Текст книги "Серые кардиналы"

О-Фуку провела ряд интриг против младшего брата Иэмицу – Таданага, тоже желавшего возглавлять сёгунат Токугава. Дело в том, что это противостояние – не просто противостояние двух «принцев». Это было противостояние двух женских группировок в «ооку» – женской половине дворца сегуна, координационном центре политических интриг сёгуната.

Иэмицу воспитывала его няня, О-Фуку, а его младшего брата Таданага воспитывала их собственная мать, жена сегуна Сатоко (известная еще как О-Эио или 0-Го). Это была по-своему интересная личность, связанная родственными узами со многими героями этой истории, пострадавшими от родственников О-Фуку. Ее мать, О-Ичи была младшей сестрой Ода Нобунага. Тоётоми Хидэёси стал ее приемным отцом и защитником в период до замужества. Старшая же сестра Сатоко, Йододоно была второй женой Хидэёси и матерью Тоётоми Хидэёри. Такой вот запутанный клубок. Понятно, что у этих дам было много поводов не любить друг друга, памятуя в каких сложных отношениях были их семьи между собой, и какая витиеватая цепь взаимных предательств и обид тянулась из прошлого.

Ведь отец О-Фуку Сайто Тосимицу, как мы помним, принимал непосредственое участие в мятеже Акэти Мицухидэ против Ода Нобунага, закончившимся убийством последнего. А ее муж Инаба Масанари был в составе Западной армии, предательски перешедшей на сторону Токугава Иэясу в битве при Секинахара, что привело к поражению и смерти Хидэёси и его сына Тоётоми Хидэёри. Конечно, Сатоко ненавидела О-Фуку.

Когда братья были маленькими мальчиками, мать и няня были, мягко говоря, в очень натянутых отношениях, так как кроме прошлых обид каждая также хотела, чтобы ее питомцу был обеспечен плацдарм для успеха в качестве следующего сегуна.

Как показала история, навыками тайной войны Касуга ноцу-бонэ владела лучше Сатоко. Ее воспитанник, старший сын Хидэтада, в 1623 г. провозглашается официальным наследником сёгуна-та. В 1624 г. Таданага назначен даймё провинций Суруга, Тотоми и Кай с доходом 550000 коку. Токугава Хидэтада через некоторое время меняет решение в пользу Таданага. Но вдруг умирает, не успев оставить официальные распоряжения. После смерти Хидэтада его вдова Сатоко уходит в монастырь.

После странной смерти второго сегуна династии Токугава его старший сын Иэмицу узнал, что отец умер вроде бы не своей смертью. Но поскольку Хидэтада собирался сделать своим наследником второго сына – Таданага, сёгун вроде бы был отравлен сторонниками Иэмицу, чтобы не допустить такого поворота событий. По наиболее распространенной версии, в этом конфликте также принимал участие клан князя Овари на стороне Таданага. Касуга но-цубонэ активно интриговала, пытаясь очернить Овари всеми доступными способами и разрушить альянс Овари – Таданага.

Подозрения в насильственной смерти сегуна усиливали борьбу за главенство. Таданага и его сторонники (в том числе и князь Овари) пытались доказать, что Иэмицу виновен в смерти отца. Но поскольку у них не было доказательств, то они со своими войсками в знак протеста оставили замок сегунов в Эдо.

Иэмицу должен быть объявлен сегуном указом императора.

Однако императорский двор, осмелевший после смерти сильного правителя Иэясу, начал собственную игру и попытался столкнуть сыновей покойного сегуна лбами в попытке прекратить правление сегунов и уничтожить сёгунат Токугава. С этой целью двор медлил с выдачей мандата на титул сегуна.

Чтобы дискредитировать Таданага и заставить императора выдать мандат на титул сегуна Иэмицу, О-Фуку устроила провокацию, введя в игру наемников, которые спровоцировали сторонников Таданага напасть на кортеж Иэмицу, а в нем как раз находился посланник императора. Самого Иэмицу в числе путников не оказалось, но посланник императора погиб в схватке. Ответственность за это легла на Таданага.

