Текст книги "Лев Толстой о величии души человеческой. Путь Огня"

Искусство

– 1 –

Как произведение мысли только тогда произведение мысли, когда оно передаёт новые соображения и мысли, а не повторяет того, что известно, точно так же и произведение искусства только тогда произведение искусства, когда оно вносит новое чувство в обиход человеческой жизни. [1]

Искусство есть один из двух органов прогресса человечества. Через слово человек общается мыслью, через образы искусства он общается чувством со всеми людьми не только настоящего, но и будущего.

Как происходит совершенствование знаний, т. е. более истинные, нужные знания вытесняют и заменяют знания ошибочные и ненужные, так точно происходит совершенствование чувств посредством искусства, вытесняя чувства низшие, менее добрые и менее нужные для блага людей высшими, более добрыми, более нужными для этого блага.

В этом назначение искусства. [2]

– 2 –

Произведение искусства только тогда настоящее, когда воспринимающий не может себе представить ничего иного, как именно то самое, что он видит или слышит, или понимает. Когда воспринимающий испытывает чувство, подобное воспоминанию, – что это, мол, уже было, и много раз, что он знал это давно, только не умел сказать, а вот ему и высказали его самого. Главное, когда он чувствует, что это, что он слышит, видит, понимает, не может быть иначе, а должно быть именно такое, как он его воспринимает. Если же воспринимающий чувствует, что то, что ему показывает художник, могло бы быть и иначе, видит художника, видит произвол его, тогда уже нет искусства. [3]

Произведение искусства только тогда истинное произведение искусства, когда, воспринимая его, человеку кажется – не только кажется, но человек испытывает чувство радости о том, что он произвёл такую прекрасную вещь. Особенно сильно это в музыке. Ни на чём, как на этом, не видно так главное значение искусства, значение объединения. «Я» художника сливается с «я» всех воспринимающих, сливающихся в одно. [4]

Музыка, как и всякое искусство, но особенно музыка, вызывает желание того, чтобы все, как можно больше людей, участвовали в испытываемом наслаждении. Ничто сильнее этого не показывает истинного значения искусства: переносишься в других, хочется чувствовать через них. [5]

Всякое искусство, особенно музыка, тем хороши, что они соединяют людей, т. е. хотя временно приводят их в то состояние, которое свойственно их природе. [6]

Бывает, что люди, находясь вместе, если не враждебны, то чужды друг другу по своим настроениям и чувствам, и вдруг или рассказ, или представление, или картина, даже здание и чаще всего музыка, как электрической искрой, соединяет всех этих людей, и все эти люди, вместо прежней разрозненности, часто даже враждебности, чувствуют единение и любовь друг к другу. Всякий радуется тому, что другой испытывает то же, что и он, радуется тому общению, которое установилось не только между ним и всеми присутствующими, но и между всеми теперь живущими людьми, которые получат то же впечатление; мало того, чувствуется таинственная радость загробного общения со всеми людьми прошедшего, которые испытывали то же чувство, и людьми будущего, которые испытают его. [7]

Настоящее произведение искусства делает то, что в сознании воспринимающего уничтожается разделение между ним и художником, и не только между ним и художником, но и между ним и всеми людьми, которые воспринимают то же произведение искусства. В этом-то освобождении личности от своего отделения от других людей, от своего одиночества, в этом-то слиянии личности с другими и заключается главная привлекательная сила и свойство искусства. [8]

Жизнь – тем более жизнь, чем теснее её связь с жизнью других, с общей жизнью. Вот эта-то связь и устанавливается искусством в самом широком его смысле. [9]

В. Ф. Булгаков (Валентин Фёдорович Булгаков (1886–1966) – последователь и последний секретарь Л. Н. Толстого. Руководитель ряда литературных музеев, в том числе, музея Л. Н. Толстого в Ясной Поляне.):

«Один студент спрашивал: в чём основа художественного проникновения в чужую душевную жизнь?

