Текст книги "Советская республика и капиталистический мир. Часть II. Гражданская война"

Эти успехи открывают дорогу советскому режиму на Украине. Здесь, помимо военных и организационно-политических вопросов, встают вопросы огромной важности и трудности. Разумеется, ошибок на Украине нами было сделано достаточно, но основы политики нам менять здесь не приходится. Украина как была, так и должна остаться самостоятельной частью Советской Федерации. Было время, когда и в среде наших украинских товарищей находились люди, утверждавшие, что не нужно более самостоятельности, отдельности Украины, и стоявшие, таким образом, за режим, хотя бы внешним образом похожий на русификаторский режим. Это могло бы, конечно, только оттолкнуть от нас широкие массы украинского крестьянства. Нам необходимо на Украине провести колоссальную работу классового политического расслоения, классовой организации бедноты и подавления ее врага – кулачества. Только таким путем будет достигнуто полное сближение России и Украины, но начинать его с того, чтобы надеть на Украину шапку единства сверху, прежде чем это будет подготовлено с низов путем классовой организации и классового сочетания, было бы совершенно нецелесообразно. Поэтому Украина останется, как Украинская Республика. Коммунистическая партия предписывает своим членам работать именно в этом направлении, чтобы Украина, продолжая сохранять свою самостоятельность, обеспечила вместе с тем необходимую подготовительную работу к дальнейшему, более тесному слиянию с Великороссией в целом. В мае и июне прошлого года Украинский Центральный Исполнительный Комитет вынес постановление о необходимости объединения наших военных организаций, железнодорожных организаций, Высовнархоза и почто-телеграфных организаций. Это было одобрено Всероссийским Центральным Исполнительным Комитетом. От этого нам не нужно, конечно, делать ни одного шага назад. По мере того как мы будем продвигаться на Украину и строить советский аппарат, эти отрасли работы в первую голову должны быть едиными с самого начала.

То, что представляет политическое значение для Украины, для средних слоев населения, скажем, для мелкобуржуазных кругов населения Украины, – с этими массами деревни мы должны считаться, – это вопрос о праве украинского языка, об украинских школах, о возможности объясняться в советских учреждениях на украинском языке. Поведение царизма по отношению к Украине воспринималось украинской интеллигенцией и украинскими буржуазными слоями, главным образом, со стороны его русификаторских тенденций. Здесь был классовый грабеж, насилие, а так как это было сопряжено и покрывалось русификаторством, то оно получило определенное идеологическое значение в глазах мелкобуржуазных украинских масс. Вот почему нам необходимо считаться в значительной степени с подозрительностью украинских мелкобуржуазных элементов. В этом отношении обязанности коммунистов на Украине будут состоять в том, чтобы устранять всякую искусственную помеху, оставшуюся от прошлого и по неряшливости создавшуюся теперь. И в то же время на обязанности коммунистов лежит глубокая работа по объединению, полному объединению низов украинского пролетариата с русским и борьбы против кулака. Что же касается деревенского кулака на Украине, то он для нас гораздо более опасен, чем русский кулак, ибо украинский кулак вооружен с ног до головы. На Украине в руках населения имеется масса оружия, и по вполне понятным причинам это оружие сосредоточивается в руках украинского кулачества, более сознательного, более сильного и богатого. Первейшим условием господства пролетариата на Украине является разоружение кулачества, извлечение оружия из деревни. Так как теперь советский режим будет на Украине устанавливаться путем продвижения туда регулярных крепких войск, то эта задача разоружения кулачества на Украине будет выполняться и будет выполнена по мере продвижения их. Это сразу создаст несравненно более благоприятные условия для господства городского пролетариата и низов крестьянской деревни. Вместе с тем необходимо в партийном отношении провести режим гораздо более твердый и строгий, чем это было в первую эпоху на Украине. В городах на Украине имеется большое число мещанского элемента, мелкобуржуазного элемента, среди которого большую роль играет еврейская мелкая буржуазия. Этот элемент мало связан с рабочим классом и еще меньше связан с крестьянской деревней. Это элемент подвижный, имеющий некоторые интеллигентские навыки, уменье читать, писать и проч. и проч. И вот в советском аппарате этот мелкобуржуазный городской элемент получает на Украине такое значение, на какое не имеет права ни по численности, ни по своей связи с рабочим классом. И несомненно, что эта мелкая буржуазия украинских городов сыграла отрицательную роль на Украине в деле утверждения советского режима, так как получилось обманчивое представление, что там создан советский аппарат, а на самом деле советские учреждения заполнил городской мещанский мелкобуржуазный элемент. Нужно брать крестьян бедняков и середняков, привлекать их к работе, учить их, воспитывать, чтобы они на своих ошибках строили там советский аппарат. Там нужно будет поставить контроль, хороший и надежный партийный фильтр, чтобы задержать этот искусственный приток городской мелкой буржуазии в ряды работников Советской власти и даже в ряды нашей партии. Мы скажем, что мелкая буржуазия городов должна свою преданность рабочему классу показать на деле. Еще есть, и некоторое время будет Украинский фронт, и всех кандидатов, желающих вступить в партию, нужно отправлять на фронт, где они получат возможность доказать свою преданность рабочему классу. На этом сыпучем песке мы пытались строить Советскую власть на Украине в первую эпоху. Здесь нужен самый решительный перелом. Под надзор городское мещанство! Не пускайте его в рабочие организации, не пускайте его в партийные организации, не пускайте его на ответственные советские посты! Берите с низов крестьян-бедняков и учите их строить Советскую власть!

