Текст книги "Блуждающий свет за окном"

Глава шестнадцатая. Оборотень

Я проснулась среди ночи – в пустой комнате, на скрипучей железной кровати, укрытая старым вытертым пледом. За окном шумел ветер, в окно равнодушно смотрели луна и звезды. Где я? Все еще в избе Василия Горячева? А где же тогда сам хозяин?..

Дверь в коридор была открыта, откуда-то доносился негромкий храп. Значит, Горячев дома. Спит.

Странно… По законам преступного мира он уже должен был со мной расправиться. А как иначе? Я же единственная, кто знает его страшную тайну. Но я до сих пор жива, и даже не связана, к тому же сам Василий безмятежно спит. Что происходит?

Ой, не время сейчас задаваться подобными вопросами! Бежать!! Бежать, пока Горячев не проснулся, пока не понял, что жертва ускользает…

Медленно-медленно встав с постели (не дай бог скрипнет сетка!), я осторожно подхватила валявшуюся у кровати сумку и стала на цыпочках красться к выходу. Дверь на террасу была открыта, негромкий храп доносился именно оттуда.

Тихо! Тихо! Только не разбудить!

Уже и терраса позади. Впереди – входная дверь с неизвестной системы замком. Ничего, попробую открыть. На крайний случай останется окно.

Подкравшись к двери, я слегка надавила на створку. Вот те раз! И она открыта. Ну, просто приглашение к побегу. Грех не воспользоваться…

Небольшая пробежка до калитки. Мелкая цепная шавка с опозданием лает мне вслед. Поздно! Я уже за калиткой, со всех ног бегу к дому бабы Маши. По сторонам мелькают придорожные кусты, в ушах свистит ветер. Не сбавляя темпа, пробегаю «центральную площадь» с магазином и зданием клуба. Невольно ищу взглядом вывеску «Библиотека». Господи, зачем она мне сейчас? Метров через сто, запыхавшись, останавливаюсь. Теперь можно обернуться.

Посмотреть назад невыносимо страшно: а вдруг увижу за спиной всю местную когорту колдунов с Василием Горячевым во главе? Представляю их искаженные ненавистью лица, тянущиеся ко мне крючковатые пальцы…

Все-таки оборачиваюсь. Позади никого нет, видимый участок дороги совершенно безлюден. На пустынной улице все погружено в сонное оцепенение, лишь изредка взлаивают из-за заборов дремлющие цепные псы. На «центральной площади», мигая, горит фонарь. Вдалеке, возле дома Лукерьи, еще один. Последний фонарь сейчас у меня за спиной, недалеко от бабушкиного дома. Ну, что за безобразие – на всю деревню только три горящих фонаря! В темноте недолго в какую-нибудь колдобину угодить да ногу сломать. Если б хоть окна в домах светились!

Я покрутила головой, выискивая неспящих. Неужели в Нелидовке никто не страдает бессонницей? Не может такого быть! Ну, вот, так и есть, кому-то не спится, впереди горит одно окно.

Уже в спокойном темпе продолжаю путь к бабушкиному дому. Слегка замедлив шаг, прохожу мимо избы со светящимся окном. Ее фасад слабо освещен луной. На темной стене выделяются раскрытые белые ставни. Сама стена, похоже, серая… Нет, скорее синяя.

И тут меня словно что-то кольнуло.

«Синий такой, с белыми ставнями. А тебе зачем?»

Синий дом с белыми ставнями! Выходит, я стою возле дома Егора. Тот, ради кого я приехала, сейчас невероятно близко, шагах в десяти от меня, за этой синей деревянной стеночкой. И, судя по свету в окошке, он еще не спит.

Я посмотрела на часы. Подсвеченный желтым циферблат показал два часа ночи. Поздновато, конечно, для визита. Но он же не спит!

Мои колебания длились недолго. Зачем ждать утра, если можно прямо сейчас упасть в объятия Егора? Объект моих мечтаний и терзаний совсем рядом, по прямой нас разделяют не более десяти метров!

Отбросив сомнения, я подошла к калитке и постучала. Тотчас где-то во дворе злобно залаяла собака. Лай быстро приближался. Вот она уже у забора – пегая дворняжка размером со среднюю лайку. Мечется у калитки, скалит на меня острые зубки, тычется носом в щели между досками. А если выскочит и вцепится в ногу? «Ну же, Егор, – мысленно взмолилась я, – открой мне, наконец!»

