Текст книги "Советская республика и капиталистический мир. Часть II. Гражданская война"

В то время как в остальных странах происходит процесс внутреннего распада, с разницей для каждой страны только в степени; в то время как война там производит процесс разрыва между солдатскими массами и командным составом и между господствующими классами и массами вообще; в то время как там переживают период, изведанный нами в феврале, марте и апреле этого года, – в это время у нас происходит обратный процесс. Мы слагаемся, формируемся, закаляемся. У нас солдаты, взятые частью из старой армии, выполняют ныне исторические задачи, которые не могут разлагать и распылять Армию, как это происходит ныне в странах обанкротившейся буржуазии. Там армии либо рассыпались, либо рассыпаются, либо будут рассыпаться от одной только революционной агитации. Нашим же солдатам никакие агитаторы не страшны, и, в подтверждение этого, я довожу до вашего сведения, что на Южном фронте, там, где мы сейчас находимся в трудном положении перед лицом империалистов Германии, Франции и Англии, там не только правые, но и левые с.-р. безрезультатно учиняют беспочвенные заговоры. Подробности одного из таких заговоров в нашей Красной Армии (с места возгласы: «Позор!»), сражающейся против объединенного англо-французского империализма, будут опубликованы на днях.[23]23
  Подробности заговора в советской печати опубликованы не были.


[Закрыть]

Тут было сказано слово «позор». Да, позор, трижды позор!

Нашей Красной Армии теперь никакие агитаторы не страшны. Она знает, что у всей страны нет других задач, кроме снабжения и заботы о Красной Армии. Армия имеет свой командный состав. Все силы, которые есть в стране, даются Красной Армии. Мы не скрываем наших задач и целей. Наша Красная Армия чувствует себя вооруженной советским и рабоче-крестьянским режимом. Наша Красная Армия этот режим отстоит. Товарищи! Поставьте во главу угла задачи обслуживания Красной Армии как моральными, так и материальными средствами. Вся страна должна быть мобилизована материально и духовно. Все силы и средства ее принадлежат Красной Армии, которая должна сражаться лучше, чем до сих пор. Опыт Красной Армии слагается в незыблемый капитал. Этот опыт она накопляет, духа своего не расходует. Вся страна сейчас стоит перед новым формированием частей рабочих и крестьян, и все должны следить на местах за тем, чтобы эти формирующиеся части не терпели недостатка ни в чем, ни материально, ни духовно. Они должны чувствовать себя опирающимися на Советскую власть. Ваша обязанность уехать отсюда с сознанием, что большей задачи, как упрочение Красной Армии, как поддержка фронта, – нет.

И когда эта задача будет выполнена, тогда наш фронт будет незыблемым, и тогда мы будем справлять годовщину не только у себя, но и в Ростове, Харькове, Киеве, Вене, Берлине, и, может быть, тот международный конгресс, который собирался созвать Фр. Адлер в июле 1914 года накануне войны, мы созовем полностью в одной из наших советских столиц. Тогда мы скажем III Интернационалу, что вот вы собрались у нас в Москве или Петрограде, потому что ваш съезд защищает рабоче-крестьянская Кр. Армия, первая армия коммунизма во всей мировой истории.

«Как вооружалась революция», т. I

Л. Троцкий. НА СТРАЖЕ МИРОВОЙ РЕВОЛЮЦИИ

(Доклад на объединенном заседании Воронежского Совета Р., К. и Кр. Д. 18 ноября 1918 г.)

Товарищи, прежде всего позвольте выразить радость по поводу того, что мы имеем возможность с вами вести беседу в Воронеже, который наши враги склонны были недавно еще считать своим. Это дает мне основание думать, что Воронеж останется в составе Советской России незыблемо, и что это многочисленное и многолюдное и, как можно судить уже по первому впечатлению, связанное единым настроением собрание является залогом того духа, который превратит Воронеж в неприступную советскую крепость.

А нужно сказать, что Воронеж – один из самых южных пунктов Советской России – пока еще находится под несомненной угрозой, ибо всей нашей стране сейчас главная опасность угрожает с юга, – с этого столь близкого вам фронта, за которым недавно скрывались немецкие силы, немецкие средства, немецкие планы и где теперь – за спиной тех же одураченных казаков – группируются силы и средства противоположного лагеря.

