Текст книги "Голод Рехи"

– Что, эльф, изменяет ловкость? Спотыкаешься на ровном месте? – хохотнул кто-то из проходящих стражников, покряхтывая и салютуя копьем. Щербатое лицо не запомнилось, Рехи только фыркнул, отплевывая пыль, но вся его ненависть устремилась к загадочно исчезнувшему Проводнику. Движение вернулось в деревню, полукровки продолжали заниматься своими делами, ни о чем не догадываясь.

«Ах, выбор! Сейчас будет тебе выбор!» – подумал Рехи, поднимаясь на ноги. Он побродил по деревне, не пытаясь узнать, нужна ли где-то его помощь. Стражники больше не встречались, вернее, он старательно избегал их. Зато застал недалеко от пещеры с водой Теллу за прежним занятием: она, расставив ноги над горсткой глины, лепила посудины с неровными краями. Рехи какое-то время смотрел на нее, пытаясь представить девушку обнаженной, да еще поза вполне позволяла. Воображение помогло, и Рехи подошел к ней с решительным заявлением:

– Телла! Я хочу тебя!

– Но я работаю… – рассеяно отозвалась Телла, перебирая измазанными пальцами.

– Успеешь! – оборвал ее Рехи. – Хочу прямо здесь.

Телла неуверенно поднялась и подошла, рассматривая его с опаской, как ящера. Рехи без лишних раздумий развернул ее к себе спиной, заставив упереться руками в стену шатра и расставить пошире ноги, прогнувшись в пояснице.

«Ну что, Митрий? Я сбился с пути? Да? Вот так сбился? Предался разврату? Вот лучше было стать Стражем в лиловом балахоне с его Миррой? А как он защитил свой мир? Как, я спрашиваю?» – злобно обращался протестующий Страж Мира к своему создателю. Ему нравилось демонстрировать «несвободу от всего».

Уже через минуту Рехи брал Теллу, торопливо и, наверное, чересчур жестко. Подспудно он ждал сопротивления, потому что Лойэ за такие игры тут же причиняла ответную боль укусами или царапинами, оставляя порой длинные багряные борозды на спине. Телла же лишь покорно стояла со склоненной набок головой.

Рехи почти не получал удовольствия и не пытался доставить его. Тело распалялось и вздрагивало, а в душе царствовал холод. Он лишь доказывал Митрию, что еще живой и у него есть выбор. Для этого ему хотелось сделаться еще более мерзким и распущенным, чем раньше. Росла уверенность, что семаргл где-то поблизости, наблюдает за рваными движениями дергающихся тел, и от этого в душе поднималось приятное злорадство. Рехи чувствовал себя частью гниющего, отвратительного мира, но зато вполне живой частью, которая еще способна на плотские наслаждения, которая еще испытывает голод. Но от каждого нового рывка внутри Теллы ему все больше казалось, что он просто имеет медленно остывающий труп. И сам он мертвец, как и все вокруг.

После спонтанной близости с Теллой пришла еще большая опустошенность, тем более безответная девушка лишь безразлично одернула тунику вниз и вернулась к работе. Не хотелось даже сравнивать ее с Лойэ.

А потом Телла подняла синие глаза, и они блеснули нехорошим огнем. Она процедила едва слышно сквозь зубы:

– Правду говорят! Ты просто зверь с дальних пустошей. Тупой зверь. А Ларт не такой уж умный, раз не видит этого.

И Рехи с опаской осознал, что подсунутая на оргии красотка действует заодно с группкой заговорщиков. И не просто так его избили после милой прогулки с ней. Иначе почему она говорила словами стражей? Почему так недобро блестели ее глаза? Ее использовали, как вещь. Да, это были люди, но ведь Ларт поступал с ней не лучше. Не хотела ли она отомстить? Рехи забыл о своей мести Митрию, лихорадочное злорадство сменилось беспокойством.

