Текст книги "Аня с острова Принца Эдуарда"

Глава 38
Ложный рассвет

– Подумать только! Ровно через неделю я буду в Авонлее. Восхитительная мысль! – говорила Аня, склоняясь над коробкой, в которую упаковывала одеяла миссис Линд. – Но – подумать только! – ровно через неделю я навсегда покину Домик Патти. Ужасная мысль!

– Интересно, будет ли призрак нашего смеха, звучавшего в этих стенах три года, преследовать мисс Патти и мисс Мерайю в их девичьих снах, – размышляла Фил.

Мисс Патти и мисс Мерайя возвращались домой, исколесив большую часть обитаемых территорий земного шара.

«Мы будем в Кингспорте в десятых числах мая, – писала мисс Патти. – Думаю, что после зала царей в Карнаке[77]77
  Карнак – комплекс храмов (XX в. до н. э. – конец I тыс. до н. э.) на территории древних Фив; главное государственное святилище в период Нового царства в Египте. Зал царей – грандиозный многоколонный зал в храме бога Амона-Ра в Карнаке.


[Закрыть] Домик Патти покажется мне довольно маленьким, но я никогда не любила жить в больших помещениях и буду совсем не прочь вернуться наконец домой. Когда начинаешь путешествовать в зрелом возрасте, оказываешься способным объехать невероятно много мест, так как знаешь, что у тебя остается для этого не так уж много времени, и к тому же это очень захватывает. Боюсь, Мерайю теперь никогда не будет удовлетворять тихая жизнь на одном месте».

– Я оставлю здесь мои фантазии и мечты, чтобы сделать счастливым следующего обитателя, – сказала Аня, окидывая печальным взглядом голубую комнатку – ее хорошенькую голубую комнатку, где она провела три таких счастливых года. У этого окна она опускалась на колени, чтобы помолиться, и выглядывала в него, чтобы понаблюдать, как садится за соснами солнце. Она слушала, как стучат в него капли осеннего дождя, и приветствовала на его подоконнике весенних малиновок. Она задумалась, продолжают ли присутствовать в комнатах старые мечты прежних обитателей: неужели, когда кто-то навсегда покидает комнату, где радовался и страдал, смеялся и плакал, нечто неуловимое и невидимое, но тем не менее реальное не остается после него как звенящая голосами память?

– Я думаю, – сказала Фил, – что комната, в которой человек мечтает, горюет, радуется и живет, становится неразрывно связанной с его жизнью и обретает индивидуальность. Я уверена, что, войди я в эту комнату и через пятьдесят лет, она напомнит мне: «Аня, Аня…» Как славно провели мы здесь время, милочка! Сколько дружеской болтовни, шуток, разных забав! Ах, боже мой! В июне я выхожу замуж за Джо, и я знаю, что буду безумно счастлива. Но сейчас у меня такое чувство, словно я хотела бы, чтобы эта чудесная редмондская жизнь никогда не кончалась.

– И я столь же безрассудна, что желаю этого, – призналась Аня. – Какие бы большие радости ни принесло нам будущее, мы уже никогда не будем вести такую восхитительную, легкомысленную жизнь, какую вели здесь. Она кончилась навсегда, Фил.

– Что ты собираешься делать с Паленым? – спросила Фил, когда этот привилегированный кот, неслышно ступая мягкими лапами, забрел в комнату.

– Я собираюсь взять его к себе вместе с Джозефом и кошкой Сарой, – объявила, входя следом за Паленым, тетя Джеймсина. – Было бы жаль разлучать этих котов теперь, когда они научились жить вместе. Это трудный урок и для котов, и для человеческих существ.

– Мне грустно расставаться с Паленым, – сказала Аня с сожалением, – но взять его в Зеленые Мезонины никак нельзя. Марилла терпеть не может кошек, да и Дэви наверняка замучил бы его до смерти. Кроме того, я полагаю, что недолго пробуду дома. Мне предложили место директрисы средней школы в Саммерсайде.

