила с ними на концерты и в кино. Гордились ли они мною? Мне хочется думать, что да. Но я не уверена, что гордость за мать возмещает ее частые отлучки».

Они с мужем не развелись, но и жить вместе не смогли. Мужа она никогда ни в чем не винила, понимала, что другая женщина на ее месте была бы счастлива с таким милым и симпатичным человеком. Но она появилась на свет с душой воина и борца. Когда ей приходилось выбирать между семьей и делом, она выбирала дело:

«Когда я была в поездке – в одной из бесчисленных поездок, – я получила телеграмму о смерти Мориса. Я немедленно вылетела на похороны и всю дорогу думала, какую жизнь мы бы прожили вместе, если бы я не была такая, какая есть.

Над его могилой я поняла, какую тяжкую цену я заплатила – и заставила заплатить Мориса – за все, что совершила в эти годы».

Ее политическая карьера начиналась, когда ей поручили отправиться в Москву. 7 сентября 1948 года первый заместитель главы правительства и министр иностранных дел Вячеслав Михайлович Молотов весьма любезно принял первого посланника Израиля в Советском Союзе – Голду Мейерсон. Его помощник и переводчик Олег Александрович Трояновский записал доброжелательные слова советского министра:

– Я думаю, что начало у Государства Израиль хорошее, имеется база для создания крепкого государства.

Израиль появился на свет благодаря Советскому Союзу. В те годы у сионистов не было лучшего друга, чем Сталин. В Организации Объединенных Наций советские дипломаты сражались рука об руку с сионистами, доказывая право евреев на свое государство в Палестине.

Сталин имел в ООН не один голос, а три – Советского Союза, Украины и Белоруссии. Кроме того, Чехословакия и Польша голосовали так, как велела Москва. Пять сталинских голосов имели решающее значение. Если бы Сталин проголосовал против, Израиль бы не появился.

Первыми Израиль признали Соединенные Штаты. Это произошло через десять минут после провозглашения еврейского государства 14 мая 1948 года. Но американцы признали Израиль де-факто, это предполагало более низкий уровень дипломатических отношений. А Советский Союз первым признал еврейское государство в полном объеме, де-юре, поэтому советского посла восторженно встречали в Израиле.

Израильскую миссию в Москве возглавила видный деятель еврейского рабочего движения в Палестине Голда Мейерсон.

Все израильские руководители переиначили свои фамилии на ивритский лад. Они брали новые имена, состоящие из двух слогов с ударением на последнем. И Голда Мейерсон стала Голдой Меир. Это был символический акт, возвращение к библейским именам. Сионисты хотели забыть долгую жизнь в изгнании.

Прежде чем дать согласие на ее приезд в Москву, первый заместитель министра иностранных дел Андрей Януарьевич Вышинский отправил запрос министру госбезопасности генерал-полковнику Виктору Семеновичу Абакумову: «Не имеется ли каких-либо препятствий к допуску ее в СССР». Чекисты не возражали.

Помощница велела ей серьезно подготовиться к поездке в Москву:

«Там, куда вы едете, очень холодно, и зимой там носят шубы. Вам понадобится несколько вечерних платьев, и еще купите себе всякие шерстяные вещи, ночные рубашки, чулки, белье. И еще – пару хороших зимних ботинок».

Голда Меир прилетела в Москву 3 сентября 1948 года, в день, когда хоронили члена политбюро и секретаря ЦК Андрея Александровича Жданова. Дурное предзнаменование. Ее машина проехала мимо грандиозного траурного шествия.

Разместились израильские дипломаты в гостинице «Метрополь». Делегацию поразила московская дороговизна. Решили кормиться сами:

«Мы купили электроплитки. Посуду и ножи с вилками пришлось одолжить в гостинице – купить это в послевоенной Москве было невозможно. Раза два в неделю мы ходили на базар за продуктами. Холодильников не было. Масло, яйца и сыр мы держали между двойными рамами окон, чтобы не испортились».

Многое в Москве показалось израильским дипломатам странным и удивительным. Они, как и многие другие молодые сионисты, искренне верили в социалистические идеалы и не понимали, почему советский социализм не имеет ничего общего с этими идеалами.