Как ни странно, единственным, кому можно было доверять, теперь оказывался именно Ларт. Предать самого себя предводитель уж точно не мог. Хотя Рехи не желал вечно околачиваться возле него на правах героя-шута. Он встрепенулся: Митрий ушел, а проблемы с возможным бунтом остались. Рехи отправился на поиски предводителя и едва не налетел на него совершенно случайно посреди деревни.

– Ой-ой! Что за спешка, эльф? – выставив вперед руки, спросил Ларт с усмешкой. – Ты что-то замышляешь? То-то я тебя нигде не видел с самого утра. Уж думал, не съели ли тебя мои молодцы.

– Не особо смешно, – шикнул Рехи, а потом огляделся по сторонам и шепнул: – Ларт, у тебя под носом зреет заговор.

– Я знаю. У меня тоже хороший слух. Да, разное болтают. Но спасибо, что ты теперь еще и мой шпион, – отозвался Ларт, тоже оглядываясь на всякий случай.

– Я не твой шпион! – воскликнул Рехи. – Но заговор есть… Я не знаю, что они планируют, но в нем участвует Телла! Ты с ней тоже спишь, неужели не видишь?

Показалось, что Ларт смутился. По крайней мере, по лицу его прошла едва уловимая тень неуверенности в собственном превосходстве.

– Телла? Да с чего ты решил? – небрежно бросил он.

– Я…

И тут Рехи осекся, понимая, что у него нет никаких доказательств и уверенно придумать их он не сумеет. Он лишь растерянно облизнул пересохшие от волнения губы. Он ни капли не сомневался в своей правоте, но случайный взгляд Теллы и ее неосторожная фраза не убедили бы предводителя. Рехи стоял напротив него с крайне глупым видом, проклиная свое неумение доказывать что-то иначе как кулаками.

– Что, недостаточно сладка для тебя оказалась? Поэтому ты ее обвиняешь? Так давай подыщем тебе другую, по вкусу, – отозвался Ларт, насмешливо хлопнув его по плечу.

– Ларт, нельзя так играть своими полукровками. Они чувствуют это, – прошипел Рехи, низко опуская голову, и добавил: – Чувствуют, что ты их всех на самом деле презираешь!

Раз уж его считали шутом, значит, у него было право говорить. И вот он сказал. То, что давно вертелось в голове, но все никак не облекалось в форму разумных слов. А теперь картинка сложилась: Ларт презирал свой народ, даже если говорил, что верит в деревню. Сам он происходил явно не из забитых рабов, слишком уж много потаенных знаний прошлого мира хранил его изощренный разум.

– А что я должен? – ответил колко Ларт, перестав улыбаться. – Без меня они сгинут. И сами понимают это.

Он оправдывал любые свои действия и злодеяния лишь тем, что старается для деревни, считал себя великим благодетелем, который принял непосильный груз заботы. Но для Рехи образ радеющего за народ короля стерся. Ларт просто не желал признаться себе, что он такое же чудовище, одержимое голодом. Они все просто хотели утолить свой голод.

– Да, об этом они тоже говорили. Еще говорили обо мне! И о том, что ты якобы посвящаешь меня в свои секреты, например, в кузнице, – поделился новыми опасениями Рехи.

– Ну, так не ходи больше в кузницу, не будут говорить, – раздраженно пожал плечами Ларт. – Пошли, а то на нас все глазеют.

Ларт пошел по деревне, временами останавливаясь, напустив на себя вид, что интересуется делами подданных. Кто-то чинил доспехи, кто-то раскладывал мечи. Полукровки организованно готовились к новой битве. При мысли об этом сердце Рехи тоскливо сжималось, он не привык к таким бойням, где от запаха крови тошнило, а не хотелось есть. А теперь еще каждый миг приходилось ожидать ножа в спину. Невольно для Рехи жизнь предводителя сделалась невероятно ценной – как гарантия собственного выживания в пределах стен проклятой деревни.

