Текст книги "Мы встретимся снова. Мифомистика 21 века"

А потом, хотел он того или нет, но двигался к храму, и замирал около его стен.

Но все разрешилось быстрее, чем он думал. Один из его знакомых узнал Лауру и приветствовал ее радостно. Он и рассказал, чья она жена и отметил, что она готовится стать матерью. Тогда впервые ее имя и прозвучало.

Он старался хранить спокойствие, хотя это было очень трудно сделать.

Франческо решил избавиться от всех наваждений, и дар его должен был в том помочь. Он понял, что не сможет приблизиться к этой женщине. Только слово может соединить их навсегда, а жизнь способна лишь раскидать в разные стороны. И в сознании его вспыхнули какие-то мифы и предания. И Дафна появилась в новых его сонетах, и Лавр обвивал ее в тот миг. Сначала он верил в то, что писал только для себя и никому не покажет этих творений. Он стал избегать встреч с живой женщиной, внесший смуту в душу его. Но стихи стали сами бродить по Флоренции, кажется, что и без его помощи даже они возникали, то там, то тут.

Он бросал вызов своему вечному сопернику, и старался рассказать миру о собственной любви. Флоренция скучала без своего поэта, она уже привыкла к мелодиям стиха, и хотела слышать все новые и новые вариации. Комедию они называли божественной. Он хотел получить что-то подобное и еще лучше, хотя это было и невозможно.

Но они сразу заметили его, потому что ждали и хотели видеть. Вот Петрарка и появился.

Они знали, что неведомая женщина существует, и некоторые девицы уверяли, что и были они музами, проснувшегося знаменитым поэта. Он сразу оказался в центре внимания. Сначала это ему понравилось, потом он искренне тому возмутился, но это уже от него не особенно зависело. Его называли вторым Данте, но это было только начало. Он знал, что тот уже все написал и больше ничего не сможет, а у него еще есть время и силы.

Лаура услышала новые стихи. Но у нее и в мыслях не возникло, что они могут к ней как-то относиться. Она не связывала их с человеком, с которым несколько раз сталкивалась на ступеньках храма. Но она хотела узреть человека, который осмелился равняться с самим Данте. А вдруг его душа переселилась в это новое тело, и она снова увидит его. Ей хотелось этого и так могло случиться.

Он же только наблюдал за ней издалека. Она была спокойна, и невозмутимости ее мог бы позавидовать в тот миг любой. Казалось, что она не принадлежала этому миру. Но в чужой женщине странно угадывались знакомые черты, хотя, сколько не старался, он никак не мог припомнить, чьи это были черты.

Он узнавал улыбку, жесты, взгляды, хотя черты были иными, но что-то сокрытое и тайное все время проступало сквозь пелену чужой оболочки.

– Ирина, – какое-то странное, далекое имя прорывалось сквозь времена. Они были близки в другой жизни, они были рядом, вместе. Тогда не было силы, которая могла бы разлучить их. Теперь она замужем и принадлежит другому. Он стал рабом творчества и толпы. Они восторгались его творениями, порой слепо и невнятно. Его никак не могли согреть и даже утешить такие восторги. Если бы она оказалась свободной, если бы они могли быть вместе, все было бы совсем по-другому, но это было уже невозможно.

Он должен был оставаться только влюбленным то ли в богиню, то ли в тень ускользавшую, он не мог даже одежды ее коснуться, слова ласкового сказать ей никак не мог. Но образ этот был странно привлекательным. И он должен был принять эти правила игры, ничего другого ему не оставалось.

