Текст книги "Лицо из снов"

– Я детектив Холлистер, – представился он, раскрыв перед ней удостоверение. – Не видели ли вы мистера Виника? Перед домом стоит машина, но на наш стук никто не отвечает.

Нахмурившись, она откинула со лба прядь волос.

– Нет, я не видела его с похорон. Я там была. Почти все с нашей улицы пришли. Такая милая женщина… Когда он приехал, я не заметила. Вчера вечером машины не было. Но сегодня утром, когда я проснулась, уже стояла.

– А кого-нибудь, кроме мистера Виника, у дома вы видели?

– Нет. Правда, я уходила днем, но за то время, пока была дома, ручаюсь. Ничего не видела.

– Спасибо. – Дейн попрощался и вернулся к дому Виника. – Мне это не нравится, – проговорил он, передав Трэммелу содержание разговора с соседкой. – Как насчет того, чтобы взломать?

– Не против, – без улыбки ответил Трэммел. – Если что не так, падем ниц, будем униженно молить о прощении и возместим ущерб.

Они подошли к черному ходу, который вел на кухню. Верхняя половина двери была разделена рамой на множество застекленных квадратов. Дейн достал свою «беретту»и рукояткой высадил квадрат в углу, ближайшем к дверной защелке. Это только кажется, что разбить окно плевое дело. На самом деле сложно. Он всегда с удивлением подмечал эту разницу между теорией и практикой. Осколки высыпались большей частью на плиточный кухонный пол. Аккуратно обернув руку носовым платком, он сунул ее в дырку, нащупал защелку и отпер дверь.

В доме стояла духота, в ноздри ударил застоявшийся смрадный запах смерти. И тишина. Абсолютная тишина.

Дейн снял платок с руки и закрыл им рот и нос.

– Фу! – протянул он, затем, повысив голос, позвал:

– Мистер Виник? Это детектив Холлистер. Со мной детектив Трэммел.

Молчание.

Противный запах, казалось, забирался даже под одежду. Он не был похож на приторно-сладкий запах разложения, скорее остро бил в нос смрадом человеческих экскрементов вперемешку с металлическим привкусом крови. Старой и свежей. В животе у Дейна все перевернулось. Он вполголоса выругался и вошел внутрь.

В гостиной было пусто, как он и думал. На стенах остались засохшие потемневшие брызги крови миссис Виник.

Мистер Виник находился в спальне.

В ней тоже еще не делали уборки. На полу в углу был очерчен мелом контур тела убитой. Мистер Виник лежал рядом. Около его головы валялся маленький пистолет.

Он решил сделать дело наверняка, не оставив себе ни малейших шансов. Когда человек засовывает дуло пистолета себе в рот, намерения у него самые серьезные.

– Черт, – устало проговорил Трэммел. – Я позвоню.

Дейн присел на корточки возле трупа, стараясь ни до чего не касаться. Все говорило за самоубийство, но у него была привычка – не следить на месте происшествия.

Оглядевшись вокруг, он заметил на кровати листок бумаги. Постельного белья не было – один голый белый матрас, на котором не сразу можно было различить записку. Подойдя к кровати, он понял, что может прочитать ее, даже не нагибаясь.

«У меня больше нет семьи. Нет Надин. Так что мне теперь все равно. Жить дальше не хочу».

Он не забыл поставить внизу число и расписаться. Даже указал время. Одиннадцать тридцать. Примерно в тот же самый час неделей раньше была убита его жена.

Дейн помассировал шейные позвонки, поджал губы. Черт возьми, крутой мужик. Похоронил жену, вернулся туда, где она была убита, и всадил себе в рот пулю.

Трэммел вернулся в спальню, подошел к Дейну и прочитал записку.

– Что это? – спросил он. – Депрессия или осознание вины?

– Откуда я знаю?

– Проклятье, – проговорил Трэммел, выразив одним этим словом все свое впечатление об этом доме, где царили печаль и смерть.

