Текст книги "Терпение дьявола"
Автор книги: Максим Шаттам
Жанр: Триллеры, Боевики
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 19 (всего у книги 32 страниц)
– Прости, что я все время молчал – просто не знал, что сказать. И чувствовал себя ужасно неловко. Мне кажется, не надо соваться внаглую к таким людям. Ну правда, Лулу, чего мы тут добились? Ничего! У меня не хватит духу съездить еще и к матери второго пацана.
– А мы не к ней поедем. И ты не прав – мы тут все-таки кое-чего добились.
Сеньон остановился посреди тротуара:
– Хватит уже говорить загадками. Куда ты еще собралась?
– Все наши преступники лечились в психиатрических больницах, Сеньон.
– И это логично. Если какой-нибудь отморозок вдруг начинает палить вокруг себя почем зря, наверняка он где-то лечился и недолечился. Это даже немного успокаивает, дает надежду, что не каждый добропорядочный гражданин может в один миг устроить массовое убийство. У всех наших отморозков патология развивалась долго и по нарастающей – разумеется, у них у всех на счету несколько госпитализаций в психушках, как у тех уголовников, кто совершает тяжкие преступления, несколько отсидок. Так что повторяю: это вполне логичное обстоятельство и нельзя его рассматривать как общий знаменатель.
– Я сказала себе то же самое. Но дело в том, что большинство наших убийц прошли несколько курсов лечения в разных заведениях – государственных больницах, частных клиниках, «домах отдыха»…
– И что? Мы уже искали совпадения, но ничего не нашли.
– Потому что у нас не было доступа к их историям болезни из-за охраняемой судом врачебной тайны. Ничего не было, кроме нескольких названий стационаров, которые упоминались в свидетельских показаниях. Нам не хватало полного списка.
– Ну и? Говори уже, к чему ты клонишь!
– Маргарита Мерсье сказала мне, что ее брат обращался в разные психиатрические лечебные заведения. Перечислила штук пять, и в том числе клинику в окрестностях Шантийи. Тебе это ничего не напоминает?
– Линда возила сына к Пьеру, который лежал в клинике…
– Святого Мартина Тертрского! В окрестностях Шантийи. Сомневаюсь, что там могут быть сразу две психушки. Возможно, мы найдем и совпадение по периоду госпитализации. Людовик Мерсье мог встретить своего дьявола именно там. А Линда Журден говорит, что ее сын еще больше замкнулся в своем одиночестве, после того как Пьер вышел из клиники полгода назад.
Взгляд Сеньона становился все сосредоточеннее и острее, по мере того как до него доходил смысл этого открытия.
– У нас есть версия о том, что ГФЛ снабжал психов оружием, – добавила Лудивина. – Может, клиника рядом с Шантийи – тот самый общий знаменатель, которого нам не хватало?
У Сеньона на лбу выступила испарина.
– Черт побери, Лулу… Если это правда… Ты вообще себе представляешь, что будет, если между всеми этими недавними преступлениями действительно существует связь? Погоди, мы не можем прямо сейчас ломануться в Шантийи! Дело слишком серьезное!
– Мы просто нанесем вежливый визит. Я только хочу проверить, есть ли у них в списках пациентов имена Людовика Мерсье и ГФЛ, а если нет, торжественно обещаю тебе навеки отречься от своей теории заговора. – Лудивина дернула за ручку дверцы, но та оказалась заперта – ключи были у Сеньона. – Хотя я уже и так знаю, что мы там найдем, – добавила она, пока здоровяк открывал машину.
34
Внезапно поднялся ветер. С проворством, свойственным летней погоде, на небе всего за несколько часов собралась толпа грозных облаков. Как будто над миром задернули занавес, чтобы заглушить свет, набросать повсюду теней, повергнуть в дрожь растения и взбудоражить животных. Первые редкие, разрозненные капли упали на лобовое стекло «Пежо 206» ближе к полудню, когда машина мчалась по цепочке небольших дорог в сельской местности, огибающей предместья Парижа.
