Текст книги "Голод Рехи"

«Может, кто-то еще выбрался? Кроме нее…» – мелькнула обнадеживающая мысль. Вдвоем или втроем удалось бы усмирить Лойэ и, может, построить новую деревню хотя бы прямо на обломках этого города. Сделали бы центром башню с онемевшим колоколом. Занятное же сооружение, с него и пустошь просматривалась, а мертвецы потеснились бы. Если бы Лойэ встретила его иначе, то, возможно, не пришлось бы больше тащиться к мифическим развалинам с мутной целью. Но Лойэ была в гневе.

– Мы остались одни! Только двое! Никто больше не выжил. Никто! – яростно выплевывала она. – И ты даже не попытался никого спасти!

С ней действительно никого не оказалось, все фантазии отсекло заявление, что больше никто не выбрался. Вокруг только восставал сонм мертвецов. И это чуть не стоило Рехи жизни: нога снова раздавила чью-то кость, осколки черепа, и тут же на звук сверху прыгнула беспощадная тень, метя клинком прямо в сердце.

Рехи, уклоняясь от наточенного лезвия, отшатнулся к остаткам стены, зацепился за край и перемахнул на другую сторону. Но приземлиться не удалось: Лойэ схватила сзади за щиколотки. Рехи повалился вниз, пропахав камень и без того разбитым носом. Пыль засыпала глаза, а на спину сиганула полоумная девица.

Рехи дернулся и наотмашь ударил мечом. В тот миг он забыл, что сначала не хотел причинять вред невольному противнику. Хотя Лойэ-то сражалась на полном серьезе и ничем не уступала в навыках.

– Да, мы остались вдвоем! Ты вообще одна хочешь оказаться тут?! – зашипел Рехи, сбрасывая с себя Лойэ, которая едва не свернула ему шею коленями. Вот уж не хотелось испытывать на себе ее коронный прием. Она норовила прыгнуть на плечи превосходящему в росте противнику и сломать ему позвоночник резким стремительным движением. От особо удачных убийств она всегда вздрагивала, как в экстазе. Убийство и страсть – все тот же голод. Только убийство – голод разрушений.

– Лучше одной, чем с тобой! – крикнула Лойэ, снова кидаясь с клинком. Выпад оказался не очень мощным, да и клыками ящеров всегда с трудом фехтовали. Ими обычно протыкали из засады, но теперь пришлось выставить заслон из своего оружия.

Рехи стремился отвести от себя опасность и выбить меч из руки Лойэ. Он все еще не хотел ее убивать. Вспомнился один хитрый прием, который использовал тот самый воин племени, носивший почетный металлический клинок. Рехи попытался повторить.

Он стремительно вывернул клык, заставляя Лойэ выгибать запястье под неудобным углом. То ли мастерства не хватало, то ли противник попался не менее опытный, но замысел не удался: воительница ловко вывела клинок из ловушки, отскочила в сторону, пробежала пару шагов по отвесной стене и оказалась за спиной. Рехи резко закинул свое оружие назад, не успевая даже развернуться. К счастью, интуиция не подвела, ему удалось, неестественно вывернув руку, отразить новый удар.

– Чтоб тебя песок засыпал! – беспрестанно рокотала Лойэ, брызжа слюной.

– Ну и к ящерам тебя! – выругался Рехи, устав от оскорблений.

Если уж она совсем сошла с ума, то, может, и правда стоило ее бросить, откинуть подальше от себя. Только не хотелось. Да и разум ее не покидал. Просто их обоих слишком несвоевременно накрыло бурей, слишком больно приложила судьба.

Когда Рехи развернулся, перекатившись вбок после очередной атаки, то успел заметить, как изменилось лицо Лойэ: от левого уха до носа тянулась свежая борозда рваной раны, обещавшей оставить глубокий шрам. Рехи сам носил такие – на скулах, на лбу, да и по всему телу. И все же показалось, что эта отметина перепахала самую сущность Лойэ. Но сожаление проснулось лишь на миг, они оба слишком гордились талантом воина, чтобы принимать сочувствие.

