Текст книги "Блуждающий свет за окном"

Но ведь именно это я, кажется, и собиралась сделать – уехать в Москву и забыть Егора! Так что же, собственно, изменилось за ночь? Если подумать, то ничего. В любом случае, я его потеряла. Кто теперь скажет, когда это случилось? Когда, обнаружив, что втюрилась в рыжего, решила бежать из Нелидовки? Когда у реки призналась ему, что все еще девственница? Когда этой ночью он нашел меня под Паном?

Глупости! Нет никакой потери, потому что Егор никогда не был моим.

В итоге я так и не уснула. Проворочавшись около часа, вылезла из постели и тупо уставилась в окно. Вскоре увидела бабушку. Стремительным шагом она подошла к калитке и через минуту возникла на пороге комнаты.

– Ну, что? Какие новости? – с тревогой спросила я.

– Савелия арестовали, прямо у всех на глазах. Вывели в наручниках и запихнули в машину.

– А что с остальными?

– Остальных пока не тронули. Они все по домам укрылись, на улицу не высовываются. Я к Татьяне зашла, немного с ней побеседовала. Странная она какая-то. То плачет, жалеет Савелия, то проклятия ему шлет. Видно, было между ними что-то…

– А что Егор?

– Тебя только он сейчас волнует? В лесу, между прочим, человека убили. И вовсе не факт, что убил именно Савелий. Татьяна-то вот что рассказала!

Когда мы увели тебя с поляны, у них там продолжилась пирушка. Вот только танцев больше не было – все просто упились до бесчувствия и заснули прямо на траве. А часов в пять утра Наташка Сидорова как начнет кричать: «Убили, убили!» От этого крика все разом и проснулись. Все, кроме Ивана Багрова – он уже мертвый лежал, а из груди нож торчал, и Савелия, которого как не толкали, так разбудить и не смогли – посмотрит бессмысленным взглядом и опять засыпает. Вот уж упился, так упился! Даже Вася Горячев, и тот проснулся, увидел мертвеца и заплакал. Прасковья сразу в деревню побежала – милицию вызывать, а остальные милицейскую бригаду на поляне дожидались. Нож-то все узнали. Он точно принадлежал Савелию. Да только Савелий так наклюкался, что утром даже проснуться не смог. А нож открыто лежал на траве, и его действительно мог взять любой! Так что Татьяна не уверена в виновности Савелия, да и я уже сомневаюсь…

– Нашла кого защищать! – зло буркнула я. – Ты, видно, забыла, что этот Савелий хотел и меня убить?

Тут бабушка дернулась, как от удара током, и быстро взглянула на часы.

– Хватит балаболить! – оборвала она меня. – Наскоро перекусим и в путь, а то в Москву к ночи приедешь! И так перед матерью твоей не отмоюсь…

– А ты ей ничего не рассказывай, – предложила я. – Со мной ведь теперь все в порядке, зачем ей понапрасну переживать?

– Подумаю, – угрюмо буркнула баба Маша.

Спустя полчаса мы вышли из дома и быстрым шагом направились к остановке. Нелидовка, казалось, вымерла. Ни на улице, ни во дворах не было видно людей, лишь на «центральной площади» маячил чей-то одинокий силуэт. Постояв, человек двинулся нам навстречу. Вскоре я смогла его разглядеть. Это оказался Василий Горячев, но одновременно как бы и не он, потому что был совершенно трезв.

Когда же он успел протрезветь-то? Последний раз я видела его ночью. Тогда он был в стельку пьян, и ходить мог только зигзагами, теперь же шел на удивление ровно, строго придерживаясь середины улицы. Но изменилась у Васи не только походка, даже выражение лица у трезвого Горячева было совсем другим – не благодушно-лукавым, а сосредоточенно-хмурым. Темные глаза смотрели сурово, почти жестко. Тонкие губы были плотно сжаты. И выглядел он теперь не спившимся бездельником, которому в похмелье мерещатся всякие небылицы, а человеком серьезным и вполне неглупым.

От удивления мы с бабушкой открыли рты.

– Господи, что это с ним? – прошептала потрясенная баба Маша.

– Просто невероятно! – тихо отозвалась я.

Поравнявшись с нами, Василий скупо кивнул и собрался, было, прошествовать мимо, но в последний момент был остановлен моей бабулей.