Городок Святого Мартина Тертрского – Сен-Мартен-дю-Тертр – оказался скорее маленьким селом, мирным и спокойным. Старинные дома с серыми и белыми фасадами занимали в основном центр, вокруг стояли современные особнячки. А поодаль, на опушке леса, огромная кованая ограда, достойная Версаля, перекрывала доступ на обширную территорию, над которой высился оседлавший вершину холма замок в неоренессанском стиле со строгим фасадом и длинными черными окнами. Свинцово-серые облака нависали над ним, как корона из пепла, и замок сурово поглядывал из-под нее взором усталого сюзерена[51]51
Сюзерен – крупный земельный собственник-феодал, являвшийся государем по отношению к зависевшим от него вассалам.
[Закрыть], обозревающего свои владения.
Лудивина вышла из машины и направилась к воротам звонить по интерфону, попутно рассматривая постройки на той стороне – вероятно, старые служебные помещения. Занавески на окнах свидетельствовали, что их используют до сих пор.
Вывески с названием клиники не было, и это казалось странным. Лудивина, нажав на кнопку интерфона, представилась сторожу, назвав фамилию и должность, начала было рассказывать о цели визита, но в этот момент тяжелые ворота из кованого железа открылись сами собой. Современная электроника никак не вязалась с каменной аркой въезда.
Решетка мгновенно захлопнулась за 206-м, и навстречу им уже шагал человек с мощным телосложением лесоруба.
Сеньон опустил стекло со своей стороны.
– Дорогу знаете? – наклонился к нему сторож.
– Нет.
– Дело нехитрое: езжайте по этой дороге. Обогнете замок, проедете вдоль старого туберкулезного санатория и упретесь в клинику.
Сеньон поблагодарил его кивком, и «пежо» покатил по узкой ленте асфальта, которая опоясывала склон под взглядом эбеновых глаз старинного замка. Пока Сеньон медленно объезжал его, Лудивина подумала, что замок похож на злого брата-близнеца доброго Муленсара, знаменитого обиталища героя ее детства, Тентена[52]52
Тентен (Тинтин) – главный персонаж серии комиксов бельгийского художника Эрже.
[Закрыть], а потом вдруг заметила, что окна ненастоящие. Оказалась обманка, оптические иллюзии: пустые черные провалы без рам были закрыты искусно расписанными под окна деревянными панелями. Все двери, похоже, тоже были забиты. Из-под основания торчали корни, и вверх по стенам ползли целые заросли плюща. Лудивина поняла, что перед ней не замок, а полая скорлупка, разоренный и заброшенный каркас, который призван служить приманкой для путников. Не грозный тиран задремал на вершине холма, а труп повис на деревянных подпорках.
Дорога плавно пошла под уклон к лужайке, окруженной одинокими дубами и буками. Теперь, когда они обогнули замок, стало видно, что с тыльной стороны его подпирает длинное здание поновее, вероятно постройки начала XX века, из желтого кирпича и с оранжевой черепичной крышей. Оно было похоже на пакетбот, каким-то чудом потерпевший кораблекрушение в этом месте, а отсутствие оконных рам ясно свидетельствовало о его заброшенности. Много лет здесь уже никто не жил и не работал. В этом архитектурном союзе было что-то тревожащее – в союзе между старинным замком, мнимым повелителем холма, и бывшим туберкулезным санаторием, который словно бы притаился за спиной своего пращура от нескромных взоров, но не мог спастись от подступавшего со всех сторон леса, норовившего их проглотить.
Лудивина окинула взглядом окрестности – о благоустройстве здесь, похоже, не слишком-то заботились, делали только самое необходимое для того, чтобы природа не завладела тут всем окончательно. Однако, вопреки этим стараниям, трава вокруг была чересчур высокой, кусты разрослись, а ежевика отхватила себе часть затонувшего пакетбота. Еще виднелись другие здания на отшибе, поменьше, но тоже запущенные и заброшенные.
И наконец вдалеке, на излете дороги, между силуэтами деревьев, в стороне от остальных построек замаячил второй большой дом из желтого кирпича, отрезанный от мира. Они доехали до клиники, оставив позади дремлющих чудовищ былых времен, и припарковались под окнами – вполне настоящими – психиатрического заведения.
