Текст книги "Деревня Чудово, или Наказание для наблюдателя"

Разобравшись с «платным» инвентарём, завхоз перешёл к раздаче «бесплатного». Женщинам особенно понравились подвески с деревянными фигурками зверюшек, служащих здесь оберегами, так же как и сплетённые из разноцветных шерстяных ниток браслеты и колечки. Виктория, опять вспомнив о десяти путёвках, набрала несколько горстей таких «оберегов».

– А это вот плазмосдув, – достал Фишкин из коробки точно такой же «веер», какой Клинин купил в «супермаркете», – он прекрасно отгоняет любые плазменные шары, которые водятся на Острове.

Илья, до этого забавлявшийся раздачей турбазовских «сувениров», теперь страшно разозлился, поняв, что Василиса провела его, как лоха, всучив вещь, которая, как она наверняка знала, бесплатно выдавалась на складе.

«Да тут надо не духов и плазменных шаров бояться, а деревенских ловкачей», – накручивал он себя, складывая обереги и индивидуальный инвентарь в выданную завхозом матерчатую сумку.

С трудом дождавшись, когда Фишкин раздаст всем подробную карту Куролесовского района и расскажет о предстоящей экскурсии на Кружилихин Остров, Илья, полный решимости вернуть Василисе купленный у неё «веер», поспешил в сельпо.

– Ещё что-нибудь приобрести надумали? – как ни в чём не бывало встретила его профессионально улыбающаяся продавщица.

– Нет, хочу вернуть плазмосдув, мне Фишкин такой же выдал, – сказал Илья подчёркнуто сумрачно, чтобы скрыть накатившее смущение.

– Так це ж добре, – вдруг с украинским акцентом заговорила Василиса, – запас те карман не тянет! Эти ж плазмоздувы вещь полезная, а теряются без конца. Туристы потом сюда приходят, чтобы купить, – а их нету. Так что оставьте себе, точно говорю, не пожалеете.

Под этим напористым говорком Клинин ещё больше смутился, хотя нашёл в себе силы отказаться от предложенных продавщицей кустарно выполненных сувениров, которыми, якобы, можно задобрить домовых и прочих духов.

– Тогда «Клубничную» карамель Тишку возьмите, он её любит, – с готовностью предложила Василиса.

Даже не выяснив, кто такой Тишок, Илья категорично замотал головой и почти бегом выскочил из магазина.

«Ну и вляпался ты, Клинин! – уже на улице, подумал он. – Нет, эти развлечения для мистиков-экстремалов и любителей деревенской мифологии явно не для меня. Пожалуй, надо отсюда сматываться, пока не поздно».

Тем не менее, представив, как неприглядно будет выглядеть его бегство в глазах Никиты и шефа, Илья решил всё же потерпеть и постараться не обращать внимания на местные причуды и нелепости, пока не напишет что-нибудь путное. Он отнёс сумку с «инвентарём» домой и пошёл за околицу, чтобы позвонить домой и в редакцию. С трудом отыскав на пригорке у пруда место, где включился мобильник, Клинин сначала дозвонился до бабули и сообщил, что доехал и устроился отлично, красочно описал местный пейзаж и не пожалел эпитетов для похвалы поварам. Потом он набрал номер Никиты. Тот сразу же ответил и с ходу стал спрашивать, что интересного «накопал» Илья. Тот, чтобы не разочаровывать приятеля, жизнерадостным тоном поведал о Тузине, Роберте и о том, что пока ничего аномального, кроме неработающей техники и странноватой растительности, в деревне не обнаружил. Рассказал немного и о Рябкиных.

– Ну-ну, – неопределённо хмыкнул Зуев и посоветовал, – ты втирайся в доверие к хозяевам, может, о чём занятном и проговорятся, и Тузина «окучивай», мне чутьё подсказывает – он не просто так туда приехал. А главное – всё записывай, потом мне покажешь.

В трубке вдруг что-то загудело и заквакало.