К тому времени, как место происшествия оцепили, тело увезли и покончили с необходимой бумажной работой, было уже почти девять. Дейн решил было позвонить Марли, но передумал. Настроение хуже некуда. Не до лирики. Трэммел назначил на тот вечер свидание, но был чернее тучи, как и Дейн, поэтому, позвонив, «отмазался». Вместо этого они пошли в популярный среди полицейских бар и взяли по паре пива. Большинство полицейских после работы пропускали здесь пивка, прежде чем разойтись по домам, – лучший способ развеяться и снять напряжение, поговорив с коллегами, которые четко представляли себе все то, о чем им говорили. А после кабака полицейские шли домой к своим женам и детишкам и делали вид, что все нормально и светит солнце.

– Если он и был убийцей, нам этого уже никогда не узнать, – проворчал Трэммел, слизнув пену с усов.

Дейну нравилось, что Трэммел пьет обычное пиво, а не какое-нибудь богемное вино. С итальянскими костюмами, шелковыми рубахами и легкими туфлями фирмы «Guсci» Дейн еще мог примириться, но если бы напарник пил вино, Холлистеру пришлось бы туго. Он не понимал, с чего это вдруг Трэммелу так приспичило объявить Виника главным подозреваемым, но понимал, что время от времени у каждого бывают свои «заверты».

– Не думаю, что это его рук дело. Мне просто кажется, что бедняга не смог дальше жить после того, что стряслось с его женой.

– Я и не говорю, что именно он убивал, – ворчливо возразил Трэммел. – Просто было бы обидно, если бы мы пропустили настоящего убийцу, гоняясь за химерами.

Дейн прикончил свою кружку.

– Убивал Виник или нет, так или иначе ему пришел конец. Ну что, давай еще по одной?

Трэммел прикинул на глазок, сколько у него еще осталось, и ответил:

– Не, мне хватит. – После атого сделал паузу, уставившись в янтарную жидкость в своей кружке. – А вот ты скажи мне, Дейн…

Он замолчал. Дейн вопросительно приподнял брови и проговорил:

– Ну, договаривай, что ты там хотел узнать?

– Вот эта твоя интуиция… Она тебя никогда не подводит, это всем известно. А ты случайно никогда не задумывался над тем… Ну, так ли уж сильно ты отличаешься от Марли?

Если бы к тому моменту Дейн еще не допил свое пиво, он, поперхнувшись, брызнул бы им обратно на стол.

– Чего?! – сдавленно промычал он.

– А ты подумай! – Трэммелу явно понравилась эта тема. Оживившись, он весь подался вперед и положил локти на стол. – У всех у нас есть предчувствия, наития. Частенько нам все это оказывается не нужно, потому что преступник сидит на месте преступления и поет как соловей. Но раз на раз не приходится. Порой появляются загадки. Вот я и говорю… Как это так выходит, что там, где мы безуспешно ломаем голову, Марли все ясно от начала и до конца?

– Никаких чудес. Наши предчувствия – это те наблюдения, которые неосознанно откладываются у нас в мозгах. Мы о них не думаем, нам кажется, что их нет, но они просто сидят в подсознании.

– Ведь та же ситуация и с экстрасенсами, не так ли?

Дейн скорчил кислую мину.

– По-моему, пара пива – это для тебя многовато. Наши предчувствия основаны на уликах, которые мы видели и которым поначалу не придали значения. Эти улики, осев в нашем подсознании, формируют предполагаемую картину происшедшего, а потом эта картина всплывает в нашем мозгу. Экстрасенсу же не обязательно присутствовать на месте происшествия. Ему можно вообще ничего не говорить о преступлении. Он сам улавливает из воздуха какие-то сигналы.

Трэммел почесал голову, отчего у него растрепались волосы. Дейна охватило смутное беспокойство: может быть, два пива – это действительно слишком много для напарника? Прическа Трэммела всегда была столь же безукоризненна, как и его ботинки, если не считать того раза, когда они попали в перестрелку и Дейна ранили. Но тогда все было понятно.

– Прямо не знаю, во что верить, – буркнул Трэммел. – Логика и закон средних чисел говорят мне о том, что главным подозреваемым у нас должен быть Ансел Виник. Но с другой стороны, о преступлении во всех деталях, – за исключением пальцев, – знает Марли. Каким образом? Она что, действительно экстрасенс? Если это так, значит, Виник чист и мы возвращаемся на круги своя.

