Текст книги "Я люблю Вегас"

Глава 20

– А он что?

Дженни сидела на диване, перебирая мои волосы, а я лежала на деревянном полу с бутылкой «Короны» в одной руке и ложкой сливочного мороженого «Нью-йоркское, большая порция» в другой. Слева от меня лежал раскрытый пакет «Монстр манч», незаменимое средство в экстренных случаях, хранившееся у Дженни. Справа стояла открытая бутылка вина. Текилу Дженни вылакала до моего приезда, поэтому пиво запивали белым совиньоном.

Добравшись до подруги, я только и делала, что плакала, лежа лицом вниз на диване и пытаясь сдерживать рвотные позывы. Потом перешла на бессмысленный сопливый лепет. Я пыталась победить суицидальное настроение, одурманивая мозг деликатесами и алкоголем, пока не отключусь. Две «Короны» и полбутылки белого оказались оптимальным объемом выпитого с горя: я рассказала все, что случилось, не рыдая на каждом слове. Даже на пьяную голову у меня хватило ума не повторять Дженни то, что о ней наговорил Алекс: я хотела попасть домой, а не на похороны. Употребление слова «тупоголовая» в отношении мисс Лопес было равносильно вышибанию мозгов из мистера Рейда.

– Сказал, не хочет, чтобы его снова использовали. – Я судорожно вздохнула, взяла паузу и, отдышавшись, приложилась к бутылке пива.

Мой мобильный остался в мусорной корзине где-то в «Де Лухо», и я была лишена возможности неотрывно смотреть на дисплей в ожидании звонка.

– Снова использовали? – Дженни выхватила картофельный ломтик, сунула в рот и состроила удивленную мину, после чего стащила второй. – Не поняла. Когда ты его в первый раз использовала?

– По-моему, он имел в виду не меня.

Вот бы пивные бутылки были хрустальными шарами! И почему в «Кровать, ванна и остальное» не продают волшебные зеркала? Разве они не подпадают под категорию «остальное»?

– Та гадина французская? – уточнила Дженни, имея в виду пренеприятную бывшую девицу Алекса. За исключением Сисси Спенсер я стараюсь не клеить ярлыки на других женщин, но последняя подружка Алекса сделала все, чтобы заслужить это прозвище. По-моему, она попадет в специальный круг ада, зарезервированный для Гитлера, Джастина Бибера и мужика, придумавшего джинсы с завышенной талией.

– Ну да. – Пиво отказывалось показать, что сейчас делает Алекс, как ни гипнотизировала я взглядом бутылку. – Может, позвонить? Он же знает, что у меня нет мобильного.

– И знает, где ты находишься, – отозвалась Дженни. – Он, наверное, сейчас не меньше твоего с ума сходит. Ты правильно поступила. Иначе наговорила бы ему такого, чего он никогда бы тебе не простил.

– Я и сама так подумала, – надула я губы. Вот вам и «Дженни всегда дает плохие советы».

– Сейчас у него есть время остыть, переварить сказанное. Он поймет, что не сердится на тебя, и завтра позвонит.

– Он позвонит завтра, – повторяла я, пока сама почти не поверила в это, сидя буквально на своих ладонях, чтобы не схватить домашний телефон Дженни. Но я вспомнила выражение лица Алекса, и моя уверенность дрогнула. – Позвонит.

Прошло три дня. Алекс не звонил.

После молчания в первые сутки я позвонила и оставила сообщение. Ничего. Чем дольше это длилось, тем невозможнее казалось сесть в такси, поехать домой и поговорить. На второй день со мной в такси села Дженни, но квартира оказалась пустой. Сверкающая разноцветной фольгой свалка, она же лавочка по заворачиванию подарков, осталась в неприкосновенности. Доказательством того, что Алекс вообще приехал, были разбросанные футляры от дисков около проигрывателя, пустая коробка из-под пиццы и несколько десятков пустых пивных бутылок. Картонный стаканчик из-под жареной картошки на кофейном столике оказался до половины заполнен окурками. Алекс вообще не курил, за двумя исключениями: в состоянии сильнейшего стресса или во Франции. Ободряющее выражение лица Дженни куда-то пропало, когда я на цыпочках обошла квартиру, боясь разбить что-нибудь, что мне не принадлежит.

