Текст книги "Блуждающий свет за окном"

– Где ты такую диковину видела? Ну, где?

– Нигде не видела, – заворожено глядя ввысь, пробормотала я.

– А нашим деревенским придуркам хоть бы что! Знать ничего не хотят, одна лишь Маруся, бабуля ваша, тревогу бьет.

– Еще, кажется, Егор Зверев, – справедливости ради заметила я.

– А что Егор? – скорчил презрительную гримасу Василий. – Завтра диссертацию защитит и обо всем позабудет. Грош цена такой диссертации, где об истинных причинах фено-омена ни слова. Он все ищет какие-то разло-омы, как будто в них дело! Я тут как-то заикнулся об инопланетянах, так он меня на смех поднял. Даже слушать о них не хочет… А все почему? Да потому, что интерес у Зверева сугубо меркантильный. Для чего ему нужна диссертация? Чтобы до-олжность хорошую получить, чтоб зарплата высокая была! А за инопланетян ему ни до-олжности, ни денег не дадут. За инопланетян его в дурдом отправят!

И Василий громко рассмеялся над собственной шуткой. Я тоже хихикнула пару раз за компанию. Пусть мой собеседник и свихнувшийся алкаш, но определенная логика в его словах прослеживается, по крайней мере, в том, что касается Егора…

– Кстати, инопланетянина за селом не я один видел, – вдоволь насмеявшись, заявил пьяница. – Его многие замечали, он чуть ли не каждую ночь тут разгуливает.

– Значит, инопланетянин всего один?

Василий задумчиво почесал грязной пятерней давно не мытую голову. Пальцы у него были тонкими и суставчатыми, как лапки паука, под желтоватыми ногтями виднелись черные ободки.

– Тру-удно сказать… Может, один, а, может, их тут с до-обрый десяток… Я лично думаю – не меньше пяти, просто у них парами ходить не принято! Но очевидцы всегда видели одного.

– А что еще утверждают очевидцы?

– Как говорят в уважаемой мною милиции, показания сильно расходятся. Одни считаю, что светящийся субъект – женского пола, другие, что мужского. Кто-то уверяет, что он над землей парит – сантиметрах, эдак, в двадцати… Мне же показалось, что не парит он, а ходит на своих псевдоподиях. Бабушка твоя его оборотнем считает и, по-своему, недалека от истины… Сосед мой думает, что это самое настоящее привидение, призрак убитой бабы, той, что в лесу когда-то загубили… Слыхала?

– Слыхала, – мрачно отозвалась я, невольно вспомнив искаженное болью лицо Егора.

– Но есть тут одна несостыковочка. – обнажив редкие, черные у корней, зубы, торжествующе заявил Василий. – Убитую женщину на нашем погосте схоронили, прах ее на кладбище покоится, а настоящее, правильное, привидение завсегда там, где прах. Погост у нас за рекой, значит, и призрак должен разгуливать за рекой – чего ж он возле леса-то шастает? Так что не призрак это вовсе, а инопланетянин!

– Да, аргументы у вас железные.

– То-то же! А нашим придуркам что призрак, что инопланетянин – все одно. Плюнуть и растереть. Пусть, мол, себе гуляет, лишь бы нас не трогал да на добро нашенское не покушался. Испортился здесь народ, безнадежно испортился. В Москве – там понятно, там вся жизнь так устроена, что, хошь не хошь, в деньги упирается… Так теперь и в глубинке люди о деньгах лишь и думают, а до чудес им никакого дела нет. Приземлись возле клуба космический корабль, обойдут сторонкой и потопают дальше по своим делам. Кто-то, может, еще и прикинет – нельзя ли сию железку на металлолом сдать? Одна только Марфа меня понимает. Выслушает внимательно, накормит, стопочку нальет…

Василий жалостливо шмыгнул носом, потер руками мутные глаза, тяжело вздохнул.

– Только ты к ней все равно не ходи. Для Марфы красивая девка – что красная тряпка для быка. Самой-то ей в жизни ох как не повезло, вот теперь на молодых и отыгрывается. Порчу наводит.

– А какая она – эта порча? – вернулась я к затронутой ранее теме.

– Когда наведет, тогда и узнаешь.

– И как я пойму, что меня испортили?

– Ты что, са-авсем глупая?