Западный фронт является фронтом пассивным. Там против нас стоят мелкие государства, которые откололись от бывшей царской империи. Они сейчас являются вассалами Антанты – Англии и Франции. И в настоящий момент они отражают все колебания наших военных успехов, с одной стороны, и политику Англии, Франции и отчасти Америки – с другой. Вы все помните, как Эстляндия предложила нам мирные переговоры, и, в то время как мирная делегация наша собиралась уезжать туда (это было в начале октября), эстонские полки ударили на Петроград. Сейчас, после того как они отброшены назад и мы подходим к Нарове, они ведут переговоры о перемирии. Латвия, Польша, Финляндия ведут в основе ту же политику с уклонением в ту или другую сторону. Мы сейчас, разумеется, как и в начале октября, готовы идти с ними на всякие переговоры. Вы знаете, что тов. Литвинов выехал сейчас для переговоров, которые могут получить очень серьезное значение. В Копенгагене он встретился с английским тред-юнионистом, его фамилия О'Греди. Это английский социал-шовинист, который играет роль агента империалистического правительства, но в то же время является тред-юнионистом, руководителем рабочей организации. Стало быть, это для английского правительства наиболее подходящий человек: с одной стороны, это агент правительства, с другой стороны, как бы рабочий вождь, от слов которого можно отказаться на том основании, что он сказал это не как представитель английского правительства. Таким образом, Англия нашла надлежащее лицо. Переговоры должны касаться только вопроса о заложниках и военнопленных, т.-е. повод не первостепенной политической важности. Ясно, что, вступив на путь этих переговоров, Англия преследует какую-то цель, ибо к судьбе заложников она до сих пор спокойно относилась, а теперь вдруг начинает интересоваться этим вопросом. Вам известно заявление Ллойд-Джорджа, которое заменило заявление Черчилля.

Черчилль является представителем крайнего неистового крыла английских империалистов. Это он говорил о четырнадцати странах, которые Англия мобилизовала против нас, предсказывал за неделю или за две неизбежное падение Петрограда. Это он, после того как Юденич пошатнулся, заявил, что скоро появится новый фактор, который восстановит равновесие под Петроградом. До сих пор этот фактор остается секретом лорда Черчилля, но его выступление было чрезвычайно характерно в период нашего плохого военного положения. Теперь Черчилль как бы замолкает, и на смену его выступает хитрейшая лиса Ллойд-Джордж, который сделал два-три в высокой степени выразительных заявления, сводившихся к тому, что он, якобы, остается при старом своем мнении или убеждении, что Советскую власть нельзя подавить оружием. Как это связать со всей прошлой политикой того правительства, во главе которого стоял Ллойд-Джордж, мы спрашивать не будем, но сейчас он это свое убеждение преподнес английскому парламенту. Мало того, в последнем заявлении, которое до нас дошло, он сказал, что Деникин захватил несколько десятков тысяч квадратных верст, но до сих пор еще не сумел создать там правильную государственную власть. Это прямое, так сказать, низложение не только Колчака, но и Деникина, отказ от дальнейшего военного сотрудничества с Деникиным, отказ ставить на его карту свою ставку. Для нас заявление Ллойд-Джорджа, конечно, имеет колоссальное значение. Перелом в политике английского империализма отражается сейчас же на поведении мелких государств, которые живут на нашей западной окраине. Они, правда, не склонны к добру по отношению к нам, но сами по себе они неспособны на большое зло. Разумеется, они никогда не откажутся урвать у нас клок земли или город. Так, заводя переговоры о перемирии, они попытались налетом захватить Двинск, но были вышиблены оттуда два дня назад.