– Ладно, отбой, – крикнул Никита, стараясь прорваться сквозь вопли разбушевавшихся квакуш, – жду тебя в столице с жареными и перчёными новостями!

– Тут уж не до «перца», хоть бы что-нибудь удобоваримое написать, – пробурчал Илья и перешёл границу, за которой телефон перестал подавать признаки жизни.

Над деревней снова зависло облако-диск, небо приобрело необычный сине-фиолетовый оттенок, вокруг кружился пёстрый хоровод экзотических бабочек, словно бы приглашавший присоединиться к ним и наслаждаться свободной беспечной жизнью.

– А не озаглавить ли мой первый репортаж так: «Деревня Чудово – территория реальной нереальности», – вдруг сказал вслух Клинин.

Название показалось ему достаточно интригующим, а это уже было неплохо, поэтому Клинин более уверенно и оптимистично взглянул на ситуацию, в которой оказался, и вновь обрёл надежду написать нечто такое, что удивит и заинтересует читающую публику.

Глава 3

Первый день командировки Ильи подходил к концу. После его похода за околицу ничего интересного не произошло. Удобно устроившись на своей кровати, он записал в толстый «журналистский» блокнот все, что случилось сегодня, и изучил карту района, уделив особое внимание окрестностям Чудова. Самым интересным местом здесь, безусловно, был Кружилихин Остров, подробно изображённый на карте, испещрённой смешными и курьёзными названиями холмов, полян и каких-то «колец». Странные и чудные названия имели и участки Кружилихина леса, который вплотную подходил к самому берегу реки. Сама же речка, реально, непонятно, где начиналась и заканчивалась, потому что её русло имело форму знака «бесконечность». Эта «бесконечность» образовывала два острова: один тот самый – Кружилихин, другой, находившийся рядом с деревней Здоровьино, – Остров Тишины. Недалеко от Чудова, как раз напротив середины речки, расстилалось озеро, которое называлось Бездонным. На карте, так же как и на картине в столовой, оно было идеально круглым и смолянистым.

Более-менее разобравшись с картой и устав от созерцания её забавных, а иногда озадачивающих названий, Клинин немного вздремнул, но вскоре проснулся, разбуженный голосом Аскольда. Экстрасенс в приказном порядке велел Роберту идти в столовую. Илья посмотрел на «водомер времени», показывающий семь часов, и тоже отправился на ужин, не принёсший никаких новостей, кроме вкуснейшей кулебяки и настойчивых предупреждений Фишкина спокойно относиться к живущим в домах духам, надевать защитные очки, если ночью будет слишком сильное сияние «зарниц», но не бояться их и других световых явлений, потому что они тут дело обычное и нормальное.

Посмеявшись в душе над словами Степана Васильевича, Клинин всё же последовал его совету и не стал разгуливать по ночной деревне, а, придя в свою комнату, сел на подоконник понаблюдать за деревней, погружающейся в сумерки. Здесь они наступали гораздо раньше, чем обычно, по крайней мере, небо темнело сразу же после заката солнца. Илья уже начал привыкать к своеобразному окрасу здешнего неба и частой смене его цвета. Он зафиксировал в блокноте, что утром небо было ярко-бирюзовым, днём оно стало сине-фиолетовым, а к десяти часам вечера – почти чёрным, отчего на нём просто фантастично смотрелся вымощенный мириадами звёзд Млечный Путь, который вскоре начал походить на безграничную огненную дорогу в Космос. Но ещё фантастичнее выглядели неправдоподобно яркие вспышки света у самого горизонта, время от времени озаряющие всю деревню, и разноцветные сияния загадочного происхождения. Просто оглушённый таким невероятным зрелищем, Илья завороженно наблюдал, как у него над головой, освещая сверху приглушённым неоновым светом редкие перистые облака, два плазменных шара вращаются с довольно большой скоростью навстречу друг другу по окружности, наверное, километрового диаметра, что подозрительно точно совпадало с диаметром загадочного облака-диска.

«Разве в такое без фото и видео кто-нибудь поверит?» – с сожалением подумал Клинин.

