Текст книги "Терпение дьявола"

50

Жандармский «пежо» миновал Руасси, когда Сеньон ответил на звонок.

Он некоторое время молча слушал командный голос на другом конце линии, и Лудивина почувствовала, что от него исходит напряжение.

– Что там такое? – шепотом спросила она с пассажирского сиденья – Сеньон не пустил напарницу за руль после того, что услышал от профессора Кольсона о запоздалых эффектах наркотической смеси, которой ее напичкали.

– Это Жиан, – тихо ответил он, зажав пальцем микрофон своего смарта. – Хочет, чтобы я немедленно вернулся в казарму.

– Зачем?

– Не знаю, он отказывается говорить. – Сеньон еще послушал, попытался было возразить, но в конце концов подчинился: – Хорошо, полковник, мы возвращаемся.

Он уже собирался дать «отбой», но Жиан сказал, что с ним хочет поговорить Гильем. Лудивина, наклонившаяся поближе к разговорному динамику около уха Сеньона, сделала знак передать ей телефон:

– Дай сюда, может, я из него вытрясу то, что скрывает полковник. Алло, Гильем?

– Погоди-ка… – раздался из «трубки» голос коллеги. – Все, порядок, Жиан ушел.

– Что у вас там творится? Зачем нам возвращаться? – спросила Лудивина.

– Не могу тебе сказать по телефону, все очень сложно. Просто возвращайтесь побыстрее.

– Вы что, взяли подозреваемого? – У нее сердце забилось сильнее.

– Ничего подобного. Возвращайтесь, говорю.

– Гильем, если нас хотят отстранить, если речь о дурацком политическом решении передать расследование из ОР в…

– Нет! Речь не об этом.

Лудивина поняла по голосу Гильема – происходит что-то серьезное, и сразу решила, что группу «666» расформировывают, а дело передают в другое ведомство, более близкое к власти и находящееся под контролем правительства.

– Но есть и хорошая новость, – добавил Гильем. – Кажется, я нашел связь между социопатами, которые замутили всю эту дрянь.

– Что?! И ты мне только сейчас об этом говоришь?

– Не радуйся, мне еще нужно все как следует проверить. Может, была ошибка при вводе данных. Но так или иначе программа выдала имя человека, который фигурирует в списках из клиники Святого Мартина Тертрского и в списках из психушки под Лиллем, где недавно довольно долго держали Михала Баленски.

– Кто?

– Доктор Серж Брюссен.

О черт… Брюссен. Опять Брюссен.

Можно ли верить в «закон парных случаев»? Сначала фанатик по имени Герт Брюссен, а теперь дьявол с документами Сержа Брюссена. За два года как-то многовато Брюссенов. Да и за всю жизнь.

– Ты уверен, Гильем?

– Нет, конечно, я о том и говорю. Сначала нужно удостовериться, что это не баг, но вообще, программа сразу выдала совпадение. Я вносил в базу список персонала клиники, который вы недавно притащили, и как только вбил этого Брюссена, Analyst Notebook мгновенно выдала извещение о том, что он уже фигурирует у нее в другом списке – внештатников из психушки под Лиллем. Этот список нам передали ребята из Лилльского ОР, те, что занимаются делом Баленски и сейчас копаются в его прошлом.

Это не могло быть совпадением. Разумеется, ошибка внесения данных или сбой программы не исключены, такое бывает, и все же Лудивина чувствовала, что они на верном пути.

Врач, как и предполагает Малюмон.

Она вспомнила Сержа Брюссена – неприятный тип, очень самоуверенный. Довольно высокий и крепкий – наверное, занимается спортом. И еще вспомнилось его рукопожатие – он вяло коснулся ее ладони кончиками пальцев, как будто ему был неприятен физический контакт.

Или как будто мы, жандармы, недостойны его прикосновения.

Малюмон его тогда отослал, как мальчишку, и разговаривал с ним сухо. Может, Брюссен считает, что его не ценят на работе? Испытывает фрустрацию из-за отношения начальника? Фрустрацию, которую он компенсирует за счет своих жертв…

Вдруг до Лудивины дошло, что на нее напали в ванной вечером того самого дня, когда она познакомилась с Брюссеном, и это было очередным доказательством верного пути.