«Я была очарована вежливостью, искренностью и теплотой простых русских людей, – вспоминала Голда Меир, – хотя меня, социалистку, поражало то, что я наблюдала в этом так называемом бесклассовом обществе. Я не верила своим глазам, когда видела, как в сильный мороз пожилые плохо одетые женщины роют канавы и подметают улицы, в то время как другие, в мехах и на высоких каблучках, усаживаются в огромные сверкающие автомобили».

Израильских дипломатов встретили в Москве как друзей и союзников. Военный атташе полковник Иоханан Ратнер отправил телеграмму премьер-министру Давиду Бен-Гуриону:

«Сегодня я полтора часа беседовал с генералом армии Антоновым, заменяющим в настоящее время маршала Василевского. Такого рода беседы – совершенно необычное дело для уровня военных атташе, меня просили ничего о ней не сообщать своим коллегам из других стран. Поэтому необходима полная секретность.

Встал вопрос о помощи нам. Обсуждены следующие вопросы: подготовка командного состава, поставки оружия из немецких трофеев, способ отправки – воздухом или морем».

Генерал армии Алексей Иннокентьевич Антонов занимал пост первого заместителя начальника генерального штаба и во время Великой Отечественной пользовался особым авторитетом у Сталина. Его беседа с иностранным военным атташе была событием экстраординарным. Оно свидетельствовало о том, что Сталин продолжал проводить свою линию на Ближнем Востоке. Еврейское государство получало военную помощь как форпост в борьбе против западных империалистов и арабских реакционеров.

Голда Меир побывала у заместителя министра иностранных дел Федора Тарасовича Гусева. Она выразила надежду, что на предстоящей сессии Генеральной Ассамблеи ООН советская делегация, как и прежде, займет благоприятную для Израиля позицию.

– Позиция Советского Союза в отношении Государства Израиль, – ответил Гусев, – хорошо известна в Организации Объединенных Наций. Наша страна понимает те трудности, которые приходится переживать молодому Государству Израиль, и можно полагать, что оно сумеет преодолеть эти трудности.

Вернувшись из Парижа с сессии Генеральной Ассамблеи, министр иностранных дел Израиля Моше Шерток подтвердил в докладе своему правительству:

«Советский Союз твердо нас поддерживает.

По большинству вопросов у нас очень хорошие взаимоотношения с СССР. Русские хотят во всех подробностях представить себе нашу позицию… В Совете Безопасности русские работают не просто как наши союзники, а как наши эмиссары. Они берут на себя любую задачу».

После ноябрьских праздников Голда Меир телеграфировала в министерство иностранных дел отчет о беседе с Молотовым:

«Мы с семьями присутствовали на параде, который явился великолепной демонстрацией силы, а вечером дома у Молотова почувствовали особую теплоту. Молотов предложил мне рюмку водки. Я похвалила парад и сказала:

– Если бы только у нас были некоторые из вооружений, которые были на параде.

Молотов заметил:

– Вы будете их иметь. Даже мы начинали с малого».

Обнадеженные военной и политической поддержкой израильские дипломаты совершенно не понимали реальных мотивов сталинской политики. В Министерстве иностранных дел Голда Меир завела речь на тему, крайне болезненную для советских чиновников.

«Мейерсон, – записывал после беседы заместитель министра Валериан Александрович Зорин, – заявила, что еврейская проблема может быть решена коренным образом лишь путем широкой иммиграции евреев в Государство Израиль.

Я заметил в связи с этим, что иммиграция сама по себе не может, на мой взгляд, решить эту проблему, поскольку многие евреи не поедут в Палестину, а будут продолжать жить в других странах. Я добавил, что в СССР, в социалистическом государстве, навсегда покончено с национальным гнетом и неравноправным положением евреев…»

Писатель Илья Григорьевич Эренбург пытался объяснить израильским дипломатам: не следует говорить об эмиграции советских евреев, это вызовет резкое противодействие со стороны властей и всем будет плохо.

Израильские дипломаты не понимали Эренбурга, потому что и к ним самим, и к государству, которое они представляли в Москве, власть тогда относилась исключительно доброжелательно.

Праздновать еврейский Новый год израильские дипломаты отправились в московскую хоральную синагогу. И здесь произошло то, что так сильно не понравилось Сталину. Увидеть израильских дипломатов пришло огромное количество евреев. Лишь немногие из них хотели в ту пору сами уехать в Палестину, но факт создания еврейского государства после тысячелетий изгнания казался фантастикой. И они считали, что их эмоции соответствуют политике Советского государства, поддержавшего Израиль. Можно сказать, они попались в ловушку официальной пропаганды, выражавшей симпатии Израилю.