– Очень просто, – сказал Лев Николаевич, когда я передал ему содержание письма, прочитанного сначала мною, – объяснение в том, что духовная сущность у всех людей одна». [10]

Жизнь человечества совершенствуется только вследствие уяснения религиозного сознания (единственного начала, прочно соединяющего людей между собою). Уяснение религиозного сознания людей совершается всеми сторонами духовной деятельности человеческой. Одна из сторон этой деятельности есть искусство. [11]

Искусство должно сделать то, чтобы чувства братства и любви к ближним, доступные теперь только лучшим людям общества, стали привычными чувствами, инстинктом всех людей. Вызывая в людях, при воображаемых условиях, чувства братства и любви, религиозное искусство приучит людей в действительности, при тех же условиях, испытывать те же чувства, проложит в душах людей те рельсы, по которым естественно пойдут поступки жизни людей, воспитанных искусством. Соединяя же всех самых различных людей в одном чувстве и уничтожая разделение, всенародное искусство воспитает людей к единению, покажет им не рассуждением, но самою жизнью радость всеобщего единения вне преград, поставленных жизнью. [12]

Назначение искусства в наше время в том, чтобы перевести из области рассудка в область чувства истину о том, что благо людей в их единении между собою, и установить на место царствующего теперь насилия то царство божие, т. е. любви, которое представляется всем нам высшею целью жизни человечества. [13]

Задача искусства огромна: искусство, настоящее искусство, с помощью науки руководимое религией, должно сделать то, чтобы то мирное сожительство людей, которое соблюдается теперь внешними мерами, – судами, полицией, благотворительными учреждениями, инспекциями работ и т. п., – достигалось свободной и радостной деятельностью людей. Искусство должно устранять насилие. [14]

Всё, что соединяет людей, есть добро и красота; всё, что разъединяет их, есть зло и безобразие.

Всем известна эта формула. Она начертана в нашем сердце. Добро и красота для человечества есть то, что соединяет людей. [15]

– 3 —

…Искусство есть деятельность заражающая, и чем более заразительно искусство, тем оно лучше. Но (…) эта деятельность хороша или дурна независимо от того, насколько она удовлетворяет требованиям искусства, т. е. заразительности, ещё и потому, насколько она удовлетворяет требованиям религиозного сознания, т. е. нравственности, совести… [16]

Искусство по силе своего влияния почти равно религии. А религия служит только вере, значит, самому высокому, что есть в душе. И как те религии, которые служат не вере, не душе, а чему-то другому, теряют своё значение, так и искусство, если оно преследует цели забавы для тех, кто им пользуется, становится неизбежно для тех, кто ему служит, ремеслом, требующим только технического совершенствования. И тогда оно является уже не благом, а злом. [17]

Великая литература рождается тогда, когда пробуждается высокое нравственное чувство. [18]

Искусство истинное только тогда, когда совпадает внутреннее стремление с сознанием исполнения дела Божия: можно стремиться выразить то, что занимает, но что не нужно Богу, и можно стремиться содействовать произведением искусства делу Божию, но не иметь к нему внутреннего стремления, и будет не искусство. [19]

Произведение искусства хорошо или дурно от того, что говорит, как говорит и насколько от души говорит художник. Для того, чтобы произведение искусства было совершенно, нужно, чтобы то, что говорит художник, было совершенно ново и важно для всех людей, чтобы выражено оно было вполне красиво, и чтобы художник говорил из внутренней потребности и потому говорил вполне правдиво.

Для того, чтобы то, что говорит художник, было вполне ново и важно, нужно, чтобы художник был нравственно просвещённый человек, а потому не жил бы исключительно эгоистичной жизнью, а был участником общей жизни человечества.

Для того, чтобы то, что говорит художник, было выражено вполне хорошо, нужно, чтобы художник овладел своим мастерством так, чтобы, работая, так же мало думал о правилах этого мастерства, как мало думает человек о правилах механики, когда ходит.

А чтобы достигнуть этого, художник никогда не должен оглядываться на свою работу, любоваться ею, не должен ставить мастерство своей целью, как не должен человек идущий думать о своей походке и любоваться ею.

