Электронная библиотека » Лев Троцкий » » онлайн чтение - страница 20


  • Текст добавлен: 11 января 2014, 15:10


Автор книги: Лев Троцкий


Жанр: Публицистика: прочее, Публицистика


сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 20 (всего у книги 47 страниц)

Шрифт:
- 100% +
IV

Мы рассматривали выше состав Думы с точки зрения противоречия между крепостническим паразитизмом и капиталистической эксплуатацией. Этот водораздел проходит внутри думского большинства. Его прямым последствием является законодательная импотенция Думы.

Драться с революцией один на один, прятать голову от ее бомб и стрелять ей в грудь из пулемета абсолютизм умел и до 17 октября. Но этого оказалось недостаточно. Перед господствующими классами встала неотразимая и неотложная задача: обокрав народную революцию, разрешить ее социальные проблемы на пути парламентского законодательства. Но взаимное приспособление господствующих классов друг к другу и к старой власти привело к тому, что возникшее в результате двухлетних перекраиваний и перетасовок представительство оказалось абсолютно неспособным ни на какую инициативу. У людей 3 июня нет ни объективной, ни субъективной возможности претворить потенциальную энергию революции в реформаторскую работу законодательной машины. Объединенные страхом, но разъединенные интересами, они парализуют друг друга.

А между тем главный социальный вопрос революции – аграрный – как грозный призрак стоит за стенами Думы. Огромный, страшный, но неуверенный в себе, он ощупью переступает ее порог и неуклюже садится – увы! не только на скамьи трудовиков. Из правого фланга Думы, над которым развевается знамя тьмы, суеверий и византийского раболепства, выступает мужик и требует экспроприации дворянской земли. Так революция смеется над мудростью мудрых…


Мы предполагаем поговорить о роли крестьянства в русской революции в одной из следующих статей. Здесь мы хотели бы сказать еще несколько слов о работе нашей фракции в третьей Думе. Несомненно, что положение представителей социал-демократии исключительно трудно. Депутаты правой ведут себя на заседаниях, как кони победителей в храме побежденных. Во время речей социал-демократических депутатов они пронзительно ржут и стучат копытами. Председатель бессовестно зажимает рот социал-демократическому оратору при малейшей его попытке отступить от господствующей в Думе официально-условной лжи в сторону политической правды. Для выступления на трибуне в этом зале, насыщенном парами дикой ненависти и звериной злобы, революционер должен теперь обладать не меньшим мужеством, чем для появления на баррикаде. Товарищи, выполняющие этот тяжкий долг, имеют полное право рассчитывать на признание со стороны партии. Критиковать отдельные выступления фракции мы считаем делом довольно бесплодным – не только потому, что в отдельных случаях можно идти различными путями, отправляясь от одной и той же точки зрения, но и потому, что даже в случае некоторых заведомых ошибок нам трудно судить, лежит ли в основе их простой недостаток опытности и находчивости, отсутствие парламентских дарований или принципиально фальшивая позиция. Мы позволим себе поэтому только несколько замечаний относительно руководящих принципов социал-демократической деятельности в третьей Думе.

Можно предоставить кадетам гадания на кофейной гуще относительно долговечности «парламента» 3 июня. Но несомненно, – и выше это мы старались выяснить, – что нынешнее думско-правительственное равновесие, определяемое оборонительным союзом крупного землевладения и крупного капитала, является совершенно неустойчивым. И длительное затишье и серьезный толчок извне одинаково могут разрушить эту комбинацию. Социал-демократическая фракция должна, разумеется, неутомимо посыпать солью отвратительные раны, разъедающие тело правительственного блока. Но если бы она захотела свою главную – хотя и «временную» – миссию видеть в том, чтобы разъединить буржуазию и дворянство, как то упорно советуют некоторые партийные публицисты, то она потерпела бы фиаско, развратившись жалкой дипломатией думских кулуаров, порвавши связь с общими задачами массовой борьбы и превратившись в конце концов в составную часть третьеиюньской Думы. Положение, бесспорно, весьма сложное, но наилучшие способы выхода из трудных положений всегда очень просты. Основная задача социал-демократической фракции, всегда и везде, при всяких обстоятельствах, состоит не в том, чтобы объединять и раскалывать партии других классов, а в том, чтобы вокруг своей партии объединять свой собственный класс. Это может кое-кому показаться тривиальным, но и об этой тривиальной истине следует напоминать тем мудрецам, которые пытаются ввести классовую динамику революции в узкое русло своей собственной ограниченности.

