Текст книги "Перед историческим рубежом. Политическая хроника"

(Фонд народного просвещения. Взыскующий града пролетарий и просвещенный «мужичок». Пресса либеральная и пресса национал-либеральная…)

Едва ли не первый голос в том хоре лжи, который поднялся в ответ на пресловутые речи о «доверии», принадлежит «Руси», газете Суворина-сына[76]76
  Суворин, А. А. (Суворин-сын, род. в 1862 г.) – сын известного реакционного журналиста, редактора-издателя «Нового Времени» А. С. Суворина. По окончании университета, с конца 80-х г.г., А. А. Суворин принимал участие в газете «Новое Время» в роли ответственного редактора. Однако вскоре из «Нового Времени» вышел, не вполне сочувствуя ее ультрамонархической линии. С декабря 1903 г. основал полу-либеральную газету «Русь», выходившую в Петербурге до 1908 г. Во время революции 1905 г. «Русь», по существу уличная газета, обслуживала либеральное мещанство.


[Закрыть], отпочковавшейся, подобно преждевременно погибшей «России», от «Нового Времени», газеты Суворина-саваофа. О причинах этого отпочкования в свое время ходили темные слухи. Говорили, будто Суворин-отец по собственному почину сказал Суворину-сыну: «Чует сердце мое новую весну; может быть, скоро буду призван провозвестить ее моему народу. Но так как в жизни моей много было возвещено мною весен, больших и малых, то боюсь, что народ мой на сей раз мне не поверит. Посему, возьми посох твой, препояшь чресла и удались из Эртелева переулка на Итальянскую улицу для возвещения весны!» Так ли это было, или же г. Суворин-сын, разнообразно искушенный еще, так сказать, в родительском чреве, сам почуял весну и своевременно покинул заслуженный корабль «Нов. Вр.», или же драма «отцов и детей» разыгралась каким-нибудь третьим способом под суворинской крышей, но факт тот, что газета «Русь» возвещает ныне весну с совершенным бесстрашием.

Г. Суворин-сын обнаруживает при этом несомненное чутье. Он не только приветствует и ждет, но и пытается в весенней атмосфере организовать вокруг своей газеты подобие общественного, чуть ли не «общенационального» движения. Чтобы использовать смутное угнетенно-недовольное, политически-неоформленное, но ищущее слов и действий настроение широких кругов необразованного, но грамотного общества, настроение, скоплявшееся в течение долгого времени и ныне сгущенное войной, г. Суворин выкрикнул причину всех наших бед: тьма! и дал лозунг: мы жертвуем на просвещение!

Суворин-сын не первый в течение войны делает попытку «общественной» мобилизации. Даже в ограниченном поле его собственного политического зрения было уже два таких опыта.

Первый сделан Сувориным-отцом, который открыл подписку на флот с целью уловить таким путем возбужденную войной и ее несчастиями «нацию». Суворин вкладывал в эту подписку нечто вроде патриотически-"оппозиционной" идеи. Общество дает правительству на флот, общество хочет иметь контроль над своими капиталами и хочет считать флот своим. «Нов. Вр.» выражало при этом уверенность, что жертвовать будут «все» (из 140 миллионов населения газета отбрасывала лишь 40 мил. на «дикарей и личностей», которые по каким-либо соображениям ничего не дадут на постройку «боевого флота»), но в сущности газета вела спекуляцию на небольшую группу жертвователей-тузов, а «общественный контроль» означал, что эти жертвователи, вносящие десятками тысяч и миллионов, смогут поставить правительству кое-какие условия, хотя бы, напр., отстранить Алексеева[77]77
  Алексеев – царский адмирал, был главным начальником и командующим войсками Квантунской области и морскими силами Тихого океана. С 1903 г. – царский наместник на Дальнем Востоке. В этой должности проявил крайнюю враждебность к Японии, поддерживая стремление русских промышленников в Корею и подготовляя разрыв с японским правительством. 28 января 1904 г. он назначается главнокомандующим всеми сухопутными и морскими силами. Целый ряд крупных поражений русской армии заставил правительство отозвать Алексеева с занимаемой им должности главнокомандующего: 12 октября 1904 года, после поражения на реке Шахе, он уступил место главнокомандующего Куропаткину.


[Закрыть], против которого «Нов. Вр.» вело явную кампанию.

