Текст книги "Демонтаж патриархата, или Женщины берут верх. Книга для мужчин"

Я взяла листок бумаги, написала на нем слово «мир» и сунула между камней. Один из солдат неожиданно обнял меня, положил голову на плечо, и мы плакали вместе. Наверное, ему нужна была передышка, а для меня это была одна из трогательных минут моей жизни».

Через полгода после Шестидневной войны, в феврале 1968 года, скоропостижно скончался премьер-министр Леви Эшкол. На его место единодушно избрали Голду Меир:

«Я помню, что у меня по щекам текли слезы, что я закрыла лицо руками, когда голосование закончилось. Я не думала о должностях, когда ехала в Палестину. Я собиралась трудиться в киббуце и участвовать в рабочем движении… Ну что ж, стала премьер-министром – и стала, точно так же, как наш молочник во время войны стал командиром заставы на сирийской границе. Ни ему, ни мне особого удовольствия эта работа не доставляла; и он, и я старались выполнить ее как можно лучше».

Самые сложные вопросы она предпочитала обсуждать в неформальной обстановке. Став премьер-министром, она разрешила курить во время заседаний правительства, чтобы сделать их как можно менее казенными.

В свободное время возилась в садике у себя дома. Вечером сама готовила ужин и охотно кормила гостей. В просторной гостиной на бульваре Бен-Маймон в Иерусалиме Голда Меир любила собирать ближний круг своих советников, угощала чаем и кофе и заставляла решать самые важные проблемы. Иногда посиделки затягивались далеко за полночь. На этих встречах обсуждались вопросы, которые ставились на заседаниях правительства, созываемых каждое воскресенье.

Эта привычка беседовать в приватной обстановке осталась у нее еще с тех пор, когда она была министром иностранных дел. После официального приема или обеда она оставляла у себя в служебной квартире на улице лорда Бальфура близких друзей и угощала их кофе.

Став главой правительства, она прежде всего велела немедленно сообщать ей о всех боевых столкновениях – даже ночью.

– Не хочешь же ты, чтобы я тебе звонил в три часа ночи? – ужаснулся ее помощник по военным делам. – Ты же все равно ничего не сможешь сделать, если будут потери.

«Но я знала, что не смогу спать спокойно, если в эту минуту будут умирать наши солдаты, – призналась Голда Меир. – Когда новости были плохие, я уже не могла заснуть. Видя свет в окне, один из телохранителей обыкновенно заходил, чтобы убедиться, что все в порядке. Я заваривала нам чай, и мы рассуждали о том, что происходит на Суэцком канале или севере».

При всем своем политическом чутье Голда Меир совершила непоправимую ошибку. В октябре 1973 года она не смогла распознать признаки приближающейся войны, которая едва не закончилась для Израиля катастрофой. Она считала Израиль с военной точки зрения неуязвимым.

Рассуждала так: арабские армии обречены на поражение, они знают об этом, следовательно, войны быть не может. И ошиблась.

В 1973 году военная разведка загодя знала детали военных планов Египта и Сирии, но до последнего момента пребывала в эйфорической уверенности, что войны не будет. Военные все еще были упоены победой 1967 года и не верили, что египтяне на что-нибудь способны.

А ведь король Иордании Хусейн, сев в вертолет, за десять дней до войны тайно прилетел в Иерусалим и сказал Голде Меир, что сирийская армия вот уже два дня как приведена в боевую готовность. Это может означать только подготовку к новой войне. Они разговаривали на секретном объекте, принадлежавшем израильской разведке Моссад. Голда Меир не поверила иорданскому королю.

Египетские и арабские войска нанесли удар по Израилю в Судный день. Это священный день еврейского календаря. Верующие постятся и проводят день в молитвах и покаянии, раскаиваясь в грехах, которые они совершили. Не выходят газеты, не работают телевидение, радио и транспорт. Закрываются все учреждения, школы, магазины и рестораны. Солдат отпускают в увольнение, чтобы они могли провести этот день вместе с семьей.

Накануне, в пятницу, 5 октября израильская разведка получила сообщение, что семьи русских советников в Сирии спешно собираются и покидают страну. Что за спешка? Почему их эвакуируют?

6 октября рано утром начальник генерального штаба предложил нанести превентивный удар по Египту и Сирии.

– Я против, – ответила Голда Меир. – Никто не знает, что готовит нам будущее, но, возможно, нам понадобится помощь. А если мы нанесем первый удар, то никто нам ничего не даст. Я бы очень хотела сказать «да», потому что понимаю, что это означало бы для нас, но с тяжелым сердцем я вынуждена сказать «нет».

