Текст книги "Аня с острова Принца Эдуарда"

Глава 17
Письмо от Дэви

– Снег пошел, девочки, – сказала Фил, входя однажды вечером в дом. – Вся дорожка в саду усыпана прелестнейшими звездочками и крестиками. Я никогда прежде не замечала, какие изящные вещицы эти снежинки. У человека появляется время, чтобы обращать внимание на подобные мелочи, лишь тогда, когда он живет простой жизнью. Как я благодарна вам за то, что вы дали мне возможность ею пожить. Это восхитительно – волноваться из-за того, что масло подорожало на пять центов за фунт.

– Неужели подорожало? – воскликнула Стелла, которая вела весь бухгалтерский учет в их маленьком хозяйстве.

– Да… вот вам масло. Я становлюсь настоящим экспертом по части покупок. Торговаться на рынке гораздо интереснее, чем флиртовать с молодыми людьми, – заключила Фил совершенно серьезно.

– Все возмутительно дорожает, – вздохнула Стелла.

– Ничего. Слава богу, воздух и спасение души все еще остаются бесплатными, – заметила тетя Джеймсина.

– И смех тоже, – добавила Аня. – Налога на него еще не ввели, и это очень хорошо, потому что сейчас все вы изрядно посмеетесь. Я хочу прочитать вам письмо Дэви. За последний год он научился писать гораздо грамотнее и, хотя все еще не силен по части запятых, обладает несомненным даром писать интересные письма. Так что слушайте и смейтесь, прежде чем все мы усядемся за свою вечернюю зубрежку.

«Дорогая Аня, – говорилось в письме Дэви, – я берусь за перо чтобы сообщить тебе что все мы здоровы и надеюсь что это письмо застанет и тебя в добром здравии. Сегодня шел снег и Марилла сказала что это старушка на небе тресет свою перину. Эта старушка жена Бога? Я хочу знать.

Миссис Линд была больная, но теперь ей лутше. Она упала с подвальной лестницы на прошлой неделе. Когда она падала то ухватилась за полку на которой стояли все молочные ведра и кастрюли. Полка не выдержала и свалилась вместе с ней и был замечательный грохот. Марилла сначала подумала что это землитресение. Одна из кастрюль совсем смялась а миссис Линд растинула ребра. Пришел доктор и дал ей лекарство чтобы втирать в ребра. Но она его не поняла и вместо этого все выпила. Доктор потом удивлялся как это ее не убило. Но оно не убило а вылечило ей ребра и миссис Линд теперь говорит что доктора ничего не смыслят. А кастрюлю мы поправить не смогли. Марилле пришлось ее выбросить. На прошлой неделе был день-благо-дарения. В школе не было занятий и у нас был отличный обед. Я ел пирог с изюмом и жареную индейку и фруктовый торт и пончики и сыр и варенье и шикаладный кекс. Марилла сказала что я умру от периидания, но я не умер. А у Доры после этого была мигрень. Только не в голове, а в животе. А у меня нигде мигрени не было.

У нас новый учитель. Он любит пошутить. На прошлой неделе он велел нам мальчишкам из третьего класса написать сочинение о том какую жену мы хотели бы иметь, а девочкам какого мужа им надо. И он так хохотал чуть не до смерти когда их читал. Вот мое. Я думаю тебе будет интересно почитать.

Какую жену я хочу Иметь.

Она должна быть воспитанной и готовить мне еду вовремя и делать что я ей велю и всегда быть со мной вежливой. Ей должно быть пятнадцать лет. Она должна делать добро бедным и держать дом в порядке и быть добродушной и ходить в церковь регалярно. Она должна быть очень красивая и с кудрявыми волосами. Если у меня будет в точности такая жена я буду ужасно хорошим мужем. Я думаю что женщина должна быть ужасно добра к своему мужу. У некоторых бедных женщин совсем нет мужьев.

КОНЕЦ.

На прошлой неделе я был на похоронах миссис Райт из Уайт Сендс. Муж трупа был в ужасном горе. Миссис Линд сказала что дедушка миссис Райт украл однажды овцу, но Марилла сказала что мы не должны говорить плохое о мертвых. Почему мы не должны, Аня? Я хочу знать. Это же совсем неопасно, ведь правда?

