Текст книги "Дочери Ганга"

Глава XXIV

Грейс Уоринг стояла перед зеркалом. Ее щеки заливал румянец, а с губ не сходила улыбка. Она в самом деле выглядела принцессой. Вышивка на ее наряде напоминала прожилки сердолика и зачаровывала причудливой красотой узоров, слегка покачивающиеся серьги бросали на щеки светлые блики.

В саду были разбиты шамианы – обитые ярким шелком шатры. В самом большом из них стояли два золоченых кресла-трона для жениха и невесты. Ворота, ограда, даже деревья были обвиты пышными цветочными гирляндами. Слуги с утра развешивали повсюду яркие фонарики – вечером сад утонет в фонтанах света.

Даже если Флора устроила все это, чтобы отвлечь ее внимание от каких-либо непонятных и неприятных вещей, оно того стоило. Хотя Грейс и Джейсон должны были венчаться по христианскому обычаю, их свадьба запомнится людям как восточная сказка.

Столы ломились от еды. Английские закуски чередовались с яствами для приверженцев местной пищи. С раннего утра нанятые Флорой повара-индийцы метались по кухне: одни раскатывали тесто, другие переворачивали куски мяса, третьи резали овощи. Их смуглые полуголые тела были озарены жарким пламенем печей.

От волнения Грейс покусывала губы. Дробь барабанов становилась все ближе – сейчас за ней приедет Джейсон!

Она знала, что ему не нравится вся эта суета, что он находит затею Флоры сумасбродной. Но то ли он не хотел ссориться с теткой, то ли был готов стоически вытерпеть весь этот балаган ради Грейс.

О любви до сих пор не было сказано ни слова. Грейс приписывала сдержанность Джейсона его воспитанию и статусу военного. Впрочем, после свадьбы он мог оставить службу. Ведь богатый человек волен делать все, что угодно!

В комнату вошла Флора. На ней было темно-синее платье с узким белым кружевным воротничком, на шее – тонкая золотая цепочка, в ушах – серьги.

– Он приехал. Скоро твоя жизнь навсегда изменится, – торжественно сообщила старуха.

Грейс подумала, что ее судьба уже изменилась, причем так сильно, что она даже не предполагала. Девушка вспомнила письмо подруги. Эйприл рассказывала, что минувшее лето выдалось очень жарким и Темза обмелела настолько, что вместо воды по ее дну струились потоки нечистот. Люди на улицах падали в обморок.

Эйприл не удалось наняться ни в гувернантки, ни в камеристки, и она стала служанкой: мыла полы, выгребала золу из камина и выносила ночные горшки. Она редко ела что-то, кроме устриц[99]99
  В викторианской Англии устрицы считались пищей бедняков.


[Закрыть], селедки и дешевого хлеба. Иногда ее ужин составляла одна-единственная печеная картофелина за полпенни!

Когда Грейс прочитала письмо подруги, ей стало стыдно. Она подумала, что ничем не заслужила наследство и ту жизнь, которой теперь жила.

Девушка тряхнула головой, отгоняя предательские мысли, и вернула на лицо улыбку.

Джейсон держался с присущей ему серьезностью. Он поклонился Флоре и протянул руку Грейс. Тетка перекрестила племянницу, и все трое спустились вниз. Флора поехала в церковь в паланкине, а жених и невеста – верхом.

Свадебное шествие напоминало богато вытканный ковер. Гривы лошадей были украшены султанами, в хвосты вплетены шелковые ленты, а спины покрыты яркими попонами. Дудки и барабаны создавали такой шум, что было невозможно услышать друг друга.

В синих, как небо, глазах Джейсона застыло странное выражение. Казалось, он в чем-то сомневается или не до конца верит в происходящее.

Вдоль улицы стояли индийские женщины (их сари сливались в сплошную цветную полосу, от которой рябило в глазах) и кидали в жениха и невесту цветы, выкрикивая пожелания на хинди.