№№№№№№

Но однажды вечером пышнотелая соседка вторглась в его дом неожиданно. И заулыбалась, заворковала, сначала он возмутился и хотел прогнать ее прочь. Но что-то остановило ее. Она заглядывала в свитки, и просила что-то почитать, хотя на самом деле ей не было никакого дела до того, что он писал. Но он все понимала в другом, чего тоже ему не хватало, и почему бы не испытать все эти чувства пусть и не с Лаурой, а если закрыть глаза и представить себе ее. У поэта была бездна фантазии. И когда это случилось, он сам почти поверил в то, что эту ночь провел с ней. Она удивилась, что этого недоступного человека не пришлось обольщать долго. На близость согласился он почти в тот же миг, и это приятно удивило деву. Он оказался страстным любовником. И все было восхитительно, хотя говорили они только на языке тела. Но ее это устраивало вполне. Она думала, что придет только один раз, но захаживала часто, отказываясь от разговоров. Он не хотел быть с ней, но и отказаться от нее никак не мог. Она удовлетворяла его желания, и в постели давала даже больше, чем он мог желать, и потому не стоило ничего менять в этом мире.

Он знал, что не сможет никогда жениться на той, но и на этой жениться не будет, хотя и не собирался себе и ей отказывать в такой малости, как их мимолетные свидания.

А потом они снова сталкивались с Лаурой, чаще у храма. Чувства нежности переполняли его душу, он готов был целовать землю, по которой она ходила. Плотские утехи никак не влияли на его чувства к ней, они существовали в другом измерении.

Улыбки вашей видя свет благой,

Я не тоскую по иным усладам,

И жизнь уже не кажется мне адом.

Когда любуюсь Вашей красотой,

Но стынет кровь, как только вы уйдете,

Когда покинут вашими лучами

Улыбки роковой не вижу я.

Он снова и снова сообщал этому странному миру о своих чувствах и переживаниях. И все его сонеты были о любви, только о любви. И тот, кто совсем недавно распахнул перед ними жуткие адские бездны и небеса, сначала перепугал до смерти, а потом немного утешил несбыточными надеждами – великий и божественный Данте, должен был немного померкнуть в их сознании и подвинуться. Они пока хотели больше знать о любви и о жизни, и страсти не были чужды им, а смерть, это то, что случится завтра, тогда и надо будет заглянуть в темные ее очи.

№№№№№№

Лаура отошла от окна. Она давно забыла человека, с которым сталкивалась на пороге храма когда-то, Но она не могла не интересоваться новым поэтом и его стихами удивительными.

– Петрарка, – повторяла она, стараясь запомнить это имя.

Оно казалось слишком длинным и неуклюжим. К нему еще надо было привыкнуть, но никакого другого все равно не было. Она просила переписать для нее новые сонеты, и когда вечером дети засыпали, а мужа не было рядом, она перечитывала их снова и снова. Иногда она задумывалась и спрашивала себя, хотелось ли быть ей на месте незнакомки, к которой обращается все время поэт?

Она знала, как это трудно, как изменчивы и капризны поэты, как страшно будет жить, сброшенной им безжалостно однажды с Олимпа. И все остальные будут считать, что посвящено это именно им, а не ей одной. Сколько их уже толпится около него, желая получить бессмертие и остаться в памяти потомков, ей там просто нет, и не может быть места. В те дни она даже не догадывалась о том, что это к ней как-то может относиться.

Она знала, что скоро вместе с мужем она отправится в Рим, и заранее тосковала о том, что здесь, дома оставляла. Она знала, что пропустит какие-то события и его новые творения. Она грустила, но даже и не подумала бы ослушаться своего мужа, который был добрым и мягким человеком.

№№№№№№

Поэт подошел к окну и не увидел там Лауры. Он ждал еще какое-то время – все напрасно, ее там не было. Он решил, что она где-то задержалась. Но время шло, а ее не было. Он понял на третий день, что ее нет в доме и в городе. Это была разлука, первая в его жизни, и его терзала неизвестность.

Он не знал, куда она уехала, не ведал, вернется ли назад. Ему казалось, что он потерял ее навсегда. Его покинуло вдохновение, он понимал, что ничего не сможет написать больше.

