Текст книги "Пять шагов после смерти"

Глава 6 «До…»

Вряд ли на Земле существует такой человек, с которым мне было бы интересно поговорить. Каждый чужой разговор, что я мог услышать на улице, в трамвае или в супермаркете, был практически дословно схож с любым другим диалогом, который мне доводилось слышать ранее. Все люди говорили только о своих проблемах. Непослушные дети, пьющий муж, изменяющая жена, навязчивые родственники, скверная работа, долгосрочный кредит, завистливые коллеги… И этот список я готов продолжать бесконечно. Сомневаюсь, что у этих людей в жизни было всё так плохо. Просто в нашем дурацком обществе сложилась такая славная традиция – жаловаться на судьбу, чтобы не дай бог никто не подумал, что у тебя всё хорошо. А то сглазят. От этой мысли я невольно усмехался. Но в общем плане это были ещё цветочки, причём, мелкие, невзрачные. Главным «кактусом» данного безумия являются трагические баллады под названием «У кого хуже?». Допустим, один говорит: «Всё так ужасно! Вот у меня вчера кошелёк украли!», а другой отвечает: «Да это всё ерунда! А у меня на прошлой недели обнаружили неизлечимую болезнь!», первый опять: «Да что там болезнь?! Вот у меня…». И этот спор будет продолжаться до тех пор, пока оба оппонента не поймут, что им в принципе жить больше не за чем. С таким негативным мышлением светлое будущее не видать никому. Кто-то выходит на балкон курить, а кто-то – поплакаться соседу на свою истеричную жену.

Если честно, людей я осуждал не за то, что они видят мир только в серых тонах, потому что в этом плане я сам недалеко от них ушёл, а за то, что про все свои беды они рассказывают другим. Они действительно полагают, что кому-то это интересно. Уверен, у каждого слушателя, несмотря на сочувствующий взгляд, в голове крутится только одна мысль: «Слава богу, что это произошло не со мной». Будем откровенны: всем плевать на чужие проблемы.

Вот и сейчас, сидя в старом полупустом трамвае, я стал невольным слушателем трагичного монолога одной женщины, которая не упускала возможности пожаловаться подруге на своего непутёвого сынка. По её словам, мальчик у неё был умный и талантливый, но не использовал свой дар для саморазвития. Он наотрез отказывался ходить в школу и целыми днями не выходил из своей комнаты. Причём, она прекрасно знала, что у него какие-то проблемы во взаимодействии со сверстниками и окружающим обществом в целом. Но почему-то решила, что малолетний сын с этим сам разберется. Время шло, ситуация не менялась. Тогда сообразительная мать решила броситься в крайности и каждый новый день на отказ ребёнка идти в школу начала придумывать дурацкие наказания: то он оставался без ужина, то не ехал с семьёй в гости и другое. В итоге стало ещё хуже. Но сейчас меня раздражала не сама мать ребёнка, с которой и так было всё понятно, а её молчаливая подруга. Крашеная брюнеточка с сером вязаном платье всё время делала удивлённые глаза и театрально качала головой, показывая своё недоумение. А, на самом деле, больше всех сейчас недоумевал я. Ну да, сказать своей подруге, что она кретинка – это задача из непосильных. Возможно, это было вообще не моё дело, но тема отношений между родителями и их детьми меня сильно цепляла.

Проклиная свой мобильник за то, что он разрядился раньше желаемого времени и оставил меня без музыки, я вышел из трамвая. На остановке было весьма многолюдно, что слегка меня удивило. Обычно в середине дня здесь и пары зевак не бывает. Сегодняшний день – исключение. Толпа замёрзших людишек с суровыми лицами столпилась на площадке словно собиралась устроить тут громкий митинг по поводу высокой цены билета. Очередная волна раздражения пробежалась по моему телу. Люди, люди и снова люди. Их слишком много. Я нервно выдохнул. Просочившись сквозь хмурую толпу, я выскочил на пешеходный переход, рискуя быть сбитым какой-то вишнёвой иномаркой, за рулём которой сидела молодая девушка. «Сильно накрашенная девушка», если вообще есть такое выражение. Она, видимо, долго и громко материлась, испуганно давя на тормоз, но через закрытые окна её автомобиля я ничего так и не услышал. Зато увидел страшные гримасы, которые она корчила, проклиная меня. Я проводил её машину взглядом и наконец-то попал на аллею, ведущую к моему дому.

