Текст книги "Перед историческим рубежом. Политическая хроника"

Комиссия, образованная Столыпиным для подготовки крестового похода на Финляндию, 8 декабря закончила свои «труды». Она предлагает превратить финляндский сейм в бессильное «совещательное» учреждение, ввести для приличия нескольких представителей финляндской буржуазии в Государственную Думу и Государственный Совет, фактическую же власть передать царскому министерству. Напрасно протестовали, возражали и убеждали участвовавшие в Комиссии представители имущих классов Финляндии: их и призывали-то только для того, чтобы побольнее пнуть ногою. Напрасно идол финляндской буржуазии, Лео Мехелин[213]213
  Лео Мехелин (1839 – 1914) – финляндский политический деятель и писатель. Глава крупно-буржуазной шведоманской партии. Был профессором права Гельсингфорского университета. В 1872 г. был избран в сейм, впоследствии стал финляндским сенатором. В своих многочисленных научных работах Мехелин доказывал, что хотя Финляндия соединена с Россией реальным союзом, но это не должно мешать ей пользоваться полной самостоятельностью в области внутреннего самоуправления. Мехелин считал, что свобода Финляндии отнюдь не противоречит интересам России. В годы крайней русификаторской политики в Финляндии Мехелин (в 1890 г.) должен был выйти из состава сената, а в 1903 г. даже выехать из Финляндии. После перемены правительственного курса Мехелин вернулся на родину и в период 1905 – 1907 г.г. был президентом хозяйственного департамента сената, но в 1907 г. реакция опять заставила его выйти в отставку. В борьбе Финляндии за свою самостоятельность, Мехелин сыграл в свое время довольно крупную роль и пользовался большой популярностью в стране. В реакционных русских кругах имя Мехелина было синонимом финляндского сепаратизма.


[Закрыть], старается внушить столыпинскому правительству всю «нерасчетливость» его поведения. – Разве финляндская администрация – спрашивает Мехелин – оказалась неспособной утвердить в Финляндии порядок? Разве не была уничтожена красная гвардия? Разве мы не распустили революционный союз «Войму»? Разве мы не прекратили провоз в Финляндию оружия? Разве мы не преследовали и не выдавали вам русских революционеров? Разве мы не положили у себя в стране «конец откликам 1905 года»? (см. журнал «Финляндия», N 17). – На все эти униженные заискивания, как и на бесконечные изъявления готовности идти на уступки, имперские заговорщики отвечают одно: «не утруждайте себя, господа, – мы вас все равно задушим».

Тот состав царской бюрократии, который правит теперь Россией, подобрался за последние годы из всех душегубов, отличившихся в контрреволюционной расправе. Борьба с народными массами – их призвание и путь их карьеры. Россия ими «усмирена». Теперь им остается довершить работу: вывести Финляндию пред фронт усмиренной России и в назидание полуторастамиллионному населению страны затянуть веревку на шее маленького народа.

На помощь со стороны либерально-биржевой Европы, к которой взывает финляндская буржуазия, надеяться смешно. Правда, некоторые органы английской и французской биржи сделали Столыпину осторожное предостережение. Но тем дело и ограничится. Между тем, столыпинская газета «Россия» торжествующе свидетельствует, что царский поход на Финляндию совершенно не оказывает неблагоприятного влияния на русские финансы. И это на самом деле так. Либеральные речи и статьи сами по себе не тревожат биржи: она знает им цену. Биржа забеспокоится и откажет царю в кредите только в одном случае: если столыпинская политика встретит решительный отпор народа в Финляндии и в самой России.

При таких условиях должны произойти в феврале выборы в четвертый сейм. Немудрено, если Финляндия уже сейчас целиком захвачена избирательной борьбой: все понимают, что дело идет о существовании страны. И так как буржуазная политика угодничества и истребления следов 1905 г. не принесла Финляндии ничего, кроме унижений и поражений, то естественно, что выборы в новый сейм прежде всего должны укрепить социал-демократию, как партию самой решительной борьбы. В первом по революции сейме социал-демократия имела 80 мест из 200, во втором – 83, в третьем – 84. Нет сомнения, что и в четвертом сейме она выступит, как самая сильная и самая опасная для царизма партия в стране. Но это значит, что с созывом сейма (1 марта) непримиримые враги снова станут лицом к лицу, и борьба вступит в последний решающий период. Уже сегодня столыпинская «Россия» грозит Финляндии «решительной катастрофой», а генерал-губернатор Зейн предупреждает иностранных корреспондентов, что нужно быть готовым к внезапному восстанию «скрытного финского народа». Тактика наших финляндских товарищей свидетельствует, что они прекрасно сознают серьезность положения. Но вместе с тем несомненно, – и мы должны это открыто сказать, – что все мужество и вся выдержка финляндского пролетариата окажутся недостаточными, если в борьбу не вмешается рабочий класс России.

