Текст книги "Блуждающий свет за окном"

Глава семнадцатая. Бред сумасшедшего

– Вика?

Голос был хриплым, раздраженным, но вполне обычным. Нормальный человеческий голос. Неужели это произнесло… оно?

– Почему ты здесь?

Без сомненья, это сказало оно. Как ему удается говорить? У него же нет рта! Или все-таки есть?

– Я… Я пришла поговорить с тобой… с ним…

– Так все-таки со мной или с ним?

Теперь в голосе слышалась усмешка – смесь злого сарказма и горькой иронии. Мастерская имитация человеческих чувств!

– С Егором, – с трудом выдавила я.

– Ах, с Егором! Ну, тогда проходи в комнату.

И он толкнул дверь, но не ту, что вела в комнату Прасковьи, а с противоположной стороны коридора.

– Проходи! Я сейчас зажгу свет.

Яркий свет стосвечовой лампы и очередное превращение. Теперь это вновь Егор, но какой-то чужой, незнакомый. По-хозяйски уселся на мягкий диван и рукой показал мне на стул у окна. Да я и сама бы не села с ним рядом. Ни за что бы не села!

На стуле валялись какие-то бумажки и шариковая авторучка. Смахнув бумажки, я присела на край сиденья и стала нервно крутить авторучку в руках.

– Так что ты хотела мне сказать?

Действительно, что? Что я, несмотря на все старания, не сумела забыть рыжего деревенского парня? Что, бросив красавца-жениха, сломя в голову примчалась в Нелидовку, потому что всерьез решила стать Викторией Зверевой?

Именно это я собиралась сказать Егору, когда ехала из Москвы на электричке, когда тряслась по дорожным ухабам в раздолбанном автобусе, когда смотрела из темноты улицы на единственное во всей деревне святящееся окно. Но теперь… Есть ли в моих признаниях хоть какой-то смысл?

– Я… не помню. Вылетело из головы.

– Так уж все вылетело? Ну, если не помнишь, иди домой. Надеюсь, ты будешь молчать о том, что здесь видела?

Раньше я не знала, что такое внутренняя раздвоенность, сейчас же ощутила ее в полной мере. Одно из моих «я» стремилось сорваться с места и упорхнуть в темноту ночи, поскольку и ночь и темнота внушали меньший ужас, чем этот субъект напротив, но вот другое «я» уйти категорически отказывалось, словно еще на что-то надеялось, словно все еще кого-то любило…

Я замотала головой.

– Сначала скажи, что с тобой происходит? Ответь мне, пожалуйста,… Егор!

Его имя далось мне с трудом, но произнеся его, я сразу почувствовала себя уверенней, словно обычное человеческое имя дало мне некую власть над этим кошмарным существом.

– Тебе страшно, Вика? – как-то уж очень сочувственно, совсем по-человечески, спросил Егор. – Признайся, страшно?

Если его поведение и было имитацией, то совершенно гениальной!

– Немного… Но ты не ответил…

– А, знаешь, мне тоже страшно. Очень страшно. И с каждым днем все страшнее.

– Тебе тоже страшно? Но почему?

Он закинул ногу на ногу. Я лишь сейчас заметила, что на ногах у него совершенно мокрые кроссовки, и что брюки снизу тоже мокрые. Гуляя ночью по лесу, он явно забрел в одно из многочисленных окрестных болот. А еще говорит о каком-то страхе!

– Потому, что я не знаю, что со мной происходит. Но я меняюсь, и эти перемены мне очень не нравятся.

– Тебе не нравится быть оборотнем? – удивленно спросила я.

– Я вовсе не оборотень! – со стоном воскликнул он. – Я человек, Вика! Я такой же человек, как и ты, или почти такой же. И я ни в кого не превращаюсь, просто мое тело светится в темноте. Со стороны, не спорю, выглядит жутко, но это просто свечение, аура, и не более того!

– Так это всего лишь аура?!

– Представь себе.