– Вот именно, на круги своя. Я уже начинаю казаться себе последним дураком. Как ни суетимся, а все без толку.

На худом лице Трэммела появилось траурное выражение. Выглядело это настолько комично, что Дейну пришлось прикусить губу, чтобы не улыбнуться.

– Ни улик, ни свидетелей, ни мотивов. Знаешь что? – пробормотал Трэммел.

– Не знаю. Что?

– Я плохо перевариваю алкоголь, – мрачно и с чувством собственного достоинства сообщил напарник.

– Да что ты говоришь?! – вскричал Дейн, закрыв на секунду лицо руками. – Никогда бы не догадался!

А про себя он подумал в ту минуту, что если человек, ни разу не запнувшись, выговорил слово «переваривать», значит, он еще в очень неплохой форме.

– Обычно я веду себя осторожнее. Потихоньку пригубляю…

– Да, ты известный на весь мир пригубитель!

– Спасибо. Но все-таки хорошо, что за руль сядешь ты.

– Да, неплохо. Ты уже готов отправиться домой?

– Как скажешь. Не думай, что тебе придется доводить меня до спальни и укладывать в кровать. Просто мне сейчас не хотелось бы самому вести машину.

– Мне и самому не хотелось бы, чтобы ты сейчас вел машину, старик. Ладно, пошли.

Трэммел твердо встал на ноги, но вдруг что-то замурлыкал себе под нос. Дейн вновь едва не расхохотался.

Песенка «Моя дорогая Клементина» как-то не вязалась с обликом исполнителя.

– Неужели у тебя с этого и похмелье будет? – с любопытством спросил Дейн.

Похмелье с двух пива – это нечто!

– У меня никогда не бывает похмелья, – ответил Трэммел. Они вышли на улицу из накуренного зала, и он глубоко втянул в себя свежий воздух. – То есть так, изредка. Последний раз, насколько мне помнится, еще в колледже.

– Счастливчик!

– Ты никому не станешь болтать, надеюсь?

– Никому. Обещаю.

Соблазн был велик – ребята ржали бы потом над Трэммелом до конца его жизни, – но Дейн твердо решил держать язык за зубами. С другой стороны, ему было приятно, что этот случай появился в его арсенале. Теперь время от времени можно будет небрежно напоминать о нем Трэммелу.

Когда они подходили к машине, Дейн уже тоже насвистывал что-то веселое. К нему вернулось хорошее настроение.

Неизменность процедуры воодушевляла. Ему нравилось то, что все всегда проходило по установившейся схеме. Нравилось вершить обряд властной рукой. Он вершил его не так уж часто. Не хотелось, чтобы торжественная церемония превращалась во что-то скучное и повседневное. Это снизило бы его энергетику.

Приготовления всегда были одни и те же. Он твердо придерживался этого правила. Осознание того, что именно благодаря такой маскировке он снова не будет пойман полицией, наполняло его радостью и ощущением всемогущества. Полиция ловит только дураков, которые совершают дурацкие ошибки. А он никогда не ошибался. Ни в чем.

Возбуждение в предвкушении вечера нарастало в течение всего дня, но он умело его сдерживал, полностью сосредоточившись на приготовлениях.

Первым делом он снял парик. Это был очень хороший парик. Стоил бешеных денег, но полностью оправдал себя. До сих пор никто не догадался, что это не его волосы, которые, кстати, также были светлыми, так что парик, никак не выделяясь, создавал на голове у Кэрола фантастическую шевелюру. Такую увидишь – не забудешь.

Он снял его и провел рукой по вискам в поисках отдельных волосков, которые могли предательски упасть с головы. Нет, не нашлось ни одного. Все нормально. Было бы глупо давать полиции шанс установить его личность по одному-единственному волоску, оставленному в доме жертвы. Он тщательно, не спеша побрил голову, хоть после прошлого раза волосы толком еще не успели отрасти.

Ему нравилось бриться, потому что это была влажная процедура. Приятно ощущать скользкую массу бритвенного геля, чувствовать, как бежит по коже лезвие бритвы. Ощущения были потрясающие, почти такие же, как при сексе.

