Текст книги "Люда Власовская"

Глава VIII. Червонцы Иринии Сторк

В следующую же ночь мы снова были испуганы, на этот раз – безумными криками, раздавшимися в доме.

– Пожар! Пожар в доме армянина Сторка! – слышалось среди общего шума и сутолоки.

Дом богача Сторка находился через два квартала от нас. При сильном ветре, который после вчерашней грозы продолжал буйствовать над Гори, нельзя было считать себя в полной безопасности. Горящие искры могли попасть на кровлю нашего дома и превратить родовое гнездо Кашидзе в груду развалин и пепла.

Но, несмотря на грозящую опасность, княжна Тамара почти обезумела от восторга.

– Пожар! Пожар! – кричала она вне себя от радости, вертясь в какой-то ею самой придуманной пляске. – Пожар! Пожар! Что может быть интереснее, мадемуазель Люда! Бежим же, бежим туда скорее!

– Куда, Тамара? – удивилась я.

– Как куда? Любоваться пожаром, – нетерпеливо крикнула она.

– Иными словами, любоваться несчастьем ближнего! – укоризненно заметила я.

– О, душечка, мадемуазель, вы всегда способны найти что-то мрачное в самом интересном событии! – воскликнула юная княжна. – Успокойтесь, пожалуйста. Сторка – богач, у него не один дом в Гори, и не беда, если он его и лишится. К тому же состояние Сторка нажито нечистыми путями, значит, нам с вами нечего его жалеть!

– Жалеть надо всех одинаково, добрых и злых, честных и нечестных, Тамара! Несчастье равняет людей перед Богом, – сказала я. – На этот раз я пойду с вами – не для того, чтобы любоваться картиной пожара, а чтобы посмотреть, не понадобится ли там наша помощь.

Я быстро накинула белую бурку, подаренную мне старым князем, и, взяв мою воспитанницу за руку, вышла с ней из дома.

Люди не ошибались, извещая об опасности. Дом Сторка пылал, как огромный горящий факел. Черная ночь без звезд и месяца на мрачном небе развернула над Гори свой непроницаемый полог. И только от зарева пожара далеко вокруг было светло и ясно, как днем. Огромная толпа собралась у горящего дома. Люди кричали и метались по улице как угорелые, боясь, однако, подступить ближе к огню, продолжавшему свою разрушительную работу. Отстоять дом Сторка уже не было никакой возможности, надо было только следить за другими стоявшими поблизости зданиями, чтобы огонь не перекинулся на них. Прибывшие на место пожара казаки дружно работали вместе с горийской пожарной командой. И вдруг, когда огромная горящая балка упала с крыши армянского дома, послышался громкий, отчаянный вопль женщины:

– Мое золото! Мои драгоценности! Они остались там… Там, в спальне… Под кроватью… Принесите мне их, принесите, ради Господа!..

Это кричала толстая армянка Ириния Сторк, державшая несколько меняльных лавочек в базарном ряду.

Ей ответили безжалостным смехом. Кому охота подвергать свою жизнь смертельной опасности!

Тогда Ириния завопила еще отчаяннее, еще пронзительнее:

– Двадцать тысяч червонцев… Двадцать тысяч остались там, в несгораемом ящике под моей постелью… О, верните мне их, верните!.. Я дам пять тысяч тому, кто принесет их… Я дам больше!..

Но никто не прельстился даже таким вознаграждением, понимая полную невозможность проникнуть в дом.

Ириния точно обезумела с горя. Она кричала хриплым голосом, потрясая сжатыми кулаками:

– Трусы, презренные, жалкие трусы!.. Дрожат за свою негодную жизнь… Слушайте же, проклятые, пейте мою христианскую кровь!.. Я даю половину! Даю десять тысяч червонцев тому, кто доставит мне ящик из огня!

Едва только старая армянка успела выкрикнуть эти последние слова, как из толпы выдвинулась невысокая человеческая фигура и кинулась в пламя.

Все замерли в ожидании и страхе… Минуты, последовавшие за исчезновением смельчака в недрах огромного костра из горящих балок и стен дома, показались нам часами. Все напряженно вслушивались, ожидая уловить предсмертный крик несчастного. Но ни крика, ни стона не слышалось. До нас доносился только рев пламени, раздуваемого ветром, да грохот от падения обгоревших балок.

– Он погиб, храни его, Предвечный! – слышались здесь и там набожные возгласы.

– Поделом ему! Нечего льститься на такую наживу! – кричали другие.