Я ощутила, как страх мгновенно сменяется облегчением, а облегчение – бурным ликованием (так, наверное, чувствует себя арестант, которому смертный приговор в последний момент заменили помилованием).

– Та самая аура, что есть у каждого человека?

(Спасибо книжке из местной библиотеки, что бы я без нее делала!)

– Естественно.

– И ты никакой не оборотень? Просто твоя аура более насыщенная, чем у других, настолько насыщенная, что в темноте ее видно обычным глазом?

– Наконец-то, дошло.

Я шумно выдохнула воздух. Оказывается, все не так уж страшно. Егор не оборотень, а обычный человек с немного необычной аурой. Откуда у него такая аура – не так уж важно. Возможно, что-то с обменом веществ или какая-то наследственная мутация… В любом случае – пустяки!

– Если бы дело было только в этом, – печально изрек Егор. – Свечение меня не пугает, хотя и создает довольно большие неудобства: нет-нет, да и попадешься кому-нибудь на глаза; даже ты меня засекла, пришлось срочно выдумывать «плазмоид»! Свечение – всего лишь оберточная бумага, в которую завернута главная проблема, та, что у меня внутри. Проблема в том, что я неуклонно меняюсь.

Осознав, что самое страшное уже позади, и Егор ни в кого не превращается, я позволила себе легкую иронию. У него явно какой-то комплекс, а с банальными комплексами и заморочками мы как-нибудь справимся!

– Что, ощущаешь в себе пробужденье неведомых сил?

Зверев, наконец-то, расслабился. Его вальяжно-вызывающая поза сменилась обычной позой усталого человека. Быстро взглянув мне в глаза, он невидяще уставился на свои мокрые кроссовки.

– Все с точностью до наоборот. Я ощущаю полную потерю сил и, одновременно, утрату интереса к окружающему. Исчезают желания, стремления, гаснет воля. Все постепенно утрачивает смысл. Меня уже почти ничто не заботит и не волнует. Ничто, кроме одного.

– Кроме чего? – мгновенно встрепенувшись, спросила я.

Сейчас он поднимет на меня свои медовые, в рыжеватых крапинках глаза, печально вздохнет и скажет: «Кроме тебя, Вика!» Я была почти уверена, что услышу именно эти слова. Но он сказал совсем другое…

– Знаешь, ведь я родился не здесь. Мы с мамой…

Ах, вот он о чем!

– Послушай, Егор, – довольно резко оборвала я рыжего. – Я в курсе, что ты родился не здесь, а где-то на Кавказе – «добрые» люди просветили. И лично я не вижу в этом никакой проблемы!

Не поднимая глаз, Егор заговорил вновь.

– Я и сам прежде считал себя южанином. Но теперь думаю, что мы с мамой вовсе не оттуда. Меня одолевают какие-то странные грезы. Словно я вспоминаю свою родину, и она совсем не на Кавказе… Намного ближе, но в то же время несоизмеримо дальше. До Кавказских гор можно доехать на поезде, а до моей родины… Нет, поездом туда не доедешь, и даже самолетом не долетишь. А вот пешком дойти возможно… Если очень сильно повезет!

Он, наконец-то, поднял на меня глаза. Их отсутствующее выражение мне не понравилось.

– И давно у тебя эти фантазии? – осторожно поинтересовалась я.

– Не очень. С тех пор, как появилось свечение.

– Расскажешь, как оно появилось?

– Слишком уж ты любопытная!

– Пожалуйста, Егор!