– Хочешь его подождать? – спросила она. – Я побуду с тобой.

Но я не хотела оставаться. Мне было страшно. Я собрала кое-что из одежды и туалетных принадлежностей и ушла. «Я вернусь, – повторяла я себе. – Я обязательно вернусь».

Я надеялась, он заметит, что я приезжала. Увлажняющий крем исчез со стеклянной полки в ванной у зеркала. С тумбочки я забрала свой ноутбук. Футболка Алекса с «Блонди», в которой я всегда спала, перекочевала из-под моей подушки в сумку. Я хотела, чтобы он заметил и позвонил, приехал за мной. Но звонка не последовало. В четыре утра, лежа без сна в кровати Дженни, я поняла, что он не позвонит.

Та пара дней для нас обеих выдалась не сахар. Дженни разрывалась на работе и переживала из-за Джеффа. После возвращения в Нью-Йорк она не виделась ни с Джеффом, ни с Сиггом, и не из-за отсутствия энтузиазма со стороны последнего: Сигг звонил беспрестанно, но Дженни отпугивала его криками о сверхурочной работе и затянувшимся похмельным синдромом. Сигг вроде купился, но мы боялись загадывать, сколько это продлится. С Джеффом, напротив, творился форменный бардак. До свадьбы, назначенной на канун Нового года, остались всего две недели, но он ничего не отменил. Дженни сходила к юристу и убедилась, что свадьба в Вегасе не имеет законной силы и не требует аннулирования. Джефф сходил к бармену, и тот подтвердил неизбежную в скором будущем пересадку печени. В три утра нас разбудил телефонный звонок. В четыре Джефф уже рыдал в трубку. В десять утра я расписывалась за цветы, из которых торчала карточка с накарябанным от руки извинением, но свадьбу он не отменял, и Дженни не желала с ним разговаривать. Мне страшно было представить, что Алекс может когда-нибудь так рассердиться на меня, как Дженни на Джеффа.

Не желая будить человека, который только что заснул, я прошла в гостиную и открыла жалюзи. В Нью-Йорке не бывает полной темноты, даже в четыре утра. Комната осветилась огнями Лексингтон-авеню. Внизу проносились такси, в мини-маркет тянулась муравьиная тропа, из ресторана нетвердой походкой шли люди. Если лечь в дальний угол дивана, можно увидеть небоскреб «Крайслер».

Когда я впервые сюда попала, одного этого хватило, чтобы вызвать у меня улыбку, хотя дела шли из рук вон плохо. Но теперь все было иначе. В тот раз я знала, что меня предали, все, казавшееся надежным и знакомым, исчезло. Сейчас, если я потеряю Алекса, то потеряю не почву под ногами, а все, что когда-либо хотела в жизни. Он был моим будущим, а не прошлым. По крайней мере я продолжала на это надеяться.

Я взяла телефон и набрала номер, уже выученный наизусть. Шли гудки. Я ждала щелчка переключения на автоответчик.

– Алло!

Он ответил, и я не знала, что сказать.

– Алло! – Голос у него был усталый, но Алекс не спал – я уловила тончайшую разницу. Я все о нем знала. Или думала, что знаю.

– Так, я сейчас кладу трубку. Окажите мне услугу, сотрите мой номер, договорились?

– Это я, – торопливо ответила я. – Это я.

Он ничего не сказал.

Я ничего не сказала.

– Ты где? – спросил он наконец.

– У Дженни.

Если бы я могла сказать что-нибудь другое!..

– А, ну естественно, – ответил Алекс. – Сейчас четыре утра. Может, отложим до следующего раза?

– Какого? – У меня зародилась надежда – он хочет поговорить, но под ложечкой похолодело – он не хочет говорить сейчас.

– Я позвоню, когда смогу, – спокойно ответил он.

Он не положил трубку сразу, от звука его дыхания я перестала дышать, а потом послышался щелчок, длинный гудок и тишина. Огни небоскреба «Крайслер» помутнели. Я закрыла глаза, пытаясь прогнать слезы. Вернуться в кровать означало двинуться, а двинуться означало разреветься, поэтому я перевернулась на другой бок и уткнулась в спинку моего старого дивана, позволив слезам впитываться в подушки. Он позвонит, когда сможет.