Социал-демократическая фракция может, в зависимости от условий времени и места, отказаться от широкой внедумской работы – это вопрос техники. Социал-демократическая фракция может оказаться вынужденной подчиняться всем тем формальным ограничениям, которые налагаются на нее пребыванием в Думе – это вопрос техники. Но если бы к этим вынужденным ограничениям она захотела прибавить еще самоограничения, вытекающие из соображений «высшего реализма» и высшего государственного «такта»; если бы в погоне за блуждающими огоньками парламентского успеха фракция – в условиях такой невероятной нищеты масс – решила бы ослабить свою атаку на капиталистическую эксплуатацию, чтобы «тем ярче» обнаружить варварство крепостнического строя; если бы в погоне за «концентрацией общенародной оппозиции» она решила бы «временно» отодвигать на задний план кровные и неотложные требования рабочих масс, она убила бы в них интерес к политике, скомпрометировала бы партию и поставила бы крест на себе самой. Широко развернуть рабочую программу, поставить в Думе ребром все те вопросы, которыми живет рабочая масса – вот главная задача – все остальное приложится к ней. Организация общественных работ для безработных! Восьмичасовой рабочий день! Свобода профессиональных союзов! Эти требования должны не переставая звучать в третьей Думе, как удары набата. Нет того парламентского средства, которое наша фракция не обязана была бы привести в действие, – от запроса через законопроект к обструкции – чтобы поставить в порядок думского дня рабочую программу, пробудить и сосредоточить на ней упавшие политические интересы рабочих масс. Если остервенелое думское большинство в ответ на такую настойчивость выбросит фракцию из Таврического дворца, она сможет со спокойной совестью сказать себе: «Я не бесплодно вошла в Думу и не бесплодно вышла из нее».

«Przeglad Socyal-demokratyczny», 1908, апрель, N 2.

Л. Троцкий. ТРЕТЬЯ ДУМАI. Дума и бюджет

Третья Государственная Дума сейчас в поте чела своего выполняет заданный ей бюрократией урок: торопливо рассматривает и одобряет бюджет на 1908 г.

Российская роспись государственных доходов и расходов в своем внутреннем строении отражает всю историю и весь характер царизма, – чудовищной военно-полицейской организации, которая достигла беспримерного могущества, соединив хозяйственное худосочие русского мужика с апоплексическим полнокровием европейской биржи.

Бюрократический абсолютизм на Западе развился из сословной монархии, как самодовлеющая сила, лишь тогда, когда третье сословие достаточно окрепло, чтобы уравновешивать политическое могущество феодалов и привилегированных попов. Царизм же по существу никогда не был сословной монархией, ибо ни русское дворянство, ни русское духовенство не смогли подняться на уровень политически-правящих сословий. Им помешали в этом, с одной стороны, экономическая бедность огромной худо населенной страны, с другой – неутомимая конкуренция их же обслуживавшей государственной власти. Вовлекаясь своей экстенсивной политикой в жестокую борьбу с западными соседями, у которых военно-государственная организация опиралась на несравненно более богатую хозяйственную основу, царизм хищнически эксплуатировал страну, поглощая все частицы прибавочного продукта народного труда, и, таким образом, систематически задерживал развитие привилегированных сословий, служа им и в то же время обрекая их на подчиненное себе существование. Так было с дворянством и духовенством, впоследствии – с буржуазией.

Прежде чем в России образовалось или могло образоваться сильное третье сословие, царизм уже жадно припал к сосцам европейской биржи. Научившись искусству делать государственные долги, т.-е. поглощать не только сегодняшний, но и завтрашний прибавочный продукт нации, он поставил свое государственное хозяйство на интернациональную основу. Будучи по своей социальной природе промежуточным образованием между азиатской деспотией и европейским абсолютизмом, царское самодержавие получило при посредстве биржи в свое распоряжение новейшие средства административной и военной техники Запада. Этот процесс вел к лихорадочному росту бюджета и государственной задолженности. Независимость (разумеется, относительная) царского правительства от экономического состояния страны определила его прогрессивно-возраставшую зависимость от берлинских и парижских банкиров. К началу нового века царизм вырос в колоссальную военно-биржевую организацию, беспримерную в истории. Кредит его достиг расцвета. Ротшильд верил, что самодержавие почти так же незыблемо и вечно, как биржа. Война и революция в корне пошатнули кредит. Пошатнули, но не повалили. В 1905 г. правительство занимает 800 миллионов рублей, в 1906 г. – 900 миллионов.