Клыки вновь скрестились, глухо стукнувшись друг о друга. Отравленные наконечники искали цель. Диагональные удары ничего не решали, потому что неумело заточенные лезвия никого не ранили, только скрежетали друг о друга, будто сжатые зубы. Вся сила этого оружия сосредотачивалась в засечных ударах самым краем лезвия – там скапливался весь остаточный яд уничтоженных рептилий.

«Неужели ты хочешь увидеть, как я умираю в корчах?» – почти в отчаянии подумал Рехи. Он не давал спуску, не отступал ни на шаг, но что-то мешало атаковать в полную силу. Наверное, он не хотел снова оставаться один в совершенно чужом мире.

Мир – это не место. Мир – это окружение. И гасить собственной рукой последний осколок своего мирка не хотелось, да еще в голове ворохом ненужных мыслей пролетало все, что они пережили вместе. Охота и страсть, даже детские годы, когда избалованная девчонка била сироту. Вот как теперь, только он научился давать сдачи.

– Ящеры вырвут твои потроха! – шипела Лойэ. В алых глазах металось пламя безрассудства, очевидно, она отчетливо представляла растерзанного Рехи. Или это он представлял, помня недавние сцены: от сапог все еще не отлипли ошметки чьего-то сердца. Возможно, по ним Лойэ и выследила его среди развалин. Настоящий охотник не должен ничем пахнуть, уж точно не чужой мертвечиной.

– Пусть тебя каннибалы поимеют и съедят! – выплюнул Рехи в ответ.

– Тебя тоже! – огрызалась Лойэ, осыпая его градом ударов. Похоже, Рехи нанес ей особое оскорбление, за что тут же получил крепким кулаком в челюсть и успел отвести еще несколько выпадов мечом.

Лойэ фехтовала и одновременно била ногами, стремясь подсечкой повалить противника навзничь. Рехи подпрыгивал и перекатывался, ругая себя за поспешные слова, которые придали воительнице дополнительную прыть. Клинок несся то с одной стороны, то с другой. То к животу, то к шее в разной последовательности. Рехи же метил врагу в руки или ноги. Удары снизу сменялись ударами сверху, свободной рукой Лойэ целилась в глаза. Растопыренные пальцы жадным пауком мелькали возле лица, отчего Рехи с отвращением мотал головой.

– Я выцарапаю! Выцарапаю их! – открыто признавалась она. Значит, еще и слепым хотела оставить прямо посреди пустоши. Рехи только недавно избежал такой напасти. Наверное, она не застала солнце, то самое, падающее в пустыню. Может, наблюдение за сражением Митрия и Сумеречного Эльфа остудило бы ее пыл.

– Ты сама об этом пожалеешь! – яростно отвечал Рехи, атакуя уже без шуток, в полную силу. Горизонтальные удары удавались ему лучше всего: простые, без прикрас, да еще колющие. Он привык все решать быстро, одной атакой вонзая противнику под ребра клинок. На охоте так и вовсе выслеживал жертв без оружия, чтобы не отравить «еду».

Рехи вовремя вспомнил прием, совсем недавно придавивший некого Сумеречного Эльфа к земле; быстро перекатился в сторону, нырнув под клинок Лойэ, и схватил ее за свободную руку, надеясь вывернуть запястье или даже вывихнуть. Но она не сдавалась и молниеносно лягнула прямо в колено, словно знала, куда бить. Расколотый ящером наколенник не спас. Рехи глухо завыл, старые раны отозвались множеством иголок, острая боль прошлась разрядами по новым синякам. Пришлось отпустить запястье противника и отпрянуть в сторону. Лойэ перевернулась на спину, а потом одним прыжком вскочила, нанося колющий удар.

– Сдохни уже! Сдохни! Ты бросил меня умирать! Знаешь, каково под песком?! – орала она, пока Рехи уворачивался от череды неутомимых атак, словно от волны песчаной бури. Несколько раз он останавливал разящий клинок Лойэ, переводил дыхание, успевая бросать в ответ короткие фразы:

– Знаю, стерва бешеная! – Снова несколько ударов, скрип клыков и собственных сцепленных зубов. – Я там же был! – Главное, не сбить дыхание, только бы не сбить дыхание, но уж очень хотелось сказать: – Я еле откопался!

 
«Разрушен мир, и
Злоба в сердцах убивает
Мироздание».
 