Дальше шла общеземская санитарная организация. Это опять-таки попытка сплотить элементы привилегированного общества на законном и патриотическом деле помощи правительству, укрепиться, организоваться, дать наглядную демонстрацию «важности и полезности объединенной земской работы», взять в свои руки часть государственного дела, поставить правительство некоторым образом в зависимость от себя… А дальше? – дальше видно будет… Видно будет, сколько народных миллионов нужно гг. земцам бросить в жерло войны, чтобы решиться на ходатайство об увенчании неувенчанного здания.

Земская санитарная организация по необходимости очень ограничена. Она захватывает лишь самые тяжеловесные элементы либеральной оппозиции. Маленькому человеку тут нет места. А ведь кроме земского дворянина либеральная партия, как напоминал в прошлом году г. Струве, может еще рассчитывать и «на разночинца-интеллигента, представителя „третьего“ элемента, и на крестьянина, доработавшегося до политического самосознания» («Осв.» N 17).

На эти более широкие круги и рассчитывает «Русь». «Фонд народного просвещения», действительно, имеет успех. Дают, как пишет редактор «Руси», «люди всех сословий и состояний русского общества, от священников до барона, до босяка и проститутки». Целый ряд газет должен был волей-неволей признать инициативу «Руси». Даже «Русск. Вед.» объявили об открытии подписки на Московский фонд народного просвещения. Г. Стасюлевич, пр. Лесгафт, пр. Яроцкий[78]78
  Яроцкий, В. Г. (род. в 1855 г.) – профессор-экономист. В 1883 г. читал лекции по политической экономии и финансовому праву в Александровском лицее, позднее по тем же предметам в Военно-Юридической Академии. Сотрудничал во многих журналах, помещая статьи по экономическим вопросам. Редактор отдела политической экономии в «Большой Энциклопедии». Принадлежал к той же школе русских экономистов, что и Чупров, Карышев, Посников, Каблуков и др.
  Стасюлевич, М. М. (1826 – 1913) – видный либеральный деятель. В течение 42-х лет (с 1866 г. по 1908 г.) состоял редактором «толстого» журнала «Вестник Европы». Историк и публицист. В 1907 г. был намечен либеральной оппозицией кандидатом в Государственную Думу на выборах в Петербурге, однако в Думу не прошел. С 1909 г. передал руководство «Вестником Европы» Арсеньеву и Ковалевскому.
  Лесгафт, П. Ф. (1837 – 1909) – выдающийся анатом-педагог. Автор многочисленных работ по анатомии; много работал в области антропологии и физического воспитания детей. Основал в Петербурге биологическую лабораторию и при ней высшие педагогические курсы («Курсы П. Ф. Лесгафта»).


[Закрыть] и целый ряд других либеральных нотаблей выразили свое благословение «доброму начинанию». «Образование – основа всего. Все наши беды от недостатка образования». Вокруг фонда носятся густыми клубами азбучные испарения культурнического либерализма. Политической мысли нет и в помине. Самодержавие забыто. Оппозиционное настроение направляется на путь «положительной» просветительной работы.

Политической мысли нет и в помине, сказали мы. Но, в сущности, в этом именно сказывается политический расчет или инстинкт либерализма. Между легальным мирком земской оппозиции и либеральной прессы, с одной стороны, и более широкими кругами возбужденного народа, с другой, – нет реального моста. Это создает невозможность для вождей журнальной и земской политики непосредственно и прямо опереться на широкие круги: для этого потребовалась бы с их стороны нелегальная организация и более решительные лозунги. Но это им не под силу, – их положение толкает их, поэтому, на обходный путь. Объединить разнообразные элементы вокруг фонда просвещения, а самый фонд подчинить земству (на этом настаивает большинство «компетентных» лиц, – «ибо земство, – как говорит г. Стасюлевич, – это наше единственное народное представительство»), либо специальному самопроизвольно образовавшемуся Комитету из именитых общественных деятелей, значит не иное что, как найти такой канал, по которому неоформленное оппозиционное движение могло бы быть отведено от социал-демократической партии в либеральный или национально-либеральный фарватер.

Дать городским и деревенским массам революционно-политический лозунг, который включал бы в себя культурнический лозунг народного «просвещения» – дело нашей партии. Делать такое дело, значит – попутно вышибать почву из-под ног сынов Сувориных и – иных сынов…

Среди разномастных жертвователей «на просвещение» успели отчетливо выделиться на страницах «Руси» две фигуры: городского рабочего и просвещенного хозяйственного «мужичка».