В настоящее время государственный долг России составляет 9 миллиардов рублей, т.-е. около 60 рублей на каждую душу населения, считая и грудных младенцев. Государственная роспись на 1908 г. сведена к колоссальной сумме 2.515 миллионов рублей. Если выключить эксплуатационные расходы и оборотные суммы (по винной монополии, железным дорогам и пр.), то чистое налоговое бремя выразится круглой цифрой в 1 1/2 миллиарда рублей. Это значит, что государство вырывает 20 % из годового национального дохода. Невероятная гипертрофия бюджета лишь отражает природу государственной организации, которая с политической диктатурой, естественно, соединяет диктатуру фискальную.

Из 1.500 миллионов, получаемых путем налогов (причем прямые налоги составляют только 12,5 %, меньше 180 миллионов), роспись 1908 г. предназначает: на министерства Мукдена и Цусимы – 512 миллионов, на ликвидацию войны – 67 миллионов, на погашение краткосрочных обязательств, не погашенных в 1907 г. – 53 миллиона, и, наконец, на уплату процентов по государственным займам – 386 миллионов. Таким образом, армия, флот и банкиры пожирают свыше миллиарда рублей, т.-е. не больше не меньше как две трети чистого государственного дохода. Да кроме того из бюджета министерства путей сообщения нужно сюда же перечислить убытки по железным дорогам, имеющим, главным образом, стратегическое значение, да из бюджета министерства внутренних дел – десятки миллионов, брошенные в пасть государственной «охраны». Таковы издержки производства старого порядка.

Что бюджет царизма непосилен для разоренной страны, что его сохранение означает дальнейшее истощение внутреннего рынка и хозяйственный паралич, это стало общим местом еще до революции. Но от признания этой мысли до фактического «оздоровления» бюджета оставалось и остается еще, как показали дальнейшие события, пройти большой путь.

