Текст книги "Дочери Ганга"

Глава XXXIII

Насколько было известно Аруну, днем Бриджеш отирался возле храма Шивы, значит, ехать в «Дом кобры» предстояло ночью.

Им с Харшалом удалось нанять тонгу за тройную плату – любой здравомыслящий человек в городе боялся и ночной тьмы, и лихих людей.

Дождь прекратился, и в нежданно наступившей тишине были ясно слышны малейшие звуки: шепот листвы, плеск Ганга, тявканье полусонных собак, шелест крыльев ночных птиц. Рокот колес повозки и стук лошадиных копыт разносились далеко вокруг.

Арун молчал. Мысли словно шли по кругу: рождались, обрывались, полные невыносимых мук, и повторялись снова. Теперь, благодаря стараниям Ратны, он отвечал еще и за жизнь постороннего человека, хотя тот наверняка думал иначе.

Наконец они с Харшалом сошли с повозки. Перед ними простирался заросший колючей травой пустырь, в конце которого виднелось беспорядочное нагромождение камней. Колонны и стены словно рухнули от непосильной тяжести небес, хотя на самом деле их погубили люди и время.

– Вот, – сказал Арун, передавая вознице половину платы, – остальное дам, когда мы вернемся.

– Мы так не договаривались! – завопил тот.

– Ладно, – согласился Арун, вручая ему все. – Тогда получишь еще столько же, если дождешься нас!

Он обнажил саблю, подаренную Дамаром Бхайни. Харшал держал в руках два ножа, короткий и длинный.

– Ты сможешь ими воспользоваться? – спросил Арун.

Харшал усмехнулся.

– Постараюсь. Хотя я бы не отказался иметь такое оружие, как у тебя.

Мужчины пересекли пустырь. Землю окутала вечерняя мгла; Арун и Харшал знали, что через несколько минут на землю опустится ночь. Слышались крики летучих мышей, обычных обитателей развалин. А еще в таких местах, как правило, водилось много змей, отчего, вероятно, и произошло название – «Дом кобры».

Туман страха и сомнений рассеялся. Перед глазами Аруна стоял образ Соны: темные, как вишни, глаза сияют, густые волосы рассыпались по плечам. Он больше не желал цепляться за призрак, он хотел видеть ее живой!

Он скорее почувствовал, чем увидел, что за ними вдоль уцелевшей стены храма крадется фигура. Кто-то незримый тихо дышал у них за спиной, готовясь к внезапному нападению.

Молодой человек стремительно обернулся. Раздался свист рассекаемого воздуха, и на голову преследователя обрушился тяжелый рубящий удар, в который Арун вложил не столько силу, сколько ярость и ненависть.

Тело дрогнуло и затихло в луже крови.

– Неплохо! – не без зависти выдохнул Харшал.

Арун пошел дальше, забыв вытереть клинок, с которого медленно стекали капли крови. Его спутник следовал за ним, выставив перед собой свои ножи для разделки рыбы.

– Думаю, тут могут быть змеи, – прошептал он.

– Да, надо идти осторожно.

Обогнув давно высохший, выложенный потрескавшимися от солнца плитами водоем, они очутились перед входом в храм, у которого увидели обломки статуй, некогда изображавших слившихся в объятии полногрудых красавиц и широкоплечих красавцев, чья страсть явно не выдержала времени.

Сейчас проход был почти завален, возможно, умышленно; между тем откуда-то сбоку появилось живое существо.

Недаром говорят, будто внутренний мир человека сполна отражается в его облике. Этот мужчина напоминал обезьяну; не благородного Ханумана, обезьяньего царя, преданного слугу Рамы, а злобное, хитрое, подлое и трусливое порождение неких темных сил.

– Зачем ты убил моего человека? – спокойно, даже вкрадчиво произнес Бриджеш.

– Он хотел напасть на нас.

– Потому что тебя никто сюда не звал.