– Здравствуй, Вася! – окрикнула она его. – Ты уже знаешь, что Савелия арестовали?

Он нехотя остановился и повернулся к нам. Скользнул прохладным взглядом по мне, затем, не мигая, уставился на бабушку.

– Туда собаке и дорога!

– За что же он так с Макарычем-то?

– Говорят, ссора между ними вышла…

– А еще что говорят?

– А ничего больше, – не отводя от бабушки пристального взгляда, ответил Вася.

Немногословность Горячева вызвала у нас обеих недоумение.

– Что с тобой, Василий? – не выдержав, спросила бабушка. – Ты словно не в себе, чужой какой-то. Поговорить с людьми не хочешь, а раньше, бывало, соловьем заливался! К тому же, за полдень перевалило, а ты еще ни в одном глазу.

– А я завязал, – хмуро пояснил Вася. – С этого дня – ни-ни!

– Завязал?! – в один голос ахнули мы с бабушкой. – Не может быть!

– Говорю, завязал, – буркнул Василий и, отвесив нам неглубокий поклон, быстро пошел прочь.

«Непостижимы дела твои, Господи!», – пробормотала бабуля и обратилась ко мне:

– Давай-ка, Вика, ускорим шаг! Автобус будет через двадцать минут.

Мы прибавили ходу и вскоре оказались на «центральной площади», там, где расположены сельский магазин и здание клуба. И тут меня словно что-то кольнуло: «Библиотека!»

– Подожди, я сейчас! – бросила я бабушке и рванула к двери с беленькой табличкой на ней. Ухватившись за ручку, дернула дверь на себя, но она, к моему ужасу, не поддалась. Было совершенно очевидно, что библиотека пуста, к тому же заперта на ключ, но я в каком-то ожесточенном отчаянии продолжала дергать за ручку и стучать по деревянному косяку.

– Сейчас же прекрати! – рявкнула на меня подошедшая бабушка. – Люди же смотрят!

– Где? Где ты тут видишь людей? – выкрикнула я, едва сдерживая рвущиеся наружу слезы.

Не вступая в дискуссию, она крепко ухватила меня за руку и почти силком потащила к остановке. Следуя за ней, я поминутно оглядывалась. Надежда увидеть Егора таяла с каждой секундой.

– А где здесь дом Прасковьи? – внезапно спросила я.

Бабушка взглянула на меня с недоумением.

– Мы давно его миновали, еще до того, как вышли к магазину. Синий такой, с белыми ставнями. А тебе зачем?

– Мне нужно. Всего на одну минуту! – жалостливо захныкала я. – Подожди, я сейчас вернусь.

– Вот, значит, как… – понимающе сказала бабушка и еще крепче ухватила мою руку. – Даже не думай! Сама не позорься и меня не позорь.

– Я же только попрощаться! Мне обязательно нужно с ним попрощаться.

– Попрощалась уже. Когда нагишом под Савой лежала…

На миг я даже потеряла дар речи. За что она так со мной? Знает ведь, что я не по доброй воле…

– А что я могла сделать? Он же намного сильнее! – горячо возмутилась я.

Бабушка с сомнением покачала головой.

– Может, он тебя и в лес силком притащил? Или ты добровольно с ним притопала?

– Я же не думала, что все так обернется!

Не выпуская моей руки, бабушка вновь двинулась к остановке. После ночного стресса ее уже не волновали мои переживания. Теперь ее главной заботой было вернуть меня матери в целости и сохранности, а, значит – как можно скорее проводить на станцию и посадить в электричку. Повторные попытки вырвать руку ни к чему не привели. Несмотря на возраст, она, как и Савелий, была намного сильнее.

– Тебе уже двадцать, пора начинать думать, – назидательно говорила она, продолжая идти быстрым шагом. – А о Егоре забудь! Забудь навсегда. Ты его потеряла.

И я смирилась. Опустив голову, покорно продолжила путь. А что мне еще оставалось делать?

Когда мы с бабушкой подошли к остановке, автобус уже показался из-за поворота. Через пару минут он подъехал, натужно урча, открыл переднюю дверь, проглотил нас с бабашкой и сыто захлопнул пасть. Свободных мест внутри было много. Я тяжело плюхнулась у окна, бабушка расположилась рядом. Автобус тронулся с места, медленно набирая скорость.