И вдруг в окне третьего этажа появилась человеческая фигура, объятая пламенем.

Из моей груди вырвался крик ужаса. В горящем человеке, прижимавшем к груди заветный ящик с червонцами Иринии Сторк, я узнала князя Андро Кашидзе!

Казалось, гибель его была неминуема. Одежда и волосы его горели. Искаженное страданием лицо было страшно. Глаза сверкали безумным огнем.

Он окинул взором толпу – и дикий, нечеловеческий крик перекрыл на миг шум пожарища.

– Помогите! Помогите! – кричал Андро, протягивая вперед руки.

Но помочь ему было невозможно. Для этого надо было кинуться в пламя, бушевавшее с каждой минутой все сильнее. Охотников на такой отважный поступок не нашлось. Напрасно молил несчастный Андро, взывая о помощи…

– Бросай ящик! Бросай ящик! – вопила между тем Ириния Сторк. – Благо ты достал мои червонцы, бросай их вниз!

Но страшный грохот заглушил ее слова.

Огромный кусок стены с окном, на котором стоял Андро, отвалился от дома, и юноша рухнул наземь с трехсаженной высоты.

Дружный крик испуга и сострадания вырвался у толпы при виде распростертого на земле мальчика.

Пробиться к лежащему на земле Андро, растолкав толпу, было для меня делом одной минуты. Я быстро склонилась к несчастному. Он лежал без движения, хотя слабое, едва заметное биение сердца говорило, что он еще жив. Я сорвала с плеч бурку и накрыла ей голову юноши. Беспощадный огонь довершил свою ужасную работу: от густых черных кудрей Андро почти ничего уже не осталось.

Я с трудом разжала руки несчастного, вынула из них шкатулку с червонцами, в которую вцепились его судорожно сведенные пальцы, и передала ее ошалевшей от радости Иринии.

– Кто может помочь мне? Надо отнести юношу в дом князя Кашидзе! – кричала я толпе, тесным кольцом окружившей бедного Андро.

Несколько охотников выступило вперед. Откуда-то появились носилки. Андро осторожно положили на них, и печальное шествие, освещаемое горящими головнями, захваченными с пожарища, тронулось в путь.

– Он умер? – раздался рядом со мной тихий голосок Тамары.

В тревоге за Андро я совсем позабыла о девочке и теперь, желая вознаградить ее за это, ласково сказала:

– Он жив, дитя мое! Но он очень, очень страдает! Пусть твое доброе сердечко простит ему все дурное и пожалеет его!

Она помолчала с минуту, а потом убежденно произнесла:

– Если бы Андро не был таким алчным, несчастье не разразилось бы над его головой!

Когда мы были уже возле дома, нас догнала Ириния Сторк, со всех ног бежавшая за носилками Андро.

– Вот обещанная плата за труд! – кричала она. – Пусть не говорят люди, что Ириния Сторк обманула несчастного… Тут ровно половина, десять тысяч червонцев! Я могла бы сбавить цену, потому что на что же теперь деньги мертвецу? Не унесет же он их с собой в могилу! Но сказанного не воротишь… Как было условлено – так и будет!

И с этими словами она бросила объемистый мешок на носилки рядом с бесчувственным Андро.

Между тем из дома выбежали люди. Вышел князь Никанор Кашидзе и старая Барбалэ. Громкие расспросы и восклицания потревожили пришедшего в себя мальчика. Он слабо застонал и пошевелился.

По распоряжению деда князя Андро отнесли в его комнату. Старик Кашидзе выглядел сильно взволнованным. Несмотря на все недостатки внука, он все же по-своему любил его.

Испуганная Барбалэ причитала:

– Надо лекаря, лекаря скорее, из русского квартала… Батоно князь, вели же бежать за лекарем!..

Но лекаря звать не пришлось. Он уже был тут, подле Андро: услышав о несчастье, он явился без всякого зова.

Лекарь уложил Андро в постель, разрезал на нем обгоревшую одежду и приступил к осмотру больного.

Когда он вышел к нам, осмотрев мальчика, старый князь угрюмо спросил:

– Он умрет, доктор? Говорите правду.

– Он будет жить, если окружить его самым тщательным и строгим уходом, – отвечал доктор. – При нем должен находиться кто-нибудь безотлучно, день и ночь.

– Кроме меня никто не возьмет на себя эту обязанность, – покачивая седой головой, произнес князь. – Андро был резок, груб со слугами и всячески отравлял им жизнь. Вряд ли кто-то из людей теперь согласится на бессонные ночи, чтобы заботиться о нем… Сам же я занят по хозяйству в усадьбе и в виноградниках, а Тамара слишком юна и неопытна для этой роли… Придется пригласить сиделку, которая ухаживала бы за мальчиком, – тихо заключил князь.