Для того же, чтобы художник выражал внутреннюю потребность души и потому говорил бы от всей души то, что он говорит, он должен, во-первых, не заниматься многими пустяками, мешающими любить по-настоящему то, что свойственно любить, а во-вторых, любить самому, своим сердцем, а не чужим, не притворяться, что любишь то, что другие признают или считают достойным любви. [20]

С тех пор, как были люди, истинное искусство, то, которое высоко ценилось людьми, не имело другого значения, как выражение науки о назначении и благе человека. Всегда и до последнего времени искусство служило учению о жизни, – только тогда оно было тем, что так высоко ценили люди. [21]

Да, искусство, чтобы быть уважаемым, должно производить доброе. А чтобы знать доброе, надо иметь миросозерцание, веру. Доброе есть признак истинного искусства. [22]

Искусство – одно из средств различения доброго от злого – одно из средств узнавания хорошего.

Это одно из духовных отправлений человечества, как кормление, пути сообщения и т. п. суть физические отправления. [23]

Задача искусства должна заключаться в том, чтобы внести в жизнь свет истины, осветить мрак жизни и указать истинный смысл её. [24]

Дело не в том, чтобы писать, а в том, чтобы жить христианскою жизнью; вот величайшее художественное произведение, доступное человеку. Будем же стараться его производить, а по мере достижения этого и наши слова и писания будут хороши и нужны людям. [25]

…Надо больше заниматься тем художественным произведением, которое составляет жизнь каждого из нас, прикладывая всё внимание и усилие на то, чтобы не было в ней никаких ошибок ни колорита, ни перспективы, ни, главное, отсутствия содержания. [26]

…Только этим путём, т. е. своим приближением к совершенству, мы можем воздействовать на других, – налиться должна лейка доверху, чтоб из неё потекло, – и воздействие будет через нашу жизнь и через слово устное и письменное, насколько это слово будет частью и последствием жизни, насколько от избытка сердца будут говорить уста. [27]

Моё желание писать всё только оттого и происходит, что хочется передать другим людям то, что нам всем дано и чего я так долго не знал, и что делает всех нас счастливыми. [28]

Я полагаю, что задача пишущего человека одна: сообщить другим людям те свои мысли, верования, которые сделали мою жизнь радостною. (…)

(…) Одно только опасно: писать только вследствие рассуждения, а не такого чувства, которое обхватывало бы всё существо человека. (…) Одинаково, по-моему, дурно и вредно писать безнравственные вещи, как и писать поучительные сочинения холодно и не веря в то, чему учишь, не имея страстного желания передать людям то, что тебе даёт благо. [29]

Какая огромная разница между таким философствованием, при котором играешь словами, и таким изложением мысли, при котором готовишься жить и умереть на основании тех слов, которые высказываешь. [30]

…Если человек не стремится всеми силами делать то, что он говорит, то он никогда и не скажет хорошо того, что надо делать, никогда не заразит других. [31]

– 4 –

Искусство есть умение изображать то, что должно быть, то, к чему должны стремиться все люди, то, что даёт людям наибольшее благо. [32]

Да, для того, чтобы производить то, что называют произведениями искусства, надо, чтобы человек ясно, несомненно знал, что добро, что́ зло, тонко видел разделяющую черту, и потому писал бы не то, что есть, а что должно быть. А писал бы то, что должно быть, так, как будто оно есть, чтобы для него то, что должно быть – было бы. [33]

Писателю художнику, кроме внешнего таланта, надо две вещи: первое – знать твёрдо, что должно быть, а второе – так верить в то, что должно быть, чтоб изображать то, что должно быть, так, как будто оно есть, как будто я живу среди него. [34]

Правду узнает не тот, кто узнает только то, что было, есть и бывает, а тот, кто узнает, что должно быть по воле Бога.

Напишет правду не тот, кто только опишет, как было дело и что сделал тот, и что сделал другой человек, а тот, кто покажет, что делают люди хорошо, т. е. согласно с волей Бога, и что дурно, т. е. противно воле Бога.

Правда – это путь. Христос сказал: «Я есмь путь и истина, и жизнь».

И потому правду знает не тот, кто глядит себе под ноги, а тот, кто знает по солнцу, куда ему идти.

Все словесные сочинения и хороши, и нужны не тогда, когда они описывают, что было, а когда показывают, что должно быть; не тогда, когда они рассказывают то, что делали люди, а когда оценивают хорошее и дурное, когда показывают людям один тесный путь воли Божьей, ведущей в жизнь.