– Я не глупая, я – рациональная, ни во что не верю просто так. Мне нужны доказательства, что порча реально существует. Самый надежный способ что-то проверить – испытать это на себе. Вот, к примеру, один мой знакомый, тоже студент-медик, но на два курса старше, лекарства от всех болезней на себе пробует. «Мне, – говорит, – интересно знать, как они действуют на человека». Ну, а мне интересно знать действие порчи.

– Нет, ты все-таки ду-ура. Интересу-уешься, как порча действует? А вот как она действует! Была, например, красивая девка, а через месяц, глядишь, почернела вся, с лица спала, от волос одно название осталось… Врачи бьются, бьются, да все без толку! Или выйдет девица замуж, а вместо счастья лишь скандалы да мордобитие. Или поедет учиться в город, а там в дурную компанию попадет, к наркотикам пристрастится, в публичном доме окажется… Или…

– А где доказательства, что все это – порча? – искренне возмутилась я. – Зачем все проблемы списывать на порчу? Да любая девушка может заболеть, или выйти замуж не за того парня, или по собственной глупости попасть в дурную компанию… Таких неудачниц на свете – миллион. Они что, все испорчены? Все поголовно?

Я победно взглянула на Василия, про себя отметив, что сегодня я, определенно, в ударе – голова работает быстро и четко, мысль течет свободно и мощно, доводы сами выстраиваются в очередь… Но и Горячев не такой уж простак. Чудак, конечно, но вовсе не слабоумный! Идеи свои излагает последовательно, а если и спорит, то не тупо повторяя одно и то же, а приводя конкретные аргументы. Был бы трезвый – превосходный бы вышел собеседник, но сильный запах алкоголя, одутловатое лицо, смазанная речь и мутные глаза изрядно портят впечатление.

– Возьмем, к примеру, вашу Нелидовку, – не теряя куража, продолжила я. – Если Марфа постоянно наводит порчу на местных девчат, то все ваши девушки должны быть либо безнадежно больными, либо наркоманками, либо проститутками. Так, может, в Нелидовке и вправду нет нормальных девушек?

Горячев, облокотившись на правую руку, попытался встать, но потерпел сокрушительное фиаско. Ноги беспомощно заскользили по влажной после дождя земле, рука неловко подвернулась в локтевом суставе, многострадальная пятая точка в полном согласии с законами тяготения вернулась на прежнее место.

– Сандалии скользкие… – болезненно сморщившись, посетовал Вася. – Приду домой – выброшу их на фиг!

Оценивающе взглянув на сандалии, я одобрила его план:

– Выбрасывайте!

И вернулась к прерванной теме.

– Ну, так что – есть в Нелидовке нормальные девушки?

Василий вновь принял позу отдыхающего.

– Име-еются! – как ни в чем не бывало, словно и не он только что шмякнулся, заявил Вася. – Темная ты, ничего в таких делах не смыслишь. А наши девчата сы-ызмальства к осторожности приучены. Когда проходят мимо Марфиной избы, фигу в кармане держат и смотрят в другую сторону. Вот она и не может их достать! Ты же сама ей подставиться хочешь. Придешь к ведьме с открытыми ладонями, еще и в глаза ей посмотришь – вот, мол, я, делай со мной, что хочешь… Она и сделает, даже не сомнева-айся!

– А если я приду к ней с фигой в кармане? И смотреть буду в сторону?

Василий запустил испачканную землей пятерню в свою давно не мытую, поредевшую на темени, «шевелюру» и стал задумчиво почесывать голову.

– Ну, если с фигой в кармане, тогда, может, и ничего… – не совсем уверенно изрек он. – Главное, в глаза ей не смотри. В глаза посмотришь – тут же порчу наведет!

Я оглядела свой цветастый сарафан, на котором спереди красовались большие накладные карманы – в них без труда можно спрятать зажатые в фиги кулаки. Я тут же засунула левую руку в карман и сделала фигу.

– Ну как? – спросила я Василия.

Вместо ответа он вновь попытался встать. Вторая попытка оказалась более удачной. Памятуя о прошлой ошибке, он не стал подниматься сразу, а сначала перекатился на колени, затем встал на четвереньки и уж только потом, качнувшись, поднялся с земли. Лицо его выражало сокрушительную победу над коварным врагом. Я даже мысленно зааплодировала.