Таким образом вопрос о Западном фронте не имеет сейчас самостоятельного военного значения, но на нем отражается все наше мировое положение, на нем мы, так сказать, подводим баланс наших побед и неудач. Западный фронт является нашим окном в Европу в сторону империализма. Военное положение в высокой степени благоприятно, оно изменяется все более и более в нашу пользу, – в соответствии с этим изменяется в нашу пользу и международное положение.

Нужно, однако, сказать, что военные задачи незакончены. Мы Деникина сбиваем со всех сторон к Таганрогу, Ростову, Новороссийску. Его фронт сокращается, его силы тем самым уплотняются. Последние его резервы могут быть там применены с наибольшей выгодой для него. У него есть заранее подготовленная линия обороны, и мы там напоремся на казацкие пики и на колючую проволоку. Стало быть, для нас необходима особенная предусмотрительность, нам необходимо не ослаблять энергии нашего наступления, не позволять себе опьяняться первыми успехами. До сих пор самыми опасными в военном отношении являлись быстрые и легкие успехи, которые вели к распаду отдельных частей и даже целых армий. Наученные горьким опытом, мы должны напрячь все силы, – что психологически труднее теперь, чем в период неудач, – чтобы поддерживать компактность Южного фронта и наших южных армий.

О балансе международном я в общих чертах говорил параллельно с характеристикой нашего военного положения. Если Ллойд-Джордж говорит другим языком, чем Черчилль, то это не значит, что он серьезно и искренно собирается с нами мириться. Он только изобретает другие способы удушения Советской власти. У инквизиции была формула: «без пролития крови». Это значило задушить еретика. Но если бы попытаться стать на место Ллойд-Джорджа и за него обдумать положение, то все же трудно было бы придумать такое средство в руках английского империалиста, которое могло бы нанести смертельный удар Советской Республике. Я думаю, что в распоряжении Англии после двухлетнего опыта гражданской войны таких средств больше нет. Самое острое средство – экономическая блокада и военное наступление – ими использовано целиком; они причинили нам колоссальный вред, подорвали нашу работу, но они нас не задушили. Мы сильнее, чем два года назад. Кроме того, нарастание революционного движения в их собственных странах шло за эти два года хотя и медленнее, чем мы этого хотели бы, но с великолепною планомерностью и упорством. Как раз за последнее время произошли события, которые внешним образом отличаются друг от друга и даже противоположны друг другу, но которые по внутреннему смыслу доказывают глубокое нарастание революционного движения во всех странах запада. Произошли выборы в парламент во Франции и в Италии. Во Франции социалистическая партия оказалась в жестокой степени разбитой. У меня нет точных цифр, но она получила около половины своих мандатов в парламент. В Италии социалистическая партия получила втрое с лишним больше, чем имела в прошлом парламенте. Мы не можем здесь заниматься вопросом, нужно ли было бойкотировать эти выборы или нет. Это вопрос тактики, и тут могут быть разные точки зрения. Нам трудно судить об этом, но мы можем оценивать эти факты с точки зрения нарастания рабочей революции и коммунистического движения. И вот мы имеем перед собою французскую партию, которая с начала войны, с 4 августа 1914 года, шла все время нога в ногу с империалистами Франции и первое время даже с русским царизмом, которая давала своих министров во все министерства. Эта партия разбита на выборах совершенно и вернулась в половинном составе; все ее лидеры выбиты из парламента. Это означает самый надежный вотум недоверия социалистической партии. Кто его произнес? Французский рабочий класс. Как он его выразил? Он повернулся спиной к французскому парламенту. Наиболее характерным является то, что те мелкобуржуазные элементы, которые поддерживают социалистов-шовинистов, которые голосовали за этих социал-шовинистов, сказали: «И Клемансо и Ренодель выполняют одну в сущности работу, и чем мне голосовать за империалиста второго сорта, я лучше отдам свой голос империалисту первого сорта». И этот мелкобуржуазный слой рабочих отдал свой голос Клемансо, а революционный рабочий сказал: «Раз парламент вместе с социалистами является орудием империалистского засилья, я лучше повернусь к нему спиной и уйду на улицу». Отсюда – огромное стачечное движение во Франции, которое в некоторых случаях принимало форму уличных столкновений. Вот как погибла социалистическая партия во Франции. Обыватель сказал себе: «Чем мне брать лакеев, я возьму господина, чем мне голосовать за мелких адвокатиков, которые бегут в припрыжку за Клемансо, я подам свой голос прямо за Клемансо, за его милитаристско-реакционную партию». Что получилось в результате? Кто усилился? Усилилась реакция в парламенте и усилилась революция на улице. Стало быть, революционное положение обострилось, стало быть, пролетарская революция во Франции приблизилась, и, несмотря на то, что Клемансо у себя в парламенте чувствует себя неограниченным сатрапом, владыкой, шахом, за стенами парламента опасность для него усугубляется с каждым днем. И поэтому много, слишком много энергии нужно будет затратить на то, чтобы удержать страну в равновесии в ближайшие месяцы, и трудно будет затеять авантюру военного характера по отношению к России.