Мы сейчас слабы? Бесспорно! Но мы не настолько слабы, чтобы быть обреченными на молчание и бездеятельность. Мы слабы, главным образом, потому, что разучились применять свои силы. Мы считаем себя несравненно слабее, чем есть, – и тем ослабляем себя. Нам нужны политическая инициатива, решимость действовать, – с ними мы найдем у себя под руками неисчерпаемые источники силы.

Нужно прежде всего, чтобы рабочие массы знали, что делает и что затевает царизм в Финляндии. Не из либеральных или уличных газет, а от нас, социал-демократов, они могут и должны узнать подлинную правду. Нужны прокламации, десятки, сотни тысяч, миллионы прокламаций о подготовляющемся злодеянии. У вас нет подпольных типографий, товарищи? Создайте их! Не хватает сил и средств? Найдите их! Печатайте воззвания на гектографе! Вы не имеете возможности созывать рабочие собрания? Ведите агитацию в небольших кружках. Пусть эти кружки выносят резолюции протеста против политики самодержавных заговорщиков. Пусть заявляют о своей солидарности с финляндской рабочей партией. Публикуйте также резолюции, пускайте их по рукам, пересылайте в нашу думскую фракцию. Побольше инициативы! Побольше доверия к собственным силам! Каждое слово, ясно и смело сказанное, найдет тысячекратный отголосок в стране. Каждое усилие породит встречную волну.

Всего лишь несколько месяцев, может быть, недель, отделяют нас от решающих событий в Финляндии. Пусть же ни один час не пропадает отныне даром! Пусть всякий займет свой пост с сознанием, что молчать нельзя, что бездействовать преступно!

«Правда» N 9, 14 (1) января 1910 г.

Мозгам финляндского генерал-губернатора Зейна его задача рисуется, по собственному его признанию, как полное возвращение к бобриковским временам. И впрямь: законы Финляндии попираются вовсю; неустановленным порядком вводятся новые налоги; генерал-губернатор изменяет бюджет, царь эти изменения утверждает; вокруг Зейна одна за другой появляются старые, малость помятые фигуры прожженных бобриковцев, которых вихрь 1905 года сорвал с их мест; там и сям «конституционные» чиновники и судьи выходят в отставку; финляндский сенат (министерство) пополняется людьми зейновской политики – «что прикажут», время от времени вспыхивает слух о назначении Зейну в помощники «самого» Толмачева; по всей стране идут обыски оружейных и железных магазинов, конфискуются незаконные браунинги и неподлежащие патроны…

В свою очередь финляндские присутственные места на вопрос о гербовом сборе попытались, как при Бобрикове, пустить в ход тактику пассивного сопротивления. Но именно на этой попытке обнаружилось, что история не повторяется. Во времена Бобрикова финляндский пролетариат только пробуждался – общественное мнение буржуазии было бодро и самонадеянно. Чиновники-протестанты чувствовали себя в атмосфере общего сочувствия и верили в силу своих «легальных» способов борьбы. Но последние пять лет ни для кого не прошли даром. Буржуазия своими глазами увидела, что пергаментный щит финляндских «прав» в критическую минуту оказывается слишком слабой защитой против железных ударов царизма. После всеобщей стачки, после свеаборгского восстания никакие адреса, петиции и демонстративные отставки чиновников не способны ни всколыхнуть общественное мнение населения, ни поразить воображение царской бюрократии. Не такие виды она видала. Да и стоит она теперь не особняком, как до революции, а опирается на земледельческие и капиталистические классы России, – не свои только, но и их империалистические интересы защищает она, борясь против экономической и политической самостоятельности Финляндии. Даже и выстрел нового Шаумана[214]214
  Шауман – сын финляндского сенатора Шаумана, член партии «активного сопротивления». 3 июня 1904 г. убил в Гельсингфорсе известного русификатора Бобрикова и тут же застрелился.