Мы живем в эпоху, которая является прежде всего эпохой международной политики. В «мирное», «спокойное» время вопросы международной политики кажутся рядовому человеку звездными вопросами, не имеющими никакого практического значения для его личной судьбы. Но вот уже несколько лет как мы вступили в такую эпоху, когда исторические события связывают судьбу каждого гражданина, хочет он того или не хочет, с судьбами не только его класса, его страны, но и с международными судьбами в целом. Это – заслуга или проклятье, – как хотите, – капитализма. Капитализм связал народы в один мощный хозяйственный организм и, в то же время, враждебно противопоставил друг другу господствующие классы этих народов. Можно сказать, что он, путем международного обмена, через мировой рынок, связал воедино народы каторжной насильственной цепью, и они, стремясь устроиться в пределах каторги капиталистического мирового хозяйства, вынуждены рвать эту цепь и тем самым рвать свое тело на части. В этом и заключается современная империалистическая война. Она выросла из противоречия между мировым характером производства и национальным характером капиталистического хищничества. Буржуазия с этим противоречием справиться не может. Сперва была надежда у буржуазии того и другого лагеря, что путем сокрушительной военной победы она разрешит все вопросы. Я помню первый период войны. Мне пришлось его провести в Западной Европе, сперва, первые дни в Австро-Венгрии, затем в Швейцарии, потом почти два года во Франции, откуда я был выброшен через Испанию – нейтральную страну – в Америку, как раз в момент ее вступления в войну. Таким образом, судьба дала мне возможность за первые два с половиной года войны наблюдать ее отражение в сознании и в политике буржуазных классов и рабочих масс разных стран. В Цюрихе на втором, примерно, месяце войны, мне довелось говорить с одним из важнейших соглашателей, с Молькенбуром,[24]24
  Молькенбур (род. в 1851 г.) – старый немецкий социал-демократ. По профессии рабочий табачной промышленности. С 1890 г. член немецкого рейхстага. С 1904 г. долгое время был секретарем ЦК германской соц. – демократ. партии. С началом войны занял социал-патриотическую позицию. В 1919 г. прошел от с.-д. (большинства) членом Национального Собрания.


[Закрыть] который на мой вопрос, как его партия представляет себе ход мировой войны, ответил, повторяя мнение германской буржуазии: «В течение ближайших двух месяцев мы покончим с Францией, затем повернемся на восток, покончим с войсками вашего царя и через три, максимум четыре месяца мы дадим крепкий мир Европе». Такова была иллюзия этого социал-патриота.

Прошло с того времени более 4 лет. Германия сейчас повержена во прах. И только развернувшаяся рабочая революция обещает вывести ее из страшного и кровавого тупика, куда ее загнала политика буржуазии, защищавшаяся в свое время партией Молькенбура.

То же самое было и во Франции. Там буржуазные депутаты и социал-патриоты обещали победу со дня на день, с недели на неделю, потом с месяца на месяц, и наконец уже с года на год. Правда, можно сказать, что теперь эта обещанная победа достигнута. Франция вместе со своими союзницами наступила на Германию сапогом, – тем не менее во Франции, меньше чем где бы то ни было, сколько-нибудь разумные политики даже из буржуазного лагеря надеются теперь военной победой разрешить хотя бы один из тех вопросов, которые вызвали современную войну. Не кто другой, как Жюль Гед,[25]25
  Гед, Жюль (1845 – 1923). – Один из крупнейших руководителей французского рабочего движения. Во время Парижской Коммуны (1871 г.) Гед – тогда еще революционер-бланкист – пытался на юге Франции в гор. Монпелье организовать поддержку восставшему парижскому пролетариату. После разгрома Коммуны Гед бежал в Италию, откуда вернулся во Францию после амнистии. С конца 70-х годов Гед становится марксистом и основывает марксистскую газету «Равенство». Вместе с Лафаргом Гед основал французскую рабочую партию, программа для которой была написана Марксом. В продолжение нескольких десятилетий Гед вел беспощадную борьбу с реформизмом и анархизмом, выступая как революционный марксист. На почве несогласия с жоресизмом и министериализмом, развившимися во французской рабочей партии, Гед вышел из нее в 1900 г. и основал «Социалистическую партию Франции». В 1904 году конгресс II Интернационала в Амстердаме заставил Геда снова объединиться с Жоресом. Хотя и после объединения Гед выступал с критикой жоресизма и анархо-синдикализма, однако с этого момента несомненно начинается постепенное скатывание Геда в сторону оппортунизма. В период мировой войны Гед оказался в лагере социал-патриотов, голосовал за военные кредиты и вошел в состав буржуазного правительства Вивиани.


[Закрыть] один из бывших вождей бывшего II Интернационала, говорил не раз во время своего революционного расцвета, что война является матерью революции, и вот мы вступили сейчас в эпоху, когда по следам войны, правда, иногда слишком медленно для нашего законного революционного нетерпения, но все же шествует, как говорилось в старину, в железных сандалиях революция, дочь войны.

Революцию начали первыми мы, русский рабочий класс, класс страны наиболее обездоленной. Мы были первыми, но не последними. Мы рисковали остаться одинокими. Но разве был у нас другой выход? Вы знаете, с каким издевательством и глумлением встречались наши предсказания относительно неизбежности революционного развития во всем мире, и особенно в Германии. Но факты налицо: в последнем счете оказались правы мы, те, которые опирались на твердый материалистический метод исследования исторических судеб, метод, который применяется во всякой науке, – метод строгого, холодного, сурового исследования накопленных фактов с целью установления отсюда определенных выводов, правильного прогноза относительно будущего. И только этот научный холодный метод, который вовсе не противоречит самому горячему революционному темпераменту, – только марксизм дал нам возможность не растеряться, а разобраться в мировом положении и предсказать неизбежность пролетарской революции в результате настоящей войны.