Мрачное небо тяжёлым куполом нависло над городом. Осеннее солнце активно сражалось с безумным ветром за шанс подарить человечеству последние лучики тепла, но все его попытки были тщетны. Холодный вихрь вёл себя крайне нагло и жестоко, срывая с людей шапки и бросая в глаза сухие листья вместе с придорожной пылью. Даже серый асфальт под ногами стал выглядеть более мрачным, чем когда-либо. Создавалось ощущение, словно он издает усталые вздохи под тяжёлыми подошвами случайных прохожих. Жалобно скрипели измученные деревья, кривыми ветками цепляясь за провода электролиний. В луже, что оставил вчерашний ливень, одиноко плавал кленовый лист. Сам он давно уже пожелтел, а его края начали наливаться багровой краской, рисуя причудливые кровавые узоры. В этой крохотной луже для него воды было мало, и он, уловив вибрации ветра и не впадая в отчаяние, гордо кружился на месте, принимая безысходность своей ситуации.

Я обернулся, услышав крик. Какой-то болван пролетел на своём автомобиле, окатив грязной лужей женщину, стоявшую у светофора. Она, естественно, прокричала ему вслед какие-то угрозы. Я громко фыркнул. Можно подумать, что он её услышал. Я смотрел по сторонам и понимал: да, это идеальное время для депрессии. Но только не для меня. В моей душе такая осень царила всегда. Холодная, колючая и своенравная. Возможно, я так сильно любил это время года, лишь потому что сам родился в ноябре. И раз я пришёл в этот мир, когда он был таким, значит таким он для меня будет оставаться всегда.

Я приблизился к своему микрорайону. Величественные многоэтажки так и манили каждого прохожего в свой нескончаемый лабиринт. Я не могу объяснить что именно, но было нечто притягательное и мистическое в этих дворах и закоулках. Непередаваемые чувства я испытывал, каждый раз приходя сюда. Знаете, это сродни ощущениям, словно ты находишься в параллельной вселенной и жизнь здесь протекает совсем по-другому. Более осмыслено. Эмоциональнее. Ярче. Именно поэтому я снял квартиру в этом районе.

С наступлением темноты весь микрорайон погружался в холодный мрак. Ночью здесь не работали фонари, поскольку местные хулиганы их постоянно разбивали. Причём, на сколько мне было известно, делали это специально. Они прекрасно знали, кто тут живёт, а чужаков особо не любили. Поэтому «районники» просто избавили гуляющих от соблазна бродить тут по ночам. В кромешной тьме делать это мало кому захочется. Хотя и такие смельчаки конечно же находились. Но это были уже их личные проблемы. Мне всё это приходилось по душе. Чем меньше я слышал чужих голосов под своими окнами, тем больше испытывал комфорт.

Я вошёл в грязный подъезд. Это была именно та граница, на которой резко обрывалась вся нереальная красота моего существования и начиналась обычная полная неприятностей и проблем жизнь. Помещение ответило мне громким эхом захлопнувшейся двери. Здесь жутко воняло прокисшим борщом и застоявшейся мочой. Я поднялся на лестничную площадку третьего этажа. Казалось, что температура воздуха здесь была на десяток ниже, чем на улице. Из-под носа у меня вырвалось облачко тёплого пара. Когда я подошёл к своей двери, то краем глаза заметил Нину Николаевну – свою соседку справа. Она как раз выходила из своей квартиры. Несмотря на приличный холод, она была одета в лёгкий домашний халат и убогие домашние тапочки в виде собачек. Её круглую голову украшали старомодные бигуди. Неужели кто-то этим ещё пользуется? На самом деле, на одну такую штуковину можно было с лёгкостью накрутить все её волосы, но, видимо, домохозяйка сильно себе льстила. Я по привычке сделал вид, что не заметил её. Однако Нина Николаевна взяла инициативу в свои руки.

