Текст книги "Охота на Снарка. Пища для ума"

Bопль шестой
Сон Барабанщика

 
И со свечкой искали они, и с умом,
С упованьем и крепкой дубиной,
Понижением акций грозили притом
И пленяли улыбкой невинной.
 
 
И тогда Барабанщик (и Бывший судья)
Вздумал сном освежить свои силы,
И возник перед ним из глубин забытья
Давний образ, душе его милый.
 
 
Ему снился таинственный сумрачный Суд
И внушительный Снарк в парике
И с моноклем в глазу, защищавший козу,
Осквернившую воду в реке.
 
 
Первым вышел Свидетель, и он подтвердил,
Что артерия осквернена.
И по просьбе Судьи зачитали статьи,
По которым вменялась вина.
 
 
Снарк (защитник) в конце выступления взмок,
Говорил он четыре часа;
Но никто из собравшихся так и не смог
Догадаться, при чем тут коза.
 
 
Впрочем, мненья присяжных сложились давно,
Всяк отстаивал собственный взгляд,
И решительно было ему все равно,
Что коллеги его говорят.
 
 
«Что за галиматья!» – возмутился Судья.
Снарк прервал его: «Суть не в названьях,
Тут важнее, друзья, сто восьмая статья
Уложения о наказаньях.
 
 
Обвиненье в измене легко доказать,
Подстрекательство к бунту – труднее,
Но уж в злостном банкротстве козу обвинять,
Извините, совсем ахинея.
 
 
Я согласен, что за оскверненье реки
Кто-то должен быть призван к ответу,
Но ведь надо учесть то, что алиби есть,
А улик убедительных нету.
 
 
Господа! – тут он взглядом присяжных обвел. —
Честь моей подзащитной всецело
В вашей власти. Прошу обобщить протокол
И на этом суммировать дело».
 
 
Но Судья никогда не суммировал дел —
Снарк был должен прийти на подмогу;
Он так ловко суммировать дело сумел,
Что и сам ужаснулся итогу.
 
 
Нужно было вердикт огласить, но опять
Оказалось Жюри в затрудненье:
Слово было такое, что трудно понять,
Где поставить на нем ударенье.
 
 
Снарк был вынужден взять на себя этот труд,
Но когда произнес он: «ВИНОВЕН!» —
Стон пронесся по залу, и многие тут
Повалились бесчувственней бревен.
 
 
Приговор зачитал тоже Снарк – у Судьи
Не хватило для этого духу.
Зал почти не дышал, не скрипели скамьи,
Слышно было летящую муху.
 
 
Приговор был: «Пожизненный каторжный срок,
По отбытьи же оного – штраф».
«Гип-ура!» – раза три прокричало Жюри,
И Судья отозвался: «Пиф-паф!»
 
 
Но тюремщик, роняя слезу на паркет,
Поуменьшил восторженность их,
Сообщив, что козы уже несколько лет,
К сожалению, нету в живых.
 
 
Оскорбленный Судья, посмотрев на часы,
Заседанье поспешно закрыл.
Только Снарк, верный долгу защиты козы,
Бушевал, и звенел, и грозил.
 
 
Все сильней, все неистовей делался звон —
Барабанщик очнулся в тоске:
Над его головой бушевал Балабон
Со звонком капитанским в руке.
 

Bопль седьмой
Судьба Банкира

 
И со свечкой искали они, и с умом,
С упованьем и крепкой дубиной,
Понижением акций грозили притом —
И пленяли улыбкой невинной.
 
 
И Банкир вдруг почуял отваги прилив
И вперед устремился ретиво;
Но – увы! – обо всем, кроме Снарка, забыв,
Оторвался он от коллектива.
 
 
И внезапно ужасный пред ним Кровопир
Появился, исчадие бездны,
Он причмокнул губами, и пискнул Банкир,
Увидав, что бежать бесполезно.
 
 
«Предлагаю вам выкуп – семь фунтов и пять,
Чек выписываю моментально!»
Но в ответ Кровопир лишь причмокнул опять
И притом облизнулся нахально.
 
 
Ах, от этой напасти, от оскаленной пасти
Как укрыться, скажите на милость?
Он подпрыгнул, свалился, заметался, забился,
И сознанье его помутилось.
 
