Текст книги "Пусти козла в огород"

Глава 27

С камнем на сердце я отправилась к Нюре. С одной стороны, после признания Лоры я даже некоторое облегчение испытала, поскольку исчезли последние сомнения. Теперь я уверена была, что Алису травит Нюра. Но, с другой стороны, было обидно за подругу: ужасный образовался у нее бедлам. В какой закоулок жизни ни загляни, везде хаос и безалаберщина.

То ли дело у меня: с мужем помирилась, про своих подруг всю подноготную знаю… Так жить и надо. И, главное, чтобы никаких тайн. А то, что сотворила со своей жизнью Алиска, просто ни в какие ворота не лезет.

Но вернемся к Нюре. К ней я пришла с четким мнением и потому в настроении была весьма решительном.

– Абсолютно точно знаю, что у тебя роман с Германом, – уже привычно заявила я.

Нюра удивилась, и, к моей досаде, удивилась искренне, – уж в таких вещах я дока, никогда не ошибусь, шкурой фальшь чувствую.

– С чего это ты взяла? – спокойно спросила она. – Лестно, конечно, посоперничать с Алисой, но хотелось бы и аргументы услышать.

Как вы понимаете, из аргументов у меня была только одна уверенность, что другие подруги на роль пассии Германа не подходят, поэтому я ответила:

– Алису кто-то травит, но это не Фаина, не Карина и не Лора. Следовательно, ты.

– Оч-чень веский аргумент, – рассмеялась Нюра. – Если скажешь, зачем мне это понадобилось, то, возможно, я тебе и поверю.

Она-то мне, может, и поверила бы, а вот я уставилась на нее и глазам своим верить отказывалась. Уж очень она изменилась. В прошлый раз безумствовала, ругалась, бросалась на меня, душила, а теперь само спокойствие. Что с ней случилось?

– Кстати, – спросила я, – как твое самочувствие? Помнится, ты жаловалась на здоровье, что-то про отравление говорила.

Нюра усмехнулась:

– Про отравление я не говорила, но после нашего разговора действительно почувствовала недомогание, а тут еще эта история с Алисой – любому на ум придет… Короче, я испугалась.

– А сейчас?

– А сейчас все прошло. Понимаешь, я очень мнительная.

Несложно было догадаться, откуда ветер дует, поэтому я поинтересовалась:

– Это Фаина тебе разъяснила? Нюра кивнула:

– Да. Нервное, все нервное. Ты разворошила прошлое, нахлынули воспоминания, они тяжелы, а нервы мои слабы…

Пока Нюра в подробностях расписывала свои ощущения, связанные с душевными переживаниями, я мучительно ломала голову над тем, как бы половчей ее прищучить. Голову-то я ломала, а прежняя уверенность меня покинула.

«Какая-то Нюрка бесцветная, – разглядывая ее, думала я, – не похожа она на женщину, окрыленную преступной любовью. И вообще, зачем ей Герман? Жизнь налажена, круг друзей обозначен, место в обществе определено. Рушить все из-за какой-то престарелой любви? Друзья отвернутся, сотрудники осудят, соседи… Ой, нет. На такие подвиги Нюрка и в юности не была способна. Что-то я перемудрила.

Но про анонимку-то она каким-то образом знает. Тут одно из двух: или написала ее сама, или разболтал Герман. А где мужчина становится болтлив? Конечно же, в постели. Значит, Нюра с Германом в романе», – заключила я.

Однако, послушав, как увлеченно описывает она покалывания в печени, вывод можно сделать только один: никаким романом здесь и не пахнет. Разве окрыленная чувствами женщина станет распространяться про тяжесть под лопаткой и спазмы в желудке?

– Нюра, – между спазмами и лопатками спросила я, – признавайся, зачем ты написала вторую анонимку? Хитрая, выкрала у Алиски старую и состряпала точно такую же из вырезанных газетных букв.

Вопрос застал ее врасплох. Нюрка опешила и… раскололась.

– Как ты узнала? – спросила она и, сообразив, что попалась, тут же ругнулась:

– А-а, черт! Я торжествовала; Нюрка злилась.

– Мархалева, что ты пристала, как банный лист?! – невольно подражая Фаине, закричала она. – Прям мания у тебя чужое грязное белье ворошить!

Мне стало обидно.