Через минуту из дома вышла невысокая женщина в шлепанцах и домашнем халате. В женщине я узнала Прасковью, бабушку Егора. В руке она держала фонарь, который немедленно направила мне в лицо. Зябко поежившись, женщина подошла ближе.

– Вика? – сказала она удивленно. – Я думала, ты в Москве…

– Я вечером приехала. Можно мне войти?

Но ведунья не спешила меня впускать.

– Что тебе нужно в такое время? – сурово спросила она.

Немного смутившись, я ответила:

– Мне нужно срочно поговорить с Егором.

Прасковья, похоже, оторопела от такой наглости. Глядя на меня с каким-то испугом, она быстро произнесла:

– Какая еще срочность! Ночь на дворе. Приходи утром, тогда и поговоришь.

– Он что, спит?

Секунду помедлив, она ответила:

– Спит.

Этой секунды оказалось достаточно, чтобы заподозрить ее во лжи. Егор не спит! Она просто не хочет меня впускать. Наверное, оберегает покой внука…

– Ну, пожалуйста, впустите! – жалобно заныла я. – Я всего лишь на минутку. Мне сейчас просто необходимо увидеть вашего внука!

Но Прасковья была непреклонна.

– Я не стану его будить, – отрезала она. – Приходи утром.

Не могу сказать, что я слишком упряма, но порой на меня что-то находит. Вот и сейчас…

– А его и не надо будить! – громко возразила я. – Я знаю, что Егор не спит. Если он не хочет меня видеть, пусть сам об этом скажет.

Прасковья недовольно нахмурилась.

– Настырная ты девчонка! Настырная и глупая. Что тебе нужно от Егора?

– Да ничего мне не нужно! Просто поговорить с ним пару минут. Что, нельзя?

– Нельзя. Его нет дома.

Этим последним словам я поверила сразу. И, мягко говоря, опешила.

Нет дома в два часа ночи?! Куда же он мог податься? Может, по делам в Москву – к защите готовится, бумажки разные собирает? Нет, не похоже. Зачем бы тогда Прасковье юлить, убеждать меня, что он спит? Тут явно что-то другое! Мальчик где-то развлекается. Ночных баров, ресторанов и игорных заведений в ближайшей округе не наблюдается. Остается одно – Егор у одной из здешних красавиц, какой-нибудь пышногрудой девахи, вроде Наташки Сидоровой.

Но тогда… О господи! Тогда все разом теряет смысл. Ведь если Егор Зверев – обычный кобель, то что здесь делаю я? Зачем, бросив красавца-жениха, примчалась в Нелидовку? Чтобы стать одной из многих?

– И где же он? – одеревеневшими губами спросила я.

– Ну, чего ты привязалась! Какая тебе разница, где мой внук?

– Что значит – какая разница?! Скажите, у кого сейчас Егор, я должна это знать!

Прасковья смотрела мне в лицо устало и грустно. Измученная женщина лет шестидесяти – гладкие русые волосы побелели на висках, серые глаза чисты, как у ребенка, между редкими бровями глубокие, словно нарисованные фломастером, морщины…

– Проходи, что ли, в дом, – без энтузиазма пригласила она.

Закрыв за мной калитку, хозяйка повела меня мимо застекленной веранды к выходившему на задний двор крыльцу. Мы поднялись по дощатым ступенькам и вошли внутрь.

Дом как дом. Ничего особенного. В коридоре чистенько, опрятно, ровный дощатый пол, бежевые обои в цветочек…

Мы прошли в комнату, ту самую, где я видела свет. Хозяйка не обманула: комната была пуста, да и принадлежала явно не мужчине. Маленький шкафчик с посудой, вязаная крючком салфеточка на тумбочке, круглый столик, накрытый белой вышитой скатертью… Неширокая застеленная кровать у стены, кресло с незаконченным вязаньем, напротив, в правом углу, суровые лики икон… «Вдовья светелка», – мысленно окрестила комнату я.

Переложив на стол вязанье, Прасковья кивнула в сторону кресла:

– Садись, настырная.

Сама же задумчиво топталась у стола, словно не зная, как продолжить разговор.

– Так где же сейчас Егор? – снова поинтересовалась я.

– Возвращалась бы ты, девонька, в Москву, – неожиданно сказала ведунья. – Зря ты к Егору клинья подбиваешь. Не подходит он тебе.

– Вы действительно так считаете?

Я подумала, что Прасковья ведет со мной нечестную игру. То Егор спит, то его нет дома, то он мне, видите ли, не подходит… Сказала бы прямо, что я ей не нравлюсь, что хочет для внука другую невесту!