Меня будто точно что-то толкнуло вперед.

– Князь Кашидзе, – громко сказала я, – не берите чужого человека к больному. Ему будет это неприятно. Я берусь ухаживать за Андро.

– Вы, мадемуазель? – вскричала удивленная Тамара. – Но вы, верно, забыли, что сделал с вами Андро…

– Тс-с-с, – приложив палец к губам, остановила я ее. – Злобе и ненависти здесь нет места, Тамара. Андро беспомощен и несчастен, и я должна помочь ему!

– Храни вас Господь за ваше доброе сердце, милая девушка, – растроганно произнес старый князь и с отеческой нежностью поцеловал меня в лоб.

И я тотчас же заняла место у постели бедного Андро.

Глава IX. Исповедь

День за днем солнце вставало в розовом облаке над мирным, благоухающим Гори и, купаясь в ало-фиолетовом море, уплывало на ночь за горы, а Андро Кашидзе все еще пребывал между жизнью и смертью.

Но я не видела ни нежного восхода, ни пурпурного заката, так как целые дни и ночи просиживала у постели больного почти в полной темноте.

Глаза Андро получили сильные ожоги, как и все его тело, и, чтобы вернуть юноше пострадавшее зрение, доктор велел держать его в темноте.

И так я сидела во мраке с самыми безотрадными мыслями в голове. Андро стонал и метался в бреду. Он поминутно упоминал о червонцах и пламени, бранил Тамару и упрекал толстую Иринию Сторк в том, что она обманула его.

Я нарочно положила мешок с червонцами в ногах постели, чтобы он мог их нащупать, как только придет в сознание.

Фруктовые деревья уже склонились под тяжестью плодов в саду Кашидзе (я видела это через щель драпировки, подходя к окну), а Андро все никак не приходил в себя.

Каждый день утром и вечером дверь отворялась и в комнату заглядывала Тамара, как всегда свежая и хорошенькая.

– Ему лучше? – как-то раз спросила она, просовывая в дверь свою кудрявую головку, и, получив отрицательный ответ, проговорила: – Все еще не лучше! А я-то читаю каждый день по десять раз подряд молитву Святой Деве, чтобы он скорее выздоровел…

– Ты жалеешь его, Тамара? – радостно вырвалось у меня.

– Не очень-то, мадемуазель, – чистосердечно призналась девочка, – ведь с тех пор, как он болен, в доме тишина и покой. Но пока он в опасности, вы ведь не отойдете от него, а мне так вас не хватает, мне так скучно без вас, мадемуазель Люда!

Однажды, когда я сидела так, погруженная в свои невеселые думы, раздался легкий шорох.

Через узкую щелку драпировки окна пробивалась узкая полоска света, позволявшая различать все, что происходило в комнате.

Андро лежал с открытыми глазами, казавшимися огромными на его страшно исхудавшем лице.

– Вы узнаете меня, Андро? Вам лучше? – тихо спросила я, наклонившись к больному.

Он посмотрел на меня испуганными, почти безумными глазами, которым сожженные брови и ресницы придали какое-то ужасное, дикое выражение, и быстро-быстро, как в бреду, заговорил:

– Зачем вы сюда пришли? Зачем? Чтобы мучить меня? Чтобы радоваться моему бессилию?.. О-о! Лучше мне было бы сразу умереть там, в огне, нежели лежать так – беспомощным, живым мертвецом и видеть вас!.. Уходите же, уходите! Зачем вы здесь?..

– Чтобы облегчать ваши страдания, Андро, – насколько можно кротко сказала я.

– О, не надо! Вы не нужны мне! Я был одинок всю мою жизнь и умру одиноким! Уйдите же от меня, дайте мне умереть спокойно!

– Вы не умрете, Андро, – уверенно возразила я, – вы были при смерти, это правда, но теперь, милостью Божией, вы спасены!

– Спасен, говорите вы? – недоверчиво переспросил он. – Спасен?

– Да, Андро, Господь Милосердный сохранил вам жизнь!

– Спасен! – простонал больной, и безумная радость осветила его обезображенное лицо. – О, как хорошо жить! Жить на свете! Но только я непременно хочу быть богатым… Ириния Сторк должна отдать мне половину своего богатства! Слышите? Она должна сделать это!

– Она уже это сделала, Андро! Вот ее червонцы, они лежат у ваших ног.