В Италии мы имели другое по форме явление, но то же по существу. Итальянская социалистическая партия была одной из немногих старых партий, оставшихся на позиции революционной борьбы против империализма с самого начала войны. Италия вступила в войну не сразу, а на девятом месяце. Итальянская социалистическая партия в этом смысле имела преимущество, она имела возможность лучше разобраться в положении, видеть, как держат себя социалисты разных стран. Итальянские социалисты до вмешательства в войну приезжали в Швейцарию, во Францию, имели там сношения с социалистами других стран. В Швейцарии встречались с тов. Лениным и группой будущих циммервальдцев. Они были лучше в идейном смысле подготовлены к вступлению в войну. И вот в то время как партия французских социал-шовинистов потеряла свой авторитет, партия итальянских социалистов утроила число своих голосов, что означает рост могущества пролетарского движения в Италии. Мы имеем и другие, не менее твердые признаки, напр., рост числа членов профессиональных союзов. Во Франции в начале войны было четыреста тысяч членов профессиональных организаций, теперь их два миллиона. В Германии было меньше трех миллионов – два с половиной, теперь, если не ошибаюсь, число их доходит до пяти, чуть ли не до шести миллионов. В Англии то же самое число членов с трех миллионов повысилось почти до шести миллионов. Что это означает? Это означает, что теперь захвачены те низы рабочего класса, которые до войны оставались вне рамок профессионального движения Германии и Великобритании. Эти массы напирают теперь с низов и вносят в рабочее движение революционную струю. Социал-империалисты, шовинисты, тред-юнионисты держатся еще на своих местах, но с низов напор становится все больше и больше; тот самый напор, который приводит к обновлению тканей профессиональных союзов и служит показателем усиленного революционного движения в рабочем классе. Все это – признаки одного и того же процесса. Может быть медленно, – мы хотели бы скорее, – но неуклонно, непрерывно, безошибочно, нарастает пролетарская революция в Европе. Вот, товарищи, обстановка, в которой мы сейчас живем, обстановка мировая. Может быть эти успехи итальянских социалистов, этот приток членов в профессиональных союзах является фактором слишком медленного нарастания рабочего движения, но в связи с нашими победами они получают огромное значение.

В рамках мировой обстановки мы должны оценивать наши внутренние беды, неудачи и страдания. Эти беды колоссальны. Вам, как стоящим близко к хозяйственной жизни этой губернии, они известны лучше, чем мне. Но, товарищи, у нас даже перед этим чудовищным и возмутительным, постыдным для нас топливным кризисом, который мы теперь переживаем, – для нас перед лицом этих фактов нет оснований опускать руки в беспомощности. На днях я читал одну из книжек Каутского «Коммунизм и терроризм», где он критикует положение Советской России и с чисто филистерской мудростью указывает на то, что мы не сумели до сих пор наладить хозяйство промышленности и проч..[128]128
  Тов. Троцкий дал критику этой книги Каутского в своей работе того же наименования (помещена в т. XII Соч.).