Опять в голове Рехи возник безмятежный глас, словно его не касались никакие события, словно он наблюдал за ними издалека, из глубины веков. Что такое века? Поединок оставил лишь одно настоящее, жгучее, запечатленное в ссадинах и сбившемся дыхании.

«Опять этот! Убью! Всех убью! Выдеру из головы! И из сердца!» – кипя яростью, обругал самого себя Рехи, одновременно блокируя удар Лойэ.

Все-таки удалось извернуться, поднырнуть ей под локоть и захватить руки, прижимая к спине, сводя в замок. Рехи умел неплохо обездвиживать противника тем или иным способом: это всегда помогало на охоте, ведь слаще напиваться кровью еще живых врагов. Впрочем, насчет Лойэ планы строить вообще не получалось. Только Рехи попытался опрокинуть ее, как непостижимым образом сам оказался на земле, и вновь клинок несся к его шее.

– Ящерово отродье! Ты реально убить меня хочешь? Меня, к трехногим?! – с горечью воскликнул Рехи, успевая откатиться, суетливо глотая каменную пыль. А меч Лойэ врезался рядом в перемолотый сапогами песок.

– Да! Тебя! – снова зарычала она, и Рехи окончательно решил, что подружка повредилась рассудком из-за бури. А чем путешествовать с безумной, лучше уж совсем одному. Безумные – это как ожившие мертвецы: оболочка та же, знакомая, а внутри непонятное месиво. И мысли у таких не лучше трупных червей.

– Ты же… мы же… – пробормотал устало Рехи. В пылу битвы его охватило неуместное безразличие. Но в следующий момент в мышцы влилась новая сила, привычная решительность: значит, необходимо убить, чтобы не мучилась и его не мучила.

Рехи уверенно двинулся вперед, прицеливаясь для удара не по ногам, а прямо в шею. Слишком привык он к этому месту, где обычно пульсировало его избавление от голода. Ныне его пронизал совсем иной «голод», буравивший нутро непривычной пустотой, словно кто-то решил прокопать сквозь него туннель. Что-то давило в груди, будто он проглотил тяжелый камень. «Убить Лойэ… Убить…» – эта мысль билась в висках, вызывая яростный протест. Кажется, Рехи согласился бы путешествовать и с безумной. Вот только она…

– «Мы же» что? Я же что? Любила тебя! Ну? – фыркнула она и ровным тоном сдержанно отрезала: – Ты трус. Ты просто трус. А я не люблю трусов.

Лойэ всегда выбивала почву из-под ног своей холодной рассудительностью. Срабатывало ее непостижимое умение превращаться из дикого зверя в сдержанную «ледяную принцессу» общины. Впрочем, это не помешало ей встретить удар и уже в новом стиле, с непривычным спокойствием, отвести клинок в сторону изящным круговым движением, от которого кисть Рехи невольно выгнулась под нелепым углом, не позволявшим выставить защиту.

«Обманный прием?! Проклятье!» – пришло осознание, а через мгновение что-то обожгло бок, вроде левый, если Рехи опять не спутал названия сторон. Да, левый, после ранения в правый обычно гибли на месте, истекая кровью. Хотя она-то в избытке брызнула через дыру в тунике.

– Стерва! Ящерово отродье! Чтоб тебя каннибалы сожрали! – простонал Рехи, отшатнувшись назад. Он проявил слабость, наверное, впервые поддался чувствам, впервые кого-то пожалел.

«Поделом тебе, поделом! Ты не имел права ее там бросать!» – закопошились собственные мысли, хотя они бы больше подошли тому безмятежному чудику, Митрию. Но вот возникали сами собой слова о расплате, о понятиях, о которых толковали старики. До Падения не бросали друзей и защищали возлюбленных. И как? Рехи-то видел, как матерые воины оставляли свои семьи на растерзание ящерам, говоря: «Ну и ничего, если я не выживу, все сдохнут. А так бабу новую найду, детей еще наделаю». Впрочем, от такого паскудства Рехи самого воротило.

– Ну, я виноват! Там песок был… Песок… – проскулил он.