Миссис Линд ужасно разозлилась на меня на днях потому что я спросил ее жила ли она во времена Ноя[47]47
  Ной – в Библии (Книга Бытия, гл. 7) единственный праведник, которого вместе с его семьей Бог пощадил во время Всемирного потопа.


[Закрыть]. Я вовсе не хотел ранить ее чуства. Я просто хотел знать. Она жила тогда, Аня?

Мистер Харрисон решил избавиться от своего пса и повесил его, а тот ожил и удрал за амбар пока мистер Харрисон копал яму чтобы его похоронить. Тогда он повесил его опять и на этот раз он остался мертвым. У мистера Харрисона новый батрак. Он ужасно неуклюжий. Мистер Харрисон говорит про него что он левша на обе ноги. А у мистера Барри батрак очень ленивый. Так миссис Барри говорит, но сам мистер Барри говорит что батрак не то чтобы ленивый, а только считает что легче молиться чтобы что-то сделалось само чем работать для этого.

У миссис Эндрюс сдохла от удара свинья, которая до этого получила приз на выставке и о которой миссис Эндрюс так много говорила. Миссис Линд сказала что это было наказание миссис Эндрюс за гордость. Но я думаю что тогда это несправедливо, ведь пострадала свинья, Милти Бултер болел. Доктор прописал ему лекарство. Оно оказалось отвратительное на вкус. Я предложил Милти выпить лекарство вместо него за четверак. Но все Бултеры такие жадины. Милти сказал что уж лучше выпьет его сам и сбережет деньги. Я спросил у миссис Бултер что надо делать чтобы подцепить мужа, а она ужасно разозлилась и сказала что не знает потому что никогда не гонялась за мущинами.

О. Д. А. собирается заново выкрасить клуб. Им надоело что он синий.

Вчера вечером к нам приходил новый священник. Он съел три куска пирога. Если бы я съел столько миссис Линд назвала бы меня жадным поросенком. И ел он быстро и откусывал помногу, а мне Марилла всегда говорит чтобы я этого не делал. Почему священникам можно делать то что нельзя делать мальчикам? Я хочу знать.

Больше новостей нет. Вот шесть поцелуев ХХХХХХ. Дора посылает один. Вот он Х.

Твой преданный друг Дэвид Кит.

Р. S. Аня, кто был отцом дьявола? Я хочу знать».

Глава 18
Последний подарок мисс Джозефины «девочке Ане»

С наступлением рождественских каникул девушки из Домика Патти разъехались по домам, но тетя Джеймсина предпочла остаться на месте.

– Ни в один из домов, куда меня пригласили, поехать с тремя кошками я не могу, – сказала она. – А оставлять бедных животных одних почти на три недели мне не хочется. Если бы у нас были какие-нибудь порядочные соседи, которые взялись бы кормить наших кошек, я могла бы уехать, но на этой улице нет никого, кроме миллионеров. Так что я останусь здесь, и Домик Патти не будет пустовать в ожидании вашего возвращения.

Аня отправилась домой с обычными радостными предчувствиями, которые, правда, не вполне сбылись. Авонлея была во власти такой ранней, холодной и ненастной зимы, какой «не запомнят даже старожилы». Зеленые Мезонины буквально утопали в огромных сугробах. Почти каждый день этих злосчастных каникул бушевала метель, и даже в ясные дни ветер без устали наметал новые сугробы. Не успевали расчистить дороги, как их снова заносило снегом. Было почти невозможно выйти из дома. Трижды Общество содействия развитию Авонлеи пыталось устроить вечеринку в честь редмондских студентов, но каждый раз метель была такой сильной, что никто не мог выйти из дома, и, отчаявшись, они отказались от этой затеи. Аня, несмотря на всю свою любовь к Зеленым Мезонинам, не могла не вспоминать с тоской о Домике Патти, его уютной гостиной с камином, веселых глазах тети Джеймсины, трех кошках, оживленной болтовне девушек и радостях пятничных вечеров, когда в гости заходили университетские друзья, чтобы побеседовать о серьезном и о смешном.