Он знал, что, не успев взлететь, он уже рухнул вниз. И все, кто восторгались, будут издеваться, и смеяться над ним. Недаром он видел юношу, летевшего в пропасть. Только это ему и оставалось в те печальные дни. Он хотел уехать в другой город, где никто о нем ничего не знает, и там спокойно жить. Но тогда он не увидит, когда она вернется, и вообще никогда ее не встретит больше. У него родился сын, и он признал ребенка, смутно помня его мать, не собираясь на ней жениться.

А время тянулось страшно медленно. Он подходил к окну, чтобы убедиться в том, что ее по – прежнему нет там. Появились сонеты о разлуке с любимой. Он чувствовал, что жизнь его закончится, оборвется, если она не вернется в ближайшее время. Он должен был знать, что она в этом городе, что она все время рядом.

– А если в другой жизни я уже отлюбил и отстрадал? – с тревогой размышлял в минуты уныния он.

Он ощущал связь с иным миром, и эта жизнь, только кусочек огромного полотна, и когда все частички будут соединены в один рисунок, тогда и ясна станет вся картина, а тут особенно много не разглядеть. И ему снова придется возвращаться на землю. Тогда многое и откроется ему. А пока следовало дописать тот отрывок пейзажа, который только слегка проступал на холсте. И на его фоне только проступали черты неясные великолепной женщины. Она никогда не будет ему принадлежать, он не коснется даже края ее одежды, и хорошо, если вообще увидит.

Она только на миг приблизилась и снова исчезала. И только в творениях его будет прописана великолепная история любви. Здесь он только поэт. Много это или мало?

№№№№№

В великолепном Риме было тоскливо. Все здесь оставалось чужим. Но главное – чужими были люди. Она ничего не знала о новом поэте, сюда слава о нем еще не дошла.

А потом, когда они узнали о том, что появился новый Данте, их интересовали не красоты стиха, а то, кто она такая, его прекрасная дама, и как посмела пленить поэта. Но самое главное – что между ними происходило и происходит в жизни, тайно или явно они вместе проводят время. Об этом они ее расспрашивали все время. И ничего им не могла ответить Лаура. Но ее собеседники не верили, что ей ничего не известно, Флоренция не такой уж большой город, чтобы ничего не знать о единственном поэте.

Лаура обрывала разговор и искренне убеждала их в том, что такие подробности ей не ведомы, и это было правдой.

Но она и сама дивилась тому, что до сих пор его ни разу не встречала. Он исчезал куда-то. Ни разу не появился, хотя и она там почти нигде не бывала. Они словно играли друг с другом в прятки. Хотя это только случайность, совпадение.

№№№№№

Как обычно в тот день он подошел к окну, без всякой надежды на то, что сможет ее увидеть. Но она мелькнула в окне, и это было похоже на чудо. А потом она направилась к храму.

Это была она, и он узнал бы ее в любой толпе, даже если бы кто-то решил обрядить всех женщин в городе во все одинаковое. Ему показалось даже, что и она посмотрела на него. Но она шла своей дорогой и скрылась за стенами храма. Восторг перерастал в счастье, которое, как ему казалось, недавно было навсегда утрачено. Он знал, что напишет нынче новые, еще более яркие строки. Вдохновение вернулось вместе с его музой, с единственной женщиной, которая существовала в этом мире для поэта.

И Лаура читала аккуратные, для нее переписанные строки Петрарки и радовалась, что снова могла наслаждаться ими.

– Его возлюбленная тоже уехала, – отмечала она про себя. Словно это было совсем в другом мире и времени, а в реальности и быть не могло. Но как же он любил ее.

Она расстроилась и рассердилась из-за того, что неведомый поэт заставил ее убедиться в том, что огромная и всепоглощающая любовь существует, и она просто не дождалась и не получила ее. Она обойдена богами, хотя у нее есть семья и дети, и на мужа ей грех жаловаться, и не стоит требовать особенно много, иначе отнимут даже то, что уже есть у человека. А любовь – это болезнь, она же совсем не хотела болеть.