– Вы считаете меня гулящей? – поймав ее бегающий взгляд, спросила я.

– Вовсе я так не считаю, – смутилась собеседница. – Ты хорошая девушка, просто глупенькая еще! Да и проблема тут не в тебе. Дело в том, что Егор… что мой внук… В общем, с ним не все в порядке.

Я озадаченно нахмурилась. Любит же Прасковья говорить загадками! «С ним не все в порядке». Что это значит, в конце концов?

В том, что Егор – не гей, я убедилась еще в июне, что не убийца – сегодня ночью. Совершенно нормальный парень. Институт закончил, диссертацию пишет, не пьет и, вроде бы, не колется… Какой с ним может быть непорядок? Ну, разве что какая-нибудь болезнь…

При мысли о болезни Егора меня внезапно обдало холодом. Насколько серьезно он болен? На свете столько всяких хворей – рак, СПИД, туберкулез… О них и не думаешь, пока беда не коснется тебя и близких. А коснуться может в любой момент – никто из нас ни от чего не застрахован!

– Что с вашим внуком? – испуганно спросила я.

– Ну, он… Он не интересуется женщинами!

– Неправда! Очень даже интересуется. Зачем вы вновь пытаетесь меня обмануть? Что вы скрываете, Прасковья?

– Ничего я не скрываю! Да уйдешь же ты, наконец?

Я лишь сильнее вцепилась в подлокотники кресла.

– Пока вы не скажете правду, никуда не уйду. Дождусь Егора и узнаю все лично от него.

– Господи, ну что мне делать с этой девчонкой?!

Прасковья подошла к иконам и принялась что-то тихо шептать. Катящаяся по ее щеке слеза заставила мое сердце тревожно сжаться. Какую же правду она скрывает?

Помолившись, ведунья вновь повернулась ко мне.

– Ты ведь будешь молчать, Вика?

Я мысленно приготовилась к самому худшему.

– О чем?

– О том, что я тебе расскажу.

– Клянусь! – тут же выпалила я. – Клянусь жизнью, что ничего и никогда не сделаю во вред Егору. Вы мне верите?

– Верю. И еще одно… Возможно, выслушав меня, ты решишь, что Прасковье пора в психушку… Но я вовсе не тронулась умом!

Боже, ну, сколько же можно тянуть!

– Скажите же, наконец, в чем дело, или психушка понадобится мне!

Ее лицо исказила болезненная гримаса – из тех, что художники обычно рисуют на лицах сумасшедших, желая показать душевное смятение или внутренний разлад.

– Дело в том, что Егор… – начала ведунья и тут же замолкла. Утерла руками слезы, несколько раз вздохнула и, справившись с собой, заговорила вновь.

– В это невозможно поверить, но мой внук… мой Егор… Эх, зря я решила тебе открыться! Чую, не стоило…

– Послушайте, Прасковья… э-э-э…

– Ивановна, – подсказала она.

– Так вот, Прасковья Ивановна, или вы говорите правду, или я дожидаюсь Егора!

– Ладно, вот тебе правда! – зло бросила она. – Хотела я тебя уберечь, но другого выхода не вижу. Мой внук, он – не обычный человек… Не такой, как все. Он… даже не знаю как сказать-то… вроде оборотня!

Я молча хлопала глазами, мысленно решая – смеяться сразу или чуть позже, дав ей возможность выговориться.

– Вроде оборотня? Того, что по ночам в волка превращается? – глумливо спросила я.

– Нет, конечно. – Она досадливо махнула рукой. – Просто для того, что с ним происходит, я другого слова не нахожу. При свете внук выглядит совершенно обычно, а в темноте он меняется, резко меняется. Становится непохожим на человека. Не дай бог тебе это увидеть!

Еще несколько секунд я сдерживалась, затем, все-таки, расхохоталась.

– Егор – оборотень?! – давясь от смеха, выговорила я. – Да вы совсем рехнулись! У вас параноидный бред, вам лечиться надо. Обязательно скажу Егору, чтобы вызвал к вам психиатра!

Внезапно мне стало не смешно. Бабка-то и впрямь сумасшедшая. А вдруг сейчас кинется на меня? Сумасшедшие бывают очень агрессивны, особенно, когда над ними смеются.

Я медленно, без резких движений, встала и сделала шаг по направлению к двери.

Но Прасковья, похоже, не собиралась нападать. Опустив плечи, она печально смотрела на меня.