– Здравствуй, – она нарочито громко хлопнула дверью своей квартиры, привлекая моё внимание. – Как дела на работе? Тебе всё нравится?

Я молча поднял большой палец правой руки, показывая тем самым, что у меня в жизни всё отлично. Она кивнула головой, делая вид, что не замечает моего безразличия к ней и к её излишним вопросам.

– Квитанции на оплату счетов так и не пришли, – Нина Николаевна по-детски рассеянно пожала плечами. – Я решила ещё раз спуститься и проверить.

Безумно интересно! Чем ты еще решила заняться? А свою вечно тявкающую шавку уже выгуляла? Давно пора. Может хоть сегодня ночью она даст мне спокойно поспать!

Я смотрел на соседку, слегка опустив веки. На вид ей было лет шестьдесят. Её истинный возраст я не знал, но был уверен, что она активно борется с любыми внешними его проявлениями. Баба, которая не сдаётся. Она сейчас не понимала, что разговаривала только лишь со стеной. И продолжала без умолку что-то лепетать. Если бы у неё было хорошее зрение, то она бы сразу заметила бегающие на моих скулах желваки. Я сдерживал своё раздражение как только мог.

– Вот только и делаю, что бегаю туда-сюда.

Она ловко спустилась по лестнице на первый этаж к почтовым ящикам. Мои брови сделали резкий скачок вверх. Даже не все подростки в наше время обладают такой энергичностью. Ну, может, ей было и не шестьдесят, кто знает.

– Займись уже чем-нибудь полезным, – бросил я ей вслед, заходя в квартиру.

Я повторюсь. Вряд ли на Земле существует такой человек, с которым мне было бы интересно поговорить.

Наконец-то я один. И больше никого. Именно так выглядит мой личный рай. В прихожей было темно. Я щёлкнул включателем. Грязный жёлтый свет осветил мои скромные владения. Моя лачуга, как я в шутку называл свою нынешнюю квартиру.

Я разулся, повесил старую куртку на вешалку и бросил свой любимый рюкзак цвета хаки на шкафчик, на полках которого стояло несколько пар моей потрёпанной обуви. Я прошёл в коридор. Моё съёмное жильё было тесным, неудобным и неуютным, но пока мои финансы не могли позволить большего. Я включил свет в ванной свет, подошёл к раковине и умылся, пытаясь смыть с себя усталость сегодняшнего дня. В зеркале, забрызганном каплями воды, я увидел своё отражение. Мои предки явно были привлекательными людьми. И явно не жадными, раз поделились со мной своей природной красотой. У меня было прямоугольное лицо с явно выраженными скулами. Чёрный густой волос идеально сочетался с тёмно-карими глазами. Из-за того, что я часто хмурил брови, мой взгляд был угрюмым и тяжёлым, что часто пугало людей. Мой нос был средних размеров, прямой, только его кончик был всегда приподнят кверху. Тонкие губы часто пребывали в состоянии лёгкой ухмылки, что мне стало казаться, будто это их привычное состояние. Улыбаться во весь рот я не любил, хоть и обладал ровными белыми зубами. Я не брился уже несколько дней, поэтому нижнюю часть моего лица покрывал короткий ёжик щетины.

– Ну, привет, Марк. Вот ты и дома. – сказал я своему отражению в зеркале.

Видимо, пришло время знакомиться. Меня зовут Марк Матвеев. Мне двадцать три года. Я родился и всё своё детство провёл в маленьком городишке под названием Роминск, где моим воспитанием занималась моя тётя Света. Своих родителей я никогда не видел. По словам тёти, они погибли в автокатастрофе, когда мне было всего два года. Подробностей я не знаю. Но к этой теме я ещё вернусь. Тётя Света взяла надо мной опекунство. Она старалась превратить мою жизнь в беззаботное существование и никогда не отказывала мне в просьбах. Наверное, мне стоило бы испытывать по отношению к ней чувство благодарности за всё, что она для меня сделала. Но нет, так не случилось. И у меня на это были веские причины. Дальше я окончил школу, отучился в техникуме и уехал из скучного городишка, куда глаза глядят, бросив там свою тётю.

