Текст книги "Испытание болезнью: как общаться, сохранить отношения и помочь близкому"

Десять советов для тех, кто вместе с друзьями оплакивает их близких

1. Отправляйтесь на похороны. Знаменитый бейсболист Йоги Берра как-то сказал: «Всегда ходите на похороны других людей, иначе они не придут на ваши». В этой шутке есть доля правды, когда дело касается похорон чьих-то близких. Одна из самых лучших, самых значимых вещей, которые вы можете сделать для своего скорбящего друга, – это прийти на поминальную службу по его матери или отцу. Встаньте в семь часов утра и доберитесь до этой несчастной церкви где-нибудь в Кранбери, штат Нью-Джерси, или в Поданке, штат Мичиган, и просто «будьте там».

2. Выражайте сочувствие коротко и просто. Избегайте штампов. Не пытайтесь говорить цветисто. Просто скажите что-нибудь короткое и прочувствованное. Всегда можно воспользоваться готовым вариантов вроде «Очень сожалею о твоей утрате» и «Прими мои соболезнования» – это уже не штампы, а вечная классика. Если вы звоните по телефону кратко выразите соболезнования и сворачивайте разговор или переходите на другую тему. Делиться с другом более глубокими переживаниями лучше при личной встрече.

3. Вспомните о покойном что-то хорошее. Если вам доводилось общаться с умершим родственником друга, постарайтесь воскресить в памяти какое-нибудь приятное воспоминание (например: «Когда я потерял работу, твоя мама была очень добра ко мне»). Если знакомство было шапочным, все равно вспомните какую-нибудь подробность, любой пустяк – просто чтобы дать другу понять, что его почившего родственника все любили (например: «У твоей мамы был такой красивый голос, всегда им восхищалась»). Если вы не были знакомы с покойной, то всегда можете сказать что-нибудь вроде: «После всех этих добрых слов мне безумно жаль, что я не знал ее».

4. Никогда не говорите: другу, у которого умер отец: «На любую ситуацию можно взглянуть и с другой стороны. По крайней мере твой отец не был обузой для семьи». Скорбящей жене: «Моей тетке пришлось куда хуже, ведь она прожила в браке гораздо дольше тебя» – или: «Мужиков на свете еще много». Прожившая в счастливом браке много лет и овдовевшая писательница Джейн Броуди с благодарностью вспоминает: «Никто (по крайней мере пока) не сказал мне: “Ну, ты наверняка найдешь себе еще кого-нибудь”. Никто не предложил познакомить меня с подходящей, по их мнению, кандидатурой… Однако когда я посетовала, что мне тяжело возвращаться в опустевший дом, и мне посоветовали завести собаку, я не обиделась. И, к счастью, никто не сказал: “Я знаю, что ты чувствуешь, у меня у самого год назад умерла собака”».

5. Придумайте собственный ритуал. Скорбящие друзья, не принадлежащие к лону какой бы то ни было церкви, могут с радостью откликнуться на ваше предложение придумать какой-нибудь альтернативный ритуал (писатель и телеведущий Брюс Фейлер назвал это «светской шивой»), при помощи которого они могли бы публично почтить память своего почившего близкого. Это может быть импровизация или четко организованное мероприятие, проведенное по заранее подготовленному сценарию. Идея в том, чтобы позвать друзей, вспомнить покойного и поддержать родственников. Вот что еще предлагает Брюс: обязательно укажите в приглашении, что прийти могут представители любых конфессий и атеисты; закажите еды, чтобы никому не пришлось готовить; избегайте религиозных ритуалов и молитв, чтобы все приглашенные чувствовали себя одинаково комфортно; лучше проводить подобное мероприятие в каком-нибудь общественном заведении или на природе, а не дома у родственников покойного (чтобы избавить их от необходимости готовиться заранее и прибираться по прошествии мероприятия); и предоставьте скорбящим родственникам достаточно времени, чтобы поделиться разными историями о покойном.