Рабочий целой головой выше остальных жертвователей. Его толкает в эту чуждую ему компанию великая идеалистическая потребность знания, понимания всего, что есть и что должно быть. Нелегальная литература неспособна ответить на все его духовные запросы, революционная работа не может в «будни» захватить целиком каждого массового рабочего, и он идет со своими жалобами и надеждами – на страницы «Руси».

«Один тяжелый физический труд, – пишет рабочий, – нас не удовлетворяет; нам нужно после продолжительного рабочего дня что-нибудь освежительное, способное вдохнуть нам интерес к жизни… Жаждем мы просвещения… чтобы не быть неодушевленными орудиями производства». «Товарищи-рабочие! – пишет другой. – Вы знаете значение образования, так как сами стремитесь к нему. Это стремление к свету знания и правды начинает принимать среди вас громадные размеры; вы кидаетесь из стороны в сторону, ищете ответов на пробудившиеся вопросы… Жертвуйте же, товарищи!» «Мы набросились на нелегальную литературу, – пишет третий, – вели подпольную агитацию, и в результате – только аресты и ссылки. И вдруг – фонд, и опять мы можем агитировать, но с более полезными и лучшими последствиями». «Из искры возгорится пламя! – пишет группа женщин-работниц. – Жертвуйте же!»

И рабочие жертвуют. Они повторяют при этом нередко те общие места о пользе просвещения, в которых расплываются жертвователи Стаховичи, священники и учителя. Но рабочие вкладывают в те же слова другое содержание. Свои жертвы на просвещение они субъективно ставят в тот ряд, в котором у них стоят прокламации, нелегальные брошюры, беседы в кружках с революционерами, вообще все то, в чем проявляется их «нелегальное» по существу чувство общественности. Они жертвуют, не думая о том, что на собранные деньги будет построена школа, в которой их детей будут просвещать «церкви и самодержавному отечеству на пользу».

Этим рабочим, «кидающимся из стороны в сторону, ищущим ответов на пробудившиеся вопросы», мы говорим: Товарищи! Не ищите здесь ответов на ваши вопросы. Обучение грамоте (а большего вам не даст не только самодержавие, но и буржуазный либерализм!) не избавит еще ваших детей от положения «неодушевленных орудий производства». Не мечите вашего бисера перед либеральными крохоборами. Ваши задачи иные, ваши пути иные… Сколько бы «искр» вашего одушевления вы, товарищи-работницы, ни принесли с собой, – все равно из прелой соломы буржуазного культурничества не возгорится то непотухающее пламя, которое нам с вами нужно!

Просвещенные и, надо думать, вполне благоустроившиеся мужички решительно и убежденно высказываются за просвещение, законность, порядок и, заодно уж, – против общины. Они ценят просвещение, потому что оно – сила, потому что оно помогает выйти в люди, и они жертвуют рубль, и два, и три на фонд, с гордостью подписываясь: крестьянин.

Патриотические граждане своего отечества, они желают ему побед и одолений, но граждане просвещенные («на медные пятаки»), они понимают, что для одолений нужно просвещение и нужна богатая казна, а для богатой казны нужна самодеятельность и свободная инициатива, а для инициативы нужна конституция. Они еще не произнесли этого слова, но они не поперхнутся им. Сторонники порядка и законности, они люди узко-практические. Им нужен контроль над государственными капиталами, чтобы хозяйство велось не зря, без мотовства, без воровства, не безалаберно. Контроль общества называется «по-высшему» конституцией? Ну, значит, конституция. Либеральная идеология их не привлечет: она им ни к чему. Их идеалом государственного человека и реформатора явился бы, если бы они были образованнее, какой-нибудь маркиз Ито, который, по превосходному выражению Суворина второго, «правдивым глазом дикаря сумел увидеть простые кирпичи там, где европейские мыслители видели повелевающих богов».

Из хороших кирпичей этот новый человек хочет построить себе здание, в котором он мог бы, как выражается Меньшиков, «сознавать себя немножечко хозяином». Это будет беспощадный хозяин.

«Для того, чтобы бороться с Японией, мы шапками японцев закидаем. А еврея прижмем мы процентом („ограничительными нормами“), а против урчания голодного брюха мы стражников поставим сорок тысяч… Зато у нас будет мир и порядок – ой, не тот ли, что бывает на кладбище?» Что же нам нужно? «От иностранцев мы набрались разных словечек, развелись у нас марксисты, социалисты да всякие прочие исты, а самих-то себя и забыли». И таким манером, неровен час, «на молоке Русь прохлебаем». Нам нужно знание. Его бояться нечего. «Знание научит работать. Власть и порядок нужны для всякой работы, и в защиту его встанут все истинно-русские люди». Так пишет вятский мужик.