Теперь щеки и подбородок. Было бы невежливо колоть ее своей жесткой щетиной. Потом грудь. У него рос на груди аккуратный ромбик густых волос, которым впору было гордиться. Но ничего не поделаешь: его тоже пришлось сбрить.

Далее руки и ноги. Какие они становятся гладкие!

Неудивительно, что женщины бреют ноги. Так приятно!

Наконец пах. Ни одного волоска полиции! Одного вьющегося волоска с паха будет достаточно. Его не пропустят, поднимут, со всех сторон исследуют. Глядя на него, полицейские будут упиваться от радости. Кэрол брил себя там очень осторожно: не дай бог хоть чуть-чуть порезаться! Это просто недопустимо.

Он всегда пользовался презервативом. Чтобы не оставлять полиции спермы. А если презерватив вдруг порвется… Что ж, на этот непредвиденный случай у него имелся аварийный план, к которому, правда, прибегать пока не приходилось.

Он где-то читал, что отнюдь не всегда можно установить личность человека по его сперме. Для таких везучих мужиков было даже придумано какое-то научное название. И утверждалось, что их довольно много: каждый пятый примерно. Хорошо бы узнать, а не попал ли он в эти счастливые двадцать процентов? Но не мог же он пойти в лабораторию и попросить там выяснить: можно ли будет по сперме установить его личность? Впрочем, он не возражал против презерватива, так как считал, что грешницы недостойны того, чтобы в них изливалась его сперма.

Теперь одежда. Кожа. Ничего кроме кожи. Кэрол знал, что тканевая ниточка способна дать полиции хороший след. Он хранил свой кожаный наряд в картонной коробке отдельно от всех остальных вещей. В машине у него все было выложено винилом: под задницей виниловая подкладка, под ногами виниловая циновка. Он ставил ноги только на нее, чтобы не подхватить чего-нибудь на подошвы ботинок и не занести в дом. Мелочь, конечно, но он верил, что в его деле мелочи решают все.

Полиции не удастся выйти на него, так как, уходя из дома жертвы, он не оставлял следов. Кроме следов ножа, конечно.

Детектив Холлистер не позвонил, хотя Марли ждала его звонка. Она надеялась также, что он нагрянет к ней домой без приглашения, как уже случалось, но и этого не произошло. Марли пребывала в нервном возбуждении. С одной стороны, она боялась, что он позвонит или зайдет, с другой – была раздражена тем, что он до сих пор не сделал ни того, ни другого.

Так или иначе, вольно или невольно, ему удалось испортить ей весь вечер.

Ей пришла в голову мысль сходить в кино. Будет даже хорошо: Холлистер позвонит, а ее нет. Но Марли передумала. Она никак не могла забыть того, что случилось с ней в прошлую пятницу вечером. Неужели прошла всего неделя? А кажется, что по крайней мере месяц. Может, через несколько дней она и сходит в кино, но не сегодня.

Марли легла раньше обычного – еще до десяти. Не стала даже ждать последних теленовостей. Она чувствовала усталость. Неделя прошла в небывалом напряжении. Как хорошо было закрыть глаза и подумать о том, что завтра не надо с утра бежать на работу и можно спать сколько захочется. Она расслабилась на мягкой постели, напряжение покинуло все мышцы, к ней стал подкрадываться сон…

…Он неслышно передвигался по дому. Ярко горел один экран телевизора, все вокруг было погружено во тьму, и это хорошо маскировало его присутствие. Он замер на пороге комнаты, глядя на женщину, которая сидела, повернувшись к нему спиной, и смотрела какой-то старый фильм. Чувство презрения наполнило его. Боже, как она доступна!.. Он стал медленно приближаться, наслаждаясь минутами напряженной неопределенности. Мерцающий экран телевизора отбрасывал блики на узкое и кривое лезвие ножа у него в руке…

Надсадный, животный стон родился в груди Марли, когда она попыталась крикнуть, посылая отчаянный предупреждающий сигнал. Но у нее перехватило горло. Господи, господи!.. Она заплакала и, путаясь в одеяле, попыталась слезть с кровати. Видение было настолько реальным, что, казалось, она сейчас увидит его, выступившего из темноты с серебристым лезвием ножа в руке.