– Что-нибудь веселое? – нерадостно спросила Дженни. – Когда смеяться?

– Я и забыла, какая тут оглушительная музыка, – призналась я, желая, чтобы громкость песни Бейонсе чуть-чуть убавили. – Просто здесь оказалось для всех удобно.

Прошло три дня. Алекс так и не позвонил. Очевидно, «когда смогу» имело некий символический смысл, потому что и физически, и финансово он был в состоянии позвонить, когда ему заблагорассудится. Я по-прежнему плакала каждый день – при виде рекламы туалетной бумаги, миниатюрной старушки в супермаркете, набора для проверки овуляции в «Дуэйн Рид», но во мне уже росли праведный гнев и желание отвлечься. К счастью, у меня были сгоравшие от нетерпения сообщники.

За блестящим серебристым столиком «Винл», самого голубого кафе на всем Манхэттене, сидели Дженни, Эрин и Мэри, мой редактор из «Лук». Я собиралась посвятить их в свой план, как только официант принесет мне жареную картошку в сыре и «Кровавую Мэри».

– У них в туалете куклы Джастина Тимберлейка. – Сэди присела за стол с самым довольным видом. – Такая Барби-Джастин. И ставят здесь «Сексуальную попку». Это лучшее место в мире!

– Ничего подобного, – как всегда, без обиняков отрезала Мэри. – Нельзя ли перейти к делу, чтобы я могла вернуться к работе и прозябать в комфорте личного кабинета?

– Первое можно, второе нельзя. – Я посмотрела на дверь. Мы ждали еще одного человека. – В принципе, конечно, тоже можно, если вас ждет работа, но разве вам не хочется ничего изменить?

– Мне много чего хочется, – сообщила Мэри. – Я хочу выиграть в государственную лотерею. Я хочу, чтобы Джордж Клуни перестал себе лгать. Я хочу, чтобы официант обрел совесть и принес мои блины. Но мои желания осуществятся ох как нескоро.

Не самое ободряющее начало, но я все же решила озвучить свое деловое предложение.

– А что, если у меня для вас новая работа? – Я подняла брови в ожидании реакции, которой так и не последовало. Сэди смотрела на меня без выражения. Дженни и Эрин чуть пожали плечами. – Да, – посуровев, я скрестила руки на груди, – я намерена издавать журнал и приглашаю вас к сотрудничеству!

– Прекрасная мысль, Энджел. – Мэри перебила меня первой. На нее-то я и ставила. – Но это не колледж, нельзя собрать пачку фотографий и отнести в «Федерал экспресс». При создании нового журнала на маркетинг идут миллионы, Интернет наступает на пятки всей индустрии. Без ощутимой поддержки новым независимым изданиям на этом рынке делать нечего.

– Даже будь вы главным редактором? – спросила я. – Сэди Никсон станет нашим модным директором, а Джеймс Джексон представит индустрию развлечений.

– Даже при таких условиях. – Мэри прищурилась. – Но продолжай.

– А если нас поддержит пиар-компания Эрин Стейн? – с надеждой спросила я. Беременность сделала Эрин совсем кроткой: будущая мамочка кивнула с блаженной улыбкой.

– Поддержим, – отозвалась она, – и все наши клиенты тоже.

– А можно я буду инструктором по персональному росту? – вмешалась Дженни.

– Можешь быть кем хочешь, – разрешила я. – Это же твой журнал. Помнишь разговор по дороге в аэропорт о том, что нас журналы не устраивают? Если у нас такое ощущение, значит, существует некая неохваченная аудитория! Так отчего же не открыть журнал по нашему вкусу?

Над столом тут же забил фонтан идей, и напряжение начало спадать. Вот это мне сейчас и нужно. Это и картошка с сыром.

– Не хочу убивать идею, – перебила Мэри, убивая идею на корню, – но это ничего не меняет. Понадобятся огромные инвестиции. Да, у меня опыт, но тебе нужны деньги и издатель, а это уже не ко мне.

– Извините, опоздала. – Высокая блондинка отнюдь не пышных форм уселась в кресло рядом с Сэди. – Ты уже все рассказала?

Мэри заморгала в замешательстве:

– Сисси?

– Делия. – Хорошая близняшка Сисси протянула руку через стол. – Различать нас можно по тому, что я не сатана. И еще я левша.