Это случилось пару месяцев назад. Яркий и живой город под названием Полумановск встретил меня как долгожданного гостя. Тогда мне казалось, что здесь я смогу начать новую жизнь с чистого листа, обрести друзей и веру в себя. Честно, это вообще не свойственные мне желания, но в тот момент впервые за долгие годы я испытывал невероятное воодушевление. Я был уверен, что моё прошлое осталось там, в родном Роминске, за сотню километров отсюда, и что оно никогда меня не найдёт. Но такого чуда не произошло. Я оставался всё тем же неразговорчивым и злобным Марком, каким был и прежде. Оказалось, что смена внешней обстановки мне помочь была абсолютно не в силах. Это факт. Нужно было меняться изнутри, а делать этого я очень не хотел.

Может кому-то показалось, что я слишком мало о себе рассказал. Но, поверьте, вы скоро узнаете меня намного лучше. И явно не будете в восторге.

Я сидел на ветке, спрятавшись в кроне большой пахучей сирени. Мои руки жгло от множества ссадин, которые я получил, взбираясь по не поддающемуся мне стволу дерева. Я цеплялся на сучки, ломал веточки, обрывал листву, но всё же достиг своей цели. Теперь меня было не видно. Где-то в другой части зелёного двора возле летнего душа стоял мой друг Илья и считал до пятидесяти. Мы решили, что этого времени вполне достаточно для того, чтоб успеть спрятаться. Практически весь его двор был засажен различными деревцами. Вишни, сливы, черешни, яблони и груши встречались здесь каждые три-четыре метра. Мать Ильи, являясь ботаником по образованию, мечтала жить словно в саду и воплотила в реальность своё желание. Здесь действительно было сказочно красиво. Не знаю почему, но в тот момент меня очень привлекла сирень, что росла практически возле калитки, и я полез на неё. Во мне вдруг появилась такая уверенность, что мой друг будет очень долго занят моими поисками, и это невообразимым образом меня радовало.

– Я иду искать! – где-то далеко крикнул во всё горло Илья.

Я хитро улыбнулся, предвкушая, как буду потом долго и весело смеяться над ним и его неудачными попытками меня отыскать.

Тогда, будучи девятилетним ребёнком, я даже и подозревать не мог, что именно этот день и этот момент станет в каком-то смысле переломным в моей жизни. Знаете, как бывает, вроде бы всё идёт своим чередом и ничего не предвещает каких-либо перемен, а тут – бац! – и в одно мгновение ты становишься другим человеком. Может быть, это слишком громко сказано, но после ситуации, о которой я сейчас расскажу, я действительно перестал быть тем Марком, коим был до.

– Кажется, я знаю где ты! – задорно закричал мой друг, но, судя по расстоянию между нами, он очень сильно ошибался.

И тут я услышал голоса. Мать Ильи, тётя Карина, вышла из дома в сопровождении своей низкорослой подруги и направилась к воротам. По пути они что-то оживленно обсуждали. Обе были одеты в яркие летние платья и выглядели лет на семь моложе своего реального возраста.

– Материал пришёл ещё на прошлой неделе, но из-за этой волокиты с документами до проведения анализов дело так и не до шло, – тётя Карина поправила свои аккуратно уложенные каштановые волосы. – Но ты не переживай. Ты же меня знаешь, как только – так сразу. Вы успеете сделать всё в сроки, я обещаю.

Её подруга облегчённо вздохнула:

– Спасибо. А то я себя сама уже сто раз накрутила.

– А, вот ты где! – где-то далеко в очередной раз крикнул мой друг, привлекая внимание взрослых женщин.

Мне дико хотело рассмеяться, поэтому я закрыл себе рот ладонями. Не держась за ствол дерева, я сильно рисковал грохнуться на землю. Но ничего не мог с собой поделать.