И в этот самый миг он вышел из-за деревьев. Густые рыжие волосы, широкие плечи, свободная клетчатая рубашка, потертые голубые джинсы, обгоревшая до красноты кожа… … В руке – горсть земляники. Ягод совсем немного – видно не за ягодами ходил, просто гулял по лесу. Надо же, как совпало – гулял как раз возле остановки! А, может, вовсе и не совпало, может, Егор караулил меня здесь? Тогда почему он не подошел, почему позволил мне сесть в автобус?

Поздно! Ничего уже не изменить. Мне не остановить этот старенький «УАЗ». Я заперта в нем железными дверьми, немытыми стеклянными окнами, потертыми кожаными сиденьями, крупным бабушкиным телом. Это – прощание! Окончательное и бесповоротное. Так Егор и задумал. Чтобы я села в автобус, который умчит меня навсегда. Он всего лишь хотел убедиться, что я, наконец, уезжаю. Вот и гулял возле остановки, собирая недавно созревшую землянику.

Я приникла к стеклу, и несколько бесконечно долгих секунд мы смотрели друг другу в глаза.

Не знаю, что прочел в моих глазах Егор… Почувствовал ли он мою тоску, мою боль, мой стыд, мое нежелание расставаться с ним? Нечто подобное я пыталась прочесть и в его глазах, но видела в них только грусть. Помню, еще подумала: «Почему он грустит? Неужели, о чем-то сожалеет?» Но тут старенький «УАЗ» решительно набрал скорость, оставив позади и деревню, и аномалию, и рыжего парня с горстью земляники в руке.

Глава четырнадцатая. Андрей

Я позвонила в дверь московской квартиры около десяти вечера. Открыв дверь, мама удивленно приподняла брови. Она была в мягких пушистых шлепанцах и синем махровом халате, из-под которого выглядывала белая ночная рубашка. На голове у нее был влажный тюрбан из банного полотенца.

– Что, невеста, уже вернулась? – с веселой иронией спросила она. – И недели в Нелидовке не прожила! За Андрея своего испугалась?

– Ужасно испугалась, – мрачно подтвердила я. – Я в деревне только об Андрюшеньке и думала.

Мама взглянула на меня более пристально. Неужели что-то почувствовала? Должно быть, имя «Андрюшенька» прозвучало как-то не так – без надлежащего трепета и нежности?

«Только не расспрашивай меня, мамочка! – мысленно взмолилась я. – Не расспрашивай меня сейчас! Когда-нибудь я тебе все расскажу. А сейчас – не могу. Сейчас я просто взорвусь!»

И почувствовав мое настроение, мама вдруг притихла. Пока я разбирала вещи и принимала душ, она приготовила мне ужин – мой любимый омлет с гренками.

– Ужинай и ложись спать, – сказала она. – Завтра все расскажешь.

Боже, как я была ей благодарна! В тот вечер мне было совсем не до беседы – хотелось плотно закрыть дверь, выключить свет, уткнуться в подушку и от души выплакаться.

Так я чуть позже и поступила. Наскоро вымыв посуду, заперлась в комнате и там, наконец, дала волю слезам. Рыдала я горько и почти беззвучно (чтобы не услышала мама). То до боли стискивая кулаки, то кусая ладони, то отчаянно вцепившись пальцами в свою каштановую гриву, я проревела до самого утра. К утру, вроде бы, полегчало.

Когда мама ушла на работу, я вылезла из мягкой постели и, шлепая босыми ногами по полу, подошла к зеркалу. Видок был еще тот, почти как в фильме ужасов! Лицо оказалось похоже на мятую булку, заплывшие глазки составляли ровно треть своего обычного размера, а нос был красным и распухшим до бесформенности. Долгие ночные рыдания не прошли для меня даром, но вид бледной, отечной и помятой физиономии неожиданно принес мне успокоение. С такой физиономией можно было без зазрения совести не выходить из дома, а значит, не встречаться с Андреем. После четырехдневного пребывания в Нелидовке я почему-то не горела желанием его видеть.