– Это все из-за меня! Заговор – из-за меня! – прошептал Рехи после того, как Ларт обстоятельно объяснил одному из своих людей важность длинного доспеха по размеру, расписав ужасы ранения в живот.

– Ничего подобного! Ты лишь помог выявить слабые звенья нашей крепкой цепи, – кинул ему Ларт через плечо. – Я давно чувствовал, что мои мечта и вера в деревню могут пошатнуться от таких неверных воинов. Нужен был кто-то… чужой, как ты.

– Ну, так выгони меня из деревни! – прошипел Рехи, вновь сжимая кулаки. – Демонстративно! Гони Ветром до самых гор! Я даже бежать вот так готов! Они решат, что ты все правильно сделал.

Они покинули шатер оружейников, и уже на улице Ларт снова довольно рассмеялся:

– Рад твоему рвению ради меня. Но это ничего не изменит. Они были недовольны еще до твоего появления. Жизнь полукровок тяжела, это участь изгоев и объектов для издевательств. Кто-то из нас просто не выдерживает. Либо ломается, либо озлобляется на всех, даже на своих собратьев, видит везде угрозу и подвох. Мне жаль их.

В искренние чувства Ларта совсем не верилось, потому что в голосе его звенела сталь пренебрежения. Рехи даже сделалось обидно за все этих созданий вокруг, за то, что часть из них искреннее восхищалась предводителем, не усмотрев его истинную природу.

– Да откуда такое великодушие? Ларт, ты же не слабоумный! Ты вообще что-то намерен делать?

– Рехи. Я прекрасно знаю про заговор и большую часть недовольных. Ни о чем не волнуйся. Скоро будет организован поход против наших врагов. И все эти заговорщики, жаждущие смены власти, пойдут на людей первыми, пешими, без ящеров. Даже если кто-то выживет, их план уже развалится. Но я полагаю, что они сделают свое дело – пробьют оцепление из копий и щитов. А дальше вступят в бой мои всадники, и вернее их не найти.

Ларт лениво зевнул после объяснений, потянулся, словно пересказывал увлекательный сон, а не план действий. Он слишком верил в свой авторитет.

– А если они не захотят? – сомневался Рехи, уже придумывая сотни способов, как сбежать с места сражения. Он смутно представлял, на что похожа лобовая атака на армию противника.

– На поле битвы у них не останется выбора: впереди враги, за спиной – мои ящеры. Разбрасываться воинами я не могу, но раз уж жертв не избежать, лучше выставить тех, кто сам вырыл себе могилу.

Рехи остался в растерянности, пораженный холодным расчетом Ларта, который уже оценил необходимые жертвы. Стратегия выходила жестокой, но к заговорщикам Рехи жалости не питал, как, впрочем, и к остальным полукровкам. Ларт снова оставил его в дураках.

– Если скоро битва, где в ней буду я? – спросил глупый житель пустошей, слегка помедлив. Куда уж ему до великих планов крупного военачальника! Его разъедала досада, как соль на свежей ране, хотелось расчесать ее, поэтому Рехи озлобленно скреб грудь под туникой.

– На ящере со мной.

– И… зачем?

– Прикрывать спину. И управлять линиями мира.

Снова его настигла недобрая участь Стража Мира, снова от него требовали превратиться в того, кем он не являлся. Рехи только закатил глаза, недовольно присвистнув:

– Ну, опять… Ларт! Я же сто раз говорил! Я не знаю, как это работает.

– Ты научился считать до ста? Надо же! Не сто, а всего один, когда я тебя топил, – услужливо напомнил Ларт, ткнув пальцем в лоб, словно уличая в плохой памяти. Да, до ста, пожалуй, не научился, просто повторял выражение, услышанное от старого адмирала. Снова его выставляли шутом.

– Да к ящерам, сколько раз я говорил! – вывернулся Рехи. Ему не нравились прикосновения этих пальцев, чудилось, что они проникают прямо в мозг.