Только я успела произнести эти слова, как Андро сделал невероятное усилие, перегнулся вперед всем своим тщедушным телом и, схватив мешок, прижал его к груди.

Это усилие не прошло для него даром. Глубокий обморок тут же заставил больного упасть ничком на подушку.

Я привела его в чувство, смочив виски и лоб ароматной водой.

Он с трудом открыл ослабевшие веки и тихо-тихо, чуть слышно произнес:

– Вы правильно рассчитали, мадемуазель, решив ухаживать за мной. Вы получите плату за свои труды из тех денег, что мне дала Ириния Сторк. Я дам вам сто червонцев, клянусь именем Кашидзе!

– Мне не надо ваших денег, успокойтесь, Андро! – поторопилась ответить я.

– Вам мало одной сотни червонцев, мадемуазель? – подозрительно глядя на меня своими больными глазами, произнес он с недоброй усмешкой. – Что ж, в таком случае я вам дам две сотни. Надеюсь, уж этого-то вам будет вполне достаточно.

– Не надо оскорблять меня, Андро! – тихо промолвила я. – Я не возьму ни одного червонца из ваших денег.

– Как? Ни одного? – усомнился он.

– Ни гроша, Андро, уверяю вас!

– Так для чего же вы так долго торчите здесь, у моей постели, – грубо выкрикнул он, – если вы не рассчитываете получить награду?

– О, напротив! – с жаром воскликнула я. – Я уже получила ее!

– А, понимаю! Вам щедро заплатил за меня мой дед Кашидзе?

– Нет, Андро, я ничего не получила от вашего дедушки.

– Так говорите же, какая награда заставляет вас возиться со мной? – нетерпеливо и раздраженно произнес больной.

– Успокойтесь, Андро. Вам вредно волноваться, – ответила я, ласково кладя руку на его пылающий лоб, – я говорю не о денежной награде, нет! Одно сознание того, что я могу принести пользу страдающему человеку, уже есть великая награда для меня!

Он посмотрел на меня широко раскрытыми от изумления глазами и, помолчав немного, спросил:

– Значит, и в принесении пользы животному вы находите себе отраду, потому что и дед, и Тамара, и все вокруг считают Андро диким шакалом, свирепым туром, всем, чем угодно, но только не человеком…

– Вы слишком мнительны, Андро… Вас никто не считает тем, что вы думаете… Напротив, все заботятся о вас… Любят вас, хотя вы и не заслужили этого вашим поступком, Андро… Ведь одна только жадность к деньгам руководила вами, когда вы кинулись в горящий дом Сторка!

– Сама судьба посылала мне золото; я не дурак, чтобы отказаться от него! – сверкнув глазами, отозвался юноша.

– Это золото могло сделать вас калекой, Андро…

– О, пускай! Пускай калекой – лишь бы богатым, – горячо возразил он. – О, вы не знаете всей силы золота, мадемуазель! Чтобы оценить ее, надо стать богачом, каким я стал теперь!

– Ну и прекрасно… Вы богаты, Андро, и теперь остается только поправиться, чтобы умело воспользоваться вашим богатством! – сказала я спокойно, чтобы не раздражать больного спором.

– О да, я и воспользуюсь им, – убежденно проговорил он. – Я смотрю на вещи иначе, нежели вы, мадемуазель! Пусть князь Кашидзе сыграл роль простого наемника Иринии Сторк, спасая из огня ее сокровища, но если он за это получает такую награду, то Бог с нею, с родовой гордостью нашего дома! – неожиданно заключил он.

Долгий разговор утомил мальчика. Глаза его закрылись, и он откинулся головой на подушку. Я думала, что Андро заснул, но через минуту я снова услышала его легкий шепот:

– Мадемуазель! Правду ли вы сказали о том, что радость от сознания принесенной ближнему пользы может заменить золото?

– Чистую правду, Андро…

– Даже если бы ближний этот был душманом, грабителем?

– Даже и тогда, Андро, потому что облегчить страдания тех, кто приносит нам неприятности, значит отплатить добром за зло, а это высшее благо…

– Значит, вы можете радоваться, мадемуазель, потому что принесли облегчение вору, так как я – вор: я унес ваш медальон и часы тогда ночью…

– Я уверена, что вы всего только пошутили, Андро! – сказала я.

– О нет, это неправда, мадемуазель! Вы знали, что это была не шутка, и все же не пошли жаловаться на меня старику… Почему, мадемуазель?