Лудивина захлопнула дверцу машины и огляделась.
– По-моему, идеально тихое местечко для «дома отдыха». Ты небось тоже не отказался бы в таком пожить?
– Еще чего! – отмахнулся Сеньон. – Я бы в этом «доме отдыха» заснуть не смог. Как-то здесь жутковато.
Крупные дождевые капли лениво падали на землю.
Жандармы вошли в приемную и сказали дежурному, что хотят поговорить с директором. В холле царили тишина и покой, воздух был застоявшийся, почти затхлый. На пожелтевшей штукатурке стен не было ни плакатов, ни вывесок с указанием отделений или секторов. Ждать пришлось минут пятнадцать, при этом дежурный не предложил им ни кофе, ни стакана воды, даже улыбки не удостоил. Наконец появился человек в белом халате.
– Мне сказали, пришли жандармы… – произнес он в некотором замешательстве, протягивая руку Сеньону. – Э-э… видимо, это какое-то недоразумение…
– Мы из Отдела расследований, – подтвердила Лудивина и показала удостоверение.
– А-а. Меня сбила с толку ваша одежда – я ожидал увидеть синие униформы.
Лудивина пожала вялую ладонь, и получила в ответ легкое касание кончиками пальцев. Она терпеть не могла такую манеру приветствия – казалось, человеку в белом халате был неприятен физический контакт.
– Почему нами заинтересовался Отдел расследований? У нас тут никто не пропадал и не умирал.
Лудивина не поняла, шутка это была или нет, тем более что на лице врача она не увидела и намека на улыбку.
– Вы директор клиники?
– Я главный врач. Доктор Брюссен.
Лудивина вздрогнула. И сразу сказала себе, что это всего лишь жестокая случайность. Совпадение. Главврач – однофамилец убийцы, которого они выслеживали полтора года назад. Второй Брюссен был довольно высоким и почти облысевшим – остались жиденькие пряди, черные с сединой, то, что называется «соль с перцем». На широком носу удобно устроились очки в коричневой оправе. На вид Лудивина дала бы ему лет сорок пять.
Поскольку она молчала, Сеньон вступил в разговор:
– Мы ведем одно расследование, и нам нужен список пациентов, которые проходили лечение в вашей клинике в течение последних двух лет.
Брюссен тотчас скрестил руки на груди:
– Что за расследование? Кто подозреваемый?
– Речь идет сразу о нескольких преступлениях, совершенных психически неуравновешенными людьми.
– То есть если они побывали в нашем заведении, по-вашему, во всем виноваты их психиатры, так?
– Нет, доктор, – вмешалась Лудивина, которая наконец обрела дар речи. – Получив от вас список пациентов, мы сможем сопоставить отдельные факты и, возможно, в результате найдем виновного.
– Я так понял, преступников, о которых вы говорите, уже задержали.
– Не всех.
– Послушайте, в нашей работе главная задача – создать атмосферу доверия в общении психиатров с пациентами. Если я буду выдавать налево и направо врачебные секреты, мне придется в итоге уйти из профессии.
– Мы не требуем у вас истории болезни, – уточнил Сеньон, – только список пациентов, побывавших здесь за последние два года. Одних фамилий будет достаточно.
Брюссен не собирался уступать:
– Я не знаю, насколько законно то, о чем вы просите. Сожалею, но не могу подчиниться, просто поверив вам на слово. Приходите с судебным постановлением, с ордером, с любым документом, который снимет с меня ответственность, и тогда поговорим, но при данных обстоятельствах я не имею права удовлетворить ваше требование.
– Директор клиники на месте? – спросила Лудивина, начиная терять терпение.
Брюссен уставился на нее поверх очков. Помолчал и пожал плечами:
– Если это все, что вам нужно… – сдался он наконец, – следуйте за мной.
Главный врач повел их узкими переходами со стенами, выкрашенными желтовато-кремовой краской, затем по коричневому коридору и по сомнительно-розовому. Редкие окна, заклеенные полупрозрачной бежевой пленкой, плохо пропускали свет, зато горели все лампы под потолком. Лудивину снова удивил невероятный покой, царивший в заведении.