– Ты собираешься принять эту должность? – спросила Фил.

– Я… я еще не решила, – ответила Аня, смущенно краснея.

Фил понимающе кивнула. Разумеется, Аня не могла строить никаких планов на будущее, пока Рой не заговорит о своих намерениях. А он скоро заговорит – в этом не было сомнения. Не было сомнения и в том, что в ответ на его «ты согласна?» Аня скажет «да». Сама Аня с почти неизменным удовлетворением смотрела на существующее положение дел. Она глубоко любила Роя. Правда, это было не совсем то, что прежде рисовалось ей в воображении, когда она думала о любви. Но, утомленно спрашивала она себя, оказывалось ли хоть что-нибудь на свете в точности соответствующим тому, что рисовалось человеку в воображении? Повторялась та же утрата иллюзий, какая была в детстве, когда она впервые увидела ледяной блеск настоящего бриллианта вместо предвкушаемого фиолетового великолепия. «Я совсем не так представляла себе бриллиант», – сказала она тогда разочарованно. Но Рой – очень приятный молодой человек, и они будут очень счастливы вместе, даже если в их жизни и не будет некоего не поддающегося четкому определению привкуса волнующей радости. И когда в тот вечер Рой пришел, чтобы пригласить Аню на прогулку в парк, все в Домике Патти знали, что он собирается сказать ей, и все знали – или думали, что знают, – каким будет ее ответ.

– Ане очень повезло, – сказала тетя Джеймсина.

– Вероятно, – отозвалась Стелла, пожимая плечами. – Рой – милый молодой человек и все такое… Но в нем, в сущности, ничего нет…

– Это очень похоже на зависть, Стелла, – с упреком заметила тетя Джеймсина.

– Похоже, но я не завидую, – спокойно возразила Стелла. – Я люблю Аню, и мне нравится Рой. Все говорят, что она делает блестящую партию, и даже миссис Гарднер теперь находит ее очаровательной. Все это звучит так, словно их брак заключен на небесах, но у меня есть некоторые сомнения. Попомните мое слово, тетя Джимси.

Рой сделал Ане предложение в той маленькой беседке на берегу, в которой они разговаривали в дождливый день их первой встречи. То, что он выбрал именно это место, Аня нашла очень романтичным. И само предложение было облечено им в такие красивые слова, словно, подобно одному из поклонников Руби Джиллис, он выучил наизусть текст из «Рекомендаций для вступающих в брак». В целом все было совершенно безупречно. К тому же слова звучали искренне. Не могло быть сомнений в том, что Рой глубоко прочувствовал то, о чем говорил. Не было ни одной фальшивой ноты, которая нарушила бы гармонию всей симфонии. Аня сознавала, что должна трепетать с ног до головы. Но она не трепетала – она была ужасающе равнодушна. Когда Рой умолк в ожидании ее ответа, она открыла рот, чтобы произнести свое судьбоносное «да».

И вдруг… вдруг она почувствовала, что дрожит, словно отступая назад от пропасти. Наступило одно из тех мгновений, когда нам открывается, словно в ослепительной вспышке прозрения, больше, чем то, чему научили нас все предшествующие годы нашей жизни. Аня отняла свою руку у Роя.

– Я не могу выйти за тебя… не могу… не могу! – воскликнула она в исступлении.

Рой побледнел… вид у него к тому же был довольно глупый. Он – и его трудно за это винить – был совершенно уверен в положительном ответе.

– Что ты хочешь сказать? – пробормотал он, запинаясь.

– Я хочу сказать, что не могу выйти за тебя замуж, – с отчаянием в голосе повторила Аня. – Я думала, что смогу… но не могу.

– Почему? – спросил Рой уже несколько спокойнее.

– Потому что… я не настолько люблю тебя.

Рой густо покраснел.

– Значит, ты просто забавлялась эти два года? – медленно произнес он.