Лойэ замедлилась, застыла в боевой стойке. Рехи же зажал ладонью рану и одновременно выставил в оборонительном движении клинок. Больше всего возмущало, что новая ненужная боль казалась ему заслуженной, даже очищающей, словно сняли с груди увесистый камень.

– Песок здесь везде был, есть и будет, – отозвалась негромко Лойэ, тяжело дыша. Поединок измотал и ее. Она хрипела с угрожающим рыком, точно загнанный ящер, и сплевывала вязкую слюну пополам с песком. Рехи терпеливо выжидал, надеясь, что проверка на прочность закончилась. Продержаться бы, не дать слабину, а то перед глазами то ли плясал новый вихрь пепла, то ли поднялись предвестники потери сознания. А там уж не каждому суждено очнуться. Вроде и не страшно, но слишком нелепо принимать смерть от своей взбешенной подружки. Или он именно это заслужил?

«Ты предал ее… Ты ушел и не вернулся, даже когда ящеры покинули деревню. Ты. Предал!» – отпечаталось в мыслях и на сердце верное название своего поступка. Обычно он не оценивал свои решения и дела, но все-таки раньше он не предавал. Вот как это все называлось, вот что терзало еще одной формой голода, который подтачивал изнутри. Как-то слишком мелко и неприятно, недостойно вожака. Даже глупого вожака исчезнувшей стаи.

– Да, я трус! Я испугался и убежал!

От осознания становилось легче, словно яснее увидел самого себя. Впрочем, от раны это не спасало и не сулило какие-то невероятные чудеса на голову. На нее, горемычную, обычно только беды сыпались одна за другой, без цели и просвета.

– Я проклятый трус! И я изменился… Я меняюсь, прямо сейчас меняюсь, – продолжил Рехи, но губы шевелились медленно и неохотно. Но Лойэ не слушала, стремительно скрываясь среди развалин, и это отрезвило, заставив насторожиться. Если бы не рана, Рехи бы раньше уловил приближение новой опасности. Все-таки их «игра» среди руин привлекла постылых свидетелей.

– Мы поймали еду! – последнее, что услышал Рехи, и кто-то приложил его сзади по голове.

Отличное завершение поединка! Просто отличное! Хитрая Лойэ вовремя скрылась и даже не попыталась предупредить. Это ли не считалось предательством с ее стороны? Пожалуй, зря Рехи так болезненно принял свое. Разрушенный мир не ведал благородства.

«Еда?! Людоеды… Эльфоеды!..» – пронеслось первобытным ужасом на фоне меркнущей картинки черных небес. Оставался ли теперь шанс очнуться? До чего же все нелепо складывалось, неказисто и искорежено! Как и весь их мир.

Эльфоеды

Рехи сперва решил, что быстро очнулся, хотя после удара по голове это не так-то просто. Потом понял, что спит или пребывает в глубоком забытьи, так как картина перед глазами предстала совершенно незнакомая. Житель пустоши уж точно никогда не прогуливался по галереям помпезных дворцов, не видел мраморных колонн с затейливой резьбой, не вдыхал аромат пышных роз и разноцветных лилий. Он и слов-то таких никогда не знал, но во сне всякое случается, поэтому Рехи не удивлялся.

Он парил призраком, легко рассекая воздушную гладь. Красоту неизвестного огромного строения он принимал как должное. Множество искусных статуй, картин, гобеленов и барельефов с изображением каких-то гербов ничуть не изумляли, словно когда-то все это существовало неотъемлемой частью мира. Мира до Великого Падения – вот что четко понял Рехи даже в беспамятстве.

А может, он уже умер и по недосмотру каких-нибудь сил угодил в прошлое? Или в лучшие миры, о которых мечтательно твердили старики.

Но в идеальных сферах вряд ли могли идти переговоры о войне… Два человека медленно шли вдоль галереи, и их не радовали дивные ароматы сада, не услаждало слух щебетание разноцветных птиц. На обоих лежала печать тревоги и даже растерянности, однако оба, вероятно, не привыкли поддаваться воле судьбы. Они еще не догадывались, что постигнет их мир, они еще не видели Падения. Рехи мысленно усмехнулся – то ли с горечью, то ли со злорадством.