Он ещё немного постоял у окна, но, поняв, что больше не в состоянии в одиночестве наблюдать за этой разбушевавшейся фантасмагорией, прихватив свой «водомер времени», поспешил на веранду с намерением зайти в гости к Рябкиным. На веранде Илья невольно остановился, завороженно глядя на сотканную из густого тумана гигантскую пирамиду, изнутри как будто освещённую радугой. Основание пирамиды, похоже, находилось в середине Кружилихина Острова, а вершина терялась в глубинах звёздного неба. Радужный свет внутри пирамиды был настолько сильным, что пробивался сквозь матовый туман, озаряя весь Остров и половину деревни. Немного придя в себя от ещё одного чудовского феномена, Клинин осторожно постучал в дверь прихожей.

– Входите, открыто, – радушно откликнулась Варвара Игнатьевна.

Илья вошёл и облегчённо выдохнул, узрев нормальную бытовую семейную обстановку: Осип читал районную газету, а Варвара из обычных белых ниток крючком вязала нечто замысловато-кружевное. Попросив ещё раз объяснить устройство «водомера», он уселся за стол рядом с Осипом. Но до двенадцати было ещё несколько минут, и Клинин, как будто между прочим, спросил, что это за странные свечения на Острове и откуда берутся лучи и сполохи.

– Кто ж его знает, – пожал плечами Рябкин, – мы к ним привыкли и внимания не обращаем, а приезжавшие сюда учёные по-разному объясняли, в зависимости от своего воображения и степени учёности.

– Да, здесь лучами и «зарницами» никого не удивишь, – оторвавшись от вязания, вступила в разговор Варвара, – вот к змею, который из озера является, я до сих пор привыкнуть не могу! А некоторые туристы его и вовсе очень пугаются с непривычки.

– Какой же это змей? – протяжно зевнул Осип Петрович. – Так, здешнее явление природы, ничего особенного.

– А вы очки защитные надеваете, когда этот змей появляется или когда слишком ярко сверкает?

– Нет, нам такая защита ни к чему. Мы люди привычные, – сдержанно сообщил Рябкин и, прислушавшись к раздавшемуся за околицей мелодичному звону «колокольчиков», охотно показал Илье, как переворачивать колбу, чтобы вода в ней не плескалась.

– Чем аккуратней переворачиваешь, тем время точнее, – учил он, довольно наблюдая за гостем, – всё правильно сделал, молодец! А на небесные фокусы внимания не обращай, вернее, обращай – за этим ты сюда и приехал, но нервы береги и близко к сердцу ничего не принимай. Относись ко всему, будто к телевизору – мало ли чего там показывают.

– Точно, – согласилась Варвара, – и к домовым серьёзно не относись и не приваживай, а то им бы лишь болтать и баловаться.

– Вот и хорошо, интервью у них возьму! – засмеялся Илья, а про себя подумал: «Ловко эти деревенские себе рекламу делают. После таких рассказов и не захочешь, а что-нибудь померещится».

– А что? Пожалуй, с Тишком тебе интересно будет поговорить, он иногда прелюбопытно рассуждает, – сказал Осип, откладывая газету в сторону, – со Страшком же не связывайся, он надоедливый и похулиганить любит.

– Тишок у нас в доме с давних времён живёт, а Страшокв кладовке появился, когда мы стали постояльцев пускать, – пояснила Варвара Игнатьевна.

– Понятно, – изобразил на лице вымученную улыбку Илья.

И, уже уходя, на всякий случай, поинтересовался, можно ли как-нибудь избавиться от этих домовых, например, пошептать заклинание или перекреститься.

– Так они же не нечисть какая-нибудь! Чего от них избавляться? – обиделась Рябкина. – Наши прежние постояльцы, если не хотели с ними общаться, просто с головой одеялом укрывались.

– Ежели слишком докучать будут, можно ещё сказать, что Ираклию пожалуешься, они его очень уважают и побаиваются, – предложил Осип.

– А это кто?

– Узнаешь в своё время. Сейчас всё равно не поверишь.