Для того же, чтобы показать этот путь, нельзя описывать только то, что бывает в мире. Мир лежит во зле и соблазнах. Если будешь описывать много лжи, и в словах твоих не будет правды. Чтобы была правда в том, что описываешь, надо писать не то, что есть, а то, что должно быть, описывать не правду того, что есть, а правду царствия Божия, которое близится к нам, но которого ещё нет. [35]

Художник только потому и художник, что он видит предметы не так, как он хочет их видеть, а так, как они есть. Носитель таланта – человек – может ошибаться, но талант, если ему только будет дан ход, (…) откроет, обнажит предмет и заставит полюбить его, если он достоин любви, и возненавидеть его, если он достоин ненависти. [36]

– 5 –

Гладких, жуирующих и самодовольных мыслителей и художников не бывает. Духовная деятельность и выражение её, действительно нужные для других, есть самое тяжёлое призвание человека – крест, как выражено в Евангелии. И единственный, несомненный признак присутствия призвания есть самоотвержение, есть жертва собой для проявления вложенной в человека на пользу другим людям силы. Без мук не рождается и духовный плод. [37]

О чувстве меры в искусстве: (…) отсутствие меры выставляет на вид производителя искусства, и оттого уничтожается иллюзия того, что я не воспринимаю, а творю. [38]

Во всякой добродетели самоотречение, самозабвение есть первое дело, так и в искусстве. Писатель не должен быть виден… [39]

Когда мы пишем, мы стараемся скрыться самим не потому, что такой приём принят, а потому, что мы знаем, что то, что свято и истинно – не мы как личность, а то, что поняла эта личность. [40]

…Нельзя по своей воле писать, что и как хочешь. Писать (…) глупости можно, но писать такие вещи, которые тронут сердца людей, нельзя по своей воле. Одно, что от нас зависит, это то, чтобы быть наиболее чистым проводником этой силы, не задерживая её и не загрязняя её своим. [41]

Серьёзный писатель должен писать так, чтобы иметь в виду только то, что его прочтут уже после его смерти. [42]

…Человек проявит свою индивидуальность не тогда, когда он будет заботиться о ней, а тогда, когда он, забыв о ней, будет по мере своих сил и способностей делать то, к чему влечёт его природа. [43]

Смешная забота об индивидуальности. Предоставим богу это или природе. Они уж позаботятся об индивидуальности. [44]

…Индивидуальность у писателя? Индивидуальность – это искренность. Если будете искренним, тогда всегда будете и индивидуальным… [45]

– 6 –

Причиной появления настоящего искусства есть внутренняя потребность выразить накопившееся чувство, как для матери причина полового зачатия есть любовь. Причина поддельного искусства есть корысть, точно так же, как и проституция.

Последствие истинного искусства есть внесённое новое чувство в обиход жизни, как последствие любви жены есть рождение нового человека в жизнь. Последствие поддельного искусства есть развращение человека, ненасытность удовольствий, ослабление духовных сил человека. [46]

…В литературе нужно соблюдать своего рода целомудрие и высказываться лишь тогда, когда это становится необходимым. [47]

Надо, чтобы созрела мысль, созрела настолько, чтобы вы горели ею, плакали над ней, чтобы она отравляла вам покой. Тогда пишите. Содержание придёт само. [48]

Писать надо только тогда, когда чувствуешь в себе совершенно новое, важное содержание, ясное для себя, но непонятное людям, и когда потребность выразить это содержание не даёт покоя. [49]

…Не сочиняйте стихов, а выражайте стихами то чувство, которое обхватит вас и ищет своего выражения в поэтической форме. [50]

У всякого искусства есть два отступления от пути: пошлость и искусственность. Между обеими только узкий путь. И узкий путь этот определяется порывом. Есть порыв и направление, то минуешь обе опасности. [51]

…Состояние души художника, из которого вытекает произведение искусства, есть высшее проявление знания, откровение тайн жизни. Если же такое состояние есть высшее знание, то и не может быть другого знания, которое могло бы руководить художником для усвоения себе этого высшего знания. [52]

