Текст книги "Мы встретимся снова. Мифомистика 21 века"

Первая и самая главная оценка оказалась не особенно лестной. Хотя она расхваливала его автопортрет, и говорила о том, как он прекрасен, что именно таким она его видит и знает. Но сразу было видно, что ее смущает что-то еще. И обнимая ее, он спрашивал, что же так могло ее опечалить?

– Говорили, что те, кого изображают художники, быстро умирают.

– Ну, о чем ты говоришь, дорогая, все это глупости. Они живут вечно, даже когда уже и следа нашего в мире не останется, ты будешь жить.

– Я не хочу, чтобы меня разглядывали чужие люди из чужого времени.

– Ты останешься навсегда такой же юной и прекрасной, как и теперь, – пробовал он ее утешить. На этом портрете мы навсегда останемся рядом.

Он говорил еще долго, и так ярко, насколько могло позволить его красноречие. Она, наконец, немного успокоилась, и поняла, что ее муж на самом деле перед лицом всего мира ставит их рядом.

Сколько девиц, о нем мечтавших, должны были убедиться в том, что их мечтания будут напрасными. Она его жена, и он принадлежит только ей одной. Она любила его и гордилась им.

Она только со временем убедилась в том, что все и на самом деле замечательно, и она счастливейшее в мире создание.

№№№№№

В те дни Саския страдала невероятно. С того дня, когда она побывала в мастерской и увидела художника и его творение, она почти сразу же поняла, что безнадежно влюблена. И так растерялась, что не знала, как ей надо поступить. Она понимала, что больше не переступит порог его мастерской. Его торжественное появление, снисходительная улыбка. Все это породило в душе такую робость, что она онемела и остолбенела с того момента, никак не могла выдать своих чувств.

Но как хотелось ей видеть и слышать его. Хотя и не могла ума приложить, кто и как мог бы такое для нее устроить. И вдруг, когда вместе с братом она

проходила мимо мастерской, где была выставка, она потянула его туда. Франс удивленно взглянул на свою сестру, но пошел за ней. А она с восторгом смотрела на автопортрет художника, и только в следующий миг взглянула на картину, рядом с ним висевшую.

Саския отстранилась. Слезы навернулась на глаза в один миг, она еще ничего и сообразить не успела. Кто она? По какому праву она сидит рядом с ним? И казалось, что душа ее была смертельно ранена и никогда больше не воскреснет.

Было понятно с первого взгляда, что она его невеста, он любит ее и гордится ею. И она принадлежит ему, и так будет всегда пока они живы. Ни одна другая не займет ее места рядом с ним.

Но откуда ей было знать это? И хорошо, что брат, которому надоело глазеть на странные картины, потащил ее прочь. У входа в мастерскую они столкнулись с художником. Он приветливо улыбался всем, кто тут был. А она-то думала, что он ей улыбается, какая иллюзия. Но, похоже, что он даже не узнал ее, или принял ее брата за мужа. Хорошо, если так, иначе все кажется совсем невыносимым в ее реальности.

Если бы еще она не была так безнадежно в него влюблена, то это можно было бы как-то пережить.

Женщина с хитрыми глазами и лисьей мордашкой, маленькая и глупая спокойно растоптала все ее чувства и надежды, не особенно задумываясь, даже не ведая ни о чем.. Она просто увела его, привязав к себе и все. Она заставила его написать этот портрет. Но разве такой должна быть жена такого художника, королевского живописца, первого среди равных?

Едва дойдя до дома, она бросилась на постель и не поднималась до самого вечера. Она была уверена, она чувствовала, что ее обокрали. Но никому не могла она пожаловаться, и должна была таить в душе эту страшную тайну. Это была главная беда в такой еще короткой жизни Саскии.

А ведь она и тогда и теперь надеялась, что они принадлежали друг другу и пришли в этот мир для того, чтобы встретиться.