– Нет… нет, – задыхаясь, вымолвила бедная Аня. О, как могла она объяснить? Она не могла объяснить. Есть вещи, которые невозможно объяснить. – Я думала, что люблю, – я вправду так думала, – но теперь знаю, что не люблю.

– Ты разбила мою жизнь, – с горечью сказал Рой.

– Прости меня, – просила с горящими щеками и подступающими к глазам слезами Аня, чувствуя себя совершенно несчастной.

Рой отвернулся и несколько минут стоял неподвижно, глядя на море, потом обернулся к Ане – он снова был очень бледен.

– Ты не можешь дать мне никакой надежды? – спросил он.

Аня без слов отрицательно покачала головой.

– Тогда прощай, – сказал Рой. – Я не могу этого понять. Я не могу поверить, что ты не та женщина, какую я видел в тебе. Но упрекать тут бесполезно. Ты единственная женщина, какую я мог полюбить. Благодарю тебя по меньшей мере за дружбу. Прощай, Аня.

– Прощай, – пробормотала Аня. Когда Рой ушел, она долго сидела в беседке, глядя на белый туман, незаметно, но неумолимо надвигавшийся на берег из бухты. Это был для нее час унижения, презрения к самой себе и стыда. Волны этих чувств одна за другой накатывали на нее. И все же под всем этим было и странное чувство вновь обретенной свободы.

В сумерки она тихонько проскользнула в Домик Патти и незаметно пробралась в свою комнатку. Но там у окна сидела Фил.

– Подожди, – сказала Аня, вспыхнув в предчувствии предстоящей сцены. – Подожди, пока не услышишь то, что я должна сказать. Фил, Рой предложил мне стать его женой… и я отказалась.

– Ты… ты отказала ему? – ошеломленно переспросила Фил.

– Да.

– Анна Ширли, вы в своем уме?

– Думаю, что да, – устало ответила Аня. – Ах, Фил, не брани меня. Ты ничего не понимаешь.

– Разумеется, не понимаю! Два года ты всячески поощряла ухаживания Роя Гарднера, а теперь говоришь мне, что отказала ему. Значит, ты просто флиртовала с ним самым возмутительным образом. От тебя, Аня, я такого не ожидала.

– Я не флиртовала с ним… я действительно думала до последней минуты, что люблю его… а потом… я просто поняла, что никогда не смогу выйти за него замуж.

– Вероятно, – безжалостно сказала Фил, – ты собиралась выйти за него из-за его денег, а потом твое лучшее «я» восстало и помешало тебе сделать это.

– Нет. Я никогда не думала о его деньгах… Ах, я не могу объяснить это тебе, так же как не смогла объяснить ему.

– Я убеждена, что ты бесчестно обошлась с Роем, – с раздражением заявила Фил. – Он красив, умен, богат, добр. Что еще тебе нужно?

– Мне нужен человек, который гармонично войдет в мою жизнь. Рой не такой. Сначала он поразил меня своей внешностью и умением делать романтические комплименты, а потом я решила, что должна быть влюблена в него, так как он мой темноглазый идеал.

– Уж на что я нерешительная – никогда не знаю твердо, чего хочу, – но ты еще хуже меня, – сказала Фил.

– Я знаю, чего хочу, – возразила Аня. – Беда в том, что мои желания меняются, и тогда мне приходится постигать их заново.

– Ну что ж, я думаю, бесполезно тебе что-либо говорить.

– В этом нет нужды, Фил. Я повержена во прах. Испорчено все, что было прежде. Я никогда не смогу подумать о редмондских днях без того, чтобы не вспомнить об унижении, пережитом в этот вечер. Рой презирает меня… и ты презираешь… и сама я себя презираю.

– Бедняжечка моя, – сказала Фил, смягчаясь. – Иди ко мне, дай мне тебя утешить. Я не имею никакого права бранить тебя. Я тоже вышла бы замуж за Алека или Алонзо, если бы не встретила Джо. Ах, Аня, в реальной жизни все так запутано. Она отнюдь не такая понятная и приглаженная, как в романах.