Разумеется, многие из нас ожидали ее раньше. Мы думали, что германский рабочий класс не позволит соглашателям вести себя так долго на узде. Сейчас еще мы взираем с ненавистью на биржевую Францию и готовы подчас нетерпеливо топать ногой по поводу того, что французский рабочий класс с его богатыми революционными традициями так долго терпеливо сносит господство Пуанкарэ и Клемансо. Тем не менее, в общем и целом, события идут, как мы, марксисты, их предвидели. Те черты капитализма и рабочего класса отдельных стран, которые нам были известны раньше, развернулись и сказались в характере событий и в их темпе.

Мы знали, что для германского рабочего класса, без революционного прошлого, нужны исключительные события, исключительные потрясения, чтобы выбить его из той колеи легализма, в которую его надолго загнала история. Эти потрясения наступили, – и последствия налицо.[26]26
  Положение в Германии (в ноябре 1918 г.). – Поражение Германии в результате 4-летней войны (см. прим. 10), обострив до крайности социальные противоречия в стране, привело, подобно тому как раньше в России, к ноябрьской революции 1918 года.
  В начале октября в Германии пал кабинет Гертлинга-Гинце, опиравшийся на военную клику, и вместо него было образовано парламентское правительство из либералов и социал-демократов. Куцые реформы этого правительства, вроде изменения некоторых параграфов германской конституции, разумеется, не могли удовлетворить изголодавшиеся и измученные войной массы рабочих и солдат. С середины октября по всей Германии прокатывается волна демонстраций с требованиями немедленного мира и отречения Вильгельма. 3 ноября в Киле (военный порт на севере Германии) вспыхивает восстание матросов. 4 и 5 ноября к ним присоединяются рабочие Гамбурга и Любека. В Баварии, Вюртемберге и др. областях Германии образуются советы рабочих и солдатских депутатов, берущие в свои руки власть. Наконец, 9 ноября восставшие рабочие Берлина объявляют республику. Повсюду армия переходит на сторону восставшего пролетариата. 9 ноября Вильгельм был принужден отречься от престола и бежать в Голландию. Германская империя, созданная кровью и железом, рухнула.


[Закрыть]

Вы знаете, что вся последняя война есть не что иное, как гигантская дуэль между Германией и Англией. Англия – эта старая империалистическая колониальная страна, старая разбойничья фирма, в лице своего флота, стоит на всех путях и перепутьях морских мировых дорог и не позволяет другим мировым разбойникам конкурировать с собой. Именно поэтому она с неслыханным ожесточением и ненавистью наблюдала, как, в лице промышленной Германии, развивается для нее в высшей степени опасный соперник на суше и на воде. Характерная черта английского рабочего класса, которая объясняется историей английского капитализма, черта, на которую я только что намекнул, это – чувство своей привилегированности, известный аристократизм. Английский рабочий класс во второй половине прошлого века был связан с мировыми привилегиями английской промышленности, которая занимала господствующее положение на мировом рынке. С того времени, как это положение установилось, т.-е. с 50 – 60-х годов прошлого столетия, английский рабочий класс не знал революционных потрясений.

Германский пролетариат не знал их по другим причинам. Германия выступила позднее на дорогу капиталистического развития. Развилась она с колоссальной быстротой. Поспешно складывалась немецкая промышленность, в том числе военная, и соответственно складывался немецкий рабочий класс, который создавал свои союзы, свою политическую партию, направляя всю свою энергию по этому пути. В то время как богатела буржуазия, наверху в Германии уже давно стояла дворянская каста, тесно сплоченная, хорошо выдрессированная и состоявшая, в отличие от нашего дворянства, не из бездельников, воров, казнокрадов, а из в высшей степени дельных полководцев, министров, которые умели господствовать над народными массами. Школа государственного управления и его традиции сосредоточились именно в дворянстве, которое путем войн за объединение Германии создало условия для развития буржуазии. Вот почему немецкая буржуазия, которая в течение нескольких десятилетий развернулась в гигантскую силу, решила государственное, особенно военное дело оставить в руках дворянства. Она сказала сама себе: «у дворянства – крепкий кулак, у него традиция господства, оно сумеет держать в узде пролетариат». Это дворянство создало чудовищную германскую армию. Для нее существовала могучая буржуазная промышленность, эксплуатировавшая рабочих. И этой армии, на основе этой военной промышленности, дворянство дало крепкую офицерскую касту с боевыми традициями, с железной дисциплиной, с психологией феодальных рыцарей. Из могущественной промышленности и дисциплинированного, лишенного революционных традиций, класса, из этой комбинации получалась страшная машина массовых убийств, которая называлась германской армией. Эта армия держалась против Англии, против Франции, против России, потом против армии Америки. В течение свыше четырех лет германская армия выносила этот колоссальный напор…

Если отвлечься от империалистического характера войны, если видеть в ней только военное состязание экономических организмов, то прежде всего нужно поражаться колоссальному могуществу тех сил, которые капитализм создал и разнуздал. И свое наиболее законченное и яркое выражение капитализм нашел в лице германской армии. Однако, мы видим, что германский милитаризм не выдержал этого напряжения сил, не выдержал не только потому, что на него напирали колоссальные могущественные армии Англии, Франции и в последние месяцы Соединенных Штатов с их свежими и могучими ресурсами, – не выдержал он внутреннего идейного напора новых настроений, провозвестником которых явился русский рабочий класс.