В этом божественном художнике и была вся ее жизнь. Ее он изобразил на первом своем полотне и теперь, это она была повсюду с ним.

– Изабелла, – повторяла она чужое имя, и никак не могла примириться с тем, что слышала и переживала. Она знала, что не сможет никогда даже поговорить с ним об этом. Он сделал свой выбор.

А потом был сон. Длинный зал на стенах висели картины, его картины. О них она ничего не знала, не видела еще их. И мимо нее мелькали девушки и женщины, и каждая из них влюблена так же сильно, как и она, и каждая считает его своим. Она затерялась в этой разноцветной благоухающей толпе. И она только слышала, как каждая из девиц и дам утверждала, что он принадлежит ей, она его никому не отдаст и отдавать не собиралась.

«Он только один, оставьте его в покое, – хотела крикнуть она, но у нее совсем не было голоса.

Она проснулась и не могла больше заснуть, как ни старалась. Он не видел и никогда не увидит ее. Брат понимал, что произошло, или только догадывался, но он старался ее как-то успокоить, только, как такое могло быть? Ничего не оставалось за душой, она была одинока и брошена, и не будет никогда никакого утешения для нее в этом мире.

В доме молчали о молодом, но уже знаменитом художнике. Он отдалялся от мира по мере того, как приближался к королевскому дворцу. Если бы она была более набожной, то, вероятно, ушла бы в монастырь. Но и дома она в те дни оставалась в таком же заточении. Она должна была оставаться одинокой и незамужней. Женихи со временем исчезли, от них не оставалось и следа.

Тогда она и отправилась в гости к подруге. Они так давно не виделись, что едва узнали друг друга.

С ней она впервые и заговорила о художнике.

– Говорят, он талантливее всех, – проворковала подруга.

Потом она похвасталась, что к обеду у них будет другой художник.

– Не Рубенс, конечно, но чем черт не шутит, возможно, он и потеснит его скоро, мрачноват правда, немного, но у нас так много горящих и пылающих и все сжигавших на своем пути, кому-то надо быть и мрачным.

Ей хотелось похвалиться знакомствами, она и не задумывалась о том, какую боль доставляет Саскии

Первым ее желанием было уйти. Но потом она как-то успокоилась и осталась, упрекая себя в слабости и трусости. Если это не Рубенс, то нет никакой опасности. Она не может всю жизнь прятаться от мира. Пусть все идет своим чередом.

И он появился. Во всем противоположный гению, в такого она никак не могла влюбиться.

Если бы они случайно столкнулись на улице, она бы не заметила его в толпе, да и теперь не запомнила его лица. Хотя когда он улыбался и говорил, как-то преображался и становился иным. Но влюбиться в него она никак не могла. Она столько мечтала, столько думала о Рубенсе, так хотела оказаться с ним рядом. Если бы она могла купить себе его Святого Георгия. Хотя бы какая-то его картина должна быть у нее дома.

Мастер радовался и не понимал, из-за чего она грустила. А Саския пообещала, что если она еще хоть раз встретится с этим человеком, то ни за что на свете не расскажет она ему о Рубенсе. Да и что было рассказывать? Она подумала вдруг о том, что только Рембрандт ей и остается, если никогда не будет того, другого. Но рядом с этим, она будет ближе к тому, другого выхода у нее все равно не было. Она привыкла, чтобы ее желания исполнялись, и тем паче – такие.

К концу вечера заговорили о живописи. И она проявила поразительную осведомленность. Мастер был удивлен, потрясен, восхищен.

№№№№№

В те дни Рембрандт был молод и очень горяч. Он верил как никто в свой талант, да что там – гений. Уже тогда ему не мешал ни Тициан, ни Рубенс, хотя это могло казаться странным самовольством юноши.