Мы с Сеньоном приехали к тебе, а ты решил заявиться ко мне. Ведь так? Наш визит в клинику ты воспринял как угрозу, для тебя это было личное, и ты решил отплатить мне той же монетой.

Лудивина отбросила последние сомнения.

– Лулу, ты меня слышишь? Алло!

– Да, Гильем. Можешь проверять сколько хочешь, но я думаю, мы нашли именно то, что искали.

Она дала «отбой» и, обнаружив, что Сеньон свернул с трассы А1 в сторону аэропорта, чтобы там вырулить на дорогу, ведущую в обратном направлении, жестом попросила его перестроиться в правый ряд.

– Ты что, лететь куда-то собралась?

– Нет. Просто высади меня у первого же терминала.

– Гильем сказал тебе, что происходит? Почему полковник позвонил мне, а не тебе, как будто это касается лично меня?

– Он знал, что меня убедить ему не удастся, поэтому атаковал слабое звено.

– Ага. Надеюсь, ты права. Мой мобильник у тебя? Набери Лети.

Лудивина, пребывавшая во власти собственных навязчивых мыслей, не отреагировала.

– Думаю, Жиан тут ни при чем. Если тебе интересно мое мнение, политики хотят отобрать у нас дело. Но я просто так не сдамся.

– Ох, Лулу, не начинай. Отдай лучше мой телефон.

– Они хотят отобрать у нас дело.

– Да не хотят они ничего! ОР отлично подготовлен для таких дел. Мы ведь уже занимались громкими расследованиями, что, забыла?

– Это не просто громкое расследование, Сеньон, оно оглушительное и уже принимает масштабы государственного уровня. Министр внутренних дел заграбастает его ради спокойствия в Елисейском дворце, а наш Жиан не пользуется особым расположением на площади Бово[63]63
  На площади Бово в Париже находятся штаб-квартиры Министерства внутренних дел Франции.


[Закрыть]. Точно говорю: дело у нас отберут.

– Стоп. У тебя паранойя. Мы возвращаемся.

– Ты возвращаешься. Скажешь, что я тебя бросила.

– Лулу, перестань. Помимо прочего, ты не в состоянии вести машину.

– Со мной все в порядке, понял? Я, по-твоему, не в состоянии вести машину, но при этом врачи разрешили мне разгуливать со служебным оружием? Кончай, Сеньон, говорю тебе: я вполне дееспособна.

– Своей способности выносить мозг ты точно не потеряла.

Она протянула напарнику его телефон:

– Мне очень нужно сейчас доехать до клиники, послушать Малюмона и кое-что проверить.

– Что проверить?

Лудивина знала: если сейчас рассказать ему о сделанном Гильемом открытии, Сеньон ее никуда не отпустит в одиночку. Даже если она поклянется, что ни на шаг не приблизится к Брюссену, что чувствует себя в прекрасной физической форме и что сознание у нее предельно ясное. Он заблочит дверцы машины и помчится прямо в жандармерию, где полковник Жиан торжественно объявит им, что расследование передается «в более надежные руки», по крайней мере с политической точки зрения. Аресты, допросы, удовлетворение проделанной работой и чувство выполненного долга – все это достанется кому-то другому.

А Лудивине больше, чем когда-либо, необходимо было довести расследование до конца. У нее тут имелись свои счеты. Пока же предстояла всего одна встреча лицом к лицу с подозреваемым – при свете дня и при десятке свидетелей она ничем не рискует.

Решение принято. Она не подойдет близко к Брюссену, но раздобудет кое-какие сведения о нем, и уж тут она знала, как действовать.

– Высади меня здесь, – велела Лудивина. – Я возьму машину напрокат на один день. И хватит со мной спорить. К вечеру вернусь, тогда пусть Жиан сколько влезет объявляет мне, что он профукал дело.

Но к тому времени у нее уже будут доказательства, что они нашли главного убийцу.

Сеньон, тоже занятый своими тревогами, не стал продолжать бой. Он и так понимал, что любая схватка с Лудивиной заранее проиграна.