 
Был на жуткую гибель Банкир обречен,
Но как раз подоспела подмога.
«Я вас предупреждал!» – заявил Балабон,
Прозвенев колокольчиком строго.
 
 
Но Банкир слышал звон и не ведал, где он,
Весь в лице изменился, бедняга,
Так силен был испуг, что парадный сюртук
У него побелел как бумага.
 
 
И запомнили все странный блеск его глаз,
И как часто он дергался, будто
Что-то важное с помощью диких гримас
Объяснить порывался кому-то.
 
 
Он смотрел сам не свой, он мотал головой,
Улыбаясь наивней ребенка,
И руками вертел, и тихонько свистел,
И прищелкивал пальцами звонко.
 
 
«Ах, оставьте его! – предводитель сказал. —
Надо помнить про цель основную.
Уж закат запылал над вершинами скал:
Время Снарком заняться вплотную!»
 

Bопль восьмой
Исчезновение

 
И со свечкой искали они, и с умом,
С упованьем и крепкой дубиной,
Понижением акций грозили притом
И пленяли улыбкой невинной.
 
 
Из ущелий уже поползла темнота,
Надо было спешить следотопам,
И Бобер, опираясь на кончик хвоста,
Поскакал кенгуриным галопом.
 
 
«Тише! Кто-то кричит! – закричал Балабон. —
Кто-то машет нам шляпой своей.
Это – Как-его-бишь, я клянусь, это он,
Он до Снарка добрался, ей-ей!»
 
 
И они увидали: вдали, над горой,
Он стоял средь клубящейся мглы,
Беззаветный Дохляк – Неизвестный Герой
На уступе отвесной скалы.
 
 
Он стоял, горд и прям, словно Гиппопотам,
Неподвижный на фоне небес,
И внезапно (никто не поверил глазам)
Прыгнул в пропасть, мелькнул и исчез.
 
 
«Это Снарк!» – долетел к ним ликующий клик,
Смелый зов, искушавший судьбу,
Крик удачи и хохот… и вдруг, через миг,
Ужасающий вопль: «Это – Бууу!..»
 
 
И – молчанье! Иным показалось еще,
Будто отзвук, похожий на «джум»,
Прошуршал и затих. Но, по мненью других,
Это ветра послышался шум.
 
 
Они долго искали вблизи и вдали,
Проверяли все спуски и списки,
Но от храброго Булочника не нашли
Ни следа, ни платка, ни записки.
 
 
Недопев до конца лебединый финал,
Недовыпекши миру подарка,
Он без слуху и духу внезапно пропал —
Видно, Буджума принял за Снарка!
 

Охота на Снарка
Переполох в восьми ОХАХ

© Перевод. Л.Л. Яхнин, 2020

ОХ первый
Притча о причале

 
– Снарки водятся здесь! – возгласил Билли-Белл,
Прыгнув прямо в прибрежный прибой.
Он мизинцем матросов за космы поддел
И пучком поволок за собой.
 
 
– Снарки водятся здесь! Уверяю я вас.
Тут их логово, норы, загон.
Снарки водятся здесь! – повторю в третий раз.
Повторенное трижды – закон!
 
 
Были все моряки, как один, смельчаки:
Ловкий Брокер, бог купли-продажи,
Бэби-Бой, чтобы чистить в пути башмаки,
И Берет, чтобы ладить на шляпах плюмажи.
 
 
Был и Билли-ардист, в этом деле артист,
И Болтун-Бормотун, ярый в споре,
И Банкир-скопидом со своим сундуком,
Что держал он всегда на запоре.
 
 
В этот слаженный хор затесался Бобер,
Для охоты сплетавший тенёта.
Билли-Белл утверждал, что не раз он спасал
От чего-то когда-то кого-то.
 
 
Среди славных вояк был нелепый чудак,
Растерявший багаж при посадке —
Он посеял свой фрак, выходной шапокляк
И жилет на атласной подкладке.
 
 
Сорок два чемодана, мешка и тюка
Позабыты в порту, вдалеке.
И написано имя того чудака
Аккуратно на каждом тюке.
 