– Я надеюсь, что больше никто не сделает мне предложения до конца моих дней, – всхлипнула бедная Аня, искренне веря, что желает этого.

Глава 39
Снова свадьбы

В первые несколько недель после возвращения в Зеленые Мезонины Аня остро ощущала, что жизнь обрела характер движения по нисходящей линии. Ей не хватало веселой, дружеской атмосферы Домика Патти. Всю минувшую зиму она не расставалась с блестящими мечтами, а теперь они лежали вокруг нее во прахе. Во владевшем ею умонастроении глубокого отвращения к себе самой невозможно было сразу же снова начать мечтать. И она обнаружила, что если одиночество с мечтами – великолепно, то в одиночестве без мечты мало очарования.

Она ни разу не видела Роя с момента их мучительного для обоих прощания в беседке парка, но Дороти навестила ее, перед тем как выпускницы покинули Кингспорт.

– Мне ужасно жаль, что ты не выходишь замуж за Роя, – сказала она. – Я так хотела, чтобы ты стала моей сестрой. Но ты совершенно права. Ты умерла бы с ним от скуки. Я люблю его, он милый, славный малый, но, право же, он ни капельки не интересен. На вид кажется, что он должен быть интересным человеком, но это не так.

– Но наша дружба, Дороти, от этого не пострадает, правда? – спросила Аня печально.

– Конечно, нет. Ты слишком хороша, чтобы я согласилась тебя потерять. Если ты не можешь быть моей сестрой, я все же хочу сохранить тебя как подругу. И не огорчайся из-за Роя. Сейчас он, конечно, чувствует себя ужасно – мне каждый день приходится выслушивать его душевные излияния, но это у него пройдет. Всегда проходит.

– О… всегда? – произнесла Аня чуть изменившимся голосом. – Значит, проходило и прежде?

– Ну да, – откровенно сказала Дороти. – Уже два раза. И оба раза он точно так же разливался передо мной в сетованиях. Но те, другие, не то чтобы отказали ему – они просто объявили о своей помолвке с кем-то другим. Конечно, когда он встретил тебя, то клялся мне, что еще ни разу не любил по-настоящему и что в предыдущих случаях это было всего лишь мальчишеское увлечение. Но я думаю, ты можешь не волноваться.

И Аня решила не волноваться. Она испытывала и облегчение, и негодование. Рой говорил ей, что она единственная, кого он любил в своей жизни. Без сомнения, он сам верил в это. Но было большим утешением знать, что она, по всей видимости, не «разбила его жизнь». Были другие богини, а Рою, если верить Дороти, непременно нужно кому-нибудь поклоняться. Тем не менее покров еще нескольких иллюзий был сорван с жизни, и Аня начала безотрадно думать о том, что без них эта жизнь кажется уж слишком неприкрашенной.

В тот вечер, когда Аня вернулась домой, она спустилась вниз из своего мезонина с печальным лицом.

– Что случилось со старой Снежной королевой, Марилла?

– Я знала, что ты огорчишься, – сказала Марилла. – Мне и самой тяжело. Это дерево росло там под окном еще тогда, когда я была молоденькой девушкой. Оно упало в марте, во время сильной бури. Ствол был прогнившим внутри.

– Мне будет так не хватать его, – горевала Аня. – Моя комнатка без него не кажется той же самой, что была прежде. И я теперь никогда не смогу взглянуть в окно без ощущения горькой потери. И никогда еще не было так, чтобы я приехала в Зеленые Мезонины и здесь меня не встречала Диана.

– У Дианы сейчас другие заботы, – многозначительно заметила миссис Линд.

– Расскажите же мне все авонлейские новости, – попросила Аня, усаживаясь на крыльце, где вечернее солнце полилось на ее волосы чудесным золотым дождем.