Ане было одиноко. Диана сидела под домашним арестом из-за серьезного приступа бронхита и не могла приходить в Зеленые Мезонины, да и Ане редко удавалось добраться до Садового склона, так как и кратчайшая дорога через Лес Призраков была совершенно непроходима из-за сугробов, да и кружный путь вдоль замерзшего Озера сверкающих вод часто оказывался ненамного лучше. Руби Джиллис спала вечным сном на занесенном снегом старом кладбище; Джейн Эндрюс преподавала в школе где-то в западных прериях. Гилберт, конечно, был по-прежнему верен и пробивался по вечерам, когда это удавалось, через снежные заносы в Зеленые Мезонины, но его визиты были не такими, как прежде, – Аня почти страшилась их. Очень смущало то, что порой, подняв глаза во время неожиданно наступившего молчания, она встречала взгляд серьезных, глубоких карих глаз, устремленных на нее с выражением, не вызывающим сомнений в его значении, и еще больше смущало то, что она невольно краснела, горячо и неловко, под этим взглядом, как будто… как будто… короче, это очень смущало. Ане хотелось снова оказаться в Домике Патти, где при подобных встречах всегда присутствовал кто-нибудь еще, что делало деликатную ситуацию не столь острой. Здесь же, в Зеленых Мезонинах, когда приходил Гилберт, Марилла торопливо удалялась во владения миссис Линд и неизменно настаивала на том, чтобы взять с собой и близнецов. В цели подобных маневров трудно было усомниться, но негодующая Аня ничего не могла с этим поделать.

Дэви же был в эти недели совершенно счастлив. По утрам он выходил из дома и с удовольствием расчищал лопатой дорожки к колодцу и курятнику. Он объедался всевозможными рождественскими лакомствами, в приготовлении которых по случаю приезда Ани старались превзойти друг друга Марилла и миссис Линд, а еще он читал взятую в школьной библиотеке увлекательную книжку о поразительном герое, наделенном, по всей вероятности, истинным даром попадать в безвыходные положения, из которых его, как правило, спасали землетрясения или извержения вулканов, позволявшие ему остаться живым и невредимым и приносившие все новые удачи, так что вся история заканчивалась надлежащим шумным триумфом.

– Это потрясная книга, Аня! – заявил Дэви однажды с восторгом. – Ее гораздо интереснее читать, чем Библию.

– Вот как? – улыбнулась Аня.

Дэви посмотрел на нее с любопытством.

– Ты, кажется, совсем не возмутилась, Аня.

А вот миссис Линд ужасно возмутилась, когда я ей об этом сказал.

– Нет, я не возмущена, Дэви. Я считаю вполне естественным то, что девятилетнему мальчику книжка о приключениях кажется интереснее, чем Библия. Но когда ты станешь старше, я надеюсь, ты поймешь, какая замечательная книга Библия.

– Да, я думаю, некоторые места в ней просто отличные, – согласился Дэви. – Вот, например, хоть история об Иосифе[48]48
  В Библии (Книга Бытия, гл. 37) рассказывается о том, как завистливые и жестокие братья продали Иосифа в рабство.


[Закрыть] – потрясно! Но я на месте Иосифа не простил бы злых братьев. Нет, Аня, ни за что. Я поотрубал бы им головы. Миссис Линд ужасно разозлилась, когда я ей это сказал, и закрыла Библию, и заявила, что больше ничего мне оттуда читать не будет, если я буду такое говорить. Так что теперь, когда она читает Библию вслух по воскресеньям, я ей ничего не говорю. Я просто думаю про себя всякое разное, а на следующий день говорю про свои мысли Милти Бултеру в школе. Я рассказал Милти историю о пророке Елисее и медведицах[49]49
  В Библии (Четвертая Книга Царств, гл. 2, стихи 23–24) говорится о детях, насмехавшихся над пророком Елисеем из-за его лысины и растерзанных за это вышедшими из леса медведицами.


[Закрыть], и это его так напугало, что он с тех пор уже не смеется над лысиной мистера Харрисона. А на нашем острове есть медведи, Аня? Я хочу знать.

– В наши дни уже нет, – ответила Аня рассеянно, так как в эту минуту ветер с силой швырнул в окно снег. – Ах, когда же наконец уймется эта метель?

– Одному Богу известно, – беззаботно отозвался Дэви, намереваясь продолжить чтение. Но на этот раз Аня все же возмутилась.

– Дэви! – сказала она с упреком.

– Миссис Линд так говорит, – возразил Дэви. – На прошлой неделе Марилла сказала про Людовика Спида и Теодору Дикс: «Да поженятся ли они когда-нибудь?» А миссис Линд на это: «Одному Богу известно». Именно так.