– В общих чертах рассказала, – подтвердила я.

– И тебе возразили, что ничего не получится? – уточнила Делия.

– Возразили, – пожаловалась я.

– Значит, дело вот в чем. – Делия говорила гораздо убедительнее, чем я: при первых словах все встрепенулись и подались вперед, даже Мэри. – Мой дед – Боб Спенсер из «Спенсер медиа». Я много лет избегала протекционизма в любой форме, но теперь решила наверстать упущенное. Энджел пришла ко мне с прекрасной идеей, требующей участия энергичных людей. Я представлю проект моему деду и добьюсь, чтобы он нас поддержал. Почему нет женских еженедельных журналов, которые не пестрели бы сплетнями о знаменитостях и дешевой модой? В других странах еженедельники пользуются успехом, значит, и у нас получится.

– Так у вас есть бизнес-план? – Мэри явно никак не могла поверить, что перед ней не Сисси. – Энтузиазм, конечно, хорошо, но нам нужны специалисты – распространители, маркетологи, программисты, да мало ли кто…

– Решим, – пообещала Делия. – Вы – главный редактор, я издатель. Бизнес-план мы с Энджел написали. Начнем как бесплатный журнал, существующий за счет рекламы, с эксклюзивным онлайн-контекстом. Такое, знаете, сочетание сильной редакционной статьи и сайта для сделок онлайн. Распространять будем через розничных дистрибьюторов элитной моды в Нью-Йорке, которые получат свою прибыль. В перспективе охватим Лос-Анджелес, а на следующем этапе будем расширяться на всю территорию США.

– В основном это все Делия. – Я сделала глоток воды с напускной скромностью. – Я придумала только создать журнал.

– А я гляжу, тебе полезно быть брошенной. – Сэди похлопала меня по спине, и я подавила желание сломать ей руку. – Идея просто класс! Когда начнем?

– Уже начали. – Делия оглядела собравшихся и улыбнулась. – Если все согласны, я запишусь на прием к деду на следующей неделе.

– А ты что будешь делать? – спросила меня Дженни. – Это все хорошо, но тебе нужна виза, иначе, клянусь, я на тебе реально женюсь!

– Спасибо, милая, но я буду веб-редактором! – Я похлопала подругу по руке в попытке погасить огонь в ее глазах. – Я говорила с Лоуренсом, он считает это достаточным основанием для заявления, так что второе венчание в уходящем году тебе не светит.

– Я знала, что ты справишься. – Она улыбнулась. – Ну и хорошо, а то я стараюсь ограничить себя одной церемонией в год. Ты в курсе, что ты чудо?

– Я прелесть, – засмеялась я. – А буду еще лучше, когда принесут картошку с сыром.

Наш официант торчал за барной стойкой, спиной к залу, двигая задом в такт Донне Саммер. У него явно были дела поважнее, чем кормить своих клиентов, – например, писать сообщение. Ногой я открыла свою бедную сумку и проверила обстановку на новом айфоне. Сообщений не было, но от одного взгляда на это чудо мне стало легче. Ради «Эппл» я готова на все.

– Хватит на телефон смотреть, – приказала Дженни. – Всякий раз, когда кто-нибудь проводит пальцем по экрану айфона, умирает фея.

– Айфоны убивают фей?

– Айфоны всех нас убивают, – глубокомысленно изрекла подруга. – Мобильные – отстой. Обычные телефоны отстой. Любая связь отстой.

– Он снова позвонил? – спросила я, пока Мэри и Делия обсуждали пункты бизнес-плана, а Сэди засыпала Эрин крайне неуместными интимными вопросами о ее беременности.

– Который из них? – Дженни играла с манжетой фиолетового шелкового платья. – У меня на душе так погано, хуже некуда. Сигг – прекрасный парень, а я готова была бросить его без колебаний. Я такая дрянь.

– Да уж. – При всем сочувствии я не могла не отдать должное откровенности подруги. Правда, такой ответ сходил с рук только мне. – Но ты же любила Джеффа и ни о чем другом не думала.

– И Сигга я люблю, – возразила она. – Правда, люблю. Мысль больше не увидеть его повергает меня в депрессию.

– А мысль больше не видеться с Джеффом?