Социал-демократия в бюджете видела только приходо-расходную проекцию самодержавного строя. Поэтому вопрос о борьбе с фискально-финансовой системой сводился для нее к вопросу о революционном низвержении царизма. Декабрьским событиям 1905 г. предшествовал знаменитый «финансовый манифест» Совета Рабочих Депутатов[130]130
  «Финансовый манифест» Совета Рабочих Депутатов. Приводим его полностью:
  МАНИФЕСТ.
  "Правительство на краю банкротства. Оно превратило страну в развалины и усеяло их трупами. Измученные и изголодавшиеся крестьяне не в состоянии платить подати. Правительство на народные деньги открыло кредит помещикам. Теперь ему некуда деваться с заложенными помещичьими усадьбами. Фабрики и заводы стоят без дела. Нет работы. Общий торговый застой. Правительство на капитал иностранных займов строило железные дороги, флот, крепости, запасалось оружием. Иссякли иностранные источники – исчезли казенные заказы. Купец, поставщик, подрядчик, заводчик, привыкшие обогащаться на казенный счет, остаются без наживы и закрывают свои конторы и заводы. Одно банкротство следует за другим. Банки рушатся. Все торговые обороты сократились до последней крайности.
  Борьба правительства с революцией создает беспрерывные волнения. Никто не уверен больше в завтрашнем дне.
  Иностранный капитал уходит обратно за границу. Уплывает в заграничные банки и капитал «чисто русский». Богачи продают свое имущество и спасаются за границу. Хищники бегут вон из страны и уносят с собой народное добро.
  Правительство издавна все доходы государства тратило на армию и флот. Школ нет. Дороги запущены. Несмотря на это, не хватает даже на продовольственное содержание солдат. Проиграли войну отчасти потому, что не было достаточно военных запасов. По всей стране поднимаются восстания обнищавшей и голодной армии.
  Железнодорожное хозяйство расстроено, кассы железных дорог опустошены правительством. Чтобы восстановить железнодорожное хозяйство, необходимы многие сотни миллионов.
  Правительство расхитило ссудо-сберегательные кассы и роздало вклады на поддержку частных банков и промышленных предприятий, нередко совершенно дутых. Капиталом мелких вкладчиков оно ведет игру на бирже, подвергая его ежедневному риску.
  Золотой запас государственного банка ничтожен в сравнении с требованиями по государственным займам и с запросами торговых оборотов. Он разлетится в пыль, если при всех сделках будут требовать размена на золотую монету.
  Пользуясь безотчетностью государственных финансов, правительство давно уже делает займы, далеко превосходящие платежные средства страны. Оно новыми займами покрывает проценты по старым.
  Правительство год за годом составляет мошенническую смету доходов и расходов, причем и те и другие показывают меньше действительных; грабя по произволу, высчитывают избыток, вместо ежегодного недочета. Бесконтрольные чиновники расхищают и без того истощенную казну.
  Приостановить это финансовое разорение может только после свержения самодержавия Учредительное Собрание. Оно займется строгим расследованием государственных финансов и установит подробную, ясную, точную и проверенную смету государственных доходов и расходов (бюджет).
  Страх перед народным контролем, который раскроет перед всем народом финансовую несостоятельность правительства, заставляет его затягивать созыв народного представительства.
  Финансовое банкротство государства создано самодержавием так же, как и его военное банкротство. Народному представительству предстоит только задача – по возможности скорее произвести расчет по долгам.
  Защищая свое хищничество, правительство заставляет народ вести с ним смертную борьбу. В этой борьбе стонут и разоряются сотни тысяч граждан и разрушаются в своих основах производство, торговля и средства сообщения.
  Исход один: свергнуть правительство, отнять у него последние силы. Надо отрезать у него последний источник существования – финансовые доходы. Необходимо это не для политического и экономического освобождения страны, но, в частности, для упорядочения финансового хозяйства государства.
  Мы поэтому решаем:
  Отказываться от взноса выкупных и всех других казенных платежей. Требовать при всех сделках, при выдаче рабочей платы и жалованья уплаты золотом, а при суммах меньше пяти рублей – полновесной звонкой монетой.
  Брать вклады из ссудо-сберегательных касс и из государственного банка, требуя уплаты всей суммы золотом.
  Самодержавие никогда не пользовалось доверием народа и не имело от него полномочий. В настоящее время правительство распоряжается в границах собственного государства, как в завоеванной стране. Посему мы решаем не допускать уплаты долгов по всем тем займам, которые царское правительство заключило, когда явно и открыто вело войну со всем народом.
  Совет Рабочих Депутатов. Главный Комитет Всероссийского Крестьянского Союза. Центральный Комитет и Организационная Комиссия Российской Социал-Демократической Рабочей Партии. Центральный Комитет Партии Социалистов-Революционеров. Центральный Комитет Социалистической Польской Партии".
  Проект манифеста был представлен в комиссию Совета Рабочих Депутатов Парвусом и принят в заседании 27 ноября 1905 г., с поправками Л. Д. Троцкого и Д. Сверчкова.


[Закрыть]
, который так именно и формулировал задачу: «Исход один – свергнуть правительство… Необходимо это не только для политического и экономического освобождения страны, но и, в частности, для упорядочения финансового хозяйства государства».

После того как восстание было раздавлено и преемником революции стал казаться либерализм, этот последний все более становился на точку зрения универсального наследования не только всего инвентаря, но и всех долгов и преступлений старого режима, с расчетом погашать их по частям. Покончив в первой Думе с тактикой шумной хаотической оппозиционности, бессильной – за «принципиальным» отказом от революционных действий – и тем не менее приведшей его к выборгскому воззванию, этой бледной копии финансового манифеста Совета Депутатов, либерализм в лице кадетской партии вотирует правительству второй Думы военный контингент и обязуется вотировать бюджет и заем. Он надеется таким образом завоевать доверие монархии, через посредство этого доверия получить влияние на бюджет, а через посредство бюджета – на государственную власть. Но вторая Дума разогнана, – и в качестве преемника революции выступает уже консервативный национал-либерализм в лице Союза 17 октября. Как кадеты казались себе наследниками задач революции, так октябристы оказались наследниками кадетской тактики соглашения. Кадеты могут строить какие угодно презрительные рожи за спиною октябристов, но эти последние только делают выводы из кадетских посылок: раз нельзя опереться на революцию, остается опереться на конституционализм Столыпина. Сами кадеты это прекрасно сознают. И если фракция Милюкова разрешает себе время от времени роскошь оппозиционного жеста, то только потому, что ее мужество питается надеждой на спасительную тактику октябристского большинства.