Опасаясь за свою власть, Иэмицу сразу же удалил от себя всех советников отца, арестовал брата (ранее бывшего одним из влиятельнейших даймё), лишил его всех полномочий и заставил совершить сэппуку.

В результате Иэмицу был объявлен третьим сегуном Токугава. В общем, О-Фуку удавались драматические конфликты почти шекспировского масштаба.

Тайны ооку – теневого кабинета. Как образчик «подковерной борьбы» в ооку нами был приведен пример борьбы за власть между наследниками сёгуната, братьями Таданага и Иэмицу, точнее, между дамами, лоббирующими их интересы. А что же такое «ооку», где разыгрывались такие страсти?

О-Фуку имела большое влияние на мнение двора, она уже приобрела авторитет, хотя и не имела высокой придворной должности, ее статус – бывшая.

Однако именно ей принадлежит честь создания любопытного феномена тайной власти – ооку или «внутреннего дворца» (женских покоев). Общество до Токугава, до эпохи Эдо существовало без такого явного разделения и изоляции. Помещение самураев и их семей было общим, ничуть не напоминая изнутри ни крепость, ни сераль. Границы, разделяющей жизнь по обе стороны, не существовало. Эта граница появилась в эпоху Эдо, в замке второго сегуна Токугава в 1618 г. Это так называемое «табу ооку».

Внутренний ооку был впервые построен в замке Эдо в 1607 г. по приказу Токугава Хидэтада. Он издал указ о специальном закрытом женском помещении, чтобы полностью отделить его от внешнего мира. В ооку жили женщины, связанные с правящим сегуном. «Внутренний дворец» разделялся на частные резиденции женщин из разных семей. О-Фуку стала главной распорядительницей этих женских покоев дворца, напоминающих по степени закрытости восточный гарем.

В ооку могли заходить только несовершеннолетние мальчики и сёгун. Взрослые мужчины туда не допускались без сегуна. Коридор, по которому сёгун вступал в покои «женского царства», открывался осузурока с колоколом (вроде привратницкой со звонком). Звон колокола объявлял «вход сегуна». Этот коридор был единственным путем, который связывал ооку и покои замка Эдо, и был, как правило, закрыт.

Позже был построен второй коридор – коридор Бедствия – для экстренных нужд, например для спасения во время пожара или землетрясения.

Таким образом, проживающие в ооку аристократки, их дети и служанки не могли оставить замок без разрешения сегуна, впрочем, Касуга но-цубонэ прекрасно могла получить такое разрешение, ведь ничто практически не ограничивало ее свободы.

Итак, ооку замка Эдо был координационным центром политических интриг для правительства Токугава. И Касуга но-цубонэ, будучи дамой-распорядительницей, держала в своих руках бразды правления, и ее влияние было эквивалентно власти министров в замке Эдо.

Награда за раскрытие мятежа Сатору Хироси. Как О-Фуку получила придворное звание Касуга но-цубонэ. В 1629 г. О-Фуку поспособствовала тому, чтобы мятеж генерала Сатору Хироси, желавшего захватить власть, провалился. Неуспех предприятия Сатору объяснялся тем, что к О-Фуку сходилась вся информация от «женского населения» сёгунского замка. Заговор генерала был обречен на провал именно из-за того, что некоторые заговорщики были невоздержанны на язык перед своими женщинами. А О-Фуку держала глаза и уши открытыми.

После успешно раскрытого и подавленного заговора О-Фуку была дозволена аудиенция у императора Го-Мидзуно (Котохито) в Киото. Ей был дарован второй из младших рангов в императорском дворце в Киото и придворное звание Касуга но-цубонэ.

Этот мятеж также сыграл роковую роль в усилении репрессий против христиан, потому что многие участники заговора исповедовали эту религию. Были казнены тысячи людей, в 1629 г. по стране прокатилась волна террора, направленного против христиан. Касуга но-цубонэ добилась исполнения своей мечты о «японской Японии».