[Закрыть] раздался бы теперь немногим громче детской хлопушки. Нет, времена Бобрикова прошли безвозвратно.

Что же остается буржуазным партиям? Обращение к силе масс – финляндских и русских. Но эта область целиком враждебная: где массы, там – социал-демократия. Отсюда политический скептицизм финляндской буржуазии, недоверие к себе, вражда к рабочим, страх перед царизмом, – все это, еле прикрытое гнилыми речами о конечном торжестве «национальных прав». Сегодня худосочный протест германских и голландских профессоров[215]215
  Протест германских и голландских профессоров. – В январе 1910 г. 65 немецких профессоров выпустили воззвание по поводу отношений России и Финляндии. Воззвание начиналось следующими словами:
  «Меры, предпринимаемые русским правительством по отношению к Финляндии, являются настолько исключительными по своей природе и значению, что они не могут не привлечь к себе скорбного внимания и изумления всех культурных правовых государств. Мы совершенно чужды намерения вмешиваться во внутреннюю политику России, но разногласия, возникшие между русским правительством и финляндским народом, затрагивают общие интересы Европы и всех культурных государств».
  Далее воззвание переходит к вопросу об исторических правах Финляндии на самостоятельность, дарованную ей еще Александром I. Воззвание решительно заявляет, что финляндской территории исторически гарантированы независимость и самостоятельность. Воззвание заканчивается выражением надежды и уверенности, что русское общество не нарушит конституции «деятельного и всегда лояльного народа».
  Это воззвание было подписано профессорами Мюнхена, Берлина, Геттингена, Веймара, Вены и др. городов.
  Аналогичное воззвание, в еще более категорической форме, было опубликовано также и голландскими профессорами права университетов Гренингена, Амстердама, Лейдена и др. городов.
  Кроме этих воззваний, в марте 1911 г. было опубликовано мотивированное юридическое заключение совещания европейских профессоров по вопросу о Финляндии.
  В ответ на отклики европейских профессоров «Совет Русского Собрания», «союз русских профессоров» и др. черносотенные организации вынесли «горячий и решительный протест» по поводу вмешательства «в наш домашний спор».


[Закрыть] против столыпинско-зейновской политики рождает прилив бодрости в груди младофиннов и шведоманов, а завтра ими снова овладевает безнадежное уныние, когда хриплый лай националистически-черносотенной сволочи откликается на чужеземное вмешательство в наши «домашние» разбойные дела…

В этих условиях произошли выборы в четвертый по революции сейм. В тисках жесточайшей безработицы проделал финляндский пролетариат новую избирательную кампанию. По улицам Гельсингфорса ходили представители безработных с кружками-копилками в руках. Под унылый звон медяков шла социалистическая агитация партии, олицетворяющей будущность Финляндии. Тщетно генерал-губернатор Зейн раздавал деньги безработным женщинам, надеясь купить их совесть и их голоса. Тщетно буржуазная пресса атаковала социал-демократию со всех сторон. Рабочая партия снова вышла победительницей из борьбы. В то время как шведоманская и младофинская партии лишь удержали старые позиции; в то время как клерикально-аграрная старофинская партия, готовая на любую сделку с царизмом, утратила шесть мест, социал-демократия завоевала четыре новых мандата и собрала вокруг своих 86 депутатов 40 % всех поданных голосов. Шведские рабочие, шедшие в прежних выборах за своей буржуазией, голосовали на этот раз вместе с финскими рабочими за социал-демократию. Наряду с нею только трудовая партия мелких крестьян завоевала четыре мандата. Новый сейм еще в большей мере, чем распущенный, стоит пред царским правительством, как непримиримый враг. Положение обострилось, а развязка стала ближе. И вся тяжесть положения падает на братскую социал-демократическую партию Финляндии.