6. Не стоит недооценивать влияние написанного. Даже больше, чем предложением соседей вывезти ее мусор, переставить мебель и отогнать ее машину перед уборкой улицы, Джейн Броуди была тронута письмами с соболезнованиями, «которые пролились бальзамом на мое израненное сердце, заставили меня улыбнуться и многое рассказали мне о Ричарде и о том, как он влиял на людей. Кое-что из этого я и не осознавала, даже несмотря на сорок три года брака». Многие из нас стараются не говорить о покойном, боясь огорчить его родню, но Джейн радовалась, когда друзья «рассказывали о том, что за человек был Ричард». Она была благодарна людям, которые «нашли время вспомнить, как Ричард когда-то им помог» и говорили такие вещи, «которые, несмотря на боль утраты, свидетельствовали о том, что он прожил хорошую жизнь». В статье для журнала «Домашнее хозяйство» писательница и сценаристка Элинор Липман призналась, что ее изумило количество открыток и е-мейлов с соболезнованиями, пришедших после смерти мужа. Причем среди написавших были не только близкие друзья, но и случайные знакомые, например, мастер на все руки, которого она как-то вызвала, чтобы демонтировать и вывезти сломанный тренажер; приятель ее сына, живущий в Японии, который упоминал о важном совете, данном ему когда-то ее мужем; жена человека, расчищавшего от снега их подъездную дорожку; бакалейщик, сообщивший, что сделал в память о ее муже пожертвование в местный благотворительный продовольственный фонд. Элинор считает, что соболезнования не обязательно должны быть своевременными. Всегда можно сказать, что ты «узнал только что» или «был слишком потрясен новостью, чтобы отреагировать немедленно». Письмо с соболезнованиями, полученное много времени спустя, «не бередит рану, а заставляет взглянуть на дружбу по-новому».

7. Помогите другу, лишившемуся близкого человека, найти группу психологической взаимопомощи или организовать ее. Скорбь и тоска не всегда нуждаются в компании, но если вам кажется, что пребывание среди людей, столкнувшихся с подобной бедой, может пойти вашему другу на пользу, то не просто посоветуйте ему найти группу взаимопомощи, но и прошерстите интернет на предмет наличия в округе таких групп или организуйте группу сами. В 2008 году у Сэма Фельдмана умерла жена, Грэтхен, после чего он организовал собирающуюся раз в две недели группу поддержки для вдовцов, потому что обнаружил вдруг, что может найти утешение лишь среди мужчин, которые оказались с ним «в одной лодке» и хотят разделить горечь утраты с себе подобными. У большинства вдов и так уже есть целая сеть подружек, которые могут поддержать их эмоционально после смерти мужа, однако социологические исследования показывают, что вдовцы более склонны заливать свои беды алкоголем и в результате больше подвержены душевным расстройствам и болезням, чаще становятся инвалидами, умирают или кончают жизнь самоубийством. В Америке для таких даже основали Национальную организацию вдовцов (http://www.nationalwidowers.org), которая помогает мужчинам организовывать группы взаимопомощи на всей территории США.

8. Помогите привести в порядок архивы и имущество. В первое время, пока боль еще свежа, некоторые люди слишком оглушены, чтобы осознать эмоциональную значимость оставшихся от покойного вещей, вот почему ценные письма, фотографии, памятные безделушки и прочее так часто оказываются на помойке или попадают в распоряжение членов семьи, которые не в состоянии почувствовать их историческую и моральную ценность. Жаль, что мне в свое время никто не помог разобраться в унаследованных от мамы вещах, и ее великолепный серебряный подсвечник-менора в итоге оказался у чужих людей. Вы можете помочь своему другу составить каталог таких вещей или заявить на них права, пока они не оказались проданы или уничтожены.

9. Не предлагайте помощь из вежливости, если на самом деле не собираетесь помогать. Следуя установившейся традиции, люди часто произносят на похоронах: «Не стесняйся обращаться ко мне, если что. Можешь на меня рассчитывать», – причем и сами они отлично знают, что это лишь пустые обещания, и вы это понимаете, и в большинстве случаев подобные фразы не влекут за собой никаких последствий. Если вы действительно готовы помочь другу, заботящемуся о заболевшем близком или переживающему тяжелую утрату, вы должны ясно дать понять, что для вас это не просто слова. Попросите его звонить вам, как только ему что-то понадобится, и подчеркните: «Я это серьезно. Я действительно хочу тебе помочь, но мне нужно, чтобы ты сказал, как». Если же вы сами видите, что нужно сделать, не ждите, пока вас попросят – просто возьмите и сделайте. Иногда действия говорят о ваших намерениях больше, чем слова. И снова напомню вам о правиле «спрашивай и делай». Или «делай и спрашивай». Не знаю, как еще донести до вас эту мысль – разве что несколько раз подчеркнув и повторив ее.

10. Пусть будет тишина. Люди, которые обычно не лезут за словом в карман, порой бывают обескуражены охватившей их перед лицом скорби немотой. Если вам кажется, что язык вдруг прирос к нёбу – не боритесь с собой. Лучше полное взаимопонимания молчание, чем притворное сочувствие – и большинство скорбящих, как бы больно им ни было, способны почувствовать разницу.