При сегуне Иэмицу, считавшем идеалом государственного устройства конфуцианскую гармоничную иерархию, социальная структура общества была законсервирована. Самураям было запрещено переходить на службу к новому хозяину без согласия прежнего, у крестьян было изъято все оружие вплоть до кухонных ножей (их выдавали для бытовых нужд «под расписку»), всем жителям страны было предписано «зарегистрироваться» в том или ином синтоистском или буддийском храме. Тотальная регламентация жизни всех слоев населения окончательно сформировала тип менталитета, который мы называем японским.

Токугава Иэмицу умер в 1651 г. в возрасте сорока пяти лет. Титул сегуна перешел к его сыну. Но Касуга но-цубонэ уже не могла управлять четвертым сегуном Токугава, она умерла в 1643 г., когда ей было 64 года.

После смерти Касуга но-цубонэ получила как «старшая сестра монахиня» надлежащее буддийское имя – Сатору Ёси. Похоронена Касуга но-цубонэ в храме Ринсё около Токио, ее могила является архитектурной достопримечательностью, ее именем названа местность в Бункио, также в ее честь воздвигли памятник в Одавара, префектура Канагава. О ней пишут книги, снимают фильмы и сериалы, в общем, Касуга но-цубонэ живет в памяти поколений, она не просто персонаж древней истории, а вполне популярная героиня.

В Японии известно ее последнее стихотворение, которое она написала перед самой смертью:

 
Из сгоревшего дома,
сегодня я, получив приглашение,
следую с Луною на Запад.
 

ГЕНРИХ ИОГАНН ФРИДРИХ ОСТЕРМАН

(1686–1747)

Наша система должна состоять в том, чтобы убежать от всего, что могло бы нас в какие-то проблемы ввести.

А. И. Остерман

Граф Остерман, бесспорно, был одним из величайших министров своего времени. <…> Он умел проникать в суть вещей и обладал недюжинным умом. Он был чрезвычайно работоспособен, очень ловок и неподкупен… С другой стороны, он был сверх меры недоверчив и часто слишком давал волю своей подозрительности. <…> Он был мастером всевозможных перевоплощений, никогда не смотрел людям в лицо и часто бывал растроганным до слез, если считал необходимым расплакаться

X. Г. Манштейн. Записки о России, 1727—1744

Этот человек обладал поистине уникальной способностью притворяться. Он мог перехитрить любого человека, чем нажил немало врагов, которые просто жаждали его низвержения. Но на дипломатическом фронте его победы сравнивали с Полтавской битвой.

Его имя Генрих Иоганн Фридрих Остерман.

Кем же он был: гениальным политиком? Расчетливым интриганом и карьеристом? Безродным выскочкой? Или человеком, достигшим многого благодаря своему трудолюбию и недюжинным способностям?

Тонкий политический нюх, знание человеческих слабостей, самообладание, беспринципность и умение вовремя поставить на победителя, плести сложную интригу и при этом оставаться в тени – все эти качества позволили Остерману удержаться на плаву при пяти властителях. Остерман пришел на арену истории при Петре I, вершил судьбы людей при Екатерине I, Петре II, Анне Иоанновне, он «дергал за ниточки», интриговал и вершил тайную политику, он принимал участие в падении Бирона и – какая тонкая ирония судьбы – был низвержен Елизаветой, не самой дальновидной и проницательной монархиней.

Мальчик из вестфальского города Бохума Генрих Остерман отправляется или, вернее, вынужден бежать из родного края через границу, сквозь мглу и туман неизвестности – искать счастья на чужбине. Он проходит извилистыми путями, достигает величия и, в конечном счете, разделяет судьбу многих великих: его ждет падение, и притом падение сокрушительное.

Остерман – странник среди миров, и немец, и русский. Это знаковая фигура, пытавшаяся расставлять вехи на решающем для России и для Европы рубеже эпох. Как рационально действующий политик, он находился под влиянием идей и идеалов поднимающегося Просвещения.