– Ладно, слушай, – вздохнув, уступил он. – Случилось это чуть больше года назад. Я учился на пятом курсе, готовился к защите диплома. Из общежития тогда уже съехал и снял комнату у одинокой старушки. Но вовсе не для того, чтобы жить там отшельником! Девчонок к себе каждый вечер водил, благо старушка не препятствовала. Однажды познакомился на танцах с девчонкой – такая, знаешь, оторва, совсем без комплексов. Сама ко мне «на кофе» напросилась. Идем мы от метро по переулку, темно уже, народу мало. Оба порядком навеселе, смеемся, толкаемся, дурачимся. А она мне вдруг говорит: «Чем это ты таким намазался, что светишься в темноте? Прикольно! Я тоже светиться хочу!» Я смеюсь в ответ: «Ну, ты, подруга, напилась! Скоро черти мерещиться будут». Глянул на свою руку, а она и впрямь светится – легкая красноватая аура вокруг пальцев, почти совсем незаметная, не то, что сейчас…

В первый момент я даже не испугался. Смотрю на свою руку, глазами хлопаю, никак не пойму, в чем дело. Потом внезапно вспомнил о матери (она ведь у меня тоже в темноте светилась!), и как-то разом протрезвел. Девчонку ту пьяную прогнал, не до нее мне стало. В мозгу словно какой-то шлюз открылся, фантазии, грезы вдруг нахлынули. Яркие такие… и в довольно странной цветовой гамме.

– И что же тебе тогда привиделось?

– А привиделся мне некий «красный мир». Там все совсем другое, не такое как здесь – пейзажи, растения, птицы, животные… Там листья, и трава, и небо красного цвета. Ты можешь представить небо красного цвета?

– Как на закате солнца? – неуверенно предположила я.

Егор мечтательно улыбнулся. Теперь он смотрел не на меня, а куда-то очень далеко. Похоже, он действительно грезил. Зрачки его лихорадочно блестящих глаз слегка двигались, словно он и сейчас созерцал то, о чем повествует.

– Не совсем. На закате небо красное у самого горизонта, а в том мире – и у горизонта, и прямо над головой. И вода там тоже красная: в морях и озерах темная, как кровь, в ручьях и лужах – прозрачная, как розовое вино. И солнце красновато-оранжевого цвета… И волосы у людей словно красная медь… Куда ни глянь – всевозможные оттенки красного, оранжевого, терракотового! Другие цвета тоже присутствуют, но в небольшом количестве. Почва, например, черная, песок у реки – серый, одежда на людях разноцветная…

Мне грезилось, что я еще маленький и живу в большом доме со своей мамой. Возле нашего дома растут огромные красные деревья со стволами в три обхвата и маленькие багровые кусты, усыпанные очень сладкими оранжевыми ягодами. По двору бродят животные, похожие на здешних коз, только безрогие и с рыжей шерстью. А в доме обитает маленькое красноватое существо, теплое и пушистое, вроде кошки.

А какой у нас там дом! Не дом, а домище из толстенных розовато-коричневых бревен. Он почему-то обтекаемой формы, с небольшими, словно иллюминаторы, окнами и снаружи похож на перевернутый вверх дном корабль. Внутри дома никаких перегородок, все пространство – одна громадная комната. В комнате две лежанки (одна широкая, на ней спит мать, другая поуже, для меня), резные шкафчики, установленные друг на друга в виде пирамиды (внизу большой, на нем поменьше, сверху – самый маленький), массивная печь из каменных блоков…

Еще мне привиделась страшная буря! Мы с мамой сидим на лежанке, с испугом смотрим в окна, а снаружи ветер ломает огромные ветки и вырывает с корнем кусты. Одна из веток с ужасным грохотом падает на крышу, дом вздрагивает, но остается цел. Возле окна стоит мужчина в синем комбинезоне и придерживает рукой оконную раму. Высокий, красивый, рыжеволосый! И этот мужчина – мой отец…