– Белая Крепость не выстоит, мой король, – подобострастно сутулясь, тихо говорил сухонький человечек в желтом балахоне. Одежду его украшала вышивка: красный орнамент змеился вдоль пояса, ворота и рукавов. Свет отражался от дорогой ткани, играл переливами так же, как и на смоляно-черной острой бородке. Человечек все извивался, семеня за собеседником. Но вертлявость и желание угодить шли вразрез с решительными тонкими губами и стальным взглядом, которого недовольно избегал второй, плотный и невысокий.

– Нам не хватает людей или стены недостаточно крепки? – спросил тот, кого назвали «мой король». Вроде бы так величали в старые времена правителей больших кусков земли. Наверное, они все носили на головах нелепые рожки, насаженные на круглую основу, а еще за ними волочились длинные красные плащи. В пустоши любой ящер запросто бы схватил за такие тряпки и уволок в нору. Впрочем, Рехи ничего не раздражало. Он просто слушал и смотрел, пока позволяло время, с какой-то тайной печалью, будто он уже много лет назад попробовал такую жизнь: вкушал сочные плоды и наслаждался шелестом листвы. А король с советником – о, еще одно старое-новое слово – представали скорее фоном. Они обсуждали начало какой-то войны. И это заинтересовало Рехи.

– Нам не хватает людей, милорд, – еще больше сутулился советник, словно в иных обстоятельствах он достал бы из-под земли целые легионы. Любят же люди навешивать на себя клеймо вины.

– Тогда… – король запнулся на мгновение, но продолжал решительно, точно убеждая самого себя. – Мы должны перекинуть из-за моря гарнизон наемников. Мы выставим их в битве.

– Казна опустеет, – выдохнул советник.

– Если у нас не будет армии, казна достанется завоевателям!

– Да, милорд, Вы совершенно правы.

Наемники, деньги… Рехи понимал, что кто-то сражается за еду, кто-то за свои семьи, кто-то за свою крепость – все ради выживания, не более того. А для чего предназначались деньги? Деньги – так люди прошлого называли круглые блестящие штучки. В грезящем сознании всплывал отзвук перезвона монет. Впрочем, во сне всякое могло возникнуть.

«Зачем деньги? Зачем этот сон? И зачем я слушаю разговоры людей? Люди – это же мешки с кровью, вонючая еда», – задумался Рехи, но эти двое не напоминали кровожадных людоедов. Они отличались и от знакомых эльфов – наверное, до Падения все было иным. И что же привело к нему? В Рехи разгорался интерес, не сожаление и не злость, а интерес зеваки, который наблюдает случайную драку.

– Мой брат всегда готов загрести своими лапами самые лакомые куски, – вздыхал король, опускаясь на каменную скамью возле изящного круглого фонтана. – Ненасытный. Война неизбежна. Только пока мы говорим, время работает против нас. Вели явиться писарю, а потом немедленно отправляй гонцов. Нам нужна эта армия, и мы обязаны выиграть эту войну.

– И пусть Двенадцатый будет милостив к нам, – воздел ладони к небу советник, благоговейно глядя наверх.

Кого он там надеялся рассмотреть? Во двор заглядывало солнце, над головами раскинулся лазоревый купол, осыпанный перьями облаков. Вот этой картине Рехи поразился и попытался потереть глаза. Но потом успокоился: он же находился во сне. Хотя, если приходили видения, значит, с какой-то целью. Если ему показывалось синее небо, значит, не просто так. Неужели вечная ночь началась уже после Падения? И неужели раньше молились Двенадцатому Проклятому, тому самому Темному Властелину из сказок? Похоже, все так и обстояло, потому что король милостиво кивнул:

– Да, пусть будет… Если он еще слышит нас в своей Цитадели. Последний раз его видел воочию мой дед.

– Милорд, будьте более почтительны к нашему воплощенному божеству! – не по чину возмутился советник. – Он не обязан показываться Вам, но он все слышит, я уверен. И его заступничество нам понадобится.

– Да хоть чье-то! Лишь бы война не затянулась.

«Двенадцатый Проклятый? Милостив? Бред какой-то! Они поклоняются ему, как… как божеству!» – обескураженно охнул Рехи. Все чувства смешались, закипая и путаясь. И еще этот извечный надоедливый голос заунывно напевал:

 
«Во сне пришло начало той войны,
После которой все иссякли сны.
Вспахал народы черных крыльев взмах.
Остался темной вестью только прах.
 