– Норма-ально, – придирчиво оглядев меня, ответил Вася. – Только в глаза ей не смотри, слышишь? Ни в коем случае не смотри!

И махнув мне на прощанье рукой, он, шатаясь, побрел своей дорогой. Его дорога вихляла из стороны в сторону, моя же была прямой, как стрела. Я спешила на встречу с Марфой.

Глава десятая. Марфа

Не скажу, что мне было совсем не страшно – слова о ненависти ведьмы к красивым девушкам все-таки запали в душу. Но страх был не тот, от которого все внутри сжимается, и хочется сломя голову бежать от опасности. Я ощущала совсем другой страх – лихой, бесшабашный, зовущий на подвиги. Адреналин, одним словом!

Подойдя к дому ведьмы, я была разочарована. Изба у Марфы оказалась совсем обычной, неотличимой от рядом стоящих изб – одноэтажная, отделанная вагонкой и выкрашенная в темно-зеленый цвет. Высокий забор недавно отремонтировали – среди старых потемневших досок мелькали более светлые, прибитые новыми гвоздями с блестящими шляпками. Уж не Василий ли постарался? Впрочем, куда ему – руки-то, поди, с перепоя ходуном ходят!

Заметив у раскрытой калитки хозяйку, я, вздрогнув, невольно уставилась на нее.

Была она небольшого роста, чуть повыше Лукерьи, но заметно моложе последней – лет пятидесяти, не старше. На голове у женщины была кокетливая шелковая косыночка, к сожалению, мало ее украшавшая. Сама Марфа показалась мне на редкость безобразной. Лицо темное, недоброе, в мелких рытвинах, с обвисшими складками у рта, глаза вытаращены, как при запущенной базедовой болезни, бровки бесформенные, редкие, на темном лице почти не видны, нос длинный, с загнутым вниз кончиком, а рот широкий и плоский, как у лягушки. Фигура у хозяйки была под стать лицу – какая-то нескладная, кривобокая, похожая на замшелую лесную корягу.

Вспомнив, наконец, о наставлениях Василия, я тут же отвела взгляд, оставив для наблюдения за ведьмой боковое зрение, а левую руку в кармане сжала в фигу. Возможно, мне и показалось, но тонкие губы Марфы тронула едва заметная усмешка. Она еще шире распахнула калитку, словно давно и с нетерпением ждала именно меня.

– Проходи, проходи, – сказала она глубоким сценическим контральто, абсолютно не вяжущимся ни с внешностью Марфы, ни с окружающей ее обстановкой.

Если в хозяйке и было что-то красивое, то это ее хорошо поставленный, бархатный голос. Казалось, матушка-природа, поскупившись на красоту и стать, все-таки сжалилась над бедной женщиной и оставила ей этот сочный дивный контральто. Возможно, сама Марфа предпочла бы приятное личико, но ничего, кроме голоса, у природы под рукой не оказалось.

Опустив глаза, я прошла мимо Марфы во двор и остановилась на гравиевой дорожке. Хозяйка, прикрыв калитку, повернулась ко мне. Теперь мы стояли друг напротив другу. Даже не глядя на ведьму, я чувствовала ее пристальный, сверлящий взгляд. Под этим взглядом у меня запылали щеки, потом появилось неприятное покалывание в груди, болезненной волной прокатившееся вниз – по животу и ногам. Хозяйка буквально излучала флюиды зависти и ненависти, и мое тело физически ощущало их. Внезапно мне стало стыдно – за свою чистую кожу, за приятные черты лица, за высокий рост, за плоский живот, за стройные ноги, словно все это я не получила в наследство от собственных родителей, а каким-то образом украла у Марфы, оставив ее приземистой, пучеглазой и кривобокой.

«Напрасно я сюда притопала», – тоскливо подумала я.

– Ну, говори, зачем пожаловала, – вдоволь наглядевшись на меня, промолвила ведьма.

– Я просто хотела… насчет аномалии… Короче, глупости все это! Я, пожалуй, пойду…

– Подожди! С Васькой о чем так долго болтала?