– Здесь всегда так тихо? – спросила она главврача.
– У нас около сотни мест, но оба крыла сейчас занимают всего шесть десятков пациентов. Те, кто находится тут добровольно, на отдыхе и реабилитации, размещены в восточном крыле. Остальным, подвергнутым принудительной госпитализации по распоряжению суда или по просьбе родственников, отведено западное.
– Ваша клиника специализируется на тяжелых случаях?
– Не совсем. Если мы у кого-то диагностируем острое психическое расстройство, немедленно переводим его в другую больницу, где есть подходящее отделение, а потом забираем, когда ему становится лучше. Однако здесь все же есть несколько буйнопомешанных, которых нам приходится держать в своем стационаре, потому что в других заведениях нет мест, если вас это интересует. Такое случается, да. Забот нам хватает.
– Трудно поверить, учитывая, насколько у вас тут спокойно. Тишь да гладь.
– У нас большая территория, а в этом здании пациенты распределены по нескольким этажам. Да и тот факт, что мы находимся в глуши, дает свои преимущества.
– Мы видели по дороге сюда старинные постройки. Очень впечатляют. Что там было раньше?
– В девятнадцатом веке это был герцогский замок. Хозяин умер, не оставив наследника, а свои владения завещал Парижу. Городские власти устроили здесь госпиталь и добавили к замку еще один корпус для больных туберкулезом – желтую пристройку с тыльной стороны. Здание, в котором находимся мы с вами, было построено еще позже, когда прогресс в области медицины дал более простые способы борьбы с палочкой Коха и потребовался стационар с другой планировкой. Мало-помалу остальные корпуса были заброшены, осталась только наша клиника. Ее размеры и местоположение вдали от суеты позволили организовать тут прекрасный дом отдыха и идеальное место для научных исследований.
– А что, сюда правда кто-то приходит добровольно? – не удержался Сеньон.
Вопрос развеселил Брюссена – он впервые улыбнулся:
– Сейчас у нас таких человек двадцать. Частичную госпитализацию мы не практикуем, это классический стационар с разными методами лечения.
– Какие методы лечения вы используете? – спросила Лудивина, когда они вышли на лестничную площадку и стали подниматься по ступенькам.
– Традиционные. Индивидуальная и групповая психотерапия, различные виды лечения, связанные с творческой и физической деятельностью, такие как арт-терапия и эрготерапия, ну и, разумеется, медикаментозная терапия.
– А как же электрошок? – иронично усмехнулся Сеньон.
– Конечно, – с совершенно серьезным видом кивнул доктор Брюссен, – без электрошока не обходимся. Мы называем это сисмотерапией – звучит не так варварски, или ЭКТ, то есть электроконвульсивная терапия.
– Вы шутите?..
– Ни в коей мере. В прошлом электрошок заслужил дурную славу, но технический прогресс не стоит на месте, и этот метод существенно изменился. Мы не мучаем пациентов, а лечим.
– То есть вы уже не цепляете к голове человека электроды, чтобы поджарить ему мозги?
– Мы стимулируем мозг одним или, как правило, несколькими электрическими разрядами. Это помогает при эпилептических припадках и ускоряет выработку нейротрофинов. Лучший способ восстановления нейропластичности.
– Вы это серьезно? – никак не мог оправиться от возмущения Сеньон. – В двадцать первом веке во Франции еще используют электрошок?!
– В качестве крайнего средства – да. Если медикаментозная терапия оказывается неэффективной или в случаях тяжелых депрессивных состояний, когда, к примеру, слишком высок риск суицида. Шизофрению и острые психозы мы тоже лечим множественными еженедельными сеансами ЭКТ.
Хотя Лудивину это откровение удивило не так сильно, как ее напарника, – она, в отличие от Сеньона, знала, что методы психиатрии и по сей день остаются тайной за семью печатями для широкой публики, – представлять себе, что в таком мирном заведении применяют к людям электрошок, было неприятно.
– И это не имеет никаких побочных эффектов?