– Кстати, а что это за мальчик, с которым Илья играет? – удивлённо поинтересовалась гостья. – Что-то раньше я его не видела у вас.

Тётя Карина воровато оглянулась, словно боялась, что кто-то может сейчас находиться рядом, а потом с сожалением вздохнула. Её голос зазвучал на полтона ниже прежнего.

– Это Марк, хороший ребёнок. Да только вот не повезло ему.

Я прислушался. Моя жизнерадостная улыбка сползла с моего лица, а после и вовсе попрощалась с ним навсегда. Если бы не это случайное стечение обстоятельств, я бы, наверное, никогда так и не узнал бы правды. Но сейчас две женщины говорили обо мне, даже не подозревая, что я сижу на ветке, практически над их головами.

– Родители у него алкашами были, бросили мальчика, когда ему только два года исполнилось. Не нужен он им был. Говорят, матери так стыдно было, что она оставила его прямо на улице, так и не доведя до ворот детдома. А Светка, что за Царьком замужем была, подобрала его да приютила. Потом как-то вопрос с опекунством решился. Честно, я сама не свидетель этих событий, но рассказывают как-то так.

– Кошмар какой, – гостья прикрыла ладонью губы. – Вот зачем рожать ребёнка, если не собираетесь его растить? Ужасная безответственность.

– Да вроде вначале всё хорошо было. А потом свёкор умер, и как-то так получилось, что они потеряли его бизнес. То ли сами не хотели работать, то ли ещё какая-то причина была. В общем, начали пить… – тётя Карина на мгновение задумалась. – Ну, а что было потом, ты уже знаешь.

О чём они говорили дальше, я уже не слышал. Меня словно парализовало. Огромный ком боли нарастал у меня в груди, желая горящим вулканом вырваться наружу. В предвкушении этого момента грудные рёбра, издавая плаксивые стоны, неумолимо затрещали. Руки предательски задрожали, не поддаваясь контролю. Я узнал правду. А в том, что здесь не было ни грамма лжи, я не сомневался. Каждый раз, когда я пытался выведать у тёти подробности аварии или какой была моя мама, она давала мне какие-то странные размытые ответы, словно пыталась выдумать их на ходу. Я полагал, что она просто бережёт мою детскую психику. Теперь я знал, что это не так. Но легче мне от этого не стало. Правда была колючей. Знаете, такое ощущение, как будто тебе неожиданно всучили в руки кактус. Только без горшочка. Ты стоишь, держишь его за иголки, царапаешь пальцы, плачешь, но не можешь его выбросить, потому что он уже стал частью тебя.

Можно я подведу итог? Хотя чего я вас спрашиваю! Мои родители выбросили меня на улицу как ненужную вещь, а моя любимая тётя мне врала. Нет, даже не так. Какая-то женщина, которая меня приютила, семь лет врала, что она мне тётя. Поэтому любые истории про взаимодействие детей и родителей меня так сильно цепляют. Особенно, когда я вижу несправедливость по отношению к ребёнку. Я так и не смог быть благодарен не родной мне тёте за всё, что она для меня сделала. Мой мир рухнул, разлетелся на осколки, которые больно и безжалостно терзали моё сердце. До сих пор.

Повторюсь: я узнал правду. Теперь вы тоже её знаете.

– Родителей не выбирают… – вернул меня в реальность голос гостьи.

– К сожалению, да, – с грустью согласилась тётя Карина.

«Мне не нужны ваши сопереживания», – эта первая грубая мысль, что прозвучала в моей голове после услышанного. Она и символизировала рождение нового Марка, которого вы видите теперь. Я до сих пор не знаю, что ранило меня сильнее: сама правда или то, что я о ней узнал так. Но чувствовал, что прежним я уже никогда не буду. Только если умереть и родиться заново.

Я не знаю, как долго просидел на дереве. Я даже не помню, плакал ли я. Кажется, да. Боль внутри была настолько сильной, что я и дышал-то с трудом. Могу сказать одно: Илья меня так и не нашёл. Как только появилась первая возможность, я слетел с дерева, расцарапав себе правое колено, и бросился бежать отсюда прочь.