Выходит, не случайно оказалась она у раскрытой калитки… Марфа незаметно наблюдала за нами с Василием, слов, понятно, не слышала, зато домыслить могла многое! Могла даже подумать, что я проявляю особый интерес к ее полюбовнику. Вполне могла… Это в моих глазах он замызганный и страшный, а в ее выпученных зенках, возможно, вполне симпатичный. К тому же Вася для Марфы – единственный свет в окошке… А женщина, чувствуется, решительная, за любовника пойдет на что угодно.

– С этим пьянчужкой? – как можно более небрежно отозвалась я. – Да ни о чем! Привязался ко мне со своими инопланетянами. Горячка у него, что ли? Насилу отвязалась. Цепляются тут всякие… А у меня, между прочим, в Москве жених есть!

Неожиданно Марфа засмеялась. Ее смех, подобно голосу, был низким, густым и волнующим. Такому смеху не место на сельском дворе за деревянным забором, он должен звучать на театральной сцене, и не в каком-нибудь провинциальном театре, а в одном из столичных. У скольких зрителей он пробудил бы непередаваемые эмоции и ощущения! У меня, например, от этого смеха внезапно похолодели руки и ослабли ноги.

– Ты что, глупая, подумала? Что я Ваську к тебе приревновала?

– Ничего я не подумала, – пролепетала я, медленно обходя Марфу с целью открыть себе путь к калитке.

– Считаешь, что все мужики только и думают, как бы с тобою переспать? Что если вымахала такая каланча, то все они у твоих ног?

– И вовсе я так не считаю, – раскрасневшись, оправдывалась я. – К тому же во мне всего-то метр семьдесят!

– Я же говорю – каланча! Жених, видите ли, у нее есть… – Тут Марфа вновь глумливо засмеялась. – Поглядим, как он на тебе женится!

Я, наконец, закончила обходной маневр и, со вздохом облегчения, прислонилась спиной к калитке. Пошарила сзади правой рукой, но так и не смогла нащупать засов. Повернуться к ведьме спиной я почему-то не решалась.

– Надо же, жених! – все громче смеялась Марфа – то был уже не смех, а какой-то демонический хохот. Актриса в ней умерла, великая актриса! Вполне могла бы блистать на сцене в роли болотной кикиморы или бабы-яги…

Короче, не понравился мне ее смех, очень сильно не понравился. И забыв о наставлениях Василия, я посмотрела прямо в ее вытаращенные глазенки.

– Почему вы смеетесь?

– Да потому, что судьбу твою вижу наперед.

– Врете! – с отчаянной злостью загнанного в ловушку зверя выкрикнула я. – Ничего вы не видите! Вы… Вы… Вы просто напугать меня хотите, запрограммировать на неудачу. А все потому, что завидуете мне: я молодая, красивая, замуж собираюсь, вы же, простите, богом обиженная… Вот зависть вас и гложет! Да только лично у вас я ничего не украла – ни молодость, ни внешность, ни жениха. А ваш Василий мне с приплатой не нужен. Подумаешь, «сокровище» – грязный, оборванный, еще и пьяный в дугу! Да я с таким и за миллион не пойду.

Тут я зажмурилась, ожидая ведьминого гнева, но Марфа повела себя странно. Как ни в чем не бывало, она спросила:

– А с каким пойдешь? С внучком Парашиным пойдешь?

– С кем, с кем?

До меня не сразу дошло, что речь идет о Егоре Звереве, а когда дошло, мои щеки внезапно запылали. Да что же это такое! Всякий раз, как я из-за чего-то смущаюсь, багровею как свекла. Теперь бесполезно делать вид, что я не знаю Егора – вегетатика выдала меня с головой. Да и Марфа, видно, недаром о нем спросила… Библиотекарша, змея, разболтала! Вот только о чем тут болтать? Ничего же не было!

Еще больше обозлившись – уже не столько на Марфу, сколько на саму себя – я высокомерно изрекла:

– С чего это вы решили, что я с ним пойду? Тоже мне, Ален Делон! Рыжий, с обгоревшей мордой, а манеры – ну, просто ни в какие ворота… Одно слово – деревня!

На ведьму мой гнев вновь не произвел впечатления.

– Не слишком ли ты, девка, высоко себя ставишь? – спокойно, но язвительно, произнесла она. – Считаешь себя красивой? Надеешься, за красоту и дурость простится? Зря надеешься! Красота – вещь преходящая, сегодня есть, а завтра, глядишь, исчезла. А, кроме внешности, ничего в тебе нет. Пустышка, обычная городская пустышка! Умным ребятам с тобою скучно, а Егору – в особенности.