Историки закрепили за ним репутацию «хитрого вестфальца». Герцог Лирийский, первый испанский посол в Петербурге, так его характеризовал: «Он имел все нужные способности, чтобы быть хорошим министром, и удивительную деятельность. Он истинно желал блага русской земле, но был коварен в высочайшей степени, и религии в нем было мало, или, лучше сказать, никакой, был очень скуп, но не любил взяток. В величайшей степени обладал искусством притворяться, с такою ловкостью умел придавать лоск истины самой явной лжи, что мог бы провести хитрейших людей. Словом, это был великий министр».

«СКЕЛЕТ В ШКАФУ» И ИЗВИЛИСТЫЙ ПУТЬ В РОССИЮ

Петр Великий гениально умел выбирать и приближать к себе одаренных людей. Петр Алексеевич увидел Остермана. Петр Алексеевич выделил Остермана. Петр Алексеевич способствовал социальному и профессиональному взлету Остермана, которого потом называли гением злодейства, гением интриги.

Но как Генрих Иоганн Фридрих Остерман попал в поле зрения российского императора? Благодаря каким хитросплетениям судьбы он попал в северную столицу и Россию вообще? Как сумел обратить на себя внимание Петра?

8 жизни Остермана, которая складывалась как увлекательный авантюрный роман XVIII в., можно найти основу сюжета для античной трагедии о взаимоотношениях фатума и человека или мрачной драмы о роли случая в человеческих судьбах. А можно – и сюжет классического детектива, который и стал отправной точкой для непростой дороги, в конце концов приведшей молодого Генриха на туманные берега Невы.

9 июля 1686 г. в Бохуме в семье пастора Иоганна Конрада Остермана и дочери стряпчего Урсулы Маргариты Виттгенштайн родился третий сын – Генрих Иоганн Фридрих. Его отец собственноручно делает запись в метрической книге лютеранской общины: «9 июля родился Генрих Иоганн Фридрих Остерман, 13-го же был крещен».

Семья Остермана принадлежала к узкому буржуазному кругу, и входила, как бы мы сейчас сказали, в верхушку городской элиты. Остерманы, выходцы из зажиточных крестьян соседней деревни Вимельхаузен, в 1593 г. получили в лице юриста Маттеуса Остермана бохумское гражданство и быстро вошли в имеющий академическое образование немногочисленный правящий слой. Из этого рода выходили священнослужители, юристы, бургомистры, высокопоставленные чиновники, адвокаты. Остерманы владели в Бохуме несколькими домами.

Дед Иоганн Остерман много лет служил в храме, нынешней церкви Апостола Павла. Лютеранский пастор, он возглавлял церковный округ, как и его сын, Иоганн Конрад, отец Генриха Остермана, 37 лет прослуживший пастором и также возглавлявший церковный округ.

Церковь, лютеранская община, пасторский дом – это был не просто рутинный круг как «три К» для немецкой фрау – «кирха, кюхен, киндер», это был воистину счастливый билет для молодого человека. В XVII и XVIII вв. в пасторских домах получали воспитание многие представители интеллектуальной элиты.

Родительский дом являл собой контраст с невообразимой провинциальной узостью и мелочностью городка Бохума, которые окружали молодого Генриха. Ведь во времена Остермана Бохум представляет собой захолустный городок, который очень медленно развивался с момента основания примерно в 800 г. из небольшого поселка рядом с дворцом Каролингов и католическим собором Св. Петра и Павла (позднее ставшим главным собором) в центре. Лишь в начале XIV в. Бохуму удалось приблизиться к городскому статусу по условиям жизни. Прочных городских стен у Бохума не было никогда: он был окружен лишь земляным валом и рвом, в городе было пять ворот.

Правда, этот небольшой городок в вестфальском графстве Марка в 1616 г. был присоединен к Бранденбургу-Пруссии, а с течением времени приобрел известное значение как центр развития торговли и хозяйства, а также религиозный, административный и судебный центр для всей сельской округи.