Лаура не знала, как и где могла она встретиться с поэтом. Она слышала, что он затворник и большую часть времени проводит в храмах и библиотеках. Он не любит появляться среди людей, и никто толком не может сказать какой он. Это показалось ей обидным, словно бы много пообещали и почти ничего не дали ей в тот момент.

Она чувствовала, что он был где-то рядом, но словно тень все время от нее ускользал. Она никого не могла даже расспросить о нем, чтобы не вызвать подозрений. Ей совсем не хотелось огорчать своего мужа. Ревность – это очень страшно, она вовсе не хотела, чтобы он страдал и мучился, только потому что она так любит поэзию.

А если она потеряет его доверие, и непонятно что обретет, столкнувшись с незнакомцем, то это будет самой большой глупостью в мире.

Она не собиралась рисковать ничем, ради призрака, о котором ничего не ведала. Она решила, что на исповеди признается во всем, что ее мучает и забудет о своих сомнениях и страданиях.

Так она и оставалась в этом мире, окруженная тайнами, стихами и призраками. Для него же она становилась все более далекой, недоступной. Ни в одной другой жизни эти двое не были так далеки, как теперь. Она видела, она помнила Данте, но он был мертв, а этот человек, вроде и живой еще был дальше и недоступнее ушедшего в мир иной кумира.

До Рима дошли его стихи к тому времени, к нему пришло там признание. Его должны были там венчать лавровым венком. Душа его рвалась туда, но он понимал, что во второй раз придется с ней расстаться. Душа его разрывалась на части. Ему казалось, что, едва встретившись, они должны были расставаться снова и снова. Но и отказаться от такой чести поэт никак не мог. И он бросился в путь, чтобы как можно скорее вернуться назад.

Дорога казалась долгой и скучной, тоска – невыносимой. И его белая лань оставалась в заповедном лесу, она была для него все более недоступна и далека, хотя куда уж более, казалось бы еще недавно.

Но он мог представить, какой радостной и желанной окажется потом встреча.

К этому времени у него уже подрастали сын и дочь. Безымянная женщина (он ни разу не назвал имени матери своих детей) рожала и воспитывала их, а он убеждал себя, что это и была его Лаура. О, пленительная прелесть обмана. Откуда она берется вдруг, и как легко запутаться в ее паутине. В стихах своих он запутывал все больше, хотя и тень на нее бросить не посмел бы в те дни.

И эти трое – женщина и дети, тоже ждали его. Она ведала, каким большим поэтом стал ее мужчина, и не требовала от него венца, не особенно заглядывала и в писания его. Ей было достаточно того, что он возвращался к ней и был рядом.

Франческо очнулся от забытья и оглянулся на давно покинутую Флоренцию свою, он с грустью думал о том, что в первый раз в назначенный час не подойдет к ее окну. Боль и утрата сжимали его душу.

Лаура узнала о том, что теперь в Риме поэт, и подумала, что если бы они задержались там, то смогли бы встретиться, да видно этому так и не суждено было случиться. Сердце ее странно сжалось. Его увидят там все, даже странные зеваки, которым до поэзии нет никакого дела, и только для нее одной он останется загадкой и тайной. Это вдохнуло в душу ее почти отчаяние. Они никак не могли совпасть, то в пространстве, то во времени. Что ей еще оставалось? Только надеяться на то, что после триумфа в Риме он вернется снова, и пусть запоздало, но встреча их состоится. Она знала о том, что у него есть дети, хотя с той женщиной он и не был обвенчан, но почему он с ней так поступил? – вот что не было для нее вовсе понятно.

Но для поэта и странника это, наверное, нормально. И хорошо, что ее муж дал ей все, что было необходимо, для того, чтобы ей стать хозяйкой их дома, а дети их имели все права на то, чтобы спокойно жить в этом мире.

