Текст книги "Блуждающий свет за окном"

Она беспомощно развела руками.

– Я тебя не понимаю, Вика. Я уже давно ничего не понимаю. Предсвадебные хлопоты тебе явно в тягость. Только не спорь, я же вижу! Глаза невесты должны светиться от счастья, так было у меня перед свадьбой с твоим отцом. А твои глазки все время грустные и пустые, словно ты готовишься не к замужеству, а к заточению. В чем дело, Вика? Может, ты разлюбила Андрея? Еще не поздно все отменить.

И тут я не выдержала. Слезы предательски покатились из моих глаз, сначала одиночно, скупо, затем вдруг хлынули обильным, неукротимым потоком.

– Вика, девочка, да что с тобой? – испугалась мама. – Это Андрей, да? Он обидел тебя? Расскажи мне, что он натворил! Вы с ним… были близки? Он был груб, он сделал тебе больно?

– Да нет же, нет! – тихо пролепетала я, давясь слезами. – Не спали мы с ним, и он не делал мне больно. Дело вообще не в Андрее!

– А в ком же, дочка? – спросила мама, ласково обнимая меня за плечи.

У меня больше не было сил молчать – боль разрослась внутри раковой опухолью, разъела душу и мощно рвалась наружу. И не было больше преграды, способной ее остановить.

– Мама, мамочка! Ты его не знаешь. Его зовут Егор. И он, он… не любит меня!

– Боже мой! – ошеломленно произнесла мама. – Так ты выходишь за Андрея только для того, чтобы забыть этого Егора?

Каким же абсурдным ей, наверное, казалось мое поведение! Какой неисправимой дурой я была в ее глазах!

– А если и так?! – отчаянно и зло выкрикнула я. – Что тогда? Что? Ты запретишь мне выходить замуж? Даже не пытайся, мама! Это моя жизнь, и мне ею распоряжаться. А я не желаю, слышишь, не желаю всю жизнь страдать по какому-то рыжему придурку! Я хочу его забыть. Совсем забыть, понимаешь? И Андрей мне в этом поможет.

– Но Андрей… – обескураженно пролепетала она. – Он же ни в чем не виноват.

– Нашла кого жалеть! – усмехнулась я. – Ты только вспомни, как он поступил со Светкой. Он и со мной бы так поступил, да не на ту напал!

На маму было жалко смотреть, ее красивое лицо выглядело совершенно потерянным. Внезапно осознав, что говорю ужасные вещи, я сменила аргументы.

– И потом… Андрей же мне нравился до встречи с Егором! Очень даже нравился. Как только я забуду рыжего, я вновь полюблю блондина. Вот увидишь!

– Ох, Викуся… – шумно выдохнула мама. – Не знаю, что и делать. Ты меня сейчас совсем огорошила. Может, подождать с рестораном?

– Не надо ждать, мам, – устало попросила я. – Поверь, все у нас с Андреем будет нормально. А Егор – это так, блажь… Минутное увлечение, от которого скоро не останется и следа. Поверь мне, все будет хорошо!

С застывшим лицом мама медленно пошла к выходу. Уже на пороге обернулась, несколько секунд пристально смотрела на меня, потом все-таки ушла. Вечером я узнала, что зал в ресторане заказали. Осталось лишь просмотреть список гостей и написать всем приглашения. Я в тот вечер долго корпела над ними и, закончив, показала маме.

– Ты забыла бабу Машу, – перебрав открытки, укоризненно сказала она.

– Никого я не забыла, – обиделась я. – Просто я не доверяю тамошней почте. А вдруг открытка не дойдет до Нелидовки? Нет, бабе Маше лучше позвонить! Кстати, ты давно ей звонила?

Мама добродушно усмехнулась.

– Неделю назад. От тебя ведь не дождешься.

– И что же она рассказала… – начала я, но тут же осеклась.

Ясно же, что ничего она маме не рассказала, иначе я бы уже получила по первое число!

– И что же она сказала, – вновь начала я, делая ударение на слове «сказала», – о предстоящей свадьбе? Одобрила, конечно?

Мама пожала плечами.