Задыхаясь от гнева, я хватала ртом влажный после дождя воздух. Как же мне хотелось плюнуть в ее выпученные бельма! Про фигу в кармане я давно забыла, теперь мои руки были воинственно сжаты в кулаки.

И эта пучеглазая, кривобокая уродина смеет меня оскорблять? Меня, третьекурсницу, отличницу, называет пустышкой?!

– Это я-то пустышка?! – наконец, выдала я. – Это со мной-то умным ребятам скучно?! Зачем же они тогда за мною бегают? И, между прочим, не какие-нибудь лоботрясы, а лучшие студенты на курсе!

(Это я о Паше Кочеткове, он у нас действительно лучший на курсе).

– У меня даже доцент в ухажерах был!

(Действительно, был, Игорем Кузьмичом звали, помню, перед зачетом на интим намекал, но потом, к счастью, отстал).

– Даже писатель ко мне клеился!

(И это правда. С писателем, не опубликовавшим, как позднее выяснилось, ни одного из своих романов, я случайно познакомилась на улице. Откровенно говоря, он оказался не совсем адекватным, и после третьего свидания я перестала отвечать на его звонки).

– И никто, слышите, никто не считал меня пустышкой!

На миг переведя дыхание, я тут же затараторила дальше.

– Егору, видите ли, со мной скучно! А кто он такой, ваш Егор – Ньютон, Ломоносов, Билл Гейтс? Диссертацию он, видите ли, пишет… Пишут многие, защищаются – единицы! Так что пусть сначала защитится, а уж потом корчит из себя умника. И даже если он станет кандидатом наук… Хорошие манеры кто ему привьет? Бабушка Прасковья?

«Господи, что я несу?! – внезапно ужаснулась я. – За что я так несчастного парня – за то, что не клеится ко мне, как доцент с писателем? Неужели я так низко пала? Нет, это не я, это все Марфа! Ведьма вывела меня из себя, заставила наговорить всякой злобной чепухи. Дар у нее какой-то особый… Я сейчас как заводная кукла в ее руках: Марфа повернет ключик, а я и рада стараться. Постаралась на славу, показала все, на что способна! Таких глупостей наговорила… А манеры у Егора, кстати, вполне приличные!»

Осознав, что подчиняюсь ее воле, я еще больше обозлилась на Марфу. Но чем сильнее злилась я, тем спокойней и уверенней становилась она. Выслушав мой возмущенный монолог, она довольно ухмыльнулась, отступила на шаг и посмотрела на меня уже по-другому. Почти ласково посмотрела. Ее выпуклые глаза, поначалу тусклые и непонятного цвета, теперь лучились и сияли. И цвет приобрели очень даже красивый – ярко-зеленый. Глядя на эти сияющие глаза, я вдруг почувствовала себя совершенно опустошенной. Злость больше не придавала мне сил, напротив, отнимала последние.

Память неожиданно высветила книжку в ламинированном переплете, что я недавно читала в беседке. В той книжке, помнится, была глава об энергетическом вампиризме (ну, это когда один человек тянет энергию из другого). Теперь мне стало понятно, что со мной. Мою жизненную энергию просто скушали – скушали расчетливо и умело, а сейчас неспешно переваривали, прикидывая по ходу дела, не осталось ли чего на закуску?

– Бабушка Прасковья, говоришь? – сыто промурлыкала Марфа. – Какая же она ему бабушка!

– А кто же тогда? – нашла в себе силы удивиться я. (Не все, значит, отдала, будет ведьме еще и закуска!)

Марфа помолчала, затем, вдоволь насладившись впечатлением, пояснила.

– Совершенно чужой человек. У нее и детей-то нет, откуда внуки-то?

Я обескуражено пожала плечами.

– Но ведь все говорят, то Егор ей внук…

– Да мало ли что говорят! Кто-то, может, уже забыл ту историю, кто-то прошлое ворошить не хочет, Парашу щадит… Но я-то все помню!