Время от времени Джейсон смотрел в толпу. Ему было страшно неловко, и он желал, чтобы это действо поскорее закончилось. Ведь он не принц, не герой, а бедняк, решивший поправить свое положение женитьбой на состоятельной девушке.

Возможно, из-за угрызений совести он не испытывал ни возбуждения от предвкушения свадебной ночи, ни малейшей радости при мысли о подписании брачного контракта. Временами ему даже казалось, что он не имеет к этому празднику никакого отношения.

Ратна стояла среди других индианок. Одной рукой она прижимала к себе Айрона, другой бросала на дорогу цветы.

– Смотри! – сказала соседка. – Вон жених и невеста!

Неожиданно на фоне бесконечной небесной лазури возникло освещенное яркими солнечными лучами лицо Джейсона. Он казался странно замкнутым и хмурым. Ехавшая рядом с ним белая девушка, разукрашенная, как праздничное дерево, выглядела, как и все белые девушки – страшно чужой.

Ратна пошатнулась. То была свадьба Джея, ее Джея, который на самом деле никогда ей не принадлежал!

Грудь индианки тяжело вздымалась от волнения, она не знала, как успокоить бешено бьющееся сердце. Охваченная душевным смятением, она едва сдерживала охватившую ее дрожь. По лицу молодой женщины струились слезы, которые она не пыталась вытереть.

Ратна не отрывала горящего взора от лица Джея, словно стремясь навсегда запечатлеть его облик. Она не замечала ничего из того, что творилось вокруг. Перед ней был только он, человек, который навсегда ее покидал.

Ее возлюбленный, отец Айрона, предстал перед ней в образе некоего небожителя, и она возносила к его сердцу безмолвную мольбу. Ей хотелось протянуть ему сына, чтобы Джей узнал правду, и в то же время она сознавала, что должна бежать, бежать как можно дальше отсюда!

Ратна не успела исчезнуть: их взгляды встретились, и она увидела, как лицо Джея исказилось от изумления и волнения, как оно преобразилось, ожило от… любви?

Джейсон придержал коня. Увидев Ратну, он окончательно понял, чего ему недоставало все эти дни. Ее. Никакая реальность не могла вырвать из его памяти и сердца образ этой девушки. В ее волосах пылал цветок, а на руках она держала ребенка. Ребенка?!

Молодой человек понимал, что находится на пороге выбора, какой едва ли когда-либо предлагался другому человеку. У него было всего несколько секунд, чтобы принять судьбоносное решение или отказаться от него.

Разомкнув шеренгу женщин, Ратна скрылась в ближайшем проулке. Джейсон мог направить коня вперед и постараться навсегда забыть об этом видении, а мог…

Выпрыгнув из седла, он бросился за девушкой. По толпе волной пронесся возглас недоумения. Люди вертели головами и пожимали плечами.

Грейс не знала, что ей делать. Кругом пылало такое разноцветье, стоял такой шум, что голова шла кругом.

Опустив глаза, девушка заметила, как много растоптанных, смятых, смешанных с пылью бутонов валяется под ногами, и эти бутоны показались ей символом загубленного счастья.

Сидевшая в своем паланкине Флора ничего не видела, и Грейс решила не устраивать комедию прямо на дороге, на потеху публике. Она продолжила путь, бледная от растерянности, с израненным в клочья сердцем.

Кто-то из слуг подхватил коня Джейсона под уздцы. Те женщины, на чьих глазах жених сбежал, остались позади, а другие, не понимавшие, почему невеста едет одна, тем не менее продолжали что-то выкрикивать и кидать цветы, честно отрабатывая плату.

«Счастье не продается», – такой была последняя мысль Грейс перед тем, как ее глаза застлала пелена слез.

Единственное, чего она сейчас хотела, – это забраться в какую-нибудь дыру и сорвать с себя все эти нелепые украшения и яркие ткани. А еще лучше – вновь очутиться в Лондоне, в пансионе, рядом с Эйприл, и пусть эта поездка в Индию окажется сном.