– Скорее, удивилась…

На следующий день, едва только мама ушла на работу, я открыла ее телефонную книгу и долго рылась в ней. Наконец, мне попался номер с московским кодом, напротив которого значилось: «Нелидовка, магазин, позвать Марию Ельцову».

Ощущая мелкую дрожь во всем теле, я стала медленно набирать десятизначный номер. На седьмой цифре у меня внезапно перехватило дыхание, а на девятой трубка едва не выскользнула из влажных от пота ладоней.

Почему я так трясусь? Я же просто звоню бабушке, чтобы поделиться своей радостью (которой на самом деле вовсе нет!), сообщить, где и когда состоится свадьба. Ну, и заодно, узнать последние новости. В конце концов, я просто обязана это сделать. Возможно, следствие еще не закончено, и следователю вновь нужны мои показания…

Закончив набор, я стала ждать. Трубку сняли после шестого гудка. Даже не верилось, что я так легко дозвонилась до Нелидовки.

– Да! – ответил хрипловатый и немолодой женский голос.

– Позовите, пожалуйста, Марию Степановну Ельцову, – с замирающим сердцем попросила я.

Переговариваясь с кем-то у прилавка, женщина равнодушно бросила в трубку:

– Оставьте свой телефон, Мария вам перезвонит.

Я продиктовала номер и стала ждать. Звонок раздался минут через пятнадцать. По звуку он был неотличим от московского, но я сразу почувствовала, что звонок «оттуда» и мгновенно схватила трубку.

– Оля, это ты? – взволнованный бабушкин голос раздался громко, словно из соседней комнаты. – Что-то с Викой?

«Да, бабуленька, да! – хотелось крикнуть мне. – Вике совсем плохо. Ты даже не представляешь, как ей плохо! Только не стоит сейчас об этом, Вике все равно уже не помочь…»

Невероятным усилием воли я придала голосу радостные нотки.

– Бабуль, это я, Вика. Как у тебя дела? Как здоровье?

– Здоровье нормальное. Вика, девочка, у тебя все в порядке?

– Лучше не бывает!

– Мне Оля недавно звонила, сказала, что ты замуж собралась… А жених-то кто? Тот, что у тебя в телефоне?

– Тот самый. Его, кстати, Андреем зовут.

Бабушка вздохнула.

– Как-то все уж очень неожиданно. Тебе, вроде, Егор нравился…

– Да мало ли, кто мне нравился? – засмеялась я. – Егор – это так, мимолетное увлечение. Был, да сплыл, туда ему и дорога.

Я замолкла в ожидании, что бабушка вновь заговорит о Егоре (уж очень хотелось хоть что-то о нем узнать!), но она спросила об Андрее.

– А с этим парнем у тебя давно?

– Давно. Мы встречаемся уже почти год, а влюбилась я в него еще на первом курсе.

– Ну, коли так, коли ты его действительно любишь… Тогда счастья тебе, внученька!

– Спасибо, баб Маш!

Выждав несколько секунд, я перевела разговор на более интересную тему.

– Бабуль, а следователь больше не приходил?

В трубке вновь раздался тихий вздох.

– Приходил. О событиях той ночи опять выспрашивал.

– И что? – тут же насторожилась я.

– Да вроде ничего, – успокоила меня бабушка. – Записал показания и ушел.

– А что с Савелием? Не отпустили?

– Еще чего! Сидит в тюрьме, суда дожидается.

– И когда он будет, этот суд?

– Говорят, в конце августа.

– Жаль, что не в начале! – вырвалось у меня.

– Почему? – опешила бабушка.

– Да так… – как можно небрежней ответила я.

Не скажешь же ей, что на суде я надеялась встретить Егора, и что при встрече я предпочла бы быть незамужней! Глупо, конечно… Видно, надежда действительно умирает последней…

– А что вообще у вас в Нелидовке происходит?

– Да ничего особенного. Разве что… Ты Васю Горячева помнишь?

– Еще бы!

– Так вот, Вася очень сильно изменился. Совсем мужика не узнать, просто другим человеком стал. Был горький пьяница, стал – абсолютный трезвенник! Даже странно как-то…

Я вспомнила свою первую встречу с Горячевым – его трехдневную щетину, набрякшие мешки под глазами и фигурные кренделя, выписываемые худыми ножками на деревенской дороге. Правда, после убийства Макарыча Вася немыслимым образом протрезвел и даже обещал вовсе бросить пить… Но кто бы мог подумать, что его обещание настолько серьезно!