– Полагаешь, исключительно из спортивного интереса лезу в это дерьмо? – возмутилась я.

Но Нюрка продолжала развивать наступление.

– Мархалева, ты мне надоела, – заявила она. – Еще немного, и на дверь тебе укажу.

– Что-о? Ты укажешь мне на дверь?

– Да! – отважно заявила Нюрка, ставя руки в бока. – Укажу!

– Как бы потом не пожалела, – демонстрируя презрение, заметила я. Нюрка насторожилась:

– А что ты мне сделаешь?

Не покривив душой, я призналась:

– По части пакостей способна на многое. Ломать не строить, знаешь сама. Так что лучше пользуйся моим миролюбивым расположением.

Нюрка фыркнула, но промолчала.

– Подумай сама, – продолжила я, – Алиску кто-то травит, и если ты считаешь себя хорошей подругой, то могла бы и добровольно помощь в расследовании оказать. Кстати, меня тоже кто-то травил.

– Ха-ха! – закричала Нюрка. – Не получится, Мархалева, мне ты дела не пришьешь!

Не обращая внимания на реплику, я деловито продолжила:

– Дабы не возбуждать уголовного дела, в больнице я сказала, что отравилась сама. Но еще не все потеряно, к этой теме можно и вернуться.

Нюрка вскочила и с напором воскликнула:

– Не запугаешь! Не на ту нарвалась! Кого угодно запугаю сама!

Я усмехнулась и сказала:

– Не думаю, что для твоей карьеры мои признания милиции будут полезны, ведь дурно мне стало после того, как отведала твоего угощения.

Нюрка сбавила обороты.

– Чего ты хочешь? – спросила она.

– Правды!

Она закатила глаза:

– Господи, да какой еще правды? Алиску я не травила даже тогда, когда она Германа у меня отбила, так зачем мне это теперь?

– Но анонимку-то ты писала, – напомнила я. – Значит, была причина.

Нюрка вздохнула:

– Ладно, скажу, только поклянись, что Алиска об этом не узнает.

Я (привычно уже) поклялась, и она мне рассказала абсолютно бесполезную историю о том, как юной девой мечтала выйти замуж за состоятельного и преуспевающего молодого человека, как долго искала подходящую кандидатуру…

Снобизмом Нюрка страдала с юности, и на красоту свою имела большие надежды. Уж очень ей хотелось в сливки общества затесаться. А тут вдруг Герман, красавец-сердцеед, умный, образованный, перспективный, – папа дипломат, мама известный океанолог, дедушка академик, бабушка дочь политического деятеля николаевских времен. Короче, только сияния над головой не было у этого Германа – остальное присутствовало.

«Это судьба», – сказала себе Нюрка и бросила в бой тяжелую артиллерию. Помнится, ей было что бросать: и умом вышла, и лицом, и фигурой. При случае умела эрудицией блеснуть и кокетством обворожить.

В общем, Герман попался. Голову от Нюркиных прелестей потерял и готов был вот-вот жениться. Но победа для женщины не победа, если не сопутствуют ей зависть и восхищение подруг. Само собой, Нюрка Германа подругам представила, он и ошалел, попав в такой роскошный цветник. В те времена даже Фаина была недурна. Когда же он увидел Алису… В общем, Герман развернулся, да и подруги не сидели руки сложа.

Бедная Нюрка осталась ни с чем. Представляю, как ей было обидно. Ведь ни Фаине, ни Карине, ни Лоре, ни тем более Алиске отыскать такого Германа было не по силам, не по той орбите они вращались. Лишь непомерные амбиции и тяга к «прекрасному» помогли Нюрке протаранить бастион, выстроенный этими самыми сливками на пути у юных и прекрасных выскочек. Такими амбициями, кроме Нюрки, никто не обладал, а следовательно, Герман воспринимался подругами как подарок судьбы.

И подарок этот достался Алиске. Естественно, от любви к Герману у Нюрки осталась одна лишь ненависть, в чем она мне и призналась. И я ей поверила.

Когда она случайно заметила среди бумаг безалаберной Алиски Фанину анонимку, то увидела в этом перст судьбы. Сам бог повелел ей Герману отомстить, тем более что в те времена он как раз зачастил в Москву. Уезжал туда счастливый, а возвращался грустный, из чего Нюрка и сделала заключение: Герман загулял.

– И все? – спросила я.