Голда Меир была потрясена:

«Обычно по праздникам в синагогу приходили примерно сто-двести человек – тут же нас ожидала огромная толпа. Они обступили меня, чуть не раздавили, чуть не подняли на руках…

Я была для них символом еврейского государства. А я не могла ни говорить, ни улыбнуться, ни даже помахать рукой. Я сидела неподвижно, как каменная, под тысячами устремленных на меня взглядов…

Служба закончилась, и я поднялась, чтобы уйти, – но двигаться мне было трудно. Такой океан любви обрушился на меня, что мне стало трудно дышать: думаю, что я была на грани обморока. Люди протягивали руки и говорили «наша Голда» и плакали».

Советские евреи были воодушевлены созданием Израиля и искренне хотели ему помочь. Вот это и не понравилось Сталину. Он считал, что Израиль предназначен для евреев из других стран, для евреев, лишенных социалистической родины. Советский человек в Израиль не поедет. А если евреи позволяют себе выражать симпатии другому государству, значит, они ненадежны и опасны. Внутренний враг…

Произраильская линия во внешней политике сопровождалась нарастанием антисемитизма внутри страны. Израильским дипломатам в Москве не позволялось устанавливать отношения с советскими евреями.

Голда Меир пробыла послом всего семь месяцев. Сталинская Москва оставила у нее печальные воспоминания:

«Холодное царство всеобщей подозрительности, враждебности и молчания. Явное социальное неравенство, всеобщий страх, изоляция, в которой пребывал дипломатический корпус, – все это угнетало меня неимоверно».

Голда Меир родилась в Киеве, до революции, ее дед тридцать лет прослужил в царской армии, ее отец был столяром. Детские воспоминания не были радостными. Семья нищенствовала, голодала, пятеро из восьми детей умерли маленькими:

«Ясно помню разговоры о погроме, который вот-вот должен обрушиться на нас. Я тогда не знала, что такое погром, но мне уже было известно, что это как-то связано с тем, что мы евреи, и с тем, что толпа подонков с ножами и палками ходит по городу и кричит: «Христа распяли!»

Ребенком ее увезли в Соединенные Штаты, поэтому по-русски она не говорила. Зато свободно говорила по– английски и восхищалась Америкой. Семья прожила в городе Милуоки всего месяца три, когда в городе был устроен парад по случаю дня труда.

«Моя сестра, – рассказывала Голда Меир, – увидела двигавшихся во главе шествия конных полицейских. Она страшно испугалась:

– Казаки! Это казаки!

Она так разрыдалась, что ее пришлось отвести домой. А для меня этот парад – толпы на улицах, медь оркестров, запах жареной кукурузы и сосисок – стал символом американской свободы. Конная полиция не разгоняла и не давила демонстрацию, как в России, а охраняла ее».

Америка ей нравилась, но не настолько, чтобы остаться. Она увлеклась идеями сионизма и мечтала уехать в Палестину.

Отец предупреждал ее:

– Не стоит быть слишком умной. Мужчины не любят умных девушек.

Но ум не помешал ей выйти замуж за Мориса Мейерсона. Он был противником сионизма. Но ради жены согласился переехать в Палестину, которая тогда мало напоминала благословенную землю, описанную в Библии. Это было пустынное и унылое место. Еврейские переселенцы гибли от малярии и голода, отчаявшиеся уезжали. Оставались самые упорные. Работа была крестьянская, но переселенцы радовались этому: они считали, что евреи должны вернуться к исконному делу – возделыванию земли.

Наделенная от природы сильной волей и железным здоровьем, Голда выдерживала каторжный труд и спартанские условия жизни в сельскохозяйственном поселении – кибуце. Здесь все работают на равных. Здесь все едят вместе и детей воспитывают сообща:

«А Морис заболел. Климат, малярия, пища, тяжелая работа в поле… Потом я часто спрашивала себя – а не приспособился бы Морис к кибуцу и физически, и эмоционально, если бы я была внимательнее, проводила с ним больше времени. Но мне в голову не приходило, что я обделяю мужа, когда готовлю для ребят, вернувшихся с дежурства, или учусь на курсах птицеводов».

Темперамент, энергия и целеустремленность Голды привели ее в политику, а ее муж желал самой обычной семейной жизни:

«Я поняла, что мое замужество оказалось неудачей. Я горько сожалею о том, что хотя мы с Морисом и остались супругами и любили друг друга до самой его смерти, мне все-таки не удалось сделать наш брак удачным.