– Очень странно, – поддержала я. – Так с тех пор и не пьет?

– В рот не берет! Строгий теперь, словно профессор, и шибко гордый. При встрече головой слегка кивнет и молча шествует дальше, словно говорить ему с односельчанами абсолютно не о чем. А раньше, бывало, часами разглагольствовал об инопланетянах и прочей нечисти! Зато, уж если заговорит – слушай в оба. Вроде пророка Вася стал. Тут как-то Верку, соседку мою, на улице встретил и говорит ей так сурово: «Беги, Вера, в дом, ты мужу нужна!» Та, конечно, сначала не поверила, но потом все-таки послушалась, вернулась. А муж ее, Николай, лежит весь бледный, с кровати встать не может. Сердце у мужика прихватило. Верка его еле-еле таблетками да каплями отпоила. Мы с ней потом долго гадали – как же Горячев про болезнь ее мужа узнал? Шел Вася, по словам Верки, с другого конца деревни, да и Николай уверяет, что никто тогда в избу не заходил и в окно не заглядывал… В общем, непонятно.

– Непонятно, – согласилась я.

В трубке внезапно послышались посторонние голоса – в магазине происходил шумный отпуск товара.

Ну, что за люди! Не догадались телефон в подсобке установить.

– А тут еще случай был, – уже шепотом (видно, не желая привлекать внимание к разговору) продолжила бабушка, – коза у Тамарки Кондратьевой пропала. Тамарка привязала ее на лугу, да, видно, узел плохо затянула. Коза и отвязалась. Баба туда, сюда – нет козы. Где только не искала! Лес окрестный прочесала до соседней деревни – чуть в болоте не увязла. Нигде нет! Вечером домой вернулась, сидит на завалинке, рыдает. Тут Василий к ней в калитку и постучал. «Иди, – говорит, – к речке, там твоя коза». Она ему: «А ты откуда знаешь? Был, что ли, у речки? Чего ж тогда козу не привел?» А он в ответ: «У речки я не был, а коза твоя мне во сне привиделась. Прилег после обеда, она и привиделась. Пасется у речки, там, где излучина!» Тамарка пальцем у виска покрутила, но к реке на всякий случай сходила. Там козу и нашла.

– Так это что же… дар у Василия открылся? – с сомнением промолвила я.

– Точно открылся! – вновь зашептала бабушка. – В деревне все только об этом и говорят. Мол, слетал Вася на шабаш на помеле у Марфы и тотчас сам колдуном стал.

– Да не летал он! – возмутилась я повальному невежеству нелидовцев. – Собственными ногами притопал. Как, впрочем, и все остальные.

Но баба Маша нисколько не смутилась.

– Неважно – прилетел, притопал… – возбужденно зашептала она. – Главное, что он там был!

Я скептически хмыкнула. Какая бабушка все-таки наивная! Она же видела этот «шабаш» – ничего колдовского, обычная пьяная оргия. Если там и присутствовало что-то мистическое, так это – духи над костром. Но духи исчезли еще до прихода бабушки. Да и духи ли это были? Скорее всего, какой-то оптический обман…

– Я тоже была на шабаше. Почему же у меня дар не открылся?

Бабушка заговорила громче – наверное, покупатели уже покинули магазин…

– Да потому, что к ведовству особая предрасположенность нужна. Про нас-то я точно знаю – ни ведьм, ни колдунов в роду не было. А вот за Горячевых не поручусь! По-моему, колдовал у них кто-то по материнской линии…

Но я уже потеряла к Василию интерес. Не о нем я надеялась узнать, совсем не о нем… Как бы мне о рыжем спросить, чтобы свои чувства не выдать?!

– Бог с ним, с Горячевым… – равнодушно сказала я. – А больше ни о ком в Нелидовке не судачат?

– Еще об убивце, Савелии! – охотно откликнулась бабушка и, понизив голос, добавила. – Не все верят, что это он Макарыча убил.

– А на кого ж думают? – заинтересовалась я.