51

У него были красивые глаза – голубые, удивительно прозрачные. Но где-то на самом дне тлели опасные огоньки, словно сигналы тревоги мерцали в глубине льда. Потому что выражение этих глаз казалось нечеловеческим – настолько бесстрастным, что это пугало. В них не было ни жизни, ни эмоций. Только цвет радужных оболочек завораживал красотой.

Летиция успела все это хорошо рассмотреть – водитель постоянно поглядывал на них с Симоной Лемин. Следил за всеми их движениями в широком зеркале заднего вида, дававшем полную панораму салона автобуса. Обе женщины по его требованию сейчас сидели в первом ряду, справа от водительского кресла, чтобы голубые глаза ничего не упустили.

В первые минуты Летиция и мадам Лемин были заняты детьми – усаживали тех, кто вскочил, пытались успокоить, объяснить, что нужно вести себя тихо. Многие плакали, и Летиция старалась их приласкать и утешить под хромированным дулом револьвера. Но теперь, когда дети сжались в дрожащие комочки на сиденьях и молчали, у женщин появилось время осмыслить ситуацию, поддаться давно напиравшей панике – и обеих охватил ужас.

Поначалу Летиция боялась, что у Симоны Лемин не выдержат нервы, особенно после того, как водитель застрелил ее коллегу, но когда понадобилось успокаивать детей, профессиональный и женский инстинкты у нее сработали отлично. Летиция корила себя за то, что мадам Лемин здесь по ее вине, но если учесть, что водитель сделал с теми, кто вышел из автобуса, сожалеть тут было не о чем – получается, Летиция спасла учительнице жизнь.

Мысли о близнецах не давали покоя. Ситуация сама по себе была кошмарной, страх не отпускал ни на секунду, и нужно было постоянно его преодолевать ради того, чтобы выжить и ради всей детворы в автобусе, но держаться, зная, что ее сыновья сейчас рядом и в том же положении, было еще тяжелее, и эта психологическая пытка становилась все нестерпимее.

Однако еще когда они с Симоной шли по салону, успокаивая детей, Летиция уже знала, что надо делать. И начала с Натана и Лео – обнимая их, шепнула на ухо, что им ни в коем случае нельзя говорить, что она их мама. Приказала молчать. Потому что было ясно – если об этом услышит водитель, он рано или поздно обратит свое знание против нее. Нельзя давать ему лишние козыри, у него и так все преимущества.

Положение было смертельно опасное, и Летиция время от времени украдкой бросала взгляды в конец салона – проверить, как там сыновья. Натан беззвучно плакал, прижавшись к брату, который смотрел на дорогу, как и большинство детей в автобусе.

Невыносимо было видеть едущие по встречной полосе машины, зная, что не можешь позвать на помощь. Водитель был не только вооружен, но и явно силен физически – даже вдвоем с Симоной они бы его не одолели, а если во время схватки произойдет случайный выстрел… В салоне, набитом детьми этого нельзя было допустить.

Автобус все катил по полузаброшенным дорогам в стороне от шоссе. Здесь почти не было машин, а временами становилось и вовсе пустынно. И водитель несомненно знал, куда едет.

Еще страшнее Летиции было оттого, что она не понимала причин его поведения – он ничего не требовал, кроме тишины, и ничего не объяснил.

Ей понадобилось не меньше сорока минут на то, чтобы собраться с духом и перейти к действиям. Медленно, не сводя глаз с зеркала заднего вида, чтобы не упустить взгляд водителя, Летиция достала из внутреннего кармана замшевой куртки мобильный телефон – скупыми движениями, ни разу не покосившись на карман и прикрывая аппарат ладонью, чтобы его не было видно. Как только удалось надежно ухватить телефон, Летиция первым делом включила режим без звука, чтобы он не зазвонил. Если мобильник вдруг запоет у нее в руках – можно будет попрощаться с жизнью. Симона Лемин, как только заметила, чем занята Летица, осторожно толкнула ее локтем и качнула головой – мол, нет, не надо.