 
И смерти ворон вдруг нанес удар,
И мир сгорел, пожрал его пожар.
На судьбах шрам, и вечна та беда…
Иначе было? Ты скажи, когда!
 
 
Неужто не терзали грубо плоть?
И тлен убийства как, скажи, смолоть?
Склевали память птицы той войны,
Кровавый мир уже не видит сны».
 

Опять этот «голос» крутил старые воспоминания, обучал ненужным чужим словам. Кому, спрашивается, интересны стихи? Песни? Барельефы? Фонтаны? Фламинго? Особенно когда вокруг только вонь, кровь и голод пополам со злобой и вечной борьбой. Рехи с отвращением отшвыривал от себя чужие образы.

Лица короля и советника плавились, рассыпались хлопьями пепла, их сметал огненный смерч. И не только их: рушились города, сравнивались с землей крепости. На искаженном полотне сна появилось целое поле брани, но без победителей и побежденных, ибо все корчилось в агонии, огонь пожирал тела. И застывало пепелище смерти. Все поглощал ненасытный пламень, превращавший сады в пустоши, а людей – в обугленные кости или зыбкий прах. Ужас умирания взревел оглушительным воплем, последним стоном.

Одновременно прекратилось легкое парение в облике призрака. Сначала появились жгучая боль в левом боку и ломота в запястьях, потом зазвенело в ушах, и еще зачесалась рана на затылке. От неожиданности с губ сорвался слабый стон, хотя и оставаться в дивном старом мире совсем не хотелось. В обреченном мире хорошо лишь тем, кто еще надеется избежать конца. Рехи-то помнил четко: все погибает, все неизбежно распадается пеплом и тленом. Только кому-то роют могилу поглубже, кто-то сгорает, а кого-то съедают ящеры или людоеды.

Вот к ним-то Рехи и попал, как он понял, обнаружив себя привязанным к грязному столбу. По неестественно выгнутой спине ползали мурашки боли и холода от прикосновения местами скользкого, местами заскорузлого материала – то ли дерева, то ли металла. Зрение не прояснялось, но вокруг сновали силуэты, чуткий слух доносил отрывистые реплики:

– Пусть мясо посидит до возвращения охотников.

– Но мы его поймали! И мы голодны! – вопил кто-то в ответ. Их отгоняла бесформенно толстая женщина, потрясавшая седыми космами, наверное, одна из жен лучшего воина племени – вождя.

– Эй, старая карга! Не стой на пути! Это наше право! Освежевать добычу, – возражал решительный голос.

– Нет, традиции нарушать нельзя. Эльфа может освежевать только опытный охотник, – говорила женщина, пока Рехи силился рассмотреть окружающих. Он не рассчитывал встретить союзников, но, если бы деревня оказалась знакомой, то вспомнил бы пути отступления. Столб, как назло, торчал из зловонной лужи за навесом из шкур, закрывавшим обзор.

– Верно, – кивали другие людоеды. – Они не менее ядовиты, чем ящеры.

– Так что пошли прочь! Добыли – молодцы. А еда потом.

– Ничего, хоть ухо отрежем… – хохотнул кто-то из группы тощих уродливых недоростков.

– Пошли прочь! Традиции надо чтить! – взвилась старая карга, размахивая руками.

«Попался отряду мальчишек… – осознал Рехи. – Как глупо! Трехногие, солнце им на голову, как же глупо!»

– Ядовитые? – продолжался спор.

– Разве ты не видел клыков? Как у ящеров! Они звери, звери! – пугала ненормальная старуха.

– А вон у этого нет клыков. И ушей нет. И космы не белые, – тыкали на кого-то мальчишки.

– Но он назвался Сумеречным Эльфом. Значит, он эльф.

– Какая вам разница? Они оба – отличное мясо. Я устал жрать ящеров с грибами-колючками, – пробубнил кто-то из воинов, но его отогнали возгласом:

– Пошли отсюда! Разлом вас поглоти!