Будет ли четвертый сейм немедленно разогнан, как три предшествующие; будет ли изменено финляндское избирательное право, – не гадать нам об этом сейчас нужно, а по мере сил наших вмешаться в великую борьбу, развертывающуюся пред нами. Зорко следить за финляндскими событиями, откликаться на них прокламациями и устной агитацией, раскрывать народным массам глаза на их истинный смысл, строить и укреплять свои революционные организации – таков долг передовых русских рабочих по отношению к своему собственному классу – в Финляндии, как и в России!

«Правда» N 10, 25 (12) февраля 1910 г.

Что долго, злобно и трусливо намечалось в канцелярских министерствах, о чем тайно совещались ползучие гады Царского Села, то теперь возвещено миру в торжественной форме манифеста, как державная воля того, кому судьба и наследственность отказали в среднем человеческом разуме, но кому монархический строй дал право распоряжаться судьбами миллионов[216]216
  14 марта 1910 г. – Николаем II был издан манифест, в котором говорится, что на основании предположений комиссии о Финляндии (см. прим. 216) Советом министров составлен соответствующий законопроект и что «оставляя в силе существующие правила об издании местных узаконений, исключительно до нужд финляндского края относящихся, мы нашли полезным предоставить сейму Финляндии высказать свое заключение по содержанию упомянутого законопроекта с тем, чтобы заключение сейма было внесено затем на обсуждение Государственной Думы и Государственного Совета. Придавая настоящему делу существенное значение в устроении державы нашей, мы твердо уповаем, что Государственная Дума, Государственный Совет исполнят упадающую на них задачу к вящшему укреплению единства и нераздельности государства российского на благо всех верных подданных наших». Затем Николай «повелевает»: 1) внести законопроект на рассмотрение Государственной Думы и Государственного Совета, 2) предложить финляндскому сейму сообщить свое заключение, которое затем подлежало передаче Гос. Думе и Гос. Совету, 3) назначить сейму месячный срок для ответа.
  На основании этого манифеста финляндским генерал-губернатором Зейном был созван чрезвычайный сейм. Сейм «в заключении» отказал на том основании, что акт 14 марта противоречит конституции края. 30 марта сейм был распущен «на летние каникулы», а в июне третья Дума приняла правительственный законопроект, лишивший Финляндию конституции и самоуправления.


[Закрыть]. Царь нанес Финляндии удар в сердце. Он упразднил 14 марта те права и вольности, которым присягали и клятву приносили он сам, его отец, его дед и прадед; он растоптал основные законы страны и отдал ее народ на растерзание ненасытным псам своей бюрократии.

У Финляндии есть демократический сейм. Теперь царь обрекает его на роль местного земства. Важнейшие дела передаются в Петербург, в руки царских министров, Государственной Думы и Государственного Совета. За сеймом остается ненужное право подавать бессильное мнение, – власть постановлять и решать передана Пуришкевичу с Гучковым в Думе, Дурново с Витте – в Государственном Совете.

Финляндцы имеют свободу собраний, союзов и печати. Ныне над всем этим ставится крест. Столыпин с Крупенским дадут Финляндии новые законы о печати. Марков 2-й укажет финляндским социал-демократам, в каких пределах они смеют говорить о бедствиях народных масс.

В царскую армию будут введены сыновья Финляндии. Отцы этих сыновей будут платить на содержание полков, которые растопчут свободу их страны. И петербургские властители будут решать, сколько свежей финской крови потребно ежегодно царю России.

Эту тиранию, возвещенную клятвопреступным манифестом, Государственная Дума должна теперь на основе правительственного законопроекта превратить в новый «основной» закон. Кому же, как не ей, из государственного переворота рожденной Думе, быть повивальной бабкой государственного переворота в Финляндии!

Они сделают, что могут – царь, его министры, его депутаты, – если не встретят отпора в самой России. Бросить в лицо разнузданным безнаказанностью насильникам протест масс, это – революционный долг социал-демократии, это – требование политической чести для партии рабочего класса.

Кто бездействует – тот пособничествует. Кто молчит – тот укрывает. Ни укрывательства, ни пособничества не найдут у Российской социал-демократии душители Финляндии и России. Она неутомима в обличении. Мерзостью их насилий, позором их клятвопреступлений потрясет сердце масс. И когда люди третьего июня будут оттачивать параграфы финляндского бесправия, социал-демократическая фракция перенесет к ним под своды Таврического дворца непримиримый клич рабочих кварталов:

Долой палачей Финляндии и России!