– Да мы тебе почти обо всем писали, – сказала миссис Линд. – Вот только о том, что Саймон Флетчер сломал ногу на прошлой неделе, ты, наверное, еще не слышала. Для его домашних это огромная удача. Они теперь переделают кучу дел, которые давно хотели сделать, но не могли, пока он был на ногах, старый упрямец.

– У него в роду все такие занудливые, – заметила Марилла.

– Занудливые? Да уж, действительно! Его мать имела обыкновение, встав на молитвенном собрании, сообщать прихожанам обо всех недостатках своих детей и возносить молитвы об их исправлении. Конечно, дети от этого только злились и становились еще хуже.

– Ты не рассказала Ане о Джейн, – напомнила Марилла.

– Как же, Джейн! – презрительно фыркнула миссис Линд. – Ну да, – неохотно признала она, – Джейн Эндрюс на прошлой неделе приехала с Запада и собирается замуж за какого-то миллионера из Виннипега. Можете не сомневаться, ее мамаша не теряла времени даром и раззвонила об этом на всю округу.

– Милая Джейн! Я так за нее рада! – от души воскликнула Аня. – Она заслуживает всяческих благ.

– Я ничего худого о Джейн и не говорю. Она довольно славная девушка. Но сама-то она не из миллионерш, а вы не найдете ничего, что говорило бы в пользу этого человека, кроме его денег, – вот что я вам скажу. Миссис Эндрюс говорит, что он англичанин и нажил свой капитал на разработке рудников, но я уверена, что он окажется каким-нибудь янки. Деньги у него, конечно, есть: он прямо-таки завалил Джейн драгоценностями. Кольцо, которое он подарил ей к помолвке – целая гроздь бриллиантов, – такое большое, что выглядит оно как пластырь на ее лапище.

Миссис Линд не могла скрыть некоторой горечи в своем тоне. Джейн Эндрюс, эта некрасивая и скучная маленькая труженица, помолвлена с миллионером, в то время как к Ане, похоже, не сватался еще никто, ни богатый, ни бедный. А миссис Эндрюс хвасталась просто невыносимо!

– А что Гилберт Блайт сделал с собой в университете? – спросила Марилла. – Я встретила его на прошлой неделе, когда он приехал домой. Он такой бледный и худой, что я его едва узнала.

– Он очень напряженно учился всю прошлую зиму, – сказала Аня. – Он получил диплом с отличием по классическим языкам и премию Купера. До этого ее целых пять лет никому не присуждали! Так что, я думаю, он переутомился. Да и все мы немного устали.

– Так или иначе, ты бакалавр гуманитарных наук, а Джейн Эндрюс нет и никогда не будет, – с мрачным удовлетворением заявила миссис Линд.

Несколько дней спустя Аня зашла к Эндрюсам, чтобы повидаться с Джейн, но та отсутствовала – уехала в Шарлоттаун, «где ей шьют приданое», как с гордостью сообщила Ане миссис Эндрюс. «Авонлейская портниха, разумеется, не может устроить Джейн в данных обстоятельствах».

– Я слышала очень приятные новости, касающиеся Джейн, – сказала Аня.

– Да, Джейн делает неплохую партию, даром что она не бакалавр, – ответила миссис Эндрюс, слегка вскинув голову. – Мистер Инглис – миллионер, и в свадебное путешествие они едут в Европу, а когда вернутся, поселятся в великолепном мраморном особняке в Виннипеге. Джейн огорчает только одно: она так хорошо готовит, но муж не хочет позволить ей готовить самой. Он так богат, что держит кухарку. У них будет кухарка, две горничные, кучер и еще один слуга для разных поручений. А как ты, Аня? Что-то не слышно, чтобы ты собиралась замуж после всего этого твоего сидения в университете.

– О, я собираюсь стать старой девой, – засмеялась Аня. – Никак не могу найти такого, который мне подошел бы.