Домой я вернулся поздно. Мы жили в одной из многоэтажек старого серого дома. Не очень хороший район. Как и люди, которые здесь жили. Казалось, весь сброд города переселился сюда, чтобы творить здесь все свои безумства. Мне было страшно гулять одному, но в тот вечер мой инстинкт самосохранения упрямо молчал. Когда я вошёл в квартиру, то сразу почувствовал знакомый запах, который доносился из кухни. Тётя готовила мой любимый борщ. Но я чувствовал, что теперь он не вызывает у меня никакого желания. Скорее, наоборот.

Во время ужина я молчал, глядя в одну точку перед собой. Мысли гремучим роем диких пчёл противно жужжали у меня в голове, время от времени больно кусая моё сознание. Это было невыносимое ощущение. Я долго ковырялся тяжёлой ложкой в борще, но так его и не попробовал. Тётя Света видела, что со мной что-то не так, поэтому специально громко комментировала новости прошлой недели, надеясь, что я хоть на мгновение отвлекусь от собственных мыслей. Для неё жизнь продолжалась в тех же ярких красках, к которым она привыкла. А для меня теперь нет. В данный момент я вообще не знал, как теперь жить.

– Илья сегодня приходил, тебя искал, – внезапно сказала она, вопросительно глядя на меня. – Вы вроде играли…

– Играли… – тихо согласился я.

– Он решил, что чем-то тебя обидел, – добавила тётя, чуть ли не заглядывая в глаза. – И поэтому ты ушёл…

– Нет.

– Тогда что?

Я посмотрел на неё исподлобья и увидел, как округлились её глаза. В них был виден испуг. Было такое ощущение, что она всё поняла. Видимо, мой взгляд выдавал все чувства, что бурлили у меня внутри. Вообще моя тётя была не из тех, кого легко напугать. Глядя на неё, можно было подумать, что эта женщина пережила в своей жизни все существующие беды. В свои неполные сорок лет она уже немалым походила на старушку. Хотя в душе оставалась по-прежнему молодой. После смерти её мужа, которым несусветным образом умудрился повеситься в подвале, она редко переживала по каким-либо поводам и в принципе была бесстрашной. Единственное, что заставляло её волноваться, – это был я.

– Ты сегодня прямо сам не свой, – навязчиво продолжала она. – Я тебя не узнаю. Ты же с рождения всегда был энергичным и весёлым…

«Она делает это специально», – подумал я. – «Хочет убедить меня в том, что правда, которую я сегодня узнал, всего лишь глупая сплетня».

Я думаю, тётя Света прекрасно понимала, что рано или поздно кто-нибудь мне расскажет, что на самом деле творилось в моём раннем детстве. Но, судя по её поведению, она всё равно не была к этому готова.

Да, она так и не призналась мне. И вряд ли когда-нибудь это сделает.

С того самого дня наши дружеские доверительные отношения закончились. С каждой прожитой минутой мы становились всё более чужими людьми. Я практически перестал с ней говорить и большую часть свободного времени пропадал на улице. Тётя Света не понимала, что происходит. Или понимала, но ничего не могла изменить. Мне казалось, тётя думала, что если она скажет мне правду, то потеряет меня навсегда. Только это уже произошло. Чем дольше она хранила свою тайну, тем больше я на неё злился. Моя детская обида разрослась до таких размеров, что со временем уже попахивала ненавистью к своей единственной родительнице.

В переходном возрасте меня понесло. Сильно и бесповоротно. Я днями и ночами шлялся по заброшенным стройкам, тусил с непонятными бродягами и алкашами и приходил домой пьяным. Первое время к моему поведению тётя Света относилась сдержанно. Но после одного случая уже начала возмущаться.