…Он встал у нее за спиной, глядя на ее затылок. Эта глупая сучка даже не подозревает о том, что она уже не одна. Ему это нравилось. Может, ничего пока не делать? Простоять так до конца фильма?.. Все это время она не будет знать…

Наконец Марли удалось вскочить с постели, но она тут же упала, запутавшись в одеяле. Освободившись от него, она поднялась с пола и бросилась к двери. Ее качало из стороны в сторону. Ужас ослепил ее, парализовал рассудок. Как темно!.. Она наскочила на стену и от удара несколько пришла в себя. Стала шарить по стене в поисках выключателя, но его нигде не было.

…Это уже начинает надоедать. Усмехнувшись, он протянул руку вперед к ее шее…

Марли уткнулась в другую стену, которой вроде бы не должно было там быть. Замерла, вся дрожа, потеряв всякую ориентировку. Где она?

Фары проезжавшей мимо дома машины на мгновение осветили комнату. Ага, гостиная. Но как она попала сюда из спальни? Вскочив с кровати, она устремилась к двери и не нашла ее… А, оказывается, она проскочила в нее, не заметив. Ничего, по крайней мере, теперь она знает, где выключатель.

Едва не опрокинув лампу, Марли нащупала кнопку и нажала на нее. Яркий свет, брызнувший в глаза, на секунду ослепил ее. Телефон! Вот он, прямо на столике.

Его номер. Какой у него номер, черт возьми?! Марли никак не могла вспомнить, она сейчас вообще ни о чем не могла думать. Ага, кнопка автоматического набора последнего номера! Звонила ли она кому-нибудь после той ночи? А, плевать! Лишь бы услышать в трубке человеческий голос.

Она рывком сорвала трубку с аппарата, которая тут же заплясала в ее дрожащей руке. Марли изо всех сил прижала ее к уху, а затем вслепую нажала на какую-то кнопку, надеясь, что это та самая, которая нужна. Проверить Марли не могла: все плыло перед глазами.

В ухо ворвался первый гудок. Она зажмурилась, борясь с собой, пытаясь удержать себя в руках.

Второй гудок. Ну, скорее! Пожалуйста! Скорее, скорее!

Третий гудок оборвался, и на том конце провода раздался низкий и заспанный, ворчливый голос:

– Холлистер.

– Д-дейн! – Она уже почти не контролировала себя, голос изменил ей.

– Марли? – Заспанность как рукой сняло. – Марли, что случилось?

Марли захотела сказать, но не смогла: в горле застрял комок. Она только надсадно и хрипло дышала в трубку.

– Марли, черт возьми, скажи что-нибудь! – заорал на том конце провода Холлистер.

Видение надвигалось. Она больше не имела сил с ним бороться. Дрожь переросла в конвульсивные судороги, свет померк в глазах. Сделав над собой последнее отчаянное усилие, она крикнула в трубку:

– Он снова начал…

Но вместо крика она услышала свой собственный еле различимый шепот.

Глава 10

Она не бросила трубки, но Дейн не смог больше добиться от нее ни слова. Отойдя от телефона, он быстро оделся, сунул голые ноги в кроссовки и захватил наплечную кобуру с «береттой». Застегивать ее не было времени. Не прошло и минуты после телефонного звонка Марли, как он уже бежал к двери.

Сердце бешено колотилось в груди. Что она сказала? Последние ее слова были произнесены еле уловимым шепотом, он с трудом расслышал. Вроде кто-то что-то снова начал… Кто? Что начал?

Впрочем, то, что Марли пыталась сказать, было не так важно. Он понял одно: она вне себя от ужаса. Ее паника передалась ему. Марли попала в беду.

На улице моросило. Асфальт был скользкий. Пришлось включить «дворники». Он не мог ехать с той скоростью, с какой хотел, но все же несся слишком быстро, учитывая состояние мокрой дороги. Тревога и беспокойство за Марли заставляли его беспрестанно давить ногой на педаль газа. На светофорах Дейн останавливался, но едва пропадал красный свет, как он тут же срывался с места.