– И все, – ответила Нюрка. – С кем он загулял, не знаю, но анонимку Алиске я на всякий случай послала, и, если память мне не изменяет, у них был грандиозный скандал. Алиска скрывала, но косвенные признаки недвусмысленно обнаруживались. Теперь ты веришь, что я не травила Алиску?

– Верю, – ответила я.

– А вот мне не верится, что ты веришь, – усмехнулась Нюрка. – Ну и черт с тобой.

* * *

В общем-то я Нюрке поверила, но на всякий случай решила заглянуть и к Фаине. Особых результатов от этого визита не ждала, но интересно все же было узнать ее мнение.

Фаина предавалась излюбленному занятию: как всегда, любезничала на диванчике, гипнотизировала своего психа-ботаника. Увидев меня, тут же закричала:

– Мархалева! Нет! Нет-нет-нет! Только не сейчас! У меня сеанс! Я взмолилась:

– Фаня, понимаешь, зашла в тупик, требуется твоя помощь, мне тоже нужен сеанс.

Псих же пришел в неописуемый восторг.

– Виола либэрум! Виола либэрум! – закричал он, тыча пальцем в мою бутоньерку. – Я был прав! Она существует!

На радости он повалился на пол, начал кататься по ковру и безумно хохотать. Я думала, что уж сейчас-то Фаина выгонит меня самым непристойным образом – коленом под зад. Она же в изумлении застыла, потом натянула на нос очки и уставилась на мою бутоньерку.

– Мархалева, – спросила она, – откуда это у тебя?

– Из оранжереи Алисы, – ответила я. – Марго притащила в холл эти цветочки, вот их и приколола. Разве ты впервые видишь эти фиалки? Их же полно у Алисы, сама же вчера там была. Неужели не заметила?

– Нет.

– А в чем, собственно, дело? – Фаина с любовью глянула на своего психа и сказала:

– Сама я в ботанике ни бум-бум, но, если верить этому несчастному, на твоей груди покоится фиалка свободы, открытая им и не признанная наукой.

– Что? – удивилась я. – Как это не признанная наукой, когда она покоится на моей груди?

– Дело в том, что фиалка эта обладает чудодейственной силой. Мой бедный ботаник уверяет, что раньше на нашей планете были заросли этих цветов. Вот чем он объясняет долголетие предков, которые употребляли в пищу эти цветы. Теперь же фиалка исчезла. Ее даже в Красную книгу не занесли, потому что никто не верит, что она вообще существовала. Я тоже не верила, когда он рассказывал, но теперь…

Фаина повернулась к своему ликующему психу и спросила:

– Дорогой, ты не ошибся? Это и в самом деле виола либэрум?

Псих подскочил ко мне, в глазах его горело какое-то фанатическое восхищение. Я отшатнулась.

– Это она! – совершая пасы над моей бутоньеркой, с нежностью сказал псих. – Виола либэрум! Тот, кто видел ее хотя бы однажды, счастливейший человек в мире.

Я усмехнулась:

– И я и Алиса уже не первую неделю любуемся на это чудо природы, а счастья все нет и нет.

Псих вдруг схватил мой воротник и вместе с бутоньеркой потащил его в рот.

– Виола либэрум! Виола либэрум! – вопил он. Я сопротивлялась, но, видимо, его неплохо в этой психушке кормили, потому что сил у него оказалось значительно больше. Костюм мой остался бы не только без бутоньерки, но и без воротника, если бы не подоспела на помощь Фаина. Она оттащила от меня психа, прокричав:

– Беги, Мархалева! Беги!

Я выскочила из кабинета. Бежать не стала, а расстроенная поплелась к своему автомобилю. Уселась за руль и призадумалась. Что же это получается? Суеты много, а результатов ноль. Даже про вторую страсть Германа ничего не выяснила. О том же, кто травит Алису, и говорить не приходится. Полное неведение!

В который раз подивилась бездарному Алискиному существованию. Как она жила? Даже про своих подруг ничего не знает, о муже понятия не имеет. С кем спал? Кого любил? Одни вопросы. То ли дело я: и муж и подруги просто зачитанные до дыр книги, и никаких вопросов. Только так жить и надо.

На этой мысли я вынуждена была от Алиски отвлечься, потому что зазвонил мой мобильный. Это была Тамарка.