И это не случайность, а как бы сознательная воля истории, что как раз к годовщине нашей Октябрьской революции над Берлином поднялось красное знамя Берлинского Совета Рабочих и Солдатских Депутатов. Большего удовлетворения мы не могли ни желать, ни требовать от истории.

Немецкая революция идет, по-видимому, более быстрыми шагами, чем наша отечественная революция. Но, с другой стороны, было бы ошибочно ожидать, что немецкий рабочий класс сразу сделает прыжок от старого легализма к тому режиму, которого мы ждем, т.-е. к режиму коммунистической диктатуры.

Никогда ни один народ, ни один класс не учился настоящим образом из книжек, из газет и из опыта других стран.

Правда, кое-чему мы научились у немцев. В свое время мы говорили, что мы научились у них многому. Это верно. Но это многое было пригодно для мирной эпохи и оказалось совсем малым по мерке больших событий. Если русский рабочий класс чему-нибудь настоящим образом научился, так он научился этому в школе собственной непосредственной суровой борьбы, грудь с грудью со своими врагами, в результате чего он кладет партию за партией на обе лопатки, вырывает власть из рук буржуазии, на своей крови основывает свое государство и объявляет врагам, что, взявши в руки власть, он ее никому не отдаст. (Аплодисменты.) Только здесь, в непрерывной длительной суровой борьбе, воспитывается воля к власти и создается возможность власть завоевать и удержать. По книгам, в академии и по газетам рабочий класс никогда и нигде еще не обучался главным своим задачам и методам их осуществления.

Это относится и к немецким рабочим. Они создали революционные советы рабочих и солдатских депутатов. Но нет никакого сомнения, что эти советы будут в течение известного времени – будем надеяться, короткого – еще шататься из стороны в сторону, ковылять, прихрамывать.[27]27
  Судьба германских советов. – Еще с начала 1918 г. в Берлине и др. промышленных центрах возникают зачатки будущих советов – собрания революционных уполномоченных от крупных предприятий. Это были нелегальные организации, находившиеся под руководством независимых социал-демократов. 4 ноября в Киле, во время восстания моряков, возникает совет солдатских депутатов; 5 ноября организуются советы рабочих депутатов в Киле, Гамбурге и Любеке; в течение 6, 7 и 8 ноября вся Германия покрывается сетью советов рабочих и солдатских депутатов. Массы стихийно строят свои революционные организации. 10 ноября открывается заседание вновь избранного Берлинского Совета. Большинство делегатов оказываются сторонниками социал-демократов. Берлинский Совет утверждает Совет Народных Уполномоченных в составе 3 социал-демократов и 3 независимых, оставляя за собой только контрольные функции. В состав Исполкома Берлинского Совета вошло 12 представителей от рабочей части (6 с.-д. и 6 независимых) и 12 представителей от солдатской части Совета (от тех же двух партий); Либкнехт и Люксембург отказались войти в состав Исполкома. 16 – 25 декабря 1918 г. состоялся всегерманский съезд советов. На съезде громадное большинство оказалось за социал-демократической партией. Продолжая еще пользоваться большим влиянием в среде пролетариата, социал-демократия сумела, возглавив советы, полностью обезвредить их, вытравить из советов всю их революционную сущность, а затем и уничтожить их вовсе. Основным лозунгом с.-д. в первый период германской революции была демократическая республика, которую должно было установить Национальное Собрание. Идеей Национального Собрания с.-д. сумела одурачить шедшие за ней массы. Независимые с.-д. не решались целиком примкнуть к требованию передачи всей власти советам и только стремились оттянуть момент созыва Национального Собрания. Лишь коммунисты-спартаковцы, организационно составлявшие в то время еще часть независимой с.-д. партии, открыто провозглашали лозунги диктатуры пролетариата и советского строя. Первый съезд советов огромным большинством постановил: «Общегерманская конференция рабочих и солдатских советов, в лице которых представлена вся политическая власть Германии, впредь до созыва Учредительного Собрания передает законодательную и исполнительную власть Совету Народных Уполномоченных». Таким образом германские советы сами отказались от власти, передав ее социал-демократам, которые в свою очередь постепенно вернули ее буржуазии. Предложение Деймига, высказывавшегося против Национального Собрания и за установление советской системы, собрало всего 98 голосов против 344. С открытием 6 февраля 1919 г. Национального Собрания роль советов постепенно сходит на нет. Второй съезд советов (8 – 14 апреля 1919 г.), на котором громадное большинство голосов также принадлежало с.-д., дал картину полного развала советов. В течение лета 1919 г. советские организации окончательно ликвидируются. Веймарская конституция, принятая Национальным Собранием 11 августа 1919 г., объявила Германию парламентской республикой.