Но разве у них был выбор? Симона, похоже, предпочитала полное подчинение – сидеть, молчать и ждать, чем все закончится. Возможно, она надеялась на проблеск человечности в мерзком уроде, который вел автобус прямиком в ад, или молилась, чтобы флики вовремя узнали о похищении и отправили им на помощь ГВНЖ – жандармский спецназ. Но такое происходит разве что в фантастических романах! В общем, мадам Лемин полагалась на Господа Бога, а Летиция знала, что Бог помогает лишь тем, кто потерял последний шанс наладить свое существование на земле. Бог встречает их у райских врат, но никогда не вмешивается в дела живых, такая уж у Него политика, не надо питать иллюзий.

Нет, Летиция была убеждена, что ее собственная жизнь, жизнь сыновей и всей детворы в автобусе зависит исключительно от ее способности действовать и принимать решения. Вот она и приняла решение – каким бы рискованным и безумным оно ни было.

Симона тщетно пыталась ее остановить – даже положила ладонь на ее руку, но больше ничего поделать не могла, иначе это непременно привлекло бы внимание водителя.

Летиция нервно сглотнула. Теперь надо было как-то ухитриться написать мужу эсэмэску, не глядя на экран.

Свой мобильник она знала вдоль и поперек, поэтому верила – у нее все получится. И несмотря на это, колебалась. Страх и нервное напряжение мешали настолько, что Летиция вдруг забыла, где на экране расположен значок приложения для сообщений.

Ничего ты не забыла, он вверху слева.

Она положила палец туда, где предположительно находился верхний левый угол экрана, и нажала.

Попала или нет?

Летиция осмелилась бросить быстрый взгляд на свои руки, и в тот же момент два прозрачно-голубых айсберга уставились на нее в зеркале заднего вида и заморозили до костей.

У Летиции участилось дыхание. Если он видел, как она смотрит вниз, мог подумать, что пленница что-то замышляет. Нельзя туда больше смотреть.

Но она уже запуталась и не знала, открыто нужное приложение или нет.

Взгляд опять скользнул вниз. На секунду.

Этой секунды хватило, чтобы удостовериться – приложение для эсэмэсок развернулось на экране. Взгляд Летиции снова устремился на дорогу и на зеркало.

Два айсберга уплыли к горизонту.

А сердце Летиции заколотилось еще сильнее.

Теперь она знала, что курсор находится в поле получателя. За свою жизнь Летиция написала тысячи эсэмэсок и расположение букв на клавиатуре помнила наизусть, так что ей не составило труда вслепую набрать «пупсик» – в списке контактов так был обозначен ее муж.

Дальше она опять задумалась – можно ли просто нажать «энтер» на клавиатуре для перехода в текстовое поле или нужно обязательно тапнуть по окошку ввода?

Тапнуть, конечно, ты всегда так делала.

Это означало, что без взгляда на экран опять не обойдется – тыкать в него пальцем наугад нельзя, окошко для ввода сообщения слишком маленькое.

Еще один глубокий вдох, чтобы набраться смелости, затем взгляд в зеркало над водительским сиденьем – и Летиция опустила глаза.

Одна секунда.

Она увидела текстовое окошко.

Две секунды.

Большой палец разогнулся и нацелился в нужное место экрана, чтобы вызвать виртуальную клавиатуру.

Три секунды.

Мимо. Край подушечки большого пальца не попал куда следовало.

Слишком долго!

Летиция вскинула глаза и уставилась в зеркало заднего вида одновременно с тем, как в нем всплыли два айсберга.

Она рефлекторно сглотнула от страха, подумав, что взвинченные нервы ее выдали.

Но водитель уже снова сосредоточенно смотрел на дорогу, в его поведении ничего не изменилось. Летиция в очередной раз выдохнула с облегчением.

Она прижала большой палец к экрану сильнее и осмелилась еще раз взглянуть вниз.

Виртуальная клавиатура была на месте.

Господи, спасибо!

Пальцы заплясали, набирая текст. Краткий и ясный:

«Мы в заложниках. Не шучу. Псих убил 2. Свернули с шоссе 1 ч назад, не знаю где. Сельские дороги».