– Я знала, что ты не поверишь, – промолвила она. – Да и кто в это поверит? Разве что тот, кто лично видел превращение… Но Егор достаточно осторожен, и в такие моменты никому не показывается.

Вообще-то, спорить с сумасшедшими глупо, да и себе дороже, но тут я просто не смогла удержаться.

– Вот вы говорите, что он во что-то превращается в темноте. Но я же видела Егора в темноте – той самой ночью, когда вы праздновали свой шабаш. Что же он тогда не превратился?

Встретив мой торжествующий взгляд, Прасковья нисколько не смутилась.

– Внук, как обычно, все предусмотрел, – спокойно сказала она. – При нем был походный фонарь, такой, в виде светильника с ручкой, помнишь?

– Фонарь? – удивилась я. – А при чем здесь фонарь?

– Ты не понимаешь, в нем-то как раз все дело! Превращенье возможно только в полной темноте или при очень слабом свете. Не ярче света луны…

Мне надоело выслушивать эти бредни, и я решила действовать по-другому. С серьезным видом я обратилась к Прасковье.

– Я готова вам поверить, но мне нужны доказательства. Хочу сама увидеть это превращение!

Прасковья досадливо махнула рукой.

– Я же сказала, что Егора нет дома. Он еще засветло ушел в лес, и будет бродить там до рассвета. Внук уходит в лес почти каждую ночь.

В том, что Егора нет дома, я уже не сомневалась. Будь он где-то рядом, за стенкой, давно бы услышал нашу перепалку и пришел разобраться. Но все же бабка его, Прасковья, совершенно безумная. Ничем ее бред не прошибешь, на все готов ответ! Не удивительно, что Егор по ночам сбегает из дома…

– И в кого же он превращается? Опишите это существо! – потребовала я.

Прасковья задумчиво наморщила лоб, потом беспомощно развела руками.

– Ну, это… нечто туманное, округлое, светящееся красным светом… Я понимаю, мои слова похожи на бред…

«Еще какой бред! – подумала я. – Чистой воды шизофрения. Спорить бесполезно, пора сматываться».

Наспех попрощавшись, я направилась к двери, и тут… Мне вдруг припомнился непонятный ночной объект, медленно плывущий от леса к домам. Как раз такой, как описала Прасковья – красноватый, туманный, светящийся, в виде шара или эллипса… Объект в деревне видели многие. Баба Маша, подобно Прасковье, записала его в оборотни, Василий Горячев – в инопланетяне, Егор же назвал тот странный объект «типичным плазмоидом».

Не дойдя до двери, я вернулась назад.

– Послушайте, Прасковья Ивановна! Кажется, я знаю, о чем вы говорите… Сама ночью за этим наблюдала. Но с какого бодуна вы решили, что тот светящийся объект – Егор?

– С какого бодуна? Выбирай слова, девочка! Я лично видела превращение. И Савелий тоже видел…

Глаза ее внезапно вспыхнули ненавистью.

– Пусть он сгниет в тюрьме, паскуда! Выследил Егора и угрожать мне начал. Говорил, что я теперь в его власти и должна во всем ему подчиняться, иначе он внуку навредит. Сдаст Егора в милицию или натравит на него журналистов… Поизмывался надо мной вволю, заставил на этот проклятый шабаш тащиться. Деваться мне было некуда, я и потащилась. Только ради внука!

Упомянув Савелия, она что-то сдвинула в моем восприятии. Похоже, я начинала ей верить. По крайней мере, стало понятным, что заставило Прасковью участвовать в ночном шабаше. Нашли объяснения и слова Савелия: «Неужто чужая девчонка тебе дороже внука?»

– Но Егор вам не внук! – вырвалось у меня.

Прасковья вздрогнула от неожиданности.

– От кого узнала, что Егорушка мне не родной?

– От Марфы, – тут же выдала я.

– Понятно… – кивнула головой хозяйка.

Я ждала бранных слов в адрес Марфы, но их не последовало. Весь свой гнев ведунья уже выплеснула на Савелия.

– Что с того, что Егор мне не внук? – заговорила она. – Я его с малолетства воспитываю, с тех самых пор, как мать его, Лию, кто-то застрелил. Вот ведь изверг! Ребенка, слава богу, не тронул. Егор тогда с матерью был, да только убийца его не заметил. Ночь была темная и лес вокруг… Так потом гада и не нашли. Умер уже поди… Сдается мне, что изверг тот – Игнат, папаша Савелия. Очень уж любил по лесу с ружьем шататься! Ну, если он, то судьба его наказала: Игнату и пятидесяти не было, когда удар его хватил. Месяц в областной больнице провалялся и сдох.