Тут бабушка вновь перешла на шепот. Посторонних голосов в трубке не было слышно, видимо, шепот был связан с особой секретностью темы.

– Некоторые думают на Наташку Сидорову. Она девка лихая, горячая – может, обиделась за что на Ивана или приревновала к кому? Есть такие, что грешат на Марфу. Говорят, соперничество между ней и Багровым было, кто из них в колдовстве сильнее, а теперь, выходит, что сильнее Марфы никого в деревне нет. На Васю Горячева поначалу тоже грешили, но потом рассудили так: если дар у Васи от Ивана (а больше ему и взяться неоткуда!), то не он убийца. Не стал бы Багров убийце свой дар передавать! А кое-кто Егора подозревает…

Услышав имя Егора, я невольно вздрогнула. Наконец-то бабушка сама о нем заговорила! Кстати, что это за чушь, будто он мог убить Макарыча? Никак не мог.

– У Егора твердое алиби! – решительно заявила я. – Он все время был у нас на глазах.

– А вот и нет! – тут же возразила бабушка. – Ваню убили в промежуток от трех до четырех часов утра, а мы с тобой в половине четвертого были уже дома. Откуда нам знать, где был Егор в оставшиеся полчаса? Он, между прочим, отлично знает лес и очень быстро ходит. Вполне мог вернуться и убить Ивана.

– Это тебе Носов сказал?

– Нет. Следователь уверен, что Багрова убил Савелий – и мотив налицо, и орудие убийства принадлежит ему…

Она сделала многозначительную паузу, потом вдруг выдала:

– Да только Носов проговорился, что отпечатки пальцев на ноже полностью стерты. Стал бы вдребезги пьяный Савелий свои отпечатки стирать!

– Но если не следователь подозревает Егора, то кто? Уж не ты ли?

Возникла минутная пауза. Где-то на линии слышалось слабое потрескивание, тихие отдаленные гудки…

– Я, внученька, – наконец, раздалось в трубке.

Сказать, что я удивилась, значит, ничего не сказать. В тот момент я была просто шокирована. Услышать такое от собственной бабушки! Она что, умом тронулась? Нет, я вовсе не представляла рыжего этаким ангелом с крылышками. Если бы убили Савелия, Егор был бы первым подозреваемым. Но зачем ему убивать Макарыча?

– И какой же у Зверева мотив? – спросила я, рассчитывая одним вопросом разрушить все бабушкины домыслы.

Ее шепот стал почти беззвучным, но я отчетливо слышала каждое слово.

– А он за тебя отомстить хотел, приглянулась ты ему…

– Что?! Что ты сказала?

– Что, несмотря на твое поведение, ты ему приглянулась. Вот он и отомстил твоим обидчикам…

Господи, что она несет! Какие-то совершенно немыслимые вещи. Остановись, бабуля! Разве так можно? Именно сейчас, когда я так старательно пытаюсь забыть… Что же ты делаешь со мной?!

– Да как я могла ему приглянуться?! Он же думает, что я… Что я добровольно под Пана легла. Савелий так ловко запудрил ему мозги…

– Если и запудрил, то ненадолго. Думаю, Егор быстро понял, что тебя заманили в ловушку. В одном только ошибся – решил, что оба колдуна были заодно, что Савелий завлек тебя на шабаш по приказу Ивана. Вот он и решил отомстить сразу обоим. Как говорится – одним ударом! Расправься он в ту ночь с Савелием – на себя бы подозрение навлек, а убив Ивана, и сам избежал подозрений, и Савелия в тюрьму засадил.

– Это все бездоказательно! – искренне возмутилась я. – Не вздумай никому об этом говорить!

– Не волнуйся, внученька, – отозвалась бабушка, – все только между нами. Если это Егор, то он правильно поступил. Так поганым колдунам и надо! Одного черти в аду ждать устали, а по другому тюрьма давно плакала. Забудь о них, внученька, думай о собственном счастье.