 
Он, напяливший семьдесят семь сюртуков,
Захвативший корыто и сито,
Мог бы смело забыть о пропаже тюков,
Но ведь с ними и имя забыто!
 
 
Он теперь откликался на каждое «Эй!»,
На «Послушай!», на «Как-тебя-там?»,
На «Ух-ты!», на «Поди-ка-сюда-поскорей»,
На «Кхе-кхе» и на «Все-по-местам!»
 
 
Впрочем, те, кто остер и на выдумку скор,
Напридумали кучу дразнилок.
Он в домах, где любим, слыл Огарком Свечным,
А для недругов был он Обмылок.
 
 
– И слезлив, и труслив, и не очень умен, —
Толковал про него Билли-Белл, —
Но зато уж в охоте на Снарка силен,
В снарколовстве собаку он съел!
 
 
Ходят слухи, что Снарка сурком обозвал,
Чем обидел беднягу до смерти.
Снарк об этом в Парламент письмо написал
И отправил с курьером в конверте.
 
 
Но, поверьте, Бисквит был другим знаменит:
Выпекал булки-бублики в печке.
Он бы в море испек деньрожденный пирог,
Да забыл и мучицу, и свечки.
 
 
А последний из них – не последний из них:
Бука-Бяка, большой забияка.
Он не хуже людей – не дурак, не злодей
И до Снарка охочий. Однако…
 
 
Все шутил, что не прочь подцепить и Бобра,
Да поигрывал вилкой так мило!
Но такая игра довести до добра
Не могла и добра не сулила.
 
 
Побелел Билли-Белл, онемел, обомлел
Не на шутку от эдакой шутки,
Прошептал: – Что за дичь? Наш Бобер вам не дичь!
Это друг, и надежный, и чуткий.
 
 
А несчастный Бобер только слезы утер,
Отвернулся, не подал и виду.
Никогда – о, позор! – никогда до сих пор
Не терпел он такую обиду.
 
 
И тогда кто-то подал совет: – Удалить!
Отделить от Бобра Буку-Бяку,
Поскорее отдельный корабль снарядить
И туда посадить забияку.
 
 
Позвенел Билли-Белл в колокольчик: бим-бом!
И вскричал: – Что за глупые шутки?
Я едва управляюсь с одним кораблем!
А двумя управлять? Нет уж, дудки!
 
 
– Пусть защитный жилет надевает Бобер, —
Заикнулся Бисквит осторожно.
– Пусть бежит страховаться в одну из контор, —
Буркнул Брокер, – пока еще можно.
 
 
– Страхованье от страха любого спасет, —
Согласился Банкир-скопидом, —
Если шкуру сдерут, или градом побьет,
Или рухнет на голову дом.
 
 
Так и эдак они утешали Бобра,
Но бедняге не стало спокойней —
Лишь завидит Бобер Буку-Бяку с утра,
Он до вечера ходит тихоней.
 

ОХ второй
Спич капитана

 
Билли-Белл, безусловно, был небом рожден
Бороздить океаны-моря.
Благороден, и смел, и умел, и умен,
Капитаном был выбран не зря.
 
 
С ним на суше, в воде, и всегда, и везде —
Настоящая карта морская.
Нет на ней островка и земли ни клочка —
Только море и море без края.
 
 
– Нам спутал все карты какой-то Меркатор, —
Сердито ворчал Билли-Белл. —
Натыкал широты, долготы, экватор
И полюсами запутать хотел.
 
 
– Не карта морей, а сплошные торосы!
Заливов, проливов не менее ста.
Куда приставать? – приставали матросы. —
Ведь карта, как море, чиста и пуста!
 
 
Пусть карта прекрасна! Но только ужасно
Ошиблись они в капитане своем:
Умел Билли-Белл – это стало всем ясно —
Лишь блямкать впустую – бим-бом-тили-бом!
 
 
Смущая команду, давал он команду:
– Рулево руля! Давай кругаля!
Он путал местами весло с парусами
И с носом корму корабля.
 
 
Но в южных широтах так душно и жарко,
Что кру́гом идет голова.
А если вдобавок идете на Снарка,
Легко перепутать слова.
 