Я неспешно приняла душ, позавтракала бутербродами с ветчиной, а когда вновь взглянула в зеркало, то с изумлением обнаружила, что мое лицо успело принять совершенно нормальный вид. Причин откладывать встречу больше не было, пришло время радостно броситься в объятия жениха. И, тяжело вздохнув, я набрала номер Андрея.

Мы встретились, как всегда, у выхода из метро. Я смотрела на отделившегося от толпы Андрея и отчаянно пыталась ощутить прежний щенячий восторг, всякий раз охватывавший меня при виде этих коротких белокурых волос, серо-голубых глаз и гибкой мальчишеской фигуры. Восторга почему-то не было. Более того, я вдруг заметила в Андрее то, чего не замечала раньше: короткий нос, узковатый лоб и слегка оттопыренные уши. А еще – некую диспропорцию в его теле, которая не то, что бы бросалась в глаза, но, определенно, присутствовала. То ли торс был немного длинноват, то ли ноги чуть-чуть коротковаты… Для мужчины, согласитесь, сущий пустяк. Просто странно было вдруг осознать, что Андрей вовсе не был тем совершенством, каким еще недавно казался.

Дружески обнявшись и чмокнув друг друга в губы, мы направились в парк. Рука Андрея, поерзав по моей талии, в итоге замерла где-то на ягодице, и я всю дорогу боролась с навязчивым желанием сбросить его руку. Мы медленно брели по тенистой аллее в поисках подходящей лавочки. Наконец, нашли то, что искали (вернее, что искал Андрюша) – в стороне от центральной аллеи, с трех сторон высокие кусты…

– Викуся, как же я соскучился, – пробормотал Андрей, прижимая меня к себе. Его подбородок оказался плохо выбритым, рубашка – не безупречно свежей, сквозь терпкий аромат одеколона едва заметно пробивался запах пота.

От отвращения я чуть не оттолкнула его, но вовремя себя остановила.

«Почему тебе противно, Вика? Он же всегда был таким – не совсем идеальным. Может, потому, что ты еще помнишь объятия Егора? Так вот, их больше не будет. Привыкай, Вика, привыкай!»

В следующую секунду Андрей примкнул губами к моим губам. Я, скрепя сердце, ответила на поцелуй. А ведь когда-то мне нравилось с ним целоваться! Реально нравилось. Сейчас даже не верится, словно это было в другой жизни…

После поцелуя ужасно захотелось курить. В Нелидовке я ни разу не вспомнила, что, вообще-то, иногда курю, а тут вдруг резко потянуло. Как только Андрей меня отпустил, я вынула из сумки сигареты, сунула ментоловую трубочку в рот и стала ждать, когда он даст мне прикурить. Ожидание затягивалось. Андрей суетливо шарил по многочисленным карманам и все не мог найти зажигалку. Похоже, он просто забыл ее дома.

– Не трудись, у меня есть! – презрительно бросила я, доставая из сумочки блестящую металлическую зажигалку. Со злостью крутанула колесико, но огонек не зажегся. Я попыталась снова. Что за черт?!

– Дай-ка я попробую!

Я сунула зажигалку Андрею, и он резко крутанул злополучное колесико. С третьей попытки ему удалось извлечь огонь. Прикурив, я жадно вдохнула дым. Вот же, работает, хоть и полежала в воде! Зря я тогда решила, что вещица испорчена…

Внезапно вспомнив, что зажигалка эта не простая, а заговоренная бабкой Лукерьей, я поперхнулась дымом и закашлялась.

Мама родная, что же я наделала! Колдунья, помнится, сказала напоследок: «Как встретишь своего парня, первым делом вернешь ему эту вещицу. Отдашь прямо в руки!» Именно это сейчас и произошло. Вещица перешла из моих рук прямиком в руки Андрея, а, значит, я только что совершила настоящий колдовской приворот. И что теперь будет, никому не ведомо. Возможно, этот приворот – обычная туфта, обманка, а бабка Лукерья – всего лишь алчная мошенница. На девяносто девять процентов – мошенница! Взять, к примеру, Татьяну… Тоже к Лукерье обращалась, однако не помог ей бабкин приворотик…

А вдруг на Андрея колдовство подействует?