А через несколько часов египетские и сирийские войска одновременно нанесли удар по Израилю.

Сначала казалось, что наступающие армии будут быстро разгромлены: нужно только время провести мобилизацию и развернуть силы. Но Сирия и Египет хорошо подготовились. Египетские войска форсировали Суэцкий канал, закрепились на восточном берегу и стали накапливать силы для продолжения наступления. Израиль потерял много самолетов из-за точного попадания советских зенитных ракет и не смог помешать египтянам переправиться через Суэцкий канал.

Наступил момент, когда израильтянам казалось, что война проиграна. Египтяне успешно наступали. Сирийские войска вот-вот могли захватить северный Израиль. Еврейское государство не просто потерпело бы поражение. Оно было бы уничтожено.

8 октября министр обороны Моше Даян, не склонный к сентиментальности, в отчаянии сказал главе правительства:

– Я не уверен, что мы сможем продержаться. Это конец.

«Я не могла плакать, – вспоминала Голда Меир. – Я закрыла глаза и минуту просидела неподвижно. Если бы я за эти годы не научилась быть сильной, я бы рассыпалась. Но я выдержала».

Считается, что Израиль давно располагает ядерным оружием. Во время визита в Соединенные Штаты журналисты ее спрашивали:

– Применит ли Израиль ядерное оружие, если его существование будет под угрозой?

Голда Меир ушла от прямого ответа:

– По моему мнению, мы не так плохо управляемся и обычным оружием.

Говорят, что в тот день, после разговора с министром обороны Моше Даяном, она приказала собрать ядерное оружие и подготовить его к бою. Боеголовки уже были установлены на ракетах «Иерихон-1». Но тут совершилось чудо. Военное счастье вновь улыбнулось Израилю.

8 октября сирийские танковые колонны были остановлены на Голанских высотах. Израильские войска перешли в контрнаступление. Сирийским командирам не хватало стойкости, они легко поддавались панике и бросали свои части. Когда боевые действия прекратились, до Дамаска израильским войскам оставалось всего тридцать пять километров.

Иссяк и наступательный порыв египетской армии. 14 октября на Синайском полуострове произошло крупнейшее после Второй мировой войны танковое сражение. Танкисты генерала Ариэля Шарона противостояли наступавшим бронетанковым частям египетской армии. Египтяне потеряли более четырехсот машин, Шарон – сорок, в десять раз меньше. С Синайского полуострова главе правительства позвонил начальник генерального штаба:

– Голда, все будет в порядке. Мы – опять мы, и они – опять они.

Но окончательный военный успех ничего не значил для родителей, чьи сыновья погибли на поле боя или попали в плен.

«Бывали дни, когда я еле заставляла себя встретиться с родителями попавших в плен солдат. Мне нечего было им сказать. Египтяне и сирийцы отказывались дать Красному кресту списки пленных израильтян через много месяцев после прекращения огня.

Много есть такого, чего я лично никогда не прощу египтянам и сирийцам, но прежде всего вот этого: так долго, из чистой злобы, они придерживали информацию, играя на горе родителей».

Голда Меир расплатилась своей карьерой за трагедию октябрьской войны 1973 года. Как и министр обороны знаменитый Моше Даян, которым прежде восхищались. Им не простили потерь в войне:

«Я видела, как Даяна трясло, когда он приходил с похорон, где матери толкали к нему своих детей, крича: «Ты убил их отца!», где люди, шедшие за гробом, грозили ему кулаком и обзывали его убийцей».

Поразительным образом именно октябрьская война подтолкнула главных противников – Египет и Израиль – к заключению мира. Но переговоры с Египтом начались только после того, как Голда Меир ушла в отставку. Она не могла преодолеть себя. Умом она давно поняла, что Израилю придется уступить часть территорий арабским государствам, готовым подписать мирный договор. Но сама она не могла пойти на это.

Когда государственный секретарь Соединенных Штатов Генри Киссинджер заговорил о том, что формула «мир в обмен на территории» вполне разумна, Голда Меир мрачно ответила ему:

– Как я пойду к людям и объясню им все это? Неужели я должна им сказать: была война, затем другая война, мы потеряли много людей раненными и убитыми, но это ничего не значит, и теперь мы должны отдать территории, потому что арабы говорят, что это их земли?.. Я никогда не соглашусь, что между теми, кто нападает, и теми, на кого нападают, нет никакой разницы… Если мы на это пойдем, если наши соседи увидят, что можно воевать, не боясь ничего потерять, мы только поощрим их на агрессию.