Однажды я ввалился в квартиру практически под утро, еле удерживая своё тело в равновесии. Мне было плохо. Точнее, хреново. Голова гудела, перед глазами всё плыло. Но это было мелочью по сравнению с тем тошнотворным ощущением, которое я испытывал. Не знаю, что мной тогда двигало, но я решил набрать полную ванну прохладной воды и забраться в неё прямо в одежде. Кажется, я тогда сильно залил весь пол, рискуя затопить соседей снизу. В тот момент я не мог ни о чём думать, кроме как о своём спасении. Вода радостно обняла меня, медленно приводя в чувства. Мне стало легче. А потом моё сознание отключилось.

Пробудился я с огромной тяжестью в голове. Я помню, как утром тётя бегала по моей комнате и что-то кричала. Мол, совсем из ума выжил, чуть не утопился. Она невольно вспоминала своего мужа по прозвищу Царёк, который прервал свою жизнь, засунув голову в петлю. Возмущалась, что я её заставляю переживать эти неприятные эмоции заново. Я молча лежал в постели и смотрел в потолок. Мне было всё равно.

Конечно, эта ситуации ничего не изменила. Я страдал. И хотел, чтобы моя тётя страдала тоже. В последствии я начал воровать у неё деньги из кошелька. Мне же нужны были материальные средства на сигареты и пиво. Иногда это были незначительные суммы, а иногда – и нет. Она ругала меня, кричала, плакала, просила, но я всё равно делал так, как хотел. Где-то глубоко в моей душе жила уверенность, что рано или поздно она не выдержит всего этого ужаса, свалившегося на неё, и выгонит меня из дома. Будет дальше спокойно жить одна. Родители же смогли сделать это, почему она не сможет? Видимо, поэтому я делал всё, чтобы этот момент наступил как можно раньше.

Я не любил вспоминать прошлое. Только то, какой была моя жизнь до пряток на дереве. Это единственное, что было хорошим и светлым в детстве. Я был весёлым и счастливым ребёнком, который верил в лучшее. До сих пор не понимаю, как правда, которую я узнал, так сильно сумела меня изменить. И где-то глубоко внутри я скучал по тому беззаботному и наивному Марку, что очень сильно любил и уважал людей. Да, я не был чудовищем по натуре, но иногда вёл себя ещё хуже злодеев детских сказок.

Весь вечер я пил виски и смотрел в окно. Настроение было паршивое. Унылая осень с каждой минутой теряла всё больше своих ярких красок, превращая окружающую природу в тёмно-бронзовые статуи. Назойливый холод пронизывал всё тело даже в квартире. Я сидел и размышлял над тем, кто я. Что я. Пьяные мысли болтались в голове, путаясь друг в друге и превращая своё содержимое в хаос. Алкоголь сделал своё дело и вывел меня на странные, давно забытые эмоции. Хотелось плакать, но слёз не было. Или, может, я разучился это делать. Как-то давно я вычитал в интернете, что эмоциональная боль длится всего шесть секунд, а всё остальное – это уже наша иллюзия. То, на сколько сильно мы сумели себя накрутить. С тех пор эта мысль не давала мне покоя.

– Хороший виски… – прошептал я.

О том, что наступило очередное осеннее утро, сообщил старый зелёный будильник, доставшийся мне от прежних квартирантов. Я потянулся в постели и сладко зевнул. Вставать не хотелось. Но выбора не было. Я сбежал от своей тёти, а значит в материальном плане рассчитывать на неё больше не мог. Нужно было как-то выкручиваться самому. Практически пару месяцев я без зазрения совести пробездельничал, потратив все свои сбережения, доставшиеся мне нечестным путём. А за квартиру в скором времени нужно будет платить. Однажды Илья – да, тот самый друг детства – узнал, что я в городе. Он предложил мне подработку в магазине, в котором сам давно работал продавцом-консультантом.

Официально я не считался работником его супермаркета, а отработанные мною рабочие часы проставлялись на его имя. Илья имел хорошие дружеские отношения с директором магазина Екатериной и с трудом уговорил её на такую махинацию, представив ей меня как своего брата. В общем, в подробности я вдаваться не буду, скажу одно, деньги я получал от своего друга. За прошлый месяц я выходил на подработку всего лишь пару раз, поэтому ожидать существенных денежных сумм пока было бесполезно. Я ещё не знал, где я достану деньги на оплату за проживание в своей лачуге, но пока особо не переживал. Придумаю, что-нибудь.