Но они существовали, один уже в мире ином, второй – совсем рядом – в этом мире, но он не паниковал, сталкиваясь с ним. Он ценил их таланты и величины, но и сам мог соразмерить себя с ними. А при его веселом нраве, он был уверен, что там, на Олимпе, всем хватит места. Уж если великие итальянцы уживались рядом, то им сам бог велел.

Рубенс великолепен, но он по-другому видел этот мир, чувствовал иначе, и писал иначе, это любому понятно без слов. Его волновал не внешний блеск, а внутренняя суть души, и он всегда с этим останется.

Он видел и хорошо запомнил снисходительную усмешку Рубенса, когда совсем юным несколько лет назад пришел в его мастерскую и пытался что-то объяснить ему. Получилось изысканно и остроумно. И в этом тот так был похож на свои королевские полотна. Только в первый раз он понял, что тот никогда ни с ним, ни с кем иным не станет говорить откровенно, даже если выпадет такой случай. И он никогда не станет учеником Мастера.

Рембрандт не мог пожаловаться на то, что им не восхищались, его не признавали. Но успех Рубенса был сокрушительным, с ним не сравнится никакой иной. Они жили в каком-то фуроре. Они были в восторге, хотя им не надо было притворяться – самого художника в тот момент в мастерской не было. Люди были представлены сами себе.

И лишенный чувства завести, он странно изменился с того дня, совсем по-иному себя ощущал. Ему очень хотелось, чтобы так же люди пришли к нему и так его воспринимали. Но он понимал, что, скорее всего такого никогда не будет, потому что он не станет рисовать королей, разговаривать с ними и все время среди них оставаться на странной высоте. Он не мог потерять свою свободу, он не мог стать придворным художником. Но он видел, что взамен получил Рубенс. Ни у кого не было такой великолепной мастерской, такой роскоши, таких возможностей. За любое полотно богачи, не торгуясь, выбрасывали такие деньги, которые ему и не снились, а может, никогда и не приснятся даже.

Но такова судьба, одному – порхать по жизни, победно улыбаясь, а другому – пахать, не разгибаясь, и просто делать свое дело, не зарывая таланта в землю.

№№№№№

Мастер думал за работой о той женщине, которую он полюбит раз и навсегда. Он и сам удивлялся порой тому, что до сих пор не было никакой женщины в его жизни. Но ему так не хотелось себя обременять ее появлением, менять что-то в своей холостяцкой берлоге и жизни. А возможно, он просто еще не встретил эту женщину. Она не попадалась ему на пути, это бы он сразу почувствовал. И в этом Рубенс обогнал его, все только и говорили о его женитьбе и счастливой жизни с Изабеллой. Какое чудное имя у жены художника. Она была восхитительно хороша, они так дополняли друг друга. Но с ним такой стала бы любая из его избранниц, потому что она всегда отражала его свет – это самое главное.

Мастер невольно отстранялся от гения, но он в те дни все-таки оставался на слишком близком расстоянии. Но он знал, что покажет этому миру не просто другой стиль, а высший класс, без этого блеска и великолепия, без королей и придворных острот – это будет простой, но настоящий мир.

Как-то он сказал об этом своим друзьям за кружкой доброго эля, сказал, оставаясь спокойным и беззаботным.

И вдруг он услышал от кого-то из пировавших вместе с ним:

– Когда ты найдешь невесту и захочешь жениться, позови нас до свадьбы, и мы спросим, за кого бы она с большей охотой вышла замуж– за гениального Рубенса или столь же гениального Рембрандта? Только пусть твоя невеста еще и в живописи что-то смыслит. Но на красивой дурочке ты у нас и не женишься, она тебе еще и для души нужна, а не только для постели.

Задумался художник, крепко задумался он в те минуты, о том, кого бы предпочла любимая женщина, окажись у нее такой выбор, хорошо, что его не было. Самой умной женщиной из всех, кого он знал, и с кем имел честь говорить, была Изабелла – жена Рубенса. И она свой выбор сделала еще до встречи с ним. Но он не решился бы даже спросить ее о том, кого бы она выбрала, ответ был ясен любому. И он был вовсе не в его пользу. Его сопернику повезло и с женщиной, что тут еще сказать можно?