– К сожалению, методы лечения, не имеющие побочных эффектов, – большая редкость. Иногда у пациентов ухудшается память, но, как и при любой терапии, назначая электрошок, нужно взвешивать пользу и вред для больного. Порой благодаря ЭКТ удается справляться с безнадежными случаями.
– Неужели пациенты дают согласие на такое лечение?
– Сисмотерапия применяется только на добровольной основе.
– Офигеть, – пробормотал Сеньон.
– А если больной шизофренией не в состоянии принимать решения? – спросила Лудивина.
– За него принимают решение родственники. Если же он одинок, это делает медицинский персонал. Коллегиально.
Брюссен остановился у запертой белой двери и открыл своим бейджем магнитный замок. Это была первая мера безопасности, с тех пор как они вошли, отметила Лудивина, на главном входе охраны она не заметила.
Наверно, «отдыхающих» таким образом хотят лишний раз заверить в том, что они приезжают сюда добровольно…
Здесь коридор был выстелен желтым линолеумом, звучало эхо отдаленных голосов, а из-под навесного потолка лилась тихая музыка. Они подошли к застекленной кабинке, служившей контрольным постом; оттуда, поскрипывая пластиковыми сандалиями, вышел мужчина в белой униформе. Ростом он был с Сеньона, но гораздо мощнее, толстый и с бычьей шеей. Взгляд светлых глаз пробежался по Лудивине, и ей сразу стало противно. Дело было не только в самом этом похотливом взгляде – отвращение вызывали жирные губищи с белыми пятнами засохшей слюны по уголкам, здоровенная голова и гигантские лапы.
– Позвольте представить вам Лоика, он тут ответственный за безопасность, – сказал Брюссен.
– У нас новенькие? – обрадовался губастый шкаф. – С удовольствием проведу подробный инструктаж и тщательный личный досмотр, – добавил он, обращаясь к Лудивине.
– Лоик, эти люди из жандармерии, – охладил его пыл Брюссен.
Ответственный за безопасность вздрогнул, его левая щека задергалась в нервном тике, а сальный взгляд, устремленный на Лудивину, сделался недоверчивым, и теперь в нем явно читалась ненависть. Лудивина заметила, что кожа у него на шее бугрится шрамами от старого ожога, уходящего под халат, к торсу. «Милейший Лоик приятен во всех отношениях», – подумала она, проходя мимо.
– Откройте, – велел громиле Брюссен, – мы к директору.
– Кабинет директора находится в секторе пациентов? – удивилась Лудивина.
– Нет, но сейчас он делает обход. Наш директор – практикующий психиатр высочайшего уровня.
Лоик вернулся в свою сторожевую будку и активировал механизм, открывающий бронированную дверь.
– Еще хуже, чем в тюрьме, – шепнул Сеньон напарнице, но главврач услышал.
– Мы в западном крыле, – пояснил он. – Поведение дюжины пациентов из тридцати трех, которые тут находятся, непредсказуемо, и все они подвергнуты принудительной госпитализации, поэтому у нас почти как в тюрьме, вы правы. Но самые прочные тюремные стены, лишающие свободы этих мужчин и женщин, находятся здесь, – Брюссен постучал пальцем по виску.
– Это смешанное отделение? – переспросила Лудивина. – Мужчины и женщины живут вместе?
– В центральном секторе – да. Но у нас есть два раздельных блока для самых нестабильных больных. Иногда возникает необходимость кого-то из них изолировать, в основном мужчин.
Они прошли мимо группы людей в самой обычной одежде – в основном в спортивных костюмах и футболках. У Сеньона в это время зазвонил мобильный, и Лудивина машинально схватилась за свой – оказалось, у нее три пропущенных вызова из жандармерии, и последний из них от полковника Жиана.
Сеньон ответил на звонок и сразу передал телефон Лудивине:
– Тебя Жиан.
– Слушаю, полковник.
– У нас еще два, – раздалось из динамика.
– Простите?..
– Еще два трупа. С перекошенными от страха лицами.
– Черт… Где?