Потом вспомнился еще один эпизод. Мы с мамой гуляем у кромки леса, собираем на опушке ягоды – такие мелкие, кисло-сладкие, вроде здешней брусники, и не чувствуем приближения бури. Внезапно слышим протяжное завывание ветра – надвигается мощный ураган. Подхватив меня, мама бежит вглубь леса, туда, где деревья гуще. Мы забиваемся в какую-то яму между корнями и сидим в ней, пока не стихает ветер. Затем выбираемся наружу и идем к дому. Но вскоре понимаем, что заблудились. Уже давно должны бы выйти на опушку, а впереди не видно ни малейшего просвета. Мы еще долго плутаем, потом входим в какой-то реденький туман и внезапно оказываемся в темноте. Нет, не в кромешной тьме, а как бы изо дня попадаем в ночь, но не в обычную ночь, а словно на черно-белом снимке. Небо над нами не багровое, а черное, звезды почему-то белые. Нас окружают какие-то деревья конической формы. Дотронувшись до одного, мама в ужасе вскрикивает: «Ой, на нем колючие иголки!» Потом она подхватывает меня на руки и бежит, не разбирая дороги. Временами спотыкается о коряги, временами что-то хлюпает у нее под ногами… Наконец, она выбегает в поле, где нас и застает рассвет. То, что мы видим вокруг, похоже на кадр из фильма ужасов: небо какого-то жуткого синего цвета, ослепительное бело-желтое солнце, темно-зеленый лес с ужасными игольчатыми деревьями, ядовито-зеленая трава в поле и два ряда странных разноцветных домишек за полем. Мы идем к домам и возле одного из них встречаем моложавую женщину. У нее бледная кожа, блеклые волосы, светло-серые глаза и необычное имя – Прасковья…

– А дальше? – невольно заинтересовалась я.

– Дальше… – Егор помолчал. – А что, собственно, дальше?. Обычные детские воспоминания – отрывочные, нечеткие, подернутые рябью времени. То, что я помнил всегда. Вот мама идет от колодца с двумя ведрами и улыбается мне. Вот бабушка возится на грядке, наклонившись почти до земли. Вот мы с мамой куда-то бредем по ночному лесу, вокруг темно, но от мамы исходит свет. Потом вдруг чей-то дикий крик и сразу выстрел. Мама падает, а я, размазывая слезы, бегу к деревне.

– Хватит, Егор, не надо!

– Ладно, не буду. Я просто хотел, чтобы ты поняла – мои грезы не похожи на обычные сновидения, они гораздо ярче и последовательней. Они такие… как будто все случилось буквально вчера! Я вижу мелкие детали, подробности: трещинки на стволах красных деревьев, узкие бороздки на красных листьях, темный узор на крыльях рыжего жучка.

– Ты, наверное, фантастику любишь читать? – сочувственно спросила я.

– Когда-то очень любил.

– Оно и видно. Ты слишком уж уверовал в свои фантазии. И где же он – мир твоих грез? На другой планете?

Егор ответил не сразу:

– Не думаю. Если вспомнить, как мы сюда попали, то он где-то совсем близко. Он где-то рядом, просто существует в другом пространстве. Надо только найти переход! Он остался в хвойном лесу.

– Так это его ты ночью искал? – внезапно озарило меня.

– Искал, и продолжу искать, – слегка смутившись, ответил Егор.

– Ночью?

– Я пробовал искать днем, исходил весь лес вдоль и поперек, пока не понял – днем там делать нечего, слишком яркий свет. Теперь вся надежда на ночь. В месте перехода должно быть красноватое свечение от проникающих сюда лучей красного солнца…

– О, господи! – в сердцах воскликнула я. – Теперь мне все ясно!

– И что же тебе ясно? – устало поинтересовался он.

– Что ты просто сдвинулся. Очнись, Егор! Какой еще красный мир! Тот мир – целиком твоя фантазия. Я, знаешь ли, тоже люблю помечтать, и порой в моих мечтах все уж очень подробно, вплоть до «узора на крыльях жучка». Но я никогда, слышишь, никогда, не путала фантазии с реальностью. Ты же взрослый, Зверев, ты старше меня! Как ты можешь быть таким… наивным?

В ответ на мой выпад Егор болезненно поморщился.

– Ты можешь считать меня наивным, сдвинувшимся… Но объясни тогда, откуда у меня свечение?