Да здравствует свободная Финляндия!

Да здравствует Российская Республика!

«Правда» N 11, 31 (18) марта 1910 г.

В Финляндии каких-нибудь три миллиона жителей. Население безоружное. Значит при помощи нескольких полков можно без труда разгромить страну. Но от открытого военного похода царь явно уклоняется: политическое равновесие неустойчиво, и от слишком сильного сотрясения все может полететь вверх дном. Правительство колеблется и затягивает; провозгласив манифестом 14 марта смертный приговор финляндской автономии, оно тут же обещает доконать Финляндию не сразу, а постепенно, – «по мере действительной необходимости».

Октябристы чувствуют себя именинниками: по их расчетам Дума расширит свои права, поставив свою печать под финляндским бесправием. Но им очень хотелось бы при удушении Финляндии избегнуть открытого применения сил. Октябристская Дума своим существованием обязана не чему иному, как насильственному перевороту; но именно потому, что она хорошо знает, как это делается, она боится слишком частых обнажений государственного меча, который завтра может быть направлен и против нее самой.

Жадная паразитическая рать националистов – бюрократов бывших, сущих и будущих – требует немедленного принятия решительных мер и уже мысленно захватывает места финляндских губернаторов и судей.

Но правительство сознательно медлит, обставляя свою провокацию трусливой волокитой. Охотнее всего оно прибегло бы к сделке с имущими классами Финляндии. Но финляндская буржуазия слишком слаба по сравнению со своим врагом, чтобы вступать с ним в договор: стоит ей протянуть палец – и у нее отгрызут не только руку, но и голову. Да и помимо этого, буржуазные партии, даже все вместе, в сейме ничего не могут провести против социал-демократии и радикально-крестьянской группы. Значит, даже в случае сделки со старофиннами правительству все равно пришлось бы разгонять сейм и пускать в ход военную силу. Но раз для купли-продажи сейчас места нет, буржуазным партиям Финляндии остается, проклиная судьбу, становиться на путь борьбы и ковылять за социал-демократией.

Столыпинский законопроект – каковы бы ни были протесты сейма – Дума, разумеется, примет, зажмурив глаза. Но настоящие трудности наступят только после этого. Сейм «закона» не признает. За сеймом – финляндские чиновники. Уже во имя своих собственных кровных интересов они станут всеми способами отбиваться от «общеимперской» команды. Сейм придется распустить, финских чиновников – заменить русскими. Но эти последние окажутся лицом к лицу с самим населением, враждебным, организованным, с богатым опытом политической борьбы. Откроются бесчисленные конфликты, которые неизменно будут наводить на мысль о неоценимых преимуществах единовременного кровавого урока. Таким образом, если правительство уклоняется от применения военной силы сейчас, оно неизбежно будет приведено к этому ходом событий впоследствии.

Но для финляндского народа и его руководящей партии нет, разумеется, никакого основания добровольно искать открытого столкновения с неизмеримо сильнейшим врагом. Не поддаваясь на провокации, в то же время не давать врагу ни минуты покоя; нарушая, обходя или игнорируя новые законы и порядки, не уступать врагу без сопротивления ни вершка своих прав; маневрируя, утомлять врага; всегда и во всем укреплять свои позиции и силы, – вот метод действий, который сам собою вырисовывается пред финляндской социал-демократией. И ее оратор, т. Ирье Мякелин, дал в сейме превосходную формулу такой тактики: «Будем действовать так, чтобы русские провокаторы играли самую смешную роль!»

Разумеется, наша братская партия в Финляндии ясно понимает, что открытое столкновение раньше или позже неизбежно. Но лучше позже, чем раньше. Для финляндского народа выгодно как можно дольше затянуть подготовительный период, чтобы дать массам России, освобождающимся от оцепенения последних лет, понять все значение финляндских событий для политических судеб всего государства.