Но зачем бог подарил ей такую восприимчивую к музыке и поэзии душу, если ничего кроме беды не могли принести ей эти люди?

№№№№№№

Венок из лавра возлежал на голове поэта. Как часто представлял себе он эти минуты торжества, смотрел на ликование толпы, читал снова и снова свои стихи, которые были столь высоко оценены. Все было, кроме одного, если бы только совершилось чудо, и та, к которой он обращал свои послания, появилась и встала рядом с ним, чтобы они могли ее видеть, потому что без нее не было бы многого, может быть, ничего бы не было в его жизни и творчестве вовсе.

Но этому не суждено было случиться ни тогда, ни потом. Ему просто хотелось поскорее вернуться домой. Но и там не многое изменилось. Он избегал вечеринок и сборищ, иногда появлялся только среди немногочисленных, но близких людей. Он так и оставалась совершенно загадочным и очень далеким от мира созданием.

Флоренция за это время совсем не изменилась, и чувства его остались прежними. Он видел ее, она оставалась на таком расстоянии, да и в душе его такой же юной и прекрасной, восхитительной. Это и было настоящим счастьем его жизни, спать с одной женщиной и трепетать при виде другой.

Тогда Лаура случайно увидела своего поэта. Впрочем, она никогда не считала его своим. Он стоял на площади и с кем-то беседовал, но ничего не замечал вокруг. Видно, спор был жарким. Но кто-то окликнул его по имени, и он повернулся. Так она и поняла, кто же столько времени владел ее помыслами. Он обернулся и взглянул на нее – это длилось только миг.

Ничего особенного, обычные черты, она с ужасом подумала о том, что не запоминала даже его лица, хотя это и казалось невероятным. Она думала о том, что где-то уже видела его, но когда и где так и не могла припомнить, он ускользал от нее снова, как и всегда прежде.

Данте был другим, особенным, а этот такой же, как и все – как удивительно было это сознавать

Мимолетная улыбка, почти неподвижное, каменное лицо обычного человека – ничего примечательного. И только где-то, может быть в другой жизни, увидев один раз, она уже не смогла бы его забыть, но не здесь и не теперь.

– Фантазии, иллюзии, – повторяла она и ничего не могла с этими чувствами поделать.

ЧЕРЕЗ 7 ЛЕТ

С того момента, когда они случайно встретились, прошло семь лет. Он был признан и обласкан, так что даже Данте пришлось немного посторониться. Оставались признание, стихи, жизнь. Но они были счастливыми, потому что Лаура была если не рядом, то все-таки в этом мире и в этом городе – близко.

Они даже приближались друг к другу несколько раз, но так и не были представлены. Он радовался тому, что она знает, если не мужчину, то поэта и стихи. Иногда ему казалось, что она догадывается даже о том, что они посвящены ей. И тогда холодность ее особенно его удивляла.

На самом деле она не подозревала, что они с ней как-то на самом деле связаны. И если бы ей кто-то сказал о том, что они с ней связаны, она бы этому просто не поверила. Они обращены к женщине, она тоже была женщиной, вот и все совпадение, как считала в те дни Лаура. А то, что он видел ее и думал о ней, – этого просто не могло быть. У нее не было голубого платья и фиолетовых глаз. Она продолжала жить в неведении, так и умерла 6 апреля, окруженная своими близкими, слабо им улыбаясь и вспоминая всю свою жизнь, хотя особенно и нечего было вспоминать.

Она прожила обычную и благополучную жизнь, в которой не было только одного – страсти и любви. В глазах оставалась грусть, но прошла, как только душа покинула тело, она была неподвижна и спокойна в тот миг.

В ее гроб кто-то из слуг положил несколько стихотворений поэта, аккуратно переписанных для нее, но она так и не успела их прочесть. Этому человек казалось, что это очень важно.