– Для него могут быть десятки причин, – легкомысленно заявила я. – Подумаешь, свечение! У кого-то утюги к телу прилипают, кто-то внутренности у других видит, а у тебя всего лишь свечение!

– Но откуда эти слабость и бессилие, почему я теряю интерес к жизни? Я ведь раньше был совсем другим – волевым, веселым, энергичным, а теперь стал пустым, как воздушный шарик. Я уже почти ничего не хочу, осталось лишь одно желание – отыскать красный мир и вернуться туда. Что со мною, Вика?

Я с сомнением посмотрела на него.

– Слабость и бессилие, говоришь? Потеря всяческих желаний? А как же твоя диссертация, над которой ты каждый день корпишь в библиотеке? По-моему, она требует немалых усилий.

Я рассчитывала загнать его в угол, но он лишь рассмеялся. Невесело так, устало…

– Диссертация? Не существует никакой диссертации. Выдумка это, бутафория. Надо же было как-то объяснить Прасковье мою возню со старыми газетами! Я надеялся найти в них что-нибудь о переходе. Пусть не точные координаты, хотя бы примерную зону поиска. Ну, скажем, где-то люди бесследно пропадали, или странные явления наблюдались… Взять, хотя бы, здешнюю погодную аномалию. Она наверняка связана с наличием в окрестностях перехода! Но границы аномалии слишком широкие, не меньше десяти квадратных километров. Вот если б в этих границах выделить небольшой участок! Я прочел все старые подшивки от корки до корки. Потом по второму разу, и по третьему… Зря старался, ничего полезного в них нет. Остается одно – искать переход, методично прочесывая окрестный лес.

Егор горестно покачал головой.

– Я знаю в этом лесу каждую тропинку, я помню в нем все елки наизусть. И никаких следов перехода! Не понимаю, в чем моя ошибка. Он должен быть где-то в этом лесу.

«Совсем парень сбрендил! – с внезапным ожесточением подумала я. – Придумал красивую сказку про „красный мир“, и сам же в нее поверил. Теперь у него идея фикс – вернуться на „родину“. Вот только мне в этой сказочке места нет».

– Послушай, Егор, – сказала я внезапно охрипшим голосом. – Допустим, переход действительно где-то существует… Зачем тебе его искать? Ты же вырос здесь! Тут твоя родина, а не там. Прасковья тебя очень любит, и не только Прасковья…

На последние слова он даже не обратил внимания. Или сделал вид.

– Ты не понимаешь! – раздраженно бросил он. – Со мною явно что-то не так. Я устал так жить, да и не жизнь это вовсе! Я знаю, я чувствую, что мне нужно вернуться.

Егор сердито отвернулся и замолчал. Я тоже молчала, обдумывая положение.

Кое в чем Егор прав – его жутковатое свечение действительно лишь малая часть проблемы. Главная проблема в другом. Егор одержим безумной идеей, а на мне поставил жирный крест. Не нужна я ему, совсем не нужна!

– Напрасно девица надеялась… – тихо пробормотала я себе под нос.

Сейчас он вновь сделает вид, что не слышит.

Но рыжий услышал и посмотрел на меня внимательно, почти сочувственно.

– И на что же она надеялась?

– Пустяки. Теперь уже не важно.

– Ладно, не хочешь – не говори.

От злости и обиды у меня внезапно запульсировало в висках. Вот как? Ему даже не интересно? Свои проблемы раздул до небес, а о моих и знать не хочет? Нет, пусть знает! Может, говорить ему о чувствах и бессмысленно, но скрывать их не менее бессмысленно. А когда все лишено смысла, можно не думать о последствиях.

– Дура была! Нафантазировала всякого. Ну, будто я тебе нравлюсь. Тот поцелуй в библиотеке…

Егор мгновенно помрачнел.

– За поцелуй – прости. Не надо было тебе голову морочить.

Я всем корпусом подалась вперед, пытаясь заглянуть ему в глаза.