«Ее словно высеченное из камня лицо, – писал Генри Киссинджер, – свидетельствовало о судьбе народа, которому довелось слишком хорошо познать потенциальные возможности бесчеловечности. Ее настороженный взгляд ясно говорил о том, что она не допускает и мысли, что те, кем она руководит, без борьбы согласятся на ту же судьбу.

Саркастическое временами выражение ее лица никогда не скрывало печали, ибо она воспринимала гибель каждого израильского солдата как потерю члена собственной семьи».

Голда Меир, уйдя из политики, написала воспоминания:

«Никто из моих многочисленных родственников не остался в живых после Второй мировой войны, но они живы в моей памяти. Я вижу, как они все сидят вокруг кухонного стола, пьют чай из стаканов, и, если суббота или праздник, – поют, целыми часами поют, и нежные голоса моих родителей выделяются на общем фоне».

Отца повесили. Дочь взорвали. Беназир Бхутто

Женщина, которая рискует всерьез заняться большой политикой, производит сильное впечатление. Особенно на Востоке. Особенно, когда речь о красивой женщине и многодетной матери, которая была лицом демократических надежд своей страны – с той минуты, как повесили ее отца, и до самой ее собственной смерти 27 декабря 2007 года.

Друзья предостерегали Беназир Бхутто от возвращения на родину, в Пакистан, где исламский терроризм на подъеме. 18 октября 2007 года, когда толпы восторженно приветствовали ее возвращение в родной город Карачи, взорвались две бомбы. Тогда она уцелела, но погибли сто сорок человек. Она жаловалась, что почему-то не сработали установленные полицией устройства, подавляющие радиосигналы, которыми подрывают взрывной заряд.

И в тот роковой день, 27 декабря, ее тоже охраняла полиция, но убийца-смертник сумел очень близко подобраться к ней. Он сначала дважды ранил ее, а потом подорвал себя вместе с окружающими. Погибли двадцать пять человек. Ее отвезли в больницу. Она скончалась от ран на операционном столе.

Она восемь лет провела в изгнании, потому что дома ее обещали засадить в тюрьму на многие годы. Зачем же она все-таки вернулась?

Как будто бы самая влиятельная в мире женщина – государственный секретарь Соединенных Штатов Кондолиза Райс попросила Беназир Бхутто во имя спасения страны как-то поладить с президентом генералом Первезом Мушаррафом, а самого Мушаррафа просила не трогать Бхутто.

С возвращением Беназир Бхутто связывались надежды на восстановление в Пакистане нормальной жизни. План, по-видимому, был такой: генерал Мушарраф остается президентом, потому что для Соединенных Штатов он – символ стабильности Пакистана, а Бхутто становится премьер-министром.

Когда-то журналисты спрашивали Беназир Бхутто, хотела бы она, чтобы ее сын занимался политикой.

– Никогда! – резко ответила она. – Никогда. Политика в Пакистане – слишком опасное дело.

Ее лишали должности, сажали под арест, отправляли в ссылку. Но всякий раз можно было сказать точно: Беназир Бхутто вернется в политику. Ее обвиняли в оппортунизме, приспособленчестве и беспринципности, но она считала, что исполняет миссию, которая ей досталась по наследству. Миссия состояла в том, чтобы отомстить за отца, заняв его место хозяина страны.

Она твердо верила в свою миссию, и это было источником ее внутренней силы. Ее мужество и решительность сомнений не вызывали. Ее не остановили суд и унижения. Проигрыш на выборах тем более бы не остановил. Ее смог остановить только убийца.

У нее была яркая жизнь – политические триумфы и семейные трагедии, обвинения в коррупции и деспотизме. Долгие годы она была единственным действительно популярным лидером страны. Дважды становилась премьер-министром. И дважды лишалась должности, обвиненная в коррупции и некомпетентности. После многих лет вынужденной эмиграции она намеревалась вернуться в политику, что, возможно, в третий раз сделало бы ее премьер-министром. Ее по-прежнему встречали восторженные толпы, хотя пакистанские толпы производят обманчивое впечатление. Многие приходили посмотреть на знаменитую женщину просто из любопытства.