Мне понадобилась пара минут, чтобы собраться с мыслями. Подробности давнего преступления просто не укладывались в голове. Я слышала, что мать Егора застрелили в лесу, но что это случилось темной ночью, и что рыжий тогда был с матерью…

– А зачем же ее с ребенком ночью в лес понесло? – растерянно хлопая глазами, спросила я.

Ведунья беспомощно развела руки.

– Ничего она мне не объясняла, просто каждую ночь уходила в лес и брала с собой сына. Да и как бы она объяснила, когда по-русски всего несколько слов знала. Беженцами они были, откуда-то с Кавказа… Егора я тогда усыновила, по документам он мне сын, а не внук, да только все почему-то внуком кличут. Он и сам меня бабушкой зовет. Боюсь я за него сильно. Что-то нехорошее с ним происходит. Теперь, вот, в лес по ночам стал уходить. Как бы он не повторил судьбу матери!

– Так та беженка тоже была «оборотнем»! – внезапно озарило меня.

Прасковья горестно кивнула.

– Первое время Лия казалась обычной женщиной, ничего особенного я в ней не замечала. А потом… Потом начались те самые превращения. Я как в первый раз это увидела, чуть в обморок не упала. Выгнать ее из дома хотела, но оставила… ради мальчишки.

– Выходит, Егор пошел в нее?

– Выходит, так. Я и не думала, что у него это проявится. Он был абсолютно нормальным ребенком, ну, разве что серьезнее своих сверстников (оно и понятно, такое в детстве пережить!) Я, помню, нарадоваться на него не могла: и по хозяйству первый помощник, и учился почти на одни пятерки. Его дружки с трудом девять классов одолели, а Егорку учителя в десятый прочили. Да только он не стал у меня на шее сидеть! Подался в Шатуру, работал там и учился в вечерней школе. А в армию его не взяли, сказали, что-то с кровью – то ли редкая болезнь, то ли наследственная аномалия… Так и не разобрались.

Она замолчала, о чем-то задумавшись. Через минуту, я, не выдержав, дернула ее за рукав.

– Ну, а дальше-то что?

Очнувшись от своих мыслей, Прасковья продолжила рассказ.

– Потом он решил в институт поступать… Вернулся в Нелидовку, засел за учебники. Полгода готовился, затем уехал в Москву на экзамены. С первого раза поступил, без всякого блата! Жил в общежитии, а ко мне приезжал на каникулы. Как приедет, так и в доме и на участке все в порядок приведет: крыльцо подправит, забор починит, грядки вскопает, траву на участке скосит. И подрабатывал за лето неплохо, руки-то у него золотые. Кому забор отремонтирует, кому крышу шифером покроет, кому баньку построит – за любую работу брался, и любая работа у него спорилась. Вот только насовсем возвращаться не собирался, говорил, что хочет остаться в Москве. Я, естественно, с ним соглашалась. Что образованному парню в Нелидовке делать? Работы нормальной нет, да и скучно здесь. Вот, думаю, женится, детишек заведет, ко мне на лето привозить будет… Да только вышло все не так.

– А как? Как все вышло? – торопила ее я.

– Прошлым летом он вновь вернулся, – продолжила рассказ Прасковья. – Сказал, что надолго. Мол, поступил в аспирантуру, над диссертацией работать будет. Я тогда так обрадовалась, так обрадовалась! Даже прослезилась. Но что-то мне в Егорке не понравилось. Смурной он был какой-то, и смотрел по-другому, не так как раньше… Жестким стал взгляд, непривычным. Да и повел он себя странно – сразу же попросил с ним комнатами поменяться. Занял ту, что окнами в сад, а мои вещи в эту перенес. А вечером, как свет в доме потушили, я заметила у него под дверью какое-то свечение. Зашла, а там… это. Страсть господня! Вместо тела туман светящийся, лишь глаза, как костры, пылают. Я оторопело стою на пороге, Лию, покойницу, вспоминаю, а он злобно так на меня зырит. «Уйди, – говорит, – и больше ночью ко мне не заходи». Я бегом в свою комнату, и заперлась. Потом, слышу, задняя калитка скрипнула. Я на террасу осторожно вышла, с нее задний двор хорошо виден. Гляжу, а он в лес подался, словно красное облачко к лесу движется, совсем как когда-то Лия. Всю ночь я тогда без сна пролежала. К рассвету, слышу, вернулся, в комнате закрылся, а утром уже в нормальном виде к завтраку вышел. Я же говорю – оборотень!