Внезапно девушка подумала, что ее ждет участь женщины в наглухо застегнутом платье, суровой, поблекшей старой девы, потому что она, Грейс, больше никогда никому не поверит.

Она пыталась восстановить в памяти то, что успела увидеть. Похоже, Джейсон побежал не от нее, а… за кем-то! Кого он увидел в толпе индианок? Близкая к догадке, Грейс прикусила губу. Наверное, это была та местная девушка, о которой они никогда не говорили.

Догнав Ратну, Джей схватил ее за локоть. Она стремительно обернулась, и он наконец смог заглянуть в ее бездонные, влекущие и… несчастные глаза.

Испуганно заплакал ребенок. Джей отступил.

– Зачем? – прошептала Ратна.

Он не понял вопроса, а потом догадался: она думала, что он вернется обратно, туда, где дудели дудки, били барабаны, шел дождь из цветочных лепестков. Но Джей оставил тот заманчивый, красочный, но призрачный мир далеко позади. Выплыв из яркого моря, он очутился на суровом острове, где росла одна-единственная роза.

– Прости. Я не мог тебя найти.

Его хинди не был богат, но, даже зная его в совершенстве, Джей едва ли сумел бы сполна выразить свои чувства. Они стояли и молча смотрели друг на друга.

– Мальчик? – наконец спросил Джей.

– Да.

– Мой сын?

Она кивнула.

– Как его зовут?

– Айрон.

Молодой человек улыбнулся.

– Айрон Блэйд? Это звучит!

На смуглой коже Ратны играли отблески солнца. Когда она неуверенно ответила на улыбку, ее губы напомнили Джею розовые бутоны, но в ее глазах была не только любовь, но решимость и сила, которыми он всегда восхищался.

Ветер все еще доносил до них лепестки цветов. Джейсон вздохнул.

– Я предал Грейс. Обманул ее. Если бы я не встретил тебя, мы бы уже подъехали к церкви.

– Вернись, – просто сказала Ратна.

– Нет. Я рад, что ты очутилась на моем пути. Ты и Айрон. Можно мне взять его?

– Да.

– Я никогда не держал на руках детей.

– Это не страшно.

Джей осторожно подхватил мальчика на руки. Его тельце было легким, но плотным, глаза – большими и не по-детски серьезными.

Молодого человека охватило странное трепетное чувство, удивительно глубокое и почти незнакомое, и он подумал о том, что его главный долг – любить, окружать заботой и защищать своего сына. Это так гармонично и естественно сплеталось со стремлениями и желаниями его сердца, что Джей едва не заплакал.

Возможно, он прижал к себе ребенка сильнее, чем хотел, потому что губки Айрона скривились, и малыш принялся испуганно и недовольно хныкать. Ратна улыбнулась.

– Он не привык к мужчинам.

– Привыкнет, – сказал Джей, передав ей мальчика, и спросил: – Куда мы пойдем?

– Я живу в хижине на берегу Ганга.

Ратна махнула в сторону квартала, где лачуги лепились друг к другу, как пчелиные соты.

Джей кивнул. Он понимал, что ему придется распутывать куда более сложный клубок, чем представлялось сейчас, но решил пока не думать об этом. Главное – освоиться с тем, что он только что узнал, увидел, выбрал, получил от судьбы.

«Больше я не стану терзаться сомнениями, – сказал он себе. – Отныне это моя жизнь».

Войдя в хижину Ратны, Джей вдохнул запах благовоний и специй, запах Индии. В маленьком помещении не было даже чарпаи, только циновки, но комнатка была чисто убрана, в ней царил уют.

Ратна уложила Айрона на циновку. Энергичная, ловкая, она казалась Джею выпущенной из клетки птицей. Повернув к нему сияющее лицо, женщина сказала:

– Моя дочь жива!

– Правда? И где она?