– У меня нет намерения больше с ним не видеться. – В глазах Дженни загорелся нехороший огонек. – Если бы я его сейчас встретила, его бы на носилках вынесли.

– Так позвони Сиггу и назначь встречу за ужином или за бранчем, так проще, – предложила я. – Ты ничего не решишь, пока не объяснишься.

Она медленно кивнула.

– А сама не хочешь последовать своему совету?

– Он сказал – позвонит, когда сможет. – Не стану я плакать перед новыми деловыми партнерами. – Значит, позвонит.

После возвращения из Вегаса Джеймс стал моим официальным АА-спонсором (расшифровывается как «Анонимные Алексголики»). Всякий раз, когда меня подмывало позвонить Алексу и умолять о прощении, я звонила Джеймсу, который делился свежими скандальными сплетнями с Голливудщины. Хорошая штука симбиоз: Алекс получил необходимую паузу, а я узнала, кто из актеров латентный гей.

– У мужчин уходит масса времени на то, чтобы все разложить по полочкам, они тяжелее воспринимают жизнь, – просто сказала Дженни. – Женщинам ежедневно приходится сталкиваться со множеством неприятностей – содрала свежий лак на ногтях, красивые туфли жмут, в джинсы не помещаешься – словом, постоянные разочарования. А для парня худшая неприятность – если продует его любимая команда. Естественно, они напрочь выходят из себя, когда дела идут не так, как им хочется. Мужчины к такому не привыкли в отличие от нас.

Моя лучшая подруга настоящий гений.

– Слушай, напиши об этом статью для журнала!

– Обязательно напишу. Но иногда лучше знать наверняка, чем мучиться предположениями, – тихо добавила она. – Что будет, если он не позвонит?

Я на минуту задумалась. Что будет, если он не позвонит? Ну, будет Рождество, всего два дня осталось. Потом наступит Новый год, выйдет наш журнал, родится ребенок у Луизы, а потом у Эрин. Затем Дженни, наверное, выйдет замуж. А потом я умру в одиночестве в окружении десяти кошек.

– Позвонит, – повторила я, оглядывая стол и радуясь оживленному разговору. – Я знаю.

В канун Рождества Нью-Йорк превзошел себя: небо стало ясным и бледно-голубым, воздух чистым и холодным, а выпавший снежок грозил белым Рождеством, которого мне так не хватало. Дженни, Эрин и Сэди тоже постарались на славу, совершив немало рождественских чудес. В частности, для меня. Мы отобедали в «Сарабет» у Центрального парка, посмотрели в мюзик-холле особое рождественское шоу «Радио-сити», пробились сквозь толпу поглазеть на праздничные витрины «Сакса» и заставили Дженни присесть на колено к Санте. Девчонки всячески отвлекали меня от того факта, что мой бойфренд, любовь всей жизни, так и не позвонил.

Прошло почти десять дней, и моя вера в Алекса пошатнулась. Дженни перестала говорить, чтобы я ему позвонила. Сэди перестала ходить вокруг меня на цыпочках. Эрин купила мне надувной матрац. Скоро девочки предложат мне поискать квартирку. Мне повезло попасть в затянувшийся период рождественских милостей, но Новый год со своей жизнью с чистого листа положит этому конец. Ну кто затевает перемены в январе? Я даже одежду не меняла, так холодно было. Дурацкая зима.

– А теперь на каток! – Дженни взяла меня за руку, нащупав под утепленной паркой мои пальцы. На Манхэттен опускались сумерки. – К «Рокфеллер-центру».

– Каток – это здорово, – осторожно начала я, – но у меня нет сил.

Подруги пришли в ужас, но я ничего так не хотела на Рождество, как прийти домой и завалиться спать – ну, кроме очевидного. Мы с Делией целыми днями работали над бизнес-планом и макетом журнала, который предстояло показать Бобу, а в свободное время я психовала по разным поводам, не связанным с Алексом. Что, если мне не дадут визу? Что, если Боб откажется нас поддержать? Что, если журнал провалится, несмотря на поддержку Боба?

– Перебьешься, – помотала головой Сэди. Я начала уже жалеть о том, что пригласила ее в команду. Они с Дженни прекрасно спелись – два голоса против моего – и оставляли за собой последнее слово, как в ванной Сэди оставляла за собой бардак. – Мы сейчас наденем оленьи рога, и ты просто так не смоешься. Устала она! Сегодня Рождество!