– В лесу Сен-Жермен-ан-Лэ[53]53
Сен-Жермен-ан-Лэ – городок в 19 км к западу от Парижа.
[Закрыть].
– Криминальная бригада уже там?
– Только что прибыли.
– Отлично. Они оцепят место преступления и займутся сбором улик, так что у нас в запасе как минимум два часа. – Лудивина взглянула на циферблат. – Мы подъедем к трем, полковник.
– Ванкер… – Голос у Жиана был странный – менее уверенный, чем обычно.
– Да?
– Вы были правы.
– Насчет чего?
– Это убийства. Теперь уже нет сомнений.
– Вы что-то нашли?
– Приезжайте, сами увидите.
Лудивина снова бросила взгляд на часы. Уходить из клиники с пустыми руками не хотелось, но если сразу перейти к делу, можно будет уложиться минут в двадцать.
– Постараемся успеть к половине третьего, полковник.
– Советую поторопиться. Думаю, вы сами себе не простите, если опоздаете.
Жиан старался говорить командирским тоном, но что-то в его интонациях выдавало смятение.
35
Единообразие и его отсутствие – вот что отличало «психов» от «отдыхающих».
Те, кто пребывал по правильную сторону психологического барьера, все как один носили халаты или белую больничную одежду; пациенты же, проходящие лечение на недобровольной основе, были одеты кто во что горазд – по большому залу разгуливали люди в спортивных штанах, шортах и джинсах в сочетании с футболками и поло; некоторые были в рубашках, наглухо застегнутых до подбородка. «Значит, – подумала Лудивина, – вот эти инкубаторские, в одинаковом прикиде, считаются почтенными гражданами, а остальные – изгои». Умозаключение, конечно, было притянуто за уши, но оно напомнило ей о том, что Ришар Микелис говорил о понятии нормы: до тех пор, пока убийцы и извращенцы остаются в меньшинстве, мы будем их изолировать, но если однажды их количество возрастет настолько, что они составят значительную часть общества, отделаться от них уже будет не так-то просто, а если мало-помалу они продолжат завоевывать численное превосходство, рано или поздно в изоляции окажутся люди без психических отклонений. И похоже, все к тому идет – достаточно вспомнить об арене для собачьих боев в Аржантее. Толпа, взбудораженная адреналином, гормонами, эйфорией и стадным чувством, заходилась от крика, зрители подбадривали друг друга и бойцов. Толпа жаждала крови. А те, кто оставался в стороне, кого не заразило буйство толпы, были не просто в меньшинстве – они оказались маргиналами этого сообщества.
Еще вспомнился фантастический роман Ричарда Мэтисона «Я – легенда». Кого считать настоящим чудовищем? Кто задает критерии допустимого? Может, самые психически здоровые? Это они владеют истиной? Нет, те, кто в большинстве. Только они, независимо от их психического состояния.
Доктор Брюссен подошел к мужчине среднего роста с короткими седеющими волосами – он наблюдал за пациентами, стоя в сторонке с двумя коллегами в белых халатах. Мужчина, склонив голову набок, выслушал Брюссена, затем медленно обернулся. У него было лицо с резкими, рублеными чертами, четко очерченная квадратная челюсть, слегка выдающийся вперед подбородок, бледная прямая линия вместо рта, орлиный нос, выступающие скулы и высокий лоб. Щеки пересекали две прямые вертикальные морщины, глубокие, как шрамы. Голубые глаза смотрели холодно и отстраненно.
Рукопожатие директора, в отличие от брюссеновского, оказалось сухим и крепким. Руки у него были ледяные, отметила Лудивина. Перед ней стоял властный и харизматичный человек – на фоне троих врачей была особенно заметна аура лидера.
– Доктор Малюмон, – представился он жандармам. – Я директор клиники. Меня не предупредили о вашем визите.
Голос подтвердил первое впечатление – Малюмон говорил уверенно и солидно. Лудивина с Сеньоном коротко изложили цель своего приезда – вдаваться в подробности не было времени, если они хотели успеть к половине третьего в Сен-Жермен-ан-Лэ.