Летиция помедлила, прежде чем послать сообщение. Нужно было дождаться дорожного указателя. Она разозлилась на себя за то, что не подумала об этом раньше – последние полчаса надо было следить за дорогой, а не сходить с ума от страха!

Но тут удача ей улыбнулась – приближался черно-белый прямоугольник с надписью «Оржерю, 4 км».

Два больших пальца мгновенно добавили в сообщение название деревни.

Она еще не отправила текст, когда из-за поворота на полной скорости им навстречу вылетел какой-то автомобиль, и водитель автобуса крутанул руль, чтобы уйти от столкновения – все пассажиры ухватились кто за что мог, чтобы не слететь с кресел.

Летиция от неожиданности выпустила телефон, и он упал с глухим стуком.

Водитель громко матерился, выравнивая траекторию; руль под его руками ходил ходуном. Он ничего не заметил.

Телефон отлетел под ноги Симоне и замер на краю ступеньки – еще немного и соскользнет вниз. Тут автобус тряхнуло на очередной рытвине, и в тот момент, когда мобильный качнулся, собираясь свалиться, Симона прижала его ступней.

Летиция поблагодарила учительницу взглядом.

Теперь нужно было наклониться, чтобы его подобрать.

Но в следующий миг мобильный завибрировал.

Чертов вибровызов!

Он оглушительно резонировал на железной планке, привинченной по краю верхней ступени.

Автобус резко затормозил.

Летиция едва успела схватиться за поручень перед сиденьем, а в следующее мгновение поняла, что автобус стоит посреди пустой сельской дороги, а водитель нависает над ними с Симоной всей своей огромной массой.

Телефон безудержно вибрировал.

Обомлевшая от страха учительница убрала ногу, и Лудивина прочитала на экране, что ей звонит Сеньон. Она чуть не бросилась к телефону, чтобы схватить его, принять вызов, заорать в микрофон, умоляя всех спасти, но одумалась в последнюю секунду. У нее не было права жертвовать собой без пользы.

– Вы что, издеваетесь?! – рявкнул водитель.

По мере того как нога учительницы медленно отодвигалась все дальше от телефона, к ее лбу приближался хромированный ствол.

Побагровевший от ярости водитель наклонился подобрать мобильный. «Сейчас или никогда», – мелькнуло в голове Летиции, когда она увидела перед собой его затылок. Долгожданный случай ударить тварь и вырвать из руки пистолет.

Но она не смогла броситься на водителя – парализующий страх отпустил не сразу, а потом стало поздно: психопат уже выпрямился и снова нависал над ней.

– Поиграть захотелось? – процедил он, задыхаясь от гнева. – Вот с этим, да?

Он швырнул телефон на пол и разбил его ударом каблука. Пистолет снова блеснул перед глазами Летиции.

Выстрел грохнул прямо у нее перед носом, и сразу что-то теплое и влажное брызнуло на щеку. Что-то потекло по волосам, по головной повязке, шее и правому плечу.

Дети вопили, но их голоса доносились до нее словно издалека, сквозь болезненный гул в ушах.

Она видела, как ствол качнулся к ней и дымящееся дуло приблизилось к глазу.

Летиция догадывалась, что человек в кепке с надписью Coca Cola ругается, обращаясь к ней, что он в бешенстве, но ничего не слышала. Выстрел ее оглушил – оставалось надеяться, что временно.

Потом она увидела, как водитель снова открывает свою огромную сумку за сиденьем, достает оттуда какой-то странный жилет, надевает его и застегивает сбоку на два ремешка. С жилета свисала длинная тонкая веревка – водитель обмотал ее вокруг руки и прикрутил кончик к ладони и указательному пальцу широким серым скотчем.

Когда Летиция разглядела, что на конце веревки находится что-то вроде джойстика с кнопкой и водитель может достать до кнопки большим пальцем, просто согнув его, до нее дошло, что жилет – это «пояс смертника», нашпигованный взрывчаткой, а веревка – провод.

Водитель обвел рукой салон автобуса, труп Симоны Лемин и ткнул пальцем в сторону Летиции.