– И в самом деле. – Я повернулась к Дженни: – Что скажешь?

– Я тебя отпущу. – Пожала плечами подруга. – Если ты не ляжешь в постель слушать его альбом и рыдать.

– А что, если лягу? – надулась я.

– Женщина, не заставляй меня отправлять твой айпод вслед за твоим мобильным. – Дженни тащила меня по Пятой авеню против течения наплывавшей толпы запоздавших покупателей. Дурацкий лосось. – Мы идем на каток, и тебе там понравится, а затем, ну не знаю, будем пить самый калорийный горячий шоколад!

– Прекрасно, – мрачно согласилась я. – Покатаемся на коньках. Вау.

Я очень даже старалась держать лицо. Прилюдные приступы слез прекратились, а вчера я вообще даже полежала в ванне, ни разу не всхлипнув. По ночам я еще просыпалась, задыхаясь, и сто раз в минуту проверяла телефон, но держалась. Старания отнимали столько сил, что меня не хватало на Рождество, и никто не грустил об этом сильнее, чем я. День, когда слова «как звонко на скаку бубенчики звенят» не вызывают улыбки, а под «динь-динь-бом, динь-динь-бом» не тянет пританцовывать, самый унылый в жизни.

На катке у «Рокфеллер-центра» всегда людно, но Эрин знала девушку, которая знала парня, который знал более важную девушку, поэтому мы прошли без очереди. Будущая образцовая мамочка Эрин уселась на скамейку держать наши сумки, а мы совали ноги в глубокие коньки. Не в первый раз сегодня мне хотелось, чтобы Дженни заранее посвятила меня в свои планы, вместо того чтобы ошарашить рождественской экстравагантностью. Я бы джинсы надела вместо платья. А знай я, что мы пойдем в «Сарабет», натянула бы штаны на резинке. Роскошное шерстяное платье «Александр Вонг», подарок Сэди на Рождество, было красивым, но не подходило для объедания или выкрутасов на коньках. Я ехала по льду, как Бемби на гламурных похоронах, хотя мне не верилось, что олененок провожал мамашу в последний путь в трауре от Вонга или что я удержусь на ногах ближайшие полчаса.

Естественно, Дженни оказалась настоящей фигуристкой. Она крутилась и выписывала на льду вензеля, а Сэди висла у нее на локте, ожидая, когда за ней приударят одинокие красавцы папаши, которые не заставили себя долго ждать. Твердо решив пережить Рождество в причудливой нью-йоркской версии, я ставила одну ногу перед другой и таким образом передвигалась по катку. В пятнадцать лет у меня это неплохо получалось, мы с Луизой катались каждую неделю. Но тогда у меня хорошо получались брейды, браслеты дружбы и гофрировка волос, с чем я, слава Богу, лет с пятнадцати не сталкивалась. Тугой подол стеснял, непроницаемая для ветра парка замедляла движение, и я не ощущала веселья. Мне вообще было невесело. Я так умело притворялась, изображая улыбку, выдавливая смех и всячески развлекаясь, что забыла веселиться. Я забыла, как веселиться.

А ведь сегодня канун Рождества.

Я засмотрелась на огромную елку посреди катка, всю в ярких огнях, и замерла. Он не позвонил.

Канун Рождества, а он не позвонил!

Это стало последней каплей. Во мне что-то взорвалось. Черт побери, да как он смеет портить мне Рождество! Но злиться на коньках – последнее дело: я видела «Танцы на льду» и знаю, что может случиться. «Хватит – значит хватит», – сказала я себе. Сейчас стяну коньки, влезу в сапоги, сяду в поезд, выдержу пятнадцать минут, пересяду на другой поезд, вытерплю еще пятнадцать минут, войду в квартиру и дам ему по морде. План удался бы малой кровью, если бы я не растянулась на льду во весь рост.

– Энджел, ты что? – Дженни мгновенно оказалась рядом, но было слишком поздно. Ладони жгло, колени болели, я не могла отдышаться, и слезы сами полились ручьем.

– Все нормально, – выдохнула я, давясь рыданиями. – Просто мне больно.