От слов хозяев дома, так обыденно рассуждавших о дремучих фольклорных персонажах, Клинин почувствовал себя неуютно, но время было позднее и ему ничего больше не оставалось, как пожелать хозяевам спокойной ночи и отправиться в «номер», прислушиваясь к тому, что происходит у соседей. В комнате Роберта было тихо, а у Аскольда слышались некое движение.

«В случае чего психотерапевта позову – решил Илья, но тут же возмущённо подумал, – тебе самому-то не смешно?»

Он постарался отвлечься от нелепых страхов, плотно задвинул шторы на окнах, погасил свет и только успел раздеться и прилечь на кровать, как тут же погрузился в спокойный сон, сквозь который вдруг явственно услышал шаги, вернее шажки. Кто-то расхаживал по его «номеру» взад-вперёд. Клинин открыл глаза, но никого не увидел, зато заметил, что шторы на окне раздвинуты и комната наполнена тусклым серебристым светом, исходившим от почти полной луны, низко висевшей над землёй. Шаги прекратились, но на Илью постепенно накатывалось предчувствие чего-то жуткого, невероятного. Он укрылся с головой одеялом и затаил дыхание, понимая всю нелепость своего поведения. Пролежав так достаточно долго, Илья, почувствовав, что ему не хватает воздуха, откинул одеяло и тут же пожалел об этом, встретившись взглядом с мужичком, сидевшим на краешке стула и по-детски болтавшим короткими ножками в лапотках. В свете луны легко можно было разглядеть его улыбчивое бородатое лицо, взлохмаченные белёсые волосы; голубые, как чистое небо, глазки, и смешной носик-пуговку. Отчётливо были видны даже крошечные цветочки на его рубашке, заправленной в тёмные шаровары. Илья неожиданно вспомнил, что изображение точно такого же мужичка красуется на крыше дома Рябкиных в виде флюгера, и это воспоминание почему-то немного его успокоило.

Мужичок перестал улыбаться, заговорщицки подмигнул, кашлянул в кулак и проговорил тихо, но баском:

– Ты, паря, это…не боись, я Тишок – домовой из рода Тихонов. Слыхал про таких? Нет, наверное, так вот я познакомиться пришёл. Не возражаешь?

«Обынтернеченное» сознание Ильи, к тому же забитое всякими небылицами и нелепостями, всплывающими в мутном информационном потоке жёлтой прессы, казалось, уже было способно переварить всё что угодно, но в этом случае наотрез отказывалось принять существование мужичка-флюгера.

Клинин промычал нечто невразумительное и судорожно натянул на голову одеяло.

– Ничего, в первый раз все пужаются, – успокаивающе проговорил Тишок, – завтра, глядишь, совсем иное дело будет. Ты спи, а я пойду с другими постояльцами знакомиться.

В комнате больше не было слышно ни звука, но Илья долго тревожно и беспокойно прислушивался к тишине, невольно вздрагивая от петушиных криков и торжествующего карканья ворон, оповещавших о наступлении утра. Только когда из щёлки между одеялом и подушкой брызнул солнечный свет, он сбросил одеяло и, перед тем как крепко, без сновидений, заснуть, успел подумать: «Интересно, как эта ночь прошла у Аскольда – видел ли он домового, и впечатлила ли его световая феерия?»