Несмотря на эту по-сельски ограниченную городскую идиллию, молодой Генрих получает хорошее образование. Он – способный мальчик. Сначала его обучает сам отец, который «держит в строгости» молодого человека, по отзывам «очень живого, пылкого, но и холерического темперамента» и стремится воспитать его «в страхе Божьем».

Затем он идет в школу в Бохуме, где изучает «латинский язык наряду с другими гуманитарными науками», и, наконец, в 12 лет переходит в очень престижную, дающую уже основы академических знаний гимназию в старинном ганзейском городе Зосте.

Молодой Генрих был хорошим, далеко превосходящим средний уровень студентом, чрезвычайно умным и прилежным, но «горячим» и эгоистичным. Впрочем, он уже в девять лет потерял мать и с трудом приспосабливался к школьным порядкам в Зосте, потому что был непокорен и точно знал, чего он хочет и что ему нравится в школе; он ни за что не пропустит занятия своего обожаемого учителя, поэтому он вместе с ним временно переходит в гимназию в Дортмунде и вынужден после этих «гастролей» раньше времени покинуть школу в Зосте, поскольку хочет получать индивидуальные уроки.

Как и полагалось юноше из хорошей семьи, он записывается 9 сентября 1702 г. в Йенский университет в Тюрингии. В матрикулы университета он занесен рядом со своим старшим братом Иоганном Адольфом. Что же он здесь изучал? Была ли это теология – в этом, имеющем строго ортодоксально-лютеранскую направленность, университете – или, как все предполагают, все-таки скорее юриспруденция – предмет, выбранный и его братом? Это нам доподлинно неизвестно. Известно, что Генрих Остерман слыл в Йене очень прилежным студентом, но время от времени из-за своей вспыльчивости он имел неприятности, а также активно участвовал в совершенно необузданном разгуле имевшего повсюду дурную славу йенского студенчества.

В Йене Генрих Остерман – красивый, но небольшого роста юноша – прилежный студент, но никак не домосед. Он наслаждается студенческой жизнью на всю катушку, вступает в организованную по принципу землячества корпорацию «вестфальцев» и участвует в диких студенческих попойках и драках.

Через год учебы из-за юношеского легкомыслия произошел случай, который изменил всю последующую жизнь Генриха Остермана: 4 мая 1703 г. во время веселой пирушки с обильными возлияниями Остерман, в ту пору еще не достигший 16 лет, в состоянии аффекта и, как явствует из регистра смертей г. Йены, «в сильном опьянении» в университетском студенческом трактире «У розы» в половине двенадцатого ночи насмерть заколол своего университетского приятеля и однокурсника. Студенческая драка вылилась в ужасную трагедию, в убийство.

Сохранился документ свидетельских показаний некоего И. Ф. Тиманна, очевидца трагического события: «4 мая 1703 г. В погребок вошел студент, который закончил учебу и получил известие возвращаться домой. Вместе с ним было двое сопровождавших его друзей. Перед отъездом они хотели поужинать и расположились в углу комнаты, где пировало сборище пьяных вестфальцев.

Среди них был «маленький Остерман», изрядно подвыпивший. Ему пришла фантазия потанцевать, и он столь диковинным образом претворил ее, что чужак, сидевший за столом на скамье, громко рассмеялся. Тогда один из буйной компании, заметивший это, сказал Остерману: «Братец, этот человек насмехается над тобой!» Ни слова не говоря, без всякой попытки формального предупреждения, Остерман обнажил шпагу и в мгновение ока проткнул невинного, несчастного и, кстати, безоружного юношу. Остерман обратился в бегство и ускользнул от правосудия». Его жертвой оказался Г. Ф. Борхердинг, сын ветеринара из Ганновера, студент университета с 1699 г. В книге усопших лютеранской церкви в Йене сохранилась следующая запись: «Погребен студент Борхердинг, которого 4 мая в половине двенадцатого ночи во время пирушки заколол студент по фамилии Остерман, бюргер из Вестфалии». Потом Генрих в оправдание придумает версию дуэли. Но это будет неправдой. Дуэли не было, имело место прозаическое убийство.