И тут уж начинается наша задача. Обращение социал-демократической фракции сейма к нашей фракции в Думе должно снова напомнить нам, как мало мы сделали из того, что должны были сделать. Мы слишком часто и слишком много ссылались на пассивность масс, – чтоб оправдать нашу собственную пассивность. С этим нужно покончить раз навсегда! Мы не можем брать на себя никаких ручательств за близкие выступления пролетариата, но мы сами, как партия, не смеем молчать. Мы обязаны громогласно сказать классу, которому служим:

– Оберни свои взоры на Финляндию, – там решается добрая доля твоей собственной судьбы!

«Правда» N 12, 16 (3) апреля 1910 г.

Финляндский законопроект, это – выкидыш российского империализма.

После разгрома революционных попыток внутреннего обновления у буржуазной контрреволюции возникли планы и замыслы внешних завоеваний, международного политического могущества, завладения азиатскими и балканскими рынками, колоссальных займов на бирже, чтобы таким путем дать движение производительным силам страны, наполнить мешки государственного казначейства и удовлетворить аппетиты капиталистических классов.

Но тут следовал крах за крахом. Всякие попытки обновления армии и флота разбивались о тупое сопротивление человеческого материала контрреволюции. Весь командующий состав подобрался из усмирителей, неисправимых в своей тупости и своей вороватости. Интендантские порядки – только внешнее проявление гнилости всего военного аппарата. Постройка четырех броненосцев превратилась в новый европейский скандал. После 1905 года военные силы царизма не растут, а падают, – и вместе с тем падает его международный вес. На Дальнем Востоке, в Персии, на Балканах – ничего, кроме скандальных неудач и отступлений не принесли происки царской дипломатии.

И от провалившихся планов объединения имущих классов всех наций России вокруг успехов внешней политики (империализм!) реакции пришлось спешно перейти к политике государственного кормления «коренного» собственника за счет инородцев, населяющих Россию (национализм!). «Россия для русских»! – то есть, для петербургского чиновника, бессарабского помещика и московского купца. Отсюда выросли: проект отторжения Холмщины и Выборгской губернии, Западное «земство», оголтелый поход на евреев, план разгрома Финляндии.

Патриотические прощелыги из разорившихся дворян и не сделавших карьеры чиновников хотят прежде всего «жрать», – и если не удалось в Манчжурии, почему не попытать счастья в Финляндии?

Торгово-промышленные круги, стоящие за октябристами, прямо и непосредственно заинтересованы в уничтожении таможенной самостоятельности Финляндии. Если сейчас 20 % финляндского ввоза и вывоза приходятся на долю одной Англии, и в то же время быстро растут торговые сношения Финляндии с Швецией и Германией, то задача русских протекционистов в том именно и состоит, чтобы отрезать Финляндию от внешнего мира и поставить ее в исключительную зависимость от русского рынка. Таков корень октябристской ревности насчет распространения общеимперского законодательства на Финляндию.

Далее идут соображения фиска, государственного бюджета. И бюрократия, и связанные с нею политические партии хотят издержки по своему хозяйничанию взвалить и на финляндцев, для начала – долю расходов на армию, дипломатию и царский двор. Сюда, наконец, присоединяются государственно-полицейские интересы: наложить лапу на финляндскую школу, «обуздать» печать, занести плеть над союзами и собраниями. Вот все это: тоска по карману финляндского потребителя товаров и финляндского плательщика налогов, тоска маменькиных сынков и патриотических балбесов по полицейским постам в самой Финляндии, наконец, русская правительственно-полицейская тоска при виде оазиса финляндских свобод, – все это вместе и составляет сущность того патриотического подъема, с которым третья Дума обрушилась на Финляндию.

От октябристов отделилось при голосовании всего 19 человек левого крыла, которые хотели бы вместе с Маклаковым зарезать финляндскую конституцию не так открыто и затем изжарить ее, как выразился Чхеидзе[217]217
  Чхеидзе, Н. С. – старый работник с.-д. на Кавказе, меньшевик. Чхеидзе был членом третьей и четвертой Государственных Дум. В последней он выдвинулся, как лидер меньшевистской «семерки» и постоянный оратор левой оппозиции. В годы войны Чхеидзе занимал умеренно-интернационалистскую позицию. После Февраля он временно выдвинулся в первые ряды политических деятелей, будучи выбран председателем Петроградского Совета и возглавляя в то же время, вместе с Церетели, Даном и Либером, так называемых революционных оборонцев. Чрезвычайно меткая характеристика Чхеидзе этой эпохи дана Милюковым в его «Истории русской революции»:
  «Этот „революционер поневоле“ давно уже носил в душе испуг перед революцией и, в отличие от многих, прикрывал его условными фразами революционного шаблона лишь постольку, поскольку это безусловно требовалось его положением» (т. I, вып. III, стр. 38).
  Ныне Чхеидзе в эмиграции ведет агитацию против советского режима в Грузии.