На миг я забыла о своей неприязни к Марфе. Мне вдруг ужасно захотелось узнать о прошлом Егора. Вот уж не думала, что рыжий парень вызовет во мне столь сильный интерес! Ну, какая мне, в сущности, разница, родная ему Прасковья или нет? К чему мне знать его прошлое? Вернусь в Москву и выкину из головы… Зачем мне слушать эту злобную бабу? Ну, разве что из чистого любопытства. От других, похоже, не дождешься – родная бабуля, и та промолчала. Неужто и вправду забыла?

– И что это за история? – как можно более равнодушно спросила я.

– Ладно, слушай, – как-то уж очень легко согласилась Марфа. Поправила шелковую косыночку и хитро уставилась на меня ярко-зелеными глазами.

– Было это в начале девяностых. Кажется, летом… А, может, в самом конце весны… Сирень только-только зацвела. В Нелидовке тогда появилась рыжая женщина с ребенком, судя по всему – беженка из тогдашней «горячей точки». Ты слышала про Нагорный Карабах? Впрочем, откуда тебе? Ты тогда еще не родилась, разве что родители рассказали… Сейчас об этом конфликте почти забыли, а тогда был у всех на слуху. И по телевизору о нем говорили, и в газетах много писали.

Я обескураженно помотала головой. Если когда-то что-то и слышала, то, увы, не зацепило, прошло мимо…

Марфа победно улыбнулась.

– Студентка! Грамотная! А об армяно-азербайджанском конфликте даже не слыхала… Так вот, армяне хотели этот Карабах к Армении присоединить, азербайджанцы, понятное дело, не отдавали. В итоге с обеих сторон начались погромы – по национальному признаку. А рыжая женщина с ребенком была то ли армянкой, бежавшей из Азербайджана, то ли азербайджанкой, в спешке покинувшей Армению. Никто тогда толком не разобрал. Забитая она была какая-то, видно, из дальнего села… Да и одета явно не по-городскому – в длинное темное платье с узорами. По-русски, представь, совсем не говорила, только жестами изъяснялась. А мальчик, бедненький, все жался к матери и в складках платья лицо прятал. Прасковья их тогда пожалела и взяла на постой. А через год ту женщину в лесу нашли. Мертвую. Застрелил ее кто-то из ружья…

– Так, значит, Егор… – начала, было, я

– Не нашей крови, – охотно подсказала ведьма. – Армянин или азербайджанец. Лично я думаю, что армянин – среди армян рыжие часто встречаются.

– А вы ничего не путаете? – вырвалось у меня. – У вас тут и своих рыжих полно.

– Хватает. И что с того? Не все рыжие – родственники.

Я ошарашено хлопала глазами. Егор Зверев – вовсе не внук Прасковьи, к тому же еще и армянин?! Просто фантастика! Какой-то мексиканский сериал с местным колоритом. Уж не выдумала ли Марфа всю историю? Да нет, вряд ли… Какой ей с этого прок? Да и не похожа она на обычную фантазерку…

– Армянин, азербайджанец… Мне-то какая разница! – запоздало промолвила я.

– Никакой, милая, никакой, – ласково проворковала ведьма. – Будь он хоть армянин, хоть азербайджанец, тебе-то все равно не достанется!

Удар был подлым и неожиданным. Если Марфа всего лишь пыталась меня разозлить, то ей это удалось в полной мере. Надо же такое заявить: «Тебе-то все равно не достанется!» Можно подумать, что я приехала в Нелидовку с единственной целью – всеми правдами и неправдами заполучить Егора!

– Вы что, белены объелись? – уже почти не контролируя себя, выкрикнула я. – Да плевать я хотела на вашего Егора! Он и сам мне совершенно безразличен, и все, что с ним связано, мне до лампочки!

Я хотела продолжить гневную тираду, но весь мой запал внезапно иссяк. Меня вдруг нестерпимо потянуло в сон, ну, хоть ложись прямо на траву у забора. Держась на ногах из последних сил, я думала лишь об одном: «Надо срочно уходить отсюда!»

Оказалось, меня уже никто здесь не держит. Выпив последнюю порцию моего гнева, ведьма довольно ухмылялась. Вытаращенные глаза теперь не просто лучились – горели, как прожектора.

– Зря ты, милая, так разволновалась, – ласково сказала она. – Ну, не нужен, так не нужен. Ты, вообще, зачем пришла-то?