Она не понимала, о чем он кричит, но точно знала, что этот сумасшедший их всех взорвет. Несомненно.

52

Шестицилиндровый двигатель «Порше Бокстер S» приятно гудел – Лудивина поднималась по склону холма, огибая заброшенный замок, заслоняющий собой главный корпус клиники Святого Мартина Тертрского.

Шины захрустели гравием на вираже – она ехала быстро, торопилась поскорее добраться до здания в самой глубине леса и еще не освоилась с педалью газа в этой крутой тачке. Когда Лудивина заявилась в прокатную контору в Руасси, владелец сказал, что все машины уже зарезервированы на уик-энд, остались только «престижные модели», а бегать по конкурентам, которые вполне могли дать ей тот же ответ, не было времени. Так что она смирилась и взяла что давали, хотя счет не обрадовал.

«Бокстер» на карбоновых тормозах встал как вкопанный точно у входа в длинное здание клиники. Мотор удовлетворенно мурлыкнул.

Лудивине не терпелось сообщить доктору Малюмону о своем приезде, но не хотелось столкнуться по дороге с Брюссеном, чтобы не разбудить в нем подозрения – она чувствовала, что нервничает и не сумеет сдержать эмоции. Такие хищники, как он, – Лудивина прекрасно это знала – способны уловить малейшие сигналы об опасности, как будто у них есть специальные антенны. Они чуют слабину в других людях, любой надлом в чужой душе для них как распахнутые ворота. Так лев чует самое слабое животное в стаде и отгоняет его подальше от сородичей, чтобы сожрать. А после того, что ей пришлось пережить в собственной ванной, Лудивина сомневалась в своей способности выдержать взгляд Брюссена, ничем себя не выдав. В ней сейчас было слишком много ненависти и гнева, а еще необъятный страх, и все это могло вырваться на поверхность.

Но на первом этаже сразу показался тонкий силуэт доктора Малюмона – он вышел ее встретить, и при виде его Лудивина сразу успокоилась. Директор клиники чем-то напоминал английского актера Бена Кингсли, но только был помоложе и похолоднее, что ли. Это потому что у него такие яркие голубые глаза. И две глубокие вертикальные морщины на щеках, как два пугающих шрама.

Под распахнутым белым халатом на психиатре были бежевые брюки и поло «Лакост» фиалкового цвета – выглядел он очень непринужденно. Видимо, уже предвкушал выходные, и Лудивина легко представила, что в багажнике его машины лежит сумка с клюшками для гольфа и что под конец дня он заедет за женой и дочерью и повезет их отдыхать в какой-нибудь Довиль.

– Знаю, я заставила вас прождать все утро, мне ужасно неловко, – сразу извинилась она. – Спасибо, что согласились уделить мне время.

Он взмахнул руками – мол, все в порядке, – и даже не упомянул, что ради нее ему пришлось отменить все планы на рабочий день. Это было очень по-джентльменски.

Они вместе поднялись по служебной лестнице на несколько этажей.

– Красивая у вас машина. В жандармерии подняли зарплаты, насколько я могу судить.

– К сожалению, машина не моя, взяла напрокат.

– Ваши коллеги скоро подъедут?

– Нет, у них появилось срочное дело, я буду одна.

Перспектива выступить со скрупулезно подготовленным профайлом перед одной-единственной представительницей власти, похоже, разочаровала и раздосадовала Малюмона. Но прекрасное самообладание тотчас помогло ему это скрыть.

– Что ж, обойдусь без адреналина, который дарит большая аудитория, и постараюсь произвести на вас впечатление своими аналитическими способностями. Прошу, входите.

В просторном кабинете с ковром на полу и черными книжными шкафами директор на этот раз предложил ей сесть не в кресло у стола с компьютером, а на кожаный диван, а сам устроился напротив. На низком столике, сделанном из того же закаленного темного стекла, как и прочая мебель, между ними лежал блокнот в толстом переплете, а на нем – перьевая ручка «Монблан».