«При невежестве, – говорит другой, – да при общинных порядках выходят из нас многие негодные люди, пьяницы, тунеядцы и всякий тому подобный пролетариат… Но – дайте мужику эту самую свободу и он ее использует в благо себе и вам».

Нам нужно, пишет третий крестьянин, 1) чтобы мужик не был голоден, 2) чтобы создать сильную армию и флот, 3) нам надо иметь поменьше как внутренних, так и внешних врагов и 4) нам надо поднять промышленность и торговлю до уровня европейских держав". А для этого – снять с мужика опеку и дать ему знание.

«И переменится тогда, – пишет псковский мужик, – весь строй нашего общественного быта, тогда для всех будет хорошо, и государство наше будет крепче, и всем будет доступно, и умный у нас обязательно поставится впереди всех сидней, которые занимают место и задерживают и тормозят общественное дело».

Все крестьяне, по словам новой «народной» «Русской Газеты» (в розничной продаже по копейке!), в своих письмах в редакцию заявляют, что они «желают сделаться полными хозяевами клочка земли и вовсе не стоят за общину. „Все“ начинают понимать, что „теперь пришло время, когда каждый должен жить своим разумом и надеяться на свои силы, на свои знания, на свой ум“. Эти индивидуалисты-»мужички", наиболее граждански просвещенные люди деревни, являются носителями ярко выраженных буржуазных начал. Их влияние будет в ближайший период очень значительно, потому что во всей современной деревне они одни пока знают достаточно ясно, чего хотят, и, как никак, умеют формулировать свои мысли. Ни одна из буржуазных партий не овладеет деревней, не овладев ими. Социал-демократии придется овладевать деревней против них.

На просвещенных мужичков усердно охотится в настоящие дни наша «национал-либеральная» пресса типа «Руси», «Бирж. Вед.», «Русск. Сл.» и мн. др. Над самим фондом просвещения развевается мужицкое знамя, ибо начало фонду «Русь» положила денежным взносом и письмом «простого русского крестьянина», который неожиданно оказался владельцем оптового склада в Петербурге и подстоличного «именьица» и выражал в «Новостях» свое неудовольствие по поводу того, что «Русь» «переработала его в крестьянина».

Национал-либеральная пресса (слово найдено той же «Русью») идет в гору. Она не прикрывает своей буржуазной наготы и не знает даже, для чего это нужно. Она просто говорит от «естества». В этом ее громадное преимущество пред нашей «чистой» интеллигентской либеральной прессой, которая прошла через народолюбие и рабочелюбие, вынесла отсюда кое-какие «предрассудки», питает уважение – или предполагает его, по крайней мере, в своих читателях – к общим идеям и хочет верить, что конституция – не «простые кирпичи», а изъявление воли «повелевающих богов» морали и права.

Национал-либеральная пресса не формулирует программы, вытекающей из какого-либо политического «мировоззрения» и не видит в том надобности. Она просто предъявляет ряд эмпирически нащупанных требований. Оппозиционное выжидание ее стесняет, она хочет немедленного соглашения с правительством и громко кричит об этом. Это – растущая сила буржуазного «порядка».

«Чистая» либеральная пресса, типа «Русск. Вед.», не имеет пред национал-либеральной преимуществ мужества и последовательности убеждений. Но она лишена первобытной нестыдливости. Она исторически связана с интеллигенцией, «анти»-капиталистической, «анти»-буржуазной. Эта связь обязывает ее к некоторой внешней опрятности и отчасти оппозиционно-выжидательному поведению. Ей еще предстоит эпоха некоторого влияния: это период ликвидации царизма или период соглашения с ним. Но в свободной или полусвободной России она скоро уступит свое место национал-либеральной прессе. Свобода печати, о которой она так долго мечтала, убьет ее. Ее будет по пятам преследовать социал-демократическая критика, выгоняя ее из ее идеологических убежищ, завладевая, где можно, ее позициями, а где нельзя – толкая ее в сторону окончательного буржуазного перерождения.