Трагедия была не в том, что Морис меня не понимал, – напротив, он слишком хорошо меня понимал и знал, что не может ни создать меня заново, ни переделать. Я оставалась сама собой, а из-за этого у него не могло быть такой жены, в которой он нуждался».

ООН поделила Палестину на еврейскую и арабскую части. Но палестинским арабам соседние арабские страны даже не дали шанса создать свое государство. Египет и Иордания поделили эти территории между собой. Арабам, которые оказались на территории Израиля, настоятельно рекомендовали уехать: когда сбросим евреев в море, вернетесь. Так началась трагедия палестинских беженцев.

«В апреле 1948 года, – вспоминала Голда Меир, – я стояла на хайфском побережье и буквально умоляла арабов Хайфы не уезжать. Никогда этого не забуду. Мы говорили:

– Не убегайте! Вы этим навлечете на себя бедность и унижение. Оставайтесь в вашем и нашем городе!

Арабы бежали, потому что их руководство убеждало их, что это самое умное. Бежали, потому что до смерти боялись, как бы их не сочли изменниками «арабского дела».

Это действительно была трагедия. Арабам, оставшимся в Израиле, жилось легче, чем тем, кто уехал».

Она искренне верила, что евреи и арабы могут жить в одном государстве. Глава правительства Давид Бен-Гурион полагал, что палестинские арабы – это потомки древних евреев, вынужденных когда-то перейти в ислам:

– Нет никаких сомнений в том, что в их жилах течет много еврейской крови, крови тех евреев, которые в трудные времена предпочли отказаться от своей веры, лишь бы сохранить свою землю.

Вернувшись из Москвы, в 1949 году она стала министром труда. Она должна была найти кров и работу для сотен тысяч иммигрантов, прибывавших в еврейское государство.

Став затем министром иностранных дел, Голда Меир много раз предпринимала попытки начать разговор с арабскими дипломатами:

«Я часто бывала в здании Организации Объединенных Наций, и не было случая, чтобы я не попыталась завязать контакты с арабами – и, увы, не было случая, когда бы мне это удалось. Увидев издали египетского президента Насера, я подумала: а что будет, если я просто у нему подойду и начну разговаривать? Он был окружен телохранителями, да и у меня были телохранители, так что ничего бы из этого не получилось. Завидев израильтянина, арабский дипломат немедленно выходил из комнаты».

Бесплодные попытки договориться ожесточили ее. К тем, кто нападал на Израиль, она не питала жалости. Она исходила из того, что Израиль может и должен полагаться только на себя и на свою военную силу.

Больше всего она боялась проявить слабость, уверенная в том, что это смертельно опасно для еврейского государства. Один раз не ответишь ударом на удар – и шакалы разорвут тебя на части. Соседние арабские государства не могли уничтожить Израиль с помощью военной силы, они вооружали боевые группы террористов, которые брали в заложники мирных граждан, захватывали школы и пассажирские автобусы.

Голда Меир всегда отказывалась исполнять требования террористов:

– Если мы один раз это сделаем, ни один израильтянин в мире не будет чувствовать себя в безопасности.

Она твердо считала, что уступки террористам только порождают новый террор:

«После каждого злодеяния я получала потоки соболезнований. Тем не менее считается, что мы должны прийти к соглашению с убийцами, как это сделали другие государства, и позволить фанатикам-самоубийцам шантажировать нас и поставить нас на колени».

Она возглавляла правительство, когда в сентябре 1972 года палестинские террористы взяли в заложники израильских спортсменов, которые участвовали в мюнхенской Олимпиаде. Западногерманские власти действовали настолько неумело, что позволили террористам убить всех заложников. Арестованных террористов выпустили из тюрьмы, когда другая боевая группа захватила западногерманский самолет.

Для Израиля освобождение террористов было ударом. Голда Меир с нескрываемой горечью говорила:

– Похоже, в мире за решеткой уже не осталось ни одного террориста. Всех отпустили. Все капитулировали перед ними. Все, кроме нас.