Она даже в интервью на личные темы не впускала журналистов в свой внутренний мир. Она не рассказывала, а произносила политические декларации. Она не хотела говорить о размерах своего состояния, об убийстве брата, о муже, которого посадили в тюрьму. Она была очень зла на него, но по-прежнему любила.

Она была очень одинока. Брат стал ей врагом, мать отвернулась от нее.

В семействе Бхутто мужчинам не везет. Один повешен, второй застрелен, третий отравлен. Подобно семейству Кеннеди или Ганди в Индии, клан Бхутто словно притягивает к себя несчастья. Но это вовсе не отбило у Беназир стремления добиваться власти.

Борьба этой женщины за власть – парадокс для исламского Пакистана, где женщин не очень-то пускают в политику. Еще недавно мало кто из женщин рисковал просто отправиться на избирательный участок и проголосовать. Исламские священнослужители предупреждали, что им не следует этого делать. В пакистанском суде слово женщины значит меньше слова мужчины, и практически невозможно доказать обвинение в изнасиловании.

Но Беназир Бхутто побеждала на выборах, потому что пакистанские мужчины охотно голосовали за привлекательную женщину. Уже в бытность премьер-министром, то есть в сорок с лишним лет, она оставалась красивой и обаятельной. Поговаривали, что половина парламента тайно в нее влюблена. Когда с ней заговаривали на эту тему, она высокомерно отвечала:

– Никто еще не пробовал флиртовать с мной.

Беназир Бхутто вела себя не как премьер-министр, а скорее как королева. Впрочем, она не всегда была такой высокомерной и властной.

Она принадлежала к фантастически богатой элите, которая отправляет детей учиться за границу, отдыхает на лучших курортах мира и раскатывает на дорогих спортивных автомобилях. Беназир Бхутто чувствовала себя своей среди генералов, которые, между прочим, держат в руках значительную часть экономики страны.

Беназир родилась 21 июня 1953 года в семье одного из крупнейших землевладельцев Пакистана. Ее отец Зульфикар Али Бхутто владел чуть ли не целой провинцией. Он был умелым оратором. Свое положение и деньги инвестировал в политику, сделал большую карьеру и в конце концов стал главой государства.

«Когда летом мы жили в горном дачном поселке в Марри, – вспоминал советский посол в Пакистане Михаил Степанович Капица, – там же жил с женой и Бхутто. Прогуливаясь с дочуркой, он любил заходить к нам на дачу, чтобы пропустить пару рюмок под икру, побеседовать. Беназир предпочитала конфеты «Мишка». Будущий премьер-министр Пакистана напоминала тогда высокое стройное деревце».

Ее ждала тихая и комфортная жизнь. Но в 1977 году ее отца сверг генерал Мухаммед Зия-уль-Хак. Генерал лишил своего предшественника не только должности и свободы, посадив за решетку, но и жизни: бывшего премьер– министра Зульфикара Али Бхутто приговорили к смертной казни через повешение.

Многие мировые лидеры просили генерала помиловать Бхутто. Дважды такое обращение отправляли в Исламабад и от имени Леонида Ильича Брежнева. Но Зия– уль-Хак, человек жестокий и мстительный, отверг просьбы о помиловании.

На этом счастливая юность Беназир Бхутто закончилась. Ее отец вел себя с большим достоинством, зная, что смерть неминуема. Она приходила к нему в тюрьму. В ночь перед казнью отец сказал, что она должна продолжить его дело. Это было тяжкое наследство, с которым она шла по жизни.

Она описывала ночь, когда ее отец был повешен:

«Я проснулась среди ночи, на часах было два часа. Нет, нет! Я не могла дышать, я не хотела дышать. Папа! Папа! Мне было холодно. Мне было так холодно, несмотря на духоту, что меня трясло».

Она была потрясена казнью отца и никогда не оправилась от этого шока. Генерал Зия избавился от нее – выслал из страны. Она училась в Гарварде и Оксфорде, поэтому отлично говорила по-английски. Друзья юности говорят, что она была приятной молодой женщиной, увлекалась музыкой, в Гарварде участвовала в студенческих демонстрациях против вьетнамской войны. Она была идеалисткой, когда вернулась в Пакистан в 1986-м и возглавила массовые демонстрации против диктаторского режима генерала Зия-уль-Хака.

Она привлекла к себе внимание пышной, походившей на спектакль свадьбой с молодым владельцем строительной компании. Она вышла замуж по сговору, как положено по пакистанским обычаям. Мужа ей подобрала мать. Асиф Али Зардари происходил из богатой семьи.