На автостраде произошла какая-то авария, поэтому пришлось делать объезд к другой дороге, теряя драгоценные минуты. Примерно через двадцать минут он затормозил перед домом Марли. Ее машина стояла на обычном месте. В гостиной горел свет. Одним прыжком преодолев две ступеньки, он влетел на крыльцо и стал стучать в дверь.

– Марли? Это Дейн! Открой!

За дверью стояла жуткая тишина. Так же тихо было днем в доме Виников, когда они приехали туда с Трэммелом. Мертвое молчание. Кровь застыла у Дейна в жилах, голос его сорвался на хриплые крики, когда он стал вновь звать ее, барабаня по двери кулаками.

Ах ты, дверь целиком из дерева! Если бы верхняя часть была сделана из стекла, Дейн разбил бы его и открыл замок изнутри. Проверять черный ход не было времени. Он чуть отошел назад и врезал по двери ногой. С четвертого пинка замок сломался, расщепив косяк, дверь распахнулась и впечаталась в стену. Разум подсказывал ему, что не стоило торопиться, не стоило взламывать дом, но тревога за Марли затмила рассудок. Держа пистолет наготове, он бросился внутрь дома.

– Марли?

Она сидела на диване, хорошо освещенная зажженной настольной лампой, и напоминала статую в нише. Глаза ее были широко раскрыты, взгляд слепо устремлен в одну точку. Абсолютная неподвижность, мертвенно-бледное лицо… На какое-то мгновение у него перехватило дыхание. Приступ боли был настолько силен, что, казалось, ему вскрыли грудную клетку и изо всех сил засадили туда кулаком.

И тут он вспомнил рассказ патрульного Эвана. Тому тоже вначале показалось, что она умерла. Дейн задышал ровнее. Судорога, за минуту до этого парализовавшая его, отпустила. Но страх, охвативший словно ледяным обручем, не исчез. Дейн положил пистолет на стол и опустился на корточки перед диваном. Марли сидела, сложив руки на коленях. Он взял одну ее руку в свои и прижал к сердцу. Потом приложил два пальца к тонкому запястью и облегченно вздохнул, уловив медленный, но устойчивый пульс. Рука ее была холодна, но под внешней оболочкой явно теплилась жизнь.

– Марли, – позвал он снова. На этот раз уже гораздо спокойнее.

Она по-прежнему не отвечала.

Дейн внимательно оглядел ее со всех сторон, потом осмотрелся вокруг. Следов борьбы нигде не видно, да и с Марли, похоже, все в порядке. По крайней мере внешне.

Рядом с ней на диване лежала снятая телефонная трубка. Из нее доносились слабые гудки. Дейн повесил ее.

Судорожно сглотнув, он предположительно представил себе, что тут произошло. Должно быть, ее настигло очередное видение. И она до сих пор парализована им. Что на этот раз? Снова убийство? Дейн хорошо себе представлял уровень преступности в городе. Наркотики, уличные бандитские группировки. Удивительно, как это она вообще еще живет? По идее, Марли должна находиться в состоянии перманентного ступора. Способна ли она улавливать положительные эмоции? Счастливые мгновения в жизни людей? Как они играют со своими детьми или весело гогочут над тупой шуткой?.. Как она может жить, если ее постоянно захлестывает только дерьмо человеческой породы?

На ней были только тонкая майка с круглым воротом и трусики. Когда он дотронулся до ее ног, ему показалось, что они изваяны из льда. Дейн встал, закрыл вышибленную им дверь, затем прошел в спальню в поисках одеяла. Эта небольшая комната, как и все другие в ее доме, была очень уютной и навевала покой. Марли превратила свой дом в своего рода убежище, баррикаду от внешнего мира. Остановившись на середине комнаты, он осмотрелся вокруг. Одеяло было скомкано, смято и почти съехало на пол. Очевидно, она уже была в постели, когда началось видение. Только теперь, взглянув на то, в каком состоянии была ее кровать и постельное белье, он смог себе представить ту степень волнения, в котором она находилась.

На кресле-качалке лежало вышитое покрывало. Дейн снял его, вернулся в гостиную и укрыл им Марли, подоткнув края со всех сторон. Он отсутствовал в спальне несколько минут, но, вернувшись, понял, что она продолжает сидеть в той же позе, не сдвинувшись ни на сантиметр. И только вздымающаяся и опускающаяся грудь указывала на то, что она еще жива.