Не так давно я выражала соболезнования Либби Файанс. Ее муж Сай был давним другом и клиентом моего мужа. Мы не виделись очень много лет, но стоило мне только взглянуть на нее, как в мозгу тут же ожили давние воспоминания. Я вспомнила их с мужем молодыми, любящими развлечения и полными жизни. Я вспомнила, как он открыто, без стеснения, ею восхищался, как твердил, какая она красавица и до чего она чудесная мать. Мне на ум пришла одна история: они отдыхали на каком-то курорте в Карибском море. Однажды вечером Либби, устав от череды бесконечных проигрышей в игровых автоматах, отправилась спать, оставив Сая за игровым столом. Она даже не знала, во сколько он вернулся. Но проснувшись на следующее утро, обнаружила, что весь туалетный столик обклеен стодолларовыми банкнотами, а на зеркале красуется выведенная красной помадой надпись «Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ!»

Я заморгала, отгоняя этот образ, и почувствовала, что в горле застрял огромный комок. Несколько секунд я буквально не могла вымолвить ни слова, а потом наконец пробормотала:

– Прости, Либби, у меня просто нет слов.

– Нет слов?! – воскликнула она. – Тоже мне, писатель!

Интерлюдия
Медитации о бренности и конечности жизни

В одном особенно лиричном пассаже книги «Трудности перевода» Еве Хоффман удалось выразить, каково это – действительно охватить собственным сознанием мысль, что все конечно и ты когда-нибудь умрешь: «Внезапно меня пронзило: до чего же грустная штука время. Каждое его мгновение недолговечно. С каждым шагом очередной кусочек времени исчезает… Как такое может быть, что вся эта полнота, все изобилие нынешнего момента улетучится? Сколько всего мгновений в моей жизни? Я слышу свое собственное дыхание, с каждым вздохом я приближаюсь к смерти».

Мое прозрение насчет собственной бренности было связано не со звуком дыхания, а с биением сердца. Как-то раз, вскоре после окончания курса облучения, я лежала ночью в постели между двумя фазами сна, а моя рука покоилась на груди. Вместо того чтобы устремиться к шраму, обычному своему пункту назначения, пальцы замерли, их вдруг задержал стук сердца, колотившегося чуть ниже ладони. Впервые в жизни, несмотря на курс биологии в колледже, чужие инфаркты и измерение собственного пульса после тренировок, это «тук-тук-тук» просто поразило меня, показалось абсолютным и невероятным чудом. То, что этот орган сам по себе перекачивает кровь, изо дня в день, на протяжении вот уже семидесяти лет, без всякой помощи и команд с моей стороны, внезапно представилось мне удивительным подвигом человеческого самоувековечивания. И в тот момент изумления я знала – так же, как и вы однажды вбираете в себя факт неизмеримой огромности жизни, который вы всегда воспринимали как правду, но никогда не пытались по-настоящему впитать в себя, – что однажды что-нибудь произойдет, и мое сердце остановится.

С тех пор, стоит мне только почувствовать «все изобилие нынешнего момента», как я украдкой прижимаю ладонь к груди и предаюсь мыслям о том, как это здорово – быть живой, наслаждаться привилегией переживать разные ощущения, быть свидетелем разнообразных событий, видеть всякие места и людей, даже несмотря на то, что мои клапаны и желудочки тем временем прокачивают через себя очередную порцию крови, а потом еще и еще, с каждым сокращением этой волшебной мышцы приближая меня к концу.

Это новое для меня постоянное осознание работы главного двигателя, обеспечивающего человеческое существование, стало, как мне кажется, одним из положительных побочных эффектов возраста и болезни. В нем нет ничего нездорового, это просто внимательность, возведенная в энную степень; я оказалась лицом к лицу с собственной бренностью и рада этому ощущению. Я далеко не первая, кто обнаружил, что близость смерти может заставить человека выше ценить жизнь и дорожить всем тем, что он или она раньше воспринимали как данность. Но я, возможно, первая, кто открыл, что серьезная болезнь и обостренное ощущение собственной уязвимости могут изменить отношение человека к гарантии на бытовую технику, подписке на журналы, кровельным материалам и продолжительности жизни деревьев. Сейчас объясню все по порядку.