– Я уже сказал им, что мы не имеем права раскрывать профессиональные тайны, – заговорщицки сообщил начальнику Брюссен. – Они пришли без судебного следователя, без ордера, без официального распоряжения прокурора!
Малюмон слушал с суровым видом, глядя в пол, потом вскинул глаза на подчиненного, и тот невольно сменил тон на менее категоричный. «Настоящий главарь банды», – подумала Лудивина про директора. Воображение сразу сочинило мрачный сценарий с Малюмоном в роли гуру-психопата и Брюссеном в амплуа параноидального подручного. Эта безумная идея здесь и сейчас не имела никаких оснований – бред, не годящийся даже для какого-нибудь отстойного фильма категории B, – но Лудивина знала, что подобные случаи все же бывали. Она сама стала тому свидетельницей в Пестиланс и Валь-Сегонде. Эти два названия стерты с географических карт, вычеркнуты из книг, вытравлены из памяти ради сохранения благопристойной репутации рода людского. Даже в средствах массовой информации о них говорили недолго и негромко, будто само коллективное бессознательное вмешалось, решив поскорее все забыть. Но Микелис, Сеньон и Лудивина заглянули в ту бездну и даже бросили вызов чудовищам в ее глубинах.
Малюмон отошел вместе с жандармами к небольшому эркеру, обклеенному рисунками, большинство из которых не превышали уровень мастерства первоклассника. Брюссен сам себя пригласил на это тайное сборище.
Когда пронзительный, нервирующий взгляд слишком светлых глаз директора обратился на Лудивину, у той возникло ощущение, что он зондирует ее сознание. Но его внимание уже переключилось на Сеньона, начавшего разговор:
– Месье Малюмон…
– Доктор, – поправил Брюссен, вступившись за начальника.
Малюмон, положив руку ему на плечо, другой указал на двух коллег в белых халатах, оставшихся в зале:
– По-моему, Эрика хотела обсудить с вами вопросы досуга пациентов.
Намек был ясен, и если Брюссен обиделся, то не подал виду – только промычал что-то в знак согласия и зашагал к брюнетке в очках, которая с самого начала то и дело косилась на двух жандармов. Лудивина проводила Брюссена взглядом – он сразу начал вполголоса отвечать на торопливые вопросы Эрики. Определенно, их с Сеньоном присутствие вызвало здесь волнение. Еще она заметила, что у женщины-врача глаза разного цвета.
– Нам не нужны истории болезни ваших пациентов, только фамилии, – продолжил Сеньон. – Если вы настаиваете на ордере – хорошо, мы его получим, но это отнимет у нас время, а там, за пределами вашей клиники, в опасности жизнь многих людей.
Малюмон взмахнул рукой, будто отметая проблему:
– Скажите, кто конкретно вас интересует, и я отвечу, проходил ли этот человек у нас лечение. Поймите правильно – мне бы не хотелось предоставлять вам списки пациентов без ордера, который снял бы с меня ответственность, но я готов вам помочь чем смогу.
– Мы ищем тех, кто побывал здесь за многие месяцы, вернее почти за два года – вряд ли вы всех помните, – торопливо сказала Лудивина.
Ей не терпелось увидеть место преступления в лесу Сен-Жермен-ан-Лэ – уж слишком встревожил ее странный тон полковника Жиана. Однако покинуть клинику, не добившись хоть какого-то результата, тоже было нельзя. «В любом случае, криминалисты еще будут долго собирать в лесу материалы для анализа, так что рано туда мчаться – только помешаем, а к тому моменту, когда мы приедем, они как раз закончат», – утешала себя она.
Малюмон ответил бесстрастно и с твердой уверенностью в себе:
– Я занимаю пост директора этой клиники одиннадцать лет и выполняю не только административные функции. Как действующий психиатр, я помню каждого мужчину и каждую женщину, с которыми имел здесь дело, так что проблем не возникнет.
– Пьер Галинэ, – назвала первое имя Лудивина.
Если Малюмону и пришлось задуматься, по лицу этого не было заметно.
– Имя знакомое, однако никаких ассоциаций в голову не приходит. Вы весьма удачно дали мне понять, что я проявил излишнюю самонадеянность, заявив, что помню каждого.