– Неужели все это правда? – только и смогла вымолвить я.

Хозяйка сочувственно покивала головой.

– Правда. Сама видишь, девонька, что в женихи он тебе не годится. Беда с ним. Иди домой и забудь Егора. Ты ж красавица, неужели у тебя парня нет?

– Был парень, – опустив голову, ответила я. – Еще вчера был, но я его прогнала. Я могла бы его вернуть, только легче от этого не станет. Не люблю я его. Похоже, со мною тоже беда.

– Ничего, поболит и пройдет, – сказала Прасковья неожиданно жестким тоном. – Ты, главное, помалкивай обо всем. А сейчас иди к бабушке, тут всего-то три дома пройти! Хочешь, я тебя провожу?

Я подняла на нее тоскливый взгляд.

– Можно я останусь здесь до утра? Ночь же на дворе! Что я бабушке-то скажу?

– Скажешь, что к Татьяне зашла погадать и засиделась там допоздна. Татьяна, если что, подтвердит.

Я сделала пару шагов к двери, но, словно споткнувшись, остановилась на полпути.

– Признайтесь, что вы меня обманули? Признайтесь, я не обижусь!

Ведунья внезапно повысила голос.

– Прошу тебя, Вика, уходи! Егор может вернуться. Тебе нельзя видеть его таким!

Несмотря на резкий тон, женщина выглядела очень жалкой. Светлые глаза слезились, на увядающем лице застыло совершенно несчастное выражение. И я решила больше ее не мучить.

– Хорошо, я сейчас уйду. Но утром обязательно вернусь, слышите? Мне непременно нужно поговорить с Егором. Не волнуйтесь, я вас не выдам! Сделаю вид, что ничего не знаю.

– Спасибо, девонька. Иди, сердешная…

Мы вышли из комнаты, миновали темный коридорчик и оказались на освещенной луной террасе. С террасы открывался вид и на пустынную деревенскую улицу, и на задний двор, густо усаженный плодовыми деревьями. Дорожка меж деревьями вела к калитке, за калиткой начиналось поле, за полем – хвойный лес. Взглянув в ту сторону, мы с Прасковьей застыли от ужаса! Он был уже возле калитки. Он или оно: нечто размытое, красноватое, светящееся – язык не повернулся бы назвать это существо Егором.

Незаметно покинуть дом я уже не могла.

А оборотень проскользнул в калитку, вступил на дорожку между деревьями и, надежно скрытый от взглядов соседей густой листвой, включил уже знакомый мне круговой фонарь. В тот же миг непонятный объект исчез, вместо него на дорожке стоял Егор. Стремительным шагом он направился к крыльцу.

Сомнений больше не осталось, Егор действительно был оборотнем! Его мгновенное превращение так потрясло меня, что я буквально впала в ступор – не могла ни двинуться, ни закричать. Застыв на месте с вытаращенными глазами, я молча следила за приближавшейся фигурой. Прасковья вдруг резко потянула меня за руку, затащила в коридор, но втолкнуть в свою комнату не успела.

Поднявшись на крыльцо, Егор пересек террасу и оказался в коридоре, где тут же встретился со мной взглядом. От неожиданности он выронил фонарь, с громким треском рухнувший на дощатый пол. Свет мгновенно потух, а дальше случилось то, что не пригрезится и в самых страшных снах. Любимый человек вновь превратился в монстра!

Превращение случилось мгновенно, а вовсе не так, как в западных фильмах ужасов. У киношных оборотней медленно трансформируется скелет, искривляются пальцы, отрастает шерсть… Егор же изменился весь и сразу. Вспыхнули в темноте глаза, полыхнули оранжевым пламенем, и одновременно вспыхнуло и засветилось пространство вокруг его тела. Знакомой спортивной фигуры больше не было, контуры тела размылись, растворились в светящемся мареве. Существо напоминало огромную шаровую молнию, точнее – овальной формы плазмоид. Увидеть в нем человека было просто невозможно. И совершенно невозможно было обратиться к нему по имени.

Мне бы грохнуться на пол без чувств, чтобы после считать увиденное дурным сном, я же с бьющимся, как колокол, сердцем продолжала смотреть на светящегося монстра, прямо в его огненные глаза. Существо молчало, и это казалось вполне естественным. Разве плазмоиды могут говорить? Возможно, они и издают какие-то звуки – свист, вой или шипение… Или электрическое пощелкивание… Нет, пусть уж лучше оно молчит!