 
Он так все запутал, что ветер попутный,
Бедняга, и тот догадаться не мог,
Куда безрассудно уносится судно —
На север, на запад, на юг, на восток?
 
 
Немало плутали, но все же пристали
К пустынному берегу вдруг.
Багаж выгружая, пейзаж озирая,
Провалы и скалы видят вокруг.
 
 
Струхнули чуть-чуть смельчаки-снарколовы,
Но, чтобы охотничий пыл не угас,
Сказал Билли-Белл свое крепкое слово —
Он шутку-другую берег про запас.
 
 
Плеснул в подкрепление каждому грога,
Который он тоже сумел приберечь,
Глотнул, и вздохнул, и помедлил немного,
И начал свою знаменитую речь:
 
 
– Мудрецы, храбрецы, смельчаки, моряки,
Мореходы, лихие матросы! —
И при этих словах эхом грохнул в горах
Хор много-ОГО-ГО-ГО-голосый.
 
 
– Столько месяцев шли мы по разным морям
(Каждый месяц – четыре недели),
Но не видели Снарка ни здесь и ни там,
Хоть, глазея, глаза проглядели.
 
 
Столько долгих недель мы неслись по волнам,
(А неделя – семь дней, это точно),
Но нигде, никогда не являлся он нам
Ни воочью, ни даже заочно.
 
 
Я готов, так и быть, тайну Снарка открыть.
Вы достойны такого подарка.
Знает весь белый свет пять заветных примет,
По которым узнаете Снарка.
 
 
Во-первых, у Снарка особенный вкус —
Потоньше кошачьего уса.
Он мягкий, как вата, и пышный, как мусс.
Не всякому Снарки по вкусу.
 
 
Он, во-вторых, спозаранку встает,
Но едва поспевает к обеду.
И если обедать в субботу начнет,
С компотом управится в среду.
 
 
И третья примета – шутить не мастак.
С ним шутки опасны и жутки.
Он все понимает, но только не так,
Мрачнеет, как туча, от шутки.
 
 
В-четвертых, он, словно улитка, везде
Таскается с пляжной кабиной —
В горах и в лесах, на песке, на воде,
Низиной ползет и долиной.
 
 
И пятое – Снарк задаваться горазд:
Без драки, гордец, не сдается.
Кусается крепко, если зубаст,
Клювастый пребольно клюется.
 
 
Но помните, страшной бедою грозит,
Коль Снарк обернется Буджумом!..
Тут ахнул и ухнул на землю Бисквит,
Рассыпав пакетик с изюмом.
 

ОХ третий
Рассказ Бисквита

 
Они его к жизни пытались вернуть:
Клали на пятки ему шоколадки,
Лепили оладьи на лоб и на грудь,
Считали до ста, задавали загадки…
 
 
Очнулся Бисквит, и встряхнулся, и сел,
Несвязное что-то урчал и мычал.
Тогда колокольцем затряс Билли-Белл,
– Понятней мычи! – закричал.
 
 
Скорее расселись они по местам,
С Бисквита не сводят внимательных глаз.
И тот, кого звали «Как-тебя-там?»,
Повел по старинке неспешный рассказ:
 
 
– Мы были бедны, но чертовски честны…
– Короче! – одернул его капитан. —
Темнеет, и звезды ночные видны,
А Снарка во тьме не заманишь в капкан.
 
 
– Долой сорок лет, – согласился Бисквит, —
О них не обмолвлюсь и словом.
Итак, хоть невзрачный и хилый на вид,
Я стал моряком-снарколовом.
 
 
Мой дядя, который за дело радел,
В дорогу меня провожая…
– И дядю долой! – проревел Билли-Белл,
Свирепо глазами вращая.
 
 
– Мой дядя, – упрямец стоял на своем, —
Наказывал: «Если изловите Снарка,
Петрушкой посыпьте его и лучком,
Так ароматнее будет поджарка.
 
 
А ловятся Снарки на то, чего нет.
К ним подходите смелей, но с опаской,
Маните Законом и звоном монет,
Бутылкой, и вилкой, и лаской, и таской…»
 
 
– И лаской, и таской? Отличный совет! —
Кивнул капитан. – Но не новый.
Его постигают уже с малых лет
Все удальцы-снарколовы.
 