Уже сегодня «Русь» навязывает свою «гегемонию» «Русск. Вед.», ибо эта «чистоплотная», но малокровная газета не способна ни на инициативу, ни на отпор. Ей, как и всему «чистому» либерализму, суждена роль добродетельного резонера в том действии, где г.г. Суворины, отцы и дети, будут играть первых любовников.

«Искра» N 76, 20 октября 1904 г.

«Освобожденцы» обратились к народу с прокламацией о войне и конституции. Либералы, которые именем народа привыкли ходатайствовать перед самодержавием, непреклонною силою вещей вынуждены апеллировать к народу от самодержавия. «Народ», вызванный социал-демократией к политической жизни, заставил себя признать – сперва самодержавие, затем русских «радикалов» старой веры и, наконец, либералов. Из третьего лица он превращается для всех во второе. Говорят не только о нем, говорят с ним. Его убеждают, его призывают, его содействия ищут.

Обращение «освобожденцев» с программной прокламацией к народу – крупный политический шаг. «Освобождение», неофициальный центральный орган либеральной партии, санкционирует это обращение либералов и придает ему значение боевого акта целой партии.

В историческую минуту, требующую высшей определенности и решительности, либералы переступают «порочный круг» пассивности и легальности и опускаются вниз с Vademecum'ом (путеводителем) в руках. Прокламация написана для массы, старается говорить языком, понятным массе, и взывает к интересам массы.

Что же говорят либералы народу?

Они говорят ему, что война никому не нужна, что царь не хотел ее, что царь миролюбив. Они это доподлинно знают. Они говорят, далее, что царя соблазнили дурные советники, не осведомляющие своего «государя» об истинных нуждах народа, ибо «иные из вельмож государственные дела ведут не по совести, а по корысти, для своего кармана и для почестей, а иные из вельмож – глупы». Чтобы помочь делу, нужно созвать народных представителей. Царь от них будет узнавать правду, «как это было изредка в старину, когда русские цари жили в Москве». «Управлять делами будут все сообща – государь, министры и собрание народных представителей».

Так строят свободную Россию либералы. Они берут под свою защиту царя и, вместе с ним, и монархию. В своей конституции они отводят царю красный угол. Они созывают собрание народных представителей не для выражения суверенной воли народа, а в помощь монарху. Но если царь действительно нуждается теперь в такой помощи, то нуждается ли народ в царе? Если без конституции уже не обойтись Романову, то неужели и конституции не обойтись без Романова? Либералы не отвечают на этот вопрос, потому что не осмеливаются даже его поставить. Царь царствовал, царствует и будет царствовать. Партия «освобождения», еще непобежденная в борьбе с монархией, еще не приступившая к этой борьбе, на глазах всего русского народа становится на колени пред носителем власти божьей милостью. Таков ее либерализм!

Вокруг трона, за которым признается неприкосновенное право исторической традиции, должны расположиться ее народные представители. Но какой «народ» будут они представлять по расписанию либералов? Народ земств и дум? – за которыми тоже ведь неприкосновенное право исторической традиции… Будет ли представлен народ без «традиций», народ без сословных, имущественных и образовательных привилегий? Мы спрашиваем: те представители, которые призваны спасать народ и монархию, будут ли выбираться на началах общего, равного, прямого и тайного избирательного права? Мы спрашиваем либералов прямо и решительно, и мы сумеем заставить их дать народу столь же прямой и решительный ответ на наш вопрос. В воззвании на этот счет не сказано ни слова. И это, разумеется, тоже ответ, хотя и не прямой и не решительный. Он означает, что либералы отказывают народу, к которому обращаются, в политических правах. Иначе они не молчали бы. Политических прав не дают народу сюрпризом. Когда о них молчат, значит их не хотят дать. И это прежде еще, чем монархия успела предложить «либералам» условия, на которых было бы выгодно продать народ!

Таков их демократизм!

Они не смеют сказать: долой корону! потому что у них нет отваги противопоставить принцип принципу, республику – монархии. Еще до борьбы за новую Россию, они протягивают руки для соглашения с коронованным представителем старой России. Они опираются на пример сословно-совещательных Земских Соборов в прошлом, вместо того, чтобы взывать к торжественному провозглашению народной воли в будущем. Словом: они апеллируют к анти-революционной традиции русской истории, вместо того, чтобы создать историческую традицию русской революции. Такова их политическая отвага!

Итак, русское конституционное правительство составляют: «государь (неизвестно, для чего нужный), министры (неизвестно, перед кем ответственные) и собрание народных представителей (неизвестно, какой „народ“ представляющих)».