Но и он, когда станет женатым, будет больше работать, сейчас слишком много времени отводится на гулянки. Хотя он не нуждается ни в чем и ему не нужны деньги, но ведь так будет не всегда.

Но никого не было рядом, он томился от ожидания, и ему очень хотелось какой-то определенности, семейного счастья, даже детишек. Ему совсем не нравились случайные связи, он не был бабником, и хотел стать женатым и счастливым, разве это слишком много для того, кто однажды пришел в этот мир.

Но для этого нужно было приложить какие-то усилия, он прекрасно понимал это. Но сначала любовь должна была все перевернуть в его жизни и только потом. Он делал массу эскизов самых великолепных женщин. Большинство из них так и не становились картинами. Он был страшно недоволен собой при этом. Но все казалось не то и не так. Но и женщины были только придуманы им самим, он не мог встретить их где-то на улице.

А работал он упорно и самозабвенно, вчитываясь в страницы Библии, делал эскизы и зарисовки и знал, что там будут его главные сюжеты и главные картины. Но он не знал, как это все вольется в его творчество и преобразится в нем.

Так все и протекало до той самой вечеринки, где художник столкнулся с Саскией. Он сразу понял, что это она, как только на нее взглянул. Может, он ждал ее слишком долго или это было видение и озарение. Но это было даром небес. Он проводил ее домой и направился в этот дом. Он знал, что она даст согласие, и никто не сможет противиться этому. Но что-то тревожило его и заставляло глубоко задуматься.

Особенно поразил мастера брат девушки. Он так странно на художника взглянул, когда они были представлены друг другу. Он был не только холоден, но не хотел ни о чем думать, и слышать ничего о нем не хотел.

Возможно, он просто не любил художников, или он не особенно богат и знатен для них. Тогда он понял, что она может и не стать из-за родственников его женой. Но если такое все-таки случится, и они согласятся на брак, то он будет самым счастливым в мире человеком. О другом и думать не хотелось.

И он был доволен тем, что в этом мире происходило в те минуты. В первый раз все складывалось удачно.

№№№№№№

Саския взглянула на брата своего. Он вовсе не так глуп, как казался ей прежде.

– Зачем ты познакомилась с этим человеком? – спрашивал он.

– Он умен и симпатичен.

– Это я и без тебя видел. Но меня не это волнует

– Он недостаточно богат и знаменит, может быть.

Она упорно уводила его от главного, но он никуда не хотел и не собирался уходить.

– Ты знаешь, о чем я говорю – он художник

– Ну и что из этого?

– Может, он и хороший парень, но не он тебе нужен, с его помощью ты решила дотянуться до королевского шута, вероятно, а этот так и останется простым смертным, он никогда не станет художником королей.

Но ей хотелось знать только одно – о Рубенсе или о деньгах говорит ее брат. Она решила это и выяснить, чтобы не оставалось никаких сомнений.

– Ты ведь все еще любишь Рубенса? Зачем же морочить голову этому парню?

– Но я не морочу голову, – возмутилась она, поражая его своей проницательностью.

– Морочишь, и, судя по всему, он уже очарован. Но ты сказала ему о том, другом?

– Нечего говорить, и ты не станешь даже имени его упоминать, – стояла на своем Саския.

– Как хочешь, только не забудь, что бывает, когда за двумя сразу бежать хочется.

– Я стану счастливой и без него, я буду счастливой все равно.

Он знал, что она всегда добивалась своего. Но сможет ли она полюбить. Он знал, что такое любовь, хотя никогда никому не говорил об этом. И сердце подсказывало ему, что когда человек старается заполучить что-то обманом, и лукавством, то ничего у него не выходит.