 
…«Да, Снарк, – облизнулся мой дядя, – хорош!
Но коль превратится в Буджума,
Спасайся, мой свет! Пропадешь ни за грош
Без дыма, огня и без шума!»
 
 
Ах, это, ох, это снести нелегко.
Пропасть ни за грош? Воля ваша!
Скисаю от страха я, как молоко,
Дрожу, просто как простокваша.
 
 
– Ты то, или это? Унять молодца! —
Вскипел капитан Билли-Белл.
Но ахал и охал Бисквит без конца
И дрожи унять не умел.
 
 
– Ах, дайте, ох, дайте мне душу излить!
Страшилище Снарк уже снится ночами!
И стоит его поперчить, посолить,
Он пышет огнем и сверкает очами!
 
 
Но если Буджумом он явится мне,
В НИЧТО провалюсь я, как в бездну,
Растаю, как дым, как пушинка в огне,
Навеки бесследно исчезну.
 

ОХ четвертый
Охота

 
Вскипел, словно суп, капитан Билли-Белл,
Насупился, проще сказать,
Бурлил он и булькал: – Да как ты посмел
От нас эту тайну скрывать?
 
 
Попасть в НИКУДА и пропасть без следа —
Какая ужасная участь!
Неужто, дружок, ты открыться не мог,
Все выложить честно, не мучась?
 
 
Да как ты посмел эту тайну скрывать?
Тайну! От нас! И такую!
Взмолился Бисквит: – Ну, опять двадцать пять!
Я только об этом толкую!
 
 
Ругайте за совесть меня и за страх,
Казните, что бурю устроил в стакане,
Меня обвините во многих грехах,
Но только не в гнусном обмане!
 
 
Твердил я об этом на всех языках —
На финском, арабском, валлийском.
Меня понимал и монах, и феллах…
Но я позабыл об английском!
 
 
– Понятно! – вмешался опять Билли-Белл,
Хотя и не понял ни слова. —
Согласен – ужасен Бисквита удел,
И наша судьбина сурова.
 
 
Но все же негоже теперь отступать,
И трусить героям негоже.
Мы просто обязаны Снарка поймать,
Если не раньше, то позже.
 
 
Ловить его будем на то, чего нет,
Смелей подходить, но с опаской,
Манить и Законом, и звоном монет,
Бутылкой, и вилкой, и лаской, и таской.
 
 
Охота на Снарка нудна и трудна.
Едой запасись и терпеньем.
Для Снарка особая хитрость нужна —
Его не возьмешь ни умом, ни уменьем.
 
 
Но Англия смотрит с надеждой на вас.
Оставьте любые сомненья
И прихватите с собой про запас
Немного ума и уменья!
 
 
Банкир серебро за подкладку подшил —
Он славился с детства смекалкой.
Бисквит бакенбарды взбивалкой пушил
И брюки отглаживал скалкой.
 
 
Точил, нет, тачал башмаки Бэби-Бой,
А Брокер вострил язычок.
Бобер в стороне толковал сам с собой,
А с остальными – молчок.
 
 
Болтун-Бормотун ворчал, что молчун
Плетет в тишине свои сети:
– Опасен Бобер, который, как вор,
Все помыслы держит в секрете.
 
 
Беспечный Берет под задумчивый свист
Был занят пошивочным делом.
Намеливал лысину Билли-ардист,
Заметьте, не мылом, а мелом.
 
 
Козлиный жакет на желточный жилет
Напялил с трудом Бука-Бяка,
Вдобавок закутался в клетчатый плед.
Билли-Белл возмутился: – Кривляка!
 
 
А Бука змеей зашипел: – Не дразнись!
Жакет тесноват и, пожалуй, заужен,
Но мог бы и Снарку по вкусу прийтись…
– С тобою в придачу на ужин!
 
 
Ах, как скакатал, брыкоблучивал вспрыг,
Хихикал злорадно Бобер!
Бисквит показал Буке-Бяке язык,
Но встрять не посмел в разговор.
 
 
Команду свою Билли-Белл оглядел
И брякнул: – Не в этом вопрос!
Вот будет беда и прибавится дел,
Коль встретится нам… ЖУТКОНОС!
 