Истинное художественное произведение – заразительное – производится только тогда, когда художник ищет – стремится. [53]

Художник для того, чтобы действовать на других, должен быть ищущим, чтоб его произведение было исканием. Если он всё нашёл и всё знает, и учит или нарочно потешает, он не действует. Только если он ищет, зритель, слушатель, читатель сливается с ним в поисках. [54]

Талант – это любовь. Кто любит, тот и талантлив. [55]

…Выработк[а] языка, мастерства выражения. Это всё неважно. Важно так полюбить какую-нибудь сторону жизни, так увлечься ею, чтобы ничего не видеть, кроме неё, и от этого увидать в ней то, чего никто не видел, и потом все силы души положить на то, чтобы как возможно лучше выразить то, что видишь. [56]

…Искусство не есть мастерство, а передача испытанного художником чувства. [57]

Литература! Избави от неё бог; делиться мыслями и чувствами – это так. [58]

Писать, т. е. передавать людям ту истину, которую знаешь, не может быть ремеслом – это дело другого порядка. [59]

До тех пор, пока не будут высланы торговцы из храма, храм искусства не будет храмом. Искусство будущего изгонит их. [60]

…В искусстве будущего не только не будет требоваться та сложная техника, которая обезображивает произведения искусства нашего времени и требует большого напряжения и траты времени, но будет требоваться, напротив, ясность, простота и краткость, – те условия, которые приобретаются не механическими упражнениями, а воспитанием вкуса. [61]

…Идеалом совершенства будущего будет (…) не громоздкость, неясность и сложность формы, как это считается теперь, а, напротив, краткость, ясность и простота выражения. [62]

Надо стараться довести свою мысль до такой степени простоты, точности и ясности, чтобы всякий, кто прочтёт, сказал бы: «Только-то? Да ведь это так просто!» А для этого нужно огромное напряжение и труд. [63]

Простота (…) мысли (…) происходит от двух противоположных причин: от совершенного непонимания вопроса и от глубокого всестороннего изучения его. [64]

…Простота – необходимое условие прекрасного. Простое и безыскусственное может быть нехорошо, но непростое и искусственное не может быть хорошо. [65]

Совершенно простым и понятным языком ничего дурного нельзя будет написать. Всё безнравственное представится столь безобразным, что сейчас будет отброшено… [66]

Простота всегда привлекательна. От этого привлекательность детей и животных. [67]

Это страшная ошибка – думать, что прекрасное может быть бессмысленным. [68]

Правда коротка; ложь всегда многословна. [69]

Простота – необходимое условие и признак истины. [70]

Истинно полезное, истинно доброе и потому истинно великое всегда просто. [71]

Величайшие истины – самые простые. [72]

Простота есть покорность Богу. [73]

– 7 –

Нынешние декаденты (…) говорят, что для поэзии нужны крайности добра и крайности зла. Что без этого нет поэзии. Что стремление к одному добру уничтожает контрасты и потому поэзию. Напрасно они беспокоятся. Зло так сильно – это весь фон – что оно всегда тут для контраста. Если же признавать его, то оно всё затянет, будет одно зло, и не будет контраста. Даже и зла не будет – будет ничего. Для того, чтобы был контраст и чтобы было зло, надо всеми силами стремиться к добру. [74]

Красота, радость только как радость, независимо от добра, отвратительная. Я узнал это и бросил. Добро без красоты мучительно. Только соединение двух, и не соединение, а красота как венец добра. [75]

Отвратительна животность зверя в человеке, (…) но когда она в чистом виде, ты с высоты своей духовной жизни видишь и презираешь её, пал ли, или устоял, ты остаёшься тем, чем был; но когда это же животное скрывается под мнимо эстетической, поэтической оболочкой и требует перед собой преклонения, тогда, обоготворяя животное, ты весь уходишь в него, не различая уже хорошего от дурного. Тогда это ужасно. [76]

Несчастны люди, т. е. существа, одарённые разумом и даром слова, когда они и то, и другое употребляют для того, чтобы жить, как животные. [77]

Радость жизни без соблазна есть предмет искусства. [78]