«Я понимаю, что на Западе не в состоянии понять брак, который устраивают родители, – говорила Беназир Бхутто. – Но ведь любая мать желает, чтобы ее дочь удачно вышла замуж. А у меня есть долг перед семьей и исламом».

В 1988 году генерал Зия-уль-Хак погиб во время загадочной авиакатастрофы. Многие считают это убийством. Его неожиданная смерть открыла Беназир Бхутто путь в политику. Она стала лидером оппозиции. Ее мужественное поведение во времена военного правления было вознаграждено победой на первых за многие годы всеобщих выборах.

За нее голосовали как за дочь Зульфикара Али Бхутто, которого казнь сделала национальным героем. В Беназир видели продолжательницу его дела. У нее объявились фанатичные поклонники, очарованные ее харизмой и захваченные трагической судьбой этой знаменитой семьи.

Она нравилась мировому общественному мнению – молодая красивая женщина с хорошим образованием. Она пыталась совмещать роль премьер-министра с ролью матери троих детей. Она ездила по миру, старалась привлечь иностранные инвестиции и поднять уровень жизни. Но не очень преуспела. С ней связывались надежды на невероятные перемены. Но пакистанцы быстро разочаровались. Ее обвиняли в том, что она давит на суды и на прессу, что она позволяет своим сторонникам воровать из казны.

Меньше чем через два года генералы распустили ее правительство. Тогда это вызвало крик возмущения. В 1993 году она вновь победила на выборах. Неодобрение высказали только фанатичные исламисты. Она строго следовала установлениям ислама, но не закрывала лицо, как положено мусульманке, обходилась белым шарфом, который стал неотъемлемой частью ее внешнего облика. Во время голосования пятеро исламских священнослужителей, члены парламента, отказались даже участвовать в выборах премьер-министра, считая, что женщине не пристало занимать высший пост в исламском государстве.

Беназир Бхутто обещала извлечь уроки из прошлых ошибок, но не сделала этого. Ничего не изменилось. Вернувшись к власти, она в нарушение конституции распускала правительства провинций, если местные чиновники ей не подчинялись. Пыталась управлять страной с помощью декретов, минуя парламент. Назначала судей, исходя из принципа политической преданности.

– Она окружает себя лакеями, – говорили ее старые друзья. – Но если что-то происходит, всегда виноват кто-то другой. Она никогда не ошибается.

Она отправляла правительственный самолет в Англию, чтобы перевезти в свой английский дом антикварную мебель. Премьер-министр, конечно же, знала, что вывоз антиквариата из Пакистана запрещен. Но для главы крупнейшего клана это не проблема.

Два разных человека совмещалось в одной Беназир – образованная современная женщина и наследница престола из знатного рода. Ее западное образование помогло ей завоевать симпатии мира, но стать премьер-министром Пакистана смогла только женщина из феодального рода. Она железной рукой управляла своей партией даже тогда, когда жила в эмиграции.

Странные слухи ходили вокруг ее братьев.

Один ее брат Шах Наваз был найден мертвым в гостиничной комнате в Каннах. Его, видимо, отравили.

Другой брат Мир Муртаза выступил против сестры, когда она стала главой правительства. Беназир и Муртаза ненавидели друг друга. Они были политическими соперниками, оба претендовали на место отца. Муртаза после смерти отца создал подпольную боевую организацию, чтобы свергнуть генерала Зию-уль-Хака. Затем бежал в Сирию. Когда он вернулся на родину, они оказались с сестрой в контрах. Беназир угрожала ему арестом. В отместку он вышел из основанной их отцом партии и увел с собой немало своих сторонников.

В споре между детьми мать Нусрат Бхутто поддержала сына, не дочь. Мать, которая руководила созданной ее мужем партией, публично говорила, что правительство Беназир «хуже военной диктатуры». Настаивала на том, что дело отца должен продолжить сын Муртаза.

В ответ Беназир изгнала мать из партии.

А Муртаза Бхутто был убит во время схватки полиции с его сторонниками в Карачи, неподалеку от собственного дома. Перестрелка началась после того, как на пресс-конференции он обвинил полицию в коррупции. Его смерть подвела черту под соперничеством двух детей за отцовскую мантию.