– Я уверен: если снова кинуть тебя в гущу сражения, найдется верный способ. Ты смышленый, отражение мое.

Ларт с силой хлопнул по плечу, будто по-дружески, но Рехи только яростно жевал изнутри губы, ноздри его раздувались. За такие слова хотелось как следует раскрасить синяками вечно ухмыляющуюся рожу Ларта. Но пришлось лишь смиренно спросить:

– И когда же сражение?

– А вот это мы спросим у нашего «друга». Людоеды готовят новый поход с осадой, но мы обойдем их по хребту и зайдем с тыла. Думаю, встреча случится у мертвого леса.

Рехи напрягся, вслушиваясь в новую информацию. А ее для неприспособленного мозга в последнее время оказывалось слишком много. Заговор наслаивался на грядущую битву, о которой предстояло еще у кого-то узнать.

– Что еще за «друг» и что еще за лес?

– Целый лес мертвых деревьев, а ты не видел таких? Люди там поселились, потому что удобно жечь костры. Вот они точно слабоумные, раз не думают, что будет, когда древесина совсем закончится. Но этого не случится: мы там будем раньше. Пойдем, я покажу тебе «друга» и даже позволю пообщаться с ним.

Рехи со смутными подозрениями отправился следом за Лартом, сначала посчитав, что его ведут в кузницу. Но предводитель резко повернул в сторону своего шатра. Перед входом Ларт поинтересовался с крайне довольной ухмылкой:

– Скажи мне, отражение, случалось ли тебе раньше допрашивать кого-то?

– Н-нет, – встрепенулся Рехи. Само слово показалось ему знакомым, отдаленно напоминало «расспрашивать». Расспрашивал он обычно стариков, даже если не признавался в этом и всячески отрицал глупые россказни. Но «до-прашивать» звучало – особенно из уст Ларта – зловеще.

– А о пытках имеешь представление? – с ноткой разочарования приподнял белые брови предводитель, отдергивая шкуру.

– Имею, но сам не пробовал, – твердо ответил Рехи. – Я просто охотился для утоления голода.

Он смутно догадывался, что его ждет. Ларт снова играл с ним, ему нравилось испытывать своего эльфа. Рехи все больше чудилось, что его тянут за руки и за ноги в разные стороны – предводитель полукровок и древний семаргл. Но конечная цель обоих – использовать как орудие в своих планах.

– И что же? Никогда не хотелось подольше помучить жертву? – испытующе узнавал Ларт.

– Как тебе своего отца? – поддел его Рехи, обрывая: – Нет, ни разу.

«После знакомства с тобой, Ларт, я понял, что в моей деревне у меня еще была хорошая жизнь», – отметил про себя Рехи. Чем дальше уходил образ родного поселения, тем более прекрасным он казался. Те простые дни честной – или не совсем – охоты теперь наполнялись для Рехи необъяснимым очарованием. Несмотря на сытую жизнь среди полукровок, он уже долгое время не мог отмыться от просочившегося под кожу запаха тлена и разложения. Казалось, потихоньку протухал он сам.

– Значит, сейчас попробуешь.

– Может, ты сам? А?

– Ты уже стал моим телохранителем и шпионом. Станешь теперь моим палачом, Рехи. А если откажешься – Ветер всегда голоден. Или же я сам удовлетворю свой голод.

Синие глаза пугающе загорелись, отчетливее обычного выдвинулись четыре клыка. Ларт в очередной раз напомнил, какое на самом деле положение занимает Рехи. В их разрушенном мире существовало множество способов умереть. Но почти по своей воле превратиться в корм ящера, без сомнения, считался одним из самых нелепых.

Ларт завел его в свой обширный шатер, где у одной из толстых опор в самом центре сидел привязанный человек. На голом теле обнаружились многочисленные синяки и царапины. Ларт успел поработать над ним. Лицо человека кто-то как следует «помесил», оставив на память рассеченные брови, расквашенный нос и несколько выбитых зубов.