[Закрыть] Во главе их еще останутся соглашатели, те самые, которые в огромнейшей степени повинны перед немецким народом за те бедствия, за те унижения, в какие Германия ввергнута. Ибо нет никакого сомнения, что если бы немецкая социал-демократия в июле 1914 года нашла в себе решимость и мужество призвать рабочий класс Германии хотя бы на первых порах к пассивному сопротивлению, чтобы перевести его далее в открытое восстание, то война была бы сокращена во много раз, – ее, может быть, не было бы вовсе. Вот почему главная ответственность, как мы говорили тогда, лежала на сильнейшей партии, – на германской социал-демократии. И, тем не менее, немецкий рабочий класс, вырвавшись из заколдованного круга войны, в первый момент на своем хребте оставил еще старую партийную надстройку из вождей старой социал-демократии. У нас понадобилось 8 месяцев, для того чтобы изжить режим Керенского – Церетели и других соглашателей. Наши Керенские – Церетели были для рабочих масс неизвестными незнакомцами, которые на первое время импонировали рабочим массам, вызывали к себе доверие, как представители известной партии, которая шла, как казалось, во главе этих рабочих масс, и у нас понадобилось 8 месяцев, для того чтобы эту фальшивую репутацию раскрыть и уничтожить.

В Германии Давид, Эберт, Шейдеман – не незнакомцы. Они всю войну проделали рука об руку с германским правительством и с германской буржуазией, как ее помощники и слуги. Но так велика сила организационной косности, организационного автоматизма, что немецкому рабочему классу трудно освободиться и от своей партийной машины, в тот момент когда он освободился от машины государственной. Старая партия складывалась в старых условиях для старых мирных задач. Она создала огромный организационный аппарат. Чем дальше от массы, тем больше закоснелого, заскорузлого, затхлого и мертвящего в представителях этой могущественной партии и аппарата профессиональных союзов.

Мне довелось в Германии провести довольно большое количество времени, я видел этих вождей сравнительно близко, и теперь, в свете новых гигантских событий, я ясно представляю себе, как и почему у этих людей нет за душой ни искры революционного пролетарского энтузиазма, ни тени понимания того, что такое пролетарская революция, а есть глубокое, рабское преклонение пред мудростью парламентарного, государственного, планомерного, мирного строительства. Рабочий класс, разрушив старую государственную машину, толкнул вперед свою старую партию, и Шейдеман – Эберт оказались министрами революционной Германии, хотя они сделали больше, чем кто бы то ни было, для того чтобы помешать германской революции. Они сделались «революционерами» против своей собственной воли. Еще полтора месяца тому назад они говорили, что в Германии революции не будет, что русские большевики ошибаются; они открыто издевались над нашими надеждами, более того, руководящий орган германской социал-демократии «Форвертс» писал не так давно, что большевики, утверждающие, что в Германии будет революция, сознательно обманывают русских рабочих, питая их лживыми обещаниями.

Это говорили немецкие «вожди», которые, казалось бы, должны были лучше знать германские условия.

Они нас обвиняли в том, что мы обманываем русских рабочих, предсказывая неизбежность революции у них. И вот они, жалкие тихоходы и крохоборы, сами оказались обмануты. Мы говорили правду. И эта правда теперь стоит перед всем миром: в Германии – революция! (Аплодисменты).

Как я указал вначале, жизнь каждой страны, каждого класса и даже отдельного лица зависит теперь в ужасающей степени от международного положения. Международное положение в Германии является в высшей степени тяжким.

Тот мир, который германское правительство оказывается вынужденным подписать, – во всех отношениях суровее и беспощаднее того мира, который оказались вынуждены подписать в Бресте мы.[28]28
  Договор, который побежденная Германия принуждена была подписать 28 июня 1919 г. в Версале, подрывал в корне ее экономическое могущество и отдавал ее целиком в руки победителей. По Версальскому договору Германия потеряла все свои колонии и ряд богатейших областей в Европе. Германия отдала Франции Эльзас-Лотарингию, в которой добывалось 79 % всей германской продукции железной руды; к Франции же отходил на 15 лет богатейший угольный район – Саарский бассейн. Германия была лишена значительной части своего торгового флота, который передавался союзникам; речное судоходство, внешняя торговля и таможенная система были также поставлены под контроль союзников. Кроме того, Германия должна была выдать большое количество подвижного железнодорожного состава и в течение ряда лет производить натуральные поставки, из которых важнейшими были поставки угля. Помимо всего этого на Германию была наложена колоссальная денежная контрибуция, определенная в 1921 г. в размере 132 миллиардов золотых марок.
  Так называемая репарационная проблема была в течение всего послевоенного периода одним из главнейших источников хозяйственного и политического хаоса в Европе.