Стоя обеими ногами на точке зрения «универсального наследования», третья Дума дала царскому правительству военный бюджет, хотя до этих пор вся реформа в ведомстве Куропаткина ограничилась новыми погонами, нашивками и киверами. Она вотировала бюджет министерства внутренних дел, которое 70 % территории страны отдало в распоряжение сатрапов, вооруженных удавной петлей исключительных законов, чтобы на пространстве остальных 30 % душить и вешать на основании законов нормального времени. Она поставила правительству, по закулисному внушению Столыпина, финляндский, т.-е. антифинляндский запрос, чтоб облегчить министерству государственного переворота реставрацию бобриковского режима в Финляндии[131]131
  Бобриковский режим в Финляндии – получил свое название по имени Бобрикова, назначенного в 1898 г. генерал-губернатором Финляндии. Облеченный диктаторскими полномочиями, Бобриков проводил насильственную русификаторскую политику. В 1899 году издал манифест, урезывающий права финляндского сейма. Из исключительных законов, изданных Бобриковым, особенно широкую известность получил закон о воинской повинности, которым уничтожалась самостоятельная финляндская армия. Режим Бобрикова характеризуется обязательным введением во всех учреждениях русского языка, закрытием многих учебных заведений, контролем полиции над университетами и школами, массовым закрытием газет, репрессиями и гонениями против революционных организаций и т. д., и т. д. Всеми этими мерами, явно уничтожавшими финляндскую конституцию, бобриковский режим возбудил против себя почти все население страны. Насильственная русификация края встретила пассивное сопротивление со стороны либералов и активное со стороны мелкой буржуазии и рабочего класса. 3 июня 1904 г. Бобриков был убит. Революция 1905 г. заставила царское правительство созвать чрезвычайный финляндский сейм, принявший новую конституцию.


[Закрыть]
. Только смету министерства путей сообщения Дума уменьшила на один рубль, чтобы таким путем отметить свое несогласие с незаконным способом проведения штатов, причем невозможно допустить, чтоб и на эти оппозиционные сто копеек не взята была предварительная индульгенция у Столыпина. Земельная комиссия Думы приняла все основные положения знаменитого указа 9 ноября 1906 года[132]132
  Указ 9 ноября 1906 г. – проведен в порядке 87-й статьи (см. следующее примечание). Центр тяжести всего указа и всех последовавших за ним правительственных мероприятий, известных под названием «столыпинской реформы», заключается в первой статье, согласно которой, «каждый хозяин может во всякое время требовать укрепления за собой в собственность причитающейся ему части общинной земли».
  Стремление крестьян к расширению своего землевладения, стремление, нашедшее столь резкое выражение в захватах помещичьих земель в 1905 г., поставило перед царским правительством задачу как-нибудь удовлетворить эту крестьянскую тягу к земле. Сохраняя в неприкосновенности помещичье землевладение, эту задачу можно было разрешить только таким путем, что более состоятельная часть крестьянства выделяется из общины и получает в собственность общинную землю, за счет бедняцкой части общины. Таким образом надеялись создать кадр «крепких» мужиков-собственников, которые, защищая свою собственность, одновременно защитят и помещичьи земли от захватнических тенденций остального крестьянства.
  Создание «крепкого» крестьянства было также и в интересах промышленной буржуазии.
  Общинное землевладение с его дальноземельем, чересполосицей и массовым дроблением земли препятствовало развитию капитализма в деревне. Крестьянство не выходило из постоянных недородов и голодовок. Покупательная способность крестьянства была очень слабая. Известно, что капиталистическое развитие расширяет внутренний рынок. Создающаяся сельская буржуазия предъявляет спрос на средства производства, не говоря уже о средствах потребления. Сельский пролетариат, лишенный земли, вынужден все нужные ему средства потребления покупать на рынке. Одновременно он образует тот резервуар, из которого фабрично-заводская промышленность черпает нужную ему дешевую рабочую силу.
  Таким образом столыпинская реформа была попыткой удовлетворить интересы основных классов самодержавной России – поместного дворянства и промышленной буржуазии.
  Более подробную оценку столыпинской реформы и ее последствий читатель найдет в этом томе в статьях «Вокруг мужицкой земли» и «Дума и закон 9 ноября».