Через неделю после моей операции у нас сломалась посудомоечная машина, и я отправилась в магазин за новой. Продавец спросил (как они всегда это делают), хочу я оформить гарантию на пять лет или на десять. Заметьте, за свою сознательную жизнь я купила десятки всевозможных приборов (мой муж вечно шутит по поводу нашего брака: «Повезло в любви, не повезло в бытовой технике») и подписала кучу десятилетних контрактов на сервисное обслуживание, даже не задумываясь. Но на этот раз вопрос вогнал меня в ступор. Пять лет или десять? Мне казалось тогда, что это вопрос жизни и смерти. Десятилетний контракт с фирмой «Пи Си Ричард и сын» представлялся мне выгодной сделкой, но, если отставить в сторонку мою новую философию, требующую думать только о хорошем, насколько реально, что я дотяну до восьмидесяти? И семьдесят пять-то может оказаться несбыточной мечтой. На тот момент я еще не получила отчет патоморфолога об одиннадцати удаленных лимфатических узлах и еще не успела приступить к курсу облучения. Если в лимфатических узлах найдут метастазы, то, согласно статистике, у меня остается лишь 55-процентная вероятность прожить еще пять лет, и всего 40 % шансов на то, чтобы прожить десять. Чертовски обидно помереть, если еще остаются два года гарантии на бытовую технику. Я выбрала контракт на пять лет и твердо решила прожить их все – хотя бы ради того, чтобы «Пи Си Ричард и сын» ничего не выгадали в случае моей смерти.

Однажды утром, как раз в самый разгар периода панического страха перед смертью, я нашла в почтовом ящике открытку, где предлагалось продлить подписку на журнал «Нью-Йоркер». Издательство «Conde Nast» предлагало наиболее выгодные условия тем, кто выберет подписку сразу на несколько лет. Я поставила галочку напротив варианта «подписка на год».

Недавно наш подрядчик объявил, что нам требуется отремонтировать крышу, и предложил два варианта, которые благодаря летней распродаже стоили совершенно одинаково: кровельный материал, который гарантированно прослужит двадцать лет, и другой материал, «которого точно хватит до конца жизни». Тут я не могла не рассмеяться. «До конца чьей жизни?» – подумала я.

Теперь обратимся к теме деревьев. Этот вопрос возник из-за постоянного затопления земель вокруг нашего дома, и лесовод посоветовал нам посадить цветы, кусты и деревья, которые «любят пить», то есть вытягивают в процессе роста повышенное количество влаги из почвы. Он предложил абрикосы, черную березу и тую. Я спросила у него насчет плакучих ив. Я слышала, что они могут расти «по колено в воде», к тому же мне нравилось, как они изящно покачивают ветвями на ветру. Лесовод попытался отговорить меня, мотивируя свою позицию тем, что от ив много листьев и грязи, к тому же они слишком быстро растут.

– Они успевают вымахать до невероятной высоты всего за несколько нет, – предостерег он. – У вас тут ими все зарастет.

– Плакучие ивы, и точка! – постановила я, подумав о том, как это здорово: я еще успею дождаться, пока они вырастут, и смогу ими полюбоваться.

Такое эгоцентричное отношение к кровельным материалам и плакучим ивам, сознательное нежелание принимать во внимание то, что случится с домом и с нашими землями после моей смерти, как ни странно, вовсе не попирает традиционные еврейские ценности, на которых я была воспитана. Эти ценности нашли воплощение в известной талмудической притче о молодом человеке по имени Хония, который шел по дороге и увидел старика, сажающего рожковое дерево.

– Скоро ли это дерево начнет приносить плоды? – спросил Хония у старца.

– Через семьдесят лет, – ответил тот.

– Неужели ты надеешься прожить еще семьдесят лет и отведать плодов этого дерева? – удивился Хония.

– Это маловероятно, – сказал старик. – Однако когда я появился на свет, то обнаружил много рожковых деревьев, посаженных моими родителями и родителями моих родителей. Как они сажали деревья для меня, так и я сажаю деревья для своих детей и внуков, чтобы они смогли полакомиться плодами.

Стремление посадить что-то такое, что принесет пользу лишь последующим поколениям, свидетельствует о некой стадии здорового развития личности, которую психолог Эрик Эриксон назвал «генеративностью». Если взглянуть на этот этап нашего личностного развития, который обычно занимает среднюю часть жизни (от сорока до шестидесяти четырех лет), то получается, что мы совершаем естественный переход от мыслей о самих себе в настоящем к мыслям о нашем наследии в будущем, которого мы так и не увидим. Например, когда речь идет о защите окружающей среды, я в большинстве случаев принимаю решения исходя из того, что будет лучше для мира, который унаследуют мои дети и внуки. Но когда речь идет о крыше, ее сохранность спустя двадцать лет или целую жизнь кажется делом настолько отдаленным, что не представляет для меня интереса. Вот и в случае с ивами я проявила явные признаки эгоизма. Меня совершенно не волнует, что они заполонят все окрестности и засыплют землю листьями – пусть с этим разбираются следующие поколения. Я выбираю быстрорастущие ивы ради собственного удовольствия.