[Закрыть] Он собирает из мелкобуржуазных газетных сплетен всякие пустяки, отребья, ложь, клевету и подносит их под мнимо-ученым филистерским соусом. Мы на практике знаем и должны были по марксистской теории предвидеть неизбежность глубочайших кризисов в эпоху революции. Революция есть период, когда общество переходит с низшей ступени хозяйства на более высокую ступень. Но общество не переходит из одной стадии в другую, как школьники из класса в класс: поучился, поумнел немного, выдержал экзамен и шагнул повыше. Общество переходит со ступени на ступень в глубокой внутренней борьбе, и его развитие не прямое, а зигзагообразное. Буржуазный аппарат развил производительные силы во всех странах, в том числе и у нас. Этот буржуазный аппарат привел нас к империалистической бойне и подорвал таким образом наше хозяйство. Вместе с тем буржуазное общество обнаружило неспособность далее вести человечество по пути нарастания его экономической энергии, – и отсюда крах буржуазии, гражданская война, которая наносит еще больше ударов хозяйству и производству. Каким образом буржуазное общество регулировало производство? Путем конкуренции. Это – дикий, варварский способ, который приводит к бойням гражданским и внешним, но это все-таки способ. Путем конкуренции на товарном рынке распределялась рабочая сила по разным отраслям хозяйства и, – худо или хорошо, – равновесие поддерживалось. Конкуренцию мы убили. Что должно прийти на смену конкуренции? Учет и распределение по воле пролетарской диктатуры и коммунистического общества, учет и распределение необходимой рабочей силы по разным отраслям хозяйства – в организованном, общегосударственном масштабе. Умеем мы это делать? Нет еще. Аппарат конкуренции разбит, новый аппарат не налажен, но это неизбежно в период перехода. Возьмите вопрос о деньгах, о наших кредитках. Теперь нетрудно издеваться над тем, что мы печатаем их сколько угодно; они теряют свою покупательную способность с каждым днем, и цены стали произвольными. Я не знаю, сколько с меня потребуют за этот стакан: не то пять, не то пятьсот целковых. Почему? Потому что старое буржуазное значение денег уничтожено. Раньше денежная система опиралась на известную базу – золото, денежная система стояла в отношении к известной массе товара, имевшего оборот в пределах общества. Как распределяются теперь товары? Путем государственного наряда. От крестьян взято столько-то хлеба, за него крестьянину следует дать то-то и то-то. Это способ распределения, который в развернутом виде будет при коммунизме. При этом плане деньги могут быть условными расписками, контрамарками на право входа в театр, контрамарками на право получения сапог, хлеба и т. д. Это – не старое средство товарного оборота, а условные квитанции, контрамарки для правильного распределения продуктов между всеми нуждающимися в них. Пришли ли мы целиком к этому? Нет, далеко нет. Следовательно, старое значение денег разбито, а новый аппарат правильного распределения еще не налажен. Вот, товарищи, все наши беды, – и топливный кризис, в том числе, – также объясняются этим. При буржуазном строе имелась цена дров на рынке. Когда цена повышалась, это значило, что дров мало, значит был интерес у предпринимателей и подрядчиков эти дрова поставлять. Этого всего теперь нет, но у нас нет пока и предусмотрительности, точного учета, мы не рассчитываем, что нам в двадцать первом году понадобится столько дров, поэтому теперь в девятнадцатом году нужно нарядить столько-то рабочих, столько лошадей нужно поставить на возку дров. Для этого нужны точный учет, правильный аппарат, трудовая дисциплина, всеобщая трудовая повинность. Можно сказать, как говорят филистеры, педанты, тупицы, – можно сказать: да зачем же вы разрушали старый аппарат, не создавши нового? Но вся суть дела в том, что это не делается, как в мелочной лавке, когда человек торговал, нажил капитал и переходит на другую сторону в лучшее помещение. И то в таких случаях бывает, что вывешиваются объявления: «по случаю переезда в новое помещение, торговля закрывается на пять дней». И то бывает перерыв, перелом, а здесь мы имеем дело с целым организмом, который охватывает сотни миллионов душ, при чем одни хотят разрушить старый аппарат, а другие не дают разрушать. А новый нельзя строить, не разрушив старого, потому что нужно изъять власть из рук буржуазии. Буржуазии тоже пришлось пройти через тяжелую борьбу, чтоб построить свой буржуазный аппарат. Если взять Англию и посмотреть, как там земля стала из феодальной буржуазной собственностью, мы увидим, сколько было гражданских войн, сколько было виселиц на всех перекрестках, сколько десятков, сотен тысяч крестьян было повешено, сослано на галеры, на каторгу. А в хозяйственном смысле сколько зла причиняли эти войны? А Великая Французская Революция, когда феодальный строй сменялся буржуазным? – Там было невероятное истощение, невероятный упадок экономической жизни во всей стране, потому что старый феодальный аппарат был разрушен, а новый только создавался. Стало быть, общество развивается не так, что оно переходит с одной ступеньки на другую все вверх и вверх. Нет, бывает, что оно в борьбе сломает ступеньку и ногою увязнет еще ниже и потом сразу делает прыжок вверх. Тут есть, конечно, и наши ошибки, но в основе своей это все результат колоссального перелома, результат разрушения старого аппарата и создания нового аппарата в величайших муках, трудностях и борьбе. А такая революция, какую мы совершаем теперь, – революция, которая касается самых основ собственности, еще не бывала на земле. И вполне понятно, что если период перелома, период гражданской войны получает известное напряжение, страстность, ожесточенность, то от этого в свою очередь страдает хозяйственная жизнь страны. Но нет никакого сомнения в том, что если нам удастся в ближайшее время ликвидировать значительную часть наших фронтов, – а дело идет к этому, – то мы будем иметь в своем распоряжении аппарат всеобщей трудовой повинности. Я помню хорошо, когда в этой Москве в мае 1918 года мы подготовляли первую мобилизацию десяти тысяч рабочих. Мы очень колебались и совещались между собой: выйдет или не выйдет? Одни говорили: «не выйдет», другие говорили: «попробуем». Вопрос шел о том, чтобы мобилизовать десять тысяч рабочих, а теперь у нас есть аппарат, который мобилизует безошибочно миллионы рабочих и крестьян. Это есть часть нашего общего советского аппарата.