А Тузин совершенно не обращал внимания на световое шоу за окном. В двенадцать ночи он перевернул «водомер времени» и, неслышно ступая, подошёл к двери Роберта. Приоткрыл её, посмотрел на неподвижно лежащего подопечного, сконцентрировался на извлечении информации о нём и хотя ничего из прошлой жизни Роберта не «рассмотрел», но к своей большой радости «увидел», что у того нет никаких родственников, его никто не ищет, а значит, можно было спокойно производить над ним любые опыты и эксперименты. Довольный, Аскольд вернулся к себе, повесил в шкаф аккуратно выглаженные Варварой, конечно же, за отдельную плату, костюмы и рубашки, вынул пижаму из чемодана и увидел на самом его дне стальной сосуд с крышкой и фотографию книги, из-за которой и приехал в эту глухомань. Уже в который раз Тузин разглядывал этот снимок, а горло всё равно перехватывало от волнения и восторга. Он очень давно мечтал стать обладателем книги, запечатлённой на снимке, и вот благодаря удивительным обстоятельствам, при которых Аскольд познакомился с не менее удивительной личностью – Устином Лаврентьевичем Упыриным, его мечта могла стать реальностью. Вообще-то обстоятельства их знакомства были довольно обычными: Устин после одного из выступлений психотерапевта оказался в толпе желающих лично с ним поговорить. Тузин не любил такого рода общение и попытался скрыться за спинами охранников. Это ему удалось, но Упырин каким-то образом снова очутился у него на пути и, прежде чем Аскольд возмутился, быстро произнёс:

– Я знаю, Вы хотели приобрести данный фолиант, – он протянул фотографию переплета, на котором по латыни было написано название: «ТРАКТАТ О СПОСОБАХ ОБРЕТЕНИЯ ВЛАСТИ НАД СТИХИЯМИ И ДЕМОНАМИ».

Под надписью был изображён сложный иероглиф, который Аскольд не спутал бы ни с одним символом или знаком, потому что он обозначал Всемогущество – самое заветное желание Тузина.

Аскольда поначалу оттолкнул и насторожил этот человек, какой-то скользкий, пронырливый, с бегающим взглядом маленьких недобрых глаз, а главное, источающий неприятную, непривычную энергетику, мешавшую узнать что-либо о её обладателе. Тем не менее, увидев название фолианта, Тузин моментально откинул возникшую в первые мгновенья неприязнь. Ожидая разъяснений, он благосклонно посмотрел на собеседника, невозмутимо проговорившего:

– У меня есть эта книга, и, если она всё ещё Вас интересует, я могу её Вам подарить.

Мало сказать, что Аскольда интересовала книга на фотографии: он её жаждал, искал по всему миру, она была его наваждением и самой заветной мечтой! Но, подчиняясь данному когда-то самому себе приказу, ни при каких обстоятельствах не показывать истинных чувств, он холодно сказал:

– Действительно, я хотел приобрести этот фолиант, только, по моей информации, он исчез в начале девятнадцатого века, и с тех пор его никто не видел.

– Повторяю, я им владею, свидетельством чему служит данная фотография, сделанная буквально на днях, и при определённых условиях готов отдать его вам.

– При каких условиях? – насторожился Тузин.

– Думаю, сейчас не место и не время их обсуждать. Давайте встретимся завтра. Приходите ко мне на работу. Вот моя визитка. Секретаря я предупрежу.

Из визитки Аскольд узнал, что его собеседник – чиновник высокого ранга с труднопроизносимой должностью, работающий в Департаменте образования, культуры и молодёжной политики. Они договорились о времени приёма, и, пока Тузин бережно укладывал фотографию и визитку в дипломат, Устин Лаврентьевич исчез.

Отменив все дела, Аскольд приехал домой и сразу же попытался войти в состояние транса, чтобы узнать какую-нибудь информацию об Упырине, но ничего не получилось. Тогда он позвонил работавшему в одном из силовых ведомств пациенту, которому когда-то помог избавиться от тяжёлой формы депрессии, и попросил его собрать досье на Упырина. Услышав просьбу, тот долго молчал, а потом нехотя сказал, что и без досье может сообщить: Упырин – тёмная и опасная личность.

– Держись от него подальше, а то, в случае чего, тебе даже сверхспособности не помогут, – предостерёг он и наотрез отказался дальше обсуждать эту тему.

В голосе силовика улавливался намёк на нечто иррациональное, не укладывающееся у него в голове, поэтому Тузин не стал выпытывать подробности и смущать человека, привыкшего видеть мир в обыденной, уголовной реальности, рассчитывая разобраться в личности Устина по ходу общения с ним.