Напряжение, которое я ощущаю, разрываясь между сиюминутными удовольствиями и затратами сил с отложенным результатом, может быть связано с возрастом, но сама я объясняю это перенесенным раком. Мои приоритеты изменились, поскольку у меня нет в запасе вечности. Мои лучшие годы не остались позади, они живут во мне. Они подсказывают мне, кто я есть, о чем я думаю, что хочу сделать в будущем. И поскольку смерть проскользнула совсем рядом, каждый новый день стал казаться мне еще более ценным, каждое счастливое мгновение – более ярким, каждое удовольствие – более прочувствованным. Для каждого, кто может назвать себя человеком, поборовшим рак, возможность умереть уже не кажется далекой и теоретической; она всегда со мной – но это не нечто ужасающее и драматическое, а что-то вроде миндального орешка, закатившегося в уголок кармана. Она не маячит перед глазами и не мешает осуществлять задуманное, но я знаю, что она есть. В отличие от прошлых лет мне больше не кажется, что я буду жить вечно. Когда мой внук-старшеклассник Этан рассуждает о том, в какой колледж поступить, моя дочь Робин упоминает, что они с мужем Эдом, возможно, на несколько лет уедут за границу, или мой сын Дэвид говорит, что сыновья подрастают, квартира становится тесновата для их семьи и неплохо бы поменять жилье, я думаю про себя, успею ли все это застать.

Несколько месяцев назад моя дочь Эбигейл купила мне платье от Эмилио Пуччи – и все после того, как я с ностальгией вспоминала о купленном в 1967 по дешевке платье (тогда итальянские вещи можно было приобрести за сущие гроши). Я обожаю это платье: то, как ткань нежно струится вдоль тела, его приглушенную палитру из оттенков розового, лимонного и бежевого, пробуждаемые им воспоминания о том, как мы с Бертом, будучи молодоженами, прогуливались по улицам Рима. Пока я в новом платье предаюсь старым грезам, внутренний голос говорит мне: «Ты можешь умереть, даже толком не успев его поносить, вложенные Эбби деньги не отобьются». Но тут во мне просыпается практическая жилка: «Ну и ничего страшного, можно завещать платье дочери. Пуччи никогда не выйдет из моды».

* * *

Ноябрь 2012 года. С моего благословенного лета прошло уже три года. Мне по-прежнему есть за что благодарить судьбу – длящаяся несколько десятилетий любовь, замечательные дети, отличные друзья, камерная музыка, свежие помидоры, водка прямо из холодильника, уютные ресторанчики, прогулки в залитом солнцем лесу, – но теперь у меня другой жизненный этап. Я изменилась, обнаружив, что все это однажды закончится, и, возможно, для меня скорее раньше, чем позже; для меня и для десятков подобных мне людей, которых я успела проинтервьюировать, для всех тех, кто столкнулся с болезнью и заглянул в глаза смерти. С того самого дня, как моя «подозрительная» маммограмма действительно дала основания для подозрений, идея, что «однажды что-то случится, и все это закончится», следует за мною словно тень: плоский темный силуэт, который вытягивается передо мной или позади меня, соприкасаясь с моими пятками и напоминая лужу пролитой краски.

Я не обращаю на тень внимания – кроме тех случаев, когда со мной дети. Помню, как-то раз я гуляла со своими внучками, Молли и Майей, они тогда были совсем маленькими; на улице горели фонари, и девочки вдруг остановились и принялись кривляться, наблюдая за своими тенями. Одна сложила ладони так, что получилась птица, другая согнулась так, что стала напоминать всадника без головы, а потом девочки прыгнули в мою тень и исчезли. Через несколько секунд мы выставили руки в стороны и подвигали ими, превратившись в танцующую шестирукую индийскую богиню. И теперь мне кажется, что это метафора сознания близости смерти, которое сопровождает меня каждый день. Да, рак заставил меня заглянуть в глаза смерти раньше, чем хотелось бы, но при этом он продемонстрировал мне, что, даже находясь в тени смерти, можно радоваться жизни. Я открыла для себя, что обратной стороной панического страха перед смертью является обостренное, более яркое ощущение вкуса к жизни. И теперь эти два чувства всегда со мной: мысль о том, что однажды все это кончится, и сиюминутная радость от пребывания здесь и сейчас. Я не желаю никому из друзей заболеть, но я хотела бы познакомить их с богиней, живущей в тени смерти: с чудесной танцующей тенью жизни.