Мы ликвидируем войну, перейдем на всевобуч, и военный аппарат будет предоставлен для хозяйственных нужд страны; тот аппарат, который мобилизует армию, будет мобилизовать для труда, т.-е. будет служить для учета и распределения нашей трудовой силы между потребностями города, деревни и разных отраслей промышленности.

Стало быть, эта проклятая война, как всякая война в истории, окажет важную услугу, создавая для нас важный и достаточно точный аппарат учета и распределения. Эти победы на фронтах подготовляют другие победы в областях культурной, экономической и хозяйственной. Мы не имеем права ни на одну минуту забывать, что до сих пор трудовой рабочий народ поддерживает нас, несмотря на то, что мы не дали ему ничего. Если взять для примера, как отразилась революция на жизни работницы и ее ребенка, на жизни старика-рабочего, то мы увидим, что их жизнь стала сейчас хуже, чем была раньше. Почему? Мы с вами это понимаем, потому что являемся представителями партии, которая имеет определенную ясную программу и ясные перспективы, но широкая масса до сих пор еще не почувствовала настоящим образом, что такое советский режим. Поэтому все наши надежды обращены на то время, когда война будет ликвидирована, когда наши коммунисты, наши комиссары вернутся с фронтов, вернутся закаленными, приученными к дисциплине и более точному учету, и все это пойдет на службу организации сельского хозяйства, городской промышленности, квартир, топлива, школ и т. д. Вот когда мы до этого доживем, – а я думаю, что это близко, – тогда наша партия проявит колоссальную энергию, тогда мы и Москву, и Московскую губернию, и Россию накормим, и обогреем, и разовьем на удивление другим народам. (Аплодисменты.)

Протоколы XVI Московской Губернской Конференции РКП(б).