– Нехорошо, что она так сказала, – заявила Аня, торопливо решая, на какой из рогов возникшей дилеммы ей лучше напороться. – Не следует употреблять имя Господа всуе, Дэви, или говорить о Нем походя. Больше никогда не делай этого.

– Даже если я буду говорить медленно и торжественно, как священник? – серьезно допытывался Дэви.

– Даже тогда.

– Ну ладно, не буду. Людовик Спид и Теодора Дикс живут в Центральном Графтоне[50]50
  См. сноску 31.


[Закрыть], и миссис Линд говорит, что он уже сто лет за ней ухаживает. Не будут ли они, Аня, скоро слишком старыми, чтобы жениться? Я надеюсь, что Гилберт не будет ухаживать за тобой так долго. Когда вы поженитесь, Аня? Миссис Линд говорит, что вы наверняка поженитесь.

– Миссис Линд… – начала Аня пылко, но тут же умолкла.

– Противная старая сплетница, – спокойно закончил за нее Дэви. – Так все говорят. Но это наверняка, Аня? Я хочу знать.

– Ты очень глупый маленький мальчик, Дэви, – сказала Аня, удаляясь из комнаты с высокомерным видом.

В кухне никого не было. Она села у окна, вглядываясь в быстро сгущающиеся зимние сумерки. Солнце закатилось, и ветер стих. На западе из-за лиловых облаков выглядывала бледная, холодная луна. Небо темнело, но на западе, вдоль горизонта, разгоралась все ярче и горячее желтая полоса, словно рассеянные лучи света постепенно собирались в одном месте. На этом ярком фоне отчетливо виднелись отдаленные темные холмы, обрамленные елями, чьи силуэты напоминали силуэты священников. Аня окинула взглядом недвижные белые поля, холодные и безжизненные в резком свете этого мрачного заката, и вздохнула. Ей было очень одиноко, и в сердце была печаль, ибо она не знала, сможет ли продолжить учебу в Редмонде в следующем году. Это казалось маловероятным. Единственная стипендия, которой мог добиться второкурсник, составляла слишком маленькую сумму. Брать деньги Мариллы Аня не хотела, невелики были и надежды на то, что за время каникул удастся заработать столько, сколько нужно на год учебы.

«Придется, вероятно, прервать в следующем году занятия, – безотрадно думала она, – и опять преподавать в какой-нибудь местной школе, пока я не заработаю достаточно денег, чтобы закончить университет. А к тому времени все мои теперешние сокурсники уже закончат учебу, да и о Домике Патти уже не сможет быть и речи. Но ничего! Я не стану проявлять малодушие. Я рада, что, если необходимо, я могу пробить себе дорогу в жизни, зарабатывая собственным трудом».

– А к нам мистер Харрисон пробирается по дорожке, – объявил Дэви, вбегая в кухню. – Я думаю, он несет почту. Мы ее уже три дня не получали. Очень хочу узнать, что там поделывают эти противные либералы. Я консерватор, Аня. А за этими либералами, скажу я тебе, нужен глаз да глаз!

Мистер Харрисон действительно принес почту, и веселые письма от Стеллы, Присиллы и Фил вскоре разогнали Анину тоску. Тетя Джеймсина тоже написала ей, сообщив, что все время топит камин, что все кошки здоровы и комнатные растения в порядке.

«Погода очень холодная, – писала она, – поэтому я позволила кошкам спать в доме: Паленому и Джозефу на диване в гостиной, а кошке Саре в ногах моей постели. Так приятно слышать ее мурлыканье, когда я просыпаюсь ночью и думаю о моей бедной дочке, которая так далеко от меня. Я не волновалась бы так, если бы она была не в Индии, но в Индии, говорят, ужасные змеи. И нужно все мурлыканье кошки Сары, чтобы прогнать мысли об этих змеях. У меня хватает веры, чтобы примириться со всем, но не с этими змеями. Я не могу понять, зачем Провидение вообще создало их. Иногда мне кажется, что Оно не могло этого сделать. Я склонна думать, что к их созданию приложил руку дьявол».

Тонкое письмецо с отпечатанным на машинке адресом Аня оставила напоследок, сочтя его маловажным, но, прочитав содержавшееся в нем краткое сообщение, осталась сидеть неподвижно со слезами на глазах.

– Что случилось, Аня? – спросила Марилла.

– Мисс Джозефина Барри умерла, – ответила Аня тихо.