ОХ пятый
Урок Бобру

 
…Ловить его надо на то, чего нет,
Смелей подходить, но с опаской,
Манить и Законом, и звоном монет,
Бутылкой, и вилкой, и лаской, и таской…
 
 
Не знал капитан, что таинственный план
Созрел в голове у Бисквита —
Он к цели заветной тропой неприметной
Один зашагал деловито.
 
 
Уйти в одиночку решил и Бобер
И тоже в дорогу собрался.
С другой стороны обойдя косогор,
Он той же тропой пробирался.
 
 
Неслышно шагая всего в двух шагах,
Шептал он: «Подайте мне Снарка!»,
Но Снарк – это СНАРК, а не заяц в кустах
Или глупая птица цесарка.
 
 
Тропинка в ущелье вела смельчаков.
Скалистые горы сужались.
Храбрецы, не пройдя и десятка шагов,
Боязливо боками прижались.
 
 
Вдруг над их головой устрашающий вой
С оглушительным визгом смешался.
Обмер бедный Бобер и рванул за бугор,
А Бисквит задрожал, зашатался.
 
 
И напомнил ему этот визг, этот скрип
Звуки мерзкие школьного мела:
Он в тоске у доски, понимая, что влип,
Закорючки выводит несмело.
 
 
– Это вой Жутконоса! – затрясся Бисквит
По прозванью Огарок Свечной. —
– Нам несчастьем, погибелью верной грозит
Этот вопль ужасный ночной!
 
 
– Это визг Жутконоса! По счету второй!
Неужели за нами охота?
Третий крик Жутконоса для нас роковой.
Постарайся не сбиться со счета.
 
 
И Бобер, сам не свой, слушал бешеный вой,
Потрясавший вокруг всю округу.
А когда в третий раз вой всю душу потряс,
Он вздрохнул и ахрюкнул с испугу.
 
 
Он делил, отнимал, умножал, прибавлял.
Тяжела оказалась работа.
И опять, и опять начинал он считать,
Но со страху сбивался со счета.
 
 
– К двум прибавить один, – заикался Бобер,
От старанья бедняга вспотел.
А когда-то проделывать это на спор
Без ошибки в уме он умел.
 
 
– Сосчитаем, – вмешался Бисквит, – как-нибудь.
Нужно только набраться отваги.
Четвертинку чернил поскорей раздобудь,
Не забудь четвертушку бумаги.
 
 
Вмиг бумагу, перо и бутылку чернил
Предоставил Бисквиту Бобер.
А за ними следил и без голоса выл
Целый хор из расселин и нор.
 
 
Но Бисквит не слыхал безголосых певцов,
Он в работу ушел с головой
И твердил, что, в отличье от всяких бобров,
Мол, такое ему не впервой.
 
 
– Три, – сказал он, – сначала прибавим к семи,
К этой сумме добавим десятку.
Все умножим на тысячу, но без восьми,
А потом обратимся к остатку.
 
 
Делим смело на тысячу, но без восьми,
А затем вычитаем семнадцать.
И ответ, как на блюдечке. Вот он, возьми,
А за правильность можно ручаться.
 
 
Арифметика – это наука наук,
Даже больше – основа основ.
Тайну цифр, мой друг, постигают не вдруг,
Да и то, если хватит мозгов.
 
 
Но науку попроще при слабых мозгах
Ты, пожалуй, постигнешь скорей.
А ее величают в ученых кругах
«Поведение диких зверей».
 
 
И Бисквит приступил к изложению дел,
Не спеша, презирая опасность.
Он во многих науках весьма преуспел,
Уважая порядок и ясность.
 
 
– Разберем наш вопрос за вопросом вопрос —
Внешний вид, вес, и вкус, и породу:
Неопрятен, немыт и одет Жутконос
Не по моде в любую погоду.
 
 
«Не имей сто друзей, но имей сто рублей, —
Он повсюду твердит постоянно. —
Если деньги нужны, то тяни из казны,
Доставай из чужого кармана».
 
 
Жутконос жутковат, но его аромат
Пробирает до самой печенки.
Аромат в закупоренной банке хранят
Или в крепком смоленом бочонке.
 