У большинства нью-йоркских катающихся хватило такта не пялиться на великовозрастную девицу, ревущую, как младенец, когда ее под руки выводили со льда. С размаху усевшись на скамью, я рванула шнурки, злясь на Алекса, на себя и на того, кто пятнадцать лет назад сказал мне, что шнурки на коньках надо завязывать на два узла.

– Помочь?

– Нет, не ну… – Я сердито – куда там Гринчу – подняла голову и замерла.

Передо мной стоял Алекс.

На секунду я даже подумала, не ударилась ли головой при падении, но Дженни, Сэди и Эрин быстренько вымелись прочь, загадочно улыбаясь.

– Наконец-то, – заявила Дженни достаточно громко, чтобы все услышали. – Я уже думала, этот засранец так и не появится.

– Дай все же помогу. – Алекс встал на колени и принялся за мои коньки. – Зачем ты так туго затянула?

Дар речи ко мне еще не вернулся. Алекс был здесь, прямо передо мной. Челка свесилась на лицо – он колдовал над моим коньком, и я видела, как его длинные ловкие пальцы с покрасневшими от холода подушечками распутывают узлы на шнурках.

– Я собиралась к тебе ехать, – призналась я.

– Сейчас холодно, но мороз не такой уж сильный, – отозвался Алекс, возясь с коньком. – Ист-Ривер не замерзла.

– Я ничего не слышала о крупных авариях в сетях мобильной связи, – сказала я. Все было так странно. Мне хотелось обнять его, извиниться, ощутить его нежную кожу и никогда-никогда не размыкать объятий, но вместе с тем не терпелось, чтобы он побыстрее стащил с меня коньки и я могла забить его насмерть лезвиями. Не зная, на что решиться, я сидела неподвижно.

Алекс посмотрел на меня. Щеки у него были розовые. Боже мой, как хотелось ущипнуть! А потом надавать пощечин – беспощадно, изо всей силы.

– У меня нет оправданий. Я уезжал на несколько дней, повидался с родней, много думал, – начал он. – Конечно, я должен был позвонить. Я сто раз набирал твой номер, но не знал, что сказать.

– Теперь знаешь?

Лучше узнать наверняка, чем мучиться догадками.

Он кивнул:

– Прости меня.

Ничего себе!

– Я наговорил такой ерунды – о тебе, о Дженни, обо всем. На самом деле я такого не думал, особенно о Дженни. Я был взбешен и не знал, на чем выместить ярость. Я не очень умею выплескивать злость.

– Я не передавала, что ты о ней наговорил, – предупредила я, подавив желание запеть и пуститься в пляс. Вернее, отложив это дело, пока на мне коньки. – Поэтому ты еще жив, если тебе интересно.

– Так вот почему она вышла из себя, когда я извинился. – Алекс закрыл лицо ладонью. – Черт!

– Когда это ты извинялся? – Мне вдруг стало остро интересно, как это Дженни услышала от Алекса «прости» раньше, чем я.

– Она звонила сегодня ночью, – объяснил он, снова принимаясь за шнурки. – Позвонила и отчитала. Я это заслужил.

Я посмотрела на каток, но Дженни нигде не было видно. Вот чертовка!

– Алекс, прости меня! – Я остановила его руки и подалась вперед, почти коснувшись его лба. Он действительно был совсем близко. – Все, что я говорила… Я не знала, как объяснить. Больше всего на свете я хочу остаться в Нью-Йорке, на это есть тысяча причин, и ты – самая важная. Я просто боялась сказать об этом раньше.

– Боялась? Чего? – Он переплел пальцы с моими. У меня перехватило дыхание.

– Твоей реакции. – Я смущенно тряхнула головой. – Вдруг ты выйдешь из себя. Кстати, так и получилось.

– Ты боялась, что хочешь остаться со мной? – спросил он так тихо, что любопытная тетка, сидевшая рядом, напряглась, пытаясь расслышать. – Почему?

– Потому.

– Это не ответ. – Алекс легонько ткнул меня кулаком в колено. – Что потому?