[Закрыть]

Нас наши Керенские-Церетели обвиняли в том, что большевики совершили преступление, подписав ужасный мир. Но в Германии тамошние Керенские-Церетели, т.-е. Шейдеман и Эберт, оказались вынужденными подписать мир гораздо более ужасный. Стало быть, подписание мира не есть дело только доброй воли. Ужасный мир подписывают тогда, когда нет другого исхода. Когда вражеский империализм берет за горло, а в руках нет оружия, тогда подписывают ужасный мир. Так вынуждены были поступить мы. И нет никакого сомнения, что если бы у власти тогда стояли Керенские-Церетели, они подписали бы в Бресте мир в десять раз худший. Лучшим доказательством является то, что они и подобные им совершенно отдали на произвол и расхищение германскому империализму Грузию, Армению, Польшу, как завтра они отдадут Закавказье англо-французскому империализму. Переговоры по поводу этого ведутся уже сейчас…

Положение Германии является в высшей степени тяжким. Спасти ее может то, что должно было спасти нас, т.-е. революция в государстве врага, на сей раз во Франции, в Англии, – развитие пролетарской коммунистической революции в международном масштабе. Но для того чтобы это скорее и вернее произошло, нужно, чтобы в самой Германии революция пошла далее по своему естественному пути; нужно, чтобы на смену трусливым соглашателям, которые стремятся урезать, окарнать, обескрылить немецкую революцию, удержать ее в буржуазных рамках и лишить ее той агитационной силы, которую она должна развить, – чтобы на смену Шейдеманам и Эбертам пришло революционное правительство, руководимое Либкнехтом. Однако, здесь сказывается отличие судеб Германии от наших судеб. Мы жили долго в условиях царизма. У нас развились революционные подпольные навыки и традиции, сперва у народников и народовольцев, затем у социал-демократии. Эта нелегальная конспиративная революционная работа, шедшая сперва от подпольной интеллигенции к передовым рабочим, нашла свое законченное яркое выражение в партии коммунистов.

К тому моменту, когда русский рабочий класс поднялся на ноги под влиянием страшных ударов истории, ему не пришлось начинать сначала. Он имел во главе своей централизованную, спаянную теснейшими узами исторической доктрины и внутренней революционной солидарностью партию, которая шла с ним через все препятствия и которая теперь стоит у власти. Это наша коммунистическая партия.

В Германии этого еще нет, потому что там энергия рабочего класса в течение десятилетий шла по руслу легализма, парламентаризма. И когда рабочий класс Германии волею событий бросился на революционную арену, – он не нашел организованной революционной партии. В Германии ее сегодня еще нет. И он поневоле воспользовался той организацией, которая была представлена Шейдеманом. Но нет никакого сомнения, что несоответствие между этой организацией, ее навыками, ее психологией, и между потребностью революционного пролетарского развития будет обнаруживаться с каждым днем все более и более ярко. И вот, перед немецким рабочим классом двойная задача: делать свою революцию и в процессе этой работы создавать орудие своей революции, т.-е. строить подлинную революционную партию. Мы не сомневаемся, что он справится с этой двойной задачей, а это есть гарантия того, что навстречу новой коммунистической революции пойдет революция французская.

Уже сейчас радиотелеграф приносит нам вести о крупнейших стачечных и революционных выступлениях в Лионе, Париже и в других местах. Да и было бы чудовищным, если бы французский рабочий класс не выступил против своих классовых врагов.

Мы знаем французский рабочий класс по его прошлому. Если вообще у какого-нибудь пролетариата есть старые революционные традиции, так это у рабочих Франции, которые проделали свою Великую Французскую Революцию, революцию 1830 года, революцию 1848 года, июньские дни, наконец, Парижскую Коммуну. Но именно потому, что французский рабочий класс выступил первый на путь революционного действия, у него, у французского рабочего класса, создался известный политический аристократизм, как у английского рабочего класса – экономический аристократизм.

Британский пролетариат смотрел долго на рабочих всех стран свысока: они де – парии, получают низкую заработную плату, живут впроголодь, у них солдатчина, они не знают спорта и пр. и пр., в то время как английский рабочий класс, т.-е. его квалифицированные верхи, находился в привилегированном положении. Отсюда его пренебрежительное отношение к революционной борьбе. Французский рабочий класс, наоборот, в течение очень долгого времени считал себя единственной революционной силой в Европе, мессией, т.-е. считал себя призванным спасти все другие народы. За пределами Франции все погрязло в варварстве, в невежестве. В Германии – абсолютизм, в России – царизм. Даже в Англии – король и лорды. Во Франции рабочий класс создал республику и первым придет к социализму. Так думали верхи рабочего класса. Вот с этим революционным аристократизмом связан у французского рабочего класса патриотизм. Мысль такая: «Если кайзер задушит нас, то погибнет Франция – единственный очаг революционной борьбы. Поэтому спасти Францию во что бы то ни стало – значит спасти социализм». Верхи французского рабочего класса мирились с тем, что правительство Франции, заключая союз с Россией, тем самым поддерживало русский царизм. Разумеется, была и оппозиция. Но широкие массы были обмануты, убаюканы, усыплены тем соображением, что опасность от немецкого абсолютизма слишком велика, что союз с Российской Империей является единственным выходом из положения, иначе немецкие башибузуки растопчут Францию и тем самым задушат социалистическую революцию. Только постепенно рабочие на опыте войны убеждались, что оба лагеря одинаково враждебны пролетариату. Из французских траншей все чаще и чаще поднимались угрожающие голоса. Правда, Клемансо сочетанием патриотической лжи и полицейской травли еще держит французских рабочих в тисках. Но теперь, когда старая империалистическая Германия лежит распростертая на земле, когда французскому рабочему классу не угрожает больше никакой внешней опасности, наоборот, когда его буржуазия сама является для него страшной, смертельной угрозой, – находясь, правда, на побегушках у английской и американской буржуазии, – для других народов теперь нет никакого сомнения в том, что в ответ на германские и австро-венгерские советы рабочих и солдатских депутатов в близком будущем появятся баррикады в Париже.