– Итак, это и есть наш «друг». Слышишь, «друг»? В последний раз по-хорошему спрашиваю: когда выступает твоя армия? – воодушевленно спросил Ларт.

– Пошел ты к ящерам, солнце тебе на голову! – выплюнул вместе с кровью пленник. Рехи невольно вспоминал себя в деревне людоедов, ведь его так же приковали в ожидании съедения.

– Это не ответ. Рехи! Сделай больно этому человеку.

– А как?

Ларт цокнул языком и отвел Рехи на противоположный край шатра.

– Не смей портить допрос! Ты воин. Ты стольких убил. Придумай! Я верю в твою фантазию.

– Обычно я ел их, – признался растерянный Рехи. Когда ему казалось, что жизнь не принесет новых мерзких сюрпризов, случалось очередное приключение. И в деревне полукровок их все больше вот такого паскудного свойства.

– Если мы выбьем из него сведения – съедим свежатину вместе. Как обычно: вся кровь тебе. Я довольствуюсь подсушенным мясом. Ты делай, я буду говорить.

Рехи кивнул, тут же вспоминая, что в случае малейшего неповиновения Ларт поживится сладкой кровью эльфа. Так они вновь вернулись к пленнику.

– Ну, так что? Мы с напарником посовещались: если ты скажешь, когда армия выступает, мы тебя отпустим.

«Но это же ложь!» – подумал Рехи и тут же прикусил язык. Он явно ничего не понимал в допросах. Он мог бесконечно ненавидеть людоедов, но при этом такое наглое вероломство отзывалось тоскливым чувством в сердце.

– Пошли вы оба!

– Рехи, все-таки сделай ему больно!

Рехи лишь размахнулся и наконец-то выплеснул свою злобу на Митрия, вот только его кулак достиг вовсе не того лица. Но раз уж не оставалось выбора, то представился хоть случай выпустить пар. Только и здесь Ларт ограничивал свободу, недовольно скривившись:

– Нет, сделай ему по-настоящему больно!

Он с нажимом говорил «по-настоящему», и Рехи услышал в этом другое значение: «изощренно больно». Тогда в нем пробудилось нечто крайне темное, невероятно гадкое. Он вспоминал рассказы Ларта о том, как тот съедал заживо собственного отца. Это будило отвращение, смешанное, как ни страшно признать, с восхищением.

Рехи набрал побольше воздуха в легкие, включая фантазию, ту часть, в которой он никогда не признался бы себе. Он не привык слишком долго играть с добычей, никогда не получал наслаждения от загнанных в ловушку жертв, не заставлял умолять о пощаде. Он просто ел, просто охотился, все было просто… до этого допроса.

Теперь же Рехи наклонился над пленником и прокусил ему руку, слегка глотнув крови, но тут же отстранился. Ларт с интересом наблюдал за всеми действиями. Рехи же убрал зубы и подключил пальцы, засовывая их в крошечные дырочки и раздирая края раны. Потом удалось ногтем подцепить кожу и потянуть ее, срывая тонкой полосой.

– Нет! Нет! – истошно завыл лазутчик. – Не надо! Прошу! Не надо! А-а-а!

Рехи только сосредоточенно сопел, отчужденно рассматривая, как его собственная рука сдирает заживо кожу с человека. Сочувствия или ужаса от происходящего не осталось. Лишь новый уровень отвращения к самому себе. Рехи перешел еще одну черту, и теперь казалось, что он способен абсолютно на любое деяние. И, кажется, Ларту это нравилось, он кратко приказал:

– Рехи, достаточно. Ну, так что, «друг» наш, когда выступает ваша армия?

– П-пошел ты! – все еще неуклонно отзывался человек, отчего Ларт разочарованно вздохнул:

– Рехи! Давай еще! Мне нравится, как ты это делаешь. Другие бы не додумались.