Без лишних церемоний психиатр перешел к делу – то, что он накануне вечером в разговоре по телефону лишь наметил в общих чертах, теперь изложил подробно, по пунктам и с психиатрической аргументацией, которую Лудивина сочла более чем подходящей для того, чтобы на суде убедить жюри присяжных, но сама она в ней не нуждалась. Главных выводов ей было вполне достаточно. Тем не менее из уважения к стараниям доктора Малюмона, который потратил на это силы и время, она слушала очень внимательно.

Потому что в глубине души уже знала, что он прав.

Виновником был врач. Хуже того, коллега Малюмона.

Доктор Серж Брюссен.

Лудивина получила звонок от Гильема, но сбросила его. Тогда он позвонил еще два раза. Она решила выключить телефон, но сначала все-таки надо было удостовериться, что речь не идет о чем-нибудь важном. Лудивина извинилась перед психиатром и поспешно набрала эсэмэску: «Не могу говорить. Насчет Брюссена – подтвердилось?»

И мгновенно получила: «Возвращайся. Срочно».

Она настойчиво повторила вопрос: «ПОДТВЕРДИЛОСЬ???»

На этот раз Гильем, непревзойденный мастер дактилографии, ответил длиннющим посланием, набранным за тридцать секунд: «Нам крупно повезло. Брюссен и правда был внештатником в психиатрическом диспансере, где в последний раз лечился Михал Баленски. Еще Брюссен давал консультации в больнице Святой Анны, где держали Кевена Бланше, и в трех других заведениях, в одном из которых побывал Марк Ван Докен, псих из торгового центра. Короче, дяденька врач – ловец заблудших душ. Я продолжу копать, но мы, считай, уже сорвали джекпот. Жду от тебя “добро” на доклад Жиану и получение ордера на арест».

Напоследок он добавил каплю дегтя: «Тебе нужно срочно возвращаться. У нас ЧП».

Меньше всего Лудивине хотелось, чтобы этот триумф ей испортили сообщением о том, что расследование передается в другое ведомство. Она знала, что Гильем от нее не отстанет, и решительно выключила мобильник.

Малюмон продолжил выступление:

– Я много лет специализировался на тяжелых психических расстройствах, моими пациентами были психопаты или социопаты, а среди них встречались и такие, кто совершил не одно убийство. Тем не менее вчера я собрал и изучил материалы по серийным убийцам. Помимо прочего, прочитал, что они, как правило, выбирают профессии, дающие власть над другими людьми, – к примеру, среди серийных убийц много полицейских. Уверен, что, будь у них необходимые интеллектуальные способности, они могли бы стать и врачами. О, не обижайтесь, лейтенант, я не сказал, что для службы в полиции или жандармерии нужно быть идиотом. Вовсе нет.

– Зовите меня Лудивина и не беспокойтесь, я не обидчивая.

– Я имел в виду, что у подобных людей с психическими отклонениями нет способности к длительной концентрации и не хватает терпения на то, чтобы пройти полный курс профессиональной медицинской подготовки.

– Абсолютно с вами согласна. В любом случае большинство серийных убийц – жалкие ублюдки с ай-кью ниже среднего. Но вот меньшинство – совсем другое дело, это преступники с выдающимися интеллектуальными способностями. От таких извращенцев можно ждать чего угодно. И среди них действительно попадаются врачи – именно на их счету самое огромное количество жертв. Доктор Петио во Франции признался в шестидесяти с лишним убийствах, а доктор Шипман в Англии, по последним подсчетам, отправил на тот свет больше двухсот тридцати человек.

– Надо отметить, что во власти врача над психологически нестабильными и слабыми людьми есть что-то завораживающее. В вопросах жизни и смерти это наивысший авторитет, он изучает тела и выносит приговор – дальнейшее существование или скорая кончина. Он может также воспользоваться своей властью для того, чтобы вмешаться в естественный ход вещей и полностью изменить судьбу пациентов. Психопат, вздумавший поиграть в бога, о таком может только мечтать.

– В бога или в дьявола, – уточнила Лудивина.

Малюмон взмахнул рукой в знак подтверждения.

Лудивина, сидя на диване, подалась вперед, решив сузить тему разговора:

– Доктор, что вы можете сказать о вашем сотруднике Серже Брюссене?