– В Хардваре, – ответила Ратна и рассказала о своем путешествии.

– Если хочешь, мы можем взять ее к себе, – не очень уверенно произнес Джей.

– Да, я хотела бы, – промолвила Ратна с ноткой неистребимой грусти, – но ей там хорошо. – И, помолчав, добавила: – Надеюсь, когда-нибудь Анила узнает правду обо мне.

Она положила перед Джеем пальмовые листья с паратхами, паниром и сабджи: получив плату за участие в свадебном шествии, молодая женщина смогла купить эту незамысловатую пищу, которая была все же лучше, чем та, которой она обычно довольствовалась.

Джей подумал о сверкающей серебряной посуде, свернутых пирамидками салфетках тончайшего белоснежного полотна, благоухающей ветчинной нарезке, разнообразных горячих рыбных и мясных блюдах, кувшинах со свежевыжатым соком и охлажденных в погребе винных бутылках. Флора не пожалела денег на праздничный стол. И куда все это девать?

Ничего не сказав Ратне, Джей принялся за еду. Молодая женщина молча смотрела на него. Своим взглядом она вновь отдавала ему то, что больше не желала отдавать никому.

Джей мог рассказать Ратне о том, что произошло с ним за это время, но он понимал, что это не так уж важно. Она принимала его целиком таким, каким он был. С ней он ощущал себя другим человеком, не тем, который был на войне, участвовал в подавлении восстания ее народа и стремился к выгодному браку.

Джей любил эту женщину, которая, на первый взгляд, была примитивна, проста, но вместе с тем загадочна, ибо многое в ней так и осталось для него за пределами понимания. Любил не только таинственный, головокружительный, неповторимый аромат ее плоти, но и необозримое и непостижимое пространство ее души, щедрость и преданность сердца.

Джей говорил себе, что Ратна досталась ему просто так, упала в руки подобно звезде, но теперь он был обязан бороться за право быть рядом с ней. Но это потом, а пока…

Он обнял женщину одной рукой, а другой гладил ее тело. Мягкие шелковистые волосы Ратны щекотали его щеку, ее браслеты тихо позвякивали в такт ласки его пальцев. Ее просвечивавшие сквозь ткань груди напоминали две нежные лилии. Освободив их из плена кофточки, он погрузился в то самое забвенье, о котором мечтал.

Он не был подлецом и испытывал мучительный стыд перед Грейс, но что оставалось делать? Явиться к ней и просить прощения? Джейсон боялся, что извинения лишь причинят ей лишнюю боль. Он догадывался, что ему придется терзаться содеянным всю оставшуюся жизнь.

Однако сейчас все угрызения совести куда-то испарились. И Джей, и Ратна волей-неволей являлись частичкой жизни, бурлившей за стенами хижины, но в эти мгновения, укрывшись в этом крохотном мирке, они принадлежали только друг другу.

Утром в лучах солнца тело Ратны, казалось, было окружено теплым сиянием. Ее темные глаза были полны света. Хижина наполнилась гуканьем и лепетом проснувшегося ребенка, и Джей удивленно сказал себе, что никогда не слышал таких удивительных звуков. Он наконец осознал, что у него есть семья. Не вполне обычная и пока не совсем законная, но та, которую он создал и по влечению сердца, и по велению судьбы.

Во время завтрака Джей промолвил:

– Ясно, что ты не крестила Айрона. Это христианский обряд, о котором я когда-то рассказывал тебе.

Он опасался, что Ратна начнет возражать, но она осталась спокойной.

– Я знаю, что вы делаете это, только не понимаю зачем.

– В данном случае надо совершить обряд хотя бы затем, чтобы Айрона приняли в моем мире. Ведь он наполовину белый. И еще… – Джей помедлил, не зная, как к этому подступиться, и после паузы добавил: – То же самое придется пройти и тебе.

– Зачем? – повторила Ратна.