«Стоп! – мысленно осадила я себя. – Ты, деточка, для чего с ним сегодня встретилась? Только не говори, что тебя к нему тянет! Совсем даже не тянет. Встретилась назло Егору – пусть не думает, что ты из-за него страдаешь! А еще потому, что боишься остаться совсем без жениха. Ты ведь боишься этого, правда? К тому же, ты по-прежнему хочешь утереть нос бывшей подруге Светке. Короче, у тебя как минимум три причины выйти замуж за Андрея. А коли так, нечего из себя невинность строить! Для достижения столь вожделенной цели, как замужество, все средства хороши. Кто-то как бы случайно „залетает“, кто-то к колдунье за помощью идет. Никто ведь потом не спросит, с чего это вдруг Андрей женился на Вике? Женился и все!»

Прикурив сам, Андрей попытался вернуть мне зажигалку.

– Не надо, – загадочно улыбнулась я. – Возьми себе, пригодится!

– Спасибо, – небрежно бросил он, убирая вещицу в карман.

Я отстраненно курила, обдумывая свои дальнейшие действия, как вдруг заметила, что Андрей исподтишка меня разглядывает. Он и раньше, бывало, меня разглядывал, только взгляд у него тогда был другой – холодный, жесткий, оценивающий… Сейчас же я уловила в его взгляде нечто новое: неподдельный интерес, удивление, даже восхищение. Что бы это могло означать?

– Андрюш, ты почему так на меня смотришь?

– Слушай, Вика, ты такая красивая! Ты похожа на королеву эльфов из «Властелина колец». Странно, что я раньше…

Внезапно смутившись, Андрей опустил глаза, но тут же вновь восхищенно взглянул на меня.

От этого взгляда я слегка растерялась. Да что это значит, в конце концов?! Неужто Андрей наконец-то в меня втюрился?

Внезапное открытие не принесло мне радости. Ну, почему, почему он в меня не втюрился до злополучной поездки в Нелидовку?! Поймай я этот взгляд неделей раньше, я бы точно никуда не поехала – ни к бабушке в деревню, ни в Сочи. Не было бы нужды! Мужчина с таким взглядом податлив, как пластилин. Исполнит любое твое желание – только намекни! Ему можно запросто сказать: «Хочу в загс!», и он как миленький туда потопает. Да что там потопает – побежит!

Как все-таки жаль, что Андрей не влюбился в меня неделей раньше! Сейчас бы мы с ним, млея от счастья, готовились к свадьбе. А где-то в нелидовской глуши, в пустой деревенской библиотеке, листал бы пожелтевшие газеты рыжий парень, не ведая о том, что есть на свете некая Вика Ельцова. И все были бы по-своему счастливы – я, Андрей и этот незнакомый рыжий парень… А теперь? Кто из нас троих счастлив теперь? Андрей, похоже, счастлив – вон как глаза-то загорелись, даже немного страшно. Егор? Не знаю. Эта вчерашняя грусть в его глазах… Я же точно несчастна, но это поправимо. Я сильная, я справлюсь. Два-три дня, и Егор будет окончательно забыт.

Андрей, тем временем, не сводил с меня влюбленных глаз.

Неужели все дело в зажигалке? Да ерунда! Не могут чары какой-то вещицы быть сильнее моих природных чар! Зажигалка тут точно ни при чем. Просто Андрей, наконец-то, что-то во мне разглядел. Что-то новое, необычное, интригующее. Вот и весь секрет. А зажигалка – она и есть зажигалка. Нехитрый предмет для добывания огня, и ничего более. А хранящийся в моей сумке бабкин порошочек – просто пыль. Выбросить его, кстати, давно пора, а то еще рассыплется по всей сумке. Да и не нужен он мне больше – парнишка и так у меня на крючке!

Не думая о реакции Андрея, я достала из сумочки маленький пакетик, сняла с него резинку и развеяла содержимое по ветру. Мой спутник, как завороженный, смотрел на меня.

– Что это было? Наркотик? – удивленно спросил он.

– Наркотик, – соврала я. – Ребята в деревне угостили.

– А зачем выбросила? – тут же упрекнул он. – Сейчас бы покайфовали!

– Еще чего! – от души возмутилась я. – Ты же знаешь, как я к этому отношусь. И тебе категорически запрещаю. Узнаю, что порошочками балуешься, найду себе другого парня!