Он не знал, что ему еще остается делать, кроме как ждать. Пройдя на кухню, Дейн поставил кофе. Может быть, Марли не будет нуждаться в нем, когда очнется, но самому Дейну он уже был необходим.

Вернувшись в гостиную, он сел на диван рядом с девушкой и стал ждать. На ее лице ничего нельзя было прочитать: выражение было абсолютно пустое, неживое. Она снова напомнила ему статую. Марли явно не воспринимала внешний мир. Широко раскрытые, остекленевшие глаза… Она явно была или без сознания, или еще что-нибудь в том же роде…

Дейн принялся внимательно изучать ее лицо в профиль. В нем была неземная чистота и непорочность, какой он не замечал прежде. До сих пор Марли обращала на себя его внимание только тем, что была умна, остра на язык. Впрочем, не только этим. Помимо ее бездонных синих глаз, она притягивала его и другим. Не будь она сейчас в таком состоянии, он вряд ли стал бы укрывать ее полуобнаженное тело покрывалом. Глядя на мягкий изгиб ее губ, он вспоминал их вкус. Хрупкая, удивительно женственная Марли… При взгляде на нее он мгновенно возгорался, как факел.

Прошло десять минут. По звукам, которые долетали до Дейна из кухни, он понял, что кофе готов.

Налив себе полную чашку, он вернулся к Марли. Ему пришла в голову одна мысль. Поставив чашку на стол, он осторожно подхватил Марли и посадил ее себе на колени.

– Марли. Ты уже можешь проснуться? Ну, давай же, милая, просыпайся.

Он пробежал ладонью по ее лицу, затем легонько потряс ее за плечо.Она издала какой-то слабый жалобный звук и ресницы ее затрепетали.

– Приходи в себя, Марли. Это Дейн. Проснись и расскажи, что стряслось.

Голова ее склонилась ему на плечо. Дейн ласково накрыл ее рукой, а другой обнял за плечи. Кожа у нее была холодная. Он снова легонько встряхнул ее. Глаза у нее к тому времени уже закрылись. Она теперь выглядела более естественно, больше походила на спящего человека, а не на статую.

– Марли? – резко проговорил он. – Проснись! Скажи что-нибудь, черт тебя возьми!

Она застонала и попыталась было оттолкнуть его, но рука ее тут же бессильно упала на колени. Она несколько раз прерывисто вздохнула, ресницы вспорхнули, но тут же закрылись. Тело явно не хотело подчиняться ее воле.

– Марли, посмотри на меня.

Он нарочно каждый раз называл ее по имени, стремясь пробиться в ее затуманенное сознание, вернуть из тьмы к свету.

…Кто-то настойчиво звал ее по имени. Измученное сознание Марли отчаянно ухватилось за этот знакомый голос, как утопающий хватается за спасательный круг. Этот голос вернул способность ориентироваться в хаосе, тумане, в кошмарном смерче. Поначалу голос доносился едва слышно, но становился все громче и вот теперь звучал уже над самой ее головой. Чувство реальности стало возвращаться, хотя и в довольно странной, неестественной форме… У нее было такое впечатление, словно она прижалась к кому-то, лежит в чьих-то объятиях. Ощущение было настолько незнакомым, что Марли растерялась. Она не допускала, чтобы ее обнимали, чтобы дополняли вторжение в ее сознание тесным физическим контактом.

Но органы чувств утверждали: тебя кто-то обнимает и прижимает к себе. А, это Дейн… Задира Дейн. Упрямец, который не желает слушать то, что ему говорят… Конечно, Дейн.

Она с трудом открыла глаза и поняла, что смотрит прямо в это грубоватое лицо, прямо в эти карие глаза, которые излучали тревогу. Его сердце ровно билось рядом с ее сердцем. Как уютно на душе от этого мерного ритма! Хотелось свернуться клубочком на коленях у Дейна. Она со всех сторон чувствовала тепло его тела, согнавшее с нее озноб. Отчего это она вдруг так замерзла?