№№№№№№

С их первой встречи прошел какой-то срок. Мастер решил нарисовать несколько ее портретов, чтобы был повод встречаться. Сначала он боялся, что из этого ничего не выйдет, и ему откажут. Но все получилось, и в набросках она казалась ему великолепной. И она была довольна тем, что он сделал. Он обрядил ее в великолепные одежды античной богини. И стала она несказанно красивой.

Она все поняла сама, когда он работал. В его портретах таилось все, что он хотел сказать ей словами. И услышит это тот, у кого есть уши.

Мастер ждал. Он знал, что влюблен до безумия, но что при этом чувствовала она? У него и прежде были женщины. Но ни одна из них не появлялась до нее на полотне.

Он радовался тому, что происходило. Оставалось вверить ей свою судьбу и ждать ее решения.

Саския загрустила, когда несколько дней прождала его, но не было никаких вестей

– И этот художник обо мне забыл, – говорила она.– Брат обманулся, он слишком много нафантазировал. Но почему во второй раз с ней случилось подобное? Разве мало ей было страданий с королевским мастером, зачем нужно было еще это. На все вопросы она не находила ответа.

Тогда и появился посыльный. В обед, когда она совсем перестала ждать и поняла, что все кончилось, он и пришел.

Брат с тревогой на нее смотрел. Казалось, что он передумал и отказался от своей затеи. Но нет, мастер не забыл о ней. Скорее всего, на свою беду не забыл. Да и не верилось с самого начала, что он забудет. Брат оставался в раздумьях, иногда ему хотелось поведать о безответной ее любви к шуту королей. Так он называл того, кто блистал и зарабатывал огромное состояние, и понятия не имел ни о ее любви, ни о ее существовании даже.

Но, поразмыслив, он решил, что не имеет права на такие разговоры.

Вместе с ней и на этот раз он отправился в мастерскую художника. Все повторялось, хотя он и догадывался, что ничего не повторяется. Более разных людей, чем эти двое не было в мире. Порог этой мастерской они переступили вместе.

И первое, что увидела Саския – ее портрет. Сходство было поразительным, только почему она никак не могла опомниться. Она остановилась перед ним в нерешительности, не могла понять, что ей делать и как надо поступить. На этот раз он не удивил и не поразил ее. В нем не было той красоты и одухотворенности. И хотя мастерство автора давало о себе знать, но она не радовалась этому. Ей хотелось выглядеть более величественно и прекрасно, но ничего этого не было. Какой восторг вызывала та, слегка ее напоминавшая, а тут – ничего, только плоть, может быть она бездушна вовсе. Она ждала чего-то другого, но опомнилась, потому что не хотела обижать художника. Это было его видение мира, и ничего другого ей и не осталось вовсе. Но когда она немного свыклась с этим портретом, то поняла, что он не так уж и плох. Она видела то, что ускользало недавно. Немного позднее, чем хотелось, но она получила то, о чем мечтала. Только это было не совсем то, чего ей так хотелось, и человек рядом с ней совсем не тот.

– Но что наши желания, – про себя думала девица, – и почему они должны совпадать с тем, что было задумано на небесах.

– О Рубенс, я смогу стать счастливой и без тебя, если тебе так мила другая. Я смогу быть музой художника. И он сделает меня бессмертной.

Ей показалось, что подобные мысли уже посещали ее прежде, что-то такое уже случалось. Только она понятия не имела когда именно и где такое могло быть. И на этот раз она сможет снова это пережить. На рабочем столе у мастера она увидела томик стихов на итальянском. Она знала, что перед ней знаменитые сонеты Петрарки. Саския пожалела о том, что не знает итальянского языка.

– Мне читали это, там так восхитительно все звучит, и я купил книжку в надежде, что появится итальянец, и я услышу снова все, о чем он поведал миру.

И она, беря в руки эту книгу, ощутила странное тепло. Ей казалось, что она их тоже знала. Еще немного и она припомнит все, что скрывала эта тайнопись.