– Мама, ты невозможная! – закричала она. – Бросила Евгения и ерундой занимаешься!

– Тома, не ерундой, не ерундой. Алиску, понимаешь ли, какая-то сволочь травит, а ты предлагаешь бросить ее на произвол судьбы и ехать налаживать семейную жизнь? Ты сама как бы поступила, если бы кто-то травил меня?

– Конечно, поехала бы налаживать семейную жизнь, – не задумываясь, ответила Тамарка. – Еще на свет не родился тот человек, который тебя отравит. Кого угодно отравишь сама, причем одними словами, до ядов дело не дойдет, такой поганый у тебя язык.

– Тома, ты мне зачем позвонила? Соскучилась? Гадости некому говорить?

Все же Тамарка моя – настоящая подруга. Бросив свои дела, часами может на ум-разум меня наставлять.

– Мама, ты невозможная! – кричала она. – За тебя же, глупую, переживаю. Женька сбежит, будешь потом страдать, а у меня сердце не камень.

– У меня тоже не камень в груди, чтобы спокойно смотреть, как Алиска загибается.

– А в чем там дело, Мама, почему этим должна заниматься обязательно ты? У Алиски хватает и питерских подруг, вот пускай они ей и помогают.

Мне стало смешно: вот она, Тамаркина наивность. Я от эмоций чуть не задохнулась.

– Ха! Тома! Боюсь, подруги ей отправиться на тот свет и помогают. Это слишком запутанная история, не под силу справиться с такой загадкой даже моему уму.

Сама того не замечая, я выложила Тамарке все подчистую. Она же не Алиска, поэтому и про Лору с сыном, и про Фаню с романом, и про Нюру с анонимкой рассказала. Все вывалила. Тамарка слушала с интересом, а вот вывод сделала не правильный.

– Короче, Мама, – сказала она, – не выделывайся, умную из себя не строй, а бросай все и поскорей возвращайся, пока Евгений твой не сбег.

– Пока не узнаю, кто была вторая страсть Германа, с места не сдвинусь, – ответила я.

Тамарка плюнула, матюкнулась и сказала:

– Ладно, Мама, черт с тобой, дело прошлое, признаюсь. Я была второй страстью Германа.

Глава 28

Умеет Тамарка огорошить. Раз десять она повторила:

– Я была второй страстью Германа.

И я не осталась в долгу, раз десять спросила:

– Ты?!

А она мне с гордостью:

– Я!

А я ей снова:

– Ты?

Долго бы мы так еще общались, если бы Тамарка не вспомнила про свои переговоры с инвестором.

– Мама, мне некогда, – заявила она, – на встречу опаздываю, а ты дурью не майся, а хватай мешки и дуй домой, пока Юлька Евгения снова не охмурила.

– Постой, – завопила я, – какая встреча? Куда ты опаздываешь? У меня вопросов тьма, а она про какого-то жалкого инвестора толкует. Как это ты – вторая страсть Германа? А я почему не знала?

Представьте себе, Тамарка еще и удивилась, хотя удивляться, по всему, должна была только я.

– Мама, ты невозможная, – презрительно рассмеялась она, – требуешь от меня, чтобы я была такой же дурой, как ты. Так я про Германа тебе и доложила! Не хватало, чтобы ты помчалась делиться радостной вестью с Алиской. Да, у нас был роман. Продолжительный. Но это было так давно, что я и сама успела о нем забыть.

– Давно? Но как ты с Германом познакомилась? Уверена была, что вы с ним и по сей день незнакомы.

– Ой, Мама, видимся и сейчас. Маруся нас познакомила. Мы с ней случайно его на улице встретили, он в командировку в Москву приезжал… Кстати, он к вам не заходил?

Я возмутилась:

– Тома, в каком году это было? Не сошла ли ты с ума, такие вопросы задавать?

Тамарка развеселилась:

– Да нет же, Мама, ты не поняла. Я не про те времена, я совсем недавно Германа встретила. Он был в Москве, и ты как раз домой приехала. Женька уже в твоей квартире жил. Мы так мило с Германом побеседовали, – в ее голосе появилось кокетство.

– Могу представить, – ядовито вставила я.

– Да нет, – отмахнулась Тамарка, – не опошляй, Мама, не опошляй. Мы уже чужие люди, все в прошлом. Я всего лишь рассказала про твои семейные затруднения, он обещал, что к вам зайдет.