– Значит, умерла все-таки, – вздохнула Марилла. – Она была больна больше года, и Барри со дня на день ожидали известия о ее смерти. Хорошо, что она обрела вечный покой, Аня, так как мучилась она ужасно. Она всегда была добра к тебе…

– Она была добра ко мне до конца, Марилла. Это письмо от ее адвоката. Она оставила мне по завещанию тысячу долларов.

– Ну и ну, это ж ужасные деньжищи! – воскликнул Дэви. – Это та самая женщина, на которую вы с Дианой свалились, когда прыгнули на кровать в комнате для гостей, да? Именно поэтому она завещала тебе так много денег, да?

– Помолчи, Дэви, – сказала Аня мягко. Она незаметно выскользнула из кухни и с тяжелым сердцем отправилась в свою комнатку в мезонине, предоставив Марилле и миссис Линд вволю посудачить о неожиданном известии.

– Как по-вашему, выйдет теперь Аня замуж? – с беспокойством размышлял вслух Дэви. – Доркас Слоан, когда выходила замуж прошлым летом, сказала, что, будь у нее достаточно денег на прожиток, она ни за что не связалась бы ни с каким мужчиной, но даже вдовец с восемью детьми и то лучше, чем житье в одном доме с женой брата.

– Придержи язык, Дэви, – сурово сказала миссис Линд. – Такие речи из уст маленького мальчика – это просто возмутительно, скажу я вам.

Глава 19
Интерлюдия

– Подумать только, что сегодня мой двадцатый день рождения и что я навсегда расстаюсь со своим вторым десятком, – сказала Аня, уютно устроившаяся на коврике перед камином с Паленым на коленях, обращаясь к тете Джеймсине, которая читала, сидя в своем любимом кресле. В гостиной они были одни. Стелла и Присилла ушли на собрание какого-то комитета, а Фил была наверху – наряжалась, собираясь на вечеринку.

– Да, я думаю, тебе грустно, – кивнула тетя Джеймсина. – Второй десяток – такая приятная пора жизни. Я очень рада, что так никогда и не вышла из этого возраста.

Аня засмеялась:

– И никогда не выйдете, тетечка. Вам будет восемнадцать и тогда, когда по всем правилам должно будет исполниться сто. Да, мне грустно, и к тому же я ощущаю некоторую неудовлетворенность. Когда-то давно мисс Стейси говорила мне, что к двадцати годам мой характер сформируется окончательно и – хорошо это или плохо – навсегда. Но я не чувствую, что произошло так, как должно было произойти. В моем характере все еще полно ущербных мест.

– Так же, как и в любом другом, – ободряюще заверила тетя Джеймсина. – В моем их около сотни. Твоя мисс Стейси, вероятно, имела в виду, что, когда тебе будет двадцать, твой характер приобретет то или иное направление, в котором и будет продолжать развиваться. Не беспокойся, Аня. Исполняй свой долг перед Богом, ближними и собою и живи весело. Это моя философия, и она всегда работала неплохо… Куда это Фил сегодня отправляется?

– На танцы, и у нее прелестнейшее новое бальное платье: кремово-желтый шелк и кружева паутинкой. Оно так идет к ее темным глазам и волосам.

– Есть какая-то магия в словах «шелк» и «кружева», правда? – сказала тетя Джеймсина. – Один звук этих слов уже вызывает у меня такое чувство, словно я отправляюсь на бал. К тому же желтый шелк. На ум приходит сравнение с платьем из солнечного света. Мне всегда хотелось иметь желтое шелковое платье, но сначала моя мать, а потом муж и слышать не желали об этом. Самое первое, что я намерена сделать, попав на небеса, это обзавестись желтым шелковым платьем.

Под звуки Аниного смеха вниз сошла Фил во всем блеске бального великолепия и внимательно оглядела себя в висевшем на стене высоком овальном зеркале.

– Зеркало, которое льстит, настраивает благожелательно, – заметила она. – То, что висит в моей комнате, явно делает меня зеленой. Неплохо я выгляжу, Аня?

– Да знаешь ли ты, Фил, до чего ты хороша? – воскликнула Аня с искренним восхищением.

– Конечно, знаю. На что же зеркала и мужчины? Я не это имела в виду. Ничего нигде не торчит? Юбка лежит ровно? И не будет ли эта роза выглядеть лучше, если приколоть ее пониже? Боюсь, она слишком высоко и я буду казаться кривобокой. Но я терпеть не могу, когда что-нибудь приколото так, что щекочет ухо.