– Но тебе ведь хотелось, правда, несмотря на пресловутую «потерю желаний»? Хотелось, как и мне?

– Хотелось, – вздохнул он. – Иногда желания просыпаются, но это быстро проходит.

– Но я-то не знала, что у тебя это «быстро проходит»! Я-то думала, что ты нормальный. Мне тогда показалось, что ты… что мы… Я ведь так и не поняла, почему ты меня прогнал.

– Просто ты оказалась неопытной девчонкой. Не захотел портить тебе жизнь. Думал, уедешь и забудешь обо мне. Кстати, почему ты просто не уехала? Зачем тебя на этот проклятый шабаш понесло?

– А назло тебе понесло! Не хотелось весь вечер сидеть в избе и плакать из-за того, что меня бросили. Надеялась, отвлечься, увидеть разные чудеса. Чудес там было даже с избытком… – Я невольно поежилась. – А когда ты спас меня от Савелия, я окончательно в тебя втрескалась.

Упомянув Савелия, я покраснела и сбивчиво забормотала.

– Я ж под ним оказалась не по доброй воле. Ты ведь понял это, Егор? Пыталась сбежать, да он догнал. Он ведь просто пес поганый! В жизни бы с ним не стала. Ты мне веришь?

– Конечно, верю. Прости меня, Вика, я не думал…

– О чем ты не думал? – с невольным упреком воскликнула я. – Что я могу в тебя втюриться? Втюрилась, вот… Ничего уж с этим не поделаешь. Ответь мне Егор, только честно. Я тебе совсем-совсем не нравлюсь?

Он долго молчал, грустным взглядом изучая меня. Потом вдруг спросил:

– Зачем тебе это, Вика?

– Что зачем?

– Эти проблемы со мной! Мало того, что я «оборотень» и в сумерках вынужден скрываться от людей, от меня вообще никакого толку. Я не могу быть полноценным мужем, понимаешь? Я не способен обеспечивать семью, я не могу выполнять супружеские обязанности. Со мной тебя ждет унылое, нищее существование. На что тебе одержимый странными идеями, никчемный иждивенец? Езжай в Москву и забудь обо мне.

Я до боли стиснула пальцы рук и закусила нижнюю губу. Что, дождалась признания? Теперь смотри не расплачься! Похоже, он действительно тебя не любит. Еще и советы дает – уехать и забыть. Как будто это так просто! Между прочим, я уже пыталась. И что в итоге? Примчалась в Нелидовку и унижаюсь тут перед ним…

– А если меня устроит такая жизнь? – угрюмо возразила я. – Если мне все равно как, лишь бы с тобой?

– Так уж и все равно? – едко усмехнулся он.

– Думаешь, я шучу? Вовсе нет! В последнее время я многое о себе поняла. И вот что я скажу тебе, Егор… Я смогу жить без городских удобств и комфорта, без театров, концертов и прочих развлечений… Без подруг и друзей тоже смогу. А без любви – нет! Без любви я просто зачахну.

– А без секса – сможешь?

– Запросто!

Он коротко рассмеялся, потом, взглянув на часы, откинулся на спинку дивана. Видимо, мой визит его порядком утомил.

– Послушай меня, девочка! Любовь к тебе еще придет, и даже не один раз. Ты обязательно будешь счастлива. Возвращайся обратно в Москву, а меня забудь. Пока остаются силы, я буду искать переход. Увы, надежда тает с каждым днем, возможно, переход куда-то сместился… Но это мои проблемы, не твои. Возвращайся в Москву, Вика!

– И это все, что ты можешь мне сказать? Это твое последнее слово, Егор?

– Да. Уходи, Вика. Уходи, я смертельно устал. И выключи, пожалуйста, свет.

Я невольно взглянула на окно – сквозь плотные темные шторы в комнату пытался пробиться желтый солнечный луч. Опустив голову, я молча вышла за дверь. В руках у меня осталась дешевая пластмассовая авторучка.