Поэт узнал о ее смерти накануне похорон. Об этом говорили служанки, и все бросив, еще ничему не веря, отправился туда. Шок не проходил несколько дней, он никак не мог поверить этому. Такого по его разумению просто не могло случиться, он должен был уйти первым. Он долго надеялся, что это жестокая фантазия и сплетня, которая не подтвердится, как только он увидит ее снова.

– Лаура не могла умереть, – убеждал он себя, – этого не могло случиться, все, что угодно, но не это.

Он был уверен, что смог зачаровать ее своими стихами, она должна была жить если не вечно, то значительно дольше, чем он сам, почему боги оказались к нему так жестоки?

К дому подъезжали кареты, там был траур и тишина. Он вместе со всеми, в этой толпе смотрел на процессию, и казалось, что появился он тут случайно. Муж, невзрачный и обычный, шел за гробом. И он имел отношение к этой женщине, а не поэт.. Больше она никогда ничего не узнает. Но если поверить в то, что на небесах все известно, тогда она, наконец, поймет, кому он посвятил все свои творения. Только как отнесется к этому? Знать этого он уже не мог.

Но ему показалось, что стихи его не так уж и важны теперь, когда ее нет, какое дело этой толпе до его чувств и переживаний?

Странная боль пронзила его сердце, но он стоял со всеми вместе неподвижно, и старался не замечать ее. Но немного меньше после этого стала болеть душа, ему и на самом деле стало легче.

Ему показалось, что мягкая, нежная ладошка коснулась его щеки. И он услышал голос. Ее голос. Он никогда его не слышал.

– Я знала стихи, я любила их всегда, они прекрасны

– Они твои, – хотелось ответить ему, но он только молча смотрел на уплывавшую тень. Теперь он оставался совсем один. Но она была с момента ухода не так далека, как прежде, когда оставалась на соседней улице в одном с ним городе. Уходя, она стала ближе, это было трудно объяснить, но так было.

Потому он так и не взглянул на мертвое тело, торопливо ушел прочь. Он не имел к этому никакого отношения. Его Лаура оставалась жива и невредима.

В том мире они будут рядом, навсегда, они останутся близки, иначе как объяснить то, что он так долго (половину своей жизни) был связан с этой женщиной. Он понимал и знал ее лучше всех, о ней он писал и грезил.

Он вернулся к женщине, которая делила с ним постель и рожала детей. Он никогда не женится на ней, потому что там, на небесах, он должен снова встретить Лауру, он был уверен, что она там его ждет. А жизнь земная – только одно мгновение, которое ничего не значит.

Он был эгоистичен и жесток, как и любой творец, и недаром, та, единственная, боялась к нему приближаться. Он перечитывал все, что для нее написал, и писал снова.

Он доживал свою жизнь здесь. А любители его поэзии были удивлены и говорили друг другу:

– Петрарка решил похоронить свою возлюбленную, бедная женщина, кто бы она ни была, как тяжело узнать ей при жизни о собственной смерти, и что за причуды такие. С ушедшей навеки Лаурой его героиню никто не сравнивал, как ни странно.

Кто-то писал поэту гневные письма и требовал оживить Лауру. Но он отвечал им молчанием, и даже сам удивлялся тому, как мало ему было дела до этой толпы.

Он вспомнил легенду о том несчастном, которого богиня Эос сделала бессмертным, но забыла испросить для него вечной молодости, и он постарел в свой срок. Поэт не сразу понял, какое отношение к нему имеет эта легенда, а потом испугался. Она осталась вечно молодой. А он очень скоро станет стариком. И взирать она на него будет только с жалостью с высоты своей небывалой.

И текли годы без Лауры, они были наполнены тоской и унынием, хотя он понимал, что это страшный грех. Они писал о религии, углубился в науку, но какой же серой и унылой была его жизнь теперь.

Он надеялся только на то, что снова вернется к реальности в другой жизни, и они снова встретятся, после всего, что уже было пережито, они не могут не вернуться, не встретиться.