Несколько озадаченный, но всё равно окрылённый Аскольд принялся обдумывать различные варианты предстоящей встречи, заранее решив, что пойдёт на любые условия Упырина. Однако он и представить себе не мог, какими причудливыми эти условия окажутся. Устин Лаврентьевич потребовал, чтобы Аскольд поехал в деревню Чудово и добыл «жгучий» камешек, причём не позднее третьего по счёту полнолуния со времени их разговора. Он вручил ему стальной сосуд, в который надо было положить камень, и подробно рассказал, где и как это можно сделать. Видя недоумение Тузина, засомневавшегося в серьёзности его намерений, Упырин вынул из ящика стола фолиант в тёмном потрескавшемся от времени кожаном переплёте и протянул его Аскольду. Внизу обложки, под латинским названием, отливал золотом заветный знак Всевластия. С нетерпением открыв книгу, Тузин сразу же наткнулся на продолжение главы, которую когда-то нашёл в архиве прадеда. Дрожащими руками, перелистав несколько страниц, он впился глазами в текст.

– Э нет, услуга за услугу, – проговорил Устин, забирая фолиант, – Вы теперь знаете, что книга у меня в наличии имеется, и поверьте, после того как добудете и отдадите мне камешек, она тотчас станет Вашей.

Аскольд с трудом оторвал взгляд от фолианта, оглушённый фразой, выхваченной из текста, а именно: гомункула легче всего создать из человека, лишённого памяти…. Но о том, как происходит процесс создания, Тузин прочитать не успел. Не раздумывая, он согласился добыть «камешек», пообещав держать нового знакомого в курсе событий, и вскоре выехал в Чудово….

Вспоминая сейчас тот разговор с Устином, Тузин вновь прочувствовал его важность и таинственность, потому что сам факт появления книги, которую искал ещё прадед Аскольда Феофан Кузьмич, завещавший своим потомкам также посвятить свою жизнь её поиску, был невероятным и сверхъестественным. К тому же встреча с Робертом, как нельзя лучше подходившим на роль гомункула, окончательно убедила Аскольда в успехе предстоящей операции, хотя такое счастливое стечение обстоятельств несколько настораживало.

«Впрочем, – беспечно подумал Тузин, – его прадед наверняка не удивился бы этому, он-то свято верил, что всё в мире предопределено Абсолютом».

Феофан Кузьмич с юности увлекался оккультизмом, магией, алхимией и собрал редчайшие книги, написанные адептами тайных орденов средневековья. Основная часть книг была посвящена поиску философского камня. Но прадеда интересовало не золото, которое якобы можно получить с его помощью, а даруемая избранным власть над людьми и духами. Его привлекали также древние рукописи с описанием опытов, позволявших получить гомункула – человека из плоти и крови, «астральные» и «ментальные» жизненные силы которого заданы его создателем. Однако ни философского камня, ни гомункула он так и не создал, но оставил завещание, в котором был перечень книг, необходимых для достижения этих целей, среди них был и «Трактат».

С завещанием Феофана и содержанием ранее «запретного» шкафа, хранящего собранные прадедом труды и книги, Аскольда в шестнадцать лет познакомил его дед, который с иронией относился к наследию своего отца, а вот Аскольд воспринял изыскания Феофана Кузьмича очень серьёзно и с головой погрузился в таинственный мир малопонятных аллегорий, метафор и символов. С возрастом, проштудировав не только эти книги, но и добытые где только можно труды древних мистиков, Тузин во многом разобрался и постиг сначала азы эзотерики и оккультизма, а затем серьёзно продвинулся в овладении техник гипноза и развития паранормальных способностей. Чтобы применить свои знания на практике, он освоил профессию психотерапевта и начиная с девяностых годов прошлого века стал практиковать коллективные сеансы психотерапии, с некоторого времени пользовавшиеся большим успехом, а поначалу приносившие большие разочарования и неудачи.