Ох, бабуля, бабуля! Я бы рада все забыть, да память мне не позволяет. И о счастье почему-то совсем не думается. Какое уж тут счастье…

– Я так и сделаю, – смущенно пролепетала я. – А ты вот что… Запомни или запиши. Регистрация будет пятнадцатого августа, в одиннадцать тридцать, в загсе на улице Грибоедова. Из дома выезжаем в десять. Уже заказали такой длинный белый лимузин, мы все в нем поместимся. Ты будь пораньше, к половине десятого. Без тебя в загс не поедем!

– Хорошо, внученька, – тихо ответила бабушка.

Опустив трубку, я невидяще уставилась в одну точку. В голове неотступно вертелась одна единственная фраза: «А он за тебя отомстить хотел, приглянулась ты ему…». Слова той фразы дробились, повторялись, переплетались по-новому, то как бы теряя вложенный смысл, то словно высвечивая его стосвечовой лампой. «Отомстить, отомстить, отомстить… За тебя, за тебя, за тебя… Ты ему, ты ему, ты ему… Приглянулась…». Когда же фраза вновь обретала первоначальную целостность, мне казалось, что самые изысканные на свете выражения стыдливо пасуют перед немыслимой красотой этих нехитрых слов: «А он за тебя отомстить хотел, приглянулась ты ему…».

Неужели все-таки приглянулась?!

В предсвадебных хлопотах незаметно пролетели июль и первая неделя августа. Календарь безжалостно отсчитывал последние дни перед свадьбой. Андрей звонил мне по нескольку раз в день, изводил бесчисленными признаниями в любви и настойчиво предлагал встретиться у него без родителей. Он то злился, то плакал в трубку, искренне не понимая, что происходит – мы же «без пяти минут женаты». Но я была тверда, как камень.

– Только после свадьбы!

– Но почему? – хныкал он.

– Потому, что я так решила! – довольно резко отвечала я.

На этом он, как правило, не успокаивался.

– Я не понимаю тебя, Вика. Может, ты меня не любишь?

– Я? Не люблю тебя? Не говори ерунды! Я тебя очень даже люблю. Просто я… не могу.

– Почему не можешь? Ты что, больна?

– Ну, у меня эти дни…

– Не ври! «Эти дни» были у тебя на прошлой неделе. Если ты, конечно, не врала…

– Да, тогда я действительно соврала. Но сейчас говорю истинную правду!

– А почему ты соврала тогда?

– Иначе бы ты не понял!

– Что не понял?

– Что мы не должны заниматься этим до свадьбы! До свадьбы – неправильно, непорядочно. Меня так родители воспитали, а с воспитанием ничего не поделаешь. И вообще, это ты меня не любишь. Если б любил – не терзал бы подобными предложениями. Осталось-то всего-навсего восемь (…семь, шесть, пять…) дней. А если тебя что-то не устраивает, можешь найти себе другую невесту!

Разрыв отношений меня не пугал, в душе я даже надеялась, что Андрей однажды взбрыкнет и заявит, что именно этим (поиском другой невесты) он и займется, но он всегда шел на попятную.

– Прости меня, пожалуйста! – испуганно бормотал он. – Моя милая, моя девочка, моя Викулечка… Я же так тебя люблю! Я просто жить без тебя не могу. Не обижайся на меня. Все будет так, как ты хочешь! Если надо, я подожду…

Его звонки доводили меня до белого каления. Хотелось рвать и метать, хотелось с грохотом бить о стену посуду, а больше всего хотелось открыто послать его по какому-нибудь известному адресу, но, боюсь, что даже столь откровенное хамство с моей стороны ничего бы не изменило. Чем более вызывающе вела себя я, тем более влюбленным казался он. Его бесконечная терпимость лишь усиливала мое раздражение. Я ждала свадьбы с Андреем и при этом каждую минуту думала о том, другом, и почему-то все чаще вспоминала бабушкино «приглянулась ты ему».

Свадьба была назначена на субботу, а в среду я проснулась с твердым решением, что замуж за Андрея не пойду. Не пойду, и все!

Да что же я, в конце концов, делаю?! Я за шкирку тащу себя в загс с нелюбимым человеком. И все ради чего? Чтобы, наконец, забыть любимого? А если даже свадьба мне в этом не поможет?

Уже полтора месяца я не вижу Егора. И что? Когда же наступит долгожданное забвенье? С каждым днем мне становится только хуже.