№№№№№№

На небесах узнала Лаура, все те тайны, которые были скрыты от нее на земле. Она вспомнила и сопоставила все, что было и чего не было тогда, и вдруг она все поняла, мимо какой невероятной любви прошла в свое время.

Юноша, которого когда-то заметила она около храма, поэт, которого никак не могла встретить потом – это один и тот же человек, и он писал стихи о ней. Но может ли быть такое? Он был ее поэтом в большей мере, чем обожаемый Данте, а она и не подозревала о том.

Это был союз двух душ в вечности. Как мы бываем далеки и отрешены от того, что происходит рядом, а ведь такая удача, уже то, что совпали во времени и пространстве.

Но ничто не появляется внезапно и не исчезает бесследно, поэт прекрасно знал это в те дни.

№№№№№№

Учитель и Мефи долго молчали, когда все это закончилось. Прошла еще одна жизнь, а что тут такого можно было сказать.

– Какая печальная история, – услышал бес почти приглушенный голос.

– Да что в ней печального, ведь ничего не случилось.

– Потому она и печальная, нет ничего печальнее платонической любви и неудовлетворенных страстей.

– Как ты заговорил, а мне кажется, что так должен был говорить я, – искренне удивился Мефи

Но это было сплошное притворство, он хотел скрыть собственное смущение, потому что и сам не ожидал, что история эта простая так подействует даже на него, а что о человеке говорит.

Но кто в этом мире может знать, что и как закончится, и что получится в итоге. Бес точно не знал. Но тем жизнь и интересно, и у них еще будут другие истории, что-то можно и поправить. Там будет видно.

ГЛАВА 10 ХУДОЖНИКИ

И была в этом мире страна живописцев. Именно туда по воле рока отправились две вечно обреченные встречаться души.

Они провели на небесах вместе почти 300 лет, земных лет, на небесах лета никто и никогда не считал, и потом, снова устремились на землю.

Бес решил, что им и на самом деле пора возвращаться. Учитель не возражал. На этот раз Мефи позволил ему все выбрать самому – пусть он найдет и то место, где они будут обитать, и то, что делать там станут.

– Художники, – воскликнул учитель. – Я просил тебя, чтобы ты согласился. Рафаэль с Леонардо прошел мимо нас.

Они понимали, что придется придумать что-то еще, но что можно было делать?

– Но создатель мадонн не особенно подходит для нашего героя, он должен быть иным.

– Ты слишком эгоистичен, и можешь все испортить, – стал упрекать его бес, а мы уже такой путь прошли, столько всего было.

Он так долго об этом говорил, что Учителю невольно пришлось с ним согласиться.

Они стали говорить о Голландии. И назвал он тут же имена двух художников.

Они пока еще ни о чем таком и не говорили. Но было понятно, что это будут самые блестящие творцы. Правда, он не стал сообщать, кто из двух художников будет героем, а кто станет только его соперником.

– Разве не ты зовешься учителем, скоро мы об этом узнаем, – сделал он свое заключение. Но больше не произнес ни одного слова.

– И пусть, вечно он со своими тайнами, – ворчал учитель, но уж из двух одного как-то можно определить.

К живописи он относился с особенным трепетом и жалел о том, что до сих пор никак не удавалось столкнуться с ней поближе.

– Рубенс и Рембрандт, кто они такие и что таится за этими именами. Неужели они превзойдут Рафаэля и Леонардо. Или в этом мире будет что-то иное, непонятное, невероятное.

Он жалел о том, что не мог заглянуть в грядущее. Придется верить и во всем тому доверять. Но все могло оказаться только обманом.

№№№№№№

Из всех искусств в этом мире торжествовала живопись. Она должна была прославить Голландию и заставить говорить о ней весь мир, как Шекспир заставил говорить о своей Британии, а поэты Данте и Петрарка об Италии. Но об Италии заставили говорить и живописцы. Но и эта страна больше не будет белым пятном в мире. Так думал молодой художник, уже успевший создать несколько шедевров, которые заставили трепетать всех, кто их видел.