[Закрыть]
, проведенного на основании § 87[133]133
  87-я статья «основных законов» – гласила:
  «Во время прекращения занятий Гос. Думы, если чрезвычайные обстоятельства вызовут необходимость в такой мере, которая требует обсуждения в порядке законодательном, совет министров представляет о ней государю императору непосредственно. Мера эта не может, однако, вносить изменения ни в основные государственные законы, ни в учреждения Государственного Совета или Государственной Думы, ни в постановления о выборах в Совет или в Думу. Действие такой меры прекращается, если подлежащим министром или главноуправляющим отдельной частью не будет внесен в Государственную Думу, в течение первых двух месяцев после возобновления занятий Думы, соответствующий принятой мере законопроект, или его не примут Гос. Дума и Гос. Совет».
  Эта «статья» давала Столыпину возможность в случае надобности обходиться вовсе без Думы, которая при всей своей покорности, все же проявляла иногда признаки жизни. Post factum Дума обычно принимала принятые меры «к сведению», и только кадетские юристы выражали время от времени огорчение по поводу слишком частого применения этой статьи.


[Закрыть]
и имеющего своей задачей высвободить из крестьянства слой крепких собственников, а остальную массу предоставить действию естественного отбора в биологическом смысле этого слова, т.-е. и в смысле прямого вымирания. Если Дума не торопится поставить этот вопрос в порядок дня, то только потому, что принятием великой столыпинской реформы она боится оттолкнуть влево правых крестьянских депутатов, которые, – как жалуется один из лидеров октябризма, – все еще находятся в плену экспроприационных иллюзий. И тем не менее эту «работоспособную» законопослушную Думу приходится «спасать» семь раз на неделе.

Сами октябристы, хозяева парламентского положения, не только не приближаются к роли правящей или хотя бы только правительственной партии, но, наоборот, оказываются все в более и более бессильной и унизительной роли партии услужающей. Они вотируют все, чего хочет правительство, выполняют все грязные поручения Столыпина – и в результате не могут даже добиться упразднения ежегодной ассигновки в 100.000 рублей из народных средств на карманные расходы ее величества королевы Эллинов.

«Слава богу, у нас нет парламента!» – жизнерадостно воскликнул министр финансов, наблюдая ту трусливую покорность, с какою Дума пропускает через себя «его» старый милый бюджет.

«Слава богу, у нас есть конституция!» – твердо возразил ему недремлющий Милюков, подводя блестящие итоги тактике соглашения.

Эта комическая словесная дуэль, с господом-богом в качестве секунданта, и все обстоятельства, которые ее сопровождали: скромное замечание октябриста-председателя по поводу «неудачного» выражения министра финансов, отвергающего политическое бытие «парламента», у которого он состоит на учете; угроза Столыпина выйти, ввиду этой дерзости, в отставку; грозная опасность того, что вместе со Столыпиным полетит к чорту вся «слава-богу-конституция»; торжественное извинение председателя пред лицом Думы в том, что он осмелился верить в ее бытие; радостные аплодисменты Думы, убедившейся, что она может и впредь существовать, позволяя правительству игнорировать свое существование, – все это с излишней наглядностью обнаружило реальнейшее и несомненнейшее бытие политической и фискальной диктатуры самодержавной бюрократии. Выход из тупика приходится и теперь, после опыта трех Дум, формулировать словами финансового манифеста революции: «исход один – свергнуть правительство».

II. Амурский патриотизм

Самым замечательным деянием третьей Думы является, однако, принятие ею в порядке спешности правительственного проекта Амурской железной дороги, осуществление которого, впрочем, началось еще во время междудумья по 87-й статье.

По смете правительства Амурская дорога обойдется в 238 миллионов; по вычислениям гр. Витте – в 350 миллионов. Это значит новый ежегодный расход на уплату процентов и на покрытие неизбежных дефицитов в 22 – 30 миллионов рублей, – около половины всей сметы министерства народного просвещения. Одно это решение достаточно для того, чтоб ответить на вопрос: удастся или не удастся Думе эскамотировать революцию, разрешив ее элементарные задачи в союзе с исторической властью. После страшнейшего в мировых летописях военного разгрома, после нескольких лет непрерывных революционных потрясений, самодержавная бюрократия, почувствовав себя окрепшей, открывает «эпоху реформ» колоссальным расходом на железную дорогу в далекой, пустынной и почти неисследованной окраине. В дышащей наглой уверенностью, что теперь правительству снова все позволено, речи Столыпин цитировал чье-то дилетантское мнение, что Амурский край похож на «Германию времен Тацита». «Но, господа, – патетически воскликнул премьер: – вспомните, что Германия представляет из себя теперь». И «парламент» нищей страны, в которой крестьянство не выходит из голодовок, в порядке неотложности вотирует кредиты на превращение амурской пустыни в современную Германию. Но Амурская дорога только первый шаг. Как уже указывали сами представители правительства, этот первый шаг неминуемо влечет за собою второй: проведение второй сибирской линии. Эти предприятия вместе с улучшением материального положения армии, что также стоит на первой очереди, потребуют, – по исчислениям Коковцева[134]134
  Коковцев – видный чиновник царского режима. Начал свою карьеру в министерстве юстиции, потом служил по тюремному ведомству. С 1890 г. переходит в государственную канцелярию, где занимает должность статс-секретаря по департаменту государственной экономии. В 1896 г., при содействии Витте, Коковцев был назначен товарищем министра финансов. В 1902 г. Коковцев – государственный секретарь, а с 1904 г. – министр финансов и член Государственного Совета. В 1911 г., после убийства Столыпина, он был назначен председателем совета министров. Благодаря сильной кампании, поднятой крайними правыми против него, он в 1914 г. получил отставку.