История эта за века успела обрасти преданиями. Например, рассказывают, что мать Борхердинга, убитая горем, в сердцах прокляла род убийцы, пожелав исчезнуть всей фамилии (и ведь действительно, мужская линия потомков Остермана пресеклась, все его сыновья остались бездетными). А могила несчастного студента на городском кладбище и сегодня украшена цветами. О ней в народе рассказывают легенды, на нее приходят и сегодня молодые люди. Существует предание о том, что в брачную ночь, проведенную 4 мая на могиле Борхердинга, возникнет новая жизнь, которой будут суждены долгие счастливые годы, непрожитые юношей.

Ничего не подозревающий отец Генриха Остермана упал без чувств, когда ему пришлось, в соответствии с тогдашним обычаем, зачитать с кафедры его церкви сообщение о розыске своего сына, объявленного вне закона. «Бюргеру из Вестфалии» удается избежать полицейского ареста, он скрывается и затем бежит в Амстердам.

И что же, это конец многообещающей карьеры? Жизнь непутевого студиозуса по глупости загублена?

Такое начало кажется немыслимо странным для человека, вся жизнь и деятельность которого – абсолютный рационализм, сама предусмотрительность, просчет вариантов, тонкая, продуманная интрига. И все же, зная о долгой жизни Остермана, мы не можем сказать, что событие в кабаке «У розы» было исключительно делом рук случая, неожиданным и нелогичным. В личности Остермана была тайна, которая порой приоткрывалась в неожиданной страстности его натуры. За внешним хладнокровием, хитростью, расчетливостью скрывался вулкан честолюбия, гордости, тщеславия, а порой авантюризма. И тогда этот умнейший аналитик не мог справиться со своими страстями, допускал нелепые промахи и оказывался в крайне затруднительном положении.

После своего необдуманного и имевшего тяжелые последствия проступка в Йене Остерман спасается от правосудия, не желая отвечать по закону за свое преступление. Современники позднее писали, что воспоминания об этом поступке преследовали его всю жизнь и отравляли ему «самые светлые минуты радости». По их словам, для Остермана это было «стимулом» «хорошими поступками загладить вопиющее беззаконие». По крайней мере, Генрих Остерман долгое время предпринимал попытки, вначале поддерживаемые отцом, уладить дело с матерью погибшего и с германским правосудием. Усилия остались напрасными.

Радикальный поворот в его жизни, вызванный случившимся в Йене, ускорил внутреннее развитие Остермана. Его юность закончилась, пришла пора показать себя мужчиной. Остерман бежал в Голландию. Там, в тесных улочках Амстердама, и укрылся беглый студент – без гроша в кармане, без будущего. Он решительно ухватился за шанс, подвернувшийся ему в Амстердаме, – шанс начать новую жизнь.

Следует сказать, что события в трактире «У розы» происходили как раз в те дни, когда Петр I основывал Петербург, ходил по Заячьему острову, где возводилась крепость, праздновал свою первую победу на море, когда во главе абордажной команды взял два шведских корабля. Россия с шумом выходила на берега Балтики. И ей были остро необходимы люди, специалисты. Петр послал в Амстердам недавно нанятого им адмирала Крюйса, который набирал людей для работы в Московии. И вот пути Остермана и Крюйса в какой-то момент пересеклись, и это стало вторым поворотным моментом в жизни Остермана.

И в 1703 г. Генрих Остерман нанялся на должность подштурмана к адмиралу петровского флота голландцу Корнелию Крюйсу, получившему от Петра Великого задание нанять на российский флот матросов и ремесленников-корабелов. Остерман поступает на российскую службу в качестве младшего рулевого, но скоро поднимается до должности секретаря вице-адмирала. Вот так он, собственно, и попал в Россию, этаким бродягой, беглым преступником, амбициозным, умным и готовым на все.