Я поднялся с постели с трудом. Суставы хрустели при каждом лёгком движении. В голове ощущалась несусветная тяжесть. Да, я много вчера выпил. Единственное, что утешало, я всё-таки выспался. Может, сегодня окружающие люди будут не так сильно меня раздражать. Я прошёлся по квартире, накинул олимпийку на плечи и практически раздетым вышел на балкон, по пути включив электрический чайник. Пока кипела вода, я выкурил две сигареты «Парламента», наблюдая за едва проснувшимся двором. Люди выходили из угрюмых подъездов, прыгали в свои покрытые каплями дождя автомобили и куда-то стремительно уезжали. Грязные собаки носились по проездной части, активно кусая друг друга за хвосты. Какая-то низкорослая мамаша прогуливалась с коляской по детской площадке, громко болтая по мобильному телефону. В общем, все были заняты своими делами.

Я сделал себе кофе, взял в шкафу печенье и вернулся на балкон. Первый раз в моей жизни мне хотелось позавтракать на свежем, пахнущем осенней листвой воздухе. Это было нереальное удовольствие. Так бы и стоял здесь весь день, наблюдая за тем, как светлое пятно солнца сквозь серую пелену туч настырно пробирается к горизонту. Мне было абсолютно плевать на косые взгляды прохожих. Как и на них самих.

Я ждал Илью. Он должен был заехать за мной на своей вишневой «Тойоте». Я не просил его об этом, это было его решение. Он сам по себе был таким, ему хотелось кому-то помогать. За несколько лет проживания в Полумановске мой друг успел кое-чем разжиться. Правда, большую часть заработанных денег он всё же отправлял матери. Он считал своим долгом обеспечить ей красивую и лёгкую старость, несмотря на то, что тёте Карине до пенсии было ещё далековато. Да и старушкой себя она явно не считала. Ради экономии он снимал квартиру с кучкой других пацанов, вместо того, чтобы жить спокойно одному в какой-нибудь шикарной двушке. Вот таким самоотверженным был мой друг.

На самом деле, другом я его не считал, но от помощи никогда не отказывался. Зачем? Илья считал меня своим братом, который, по его словам, однажды сбился с пути. Видимо, в его глазах, это выглядело так. При встречах он частенько придавался ностальгии по тем временам, когда мы в его дворе играли в войнушку и другие забавные игры, и никак не мог понять, как из жизнерадостного и вечно улыбающегося парня я превратился в грубого и замкнутого человека. Я ему так и не рассказал. И никогда бы не смог. Только одно упоминание о прятках приводило меня в бешенство.

Илья чуть задержался, но особо никуда не спешил. Как он выразился, у него всё на мази. Я спустился вниз, сел в его машину и мы поехали. Мой друг как и обычно с утра был бодр и свеж. Его заразный позитив так и лез из него, цепляя меня своими надоедливыми щупальцами. Я вообще терпеть не могу, когда на меня, полусонного, вываливают такой объём ненужной мне информации. Про работу, родителей, своих сожителей, девушек… Честно, мне хотелось попросить его заткнуться. Но я решил, что после такого моего поступка, он вряд ли станет мне больше помогать. А такой вариант событий не вписывался в мои планы. Потерять его как друга было не жалко. Но не сейчас.

– А у тебя как дела? – вдруг спросил Илья, выезжая на перекрёсток. – Уже знаешь, чем будешь платить за квартиру? Я могу тебе немного занять.

– Нет, спасибо. Мне в этом месяце платить не нужно, – соврал я.

– В смысле? – Илья мотнул головой. – Почему?

– Хозяйка в этом месяце в город не приедет, у неё не получается из-за каких-то там семейных обстоятельств, – холодным тоном выпалил я неправду. – Сказала, что в следующий раз я заплачу сразу за два месяца.