А, действительно, зачем я к ней притопала? Был же у меня к Марфе какой-то разговор… Вот только какой? Ничего не помню. Вычерпала она меня до самого дна, вычерпала так, что впору забыть собственное имя. Кстати, а как меня зовут? Неважно, потом вспомню. Прочь, прочь отсюда!

– Это неважно, – пробормотала я. – Извините, я очень спешу.

Повернувшись к Марфе спиной, я, наконец-то, открыла щеколду и вышла на улицу. Вслед мне раздался знакомый сценический смех, не пробудивший во мне уже никаких эмоций. Пусть смеется, пусть празднует победу, пусть даже на радостях выпьет бутылку спирта, только бы нам с ней больше никогда не встречаться! Вот ведь ведьма! Настоящая баба-яга! Не знаю, как насчет порчи, а энергию качает знатно. Уносите ж меня, мои ноженьки, подальше от этого дома!

Я шла, не разбирая дороги, никого и ничего не замечая вокруг. Ноги сами вынесли меня к реке, к небольшому, но уютному песчаному пляжу. Пляж был совсем пустынным, лишь в стороне, метрах в пятидесяти, стояли с удочками мальчишки. А впереди, за желтой кромкой песка, тихо плескалась позолоченная предзакатным солнцем речная вода!

Сбросив на песок сарафан, я осталась в своем любимом черно-белом купальнике. Потом с разбегу бросилась в воду, окунулась с головой и вольным стилем поплыла к противоположному берегу. Вода медленно текла на восток, струилась вокруг меня волнистой рябью, ласкала прохладой разгоряченное бегом тело. Дно реки было песчаным, местами на дне колыхались длинные, мохнатые буро-зеленые водоросли. У самого дна, выискивая пищу, шныряли шустрые стайки серебристых мальков. Уже на середине реки я почувствовала себя заметно лучше, словно прохладная речная вода смыла с меня недавнее унижение и вернула утраченные в неравной борьбе душевные силы. Сделав плавный разворот, я энергично поплыла назад к пляжу и через пару минут, разбрызгивая воду, выбежала на залитый солнцем берег.

С моих волос и купальника продолжала струиться вода. Я решила немного обсохнуть на солнце и, раскинув руки в стороны, встала лицом к противоположному берегу.

За рекой простиралось огромное невспаханное поле, все в луговых цветах, а над полем раскинулось совершенно чистое голубое небо. И не было там никакой аномалии. Аномальная зона закончилась где-то на подходе к реке, а за рекой уже была полная свобода – свобода от всяких странностей, от внезапных локальных бурь, от злобных ведьм и хитрых колдунов… Там не наводили на девушек порчу, не высасывали из людей энергию и не убивали из ружья молодых матерей…

«Чушь! – внезапно подумала я. – Людей убивают повсюду. И аномалия нынче повсюду, почти в каждой человеческой душе…»

Опустившись на теплый песок, я внезапно разрыдалась. Я плакала о рыжей женщине с ребенком на руках, что когда-то давно объявилась в Нелидовке. Трагичность ее короткой судьбы никак не укладывалась в голове, вызывая почти физическую боль. От чего бежала она? Что за ужасы заставили ее податься в чужие края, и какая нелегкая занесла в эту забытую богом деревню? Кто и за что ее убил, оставив рыжего мальчишку круглым сиротой? Впрочем, Егор что-то говорил об отце…

Егор… Вряд ли это его настоящее имя! Армяне так детей не называют. Азербайджанцы тоже назвали бы по-другому. Кто же дал ему это имя, Прасковья? Она, больше некому… А вдруг он помнит свое прежнее имя? Можно попробовать спросить… Впрочем, не стоит. Пусть остается Егором!

«Егор, приготовить тебе завтрак?»

Слова возникли во мне сами собой, прокатившись внутри упругой волной блаженного тепла.

«Спи, девочка! Я все сделаю сам».

«А я не позволю! Я приготовлю тебе потрясающую яичницу и сварю самый лучший в мире кофе».

Осознав, что происходит, я мгновенно перестала рыдать и озадаченно уставилась в песок.