В роли министра иностранных дел ей сложнее всего было иметь дело с немецкими дипломатами, она не могла забыть гибели евреев от рук фашистов. Она отказывалась говорить по-немецки, хотя учила язык в американской школе. Когда принималось решение об установлении дипломатических отношений с Федеративной Республикой Германия, ей пришлось пережить, как она сама выразилась, «тяжелую внутреннюю борьбу сердца и ума». Знавшие ее люди говорили, что она была цельной натурой и потому ей трудно давались внутренние компромиссы.

Ее непреклонность и язвительность сочетались с теплотой и сердечностью. Но в политике она знала только две краски – черную или белую. Если человек ей нравился, она его поддерживала, прощая любые ошибки и неудачи. Если ей кто-то не нравился, она не успокаивалась до тех пор, пока он не исчезал из ее поля зрения. Ее сотрудники делились на два лагеря: почитатели ею восторгались, несогласные считали ее амбициозной и мстительной.

Голда Меир предпочитала высказываться прямо и откровенно. Она обладала даром видеть мир в черно-белом свете, без всяких там полутонов, которые только мешают политику принимать быстрые и решительные меры. Выступая в кнессете, Голда Меир сказала:

– У нас нет иного выбора, кроме как наносить удары по террористическим организациям повсюду, где мы сможем их обнаружить. Это наш долг перед нами самими и перед миром. И мы исполним свой долг.

И тогда она приказала своим спецслужбам найти и уничтожить всех террористов, которые убили безоружных спортсменов на Олимпиаде в Мюнхене.

Сомнения редко посещали Голду Меир. Она отличалась редкой способностью быть абсолютно уверенной в собственной правоте и внушать эту уверенность другим. К тому же она обладала завидной работоспособностью (в ее-то возрасте), умением мгновенно схватывать суть дела и принимать неожиданные решения, не боясь ответственности.

Полемизировать с ней было трудно, политический спор она мгновенно переносила на личную почву. Всякий несогласный с ней начинал чувствовать, что выступает против нее лично, а этого многим хотелось избежать. Она не пыталась опровергнуть мнения, противоречившие ее точке зрения. Она просто поражалась тому, что другое мнение, отличное от ее, вообще может существовать. Она не была выдающимся оратором, но ее убежденность производила сильное впечатление на слушателей.

Она сумела изменить отношение к Израилю американских политиков, которые с подозрением относились к еврейскому государству. Соединенные Штаты отказывались продавать Израилю оружие и предпочитали поддерживать тесные отношения с богатыми нефтью арабскими странами.

В декабре 1962 года она приехала в Палм-Бич (штат Флорида), где ее принял президент Джон Кеннеди. Они проговорили больше часа.

– Соединенные Штаты, – твердо сказал Кеннеди, – будут поддерживать с Израилем особые отношения.

Он взял Голду Меир за руку и добавил:

– Не беспокойтесь. С Израилем ничего не случится.

В 1965 году она покинула министерский пост, намереваясь отдохнуть от бурной политической деятельности. Она сказала, что намерена пожить спокойной жизнью счастливой бабушки:

«Я осталась депутатом кнессета и членом ЦК партии. Но впервые за долгие годы я могла сама ходить за покупками, ездить в автобусе, не думая о том, что в любую погоду меня ожидает шофер. Я готовила, я гладила, я убирала – и все это с огромным удовольствием.

Я ушла в отставку вовремя, раньше, чем кто-нибудь мог бы сказать: «Господи, когда же эта старуха поймет, что ей пора уходить».

Но она явно поспешила уходить в отставку. Ее действия почти всегда соответствовали настроениям и чувствам израильтян. Они иногда иронически относились к Голде Меир, но не могли не признавать ее политического чутья и искренности. Даже когда у нее были сильные противники, она не смущалась:

– Никакая кампания против меня не может мне повредить. Когда я еду, дети, как и прежде, машут мне. Ни один солдат не отказался проехать со мной в машине. Мне не на что обижаться…

До Шестидневной войны 1967 года Иерусалим был разделен, как и Берлин, на две части. Восточную часть Иерусалима присоединила к себе Иордания. Верующим евреям был закрыт доступ к Стене Плача – это единственная уцелевшая часть разрушенного римлянами второго Храма, самая почитаемая иудейская святыня.

«На третий день войны, – вспоминала Голда Меир, – пронеслась весть, что наши солдаты освободили Старый город и Стена плача опять в наших руках. Я подошла к стене вместе с группой солдат. Наши десантники приникли к стене так тесно, что, казалось, их невозможно от нее отделить. Они только что вышли из боя, где погибли их товарищи.