– Ты украл мою жену. Я знаю, что она у тебя!

– У меня, – согласился Бриджеш, – и я готов отдать ее тебе за латх.

– Ты ничего не получишь!

Бриджеш усмехнулся.

– Она стоит дешевле?

– Сона бесценна.

Бриджеш захохотал.

– Как статуя, которой отсекли ноги и руки, как разграбленная сокровищница, как старая вешья, на чье тело больше никто не польстится!

Глаза Аруна сузились, превратившись в две узкие пылающие щелки, лицо нервно дернулось. Стоявший рядом Харшал едва успел разглядеть молниеносное летящее движение. Прежде он никогда не видел, как человеческая голова отделяется от тела, и полагал, что для такого удара нужна недюжинная сила. Теперь на его глазах это произошло на удивление легко.

Из перерубленных артерий бил фонтан крови, но Аруну было мало этого. Он кромсал и кромсал поверженное тело, и потрясенному Харшалу казалось, будто его спутник сошел с ума.

Наконец удары стихли. Арун не знал, что это было, однако все, что терзало его душу, не давало жить и дышать, вдруг отпустило – раз и навсегда. Непонимание, боль, унижения, годами копившиеся в сердце обиды растаяли без следа.

Он без малейшего содрогания поднял голову за волосы. От лица почти ничего не осталось, его было невозможно узнать. Из треснувшего черепа сочилась серая масса и текли коралловые ручейки.

Отыскав пролом, Арун вошел в развалины и почти сразу увидел под ногами большое отверстие с полуразрушенными ступенями, ведущими вниз. Он, не колеблясь, спустился по ним, и Харшалу ничего не оставалось, как пойти следом.

Тусклый свет, зажженный где-то в глубине, едва позволял разглядеть помещение. Стены подземелья были сложены из камня. Большие шестигранные колонны раскинули в стороны массивные дуги, смыкаясь со сводчатым потолком. Там, среди закопченных балок, обитали поколения тварей – тараканы, москиты и неизвестно кто еще.

А внизу жила своя колония разумных или, скорее, полубезумных существ.

– Эй! – крикнул Арун, и его голос отозвался звонким эхом. – Кажется, это ваше?!

Он швырнул голову, и она покатилась по полу.

Из темноты проступили глаза, много глаз. Собравшиеся в развалинах люди молчали. Толпа, казалось, тоже была обезглавлена, а потому не знала, что делать.

– Сона! – позвал Арун.

Она вышла навстречу. Ее никто не удерживал. Возможно, он был страшен и от него пахло зверем, но она доверчиво прильнула к нему, и он постарался не испачкать ее кровью.

– Ты цела? Если они что-то сделали с тобой…

– Нет. Не успели. Как Латика?

– С ней все хорошо. Она с Ратной.

– Надо уходить, – встревоженно произнес Харшал.

Он боялся, что толпа очнется от оцепенения и нападет на них. Буря, которая только что пронеслась над ними, могла вернуться и обрушиться с новой силой.

Они направились к выходу, и тут навстречу выкатилось какое-то странное существо, в котором с трудом можно было распознать человека. Оно держало в руках круглую плетенку. Каждый видел такие на базаре. Они принадлежали заклинателям змей. Если двинуть ногой по корзинке, оттуда как по команде взвивалась змея с раздутым, напоминающим серый гриб капюшоном.

Раскрыв плетенку, существо бросило ее под ноги Аруна, Харшала и Соны. Они отшатнулись, но разъяренная змея оказалась проворнее и успела сделать бросок.

Арун прикрыл Сону, выставив вперед руку, в которую и пришелся укус. Толпа одобрительно загудела.

– Идем скорее! – крикнул своим спутникам Харшал, отшвыривая корзинку ногой, в то время как змея, извиваясь, уползала в укрытие.

Арун не почувствовал ничего, кроме легкого укола, и вместе с тем что-то отозвалось зловещим жжением в глубине отчаянно бьющегося сердца.

Пока ничего не изменилось, он мог идти. Они выбрались наружу.

Харшал озирался, пытаясь определить кратчайший путь к тонге, если та еще не уехала. Впрочем, сперва, и как можно быстрее, надо было сделать кое-что другое.

Схватив Аруна за руку и найдя след от укуса, Харшал глубоко погрузил в него острие ножа. Сделав два крестообразных надреза, из которых тотчас хлынула кровь, он обратился к Соне:

– Надо попытаться высосать яд. Попробуй ты! Это не опасно. – И добавил: – Возможно, тебе поможет любящее сердце.

В его голосе слышались нотки обреченности. Арун опустился на траву. Сона прильнула губами к ранке. Теплая живая солоноватая кровь, кровь Аруна наполнила ее рот, тогда как в сердце проникла холодная тяжесть. Если это была кобра, от ее яда нет спасения!

Оторвав от своей одежды полосу ткани, Харшал затянул руку Аруна выше кисти. Поднимаясь с земли, тот слегка пошатнулся.

– Голова кружится? – спросил Харшал.

– Немного.

– Надо спешить. Надеюсь, возница не удрал. Не поднимай руку, прижми ее к телу!

Тонга была на месте. Жадность возницы пересилила его страх.

– Я знаю одного хорошего лекаря, – сказал Харшал. – Поедем к нему.

И Сона вновь не уловила в его голосе ожидаемой надежды.

Повозку трясло и мотало из стороны в сторону; при этом им казалось, что она тащится очень медленно. Харшал то и дело поторапливал возницу. Вновь пошел дождь, и вода фонтанами била из-под колес. Арун устало закрыл глаза, а когда вновь поднял веки, Соне показалось, что его зрачки расширились.

– Как ты? – спросил Харшал.

– Все хорошо, – ответил Арун, но Сона почувствовала, что его голос дрогнул.

Доктор жил на узкой улочке, где все дома, казалось, были расположены под одной крышей. Несмотря на позднее время, он открыл почти сразу, будто и не думал спать, и немедленно приступил к расспросам.

– Вы ранены?

– Нет. Это не моя кровь, – ответил Арун, и Харшал сказал про змею.

– Это действительно была кобра? – уточнил врач.

– Да, – тяжело вздохнув, подтвердил тот.

– Вы все сделали правильно и, надеюсь, достаточно быстро, – сказал лекарь и осмотрел место, куда ужалила змея. – Пока я не вижу угрожающих признаков.

– Все мы знаем, что укус кобры смертелен, – спокойно произнес Арун. – Говорите правду.

– Были случаи, когда такие пациенты выживали, – возразил врач. – Чаще это были… заклинатели змей. Бытует мнение, что в этой касте детей с раннего возраста приучают к яду. Отцы понемножку втирают его в ранки на теле своих сыновей.

– Мне не повезло, – сказал Арун, – мой отец не заклинатель.

– Мы не знаем, была ли это молодая или старая змея, сколько яда она успела накопить со времени последнего укуса и какое количество попало в кровь твоего мужа. Может, все обойдется, – ответил доктор на молчаливый вопрос Соны и, видя, что глаза женщины блестят от слез, мягко добавил: – Надо подождать. Завтра все решится. Больше я ничем не сумею помочь.

Женщина средних лет в темном сари, очевидно жена врача, принесла воду, чтобы Арун смыл с себя кровь.

– Что делать, когда начнется самое страшное? – спросил он.

– Принимайте опиум.

Арун усмехнулся.

– Нет. Я хочу быть в сознании, пока это возможно.

– Дело ваше. Вот порошки, – сказал доктор, протягивая мешочек. – Надо размешивать в воде и пить каждый час. И, конечно, не забывайте молиться.

Шаткой походкой Арун дошел до тонги. Харшал проводил их с Соной до дома. Возле входа в хижину Арун протянул ему саблю.

– Это тебе. Полагаю, мне она больше не понадобится.

Чуть поколебавшись, Харшал взял оружие.

– Я сохраню ее. Завтра зайду узнать, как у вас дела.

Навстречу выбежала Ратна. Она хотела обнять Сону, но та отстранилась со словами:

– Аруна укусила кобра.

Зажав рот рукой, Ратна подавила крик.

Женщины устроили постель. Они почти не разговаривали, но каждая чувствовала, что их терзают одинаковые мысли. Теперь, когда Арун и Сона чудом соединились и все было позади, он мог умереть.

Приняв лекарство, Арун лег. Сона прислушалась к ритму его сердца, и ей показалось, что оно бьется с небольшими остановками. Он тоже начал ощущать действие яда. Конечности похолодели, тогда как лоб пылал от жара. Дыхание то замедлялось, то учащалось. А еще он боялся, что скоро не сможет говорить.

– Я рад, что ты жива и здорова, – медленно произнес Арун. – А я… Не станем притворяться: наверное, я скоро умру.

– Тогда и я – тоже. Мы вместе взойдем на костер!

Теперь Сона понимала, что означает всей душой и сердцем желать совершить сати. Рука об руку, душа к душе войти во врата бесконечности. Подарить мужу счастье не только в этой, но и в других жизнях. Познать спасительное забвение. Так будет проще, чем на долгие годы погрузиться в бездну беспросветной тоски.

– Ты не сможешь оставить Латику.

– Я попрошу Ратну позаботиться о ней. Я должна быть с тобой.

– В жизни, но не в смерти. К счастью, мы успели провести вместе ночь. Возможно, у тебя родится еще один ребенок.

– Не знаю.

– Мне бы хотелось оставить после себя хоть какой-то след. И в любом случае помни: ты должна жить!

Сона ничего не ответила. Она сидела, то бережно вытирая лоб мужа, то поправляя покрывало, то поднося к его губам чашку с лекарством.

– Ты утомилась. Отдохни, – сказал Арун.

Сона покачала головой. Она хотела быть вместе с ним, пока это возможно.

Длинная процессия двигалась медленно. Это был последний путь, и им не следовало спешить. Голову Соны прикрывал конец алого сари, на второй палец каждой ноги были надеты гладкие серебряные кольца, нос украшало изящное колечко с жемчугом, шею обвивало свадебное ожерелье из золотых и черных бус. Вечное соединение супругов на погребальном костре сродни еще одной, прощальной, брачной церемонии!

Носилки с телом Аруна – мужа Соны и ее земного бога – водрузили на деревянный помост. Женщина устроилась рядом, чтобы до последнего момента видеть его лицо. Она многое отдала бы за то, чтобы еще раз заглянуть в его глаза, которые уже никогда не откроются.

Она видела Ратну, Харшала, каких-то скорбно смотревших на нее людей, отныне очень далеких, принадлежавших другому миру. Латику Сона оставила Ратне. Та мечтала о дочери, и теперь у нее будет дочь.

Она не видела, кто и как зажег погребальный костер. Сона сидела на горе пепла, зола забилась ей в глотку и нос, ее кожа была покрыта красными лопающимися волдырями, ее глаза застилала жаркая пелена, она ощущала зловоние обгорелого мяса, от одежды ничего не осталось, но… Смерти не было. Она не умерла. Почему?!

Подумав об этом, Сона вздрогнула и очнулась от сна, в который погрузилась, сама не зная как. И тут же сказала себе, что мертвые не просыпаются.

Она со страхом взглянула на Аруна. Его глаза были закрыты, лицо спокойно. Он словно надеялся уйти незаметно, пока она смотрела свои страшные сны. Однако его грудь тихо поднималась и опускалась.

Сона прошла в кухню. Лицо Ратны, которая уже встала, а возможно, и не ложилась, было осунувшимся, печальным.

– Мне бы хотелось красиво одеваться – для мужа, а вместо этого придется носить белое сари. Я мечтала радоваться каждому дню, но мне суждено горевать до конца жизни. Уж лучше я совершу сати. Ты возьмешь к себе Латику?

– Я сделаю все, что ты скажешь, – тихо ответила Ратна.

В эти минуты они, как никогда прежде, понимали друг друга.

Размешав порошок в глиняной чашке, Сона вернулась к Аруну. Открыв глаза, он с усилием произнес:

– Я совсем забыл: тех, кто умер от укуса кобр, не сжигают! Шива, как покровитель змей, забирает их души к себе. Ты не умрешь вместе со мной, даже если очень сильно захочешь!

Сона не успела ответить: в комнату вошла Ратна, а с ней Харал и вчерашний доктор, который тотчас воскликнул:

– Ты жив! Тогда, как мне кажется, самое страшное позади. Возможно, змея была молодой или, напротив, слишком старой. Или совсем недавно укусила кого-то, не успев накопить яда.

– Я почти не чувствую ног, и мне тяжело говорить.

Лекарь покачал головой.

– Было бы неплохо отвезти тебя в английский госпиталь.

– Английский? – повторила Сона. – Что белые понимают в змеиных укусах?

– Я сделал все, что мог, – сказал индийский врач. – У них есть свои, достаточно сильные лекарства. Только, боюсь, тебя туда не примут.

Харшал сжал кулаки.

– Я знаю одного белого доктора – он часто покупал у меня карри. Я обращусь к нему. А если он не согласится, я сделаю так, что все англичане в Варанаси отравятся моей едой!

В двери английского госпиталя вошли две дамы, старая и молодая. Грейс была в отделанном желтыми фестонами платье темно-синего муара и капоре с лентами янтарного цвета. Они с теткой прибыли в паланкине, хотя девушка не любила путешествовать в сооружении, которое люди несут на своих плечах.

Лицо Грейс было бледнее обычного, а Флора, напротив, словно помолодела. Она ступала энергично и твердо и, отдавая приказания, резко поворачивала голову. В госпитале побаивались ее безапелляционного тона и безжалостного хлесткого языка. Она всегда делала щедрые пожертвования, при этом на нее не действовали ни притворные жалобы, ни хитроумный обман.

Собираясь в госпиталь, Флора спросила Грейс:

– Тебя по-прежнему интересует, что происходит на опийной фабрике?

В голосе старухи звучала ирония, и девушка не решилась лукавить. С некоторых пор она напрочь позабыла об этом. Грейс могла не отвечать, тетка и так все знала.

– Женщин всегда волнует лишь то, что близко их сердцу в данный момент. Так называемые большие цели, переделка мира, ломка устоев – привилегия мужчин. Мы боремся с судьбой иначе: просто перекраиваем и приспосабливаем ее под себя, – удовлетворенно произнесла Флора.

Грейс предстояло отплыть в Англию через несколько недель. Тетка забронировала место на корабле; и хотя она утверждала, что племяннице предстоит путешествовать не так, как в первый раз, а со всем доступным комфортом, девушка с трудом представляла, как доберется до Лондона.

Она тайком побывала в храме богини-матери Шакти, где бездетные женщины молили о потомстве, а беременные просили благополучных родов и здорового ребенка. Подражая индианкам, Грейс привязала к одному из деревьев, растущих во дворе храма, шелковую ленту. Еще здесь полагалось оставить необязательно дорогую по стоимости, но самую памятную вещь, однако девушка не решилась расстаться с браслетом – подарком Дамара Бхайни.

Грейс постоянно просматривала газеты, но ей ни разу не встретилось его имя. Последняя вспышка восстания была погашена. Часть возглавлявших его представителей раджпутской верхушки уничтожили англичане; кому-то удалось бежать. Где укрылись спасшиеся, газеты не сообщали, и Грейс боялась, что след Дамара навсегда потерян. Во всяком случае, для нее.