 
Если хочешь отведать котлет «де-воляй»,
Обмотай его тонкой тесемкой,
Клеем смажь и в опилках бока обваляй,
Жарь и парь, но не жми и не комкай.
 
 
Мог толковый Бисквит толковать до утра
И рецептами сыпать без счету,
Только вспомнил, что в путь отправляться пора
И продолжить лихую охоту.
 
 
А Бобер со слезами к Бисквиту приник,
Благодарный за свет и совет.
Он такое постиг, что и в тысяче книг
Не отыщешь за тысячу лет.
 
 
И в обнимку, любовью друг к другу горя,
Возвратились они в свой предел.
– Нет не зря мы, друзья, бороздили моря, —
Умиленно сопел Билли-Белл.
 
 
А Бисквита с Бобром не растащишь багром,
Ходят рядышком оба матроса.
Только ночью и днем мнится им за бугром
Ужасающий вой Жутконоса.
 

ОХ шестой
Сон Болтуна

 
…Ловить его надо на то, чего нет,
Смелей подходить, но с опаской,
Манить и Законом, и звоном монет,
Бутылкой, и вилкой, и лаской, и таской…
 
 
Утомился в дороге Болтун-Бормотун,
И, найдя подходящий газон,
Он прилег на бочок за лобастый валун
И смотрел удивительный сон.
 
 
Он в Суде оказался Свиной Отбивной,
Выдающей себя за Поджарку.
Шесть Присяжных ножами стучат за спиной,
А защита поручена Снарку.
 
 
В белоснежном и пышном своем парике
Снарк невинен и тих, как овечка.
Только вилка двузубая в левой руке,
Только в правой – тарелка и свечка.
 
 
Вызывает Свидетеля строгий Судья
И Законы листает сурово.
На весах Правосудья от А и до Я
Будет взвешено каждое слово.
 
 
И Свидетель, икая и брызжа слюной,
Говорит увлеченно и ярко,
Что в сравненье с отличной Свиной Отбивной
Не идет никакая Поджарка.
 
 
А Судья горячо осуждает подлог,
И в его Обвинительной речи
Убедителен каждый союз и предлог,
Россыпь слов пострашнее картечи.
 
 
На скамейке Присяжных поднялся галдеж:
Нет сомненья – готово решенье.
И у каждого острый, сверкающий нож,
А в горящих глазах нетерпенье.
 
 
Но защитника Снарка черед настает.
Гневным взором окинув собранье,
Три часа говорит он, как будто поет,
В тихом голосе слышно рычанье.
 
 
– Неужели, – урчит он, – Свиной Отбивной
Не дозволено зваться Поджаркой?
Если курицу кормят отборной крупой,
То слывет она славной Пуляркой.
 
 
Возмутился Судья: – Но любая вина
По Закону всегда наказанья причина.
– Да, – хохочет Защитник, – не вижу вина!
Без вина Отбивная Свиная невинна.
 
 
От такого ответа Судья онемел
И на Снарка глядел бестолково.
Ни один из Присяжных вздохнуть не посмел
И не вымолвил больше ни слова.
 
 
И Дворец Правосудья звенит тишиной.
Только – ззумм! – пролетающей мухи.
Слышно даже, как ветер молчит за стеной,
Как урчит у Защитника в брюхе.
 
 
А Защитник остался в едином лице —
Он Свидетель, Судья и Присяжный —
И творит Правосудье в притихшем Дворце
Беспощадный, суровый и важный.
 
 
– Теперь огласим Обвинительный акт, —
Поднялся Защитник с ухмылкой.
Он громко читал и постукивал в такт
По тарелке двузубою вилкой.
 
 
– Поджарку, которой, как видите, нет,
Помиловать надо, откинув сомненья.
Зато Отбивная пусть держит ответ.
Есть мненье – злодейка достойна съеденья.
 
 
Присяжные подняли горестный вой:
– Куда подевалась Поджарка?
Судья, как болванчик, кивал головой,
С опаскою глядя на Снарка.
 
 
– Молчать! – ужасающе Снарк заревел,
И грохнулась на пол тарелка…
Проснулся Болтун, а над ним Билли-Белл
Трясет колокольчиком мелко.