И Андрей, тот самый Андрей, который неделю назад после этих слов послал бы меня куда подальше, вдруг испуганно произнес.

– Я больше не буду. Честное слово!

Я открыла рот от изумления. Да что же это с парнем делается?! Не может человек так резко измениться. Притворяется он, что ли?

– Зачем ради меня приносить такие жертвы? – нарочно провоцируя его, сказала я. – Не проще ли найти себе другую девушку? А за меня не беспокойся! Парней вокруг пруд пруди. Вот, Паша, например… Он меня, между прочим, замуж звал. Я ему ответила, что подумаю…

Насчет Павлика я, каюсь, солгала. Никакого предложения руки и сердца от него не поступало. Но, думаю, будь я с ним полюбезней, предложения долго ждать бы не пришлось. К сожалению, Паша был абсолютно не в моем вкусе. Невысокий, плотный, с простоватым квадратным лицом. К тому же, как мне казалось, страшный зануда…

Осмысливая мои слова, Андрей постепенно менялся в лице. Его восторженная физиономия стала бледной и напряженной, а взгляд, казалось, сейчас прожжет во мне дыру.

– Зачем тебе Паша? – хрипло произнес он. – Он же просто урод. Лучше выходи за меня!

От неожиданности я уронила сигарету. Кажется, свершилось…

Свершилось! Мне только что сделали официальное предложение. Теперь я получу все, о чем когда-то мечтала: белое платье, воздушную фату, красавца-жениха, восторженных гостей, черную зависть в Светкиных глазах… Наверное, надо прыгать от счастья. Но прыгать от счастья почему-то не хотелось, Светкина зависть больше не грела, и уж совсем неприятно было думать о том, что случится после свадьбы: о том, как нас с Андреем торжественно погрузят в такси и отправят в уютное гнездышко, специально подготовленное для предстоящей ночи, как мы останемся там наедине, и, сколько ни тяни, мне придется снять свое подвенечное платье, как разгоряченный супруг потянет меня в постель, застеленную бельем ярко-красного, а, может, черного цвета…

Возбуждающе? Романтично? Да ничего подобного! Без любви все это пытка, настоящая пытка.

Вот если бы мне остаться наедине с другим, с тем, у кого густая ярко-рыжая шевелюра, прозрачные медовые глаза, обожженная на солнце красноватая кожа…

Тоска, как порыв ледяного ветра, мгновенно выстудила душу. Я сиротливо съежилась на скамейке.

«Не думай о нем, Вика, не думай о нем! Ты же сама все испортила. Не надо было тащиться на этот проклятый шабаш. Тоже мне, исследовательница аномальных явлений! В Нелидовке есть только одно аномальное явление, и зовут его – Егор Зверев. Только эту аномалию тебе и стоило изучать! Не думай, не думай, не думай! Со Зверевым все кончено. Не будет у тебя с ним первой брачной ночи, с ним вообще больше ничего не будет. Остается только забыть, и чем скорее, тем лучше. А кто поможет тебе забыть, если не Андрей? Не Павлик же, в самом деле! Пусть уж лучше будет Андрей…»

Я резко повернулась к своему спутнику.

– Что ты сейчас сказал? Повтори!

Интересно, как он поступит? Еще не поздно пойти на попятную, обратить все в веселую шутку. Если Андрей это сделает, я не обижусь, скорее, буду благодарна…

По-прежнему пристально глядя на меня, он четко произнес:

– Вика, выходи за меня замуж!

Надо же, даже не попытался увильнуть! Похоже, у парня и впрямь серьезные намерения. Выйду за него замуж, и будь что будет!

– Мне нужно подумать, – игриво сказала я, хотя уже все для себя решила.

– И сколько же ты будешь думать? – нервно поинтересовался он.

– Недолго. До вечера. А сейчас я, пожалуй, пойду.

– Не уходи, Вика! – заискивающе попросил он. – Побудь со мной еще немного.

– Нет, мне пора, – отрезала я, решительно поднимаясь с лавки, и быстрым шагом рванула к выходу из парка. Андрей, как собачонка, семенил за мной. Меня это ужасно злило: «Ну, почему бы ему не оставить меня в покое, хотя бы до вечера?»