ОСТЕРМАН ПРИ ПЕТРЕ I

В этот период жизни Генриха Остермана еще нельзя говорить о нем как о «сером кардинале». Во-первых, в силу возраста – он еще молод, его таланты не совсем определены, он имеет большой потенциал, но этому потенциалу только предстоит развиться.

А во-вторых, «серые кардиналы» вершат закулисную политику при слабых государях, к коим отнести Петра I ну никак нельзя. Быть может, и такими правителями можно манипулировать, но для этого их нужно превосходить по многим параметрам, с чем вряд ли бы справился шестнадцатилетний молодой человек.

На заре его жизни в нем, гуляке-студенте, с трудом угадывается тот пожилой господин, обремененный болезнями, тонкий и коварный интриган, которым его обычно изображают в художественной и популярной литературе.

Поступление на российскую службу – серьезный шаг для всего лишь шестнадцатилетнего молодого человека из Бохума. Но, может быть, и без трагического события в Йене он когда-нибудь направил бы свои стопы в Россию, потому что царь Петр Великий значительно активизировал начатую еще его предшественниками политику привлечения западных специалистов к процессу модернизации своей страны и строительству боеспособного флота. Он обещает устремившимся в его империю иностранцам многочисленные привилегии, в том числе религиозные, перспективу получения высоких государственных должностей и достижения высокого положения в обществе по принципу «одаренным открыта карьера». И многие приезжают – как коммерсанты, техники, архитекторы, врачи, аптекари, офицеры, дипломаты, ученые, ремесленники, так и авантюристы, политические интриганы и мечтатели.

Например и старший брат Остермана, Йоханн Христоф Дитрих, по протекции Генриха Гюйсена из Эссена, находящегося на российской службе дальнего родственника Остерманов, уже с 1702 г. находится при царском дворе. Здесь он – учитель и воспитатель великих княжон – Анны, будущей императрицы, и Екатерины – дочерей сводного брата Петра царя Ивана, Ивана Алексеевича. Позднее брат Остермана станет бароном и будет назначен посланником герцога Мекленбург-Шверинского в России.

Когда именно прибыл в Санкт-Петербург Генрих Остерман, мы не знаем. Достоверно известно, что Остерман не находился в Петербурге ранее 1705 г. О раннем периоде его деятельности в новой российской столице сведений почти нет. Точно известно только, что уже в конце 1705 г. его имя внесено в церковную книгу местной лютеранской общины первой лютеранской кирхи Святого апостола Петра (что ныне радует глаз на Невском), общины, которую он постоянно поддерживал и которой он, как и своей протестантской вере, сохранял преданность на протяжении всей жизни.

Остерман быстро делает карьеру в Санкт-Петербурге: он довольно скоро поступает в Посольский приказ (Министерство иностранных дел). А затем становится тайным писарем царя при его походной канцелярии. Петр Великий познакомился с Остерманом по рекомендации Крюйса. Как пишет Ключевский, «Петр Великий, находясь однажды на корабле вице-адмирала Крюйса, попросил найти толкового чиновника, который мог бы грамотно написать письмо. Вице-адмирал представил царю Остермана. Государь остался очень доволен им, и с тех пор Андрей Иванович неотлучно находился при монархе».

С этой поры Петр I неизменно прибегал к услугам Остермана во многих вопросах. Он доверяет ему «сверхсекретные государственные дела» и вскоре тот становится его незаменимым помощником и советчиком царя во внешнеполитических делах. Петр I высоко ценит Остермана: «Ни разу и ни в одном деле этот человек не допустил ошибку, – говорил о нем Петр I впоследствии. – Я поручал ему писать к иностранным дворам и к моим министрам, состоявшим при чужих дворах, отношения по-немецки, по-французски, по-латыни. Он всегда подавал мне черновые записи по-русски, чтоб я мог видеть, хорошо ли понял он мои мысли. Я никогда не заметил в его работах хотя бы малейшего недостатка». Так Остерман становится личным секретарем Петра I.

Не имея в России ни связей, ни друзей, ни денег, он начал службу с должности писаря и переводчика и добился совершенно блестящих результатов за поразительно короткий срок.