Это было, конечно, не очень хорошо с ее стороны. Она умышленно желала напомнить миссис Эндрюс, что если и останется старой девой, то не потому, что ей не представилось ни единого случая выйти замуж. Но миссис Эндрюс незамедлительно взяла реванш:

– Да, слишком разборчивые девицы, как я всегда замечала, остаются на бобах. А что это я слышала, будто Гилберт Блайт помолвлен с какой-то мисс Стюарт? Чарли Слоан говорил, что она очень красивая. Это правда?

– Не знаю, правда ли то, что он помолвлен с мисс Стюарт, – отвечала Аня со спартанским спокойствием, – но то, что она прелестна, сущая правда.

– Я прежде думала, что вы с Гилбертом поженитесь, – сказала миссис Эндрюс. – Если ты не будешь осмотрительнее, Аня, то проворонишь всех своих женихов.

Аня решила не продолжать эту дуэль с миссис Эндрюс. Невозможно вести поединок с противником, который на укол рапиры отвечает ударом боевого топора.

– Раз Джейн нет, – сказала она, поднимаясь с величественным видом, – я, пожалуй, не задержусь у вас сегодня. Я зайду, когда она вернется домой.

– Заходи, – великодушно разрешила миссис Эндрюс. – Джейн совсем не гордая. Она собирается сохранить прежние отношения со старыми друзьями и будет очень рада тебя видеть.

Миллионер прибыл в Авонлею в последний день мая и увез Джейн во всем блеске великолепия. Миссис Линд со злорадным удовлетворением отметила, что мистеру Инглису наверняка все сорок, что он маленького роста, тощий, седоватый. И можете быть уверены, миссис Линд не щадила этого человека, перечисляя все его недостатки.

– Да, чтобы позолотить такую пилюлю, как он, нужно все его золото – вот что я вам скажу, – заявила она торжественно.

– Он производит впечатление человека любезного и добросердечного, – возразила верная дружбе Аня, – и я уверена, что он чрезвычайно высокого мнения о Джейн.

– Хм! – с сомнением произнесла миссис Линд.

На следующей неделе замуж выходила Фил Гордон, и Аня ездила в Болинброк, чтобы быть подружкой на ее свадьбе. Фил была восхитительнейшей невестой, настоящей королевой фей, а преподобный Джо так сиял от счастья, что никто не нашел его некрасивым.

– Мы отправляемся в путешествие влюбленных в край Эванджелины[78]78
  Эванджелина – героиня поэмы Лонгфелло «Эванджелина» (1847), рассказывающей об изгнании англичанами французских поселенцев из Акадии (Новая Шотландия).


[Закрыть], – сказала Фил, – а затем поселимся на Патерсон-стрит. По мнению мамы, это ужасно: она считает, что Джо мог бы по крайней мере взять себе приход в приличном месте. Но даже «мерзость запустения» трущоб на Патерсон-стрит будет цвести для меня розами, если там будет Джо. Ах, Аня, я счастлива до боли в сердце.

Аня всегда радовалась счастью своих друзей, но порой чувствуешь себя немного одиноко, когда ты повсюду окружен счастьем, но оно не твое собственное. И то же самое почувствовала она, когда вернулась в Авонлею. На этот раз перед ней была Диана, купавшаяся в неземном блаженстве, которое приходит к женщине, когда рядом с ней лежит ее первенец. Аня смотрела на эту юную мать, всю в белом, с каким-то благоговением, которого никогда прежде не было в ее отношении к Диане. Могла ли эта бледная женщина с восторгом в глазах когда-то быть маленькой чернокудрой, розовощекой Дианой, с которой она, Аня, играла в далекие школьные дни? У Ани возникло странное ощущение заброшенности, словно ей самой было место только в тех давно прошедших годах и она не имела абсолютно никакого отношения к настоящему.

– Красавец, правда? – сказала Диана с гордостью.

Толстый младенец был до нелепости похож на Фреда – такой же кругленький, такой же красный. Аня, право же, не могла с чистой совестью сказать, что находит его красавцем, но искренне заверила, что он очарователен, и его хочется поцеловать, и вообще он просто прелесть.