– Все в полном порядке, а эта твоя юго-западная ямочка – просто прелесть!

– Есть в тебе, Аня, одно качество, которое мне особенно нравится, – ты такая щедрая на похвалы. В тебе нет ни капли зависти.

– А почему она должна завидовать? – спросила тетя Джеймсина. – Она, быть может, не такая хорошенькая, как ты, но ее нос гораздо красивее твоего.

– Я это знаю, – согласилась Фил.

– Мой нос всегда был для меня большим утешением, – призналась Аня.

– И еще мне очень нравится, как у тебя, Аня, растут волосы надо лбом. Особенно этот крошечный локон, который, кажется, вот-вот упадет, но никогда не падает, он просто восхитителен! Но что касается носов, то мой меня ужасно тревожит. Я знаю, что, когда мне исполнится сорок, он будет совсем берновский. Как ты думаешь, Аня, на кого я буду похожа в сорок лет?

– На почтенную и солидную замужнюю женщину, – поддразнивая ее, ответила Аня.

– Не хочу, – заявила Фил, усаживаясь поудобнее в ожидании своего кавалера. – Джозеф, ты, пестрая зверюга, не смей прыгать ко мне на колени! Я не хочу отправиться на танцы вся в кошачьей шерсти. Нет, Аня, я не буду иметь почтенный вид. Но замуж я, несомненно, выйду.

– За Алека или за Алонзо? – уточнила Аня.

– За одного из них, полагаю, – вздохнула Фил, – если когда-нибудь сумею выбрать.

– Такой выбор не должен быть трудным, – с укоризной сказала тетя Джеймсина.

– Я родилась маятником, тетя, и ничто никогда не сможет остановить моих колебаний.

– Тебе следует стать более рассудительной, Филиппа.

– Конечно, быть рассудительной – это замечательно, – согласилась Фил, – но тогда лишаешься массы удовольствий. А что до Алека и Алонзо, то если бы вы их знали, поняли бы, почему так трудно выбрать одного. Они оба одинаково милые.

– Тогда возьми кого-нибудь, кто еще милее, – предложила тетя Джеймсина. – Вот хотя бы этого четверокурсника, который так предан тебе, – Уилла Лесли. У него такие милые, большие, кроткие глаза.

– Слишком, пожалуй, большие и слишком кроткие… как у коровы, – заявила безжалостная Фил.

– А что ты скажешь о Джордже Паркере?

– О нем нечего сказать, кроме того, что он всегда выглядит так, будто его только что накрахмалили и отутюжили.

– Тогда Марр Холворси. Уж в нем ты не можешь найти изъяна.

– Да, он подошел бы, если бы не был беден. Я должна выйти замуж за богатого человека, тетя Джеймсина. Богатство и приятная внешность – вот необходимые условия. Я вышла бы за Гилберта Блайта, если бы он был богат.

– О, вот как? – воскликнула Аня довольно сердито.

– Нам не очень нравится такая идея, хотя нам самим и не нужен Гилберт, о нет! – с насмешкой сказала Фил. – Но не будем о неприятном. Когда-нибудь мне, я полагаю, все-таки придется выйти замуж, но я постараюсь откладывать этот недобрый час как можно дольше.

– Как хочешь, но ты не должна выходить замуж без любви, – заявила тетя Джеймсина.

– Сердца, любившие на старый, добрый лад, Из моды вышли много лет назад, – залилась насмешливой трелью Фил. – Вот и экипаж. Лечу! Ну пока, две вы мои старомодные душечки!

Когда Фил выпорхнула за дверь, тетя Джеймсина серьезно взглянула на Аню.

– Эта девушка красива, мила и добросердечна, но не кажется ли тебе, Аня, что временами у нее что-то не в порядке с головой?

– О нет, я думаю, с головой у Фил все в порядке, – ответила Аня, пряча улыбку. – Просто у нее такая манера выражаться.

Тетя Джеймсина с сомнением покачала головой.

– Что ж, будем надеяться, что это так. Я надеюсь, Аня, потому что люблю ее. Но понять ее я не могу – она для меня непостижима. Она не похожа ни на одну из девушек, которых я знала, и ни на одну из тех, какими я была сама.

– А сколькими девушками вы были, тетя?

– Примерно полудюжиной, моя дорогая.