И погружаясь в неведомое, она не услышала даже, как художник делал предложение. Впрочем, он разговаривал с ее братом, говорили они негромко. Но потом, когда оба обратились к ней, не могли поверить тому, что она ничего не слышала.

И Саския была удивлена. Мастер рассмеялся, он решил, что это она так сильно волнуется. Братец же ее настроен был вовсе не так весело. Он знал больше и думал о другом художнике. Но тайны не мог выдать и на этот раз. Этот художник нравился ему все больше. Лучшего мужа было трудно и представить себе. И не все было так плачевно на этот раз, как тогда. Она достаточно разумна для этого. Но по дороге он все-таки не удержался и спросил ее.

– Хотя он все время был весел, но предложение он сделал тебе серьезное. Что же ты на это ответишь?

– Я должна отвечать прямо сейчас? – удивилась Саския.

– Но что ты думаешь о нем и о своем будущем?

– С ним легко и интересно, – пожала она плечами. – Он вроде бы создан для меня и мне порой кажется, что я его хорошо знаю. Но если бы я не встретила прежде Рубенса, то была бы счастлива, а так только наполовину, словно бы меня обманули.

– Тогда оставь его. Он достоин лучшего, – вспылил юноша, вдруг представив себе, что это его невеста говорит про него.

– Не командуй, я думаю, что любовь – это болезнь, и она вовсе не годится, если хочется семьи и хороших отношений. Не путай замужество с чувствами. Хорошая семья и любовь почти несовместимы, это не только любовь, а многие другие вещи, более важные и значительные.

И вдруг она поняла, что вообще ничего не знает о хорошей семье. У нее не было никаких мыслей по этому поводу.

Он ничего не стал отвечать ей на это, пусть думает то, что хочет. Ведь и он не уверен был в том, что прав, только время их рассудит. Такие важные решения человек принимает сам.

№№№№№№

Всю ночь Саския провела без сна.. Память вдруг возвращала ее куда-то в иное пространство, где у нее уже была семья. Но могло ли повториться все и на этот раз? Трудно сказать. Но этот человек – художник и он любит ее, как никто никогда прежде не любил, хотя она и не знала, откуда у нее была такая уверенность, но она была.

– Я буду с ним счастлива, – говорила она.

Но так часто повторяла эти слова, что убедила в этом себя. Она хотела только одного – выйти замуж за художника. Так проще и легче было и жить и встречаться с другим человеком. Но она понимала другое – эти двое, хотя и живут в одном городе и мире, но они несовместимы. Даже их полотна рядом представить невозможно. Они дальше друг от друга, чем те, которые живут в разных временах. Оставалось только надеяться на чудо, но надежда была слабой.

Но она хотела только одного – быть к нему как можно ближе.

Она знала, что Рубенс больше не рисовал Изабеллу, ее же портретов со временем становилось все больше. И рано или поздно, но они попадут ему на глаза, он увидит их и поймет, что она любима. Она так и оставалась обиженной и хотела только одного – отомстить художнику. Она не могла пережить равнодушия того, которого так самозабвенно любила.

Она столкнулась с Изабеллой скоро. В каком дорогом и красивом одеянии она была спокойна и полна достоинства, такой и должна быть королева.

И пришлось раздраженно отвернуться Саскии. Она боялась, что выдаст себя. Изабелла же и не подозревала и не знала ничего о страстях, которые теснились в душе ее. Такое столкновение показалось ей очень болезненным ударом. И она ускорила подготовку к свадьбе.

№№№№№№

Мастер был счастлив. Она согласилась. Она станет его женой. Он добился своего, хотя не верил в это еще вчера, но ему повезло, его женой станет именно та, которую он так любил.

О чем еще можно было мечтать и думать? Все остальные женщины перестали для него с того дня существовать. А ведь он был уверен, что в прошлой жизни не был женат, потому что его любимая женщина была замужем. И только на этот раз ему все удастся исправить и изменить.