Но если забыть Егора не получится, зачем мне нужен брак с Андреем? Кому и что я хочу доказать? Егору, что на нем свет клином не сошелся? Светке, что я удачливее и круче?

Реакции Егора я не увижу, а Светка вскоре поймет, что я с Андреем несчастна. Нельзя же все время изображать любовь, которой нет! Брак без любви подобен заточению. Но кто пытается загнать меня в темницу? Я сама, и более никто. А, значит, можно просто развернуться и пойти в другую сторону. Прочь от темницы, к солнцу, к свету, к тому, кого я действительно люблю. К Егору!

И с чего я тогда решила, что между нами все кончено? Ну, увидел он меня на поляне с Савелием… И что в этом такого непоправимого? Да ничего! Я все объясню Егору, и он простит. А, может быть, давно уже простил и ждет на прежнем месте – в маленькой сельской библиотеке, за письменным столом, заваленным старыми пожелтевшими газетами…

Но если так, то долго ждать ему не придется! Я сегодня же еду в Нелидовку. Сейчас соберусь, оставлю маме записку, и в путь…

Я быстро умылась, собрала вещи – все только самое необходимое, и взялась за записку.

«Мама! Я уехала к бабушке в Нелидовку. Пожалуйста, отмени свадьбу с Андреем!»

Прочтя записку, я решила, что так не пойдет! Нельзя свои проблемы сваливать на маму. И решительно взялась за телефонную трубку.

Ответивший мне голос был заспанным, глухим. Андрей, похоже, только что проснулся.

– Алло…

– З-здравствуй, Андрюша, – заикаясь от волнения, начала я. – Тут такое дело… В общем, нам надо срочно встретиться!

Голос в трубке мгновенно окреп, стал более звонким и четким.

– Да, а что случилось?

– Ты все узнаешь при встрече. Давай через час у метро?

Из голоса уже улетучились остатки сна, теперь в нем явственно сквозила тревога.

– Давай. А что случилось-то?

– Ты очень скоро все узнаешь, – сказала я, кладя трубку.

Господи, неужели я действительно с ним порву? Неужели весь этот ужас с предстоящей свадьбой, наконец, закончится? Скорей бы! А сейчас нужно придать себе как можно более неказистый вид. Ничего возбуждающего, сексуального. Пусть я буду выглядеть дурнушкой, серой мышкой, синим чулком, лишь бы это облегчило мне расставание с Андреем!

Через пятьдесят минут я с бледным, лоснящимся от жирного крема лицом, с неряшливой прической, в наряде старой девы преклонных лет (прямая юбка ниже колен, бесформенная кофта, стоптанные туфли без каблука) подходила к выходу из подземки. В начале июня подобный прикид стал бы мне приговором – Андрей скорчил бы презрительную гримасу, отпустил самую едкую из своих шуточек и мгновенно отчалил бы в поисках более достойного объекта. Именно на этот вариант я и надеялась. Увы, надеждам не суждено было сбыться.

Он стоял у метро со встревоженным видом и, едва заметив меня, устремился навстречу. Не помогли ни бесформенная кофта, ни стоптанные туфли, ни жирный крем на лице. Андрей смотрел на меня так, словно я была молодой Джиной Лолобриджидой.

– Здравствуй, Вика!

Он попытался меня обнять, но я резко отшатнулась. Заставляя себя смотреть ему в глаза, я произнесла.

– Здравствуй, Андрей. Нам с тобой нужно серьезно поговорить. Только давай говорить спокойно, как взрослые люди!

Он, не мигая, смотрел на меня, и я вдруг почувствовала страх. В его взгляде была некая одержимость, которая мне очень не понравилась.

– И о чем мы будем говорить? – произнес он, как мне показалось, с угрозой.

Во рту у меня внезапно пересохло, язык стал скованным, «деревянным». Я невольно отступила на шаг.

– О предстоящей свадьбе. Тебе не кажется, что мы с тобой уж слишком торопимся? Может, стоит немного подождать?

– Зачем? – сдавленным голосом произнес он.

– Чтобы проверить чувства и вообще…

– Что – вообще?

– Ну, нам с тобой всего по двадцать…

– И что с того?