Упадок искусства есть вернейший признак упадка цивилизации. Когда есть идеалы, то во имя этих идеалов производятся произведения искусства; когда же их нет, как теперь у нас, – нет произведений искусства! Есть игра – словами, игра – звуками, игра – образами. [79]

Искусство, становясь всё более и более исключительным, удовлетворяя всё меньшему и меньшему кружку людей, становясь всё более и более эгоистичным, дошло до безумия – так как сумасшествие есть только дошедший до последней степени эгоизм. Искусство дошло до крайней степени эгоизма и сошло с ума. [80]

Искусство наше есть то же, что соус к пище. Если есть один соус – вкусно, но не будешь сыт и испортишь желудок. [81]

Искусство не есть наслаждение, утешение или забава; искусство есть великое дело. [82]

Мысль (…) есть та сила, которая движет жизнью и моей, и всего человечества. И потому несерьёзно обращаться с мыслью есть грех большой, и “verbicide” (убийство слова (англ.)) не меньше грех, чем “homicide” (убийство человека (англ.)). [83]

Мысль есть самое важное в человеке; сообразно мысли живут и поступают люди. Стало быть, хороша та книга, которая говорит мне, что мне делать. А люди стараются из книги сделать какую-то забаву, игрушку. Это всё равно что хлеб: хлеб существует затем, чтобы его есть, а кто скажет, что он существует для того, чтобы помягче на нём сидеть, это бессмыслица, чепуха. [84]

Что же это за страшная сила. (…) Как за колдовство, т. е. за таинственное воздействие злое, казнили, а за молитвы, таинственное воздействие доброе, прославляли, возвеличивали, так и с искусством надо. Это не шутка, а ужасная власть. [85]

Искусство есть одно из самых могущественных средств внушения. А так как внушено может быть и порочное (и порочное всегда легче внушается), и хорошее, то ни перед какими способами внушения не надо быть больше настороже, как перед внушением искусства. [86]

Ужасно! Слово, которое должно служить передаче мысли, до такой степени извращено!.. [87]

Им просто нечего сказать, а они ищут каких-то новых форм. Да зачем их искать? Если есть, что сказать, то только бы успеть сказать всё, что хочется, а формы искать не придётся. [88]

…Писать повести вообще напрасно, а ещё более таким людям, которым грустно и которые не знают хорошенько, чего они хотят от жизни. [89]

…Два рода писания, как будто похожие, а между ними бездна, прямая противоположность: один род законный, божеский, это – писание, писанное человеком для того, чтобы самому себе уяснить свои мысли (…). Другой род дьявольский, часто совершенно по внешности похожий на первый, это – писание, писанное для того, чтобы перед самим собою и перед другими затемнить, запутать истину… (…) Избави нас бог от этого. И потому всеми силами старайтесь не быть сочинителем… [90]

Как только люди говорят о своих мыслях и чувствах, то всё ясно и верно. Вся путаница идёт от людей, у которых нет своих мыслей и чувств, а они хотят о них говорить. [91]

Деятели нынешней науки и искусства не исполнили и не могут исполнить своего призвания, потому что они из обязанностей своих сделали права. [92]

Литература была белый лист, а теперь он весь исписан. Надо перевернуть или достать другой. [93]

– 8 –

Цель художника не в том, чтобы неоспоримо разрешить вопрос, а в том, чтобы заставить любить жизнь в бесчисленных, никогда не истощимых всех её проявлениях. [94]

Главная цель искусства (…) та, чтобы проявить, высказать правду о душе человека, высказать такие тайны, которые нельзя высказать простым словом. От этого и искусство. [95]

Самое важное в произведении искусства – чтобы оно имело нечто вроде фокуса, т. е. чего-то такого, к чему сходятся все лучи или от чего исходят. И этот фокус должен быть недоступен полному объяснению словами. Тем и важно хорошее произведение искусства, что основное его содержание во всей полноте может быть выражено только им. [96]

Удивительно! Что такое музыка? (…) В живописи, в литературе всегда примешан элемент рассудочности, а тут ничего нет – сочетание звуков, а какая сила! Я думаю, что музыка – это наиболее яркое практическое доказательство духовности нашего существа. [97]

…Искусство захватывает вечное, и это вечное даёт ему силу и смысл. [98]