Рехи повиновался, прокусывая вторую руку человека и снова запуская пальцы под проколы, сначала теребя края раны, ввинчиваясь в плоть, отчего по телу пленника шли мучительные судороги. А когда Рехи потянул за кожу на обеих руках, то лазутчик закричал так, что заложило уши:

– Пожалуйста, нет! Нет!

– Когда выступает армия? – твердил свое Ларт.

– Пошел ты! – захлебываясь криком, не сдавался пленник.

– Рехи, спустись ниже. Руки ему не особо нужны. Посмотрим, как заговорит сейчас.

И Рехи без лишних слов понял намек. Кусать пленника за живот показалось противным, поэтому невольный палач попросил у Ларта небольшой ножик и вновь безмолвно провел под пупком обнаженного пленника. А потом уже почти привычным жестом отогнул край к себе, медленно потянув вниз в сторону разведенных ног пленника. От этого лазутчик лишь истошнее заорал на все лады, сотрясая шатер:

– Не надо! Хватит! Хва-а-а-а-тит! Я все скажу! Все! Только не надо!

Теперь он испытал настоящий страх, а Рехи все продолжал тянуть, отделяя новые полосы и слои, словно изучая изнутри человеческое тело, пока Ларт не остановил жестом.

– Так говори! Когда выступает армия? – обратился предводитель, сверкая глазами.

– Через две смены красных сумерек! Через две смены! – задыхаясь, пролепетал лазутчик, глотая унизительные слезы.

– Рехи, потяни еще, вдруг он нам лжет!

Рехи послушно потянул, кажется, даже не дыша. Как палач, как орудие Ларта, не лучше меча. Кожа рвалась неровными краями, отслаивалась кровяными ошметками.

– А-а-а! Нет! Не лгу! Никогда! Не лгу! Две смены! Две!

– Похоже, и правда не лжет, – одобрительно присвистнул Ларт, подбочениваясь. – Ну, а теперь, мой палач, мы отлично пообедаем.

– Вы… обещали отпустить… – выдохнул лазутчик, губы его жалко дрожали. И Рехи увидел лик кромешного отчаяния, о который разбивались самые слабые, самые безумные надежды. Казалось, как и его собственная надежда на побег из деревни. И все-таки жажда свежей крови пересилила. Едва Ларт позволил, Рехи привычным быстрым движением припал к шее пленника, обрывая его дальнейшие страдания. После всего совершенного это было почти актом милосердия.

Ларт же набросился на свежее мясо. На какое-то время в шатре воцарилось только жадное чавканье. Ларт сидел на полу и, не помня себя, грыз кости, лишь выплевывая волосы. Рехи уже насытился и стоял рядом. Постепенно к нему приходило ужасное осознание содеянного. Что-то лопнуло в нем, что-то навсегда перевернулось. Был снят один из последних запретов. И все более отчетливо слышались слова Митрия про путь и опасного друга.

– Ларт… Не надо. Больше. Этого, – пробормотал опешивший Рехи, но ему казалось, что шевелятся чужие губы. Он схватился за лицо, ощупывая кожу и яростно растирая ее. Он искал метки какой-нибудь заразы или морду ящера, хоть какие-то знаки того, насколько он изменился. Но нет, даже пустынные рептилии не сумели бы придумать такую жестокость. На нее оказался способен лишь разумный эльф.

– Посмотрим, – глухо ухнул голос сытого предводителя.

Рехи не помнил, как прошел остаток дня, он стерся из памяти, выпал за малозначительностью. Руки что-то делали в шатре оружейников, он тренировался со своим новым мечом, но перед глазами стояли недавние картины и содранная кожа. И какой-то чужой силуэт, который делал все это.