Стоит организовать на этих началах государственную власть, и тогда – здесь начинается центральное место либерального Vademecum'а – и тогда все вопросы разрешатся сами собою, все невзгоды и все беды русского народа снимет, как рукой. В тех странах, где народу удавалось добиться конституции, он, по словам «прокламации», везде устраивал себе правые суды, уравнивал подати и облегчал налоги, уничтожал взяточничество, открывал для детей своих училища и быстро богател… «И если б и русский народ, – так пишут либералы, – потребовал себе и добился от царя конституции, то и он избавился бы от оскудения, разорения и всяких притеснений точно так же, как избавились от него и другие народы… Когда будет в России конституция, то народ через своих представителей, наверное, отменит паспорта, заведет хорошие суды и управления, упразднит самовластных чиновников, вроде земских начальников, и в местных делах будет управляться своими свободно выбранными людьми, заведет множество школ, так что всякий сможет получить высшее образование, освободится от всякой темноты, наказаний розгами (после получения „высшего образования“?) и заживет в довольстве. Словом, при конституции, т.-е. при управлении страною царя вместе с собранием народных представителей, народ будет свободен и добьется настоящей, хорошей жизни».

Так пишут либералы.

Конституционное ограничение царской власти не только спасет от розги и нагайки, но и обеспечит от бедности, лишений, экономического гнета и даст возможность «быстро богатеть», – вот мысль, которую они хотят внушить народу. Присоединить к царю Земский Собор, – и нет вопросов нищеты, гнета, безработицы, проституции, пролетаризации народных масс, преступности и невежества. Так говорят либералы. Но говорить так, значит явно и беззастенчиво издеваться над всей социальной действительностью, называть черное белым, горькое сладким, значит закрывать глаза – себе и другим – на опыт всей той истории, которую буржуазная Европа проделала в течение последнего столетия, значит попирать ногами кричащие факты, игнорировать все, что образованный человек может узнать из любой европейской газеты, – значит спекулировать единственно на невежество русской народной массы, на египетскую тьму полицейского государства, да на низкий уровень политической морали в рядах собственной партии. Это значит заменять обращение – извращением, агитацию – демагогией, политическую конкуренцию – недобросовестной спекуляцией. Это значит уверенно идти к превращению собственной партии, которая идеологически является представительницей «народа», в простую клику, сознательно эксплуатирующую темноту народа. Мы говорим это со всей энергией, – и наши слова должен услышать не только каждый революционный пролетарий, но и каждый русский либерал.

Прокламацию писали образованные люди. Они знают, что ничего из того, о чем они говорят народу, на самом деле нет. Они знают, что и после того, как царь решится опереться на Земский Собор, порядок на Руси останется буржуазный. Они знают, отлично знают, что конституция не спасает маленького собственника от пролетаризации, не дает безработному работу, не охраняет рабочего ни от нищеты, ни от развращения. Они знают, что высшее образование доступно не всем, что оно есть монополия имущих. Они все это знают, – читали, видели, сами говорили и писали, – знают, не могут не знать! – Вы, напр., г. Струве, вы, который одобряете «этот простой по форме и вразумительный по содержанию призыв», ответьте прямо в «Освобождении»: знаете ли вы все это или нет? – Да, они знают это. Но, сверх того, они знают, что народ, к которому они обращаются, этого еще не знает. И они говорят народу то, чего нет, и то, во что они сами не верят. Они лгут народу. Они обманывают народ.

Неужели они не подумали, что у самого порога их встретит социал-демократия? Что она позаботится о том, чтоб свести их на очную ставку с исторической истиной? Они должны были бы хоть это предвидеть. Но в прокламации они не произнесли даже имени социал-демократии. Они пытаются разговаривать с народом через голову той партии, которая, задолго до их выступления, говорила с народом о тех же вопросах, но говорила иначе, которая заставила их самих обратиться к народу. Надо думать, они понимают, что они вступили на путь прямой и непосредственной политической борьбы с социал-демократией. Нашей партии не страшен такой противник!

С суеверной почтительностью пред монархией, с недоверием к демократии, без политического энтузиазма, без оппозиционной энергии – «без инициативы, без веры в себя, без веры в народ, без мирового исторического призвания, не доверяя собственным лозунгам, с фразами вместо идей», – таков этот противник, сознательно или бессознательно бросивший вызов партии рабочих масс.

Социал-демократия примет вызов.

«Искра» N 76, 20 октября 1904 г.