Но он был назойлив, как осенняя муха. Шел за мной до самого дома. Перед подъездом зачем-то крепко прижал меня к себе. Хотелось его оттолкнуть, но было как-то неловко – жених все ж таки! Мы постояли, прижавшись друг к другу. Запах Андрея, гремучая смесь французского одеколона и мужского пота, меня уже просто бесил. Я попробовала высвободиться из объятий, но он меня не отпускал. Тогда я с раздражением бросила: «Ну, все, отстань! Надоело!», только тогда он нехотя убрал руки с моей талии.

Нет, это определенно был не Андрей! По крайней мере – не тот капризный и своенравный Андрей, которого я знала прежде. Тот Андрей не снес бы и намека на пренебрежение – помахал бы ручкой и был таков (мол, не ценишь, ну и катись, найдем другую!). Этот же вовсе не замечал обиды. Казалось, он безропотно проглотит любое оскорбление, любое изощренное издевательство с моей стороны. Всего-то пять дней отсутствия, и такой немыслимый, ошеломляющий результат! Может, все-таки бабкин приворот?

Когда мы поднимались на лифте, я уже просто изнывала от присутствия рядом Андрея. И этот его неотрывный, обожающий взгляд… Еще немного, и я не выдержу, сорвусь, закричу.

Выйдя из лифта, я жестко заявила: «Все, пока. Звони мне вечером!», и быстро захлопнула перед Андреем дверь. Долго смотрела в глазок, наблюдая как он нервно курит на площадке. Наконец, он вошел в лифт и поехал вниз. В растерянности я походила по комнатам, затем набрала номер маминого телефона.

– Что случилось, доченька? – озабоченно спросила мама.

– Андрей только что сделал мне предложение.

Возникла пауза. Мама спешно переваривала неожиданную информацию.

– Вот как? Ты ему уже ответила?

– Нет. Сказала, что подумаю до вечера.

– Вот и правильно! Теперь сядь и хорошенько подумай, стоит ли вообще выходить за него замуж. Мое мнение тебе известно – не стоит. Но давить на тебя, Викуся, не собираюсь. Твоя жизнь, тебе и решать! Выходи, за кого хочешь… Только, прошу тебя, как следует подумай!

– Хорошо, мама, – невесело сказала я, кладя трубку.

Глупо было надеяться, что она запрыгает от радости. Андрей ей никогда особенно не нравился (поступи предложение от Павлика, мама проявила бы гораздо больший энтузиазм). Но могла бы хотя бы поздравить меня с победой! В конце концов, план с внезапным отъездом в Нелидовку принадлежал именно ей. И, между прочим, сработал на все сто. Теперь мне не надо ехать с Андреем в Сочи, рискуя по возвращению остаться не у дел. Я и так выхожу за него замуж! Чего же она еще хочет?

Может, всего лишь счастья для дочери?

Эх, если б Андрей не нравился только моей маме! Мне он тоже больше не нравится. И вовсе не потому, что парень так уж плох – есть у него, конечно, изъяны, но где вы видели людей без изъянов? Просто я неожиданно влюбилась в другого. Так глупо и не вовремя. И так безнадежно… А этот другой мне внятно дал понять – уезжай! И что мне теперь делать? Вернуться в Нелидовку и бегать за Егором? Сидеть в Москве и терпеливо ждать, когда он вспомнит обо мне?

А если ждать придется всю жизнь? Как Кончите из «Юноны и Авось», всю жизнь прождавшей заезжего русского графа… Граф, по крайней мере, обещал вернуться – он же не знал, что погибнет на пути в Россию! Мне Егор вообще ничего не обещал. Значит, и ждать нечего. Переступить через себя и все-таки выйти замуж за Андрея, тем более, что он сейчас такой влюбленный! Сначала, конечно, будет трудно, но потом все как-нибудь образуется. Недаром говорят: «Стерпится, слюбится».

До вечера Андрей не выдержал. Не прошло и двух часов с момента моего возвращения, как раздался телефонный звонок и на определителе высветился его номер. Сняв трубку, я быстро сказала: «Да».

– Вика, это Андрей, – несмело промолвил он.

– Можешь не представляться! – фыркнула я. – У меня же АОН.

– Ты ничего не хочешь мне сказать?

Хорошо, что он не видит моего лица! Боюсь, оно выражает совсем не те чувства, на которые надеется Андрей.