– Потому что это от меня не зависит, – пробормотала я, высвобождая свои пальцы и принимаясь распутывать узлы. – Если бы я осталась здесь по работе, ради подруг или просто потому, что не хочу возвращаться, это было бы мое решение. А желание остаться из-за тебя означало положиться на твой выбор. Поэтому я боялась. Думала…

– Вдруг я не захочу, чтобы ты осталась? – закончил Алекс. – Значит, ты боялась – я скажу, что ты мне не нужна, и поэтому предложила жениться?!

– Я не говорю, что это логично, – защищалась я. – Да, я наговорила всякой чуши о том, что официальный брак ерунда, просто бумажка. На самом деле я так не думала. Я просто озвучила то, что, по-моему, о браке думаешь ты.

– Я ничего подобного не думаю! – Ему удалось развязать один узел, а мне наконец распутать другой. – Слушая тебя, я чуть не поверил, что ты действительно так относишься к браку.

– Вовсе нет! – запротестовала я. Кто же мог знать, что я такая хорошая актриса? – Я искала способ защититься и возможность остаться. Мне казалось, до тебя не доходит серьезность проблемы с визой. Всякий раз, как я заводила об этом разговор, ты повторял: «Подожди, пока кончатся праздники», – а я с ума сходила от беспокойства!

– Это я понял. – Он помог мне с последним узлом. – Ты просто не допускаешь, что у мужчины может быть план.

– Я уже говорила Дженни. – Я пробовала улыбнуться – губы чуть не свело. – Нельзя попросить визу у Санта-Клауса, у него нет знакомых в иммиграционной службе.

– Дженни сказала, тебе уже не нужна помощь. – Алекс по-прежнему стоял передо мной на коленях, и расстояние между нами было как раз для поцелуя. – Проект журнала – очень достойная вещь. Я тобой горжусь.

– Надеюсь, все получится, – пожала я плечами. Странно было сознавать, что в моей жизни произошли такие глобальные изменения, а он ничего не знал. – Издатель готов спонсировать мою визу, поэтому ты теперь совершенно свободен.

Алекс глубоко вздохнул и снова взял меня за руку.

– Что, если я не хочу такой свободы?

Я улыбнулась, на этот раз искренне.

– А ты от меня легко не избавишься. Мне, конечно, очень нравится спать на надувном матраце в квартире Дженни, но я хотела бы уже вернуться домой.

– Да, но что, если ты не просто вернешься домой? – Алекс завозился и зачем-то встал на одно колено, держа меня за руку.

– Ты не хочешь моего возвращения? – Я уже ничего не понимала. Корова, сидевшая рядом, превратилась в слух.

– Слушай, давай я тебе это отдам, и ты сразу догадаешься, в чем дело. – Он сунул руку в карман куртки и вытащил черную бархатную коробочку.

Глаза у меня расширились до размера полной луны, и я инстинктивно ударила его по руке изо всех сил.

– Интересная реакция, – усмехнулся Алекс. Он поджал губы, кашлянул и поднял на меня глаза. А меня вдруг скрутил острый приступ болезни де ля Туретта – я из последних сил удерживала рот закрытым. – Энджел Кларк, с самой первой нашей встречи ты обеспечивала мне сплошные развлечения. Спустя неделю нашего знакомства твою подругу вырвало на мой диван, на секс ты не соглашалась целую вечность, всякий раз, как ты выезжаешь за границы штата, с тобой что-нибудь случается…

Я снова шлепнула его по руке:

– Что-нибудь более приятное я сегодня услышу или нет?

– Ты любишь драться. – Он потер руку. – Но я слышал, в Вегасе ты выиграла кучу денег, а раз так, побои можно и стерпеть.

– Фу. – Я посмотрела на елку и снова на Алекса, сморщив нос, чтобы удержать слезы. – Продолжай. Скажи уже что-нибудь хорошее.

– Ты, конечно, не поверишь мне теперь, когда ты стала важной персоной в журнальном бизнесе и владелицей целого состояния, прилипшего к твоим ручкам в Вегасе, но я давно об этом думал… – Он сунул мне в руку бархатную коробочку и кивнул. – У нас в семье принято открывать по одному подарку в канун Рождества.

– Боже, терпеть не могу, когда люди так поступают! – Я правда этого не люблю. – Это портит рождественское утро, это…

– Слушай, закрой, пожалуйста, рот и открой подарок, а? – В голосе Алекса слышалось уже некоторое огорчение. – Здесь очень холодно и твердо, колено уже болит.