Он пировал с теми же художниками, которые тогда просили привести невесту, чтобы задать ей крамольный вопрос о нем и Рубенсе, за кого бы она предпочла выйти замуж. И кто-то из них снова напомнил о том споре.

– В этом нет необходимости, она, кажется, и не знает о нем, и не поймет, о ком вы спрашиваете. Для нее существует только один художник, у меня нет соперников.

Как же наивен и беспечен он был, когда о том говорил, вот уж точно никогда не знаешь, кто, о чем думает, особенно если это женщина, пусть и любимая.

Ему так казалось, ведь его Саския ни разу не назвала фамилии королевского художника. Видно, ей до него не было никакого дела. Он был так далек от них, как звезда на черном небосклоне.

.Она уже часто бывала здесь, любовалась его полотнами, и знала, что скоро это будет ее дом. Он больше не боялся сравнения с Рубенсом, не чувствовал этой опасности. О свадьбе говорил весь Амстердам, все художники желали приветствовать мастера, и он радостно раздавал приглашение. Сюда стремились попасть все, даже те, кто не был в восторге от его творений.

Молчанием ответил только один из них – это был Рубенс, ему не было никакого дела до того, что происходило в мире живописцев. Это не особенно расстроило Мастера, хорошо, что его не будет. Он неуютно чувствовал бы себя на собственной свадьбе рядом с ним. Невесте своей он о том вообще ничего не сказал. И только из разговоров других художников она знала, что Рубенс промолчал. И это как-то странно ранило ее. Она молчала, а он был занят и беспечен и не заметил перемен ее настроения.

Она не просто узнала и стала привыкать к нему в это время, но после шумной свадьбы полюбила его всей душой. Но это было совсем другое чувство. Он не был для нее божеством. Он казался живым и обычным человеком. Но он с такой детской радостью стал единственным ее художником. Он так много и так ярко рисовал ее, что любое сердце должно было растаять рано или поздно. Она сдалась на милость гению и какое-то время на самом деле была счастлива и спокойна. Она купалась в лучах любви и счастья. Но не могла забыть о том, что ни ей, а Изабелле достались драгоценности, дворец, близость к королю. Она получила не так мало – бессмертие, легенду о любви, которой не было, но она могла бы быть вполне. Даже тень Лауры меркла рядом с ней. Та была так далека от своего поэта. Она получила больше, чем могла, и все – же, все же. Никакая живая или мертвая женщина не сможет с ней больше поспорить.

Художник мог немного успокоиться. Он обратился к Библейским сюжетам-

Это было ему дороже всего, Она однажды вдруг спросила его о Святом Георгии.

– Нет, дорогая, – говорил он. Этого несчастного столько рисовали все, кому не лень, нет никакого смысла повторять этот сюжет. Я буду писать жертвоприношение Авраама. Ангел отводит руку с мечом, юноша остается цел и невредим.

Она промолчала. Но она понимала, чем они отличаются друг от друга. Один сам приносит жертвы и воюет. Второй старается примирить невозможное.

Как страшно сознавать такую разницу. Но та первая настоящая картина так запала ей в душу, что не могла она о ней позабыть, как ни старалась. Она хотела скопировать картину Рубенса и оставить ее в своих покоях. Но это мог сделать только его ученик. А художник даже из любви к ней не станет ничего такого делать – она точно знала это.

А Мастер между тем уже погрузился в свои сюжеты. И когда Саския увидела его наброски к «Жертвоприношению» она была страшно удивлена – совсем другие тона, другая школа. Она видела, насколько он изменился у нее на глазах, и никак не могла объяснить происходящего.

.Он стал другим, и они должны пригласить его к королевскому двору, и она получит хотя бы часть того, чем владела в полной мере Изабелла. И в те дни она казалась веселой и беззаботной, хотя это быстро закончилось.