– И не зашел, – констатировала я. – Но почему он в Москве? Почему не в Мексике?

– Он в Мексику и летел. Был в Питере… Я ужаснулась:

– И не зашел к Алисе? Тома, как думаешь, он и в самом деле бросает ее?

– Ты же сама с уверенностью об этом говорила, так почему же спрашиваешь у меня? – удивилась Тамарка. – Уж кто-кто, а ты о семейных делах этой чокнутой Алиски информирована лучше всех. О себе только ничего не знаешь.

«О горе! – подумала я. – Она права. Ничем я не благополучней Алиски. Моя жизнь – те же дебри, что и у нее».

И я позвонила Марусе. Она похлеще Тамарки удивила меня.

– Старушка, епэрэсэтэ! – возмутилась Маруся. – Я прямо вся сейчас упаду! Герман и Тамарка? Не верю! И даже слышать о том не хочу!

– Но ты же сама их познакомила, – напомнила я. – Неужели забыла?

Маруся не ответила, ей было не до меня. У нее происходила своя напряженная работа: мысли множились, как кролики на воле. Слава богу, она посвятила меня в результат этих трудов.

– Старушка, – закричала Маруся. – Я прямо вся поняла, где Тамарка познакомилась с Германом. Помнишь, она в Мексику ездила? А ты еще хвастала, что Алискин Герман не вылазит оттуда, ведь его папа там работал в посольстве?

– Да.

– Вот там, в Мексике, они и снюхались. Да-да, сейчас припоминаю, Тамарка что-то зачастила ко мне тогда, все выспрашивала про Алиску. Любопытно ей было, а подъезжать к тебе она не решалась.

«Еще бы, – подумала я, – все боятся силы моего ума. Однако что же это творится? За моей спиной у моих же подруг идет своя интенсивная жизнь, а я и не в курсе?»

Естественно, в связи с этим возникла настоятельная потребность позвонить Евгению. Если в течение десяти минут узнаешь Такие интересные новости про свою лучшую подругу, про мужа другой лучшей подруги и все это от третьей лучшей подруги, то кто ж тогда знает, какие сюрпризы преподнесет родной муж? Признаться, многого уже ждала.

И Евгений меня не разочаровал. Преподнес сюрприз, раскрыл тайну своего неожиданного возвращения.

– Сима зря убеждала в обратном, – бушевал он, – тебе плевать на меня, на семью, на сына! Я оторопела:

– Какая Сима? В чем это она тебя убеждала? Евгений еще больше осерчал:

– Какая Сима? Будто не знаешь. Сима! Соседка Алиски. Сама, небось, подговорила ее, вот она плетушки и плела. А я, как дурак, поверил, вернулся, ждал.

Тут мне сделалось дурно:

– Да в чем я подговорила ее? Что она тебе плела? Говори сейчас же!

– Сама знаешь, что плела. Каждый день мне звонила. Все донимала рассказами о том, как ты меня любишь, как страдаешь. Все брехня! Ваши бабские интриги. Одного не пойму, зачем тебе нужно за нос меня водить? Садистка ты, что ли? Или мазохистка?

Вот какие у него проблемы – садистка я или мазохистка! Меня же волновали проблемы другие.

– Женя, толком скажи. Когда Сима тебе звонила? Откуда она твой номер знает?

– Об этом я тебя должен спросить! – рявкнул Евгений. – Все! Ухожу! Надоело ждать, когда ты вспомнишь наконец и обо мне.

– Женя, милый, скоро приеду! – закричала я, но крик мой прозвучал гласом вопиющего в пустыне.

Мой муж уже не слушал меня. Он отправился к Юльке. Я окоченела от этого всего, остолбенела, оцепенела, окаменела и бог знает что еще.

Не знаю, долго ли я сидела в прострации… В голове образовалась пустота, но не от отсутствия мыслей, а от сумасшедшего их переизбытка.

«Как же так? – поражалась я. – Эта Симочка, эта аферистка, травит Алиску буквально у меня под носом. Я же бегаю за Нюрками, Лорками, Каринками и Фаинками, ворошу старое белье. Даже Тамарку уже вывела на чистую воду… А зачем? Чтобы Симочка спокойно продолжала творить свое черное дело?»