[Закрыть]
– около 800 миллионов рублей. Миллиардную ассигновку на флот думская комиссия, правда, отклонила. Но мирный, лишенный даже внешнего драматизма исход этого «отклонения» заставляет видеть в нем результат предварительного уговора со Столыпиным – в целях определенных бюрократических перемещений, – и не будет ничего неожиданного, если Дума, получив какие-нибудь «гарантии» в личном составе морского министерства, примет в том или другом виде флотский законопроект.

Предупредительность Думы в вопросе об Амурской железной дороге кажется безумием, но в действительности это совершенно закономерно. Большинство третьей Думы состоит из непримиримых между собою социальных элементов, объединенных голой ненавистью к социальным тенденциям революции. И оно само сознает это. Вопросы внешней политики, «сила и мощь» государства, являются единственной сферой, где Дума, преодолевая свои внутренние противоречия, надеется найти ответ на те вопросы, которые породили революцию и от разрешения которых никуда не уйти. И мы видим, как настойчиво внимание «образованных» классов передвигается в последние месяцы с внутренних вопросов на вопросы внешней политики. Что правая голосовала за Амурскую дорогу, это достаточно объясняется уже тем, что правительство обещает отвести на Амуре миллионы десятин для крестьянских переселенцев. Что может быть заманчивее плана выслать аграрный вопрос к берегам Тихого океана? Сидящие в октябристском центре представители крупного капитала в амурском патриотизме видят, прежде всего, триста миллионов рублей, которые посредством государственного займа попадут в руки отечественной промышленности. При тяжком промышленном кризисе, при дороговизне денег на европейской бирже остается снова сосредоточить надежду на казенных заказах, раз проведение широких внутренних реформ, которые должны поднять производительные силы страны, приходится отсрочить на неопределенное время. А что октябристы совершенно примирились с этой мыслью, показывает полное ничтожество прений по бюджету министерства торговли и промышленности.

Кадеты голосовали против Амурской дороги. Мы не станем рассуждать о том, как поступили бы они, если б от их голосов зависела судьба правительственного предложения. Достаточно того, что в кадетской партии имеется сильное течение в пользу дальневосточного строительства; и сам Милюков выступил энергичным представителем этого меньшинства внутри своей фракции. С другой стороны, Петр Струве, чувствительный политический термограф либерального мещанства, открыл энергичную кампанию против «антигосударственных» традиций русской интеллигенции, приглашая ее понять, что государство, как «мистическая личность», есть «самоцель», и что в вопросах мощи «Великой России» нет места партийным рассуждениям. На Балканский полуостров он указывает, как на ту территорию, где мистическая личность с помятыми в Манчжурии боками должна осуществлять свое всеславянское предназначение. Эта национал-либеральная перелицовка архаического славянофильства, особенно выразительная под пером Петра фон-Струве, немца по происхождению и марксиста по прошлому, уже привела к созданию профессорских и студенческих славянских обществ, руководимых кадетами. Политически примирение образованного общества с мистической личностью романовской державы выражается в том, что кадетская фракция, закрыв глаза, вотирует кредиты на внешнее представительство и аплодисментами встречает и провожает каждое выступление министра иностранных дел. Принципиальнее октябристов в теории, но трусливее их на практике, кадеты в империализме ищут разрешения тех задач, которых не разрешила доселе революция. Партия, которая всеобщее избирательное право наравне с «диктатурой пролетариата» относит ныне к «поблекшим иллюзиям», приведена событиями революции и контрреволюции к объективной необходимости фактического отказа от идеи отчуждения помещичьих земель и демократизации всего социального строя, а, значит, и от надежды создать для всего капиталистического развития крепкую базу в виде устойчивого внутреннего крестьянского рынка. Но в таком случае государство, естественно, превращается для нее в «самоцель», мистическое назначение которой – обеспечить обладание внешними рынками. Оппозиционно-окрашенный империализм Милюкова как бы наводит некоторый идеологический грим на контрреволюционную комбинацию из самодержавного бюрократа, дикого помещика и паразитического капиталиста, лежащую в основе третьей Думы.