Наверное, жена сильного воина рассчитывала получить лучшие куски при дележке мяса, вот и придумывала невероятные традиции и преувеличивала ядовитость эльфов. Хотелось бы поразить всех одним взглядом или укусом, но сказки остаются выдумками, ложью.

– Сумеречный Эльф… Никакой ты не эльф! Но ты – мясо, – донесся напоследок писклявый голосок одного из стаи мальчишек, а потом сочный звук неумелого удара-пощечины.

«Сумеречный Эльф?! Но как?» – поразился Рехи. Он почти сразу понял, что с другой стороны столба тоже кто-то прикручен, но рассчитывал увидеть Лойэ. Еще надеялся позлорадствовать, мол, своенравная предательница не предупредила об опасности, а сама так увлекалась бессмысленным поединком, что тоже попалась. Теперь же оставалось гадать, кого из этих двоих меньше хотелось встретить на своем пути.

– Кажется, мой друг, они оставили нас в покое. На какое-то время, – вскоре донесся безмятежный голос.

– Дают мясу «подышать» перед тем, как съесть, – собрав последние силы в кулак, съязвил Рехи и буркнул: – И я тебе не друг.

– Не друг, не враг… а так, – пропел Сумеречный Эльф и вздохнул: – Ни друзья тебе не нужны, ни проводники. Да, через горы ты и сам прошел. И пока ничего не понял.

В тот момент боль в левом боку вновь напомнила о себе, прошлась разрядом через все тело, царапнула по сердцу, перехватила дыхание. Тогда будто что-то оборвалось, Рехи в полной мере понял, что попал в западню.

– Отстаньте все от меня, – бессильно прорычал он, хотя получился жалкий скулеж: – Понимать уже нечего. Особенно здесь.

– Ты думаешь, что это конец? – встрепенулся Сумеречный Эльф. Сам он после избиения людоедами будто бы не верил в это. И как он вообще попался? А еще звался каким-то там Стражем! Может, его поединок с Митрием привиделся? Бред и реальность уже давно смешались.

– К ящерам такой конец! – мотнул головой Рехи. – Если будешь болтать, тебе свернут челюсть.

– Мне не страшно, – решительно отвечало странное существо, этот Сумеречный Эльф. – Или страшно… Страшно, что происходит с вашим миром.

«Проклятье, еще сидеть с ним спина к спине у вонючего столба… – сетовал Рехи. – Если сначала начнут жрать его, надеюсь, они подавятся этой тварью, Стражем. Говорил же Митрий, что он полон яда. Да, пусть его едят и травятся, а я сбегу. Кстати, и где там Проводник хваленый? Все у них на словах…»

На миг мысли стихли, в ушах поднялся свист, перед глазами заплясали темные точки. Левый бок нещадно жгло, песок налип на края раны, царапая невидимыми сыпучими когтями. Эльфы редко умирали от потери крови: слишком вязкая и холодная, она быстро сворачивалась, образуя струп. Но общей слабости и мучений это не умаляло.

Да и людоеды не намеревались ждать, их не интересовало, кого жарить на костре. Лишь бы не заживо! Хотя зачем об этом раздумывать? Рехи не привык сдаваться, поэтому упрямо стряхивал с себя губительную дрему, прикидывая, куда утащили его оружие. А ведь Сумеречного Эльфа не спас и его хваленый настоящий меч. Не специально же дух-призрак попался племени. Хотя дух ли? Бестелесный мираж не попытались бы съесть.

Рехи пришел к выводу, что невероятная битва средь черных небес ему благополучно почудилась от усталости и голода. Последняя часть разборки с заломленными руками выглядела более реалистично. Наверное, два скитальца что-то не поделили, теперь Митрий кинул своего напарника, вот тот и попался.

Да, так все укладывалось в рамки понимания, а всякие вспышки, крылья и полеты – может, игра искусных гипнотизеров. Старики рассказывали, что раньше в их мире существовал целый тайный орден людей и эльфов, способных морочить головы иллюзиями. Наверное, не повезло наткнуться на последних представителей.

Так Рехи окончательно объяснил себе все невероятное, что случилось с ним за недолгое время, поэтому сосредоточился на реальности, ее образах и звуках, этом грубом клубке ругательств, рева голодных детей и канючащих подростков. Все бормотали, поглядывая на пленников: «Когда мы уже разделаем эльфов? Когда вернутся охотники, чтобы выпотрошить ядовитых эльфов?»