Весьма вероятно, что французский пролетариат будет опережен революционным рабочим классом Италии. Итальянская социалистическая партия, как вы знаете, с честью выдержала испытание нынешней войны. Причины этому кроются, с одной стороны, в том, что еще до войны итальянская партия очистилась от оппортунистических элементов, а также и в том, что итальянской буржуазии и монархии потребовалось около 9 месяцев на то, чтобы из лагеря центральных империй перейти в лагерь стран Согласия и начать войну на стороне Франции и России. За эти 9 месяцев итальянская партия могла на опыте других стран убедиться, к какой деморализации, к какому проституированию приводит политика «национального» объединения социалистов с капиталистами. Эти обстоятельства дали возможность итальянской партии взять в свои руки инициативу по созыву Циммервальдской конференции.[29]29
  Циммервальдская конференция. – 5 – 8 сентября 1915 г. в швейцарской деревушке Циммервальде происходила конференция левых интернационалистских меньшинств социалистических партий, созванная по инициативе итальянской социалистической партии. Конференция, которая ставила себе целью объединить все революционные элементы социалистического движения, оказалась далеко не однородной по своему составу. Вокруг русской делегации большевиков, руководимой тов. Лениным, сгруппировались наиболее радикальные элементы (так называемая «циммервальдская левая»), поведшие упорную борьбу с представителями более умеренных течений. После долгих прений конференция сошлась на средней линии и выпустила манифест с призывом начать борьбу за мир без аннексий и контрибуций, на основе самоопределения народов. Затем была образована постоянная интернациональная социалистическая комиссия с временным секретариатом в Берне. Впоследствии к Циммервальдскому союзу примкнуло более 20 партий и партийных меньшинств, что навлекло на них бешеную травлю со стороны социал-патриотов II Интернационала. Циммервальдское объединение просуществовало вплоть до I конгресса Коминтерна в 1919 г., на котором оно объявило себя распущенным. Несмотря на умеренность своих лозунгов, Циммервальдская конференция сыграла большую роль в деле разоблачения предательства социалистических партий большинства и выработки взглядов последовательного революционного интернационализма, подготовив тем самым, через циммервальдскую левую, создание Коммунистического Интернационала.


[Закрыть] Молодой итальянский пролетариат отличается бурным темпераментом и не раз уже превращал камни итальянских мостовых в революционные баррикады. Все сведения, какие доходят до нас из Италии, свидетельствуют о том, что решительная схватка между пролетариатом и буржуазией стоит там в порядке дня. На Апеннинском полуострове пролетарская революция имеет один из самых боевых и надежных отрядов.

С Англией дело обстоит сейчас не многим иначе. Правда, Англия привыкла стоять в стороне от Европы. Буржуазия воспитывала английский народ в сознании, что континент – одно, Англия – другое. Правительство Великобритании вмешивалось в старые европейские войны, поддерживая деньгами и отчасти флотом более слабую сторону против сильнейшей, поддерживая ровно настолько, чтобы на континенте создалось равновесие. В этом состояла, товарищи, в течение столетий, вся мировая политика Англии – делить Европу на два лагеря и не позволять одному лагерю усиливаться за счет другого. Своих союзников правящая Англия поддерживала так, как веревка поддерживает повешенного, т.-е. чтобы по возможности затянуть у них на шее петлю в виде всяких обязательств, чтобы истощить таким образом силы не только своих врагов, но и своих «союзников». Но на этот раз вышло не так. Германия слишком сильно развернулась, показала себя слишком могущественной страной, и Англии пришлось самой впутаться в эту войну, глубоко влезть в нее, уже не деньгами только, а мясом, человеческой кровью. А сказано, что «кровь – есть сок особый». Это вмешательство английской буржуазии даром не пройдет… Привилегированное положение Англии, подкопанное основательно конкуренцией Германии, исчезло навсегда. Английский рабочий тред-юнионист раньше говорил: «у меня нет милитаризма, я свободный гражданин на своем острове, который защищается флотом. У меня во флоте несколько десятков тысяч наемных матросов, и только». Теперь этого «свободного» пролетария Англии милитаризм взял за шиворот и бросил на территорию Европы, а война вызвала страшный рост налогов, страшную дороговизну. Все это подкопало до самого корня старое «привилегированное» экономическое положение даже и верхнего слоя английского рабочего класса.