Избавление от политических противников не пошло Беназир Бхутто на пользу. Недовольство ее правлением росло. Должности ее лишило армейское руководство, которое управляет Пакистаном большую часть его истории. Армия получает половину всех бюджетных ассигнований. Поэтому генералы больше других страдали из-за слабеющей экономики. И они были сыты по горло политикой Беназир Бхутто. Но неверно было бы изображать ее жертвой военного переворота. Недовольство премьер-министром проявлял весь истеблишмент, который считал, что она плохо справляется с работой.

Окружение Беназир Бхутто мало думало о благе ста тридцати пяти миллионов пакистанцев, которые очень бедны.

Ее мужа бизнесмена Асифа Али Зардари именовали «господин десять процентов». Его обвиняли в том, что он получает долю от предоставления правительственных заказов. Эта доля составила десятки миллионов долларов, которые хранились в зарубежных банках. Беназир обещала держать мужа подальше от политики, но в 1996-м назначила его министром по делам инвестиций. Может ли в демократическом обществе жена назначить мужа министром, если у него нет для этой работы способностей и подготовки?

Это был очень тихий переворот, без танков на площадях.

Ее разбудил в час ночи министр внутренних дел и сказал, что военные заняли аэропорты, окружили все правительственные учреждения, теле– и радиостанции. После этого она получила факс, из которого следовало, что во второй раз за шесть лет ее освободили от обязанностей премьер-министра и что во второй раз арестован ее муж. После этого телефоны были отключены, и смещенного премьер-министра выставили из резиденции.

Президент Пакистана объяснил, что вынужден был распустить правительство, потому что Беназир Бхутто привела страну к финансовой катастрофе, а коррупция и непотизм в правительстве нетерпимы.

Беназир Бхутто, которая была символом борьбы Пакистана за демократию, ушла с политическим позором, лишившись поддержки тех, чью лояльность она обрела по праву рождения. Ее собственное неразумное поведение, некомпетентность министров и жадность окружения разрушили ее политическую карьеру.

Она жила в ином мире, чем ее избиратели. Она, кажется, даже и не думала о том, что должна заботиться о своих избирателях. Поэтому люди довольно спокойно отнеслись к ее смещению. После отставки не было замечено бури протестов в стране.

В 1999 году Беназир и ее мужа приговорили к тюремному заключению. Он просидел восемь лет. Бхутто, которая находилась в тот момент за границей, решила не возвращаться. Она отрицала все обвинения, хотя, скорее всего, они были реальные. В Швейцарии ее тоже приговорили к шести месяцам тюремного заключения за отмывание денег.

Только непонятно было, почему в Пакистане решили посадить одних только супругов Бхутто. В стране огромное количество чиновников – полтора миллиона человек, это коррупционная среда. Пакистан – одна из самых коррумпированных стран. Политики берут деньги из национализированных банков, как из своего кошелька. Депутаты не платят даже за электричество и газ. В стране девяносто пять процентов населения вообще не платят налоги.

Иногда кажется, что в Пакистане ничего не меняется.

В истории государства, которое стало независимым в 1947 году, законно сформированные правительства постоянно сменяются военными диктатурами. Четыре правительства в Пакистане были распущены одно за другим. Ни одно из них не продержалось и половины конституционного срока. Два из них возглавляла Беназир Бхутто, два – ее постоянный политический соперник Наваз Шариф.

На протяжении нескольких лет кланы Шарифа и Бхутто по очереди управляли страной. Когда обаятельную и властную Бхутто отправляли в отставку, наступала очередь Шарифа, которому доставалось кресло премьер-министра. Но и он сам дважды выбывал из политики по требованию подлинных хозяев страны – генералов.

Всякий раз, когда в результате военного переворота правительство оказывается низложенным, военные утверждают, что решились на эту меру скрепя сердце, чтобы спасти родину от хаоса, экстремизма и коррупции. Как ни странно, это звучит вполне правдоподобно. Беназир Бхутто, которой все так восхищались и которая считалась главным борцом за демократию, на самом деле стремилась к личной власти, а ее окружение – к возможности распоряжаться государственными ресурсами. В этом смысле клан Наваза Шарифа ничем не отличается от клана Бхутто.

Вот и получилось, что демократия предстала перед пакистанцами в образе продажных и неэффективных правительств. На их фоне военная диктатура казалась надежной и неподкупной. Поэтому никто особо и не сокрушался об утрате даже той скромной демократии, которая существовала в стране. Но пройдут годы, и выяснится, что лекарство оказалось хуже болезни. Военное правление, власть силовиков загоняют страну в тупик, из которого вообще непонятно, как выбираться.