– Я прошу тебя стать моей женой по нашим обычаям, иначе я не смогу взять тебя с собой на место службы. Я не призываю тебя отказываться от твоей религии, но ты должна посещать нашу церковь и носить крест. Ты не услышишь от меня ни слова осуждения, если в душе будешь продолжать верить в своих богов, но перед другими тебе придется… притворяться, что ты веришь в Христа.

– Почему?

Джей взял ее за руки.

– Когда мы с тобой вдвоем, между нами нет никакой стены, но если мы появимся в обществе, она вырастет до небес. Нам надо попытаться исправить это… хотя бы внешне. Ты согласна?

– Я сделаю все, что ты скажешь.

В порыве благодарности Джей прижал Ратну к груди, хотя и не был уверен в том, что она сумеет до конца понять, что от нее требуется.

Для начала – он знал – ему придется поговорить с начальством.

Идя по улицам Варанаси, Джейсон очень волновался, но вместе с тем все в нем дрожало от радости. Его сердце было окончательно разбужено, он словно слышал некую внутреннюю музыку, звучавшую в унисон звону украшений Ратны, ее смеху и голосу ее страсти.

– Явились? – произнес генерал Корман, смерив застывшего навытяжку молодого человека удивленным взглядом.

Поскольку генерал был в числе приглашенных на свадьбу, он уже знал о случившемся. Вчера его жена и дочери с восторгом перемывали кости и Джейсону Блэйду, и Грейс Уоринг, и Флоре Клайв.

– Мне был дан отпуск, но я решил, что ввиду сложившихся обстоятельств не имею права им воспользоваться.

– Да, отпуск был предоставлен вам по случаю бракосочетания, – сказал генерал и сделал многозначительную паузу. – Никто не ожидал, что вы бросите невесту у алтаря. Полагаете, она этого заслуживала?

– Ни в коем случае, сэр. Моему поступку нет оправдания.

– Но ему есть объяснение. Интересно какое?

– Я встретил другую женщину, которую прежде считал потерянной.

– Во время свадебного шествия?

– Именно так.

– Кто она?

В свете последних событий и решений не имело смысла лгать.

– Индианка, сэр.

Густые брови мистера Кормана поползли вверх. Многие военные сожительствовали с местными женщинами, в этом не было ничего удивительного, как, впрочем, и запретного. Другое дело, что среди них едва ли нашелся бы глупец, готовый бросить богатую белую девушку ради самой расчудесной индийской красавицы.

– Ваша бывшая любовница?

– Теперь я охотно назову ее своей женой.

– Разве она христианка?

– Ради нашего счастья Ратна согласна принять мою веру.

– Никогда не знал, что честность может переродиться в глупость, – заметил генерал и добавил: – Я не могу закрыть глаза на ваш поступок, Джейсон Блэйд, даже учитывая, что ваш отец был моим другом. Скажу правду: в последние годы я не слишком уважал его, потому как он был игроком и пустил семейное состояние по ветру. Однако, на мой взгляд, вы поступаете еще хуже. В вашем положении это неслыханно, непрактично, необъяснимо. Считайте, что ваш род погиб.

– Не думаю, сэр. Моя возлюбленная родила ребенка. Теперь у меня есть сын, и я намерен узаконить его.

– Но он полукровка! Известно ли вам, что такие дети имеют очень мало прав? В Англии на него будут показывать пальцем и не посчитают за человека!

– Я не вернусь в Англию. Я останусь в Индии.

Решение было быстрым, как удар молнии, мгновенно отсекающим прошлое от будущего.

– А как же ваша матушка?

– Я выпишу ее сюда.

– Едва ли миссис Блэйд перенесет путешествие.

– В нашем роду женщины всегда были хрупкими, но стойкими. Моя мать выдержит.

– И жизнь в Индии?

– Уверен, что да.

– С индийской невесткой? Не станет ли это для миссис Блэйд самым жестоким ударом?

– Насколько мне известно, индийские невестки – самые лучшие невестки на свете, – серьезно произнес Джейсон.