– Это подросток, ему было шестнадцать, когда он около шести месяцев провел в этой клинике в качестве «отдыхающего». Покинул заведение в конце прошлого года.
На этот раз Малюмон кивнул:
– Да, теперь припоминаю. Он лежал в восточном крыле, а я там бываю редко. Мне показалось, вас интересуют только те пациенты, которые были госпитализированы принудительно.
– Вы общались с Пьером Галинэ лично?
– Очень мало. Он проходил курс эрготерапии, если я не ошибаюсь. Мальчик был потрясен смертью родственника… кажется, отца.
– Совершенно верно.
– Вы не знаете, у него бывало много посетителей? – спросил Сеньон.
– Нет, я не слежу за этими аспектами жизни пациентов, особенно тех, кто находится в восточном крыле.
– Но все посещения контролируются персоналом, я полагаю? – сказала Лудивина. – Учитывая решетку и сторожа на входе.
– Встречи на территории клиники – да, – кивнул директор. – Вас интересует кто-нибудь еще?
Лудивина разрядила второй патрон:
– Людовик Мерсье.
Малюмон пробуравил ее таким взглядом, будто хотел извлечь ответ из ее собственной памяти. Глаза у него были блестящие, живые и очень умные.
– Тоже из восточного крыла? – уточнил он.
– Судя по всему, да. Мерсье по своей воле проходил курсы лечения во многих заведениях.
– Думаю, он и у нас побывал – это имя мне тоже знакомо. Очень жаль, что не могу вам дать более подробную информацию. Признаться, я гораздо лучше знаком с обитателями той части клиники, где мы с вами сейчас находимся. Все-таки не надо было давать вам поспешных обещаний, расхваливая свою память.
– А можно получить более подробную информацию еще каким-то способом?
Малюмон едва заметно усмехнулся, оценив вежливую настойчивость Лудивины, но все-таки склонил голову:
– Да, думаю, у меня есть такая возможность. Идемте.
Директор повел их обратно теми же коридорами мимо будки охранника. Лоик, ответственный за безопасность, снова прошелся по Лудивине похотливым и даже заигрывающим взглядом. Дальше они поднялись на второй этаж, в просторный кабинет, заставленный книжными шкафами из черного закаленного стекла с сотней томов.
– Прошу прощения за беспорядок, я просто не успеваю этим заниматься – приходится делить время между административными обязанностями и долгом психиатра.
Малюмон отодвинул тяжелое кожаное кресло на колесиках, уселся за ноутбук, указав на два других кресла жандармам, и принялся быстро печатать на клавиатуре. Лудивина со своего места не видела экран, но подумала, что для занятого по горло врача-психиатра под пятьдесят он очень ловко обращается с компьютером. Похоже, этот человек не терпел посредственности и старался достичь высот в любом деле.
– Вы сказали «Мерсье». Первая «е»?
– Да.
Малюмон наконец оторвался от экрана и кивнул:
– Действительно, он у нас зарегистрирован. Ради соблюдения врачебной тайны не могу назвать вам даты его пребывания здесь, но сам факт подтверждаю. Из-за него у нашей клиники могут возникнуть проблемы?
Он сжал челюсти, и вертикальные морщины на щеках обозначились еще отчетливее, словно подчеркивая странную двойственность этого человека – с одной стороны, сурового и властного, с леденящим взглядом, а с другой – вполне дружелюбного и согласившегося помочь. Лудивина почуяла, что внешняя суровость и холодность – не более чем надежный защитный панцирь. И вдруг поняла, чем он ее так заворожил с самого начала.
Это же потенциальный Ришар Микелис. Человек того же склада. Облаченный в броню интеллектуал с обманчивой внешностью. Он умеет произвести сильное впечатление, и в то же время ему с высоты своих выдающихся умственных способностей наплевать, нравится он кому-то или нет. Он сам прекрасно знает себе цену, понимает, чего хочет, и не заботится обо всем остальном. И у него такой же пронзительный взгляд, который проходит сквозь человека насквозь и может прочитать его от корки до корки.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.