И на самом деле никто прежде не видел здесь ничего подобного, таких красок, таких сюжетов, такого мастерства не существовало в старом мире, довольно тусклом и мрачноватом. Но им казалось, что после долгой зимы наступила буйная и прекрасная весна, такой никогда прежде не бывало. Она царила в этом мире. И ее торжество пленило и удивляло.

Слава его росла стремительной и уже была грандиозной. И все стремились взглянуть на то, что он смог сотворить. Они с любопытством взирали на его полотна, и не скрывали своих восторгов.

№№№№№

Саския пришла в мастерскую, чтобы взглянуть на Святого Георгия. Она несколько раз подходила к нему на выставке и никак не могла забыть. Вот и решилась вместе со своей подругой наведаться в мастерскую художника. Это, вероятно, казалось дерзостью со стороны. Но она была уверенна в том, что картина имеет к ней самое прямое отношение. Золотоволосая женщина на втором плане – разве это не она сама? Она боялась только, что сходство заметит кто-то из близких и начнет выяснять, когда и где она позировала художнику.

Она не позировала, это просто совпадение. Но какое поразительное совпадение – просто знак судьбы.

Девушка с детства любила все необычное и таинственное. Оно казалось ей особенно прекрасным.

Хотя бы то, что родилась она в состоятельной семье и не должна была заниматься черным трудом, разве это не великая радость? И с художником и во времени и в пространстве совпала.

В тот момент, когда она неподвижно стояла перед картиной, он появился на втором этаже своей мастерской и смотрел на нее внимательно. И хотя он был в домашнем одеянии и не казался таким уж франтом, но он был прекрасен. Никто в этом мире не мог с ним сравниться.

Он смотрел на них и улыбался. Его и самого удивило сходство этой девушки перед картиной, с той, которую он изобразил на полотне, и он никак не мог понять, как она вдруг тут оказалась. Но он рисовал свою мать в молодости.

Та, вторая, с ней стоявшая, поторопила ее, и она развернулась и ушла, растерянно улыбнувшись художнику, словно она была в чем-то перед ним виновата. Но и без того прекрасное настроение его стало великолепным. Ему казалось, что в тот день он в первый раз увидел Изабеллу и понял, что безнадежно влюблен. Наверное, то же испытывали и Данте, и Петрарка, когда увидели своих любимых. Но он не хотел вздыхать издалека и воспевать ее. Он был влюблен, и желания в душе его бурлили. Художник не собирался сдерживать своих порывов.

– Изабелла, – повторял он это удивительное имя, и не мог дождаться того для, когда она войдет в его дом, в его жизнь, в его покои. Он рисовал упоенно себя и свою невесту. Он хотел сообщить всему миру, что влюблен и счастлив. И так будет всегда.

Он знал многих из своих друзей – художников, которые и, женившись, твердили миру, что они свободны и беззаботны, это привлекало молодых особ, и создавало массу проблем для них самих. Нет. У него было много более важных дел, чем метания между прекрасными девицами.

Пауль собирался вести совсем иную жизнь. Он расскажет всем об Изабелле и их близости ни одна не сможет помешать. Может быть, в этом стремлении было что-то от соперничества с Петраркой. Но тот никогда не смог бы создать такого портрета и показать миру свою Лауру во всей ее неповторимой красоте.

На этот раз он работал втайне от всех, даже от своей невесты. И как она его не просила, он не показал ей холста, пока не убедился в том, что это получилось лучше, чем даже сам он мог ожидать.

Она довольно живо взглянула на полотно, и сказала, что ее он бы мог сделать и немного красивее.

– Ты не узнаешь себя? – удивленно спросил он.

– Слишком хорошо узнаю, – отвечала она, – но нет никакой тайны и загадки.