Гибкий ум, исполнительность, немецкая точность – все было по нраву Петру. У Остермана было и еще одно качество, поражавшее всех в России. Его отличала просто фантастическая работоспособность. По отзывам современников, он работал всегда: днем и ночью, в будни и праздники, чем заметно выделялся среди своих коллег – и русских, и иностранцев.

Итак, Генрих Остерман умен, невероятно прилежен и целеустремлен, дипломатичен, конфидециален и лоялен. И прежде всего он очень способен к языкам. Он работал переводчиком в Посольском Приказе, потому что Петру I нужны были образованные квалифицированные люди, которые знали латынь, немецкий, голландский. Помимо своего родного немецкого языка Остерман знал латынь, французский, итальянский, очень быстро, за год, овладел русским языком. И в отличие, скажем, от императрицы Екатерины II, послания которой нужно было редактировать, Остерман писал и по-русски очень грамотно.

А что касается того, что Остерман был разыскиваемым преступником, то нужно вспомнить, что, во-первых, в окружении Петра было очень много иностранных специалистов, царь вполне поначалу мог и не знать подробностей биографии нового сотрудника, а потом, когда этот молодой человек проявил себя в качестве секретаря, ему это было уже не важно.

Да и самого Петра «уголовным прошлым» было не удивить, известно, что он сам был грешен. Не зря Лев Толстой называл его, быть может с излишней страстностью, «осатанелым зверем», вспоминая ситуацию 1718 г., когда царь Петр I фактически приказал негласно казнить сына царевича Алексея. Да и что царевич – почти четверть населения потеряла Россия за время петровского правления! И если бы это были только военные жертвы, среди них была значительная часть и гражданского населения.

Нравы тогда были соответствующие, эпоха, мягко говоря, была «не вегетарианская». Историю, увы, не делают в белых перчатках. В первом томе «Истории России», вышедшей в 1935 г. в Париже под редакцией П. Н. Милюкова, глава о петровских преобразованиях имеет многозначительный заголовок: «Результаты реформ: хаос». По образному выражению историков, «Петр I, словно отчаянный хирург, взялся лечить больного, безжалостно кромсая все его жизненно важные органы и не спасший тому ничего, кроме жизни». «Ценой разорения страны Россия возведена в ранг европейской державы… Политический рост государства, опять опередил его экономическое развитие».

А во-вторых, в России в этот момент, когда начинается масштабная война и серьезные реформы, нужны люди. А Остерман работает со знаменитым немецким усердием. И вообще, говоря об А. И. Остермане, следует помнить, что он был одним из первых немцев, которые вслед за Лефортом оказались на самом верху российской государственной иерархической лестницы, кто в бурные и переломные времена российской истории сыграл значительную роль в судьбе страны. Известно, что вопрос о роли иностранцев, и в частности немцев, в судьбе России в том или ином контексте, неоднократно поднимался и в литературе, и в науке, и в обществе в целом. Исследуя историю «европеизации» России, мы будем постоянно встречать немецкие фамилии среди тех, кто вносил в том или ином качестве свою лепту в развитие и совершенствование государства. Поэтому здесь уместно напомнить слова выдающегося русского историка и философа XIX в. Н.И. Костомарова, который писал об Остермане: «Вестфалец родом, чуждый России по происхождению, по воспитанию и по симпатиям, которые привлекали его как немца в немецкой народности, этот иноземец более всех других иноземцев, привлеченных в Россию Петром Великим, понял, что, поселившись в чужой стране, надобно посвятить себя совершенно новому отечеству и сжиться с духом, нравами, особенностями того общества, среди которого будет течь новая жизнь… Это был человек редчайшей для России честности, его ничем нельзя было подкупить – и в этом отношении он был истинным кладом между государственными людьми тогдашней России, которые все вообще, как природные русские, так и внедрившиеся в России иноземцы были падки на житейские выгоды, и многие были обличаемы в похищении казны. Для Остермана пользы государству, которому он служил, были выше всего на свете».