В конце концов, Рехи увидел себя. Прикованным к столбу, с содранной кожей. И даже начал испытывать настоящую боль, попеременно хватаясь то за предплечья, то за живот, удивляясь, что там все на месте. На нем оставались только старые рубцы. А вот на душе зияла новая рана. Даже если он сам ее нанес, нож в руку вложил Ларт. Проклятый полукровка! Проклятый… И снова Рехи видел себя. В череде образов все смешивалось, как в бреду. Да и трясло его, словно в лихорадке. Он стольких убил, стольких съел, но слово «допрос» теперь отзывалось в нем вполне реальным ужасом.

– Выспись, нам завтра выступать на перехват, – на короткое время вырвал его из небытия голос Ларта, который уже устраивался на ночь возле трона. Рехи же съежился на шкуре, не желая ни видеть его, ни прикасаться к Телле. Он лежал, свернувшись в клубок, поджав под себя руки и ноги, все ощупывая кожу на них.

«Не моя, да нет, не моя же» – с трудом убеждал он себя. Болезненное оцепенение заметил и Ларт. Он приподнялся, обеспокоенно встал и нагнулся над Рехи:

– Не можешь заснуть? Ничего, эльф, я тебя еще отблагодарю. Мое отражение, мой шут, мой палач! Ты справляешься отлично с любой ролью.

С этими словами Ларт приблизился к Рехи, схватил его за голову и вдруг прижал лицом к своей податливо запрокинутой шее. К той самой жилке, которую Рехи облизывал после оргии, к тому самому заветному и запретному источнику. Запах ударил в ноздри…

– Пей, только немного, – прошептал Ларт. – Это будет твоей наградой за труды. Я так решил.

Рехи вновь окутывал аромат крови, он сходил с ума, превращаясь снова только в пустынного зверя. Но хотелось продлить это мимолетное удовольствие в царящем вокруг ужасе. Рехи медленно дотронулся до шеи Ларта губами, но тут же подключил клыки.

Они мягко пронзили кожу, и эльф-вампир припал к заветной жилке. На языке ощущался невероятный вкус, и в те мгновения Ларт принадлежал только ему. Предводитель сам податливо откинул голову, но при этом держал Рехи за длинные волосы, чтобы в случае чего резко дернуть назад, откинуть от себя. Рехи же сжимал его плечи, чтобы удобнее припадать к жиле. Видения отступали, образы прошедшего дня сливались единой пьяной радостью от такой награды. Памяти не осталось, как и собственных мыслей.

– Хорошего понемногу, – отозвался слишком скоро Ларт. Рехи успел сделать не больше пяти глотков. Казалось, остановиться невозможно, но Рехи пересилил свой голод, свою одержимость. Он вновь приник губами к коже, слизывая последние капли.

– Еще…

– Нет. Вот твоя награда за служение мне, – отозвался Ларт, гладя его по волосам, словно ручного зверя. Правы же оказались стражники…

«Нет, проклятье! Нет! И так каждый раз теперь?» – клеймил себя Рехи. Раньше его вел только голод, но теперь он вступил в противоречие с разумом. И это оказалось странно и страшно. Инстинкты больше не служили верными помощниками. Но зато прошел чудовищный озноб, Рехи растянулся на шкуре в ногах предводителя, как его верный пес. Кажется, так называли этих существ во снах прошлого. Ненавистного предводителя, проклятого мучителя.

Так или иначе, постепенно пришел сон, но вместе с ним и доселе незнакомое чувство вины: «Я сбился с пути… совсем сбился… Митрий! Чтоб тебе солнце на голову, Митрий! Вытащи меня отсюда! Вытащи! Или я сам должен выбраться? У вас мир умирает, вы говорите, еще невесть сколько миров могут заразиться, а вы со мной играете в игры. Ну, вот он я! Скоро стану свободен от всего, чем я когда-то был. Но эта свобода для причинения страданий. Мне кажется, твои слова о свободе от всего – это очередное испытание на прочность. Здесь что-то более сложное. А впрочем, к солнцу тебя, крылатого! К ящерам! Как же я устал… Завтра выступать, скоро новая битва. Ее бы пережить».