Очень обидно было признавать, что какая-то девчонка так легко меня – тертый калач – вокруг пальца обвела. И как затеяла? Простенько! Не особо утруждая себя. На живую нитку интригу собрала, а я так легко купилась! Со всех ног кинулась в чащобах прошлого искать то, что располагалось у меня под носом.

Ох, как я была зла. Зла на всех. Особенно почему-то на Германа.

«А этот Герман? – со скрежетом зубовным думала я. – Этот престарелый ловелас! Мышиный жеребчик! Бросился в роман с юной соседкой, как саврас без узды. И до чего дошел – Алиску побоку! А сама Алиска? Где были ее глаза? Такую змею на груди пригрела!»

Я помчалась к Симе. По странному стечению обстоятельств, входя в подъезд, встретила соседку, живущую этажом ниже.

– Софья Адамовна, – воскликнула она, – как здоровье Алисочки?

Я мысленно обругала язык Марго, оповестивший уже весь дом о недомоганиях Алисы. Однако тут же выяснилось, что я не права – язык Марго здесь ни при чем.

– Очень она нас напугала, – пожаловалась соседка, имея в виду Алису. – Когда Симочка прибежала ко мне, я даже струхнула.

Я удивилась:

– О чем вы? Не пойму.

– Ну как же, – расстроилась соседка, – говорю о том дне, когда Алисочка потеряла сознание. Мы с Симочкой вдвоем тащили бедняжку на себе. С виду она стройненькая, но такая тяжелая. Еле дотащили.

Теперь я совсем ничего понять не могла и, слегка досадуя, воскликнула:

– Почему? Почему тащили? Соседка всплеснула руками:

– Потому что мужчин не было на этаже, вот Симочка меня и попросила помочь перенести бедняжку к себе. Не лежать же Алисочке одной в квартире.

Наконец до меня дошло, что речь идет о том дне, когда я приехала из Москвы и застала Алису в квартире Симочки. Но я полагала, что Алиса туда своими ногами пришла, теперь же выясняется, что ее тащили. Разве это не удивительно?

– Неужели Симочка не могла остаться с Алисой в ее квартире?

– Не могла, – ответила соседка, сердобольно качая головой, – Симочка ждала важного звонка из-за границы, а Алисочка потеряла сознание. Вот и пришлось ее к Симочке тащить.

Простившись с соседкой, я укрепилась во мнении, что Алису травит Сима.

– Скажи мне, дорогая, – воскликнула я, входя в ее квартиру, – а сама ты была в Мексике? Сима побледнела.

– Почему ты спрашиваешь? – испуганно вскричала она. – С какой стати?

– Да потому, что в моей голове возникли вопросы, которые давно пора тебе задать. В общем-то, и без них все очевидно, но все же спрошу. Помнишь, я приехала из Москвы и застала умирающую Алиску в твоей квартире?

Сима сразу успокоилась.

– Конечно, помню, – ответила она. – Я не могла у нее сидеть, я ждала звонка, потому и попросила соседку помочь. Мы перетащили Алису ко мне.

– А какой смысл тащить ее, бесчувственную, прибегая к помощи соседки, когда всего лишь достаточно было захватить с собой трубку?

Я сняла с подставки трубку радиотелефона, грозно потрясла ею в воздухе и вернула на место.

Симочка растерялась.

– Я ждала звонка, ждала звонка, – севшим голосом лепетела она.

– Правильно, ждала звонка. Вот и ждала бы его в Алискиной квартире. Зачем было ее, умирающую, к себе тащить?

– Но я боялась! Мне там страшно! – закричала Симочка. – Алиска чахнет, а от чего? Никто не может сказать! Неужели ты не чувствуешь, там происходит что-то странное? Марго права, там живет нечистая сила! Там стены дышат. Там раздаются стоны. Даже я черных человечков вижу. Честное слово, всерьез подумываю: не показаться ли психиатру.

Она разрыдалась.

«Что за артистка? – удивилась я. – За кого она меня принимает?»

Рассердившись, я закричала:

– Ты мне человечками зубы не заговаривай! Признавайся, зачем Евгению моему звонила?

Симочка испуганно отшатнулась. Однако в руки взяла себя быстро, вытерла слезы и спокойно ответила:

– Хотела вас помирить.

Мне стало смешно. Кого она провести хочет? Она же против меня ребенок.