Кто-то в предвкушении обсасывал старые кости, на вид – берцовые, человеческие или эльфийские. Другие выжидающе прогуливались возле столба, точно стая ящеров. Только дикие твари не брали пленников, не отвечали за свои поступки, а племя еще беспрестанно переговаривалось, создавая иллюзию разумности.

Кто-то плюнул Рехи в лицо, но попал на темечко, потом бесстрашно подошел и схватил за шею, рассматривая со всех сторон, насильно поворачивая голову. В ноздри ударил отвратительный запах пота и гнилых зубов. Они сложились в угрожающий оскал-улыбку. Чья-то косматая голова закрыла обзор, людоед похотливо хохотнул:

– А ничего такого поймали… Может, пустить его по кругу сначала?

К горлу Рехи невольно подкатила тошнота, внутри все смерзлось и напряглось от ужаса. Его все еще держали за шею, откидывая голову назад. «Ну почему я?! Вон тот чем не нравится?» – пронеслось в мыслях. Уже надоело, что все беды мира сыпались только на него одного. Про людоедов ходили всякие слухи, но в происходящее не хотелось верить. Рехи сжался, как перед прыжком, выворачивая шею. Казалось, что скоро лопнут жилы и хрустнут позвонки. Что-то и правда болезненно скрипнуло возле затылка, но зато удалось освободиться и стремительным движением загнанного хищника вцепиться в руку врага, который уже тянулся к тесемкам своих сальных штанов.

– Он укусил! – взвился тот. – Укусил меня! Спас-спа…с-и-те…

Яд в клыках немедленно подействовал, голос людоеда поглотили судороги, он повалился в грязь, не в силах совладать с собственным телом. Изо рта у него пошла пена.

«Ну что? Не хочешь больше пустить по кругу? А-а-а! Не можешь!» – со злорадным торжеством подумал Рехи, рассматривая корчи. Впрочем, отрава действовала недолго.

– Говорила же! Он ядовитый! – выскочила откуда-то уже знакомая старая карга, но теперь Рехи был ей едва ли не рад. Она давала время составить план побега. Впрочем, вместе с ней прискакало несколько дюжих молодцев, которые без пощады вмазали по лицу и под дых. Удары сыпались со всех сторон: кулаки пробовали на прочность скулы и нос, подошвы грубых сапог ударяли в живот и в грудь. Вскоре Рехи обмяк, на какое-то время все померкло, но его хотя бы оставили в покое.

* * *

– Столько миров… столько-столько миров, – пробудил из небытия едва уловимый вздох.

– Эй, ты… У нас нет на это времени, – попытался намекнуть на побег Рехи, хотя расквашенные губы слушались теперь совсем плохо.

– Время – мой главный враг, – не воспринимал намеков Сумеречный Эльф. – Только я успеваю в одном мире что-то исправить, случается что-то в другом. Сколько же их было? В одном недавно настал мир ценой уничтожения двух мощнейших армий. Я их всех убил. Убил и даже не помню толком об этом, это случилось в «фазе тьмы». Странно. Все странно. Какие еще миры? Мой родной мир Бенаам почти погиб… Мир, разрушенный вампирами, потерял своего хранителя… Мир с ядовитым океаном – моих рук дело. Каменный Эйлис – ох, тоже… Все разрушенные миры. А… еще ведьма Майорана и одна принцесса чуть не разрушили свой. Кое-где я исправлял, подхватывал, не из долга Стража, а потому что я человек. Я хочу помочь людям. Но не имею права. Якобы в будущее нельзя вторгаться, менять канву событий. И там, где я пытался, наставал еще больший хаос. Да, я и есть вестник хаоса, сумерек. Но ваш мир… я не хочу ему помогать. В нем сгнили сами люди. Слишком долго, триста лет после Падения, двести лет каннибализма.

Рехи почти не слушал, все равно не понимал этот бред сумасшедшего. Немало сумасбродов шаталось по Долине Черного песка. Ах да, Рехи сам превратился в одного из них. Наверное, теперь предстояло договариваться с такими же ненормальными.