Тузин заставил себя забыть о мучениях, испытанных им во время первых выступлений в роли парапсихолога и экстрасенса, и вместо этого вспомнил волнующий, таинственный случай, когда, повинуясь неведомой силе, он однажды опять открыл заветный шкаф и, вынув из него несколько книг, выученных почти наизусть, обнаружил рукопись, которой раньше не замечал. С замиранием сердца он развернул свёрнутые в трубочку листы бумаги и прочитал надпись по-русски: «О способах обретения власти над стихиями и демонами. Знания, пришедшие от древности, чтобы даровать силу тому, кто задумал подчинить себе природные стихии, духов и демонов». В тексте подробно описывались четыре стихии и их элементалии, а также множественные виды демонов. На одной из страниц очень искусно был изображён иероглиф, который Аскольд потом обнаружил и на обложке Трактата. Под иероглифом располагалась надпись, поясняющая, что тот символизирует «пятую стихию» – квинтэссенцию Всемогущества – и является основным компонентом в изготовлении амулета, без которого невозможно проведение магических ритуалов, дарующих Власть. На последнем листе были перечислены названия остальных глав «Трактата»; в них, по-видимому, описывался весь процесс подготовки и проведения ритуала. Отдельная глава посвящалась созданию гомункула, который являлся посредником между стихиями и создавшим его хозяином, тем самым защищая этого хозяина от возможных негативных последствий общения с природными стихиями и духами.

Сначала Аскольд лишь подивился неожиданной находке, но затем она завладела всеми его мыслями. Он понял, что ему давался шанс осуществить то, о чём мечтал прадед: добиться возможности управлять не только людьми, но и всеми стихиями мира. Тузин активно занялся поиском «Трактата». Это оказалось очень нелёгким делом, ибо, потратив на изыскания много сил и денег, он узнал лишь то, что впервые «Трактат» упоминался в трудах немецкого врача, называвшего себя Парацельсом, который пытался создать гомункула. Однако никаких подробностей о самом трактате там не сообщалось. Ещё одно упоминание обнаружилось в Государственном областном архиве, в отрывке письма неизвестного автора, где рассказывалось, что в одной из московских масонских лож найден свиток, повествующий о приезде Парацельса в Россию и о том, что немец, боясь преследований у себя на родине, оставил «Трактат» монаху Серафиму. Тут же говорилось, что «братья» масоны предприняли попытку найти книгу, и она им удалась, но вскоре фолиант исчез при загадочных обстоятельствах. Письмо датировалось октябрём 1819 года. Больше, до знакомства с Упыриным, Аскольду ничего найти не удалось, поэтому произошедшая встреча и то, что он держал фолиант в своих руках, произвела на психотерапевта, которого давно уже трудно было чем-нибудь удивить, неизгладимое впечатление. А странная просьба Устина и малоприятное путешествие в деревню, воспринимались Тузиным как испытание, данное ему судьбой для преодоления трудностей, поскольку ничего в мире не даётся просто так.

Аскольд осторожно положил фотографию в чемодан, переоделся в пижаму, погасил свет и улёгся на новую, как и вся мебель в его комнате, двуспальную деревянную кровать. Как обычно, перед сном он прокрутил в памяти события минувшего дня, «просмотрел» характерологические особенности людей, с которыми сегодня познакомился, с удовлетворением отметил, что все они являются для него «открытой книгой», ещё раз порадовался удачному стечению обстоятельств, позволившему ему встретить покорного беспамятного человека – почти готового гомункула.

Единственным неприятным моментом был дневной телефонный разговор с Упыриным, вернее, не допускающий возражения тон, с каким Устин давал «указания» о необходимости как можно больше узнать о Кружилихином Острове и «жгучих» камнях.

«Интересно, почему он сам сюда не приедет и не узнает? Неужели чего-то боится? И почему ему так приспичило завладеть этим булыжником? – задавался Аскольд вопросами, на которые, как ни старался, не мог найти ответов. – Впрочем, это его проблемы, а свои я непременно решу».