Правда, для реализации мистического предназначения нужны огромные средства. Между тем положение государственного казначейства крайне печально. Золотой запас систематически убывает, поглощаемый уплатой процентов по внешним займам. В комиссии Государственного Совета Витте уже не раз выражал опасение за судьбу золотой валюты. Министр финансов, конечно, лучше кого бы то ни было знает, насколько эти опасения справедливы. Он выражает, однако, свою уверенность в том, что если не налегать на казначейство с дорогостоящими реформами, как аграрная, или как введение всеобщего обучения, то на очередные патриотические цели денег можно достать. И эту уверенность трудно оспаривать. При нынешнем угнетенном состоянии торгово-промышленного рынка государственные бумаги являются наиболее привлекательной формой помещения освобожденных капиталов. Риск? Но, во-первых, риск рассеивается среди держателей бумаг, а чудовищная прибыль от операции сосредоточивается в немногих руках; во-вторых, в те чудовищные проценты, которые пожирают русский бюджет, входит и премия за политический риск. Кроме того, сейчас, когда в стране царит видимое «спокойствие», хотя бы и под аккомпанемент непрерывных экспроприаций и военно-судебных убийств, когда Дума идет рука об руку с правительством, когда оппозиция почтительно аплодирует министру иностранных дел, риск кажется меньше, чем когда бы то ни было. Наконец, сближение с Англией, происшедшее при деятельном участии французской дипломатии, открывает для амурского патриотизма британский денежный рынок, и есть все основания думать, что предстоящий вскоре визит английского короля русскому царю будет лишь декоративным прологом к колоссальному русскому займу на лондонской бирже.

Создавшееся таким путем положение чревато самыми неожиданными последствиями. Правительство, которое похоронило репутацию своей силы в водах Цусимы и на полях Мукдена[135]135
  Мукден и Цусима – два пункта (первый на суше, второй на море), где русская армия и флот потерпели в войне с Японией в 1905 г. решительное поражение. В боях под Мукденом (с 15 февраля по 1 марта) русская армия, численно превосходившая японскую, сдала важный стратегический пункт, – г. Мукден, потеряв до 20.000 убитыми, столько же пленными и 60.000 ранеными.
  Еще более катастрофическим был разгром царского флота у Цусимы (14 мая). Эскадра балтийского флота, под командой адмирала Рождественского, громогласно возвещавшая о своих близких победах, столкнулась с японским флотом в Корейском проливе у острова Цусимы и почти полностью была уничтожена. Из 23 судов эскадры прорвалось во Владивосток только три. Шесть судов вместе с адмиралом Рождественским и Небогатовым попало в плен; четырнадцать судов было потоплено. Это поражение обошлось России в 7.000 утонувших моряков, 6.000 человек попавших в плен и до 200 миллионов рублей.
  Под Мукденом и в водах Цусимы царское правительство похоронило репутацию своей силы и непобедимости. Эти поражения полностью выявили неспособность армии к боевым действиям, продажность генералов, безнадежное состояние всего самодержавного режима.
  Мукден и Цусима способствовали революционному подъему 1905 г.


[Закрыть]
, на голову которого обрушились страшные последствия его политики авантюр, теперь неожиданно оказывается в фокусе патриотического доверия представителей «нации». Оно не только получает без возражения полмиллиона новых солдат и полмиллиарда на текущие военные расходы, но и находит поддержку Думы в своих новых экспериментах на Дальнем Востоке. Мало того. Справа и слева, от черносотенцев и от кадет, оно слышит упреки в недостаточной активности своей внешней политики. Таким образом, царское правительство всей логикой вещей толкается на рискованный путь борьбы за восстановление своего мирового положения. И кто знает? Может быть, прежде, чем участь самодержавия окончательно и бесповоротно решится на улицах Петербурга и Варшавы, она подвергнется повторительному испытанию на полях Амура или на побережье Черного моря.

«Die Neue Zeit», апрель 1908 г.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации