Текст книги "Ив Сен-Лоран"

Пропавший человек

Август 1960 года будущий призывник Ив Сен-Лоран проводил с Пьером Берже в местечке Ле-Канне, на вилле Алисы Шаванн, редактора рубрики «Красота» из журнала Elle. Еще одна дама, тоже журналистка моды, Сьюзен Трейн, представлявшая в Париже американскую редакцию Paris Vogue USA, вспоминала, что Ив выглядел тогда очень несчастным. «Он редко ходил на пляж. Пьер поддерживал его, мы пытались хоть чем-то развлечь его».

Его личное несчастье совпадало с громкими новостями. В сентябре 1960 года в Париже началось слушание процесса Джинсона, общественный настрой был на взводе. «Манифест 121»[244]244
  Полное название «Декларация о праве на неподчинение во время Алжирской войны». Декларация призывала правительство Франции и общественное мнение признать Алжирскую войну законной борьбой за независимость, осуждала применение пыток со стороны французской армии и содержала призыв к Франции соблюдать права отказников в конфликте с властями.


[Закрыть] резко высказал свою позицию, требуя уважения к праву на неподчинение. Парижская интеллигенция – университетские профессора, ученые, писатели и журналисты – сплотилась для поддержки молодых осужденных. В своем письме военному трибуналу Жан-Поль Сартр заявил о своей солидарности с обвиняемыми. Жан-Жак Серван-Шрейбер[245]245
  Серван-Шрайбер, Жан-Жак (1924–2006) – французский журналист и политик. Он был одним из основателей журнала L’Express в 1953 г. вместе с Франсуазой Жиру, а затем стал президентом Радикальной партии в 1971 г.


[Закрыть] опубликовал в L’Express от 21 сентября воинственную передовицу: «Это уже гангрена. Власть может вырезать эту гангрену, ампутировать, связывать жгутом, но болезнь сильнее, чем она. (…) Противостояние между гражданами и военными уже началось. У каждого из нас есть возможность вмешаться, найти правильный и верный способ, поддерживая лучших среди молодежи…(…) Этот крестовый поход может положить конец нелепой войне и дать рождение новой Франции».

Появились письма с подписями против цензуры. Конфискации. Страх. Аресты. Конфликт между двумя поколениями ожесточился, а «штаб» Дома Dior был твердо уверен, что Иву нужно пройти службу в вооруженных силах. «Мы знали, что он родился для того, чтобы держать в руке карандаш, а не винтовку», – признавался все же Жак Руэ тридцать лет спустя.

Смелый молодой человек, создатель летящих платьев-трапеций, падал на дно пропасти. «Гибкость. Легкость. Жизнь», – заявляла зрителю программка его последней коллекции. Теперь он становился одним из 500 000 мобилизованных молодых парней, которых бросят в «черную дыру» 1960 года.

1960 год – это был год переломов. Страх перед «черными куртками», страх перед покушениями, все жили на нервах. Пять землетрясений, шестьдесят два дня восстания, триста шестьдесят шесть дней войны в Алжире, семнадцать стран, добившихся независимости, Нобелевская премия, присужденная Сен-Жону Персу[246]246
  Перс, Сен-Жон (1887–1975) – литературный псевдоним французского поэта и дипломата Алексиса Леже, лауреата Нобелевской премии по литературе (1960).


[Закрыть]. Таков был итог года. Молодые люди выступали с обвинениями, семьи молчали: «О грязных вещах за столом не говорят». Началась эра подозрения. Герои оказывались на кладбищах: Пастернак, Сюпервьель[247]247
  Сюпервьель, Жюль (1884–1960) – французский поэт, прозаик, драматург.


[Закрыть], Жак Беккер[248]248
  Беккер, Жак (1906–1960) – французский кинорежиссер и сценарист.


[Закрыть], а затем и Камю.

Бессонные ночи, кофе, слезы… Много молодых приличных людей обнаружили в себе актерский талант и хорошо справились с ролью «неумех». Обиженные жизнью теперь могли демонстрировать свои изъяны.

Военный госпиталь Беген в Сен-Манде, комната 39. Затем госпиталь Валь-де-Грас, «высокий храм, чей торжественный купол летит к небесам, украшает великолепную улицу Парижа», как писал Мольер три века назад. Ив Сен-Лоран прибыл в госпиталь 20 сентября 1960 года.

Два дня спустя в газете Le Monde появилась информация: «Господин Ив Матьё-Сен-Лоран, в течение последних нескольких лет модельер Дома моды Dior, призванный в ряды вооруженных сил несколько дней назад, в настоящее время находится под наблюдением в военном госпитале. Хотя Министерство вооруженных сил отказывается давать какую бы то ни было информацию, касающуюся молодого человека, одного среди многих, выясняется, что состояние здоровья господина Сен-Лорана, который, по-видимому, страдал уже несколько месяцев нервной депрессией, стало причиной этих необходимых мер».

Он был комиссован в ноябре, «потому что его здоровье не улучшилось». В различной деловой переписке дело Сен-Лорана связывали с делом Жака Шарье, который с 10 декабря получил временное освобождение от службы. Военный врач отправил молодого актера обратно, к семейному очагу. Что же касалось Ива, его оставили на шесть недель в изоляторе.

Только одному человеку разрешено было приходить к нему каждый день – Пьеру Берже. Он вспоминал: «Я описал профессору Жюлье печаль матери Ива и уговорил позволить ей увидеть сына, по крайней мере, хотя бы один раз».

Люсьенна вспоминала: «Когда я приехала, Ив был измучен всем происходящим. Его напичкали наркотиками до предела. Тогда я добилась встречи с генералом, то ли Дюраном, то ли Дюпоном, не помню, но он ничего не хотел знать. Это было ужасно. Ив был всегда такой элегантный, внимательный к своей внешности и такой замкнутый, а здесь сняли все двери, даже в туалете. Он ничего не ел, находился в полной прострации. На улице его ожидали фотографы, которые специально унижали его, чтобы он послужил примером».

«У вас будут остаточные последствия болезни», – предупредил его врач. Даже удрученный страданиями, о них он решится поговорить только через тридцать лет, Ив все равно проявлял свой твердый характер. Он попросил мать вернуться в Оран. Разве он теперь не сын другого? Пьер Берже, человек с бойцовским характером, писал: «Окно, которое нам хочется держать закрытым, будет открыто нами любой ценой; и если это невозможно, мы разобьем стекло». Он придал своей новой миссии энергию, которую десять лет назад вкладывал в политическую борьбу.

Пьер Берже жил в своей квартире на улице Святого Людовика, на одноименном острове в центре Парижа, где жизнь текла все еще как в деревне. «Эта квартира – на самом деле настоящий музей Бернара Бюффе, – описывал ее Матьё Гале в своем “Дневнике”. У большинства картин, самых красивых, резких, отверженных, яростных, обвинительных, есть адресат, которому они посвящены, – хозяин квартиры. Его фамилия написана на обратной стороне холстов рукой художника. Они висели везде: вдоль стен, в шкафах, в коридорах, в прихожей, но это, кажется, не беспокоит хозяина дома. Он любит эти картины сами по себе, а еще и потому, что считает их частично своими произведениями. Начинаешь думать, что они ему не напоминают ничего другого, кроме того, что на них изображено: маринованная селедка или долговязая девушка, сидящая верхом на биде. Что это, черствость или великодушие, которое выше всех ссор? Трудно сказать. Пьер – это сила, поток, бык, ничто не может ему противиться!»[249]249
  Matthieu Galey, op. cit., 30 août 1959.


[Закрыть]

30 сентября Дом Dior объявил: «В связи с тем, что с 1 сентября 1960 года Ив Сен-Лоран был вынужден прервать свою работу в компании Dior по причине вступления в ряды вооруженных сил, исполнение его контракта приостановлено на время отбывания им военной службы. Художественное руководство студии доверяется Марку Боану, который создает коллекции для компании Dior в Лондоне».

14 ноября Пьер Берже отметил свое тридцатилетие. «Ив не пришел, он был слишком болен». Берже увозил его на несколько недель на Канарские острова. Отель назывался «Санта-Каталина». Пьер Берже считал эту поездку их медовым месяцем. Он бесконечно фотографировал Ива, увековечивая эти счастливые моменты: вот он на одной из фотографий в белом поло и холщовых брюках, улыбающийся, загорелый. «1960 год, прошло всего пятнадцать лет после войны. Туристы еще не вторглись на остров. Там было много паэльи и не было никаких гамбургеров. И совсем пустынные пляжи». Тем временем наступление на позиции Сен-Лорана продолжалось. «Мы видим успехи Марка Боана», – читал Пьер Берже с холодком. – В Париже шел снег, а мы наслаждались солнцем».

Начиная со своей первой коллекции, Марк Боан, поступивший в 1945 году дизайнером к Пиге, с большим опытом работы у Молино, а потом у Пату, заявил о себе как модельер без капризов. Никаких синусоид, никаких излишеств, талия моделей всегда на одном и том же месте, скромный покрой и элитарность стиля. Жан-Пьер Фрер сохранил в памяти его первые дни в модном Доме Dior: «Он приехал как завоеватель, и это человек, кого во времена господина Диора никогда не принимали в студии!» Платья с цветочным орнаментом, колье-воротнички, миниатюрные плиссировки и широкие накидки выдавали влияние букингемских садовых вечеринок с преобладанием природных бледных тонов. Оттенки были ближе к ландышу, чем к лилии: молодые зеленые побеги, нефрит, нарцисс, розовый кварц, подернутый морозом мандарин, прованский абрикос или желтый карри. Будучи на втором плане Высокой моды, он останется арт-директором Дома Dior до 1987 года.

Вернувшись в Париж, Ив Сен-Лоран открыл для себя по-новому этот город. Это был Париж мелких интриг, мертворожденных любовных историй, ничего не говоривших улыбок и вежливости, от какой хотелось сбежать. Мода зябко куталась в ностальгические мотивы. Она укрылась, чтобы не замечать ни умиравших старушек, ни молодых хулиганов, которые их терроризировали. Окончательно распрощавшись с картинками в стиле пин-ап, парижские модельеры вернулись к моде 1925 года на ближайший зимний сезон. Некоторые репортеры писали о непроходящем влиянии коллекции «Трапеция». На танцполах опять вошел в моду чарльстон, но воспоминания не спасали, ведь тени былых муз Монпарнаса теперь превратились в нервных алкоголичек в тюрбане. Les Lettres françaises, например, сообщала читателям, что Нэнси Кунард[250]250
  Кунард, Нэнси Клара (1896–1965) – британская писательница, богатая наследница и политическая активистка, посвятила большую часть своей жизни борьбе с расизмом и фашизмом. Она стала музой для некоторых из самых выдающихся писателей и художников XX в., в том числе Уиндема Льюиса, Олдоса Хаксли, Тристана Тцара, Эзры Паунда и Луиса Арагона, которые были среди ее любовников, а также Эрнеста Хемингуэя, Джеймса Джойса, Константина Бранкузи, Лэнгстона Хьюза, Мэнрея и Уильяма Карлоса Уильямса. В последующие годы она страдала психическими заболеваниями.


[Закрыть], эта весьма эксцентричная англичанка, «женщина с сотней браслетов», когда-то она владела многими сердцами, среди них и сердцем Луи Арагона, теперь находилась в полном унынии.

Ив Сен-Лоран чувствовал особое равнодушие, свойственное этой большой столице, где слова «я больше не люблю» оправдывали любой отказ в отношениях, а слова «я люблю» звучали как извинение. «Ив Сен-Лоран, преемник Кристиана Диора, надел военные нашивки!», «Ив Сен-Лоран – национальный герой Франции!» Воспоминания были похожи на пустые карманы, они не помогали. Два года назад его сравнивали с Диором, называли человеком, который спас французскую Высокую моду. В двадцать четыре года Сен-Лоран уже изведал грустную изнанку славы. Он пережил слишком много, чтобы выглядеть молодым, танцевать, как другие, под рок-музыку Элвиса Пресли или Билла Хейли. Во Франции началась мода на все английское. В 1959 году некая Мэри Куант[251]251
  Куант, Мэри (р. 1934) – британский дизайнер, модельер одежды. Считается создательницей мини-юбок.


[Закрыть] открыла лавку на Кингз-роуд. Девушки поколения бэби-бума меняли стиль жизни городских улиц. Ив Сен-Лоран словно принадлежал другому поколению.

«Из госпиталя, – вспоминала Виктория, – он вышел ошарашенным и одиноким. Ив – солдат?! Все равно что пытаться превратить лебедя в крокодила!»[252]252
  Paris-Match, 6 février 1992.


[Закрыть]. В разговорах его уже называли больным человеком. Начался тяжелый период забвения. «Но Пьер и я поддерживали его во всем, – продолжала Виктория. – Мы поддерживали его, верили в него, даже лгали ему, придумывая фамилии заказчиков, которые оплатят спуск на воду красивого корабля, на носу которого золотыми буквами будет написано “Ив Сен-Лоран”»[253]253
  Paris-Match, 6 février 1992.


[Закрыть]. Ивонн де Пейеримхофф писала: «С тех пор Ив больше не мог найти равновесия. Он никогда не стал бы тем, кем был, без Пьера Берже».

Можно представить себе то тоскливое отвращение, какое ощущал в себе гордый человек, окруженный тщетными заботами. «Возвращение Сен-Лорана – платье-шаль», – объявил первым журнал Paris-Presse Intransigeant 18 апреля 1961 года. «Бывший господин Диор-2, вырванный армией из объятий кружев и воланов», вновь взялся за карандаш для своей постоянной манекенщицы, которая осталась его лучшей подругой. Из стен швейной мастерской, находившейся на улице Сен-Луи-ан-Иль и принадлежавшей неизвестной модистке, появилось это платье из розовой кисеи с вкраплением из страусиных перьев, «первое с момента его ухода на службу, комиссования и нервной депрессии». Виктория позировала фотографу в этом платье, со спины, в фас, и надела его на свадьбу своей подруги Филиппины де Ротшильд. Он также нарисовал эскизы двадцати пяти костюмов для балета «Комедианты» Анри Соге, с хореографией Ролана Пети, его транслировало французское телевидение.

Линия рисунка снова изменилась. Она выдавала новый характер подвижного шалопая, портрет той обезумевшей молодой буржуазии, что хочет якшаться с простым народом: с плохими парнями с танцполов на улице Лапп, с маленькими девочками со спичками, с акробатами из Зимнего цирка, с трубочистами в красных шапках, с эфебами из общественных туалетов, с Парижем поэтов и плохих парней, которых прославил Жан Жене. На этих темных улицах, в квартале Панамы, Ив мог найти для себя те запрещенные удовольствия, какие романисты всегда оставляли для денди и принцев, мечтавших о моряке, который увез бы их далеко-далеко, запрятав в чулан без окон.

По крайней мере, неожиданная анонимность позволила Иву увидеть Париж по-новому, проникнуть в его темные углы и ночные переулки, где наконец-то мог затеряться, вдохнуть необъятность «ночи с нежным лунным лицом». Еще в Оране, в своем длинном стихотворении «Снова на реке» он описывал «чудесного бродягу с победным видом» и «это распутное и ребячливое солнце»:

 
и сердце его бьется как прежде,
и он себя узнает:
вот он молодой в чистой рубашке,
которую снимал, чтобы заняться любовью.
он смотрит на Сену
и думает о ней,
о жизни и смерти
и о любви.
он кричит:
«о, Сена, не вини меня,
если я брошусь
в твою постель,
хотя таких вещей не надо делать».
 

Но события не заставили себя ждать. Между модным Домом Dior и модельером произошел окончательный разрыв. Ив Сен-Лоран встретился с Марселем Буссаком. Это была катастрофа. «С первой минуты этот человек и обстановка его кабинета были мне симпатичны»[254]254
  Christian Dior, Dior et moi, op. cit.


[Закрыть], – писал Кристиан Диор в 1946 году, когда Жак Руэ привел его в кабинет будущего главного заказчика. Но Буссак, которого он описывал как человека «с упрямым лбом, волевой челюстью, сухого, четкого в жестах и словах», станет страшным чудовищем для Сен-Лорана и Пьера Берже. Диору было сорок к моменту встречи с Буссаком, он любил церковные сады, тушеное рагу и деревенские церкви.

Иву тогда было двадцать пять лет. На его худом лице, еще более заострившемся от переживаний, мелькнула нотка молчаливого бунта. Как сладить с этим старомодным человеком, с его патерналистскими замашками, на Рождество он раздавал своим сотрудникам игрушки для детей, для него управлять означало «все контролировать»[255]255
  Marie-France Pochna, Bonjour Monsieur Boussac, 1980.


[Закрыть]? Стоя во главе пятидесяти двух фабрик, на любой из которых он мог появиться без предупреждения, Марсель Буссак, этот «бесстрастный француз», как его называли американцы, управлял самой крупной французской текстильной империей (21 000 человек)[256]256
  Marie-France Pochna, Bonjour Monsieur Boussac, 1980.


[Закрыть]. Гордясь в общей сложности 288 ткацкими станками, коммерсант отдавал служащим исключительно авторитарные инструкции: «Я хочу, чтобы фамилия Буссак стояла только на безупречной продукции». Благодаря своей известной ткани «клетчатый ситец», из которой Брижит Бардо заказала себе платье на свадьбу, Марсель Буссак сделал огромное состояние. Он владел самой крупной конюшней скаковых лошадей в мире – жокеи в оранжевых cюртуках и серых шапочках, а также машинами, самолетами, имениями с мебелью в стиле XVII века, натертой до блеска. Вся его жизнь была подчинена стремлению управлять, которое основывалось на непоколебимом чувстве порядка и долга. Не для того ли он создал модный Дом Dior, чтобы заполучить в свои руки «эту неопределяемую вещь, называемую “хорошим вкусом”»?! Cтолкнулись два мировоззрения. Ив Сен-Лоран желал судьбу героя. Как ему было покориться Буссаку?! «Одеваться по моде, проще говоря, означает позволить женщинам быть красивее, детям очаровательнее, а мужчинам правильнее».

Красивое, очаровательное, правильное – вот чего Ив не переносил. Его героини – это непослушные, неправильные женщины, императрицы алькова. Свою силу они черпали из своей греховности, из мастерства, которое проявлялось в том, что они пожирали, транжирили, разрушали все вокруг во имя влюбленности, а после умирали, потому что любили. Их звали Роза, Маргарита, Божественная, Элиза, Драгоценность, Олимпия. Маркизы тротуаров, одетые в бобровый мех, – все они скрывали грех в своем прошлом. Они были способны каждый день «изобретать» удовольствие, но этого было недостаточно, чтобы скрыть свою душевную боль. Красивое, очаровательное, правильное. Как ему согласиться со здравым смыслом Марселя Буссака?! Ив недавно сбежал из города, задыхаясь от тех же предрассудков. Разочарования помогли ему вспомнить о тех героинях, чей образ его никогда не покидал, чьи сомнения и секреты он полностью разделял. Другие женщины говорили о них: «Чем они лучше нас?» Что у них есть? Все. Умение отдаваться каждому и не принадлежать никому. Эта зачарованность деньгами и в то же время презрение к ним до такой степени, что никакое состояние не могло подчинить их. Ив Сен-Лоран, витавший всегда в романтических сюжетах, побеждал скуку, мечтая об этих женщинах, живших всегда на грани экстремальности, как в удовольствии, так и в опасности. Как ему не узнать себя в тех, кто был готов в любую минуту все потерять, продавать себя, как продают материю, или пропасть в этих мрачных лавчонках, где «из-под шали слышится чахоточный хрип и под золотым шитьем наряда угадываешь агонию нищеты»[257]257
  Balzac, Splendeurs et misères des courtisanes.


[Закрыть].

Но реальность порой так же тянет вниз, как и мешок старых тряпок. Несмотря на свой ясный ум, Марсель Буссак был человеком прошлого и воспринимал модельера как поставщика. Он отказался от предложения Жака Руэ открыть небольшой модный Дом Yves Saint Laurent. Цифры, связанные с пребыванием Сен-Лорана в модном Доме, были успешными, это известно: в 1960 году деятельность Дома достигла оборота в 41,5 млн франков (с прибылью 3,3 млн франков). Тогда как в 1955-м оборот составлял 21 млн франков (с прибылью в 1,2 млн франков). Коммерсант предложил амбициозному юноше «золотой парашют» – возглавить нью-йоркский филиал. «Людьми, – признавался Марсель Буссак, один из шести самых богатых людей в мире, – можно руководить с помощью страха и денег».

В мае Ив Сен-Лоран поручил молодому юристу Жан-Дени Бредену[258]258
  Бреден, Жан-Дени (р. 1929) – французский адвокат и партнер-основатель фирмы Bredin Prat. В настоящее время занимает третье место в составе Французской академии.


[Закрыть] подать иск на модный Дом Dior в третейский суд. Он требовал своего восстановления в должности, а также 430 000 франков за уведомление об увольнении и 250 000 франков в качестве компенсации за прерывание договора. Третейский суд оставил обеим сторонам месяц на то, чтобы прийти к согласию. 16 октября суд обязал компанию Dior возместить истцу убытки и моральный ущерб.

Пьер Берже ринулся в битву, «убежденный, что опасность не может исходить от Марка Боана. В июле он снял двухкомнатную квартиру по адресу: 66, улица Боэси, купил офис с несколькими стульями, найденными на блошином рынке, попросил известного художника Кассандра[259]259
  Кассандр (наст. имя Адольф-Жан-Мари Мурон) (1901–1968) – французский живописец, литограф, мастер рекламных плакатов и дизайнер шрифта. Инновационность плакатов Кассандра отмечали такие художники, как Макс Эрнст и Пабло Пикассо.


[Закрыть] нарисовать логотип. Ив создавал свои первые эскизы на деревянной доске, вокруг ворохи шелковых обрезков, за его головой видно зеркало, к которому прикреплены три фотографии: Кристиана Диора, Зузу и Эглантины, его умерших собак, а также календарь. Весь день он принимал поставщиков и подмастерьев, кто будет работать в отобранных четырех швейных ателье.

Идея состояла в том, чтобы открыть небольшой модный Дом с громким именем. Виктория писала: «Я задаю себе вопрос, удастся ли Пьеру Берже, несмотря на всю его энергию, всю его веру, выиграть пари, в котором ставка если не жизнь, то, по крайней мере, огромная надежда. Между тем в этих двух, найденных им, комнатах мы ведем себя так, как если бы все получилось, потому что если мы перестанем верить, все будет потеряно. Настало время выбирать ткани для первой коллекции, она будет представлена прессе с его подписью 29 января 1962 года. Но телефон все еще не звонит, а мои тревожные мысли блуждают вдалеке»[260]260
  Paris-Match, 6 février 1992.


[Закрыть].

Рядом с Сен-Лораном и Пьером Берже работал так называемый генеральный штаб. Все они обедали на ходу, чемоданы служили столами, в меню – бутерброды с ветчиной и шампанское. На стенах рисунки в рамках рассказывали историю коллекций, созданных Ивом в модном Доме Dior. Главным администратором студии стал Клод Ликар. Он покинул Марка Боана после сезона работы с ним: «Коллекции делались по спискам, не было никакого открытия. С Ивом я нашел силу, которая позволяла ему получать от нас то, чего он хотел».

Габриель Бушаэр, двадцати трех лет, пришедшая в Дом Dior помощницей маркиза де Моссабре, стала заниматься отношениями с прессой. Взятая на должность руководительницы салона, Виктория не стеснялась унижать представительниц своего пола, она бы могла сама это испытать как подчиненная от начальства, если бы удача, красота и инстинкт не решили иначе. Женщины ненавидели ее, мужчины предпочитали ничего не замечать. «Маленькая драгоценность, бутон розы, – вспоминал парикмахер Александр, кто знал ее еще по Дому Dior. – Она приходила почти каждый день. Я делал ей пышные прически-бабетты, которые взрослили ее». Но прошло четыре года, Виктория встретила Шанель в 1960 году и последовала ее совету: «Да уберите вы этот шиньон!» Она избавилась от него на авеню Монтень, в парикмахерской у Александра. Все великосветские дамы называли его «бабочка». Здесь имя «Ив Сен-Лоран» начало свой путь к славе.

Перешептывания на знаменитом пуфике, телефонные звонки. Виктория начала свое наступление: «Ив Сен-Лоран открывает свой модный Дом…» Женщины с нетерпением ждали открытия: «А кто у тебя будет примерщицей?» Именно благодаря Виктории, которая была замужем за Роже Тероном[261]261
  Терон, Роже (1924–2001) – французский журналист, руководитель парижского Paris-Match.


[Закрыть] (Paris-Match), 5 августа 1961 года появилась во многом загадочная статья: «Кажется, у двух парижанок появилась возможность носить новые модели от Сен-Лорана. Ив Сен-Лоран, оправившийся от серьезной болезни, уступил требованиям двух своих лучших подруг, Зизи Жанмер и Виктории. Он создал для них четыре модели платья, в которых они появились на улице». Фотографии якобы были сделаны без их ведома. Тайна была хитроумно закручена. Пьер устроил небольшую вечеринку, чтобы отметить первое появление моделей на публике. С 1961 года Пьер Берже и Ив Сен-Лоран жили вместе на площади Вобан, возле Дома инвалидов, в квартире, которую они снимали у герцога Сабран-Понтев. «Начало нашей жизни», – вспоминал Пьер Берже. Кресла «Барселона» от Mиса ван дер Роэ[262]262
  Мис ван дер Роэ, Людвиг (1886–1969) – немецкий архитектор-модернист, ведущий представитель «интернационального стиля», один из художников, определивших облик городской архитектуры в XX в.


[Закрыть], декоративное украшение из римского мрамора на столике от Флоренс Нолл[263]263
  Нолл, Флоренс Маргерит Бассетт (1917–2019) – американский архитектор, дизайнер интерьера, мебели, предприниматель, привнесла модернистский дизайн в офисные интерьеры.


[Закрыть], лампа-пирамида от Ногути[264]264
  Ногути, Исаму (1904–1988) – американский скульптор и дизайнер японского происхождения, старался соединить западную, модернистскую культурную традицию с приемами искусства Китая и Японии.


[Закрыть], книжный шкаф из панелей Лоржу[265]265
  Лоржу, Бернар (1908–1986) – французский художник-экспрессионист и один из основателей антиабстрактной художественной группы l’Homme Témoin.


[Закрыть] и много картин Бюффе – все это говорило о вкусе, благодаря влиянию Роже Вивье. Дизайнерская мебель умело сочеталась со статуэтками в негритянском стиле. На вечеринке присутствовали Виктория и Роже Терон, Франсуаза Саган и ее сестра Сюзанна. Облокотившись на карту мира из меди, Ив улыбался, витая в облаках. Вечер закончился у Регины батареей стаканов с виски.

В мастерских и офисах по адресу: 30, авеню Монтень, информация циркулировала подпольным образом. Два союзника из модного Дома Dior будут играть решающую роль. Первая – это Ивонн де Пейеримхофф, она присоединится к Иву Сен-Лорану в октябре 1962 года. Вторая – Сюзанна Люлен, благодаря ей получится наладить связи с несколькими важными людьми. Ее секретарша Мариза Агюссоль, молодая девушка из хорошей семьи, что жила с родителями на бульваре Фландрен, в XVI округе, вспоминала: «Это было здорово. Уходишь из одного модного дома и попадаешь в другой, который совсем не выглядит чужим: все друг с другом знакомы». Хорошо обученная профессии, она будет отвечать за работу с продавщицами и за талоны заказов строго в стиле, определенном когда-то Диором: «Чувство почтительности при услужливом отношении к клиенту». Для всего этого нужны большие тетради на спирали, таблицы и накладные, где будет отмечена каждая швея. Такие же – для мастерской. Как у Диора – порядок и дисциплина.

Сюзанна Люлен не присоединилась к команде («Она слишком дорого стоит», – скажут плохие языки), но задействовала Дениз Бари де Лоншан, ранее работавшую в отделе моды в доме Dior. «Прощайте, шляпы! Вот я и первая продавщица, – скажет она позже. – Это было всего лишь продолжением одного и того же сюжета. Только были одни зимние каникулы между двумя местами работы! Я не помню, чтобы я тогда боялась. Напротив…»

В 1947 году Кристиан Диор открыл свой модный Дом, переманив – с помощью Маргерит Карре – несколько швей от Пату. Похожий феномен происходил и теперь, четырнадцать лет спустя. На это Дом Dior тут же отреагировал: Жак Руэ ровно через полгода подал жалобу на переманивание сотрудников. В основном жалоба была нацелена на Ивонн де Пейеримхофф, бывшую первую продавщицу Дома Dior и будущую директрису нового модного Дома (она сменила в этой должности Викторию). «Я была даже лично вызвана господином Руэ на очную ставку в суд!» Эта женщина смогла построить отдельное «государство» внутри империи Dior.

Пьер Берже восхищался ею. Разве она не похожа на него?! Ивонн сама себя сделала. Несколько месяцев, которые она провела на должности добровольной медсестры в больнице Вожирар, а позже в хирургических операционных, привили ей стойкое презрение к людям и к их слабостям. Эта парижанка, в светлых чулках, в черном платье и с вечным шиньоном, прикладывала все свое умение, чтобы скрыть смутное происхождение, и говорила: «Общество, в котором я вращалась, я выбирала сама».

Ивонн ездила в Нью-Йорк, где устраивала бизнес-коктейли в салонах отеля Pierre, обеды в ресторане Pavillon, наносила личные визиты к своим клиентам домой на Седьмой авеню. Во время сезона, при скоплении покупателей, она всегда работала восемнадцать часов в день. Кем были ее подруги? Патриция Лопес Вилшоу, с которой она встречалась каждое воскресенье в Париже, а летом – в Сен-Тропе: у обеих там находились свои дома. Мари-Луиза Буске часто говорила ей: «Мы родственники!», на что та вспоминала, играя с жемчужным ожерельем: «Когда я с ней познакомилась, она была уже так стара! Она была любовницей моего тестя, графа де Бретейля. У нее была достаточно бурная жизнь». Мадам де Пейеримхофф обладала острым умом и предпочитала не задавать вопросов, а обо всем догадывалась сама. Жизнь подарила ей особую «женскую силу». Ее секрет заключался в том, что она никогда не говорила о прошлом, хотя иногда и повторяла, как и все сотрудницы Диора: «Он не должен был уезжать в Монтекатини!» Это предложение, произнесенное вслух, означало больше, чем воспоминание. Это был особый код, знак принадлежности к касте – к лучшей школе в мире.

Из восьмидесяти служащих в новой компании половина пришла из модного Дома Dior: Вторые швеи здесь становились первыми, как Эстер Жадо. Она появилась у Пату в 1937 году, училась профессии под руководством Маргерит Карре, у Диора зарабатывала 680 франков в месяц, у Ива Сен-Лорана ей стали платить 1500 франков. Именно Эстер воплотила в жизнь первую модель, заказанную Патрицией Лопес Вилшоу. Это было черно-белое платье с ярлычком, приносившим счастье: «Ив Сен-Лоран 00001».

Катрин Девулон, швея третьей ступени, стала второй. «Когда господин Диор умер, я уже начала брать клиенток на дом, чтобы набить себе руку». Тогда ей было тридцать четыре года. Катрин, теперь ее звали мадам Катрин, первая швея в мастерской Флу, которая отпраздновала свои тридцать лет работы в Доме Dior в январе 1992 года, вспоминала: «Я видела его издалека. В день презентации первой коллекции мы стояли на тротуаре и аплодировали. Мы видели его на празднике святой Екатерины. Мы знали, что он талантлив. Со своей стороны мы должны были ему доказать, что и нам все по плечу. Он смущал нас. Мы начали работу, а клиентки от нетерпения уже были на пороге. Нам не хотелось его разочаровывать». Это был негласный закон Дома. Дело не в дисциплине и принуждении, а в таинственной энергии, которая объединяла самопожертвование и удовольствие. На Сен-Лорана не просто работали, ему посвящали себя. От него либо сразу уходили, либо любили. Что касается остального, то новый модный Дом больше нуждался в связях, скрывавшихся в адресных книжках продавщиц. Это они протягивали гласные при фразе «Здравствуйте, мада-а-ам». Это в тетради первой швеи были записаны секреты, какие часто не известны даже мужьям и любовникам. Короче говоря, это была тайная сеть Высокой моды, хорошо известная швейцарам отелей Ritz и Plaza, их называли «золотыми ключами». Доходило до того, что знакомого портье Фердинанда пригласили на работу, выдернув из преждевременной пенсии, которую он решил провести в Сен-Ло. Пьер Берже нанимал персонал, около девяноста человек. «Мы всё делали по-крупному», – говорил он, точно пел хвастливую «арию с шампанским» из «Дон Жуана» Моцарта.

А пока он разъезжал по Парижу на своем «ягуаре». Начался обратный отсчет времени: осталось лишь найти деньги до 1 декабря. Он связался с Полем-Луи Вейлером[266]266
  Вейлер, Поль-Луи (1893–1993) – французский промышленник и филантроп.


[Закрыть]. Эли де Ротшильд[267]267
  Ротшильд, Эли Робер де (1917–2007) – представитель французской ветви семейной банковской династии Ротшильдов. Партнер в семейном банке, управлял виноградником Château Lafite-Rothschild premier cru claret с 1946 по 1974 г.


[Закрыть] отказался инвестировать, сказав: «Возможно, мы не правы». Пьер Берже продал свою квартиру на улице Сен-Луи-ан-л’Иль и несколько картин Бернара Бюффе, чьи портреты отверженных, к счастью, в этот момент наиболее ценились коллекционерами.

Наконец, появился «американский дядюшка». Он был представлен Пьеру Берже и Иву Сен-Лорану племянником Сюзанны Люлен – Филиппом Кароном. Его звали Дж. Мак Робинсон. «О, счастье, потому что мы уже терпели кораблекрушение!» – воскликнула Виктория. Этот сдержанный бизнесмен руководил страховой компанией Delta Life Insurance Company в Атланте и имел свои процентные ставки в десяти других компаниях. Имя Сен-Лорана ему было известно: он открыл его для себя в 1958 году, в статье журнала Life. Он впервые инвестировал во Франции. Ив Сен-Лоран, всегда упрямо стремившийся забыть настоящие имена своих спонсоров, уже придумал ему романтическое прозвище. Он называл его «американцем из Атланты». Контракт был подписан 14 ноября 1961 года, в день рождения Пьера Берже. Он комментировал: «Ив владеет 15–20 % акций, я исполняю функции администратора, Робинсон инвестирует остальное». Это был первый случай в истории, когда американец владел французским модным Домом. Он вложил 700 000 долларов в течение трех лет, но его фамилия держалась в секрете до 1963 года. Журнал Newsweek раскрыл тайну, и эта информация дошла до Кармен Тессье, ведущей рубрику «Сплетни кумушек» в газете France-Soir и Women’s Wear Daily. WWD, «библия моды», под редакцией Джона Фэйрчайлда[268]268
  Фэйрчайлд, Джон Берр (1927–2015) – издатель и главный редактор Women’s Wear Daily с 1960 по 1996 г. и основатель журнала W magazine в 1972 г. Под его руководством Women’s Wear Daily из незначительного торгового журнала превратилась во влиятельное и противоречивое издание моды, которое стало известно как «библия моды».


[Закрыть], с самого начала стала привилегированным рупором модного Дома Сен-Лорана. WWD имела право первой информации задолго до всех остальных газет и журналов.

С самого начала отношения модного Дома Yves Saint Laurent с прессой были окружены тайной. Журналисты вынужденно жонглировали тем небольшим количеством информации, которое им было известно. «Ив Матьё-Сен-Лоран готовится к показу новой коллекции. Эта тайна мешает спать некоторым его конкурентам. Не то чтобы они хотели скопировать его модели, просто они боятся, что некоторые его находки могут затмить их собственные достижения. Одна из последних новостей – ожидается отмена декольте»[269]269
  Le Journal d’Alger, 27 novembre 1961.


[Закрыть]. Но информационная сеть начала действовать, заметки появлялись то здесь, то там: в Evening Chronicle Ньюкасла, Birmingham Mail, Abendpost Frankfurt. Габриель Бушаэр добросовестно наклеивала их на листы бумаги и прятала в большие черные папки из искусственной кожи, с надписью «Девушки с обложки». Ив Сен-Лоран редко появлялся на людях. Вот он в смокинге на премьере новой программы в «Лидо» в сопровождении Виктории. Все обратили внимание на нежный атлас ее наряда и новую прическу. На этом вечере были и другие знаковые личности – Франсин Вайсвейлер в костюме от Диора, Патриция Лопес Вилшоу в костюме от Баленсиаги, герцогиня Виндзорская, Элен Роша, Мелина Меркури[270]270
  Меркури, Мелина (1920–1994) – греческая актриса, певица и политический деятель, член греческого парламента и первая женщина – министр культуры Греции (1981–1989, 1993–1994).


[Закрыть], Аннабель Бюффе[271]271
  Бюффе, Аннабель (1928–2005) – французская писательница.


[Закрыть]. Все было организовано с умом: Пьер Берже навязывал крупнейшим покупателям вступительный взнос в тысячу долларов. Кто приедет только посмотреть коллекцию, заплатит всего 400 долларов. «Пусть псы съедят друг друга! – говорил он по-английски с типичным французским акцентом. – На всех не хватит». Он тут же уточнял: «Мы хотим помочь серьезным покупателям, хотим воссоздать ситуацию, когда Высокая мода сотрудничала с покупателями, а не с дешевыми магазинами и плохо сделанными копиями». Демонстрируя недюжинную деловую хватку, он перевернул ситуацию с ног на голову и превратил объективную слабость в основное преимущество. «Мы всего лишь маленький модный Дом. Мы не можем предоставить более ста двадцати моделей между 29 января и 22 февраля. Если вы согласны купить у нас определенное количество платьев на сумму до 550 000 франков, я гарантирую, что вы получите их вовремя». Это был один из его мастерских трюков, которые позволили Сен-Лорану сказать: «Если бы Пьера Берже не существовало, его надо было бы выдумать. Он жонглирует организационным процессом как артист. В этом он уникален».