– До того как он родился, я хотела девочку, чтобы назвать ее Аней, – сказала Диана. – Но теперь, когда мой маленький Фред здесь, я не променяла бы его и на миллион девочек. Он просто не мог бы быть не кем иным, как только своей собственной драгоценной персоной.

– «Младенца каждого нет лучше и милей», – процитировала с веселым видом миссис Аллан. – Если бы на свет появилась маленькая Аня, ты испытывала бы к ней такие же чувства.

Миссис Аллан приехала погостить в Авонлею впервые, с тех пор как покинула ее. Она была все такой же веселой, обаятельной, отзывчивой. Старые подруги восторженно приветствовали ее возвращение. Жена нового авонлейского священника была вполне достойной уважения особой, но, строго говоря, не совсем родственной душой.

– Скорее бы он подрос и заговорил, – вздохнул Диана. – Я просто жажду услышать, как он скажет «мама». И я твердо решила, что его самое первое воспоминание обо мне должно оказаться приятным. Мое первое воспоминание о маме связано с тем, что она отшлепала меня за какую-то шалость. Я не сомневаюсь, что заслуживала этого, так как она всегда была хорошей матерью и я горячо люблю ее, но все же мне хотелось бы, чтобы мое первое воспоминание о ней было более приятным.

– У меня есть лишь одно воспоминание, связанное с моей матерью, и это самое дорогое из всех моих воспоминаний, – сказала миссис Аллан. – Мне было пять лет, и однажды мне позволили пойти в школу вместе с двумя моими старшими сестрами. После занятий сестры пошли домой разными дорогами, каждая в компании своих подружек, и каждая думала, что я иду с другой. Я же, вместо того чтобы пойти с одной из них, убежала с той маленькой девочкой, с которой играла во время перемены. Мы пошли к ней домой – она жила неподалеку от школы – и стали строить песочные куличики. Мы чудесно проводили время, когда прибежала одна из моих сестер, запыхавшаяся и сердитая. «Противная девчонка! – закричала она и, схватив меня за руку, потащила за собой. – Идем домой сию же минуту. Ну, ты получишь! Мама ужасно зла. Выпорет она тебя как следует». Меня никогда не били. Мое бедное сердце наполнилось ужасом. Никогда в жизни я не была так несчастна, как в тот раз по дороге домой. Я вовсе не хотела быть непослушной. Фими Камерон предложила мне пойти к ней, и я не знала, что мне не следует этого делать. А теперь меня будут за это бить! Когда мы пришли домой, сестра втащила меня в кухню, где у очага в сумерках сидела мама. Мои бедные ножки так дрожали, что я едва могла стоять. А мама… мама просто подхватила меня на руки без единого слова упрека или гнева и прижала к сердцу. «Я так испугалась, что ты потерялась, дорогая», – сказала она нежно. И я видела, как любовь светится в ее глазах, когда она ласково смотрела на меня. Она не ругала и не укоряла меня за то, что я сделала, и лишь сказала мне, что я не должна никуда уходить без разрешения… А вскоре после этого она умерла. Это мое единственное воспоминание о ней. Разве оно не прекрасно?

Шагая домой по Березовой дорожке и мимо Плача ив, Аня чувствовала себя как никогда одинокой. Впервые за много месяцев она шла этой дорогой. Был темно-лиловый июньский вечер. Воздух казался тяжелым от аромата цветущих садов – едва ли не слишком тяжелым. Березы вдоль дорожки разрослись, превратившись из тонких молоденьких деревцов прежних дней в большие деревья. Все изменилось. Аня чувствовала, что будет рада, когда лето кончится и она снова уедет и возьмется за работу. Может быть, тогда жизнь не будет казаться такой пустой.

– Я мир познал; и с этих пор Романтики исчез уж флер, –  вздохнула Аня и тут же почувствовала себя немало утешенной романтичностью мысли о мире, лишенном романтичности!