Пересилив себя, она стала появляться в обществе. Флора усиленно распускала слухи о состоятельном лондонском женихе, на встречу с которым якобы отправлялась ее племянница. Она лгала, что они познакомились по переписке, и Грейс приходилось вторить тетке. При этом ей было трудно смириться с тем, что ее ребенок, наследник Дамара Бхайни, станет воспитываться в английских традициях.

Еще не покинув Индию, Грейс воображала, как будет по ней скучать. Когда она обмолвилась об этом, Флора ответила:

– Я, как и многие другие люди, сделалась пленницей Индии. Она очаровала, одурманила меня, но так и не сделала своей.

Тетка пожелала пройтись по палатам. Иной раз она расспрашивала кого-то из раненых и больных об их житье-бытье и, если находила это необходимым, помогала деньгами.

Почти у самого входа лежал молодой индиец. Темные подглазья, потрескавшиеся губы, неподвижное тело. И все-таки Грейс узнала его. Она почувствовала, как земля уходит у нее из-под ног.

Чтобы не привлекать внимания тетки, девушка решила пройти мимо, но Флора остановилась. Следовавший за ними белый врач тут же принялся извиняться:

– Простите, мэм. Обычно мы не принимаем индийцев, но за этого очень просил один знакомый мне человек. Не беспокойтесь, сейчас мы его уберем!

Грейс покоробило, что о живом (пока еще живом!) человеке говорят как о каком-то предмете. Она с тревогой взглянула на тетку. Глаза Флоры сузились, на губах зазмеилась хищная усмешка.

Неизвестно, что случилось бы дальше, но Грейс заметила идущую по проходу женщину в сари.

– Вот его жена! – сказал доктор. – Она почти все время находится при нем.

Видя, что англичанки не предпринимают никаких действий, а просто стоят возле кровати, на которой лежал ее муж, индианка тоже остановилась. Она была красива: светлая кожа, нежные черты лица. Толстая черная коса вилась по спине, словно живая.

Грейс с изумлением узнала Сону, и ей тут же захотелось сказать индианке, что она не допустит, чтобы тетка причинила им с Аруном хотя бы малейший вред.

Флора пораженно смотрела на Сону. Наверное, старуха впервые в жизни испытала такое потрясение. Грейс почудилось, что окружающее пространство буквально искрит от эмоций находящихся в нем людей, а действительность подвешена на тонкой, готовой в любой момент оборваться нити. Флора считала, что у нее есть основания ненавидеть Сону, и, вне всякого сомнения, у Соны был повод желать Флоре любых горестей, вплоть до жестокой смерти.

– Что с ним? – спросила старуха, резко повернувшись к врачу.

– Последствия укуса ядовитой змеи. Каким-то чудом он выжил, но не может ни ходить, ни говорить.

– Что можно сделать?

Доктор замялся.

– Есть новые лекарства, но они дорогие…

– Так дело только в деньгах?

– Не знаю. Думаю, он все равно умрет.

Приблизившись к кровати, Флора медленно, словно во сне, протянула руку. Бережно пригладила волосы больного, осторожно провела пальцами по щеке, на которой белел шрам. Ее лицо было непроницаемо, но Грейс подумала о том, что такими движениями старуха могла бы прощаться с близким ей человеком, уже покинувшим этот мир. Прощаться, прощать и просить прощения.

Грейс с замиранием сердца следила за действиями тетки. Она видела, что Сона тоже напряжена. Казалось, индианка готова в любой момент сорваться с места и броситься на защиту своего мужа.

– Обеспечьте этому человеку самый лучший уход. Перенесите его в отдельную палату, приставьте сиделку. Достаньте хоть из-под земли все необходимые лекарства. Если надо, пригласите других врачей, самых лучших и знаменитых. Вы обязаны поставить его на ноги. Все расходы будут оплачены. Я лично прослежу за вашими действиями. Если он умрет, больше вы не получите ни одного фунта.