– Я тебе уже все сказала. Когда сняла трубку.

Он растерянно замолчал. Потом, сообразив, радостно прокричал.

– Это значит – да? Ты согласна выйти за меня?

– Да, согласна, – скривившись, словно надкусила лимон, подтвердила я.

– Тогда мы завтра идем подавать заявление. Давай на нашем месте в девять!

Повернувшись к зеркалу, я выразительно покрутила пальцем у виска. Все-таки жаль, что он меня сейчас не видит!

– А почему не в восемь?

– Правильно, давай в восемь!

– Андрей, ты что, совсем тронулся? – не выдержала я. – Зачем вставать в такую рань? Загс никуда не убежит! В одиннадцать будет в самый раз.

– Ладно, – неохотно уступил он, – пусть будет в одиннадцать.

– И в какой загс мы поедем? – язвительно спросила я, надеясь посадить его в лужу.

Он, конечно, не заметил язвительного тона. С недавних пор он многое перестал замечать.

– Как это – в какой? Конечно, на Грибоедова.

В итоге в лужу села я. Подумать только, он знает, где находится загс!

А со следующего дня все завертелось и замелькало, как в калейдоскопе.

Сначала мы с Андреем отправились в загс на Грибоедова. Нам назначили регистрацию на сентябрь, но жених стал настаивать на июле. Доводы, что на июль все часы давно расписаны, на него не действовали. Он то кричал, то слезно умолял, то грозил сотрудницам жалобами во всевозможные инстанции. Когда же нас уже собирались выставить за дверь, Андрей неожиданно согласился «хотя бы на август». В итоге регистрацию перенесли на пятнадцатое августа (вместо какой-то рассорившейся пары).

Потом мы с мамой долго ездили по магазинам, выбирая свадебное платье и фату. Платья мне упорно не нравились – то фасон не тот, то вырез неподходящий, то бантики пришиты не к месту. Наконец, остановились на простом гипюровом платье, а от фаты и вовсе отказались, предпочтя ей ободок с белыми кружевными цветами. Белые туфли к платью я подбирала одна. Искала элегантные лодочки на высокой шпильке, а купила маленькие лаковые балетки совсем без каблука. К туфелькам подобрала лаковую сумочку на цепочке, размером с крупный кошелек. Перчатки поначалу брать не хотела, но уж больно хороши оказались – прозрачные, бело-дымчатые, изящно облегающие руку до самого локтя. В итоге взяла и перчатки.

Когда я примерила наряд невесты в полном комплекте, то сама себе напомнила панночку из «Вия» – красивую, печальную и какую-то неживую. Не доверяя собственным глазам, я позвала маму. Он вошла, придирчиво окинула меня взглядом, обошла вокруг и, наконец, промолвила:

– Может, тебе волосы перекрасить? В рыжеватый или золотистый цвет…

– Зачем? – удивленно спросила я.

– Уж больно на панночку из «Вия» похожа!

Я начала хохотать, как безумная. Чуть позже, узнав, в чем, собственно, дело, ко мне присоединилась и мама. От перекраски волос я решительно отказалась, а чтобы разрушить образ панночки, решила поменять прическу и нанести побольше румян.

Потом мы с Андреем мотались по центру, выбирая ему костюм. Костюм требовался непременно черный или темно-синий. Жених перемерил штук тридцать, и все как один я забраковала – в черном он напоминал мне эсэсовца, в темно-синем – таможенника. Тогда он примерил серый в полоску, и этот костюм понравился нам обоим. На Андрее сидел, как влитой, разве что вид был немного не свадебный…

– Давай еще поищем, – предложил Андрей.

– Нет, пусть будет этот! – отрезала я.

– Хорошо, – тут же согласился жених и понес костюм к кассе.

Потом моя мама и родители Андрея отправились заказывать банкетный зал. Перед этим у нас с мамой состоялся очень трудный разговор.

Началось с того, что мама предложила мне выбрать ресторан, а я категорически отказалась, заявив, что заранее согласна на любой, даже самый затрапезный, на любую музыку и любое меню.

Внимательно посмотрев на меня, мама горестно покачала головой.

– Ты еще не передумала насчет свадьбы? – тихо спросила она.

– Не передумала, – опустив голову, промолвила я.