– Как это – что? Мы еще учимся, сидим на шее у родителей. Рановато нам пока вступать в брак!

Андрей медленно наступал на меня. Светлые глаза его помутнели и казались совсем сумасшедшими. Не стоило мне самой с ним объясняться! Пожалуй, мама сумела бы лучше…

– Рановато, значит… – злобно прохрипел он, после чего сорвался на крик. – Ну, блин, я так и знал! Что это, думаю, она меня в такую рань из дома вытащила – может, наконец, созрела для постели? А она, стерва, кинуть меня решила!

Он вдруг схватил меня за плечи и встряхнул, словно тряпичную куклу. Дыхание с шумом вырывалось из перекошенного злобой рта, летели мелкие брызги слюны.

– Что, нашла себе нового хахаля? В этом все дело? Говори, кто это, хватит целкой-то прикидываться! Пашка Кочетков? Он, конечно, кто ж еще! Так я с ним в два счета разберусь! Мокрое место от него оставлю! Его замочу, а следом тебя, слышишь? Только не пугай меня тюрьмой, мне тюрьма до лампочки. Мне теперь все до лампочки. Вас с Пашкой замочу, а потом сам с крыши сигану.

Услышав такое, я онемела от ужаса. Угроза вовсе не показалась мне пустой. Было в нынешнем Андрее нечто, не оставлявшее сомнений – он может! И замочить, и сигануть с крыши, и много чего еще, не менее опасного и безумного. Что же делать? Закричать, позвать на помощь? Попросить прохожих вызвать милицию?

Только кто ж поверит, что мне на самом деле грозит опасность! Прилично одетый молодой человек, без ножа, без пистолета, с виду – обычный студент, просто беседует с девушкой, а она вдруг крик поднимает. В дурдом ее, и дело с концом!

Может, лучше упасть в «обморок»? Это, пожалуй, выход. Кто-нибудь вызовет «скорую», а уж с врачами я сумею договориться!

А в следующее мгновение мысль об обмороке отпала сама собой, потому что Андрей вдруг заплакал. Отпустив меня и привалившись спиной к газетному киоску, он рыдал, как малое дитя, сбивчиво повторяя сквозь слезы:

– Не бросай меня, Вика! Умоляю, только не бросай! Я же не могу без тебя. Без тебя я просто умру…

Я усадила его на скамейку и стала ласково гладить по белокурой голове.

– Ну, не плачь, Андрюшенька! Незачем плакать. Я же здесь, я рядом, я с тобой. Все будет хорошо, слышишь? Обещаю тебе! Все устроится, вот увидишь. Давай-ка мы с тобой покурим!

Достав из сумки начатую пачку «Кэмел», я вынула две сигареты и помахала ими прямо у его лица. Андрей перестал плакать и теперь, как завороженный, следил глазами за импровизированным маятником.

– А где твоя зажигалка? – проворковала я. – Свою-то я дома забыла.

Он достал из кармана зажигалку – синюю пластиковую дешевку, из тех, что продают буквально на каждом шагу. Я скривилась.

– Ну, что за убожество! Где ты вообще это взял? У тебя же была другая, красивенькая.

Шмыгая носом, Андрей стал рыться в карманах и, наконец, выудил ее – блестящую металлическую зажигалку, побывавшую в стакане с заговоренной Лукерьей водой. Не имея большого опыта в приворотных делах, я нутром чувствовала – зажигалку надо изъять.

Пока мы курили, я незаметно опустила зажигалку к себе в сумку. Андрей, конечно же, ничего не заметил. Он сидел с остекленевшим взглядом и застывшим лицом, лишь губы, казалось, что-то беззвучно шепчут.

– Вставай! – громко приказала я.

Он, как ни странно, послушался, и я решила продолжить в том же приказном тоне.

– Теперь езжай домой и ложись спать! Тебе обязательно нужно выспаться. Слышишь меня? Езжай домой и сразу ложись!

Я проводила его до платформы метро и буквально втолкнула в вагон, но, едва за Андреем закрылись двери, мгновенно устремилась прочь.

У, Лукерья, злобная ведьма! Что с парнем-то сделала…

Медлить больше нельзя, срочно в Нелидовку!