Генерал поморщился.

– А что с вашим домом?

– Отдадим за долги. Если мой отец проиграл все наше имущество, то так тому и быть. Я намерен жить своей жизнью, а не разгребать то, что натворил он.

Мистер Корман долго смотрел на молодого человека.

– Я считаю, что произнесенное вами не что иное, как неудачная шутка. Вернемся к серьезным вопросам. В частности, поговорим о вашем назначении.

– Думаю, вы не станете оставлять меня при себе, сэр, – сказал Джейсон, и генерал кивнул.

– Вот сейчас вы мыслите правильно. Кстати, вам не приходило в голову, что Флора Клайв способна вас уничтожить?

– Я слышал о ее наклонностях. Но я ее не боюсь.

– Не знаю, что вы имеете в виду. Миссис Клайв вполне порядочная пожилая дама. Просто у нее слишком много денег, а с их помощью можно сотворить все, что угодно. Вам прекрасно известно, кто истинные хозяева этого города. Я же лишь могу пожелать вам удачи и помочь очутиться подальше отсюда. – Генерал Корман взял карту. – Полагаю, город Лакхнау не самое плохое место на земле? Правда, там все еще неспокойно. Земля провинции Ауд[100]100
  Провинция располагалась на территории современного штата Уттар Прадеш.


[Закрыть] конфискована в пользу британского правительства, но не все с этим согласны…

Джейсон представил разоренный, разграбленный, полусожженный город и окружавшие его обширные равнины, где весной воздух раскаляется до немыслимых температур, земля покрывается трещинами, под ногами шуршит опавшая, иссушенная зноем листва.

При этом в Ауде так мало деревьев, что временами поднимаются ничем не сдерживаемые пыльные бури. По опустевшим полям и дорогам бродит отощавший скот, а люди умирают сотнями. Зимой там не легче: ветер гонит волны холодного воздуха, отчего в предрассветные часы трава покрывается изморозью.

Однако возразить было нечего, и Джейсон кивнул. Настоящий солдат всегда принимает удар грудью, не дрогнув, не опуская глаз.

Так поступает и жена солдата. Услышав о том, что им придется покинуть Варанаси и отправиться в незнакомый и явно неприветливый Лакхнау, Ратна не возразила ни словом, ни жестом. Она лишь тихонько вздохнула, и Джей прочитал ее мысли. Молодая женщина подумала о своей дочери, от которой ее постепенно отдаляли расстояние и годы.

– Если хочешь, мы съездим за Анилой. Надеюсь, мне удастся уговорить командование отпустить меня на неделю-другую.

– Нет… – медленно ответила Ратна, не поднимая взора и теребя край сари. – Пока не стоит.

Джей обнял ее.

– Нам надо успеть пожениться. Я постараюсь поскорее найти священника. Тебе придется ответить на его вопросы. Я научу тебя, что говорить.

Ратна уткнулась в его грудь. Запах Джея никогда не казался ей чужим, и его сердце билось в том же ритме, что и ее. И даже его слова казались ей понятными и простыми, потому что он произносил их тем голосом и тоном, которые согревали душу.

Джей не требовал, чтобы она во всей полноте и безоговорочно приняла его веру. Он соглашался с тем, чтобы в их жилище был алтарь индийских богов, вроде того, что он увидел здесь: низкий столик, увитый цветочной гирляндой. Там стояла медная чаша с маленьким светильником, крохотные сосудики с какими-то цветными порошками и тарелка из банановых листьев с жертвенной пищей.

Его поражала и восхищала простота, непосредственность и естественность индийцев во всем, что они делали: любили, жили, умирали, совершали религиозные обряды.

Джейсону Блэйду было стыдно, что он явился сюда в числе тех, кто нес новые порядки, разрушения и войну. На фоне этого возможность сделать счастливой одну-единственную индийскую женщину была равна бриллианту, найденному в куче золы.