Марли растерянно огляделась по сторонам. Ее гостиная. Но откуда здесь взялся Дейн и почему она сидит у него на коленях? Почему все тело разламывается от нечеловеческой усталости?

Так, так, так… Она ждала его звонка, но он не позвонил, и она пошла спать… «Я сама позвонила ему».

Вспомнив об этом, Марли внутренне вся напряглась. На нее нахлынул поток подробностей, о которых хотелось забыть. Измученное сознание ее вновь вступило в борьбу…

– Дейн… – Она судорожно схватилась за его рубашку.

– Все в порядке, – тихо проговорил он, откинув у нее со лба прядь волос. – Я с тобой. Новое видение? О чем на этот раз? Только не торопись, успокойся. Хочешь кофе? Должно помочь, а?

Он поднес чашку с кофе к ее губам. Она сделала маленький глоток, надеясь на то, что кофеин продлит «отключку» хоть на несколько минут. Необходимо было успеть привести свои мысли в порядок, рассказать Дейну все, что только удастся сейчас вспомнить. Но кофе оказался настолько гадким, что Марли, поморщившись, отвернула лицо в сторону, когда Дейн предложил ей сделать еще глоток.

– Он снова ЭТО совершил, – заплетающимся языком проговорила она.

– Кто «он»? – растерянно переспросил он, пытаясь влить в нее еще кофе. Она упорно отворачивалась от чашки.

– ОН! Он убил сегодня еще одну женщину.

Дрожь вернулась к ней и охватила все тело с головы до ног.

Дейн весь напрягся. Она почувствовала, как напружинились его мускулы.

– Тот самый, который убил Надин Виник? – спросил он осторожно.

– Да. Я чувствовала, что он снова вышел на охоту, выбирает… Почуяла что-то смутное в ту ночь, когда звонила тебе… – скороговоркой произнесла она, боясь, что не хватит сил договорить до конца.

– Именно это тебя тогда и испугало?

Она кивнула.

Прижимая Марли одной рукой к себе, Дейн потянулся другой к телефону и позвонил в центральную диспетчерскую. Назвавшись, он спросил:

– Вам уже сообщали об убийстве женщины? Ее зарезали.

– Нет, наоборот, все спокойно. Дождю спасибо. А тебе что-то известно?

– Может быть. Слушай, если что-то в этом роде появится, сообщи мне по пейджеру. В любое время.

– О'кей.

Дейн повесил трубку и посмотрел на Марли.

– Никто об убийстве не сообщал.

Она продолжала цепляться за его рубашку, но глаза уже подернулись дымкой, как в тот понедельник, когда она пришла в полицию и ровным бесцветным голосом рассказала леденящий душу кошмар. Дейн заметил, что ее сильнее стала бить дрожь. Он крепко прижимал Марли к себе, стремясь смягчить судороги – он их отчетливо чувствовал, – пробегавшие по ее хрупкому телу.

– У нее рыжие волосы, – проговорила уже знакомым Дейну, каким-то безличным голосом Марли. – Она очень хорошенькая. Сидит перед телевизором и смотрит какой-то старый фильм. Она не знает, что он уже вошел. Он подходит к ней со спины, останавливается и смотрит. На лице его усмешка, ему интересно: сколько времени пройдет, прежде чем она почувствует его присутствие? Ожидание что-то затягивается. Глупая корова! Ему это уже начинает надоедать. Он вытягивает левую руку и прикасается к ее шее. Она не успевает закричать, потому что он зажимает ей рот. Эти первые мгновения ужаса жертвы ему очень по душе. Нож у него в правой руке. Он подводит лезвие к ее горлу.

– Ты уверена, что это тот же самый мерзавец? – спросил Дейн, отчаянно надеясь на то, что у нее появятся сомнения.

– Уверена. Фильм еще не закончился, работающий телевизор заглушает шум борьбы. Он заставляет ее снять пижаму и лечь на пол. Диваны в доме очень узкие, он не большой поклонник диванов…

…Он пользуется презервативом. Эта сука недостойна того, чтобы он одарил ее своей спермой. Он начинает двигаться. Медленно и легко, медленно и легко… Пусть она расслабится, пусть ее страх ослабнет… Сейчас не надо делать ей больно. Еще рано. Еще рано…