[Закрыть], под более конституционным соусом. Но вся тяжелая масса октябристского центра, не сводя глаз со Столыпина, тащилась за националистами и правыми, которые с рычанием проглатывали финляндский законопроект, «костей не разбирая». Кадеты с внешней стороны проявили на этот раз некоторую непривычную для них оппозиционную решимость. Они объявили законопроект государственным переворотом, голосовали против перехода к постатейному чтению и, после бесплодных попыток критики «по пунктам», ушли с протестом из зала вслед за социал-демократами, которые сумели уйти более своевременно. Но это по внешности решительное поведение прикрывало совершеннейшую и притом ребячески-жалкую политическую растерянность. Наиболее убедительным доводом «Речи» в защиту Финляндии был тот, что лояльная финляндская буржуазия в 1906 году стреляла в красногвардейцев и помогала русской власти в поимке участников свеаборгского восстания. А в думском выступлении Родичева центральным местом было византийско-рабское «обвинение» большинства в том, что оно подрывает «сокровище населения – веру в незыблемость слов монарха». – Хвала контрреволюционному характеру финляндской буржуазии и апелляции к коронованному царскосельскому «сокровищу» – вот два главных козыря кадетской политической игры.

Социал-демократические ораторы свели на очную ставку не только факты с царскими обещаниями, но и кадетские надежды на обещания с фактами. Общегосударственное соглашение с Финляндией, – заявил Чхеидзе, – мыслимо лишь на основе всеобщего избирательного права в России. А сейчас остается общий лозунг для России и Финляндии: «Долой варваров и варварское правительство».

«Finis Finlandiae!» Конец Финляндии! возгласил Пуришкевич после того, как Дума залпом приняла столыпинский законопроект. Но гороховый шут солгал. Голосование Думы, как и голосование Государственного Совета, как и царское «быть по сему» еще не решают судьбы Финляндии и не определяют ее конца. Финляндский вопрос остается отныне открытой раной третьеиюньского режима. Начинать военные действия против Финляндии у правительства сейчас отваги нет. Оно готово было бы временно удовлетвориться «принципиальной» победой. Но дальше события будут разворачиваться независимо от степени его отваги и от его желаний. За спиной Столыпина стоят его думские и внедумские друзья, которые требуют аккордной платы. Но на пути имперских захватов стоит организованная финляндская конституция. Ее нужно либо согнуть, либо сломить. Стоит сейму уступить в малом, натиск реакции немедленно усилится, и скоро будет достигнута та черта, за которою даже для буржуазных партий сейма уступок нет и быть не может. Вся общественная жизнь Финляндии будет стоять под знаком неизбежно надвигающегося открытого столкновения. Атмосфера тревоги будет все более сгущаться над трехмиллионным населением, сильным своей организованностью и опытом политической борьбы. В этой обстановке либеральным лозунгам так называемого «благоразумия» и «мудрой уступчивости» отклика в массах не найти. Зато социал-демократия, не боящаяся смотреть правде в глаза, естественно превратится в действительную и бесспорную представительницу финляндского народа. Во главу угла своей агитации она ставит идею неразрывной связи интересов финляндской свободы с революционным движением в России. Так пред лицом своей страны финляндская социал-демократия берет на себя ответственность за политику российского пролетариата.

Но тем самым усугубляется наша ответственность перед финляндской социал-демократией. Мы упустили много времени. Мы слишком мало говорили рабочим массам о всероссийском значении финляндского вопроса, о кровной связи его с их повседневными интересами. Упущенное необходимо наверстать. Чем полнее и шире мы осветим работу имперских заговорщиков пред последним судьей, народом, тем скорее финляндская авантюра, – по замыслу «конец Финляндии», – станет началом конца для самих имперских заговорщиков.

«Правда» N 14, 7 июля (24 июня) 1910 г.