Она поняла, что беременна. И если его даже туда пригласят, то он отправится без нее.

Узнав о том, что у него будет наследник, он не сомневался в том, что это будет мальчик, он был счастлив, и стал рисовать ее – его любимая стала Флорой. Этот портрет был одним из лучших ее изображений. Саския могла гордиться тем, что она видела теперь. Но она и радовалась и огорчалась одновременно. Все было и так, и не так, как ей того хотелось. Даже чужие люди, увидев ее, верили в то, что она счастлива. Но Рубенс по-прежнему понятия никакого о ней не имел, они так и остались в разных мирах, находившихся рядом, не пересекались даже. Он, правда, видел многие полотна того, которого даже и соперником своим не считал, так высоко взлетел гений в те дни. Кому – то он говорил о том, что это бесспорно мастер, но слишком мрачноват.

И она слышала эти отзывы, и никак не могла защитить своего мужа от нападок.

Когда «Жертвоприношение» было выставлено, его ждали, но он так и не появился, был слишком занят. И она должна была совсем успокоиться к тому времени, если бы не услышала реплику короля художников, и реализме и мрачных тонах на полотнах ее мужа.

За все это время она видела его только несколько раз. Он немного дольше задержал на ней свой взгляд и старался вспомнить, где мог видеть ее прежде, но так и не вспомнил этого, видно. Для него она не была живым человеком, а оставалась только на картинах ее мужа – одним из персонажей. Это надо было признать и забыть о нем навсегда, чтобы спокойно жить дальше.

Но в минуты раздумий она хорошо понимала, что не может быть до конца счастлива, как не старается. Она хотела знать, испытывает ли что-то подобное Изабелла или она одна такая, но такого случая у нее никогда не было в жизни. А еще ей хотелось знать, каково быть женой гения. Хотя она понимала, что разговор этот невозможен, но мысли такие ее не оставляли. Этого не случилось, до королевы она дотянуться не могла.

№№№№№

В назначенный срок у них родился сын. Мастер бурно отмечал появление первенца. Он говорил о том, что у них будет много детей своим друзьям, но жена его только грустно улыбалась. Она знала, что ребенок останется единственным. И не только на полотнах мужа ее, но и в душе ее зарождалась уже неизлечимая болезнь, от которой она никогда не сможет избавиться.

А потом она спрашивала себя: – Почему я?

Астролог и знахарка, к которым она ходила тайком от него, говорили о том, что так было начертано в судьбе ее, она страшно грустила. И возникла мысль о том, что Рубенс стар и возможно они отправятся в последнее путешествие вместе. Странно то, что в тот миг она подумала о человеке, который всегда был от нее дальше многих. Мужу она и потом ничего не сказала. Пусть он живет и радуется. Даже допустить мысль о том, что ей придется его оставить было как-то страшно и невыносимо для него.

Она знала, что все переменится, и весь мир узнает о надвигавшейся беде, и станут ее жалеть, а ей совсем не хотелось этого тогда.

Но пока Саския думала о собственных бедах, произошла еще более странная и страшная вещь – умерла Изабелла. И даже услышав об этом и в пятый и в десятый раз, она никак не могла этому поверить. И она забыла о собственном недуге и решила, что ей представился случай сменить Изабеллу, и пробыть рядом с ним какой-то срок.

Но судьба оставалась к ней страшно несправедливой. Когда желание почти исполнялось, происходило нечто такое, что все рушило вокруг.

Она издалека видела эти пышные похороны. Она видела, как он убит горем, как он страдал, и понимала, что никто больше не сможет сделать его счастливым. И даже если бы он позвал ее, она не смогла бы уже прийти к нему, чтобы не огорчать его и своим скорым уходом, круг замыкался на этот раз. Но такое не могло случиться даже в сказке, он никогда не позовет ее, если этого не случилось даже 15 лет назад, когда она пришла к нему, то теперь не произойдет тем более.