– Потому что я не хотела причинять вам зла, Андро! Ваш дедушка строг и наказал бы вас за это.

– А-а! – смущенно протянул он. – Значит, в Гори нашлась одна добрая душа, не желающая мне зла! Я был бы настоящим злодеем, если бы отплатил ей злом за добро. Мадемуазель, в кармане моего бешмета вы найдете ваши вещи. К счастью, я еще не успел распорядиться ими.

– О, благодарю вас, Андро! – радостно вскричала я и, быстро наклонившись к нему, поцеловала его горячий, влажный лоб.

С минуту он лежал молча. Взглянув на него внимательно, я увидела слезы в его огромных глазах.

– Мадемуазель Люда, – чуть слышно прошептали его запекшиеся от жара губы, – знаете ли вы, что я чувствую сейчас?

– Что, Андро?

– Я чувствую приближение Божьего ангела… И мне так хорошо, так светло теперь… У вас, наверное, была мать, мадемуазель Люда, которая целовала, крестила вас на ночь, баюкала на коленях, когда вы были ребенком. Она – ваша мать – радовалась вашим радостям и грустила над вашими печалями… Она играла с вами, и вы засыпали под звуки песни, которую она вам пела… И у меня была мать, мадемуазель Люда… Нарядная, ласковая, красивая! Но ее ласки принадлежали только сестре Тамаре, меня же она никогда не ласкала, никогда… Я был слишком шаловлив, дик, безобразен… Никогда она не касалась моего лба губами, как вы это сделали сейчас… И я никогда не испытывал материнской ласки. А она была такая чудесная, но ласковая и нежная только к сестре! И за это я возненавидел Тамару… Когда мать умерла, нас взял к себе дедушка Кашидзе. Дедушка твердо держался мнения, что мальчик должен расти в строгой дисциплине и не знать роскоши. «Мужчина, – говорил дедушка, – обязан сам зарабатывать свой хлеб и прокладывать себе дорогу», – и поэтому сделал свое завещание в пользу сестры, ей одной решил оставить все свое состояние… Я рано понял цену золота, мадемуазель Люда… Грузинские и армянские юноши не хотели дружить со мной, потому что я был беден. Они смеялись над тем, что Бог не дал мне способностей и что я не могу научиться всему тому, что мне следует знать, как внуку князя Кашидзе… Я понял, что, будь я богат, они иначе смотрели бы на меня, и я возненавидел весь мир, мадемуазель Люда, а больше всех – деда Кашидзе и сестру Тамару, главных виновников моего несчастья… Я был очень несчастлив, но теперь я вполне вознагражден за все. Слава Святой Нине, покровительнице Грузии! Я богат благодаря несчастью Иринии Сторк. У меня есть золото, мадемуазель Люда! И на него я смогу купить себе друзей и приверженцев!

– Бедный Андро! – воскликнула я с искренним сожалением. – Как вы ошибаетесь, дитя мое! Купленные друзья будут видеть в вас только ваше золото, но не душевные достоинства и ум!

– Так что же мне делать?! – жалобно вскричал он. – Научите меня, как мне избавиться от моего ужасного одиночества! Вы первая приласкали меня, и я этого никогда не забуду! Теперь мне будет еще труднее прожить без ласки, мадемуазель Люда! Помогите мне, научите, что сделать, чтобы люди полюбили меня и не считали больше диким волчонком и хищным шакалом!

Он был так трогателен в эту минуту, что невольные слезы выкатились из моих глаз и упали на его исхудалые щеки.

– Вы плачете, мадемуазель Люда! Плачете из-за меня, из-за бедного, негодного Андро? – прошептал глубоко потрясенный мальчик и вдруг, неожиданно схватив мои обе руки в свои, простонал, рыдая: – О, мадемуазель Люда! Вы – Божий ангел, прилетевший под нашу кровлю! Помирите меня с дедушкой, с сестрой Тамарой и со всем миром!

«Бедный ребенок, бедный мальчик, отнюдь не испорченный, но озлобленный и глубоко несчастный! Я сделаю для тебя все, что только будет в моих силах», – пронеслось у меня в голове.

Я склонилась к его изголовью и сказала ему тихо и ласково, что, по моему мнению, он должен сделать:

– Будьте ласковым и преданным, Андро, и своей покорностью и нежностью заставьте дедушку позабыть обо всех ваших прежних провинностях и проступках!

И князь Андро обещал мне исполнить мои советы.

Он положил мою руку на свои больные глаза и затих, полный покоя, охватившего эту юную, пробужденную от долгого нравственного сна душу.