Что это сейчас было? Это были мечты о любви, о семейном счастье… Совершенно обыденное дело. Все девушки об этом мечтают. Лично я – лет с двенадцати. Не успею в кого-нибудь влюбиться, как тут же начинаю безудержно фантазировать. Всякое в голову лезет, в особенности – сцены из будущей семейной жизни. Вот и сейчас вдруг накатило. Естественно, я ведь влюблена. Все естественно, за исключением одного. Имени! Первая фраза должна была звучать так: «Андрей, приготовить тебе завтрак?»

Я мысленно повторила: «Андрей, приготовить тебе завтрак?» Теплая волна лишь слегка всколыхнулась и тут же осела. Теперь – то же самое, но с именем «Егор». Волна взметнулась аж до самой макушки, прокатилась по телу горячими мурашками и медленно-медленно осела где-то внизу живота. Теперь снова – «Андрей». И напоследок еще раз – «Егор».

Что ж, теперь все ясно! Хватит прятать голову в песок, пора признаться себе в том, что происходит. Неожиданно для себя я увлеклась Егором, и каждый новый день моего пребывания в Нелидовке непостижимым образом подпитывает это чувство.

Господи, ответь, ну, зачем мне это? Я хочу любить одного лишь Андрея. Мы с ним такая красивая пара – высокий голубоглазый блондин и стройная темноглазая шатенка. К тому же, я уже все продумала, все себе заранее представила – и свой подвенечный наряд, и шикарную свадьбу, и толпы веселых гостей, и неприкрытую Светкину зависть… Интересно, что скажет Светка, увидев меня не с Андреем, а с Егором? Красноречиво промолчит? Решит, что я законченная тупица? Променять красавца Андрея на какого-то рыжего увальня – не бизнесмена, не банкира, не сынка миллионера, а обычного деревенского парня, к тому же сироту, неизвестного роду и племени! И вместо зависти будет в ее глазах издевательская насмешка.

Другие тоже вряд ли поймут. Мама скорбно застынет с поджатым ртом. Дядя Гена промямлит что-то невразумительное, типа, что я «дурью маюсь» или «бунтую». Андрей, встретив нас с Егором, презрительно отвернется и демонстративно сплюнет на асфальт. А Паша, мамин любимец, выразительно покрутит пальцем у виска…

Вот что ждет в Москве невесту Егора Зверева! Не восхищенье и зависть, а насмешки и жалость. Меня там все сочтут неудачницей! Меня!

Выход один – бежать, и как можно скорее. Бежать в Москву, оставив здесь Егора с его дурацкой диссертацией. Пусть себе копается в старых газетах, может, что и накопает! Меня же в Нелидовке никто и ничто не держит. Ну, разве что… одно забавное светское мероприятие – ночной шабаш с колдуном и ведьмами! Посмотрю на обещанное представление, и сразу в Москву. Первым же автобусом! В Москве позвоню Андрею, договорюсь о встрече… Как увижу своего красавца-викинга, так все мысли о Егоре и улетучатся. И буду я, счастливая и довольная, готовиться к свадьбе. Андрей теперь никуда от меня не денется (тут я ласково посмотрела на сумку с заговоренной зажигалкой и приворотным порошком), пусть только попробует на мне не жениться!

В ту ночь мне впервые приснился Егор. Точнее, сразу два Егора. Один из Егоров был взрослым – спокойным, насмешливым и серьезным, другой – маленьким вихрастым рыжим мальчишкой. Они стояли рядом, словно отец и сын, и выжидательно смотрели на меня. Почему-то из них двоих я непременно должна была выбрать одного. Словно кто-то поставил задачу с жесткими условиями, а я, как могла, ее решала. А этот кто-то вроде как оценивал – верно решаю или неверно? Мне очень хотелось выбрать взрослого, я даже сделала шаг навстречу, но мальчик так горько, так отчаянно заплакал… Я подошла к ребенку, обхватила его маленькую теплую ладошку и куда-то повела.

– Тетя, куда мы идем? – робко спросил меня мальчик.

– К папе, мы идем к твоему папе, – ответила я и проснулась.

Была глубокая ночь. Снаружи было очень тихо, лишь со двора доносилось сонное ворчание Балбеса – вероятно, ему снились коты, ежи или змеи. Отбрасывая на дощатый пол неровные блики, в окно проникал белесый лунный свет. В мозаике лунного света слегка покачивались тени яблоневых ветвей.