Психиатр слегка приподнял бровь – только в этом и выразилось его удивление:

– Вы подозреваете Брюссена?

– Что вы о нем думаете?

Под тонкой кожей щек заиграли желваки – Малюмон задумался, подыскивая правильные слова, и было заметно, что он чувствует неловкость.

– Скажу начистоту: я бы предпочел, чтобы вы нашли себе подозреваемого в каком-нибудь другом заведении, не в моем.

– Однако я вынуждена настаивать на ответе.

Малюмон откинулся на спинку кресла, поставив локти на подлокотники и соединив перед собой кончики пальцев.

– Серж – ценный сотрудник клиники, он предан своей работе и компетентен.

Лудивина поморщилась и тряхнула головой:

– Понимаю, вас заботит репутация заведения, но все-таки. У него есть жена? Дети?

– Да.

Это не вписывалось в профайл дьявола, но и не могло служить доказательством психического здоровья, снимающим с Брюссена все подозрения: многие серийные убийцы вели двойную жизнь, обзаводясь семьей.

– Он холерик? – спросила Лудивина.

– У него непростой характер, но он ведет себя сдержанно. Если и взрывается, то внутри.

Еще одно разочарование.

– Вы хорошо его знаете, доктор? Я имею в виду, за рамками служебных отношений?

– В общем-то, нет. Но Серж работает в клинике очень давно. Он уже был здесь, когда я занял пост директора, и никто никогда не жаловался на его поведение.

– Он компетентный психиатр?

– Да, весьма.

Потому что он знает, как мыслят психопаты, и говорит с ними на одном языке.

– Доктор, не стану вас обманывать: я приехала сюда не только для того, чтобы выслушать составленный вами профайл, который, безусловно, станет ключевым элементом нашего расследования, однако у нас уже есть все основания полагать, что Серж Брюссен – тот самый убийца-манипулятор, которого мы искали.

Малюмон внешне никак не отреагировал на это заявление – продолжал пристально смотреть на Лудивину глазами пронзительной сапфировой голубизны.

– Брюссен давал консультации и продолжает их давать почти во всех психиатрических клиниках, диспансерах и больницах, через которые прошли те, кто имеет отношение к преступлениям последних двух недель, расследованием которых мы сейчас занимаемся.

Теперь уже Малюмон не сумел сохранить невозмутимость:

– Это подтвержденные данные? Вы уверены? – прищурился он.

– Да.

Из груди психиатра вырвался долгий вздох, и он сменил позу – закинул ногу на ногу.

– Значит, вы приехали его арестовать? Одна?

– Нет, в уголовных расследованиях спешка к добру не приводит. Однако мы не можем допустить, чтобы он совершил новое преступление, поэтому сегодня же подготовим на Брюссена полное досье, все оформим официально и, думаю, арестуем его по месту жительства завтра утром. После этого у нас будет сорок восемь часов, чтобы один за другим предъявить ему все кусочки головоломки и добиться признания. Если обыск в его доме ничего не даст, придется оперировать косвенными уликами и собственными догадками – больше у нас ничего нет. Именно поэтому я хочу собрать о нем как можно больше сведений.

– Понимаю.

Малюмону снова не удалось скрыть тревогу и некоторое замешательство, хотя он прекрасно владел собой.

– И поэтому я приехала к вам, – продолжала Лудивина. – Мне нужно получить расписание его дежурств, по возможности точное и подробное, чтобы сравнить его с хронологией некоторых преступлений.

– Я вам его предоставлю.

– В клинике есть место, где он любит бывать больше всего?

– Его рабочий кабинет.

– Завтра мы там тоже проведем обыск. Может быть, он бывает в общей раздевалке? У него есть свой шкафчик? Или закрытое парковочное место? Если у него семья, вряд ли он хранит наркотики и отмычки дома.

– Здесь он уединяется только в своем кабинете.

Лудивина сомневалась, что у Брюссена есть постоянный помощник – к ней он приходил один. Ему нравится манипулировать другими преступниками, но, совершая собственные преступления, он действует как социопат-одиночка.