Чем более привилегированным чувствовал себя английский пролетариат раньше, чем горделивее он смотрел на себя, тем страшнее для него будет сознание катастрофы. Хозяйство Великобритании опустошено, разорено. Колоссальное количество калек-инвалидов, все это – последствия войны. Думать, что после победы над Германией Англия сможет милитаризм свой упразднить или сильно ограничить, значило бы глубоко ошибаться. Завтра сильнейшим врагом Англии будут Соединенные Штаты. Уже сегодня между ними глубокий внутренний антагонизм.[30]30
  Высказываемое здесь положение, что основным мировым антагонизмом после войны будет антагонизм между Англией и Соединенными Штатами, которые, разбогатев на войне, займут в мировом хозяйстве господствующее положение, ранее принадлежавшее Англии, тов. Троцкий развивал неоднократно. Более полный анализ послевоенных отношений между Америкой и Англией был дан тов. Троцким в его докладе от 28/VII 1924 г.: «К вопросу о перспективах мирового развития». Точка зрения, высказанная там, нашла свое отражение в Манифесте V конгресса Коминтерна по поводу десятилетия империалистической войны (написанном по поручению конгресса тов. Троцким).
  «Самый могущественный мировой антагонизм, – говорится там, – медленно, но упорно прощупывает ту линию, где интересы Великобританской Империи сталкиваются с интересами Соединенных Штатов Северной Америки. За последние два года могло казаться, будто между этими гигантами достигнуто прочное соглашение. Но видимость прочности будет сохраняться лишь до тех пор, пока экономический подъем Северо-Американской республики развертывается, главным образом, на основе внутреннего рынка. Ныне этому явно наступает конец».
  Расширенный пленум ИККИ, заседавший в феврале – марте 1926 г., дал следующую оценку положения Америки в мировом хозяйстве и ее взаимоотношений с Англией:
  «Гегемония Америки в мировом хозяйстве стала основным фактом современности… Главенствующее положение американского капитализма во всем мире стало бесспорным… Как перед первой всемирной империалистической войной главный антагонизм был антагонизм Англия – Германия, так теперь все более развивается антагонизм Америка – Англия».
  Около того же времени, в своих докладах «Европа и Америка» (от 15 и 22 февраля 1926 г.) тов. Троцкий подвел некоторые итоги этих взаимоотношений за весь послевоенный период.


[Закрыть] Для английского пролетариата остались сейчас только две возможности: хозяйственное и классовое вырождение или – социальная революция.

Правда, существует предрассудок, будто английский рабочий класс лишен революционного темперамента. Есть такая теория, субъективно националистическая, будто история народа объясняется национальным темпераментом. Это – вздор. Так судят и пишут поверхностные болтуны из буржуазной среды, которые наблюдают англичан только в шикарных ресторанах Швейцарии или Франции, – наблюдают так называемые сливки английского общества, представителей которого, из поколения в поколение испорченных и истощенных, лишенных силы и воли к жизни, они выдают за представителей английской нации.

Но кто знает историю английского народа и английского рабочего класса, историю английских революций XVII столетия, а затем английский чартизм XIX столетия, тот знает, что и у англичан есть «чорт в теле». Бывали не раз времена, когда англичанин брал в руки дубину против угнетателей. И нет сомнения, близок тот час, когда он возьмет дубину против короля, против Ллойд-Джорджа, против своих лордов и против жестокой и хитрой, умной и коварной английской буржуазии. И первые раскаты великой бури уже слышатся на островах Великобритании.

Как будто наиболее серьезная, наиболее длительная опасность для нас исходит со стороны Америки и со стороны Японии.

Посмотрим, что же нас ждет со стороны Америки.

Соединенные Штаты – могущественная капиталистическая страна, вмешавшаяся в войну, после того как европейские народы уже почти три года истощали друг друга. Критические месяцы – январь и февраль 1917 года я был в Америке и наблюдал период подготовки к вступлению Соединенных Штатов в войну.[31]31
  В Северо-Американские Соединенные Штаты тов. Троцкий прибыл в декабре 1916 года, после неудавшейся попытки испанских властей сослать его на остров Кубу. В Нью-Йорке тов. Троцкий входит в редакцию ежедневной русской рабочей газеты «Новый Мир» и в марте 1917 г., при первом известии о Февральской революции, направляется в Россию (подробн. об этом см. часть 1-ю, прим. 175).


[Закрыть] Может быть, вы помните, как тогда писала наша патриотическая печать и печать всех стран Согласия о том, что благородный президент Вильсон, выведенный из себя всеми бесчинствами и преступлениями германского милитаризма, в особенности, подводной войной, истреблением пассажирских пароходов и пр. и пр., бросил, наконец, и свой меч на весы мировой борьбы, – «для того чтобы дать перевес добродетели над пороком». В действительности дело выглядело гораздо прозаичнее, чем писала буржуазная печать.