Тузин заложил руки за голову и стал мечтать о «Трактате» и о том, как им воспользуется. Неожиданно его сладостные мечты прервал непонятный шорох за спинкой кровати. Тузин заглянул туда и встретился взглядом с мужичком чуть более полуметра ростом, который быстро отвёл глаза, пошлёпал к стулу, легко на него взобрался и воззрился на Аскольда, а тот, несмотря на то, что никогда раньше домового не видел, сразу же догадался, что это был именно он.

– А ты, я гляжу, не из пугливых, – благодушно пробасил мужичок, – и правильно, я же ничего плохого не замышляю, я просто познакомиться пришёл.

«Мне только ещё таких знакомств не хватало!» – недовольно подумал Тузин, но тут же решил, что домовой ему может пригодиться.

Поэтому он вполне доброжелательно представился, ответил на простецкие вопросы гостя, назвавшегося Тишком, а затем, будто невзначай, спросил, бывал ли тот на Кружилихином Острове и чем он интересен.

– У каждого свой интерес, – неопределённо ответил домовой и, вдруг засуматошившись, слез со стула и, сказав: «Прощевай, пока», – зашлёпал к выходу.

Дверь сама собой отворилась и бесшумно закрылась за ним.

«Надеюсь, это энергетическое недоразумение было самой большой неожиданностью, меня здесь ожидающей», – желчно хмыкнул Тузин.

Клинин проснулся за час до завтрака, немного повалялся в постели, вспоминая ночные происшествия и гадая, не приснилась ли ему большая их часть. Так и не приняв окончательного решения, он встал, подошёл к окну, посмотрел на серовато-голубое небо и вдруг осознал, что место тут, в самом деле, аномальное, загадочное и вполне претендующее на сенсацию. Илья почувствовал, как кончики пальцев стали горячими и начали покалывать. Для него это было явным признаком вдохновения и творческого азарта. Он записал в блокнот всё случившееся ночью, уже почти не сомневаясь в реальности произошедшего и жалея, что не поговорил с Тишком. Безусловно, само существование домового вряд ли бы потянуло на сенсацию, но разговор с ним можно было направить в интересное для читателя русло. Перечитав записи, он остался доволен раскованным языком и ироничной интонацией. Весело напевая, Илья побрился, умылся и вышел на веранду с намерением рассказать Рябкиным о ночном госте.

Варвара и Осип во дворе кормили кудахтавших и резво клевавших зерно кур, одновременно разговаривая с Тузиным. Как оказалось, говорили они о Тишке.

– Это хорошо, что вы не испугались, – одобрительно улыбался Осип, – а то некоторые после встречи с ним сразу же вещи собирали и укатывали в город – нервы, видите ли, у них не выдерживали. В городе-то воров, бандитов, коррупционеров всяких их нервы выдерживают! А тут обычный домовой с ними пообщаться захотел – и сразу же переполох. Хотя он же ничего плохого не делает, а если созорничает когда, так для смеху, а не по злобе.

– И сильно ваши домовые озорничают? – в тон ему спросил Аскольд.

– Бывает, – ухмыльнулся Рябкин, – особенно если их бояться или недоброе замышлять.

– Я сегодня ночью струхнул немного, когда Тишка увидел, – признался Илья, спустившись с крыльца и поздоровавшись со всеми, – но теперь очень хочу с ним побеседовать.

– Вот и правильно! – удовлетворённо проговорила Варвара, кидая на землю последнюю горсть зерна. – Тишок любознательный, много чего о жизни знает. Даже мне и то иногда интересно его послушать. К тому же он дом бережёт и живность нашу. Жалко, что теперь из неё у нас только куры, кот и собака остались – раньше корову держали, но нынче это дело хлопотное и дорогое.

Рябкины стали вспоминать, какую раньше держали скотину и как хорошо, когда всё своё, не магазинное.

– А Тишок только ночью появляется или и днём может прийти? – осведомился Илья, прервав воспоминания хозяев.

– Может и днём пожаловать, особенно когда погода пасмурная.

Клинин понимающе кивнул, всё больше привыкая к мыслям, которые ещё вчера казались абсурдными. Он даже на полном серьёзе полюбопытствовал, о чём Тузин говорил с домовым.