– Добрая? – ехидно поинтересовалась я, – Всем добра желаешь? Германа у Алиски умыкнула и святую из себя строишь?

Симочка побледнела, нервно глянула на часы. Было очевидно, что она не решается прекратить разговор, хотя о том лишь и мечтает, как бы выпроводить меня поскорей.

Конечно же, я осталась, было что ей сказать. Не скупясь на подробности, я поведала, как Симочка встретилась с Германом в Мексике и как он посмотрел на нее совершенно другими глазами. Ведь в Мексике только и открываются у него глаза.

Вернувшись в Питер, он понял, что на этот раз слишком увлекся. Соседка – это не Тамарка, живущая в Москве. Герман испугался и снова в Мексику удрал. Симочка же поняла, что бросить Алису он вряд ли отважится, и решила немножко делу помочь. Но как она дерзнула, как пошла на такое преступление? Герман же не дурак!

Все это я ей и выложила.

– Вот именно! – обливаясь слезами, воскликнула Симочка. – Герман не дурак. Он сразу понял бы, что Алиса умерла от отравления. Нет, не такая я глупая, как ты думаешь. И вообще, у меня жених есть. Я его люблю.

Телефонный звонок оборвал ее откровения. Ужас, появившийся в глазах Симочки, придал мне ту необходимую скорость, которая позволила опередить хозяйку квартиры. Перед самым ее носом я схватила трубку и жадно прижала ее к уху. Герман! Я сразу узнала его голос.

– Малышка, это опять я, – нежно сказал он. – Нам надо поговорить.

Симочка стояла, объятая ужасом. Но я не стала разоблачать Германа, а передала трубку ей, прошептав:

– Поговори, я, так и быть, подожду. Она благодарно кивнула, нерешительно взяла трубку и… нажала на клавишу отключения.

– Почему ты не стала с ним говорить? – возмутилась я.

– Он мне звонит, – грустно сообщила Симочка. – Все время звонит, но мне нечего ему сказать. Я его не люблю. У меня есть жених…

Ее прервал новый телефонный звонок. Симочка одними глазами попросила меня не трогать телефон, но я не послушалась.

– Малыш, ты снова не хочешь меня слышать? – взволнованно спросил Герман. Симочка опять прервала разговор.

– Не надо, – попросила она. – Он сказал, что не вернется из Мексики, если я не соглашусь стать его женой. А как я могу согласиться, если не люблю его? К тому же Алиса моя подруга…

Я была изумлена:

– Зачем же ты голову ему вскружила? О чем ты думала, когда роман закручивала? Симочка понуро пожала плечами:

– Тогда все было не так… Тогда я еще не встретила своего жениха, тогда с Алисой еще дружна не была, даже не подозревала о ее существовании. Мы с Германом случайно встретились в Мексике. Там жизнь похожа на сказку. Я не знала, что он женат, и вообще, мне показалось… – Она вздохнула:

– Но все прошло, прошло, а Герман не хочет с этим смириться. Я прозрела:

– Значит, эту квартиру Герман купил только из-за тебя? Чтобы быть поближе? Симочка снова вздохнула:

– Да, и сделал глупость. Когда я увидела, какая добрая и хорошая у него жена… Сразу поняла… Это так некрасиво… Наши с ним отношения… С тех пор пытаюсь порвать, но Герман не унимается. Уже не знаю, что делать, я похудела, извелась… Соня, ты ведь не скажешь Алисе? Честное слово, я с ума сойду! Даже не знаю, как после такого предательства смотреть ей в глаза. Она же, как ребенок. Ой, Соня, не могу!

И Симочка заплакала.

– Ничего Алисе не скажу, – успокоила я ее. – За эти дни столько всяких секретов узнала, что Алисе их не переварить. Рассказывать начну, бедняжка точно сойдет с ума. У самой уже голова идет кругом.

Симочка роняла слезы, глядя на меня с благодарностью и надеждой.

– Соня, а мне как быть? – спросила она. – Я уже квартиру собралась менять.

– Даже так?

Она с жаром воскликнула:

– Соня, клянусь, мне чужого не надо! Германа я не люблю. Сама же видела, я с ним даже разговаривать не хочу.

И видела, и слышала. Бесспорно, она не лгала, я же зашла в тупик. Если Симочка говорит правду, то кто же тогда травит Алису?