Текст книги "Убийство у Тилз-Понд. Реальная история, легшая в основу «Твин Пикс»"

Позже в тот же день, вернувшись из поездки, О’Брайен обнаружил, что в кабинете его ждут пять писем, два из которых, как говорили, содержали ценную информацию о местонахождении Хейзел в ночь на понедельник, 6 июля, – загадка, которая с самого начала беспокоила детективов. Некоторые из сообщений были анонимными, некоторые – нет, но О’Брайен изначально отказался комментировать какую-либо содержащуюся в них информацию.

Когда репортеры проявили настойчивость, окружной прокурор неохотно пошел на компромисс, обнародовав некоторые подробности, но не все. В четырех письмах были указаны имена и адреса людей, которых видели Хейзел и Минни. Все пятеро усомнились в правдивости заявлений родственников Хейзел, сделанных следователям. Одна новая зацепка была особенно заманчивой: в одном из писем утверждалось, что Хейзел видели в компании мужчины, имя которого никогда публично не называлось, всего за несколько часов до ее смерти 7 июля. Под давлением журналистов О’Брайен признал, что в письме содержались следующие строки: «Хейзел Дрю встретила мужчину на складе. Они поехали в Аверилл-Парк. Он вернулся в почтовом фургоне после полуночи».

О’Брайен знал, что эта информация о предполагаемом свидании с мужчиной в Аверилл-Парке не первая, хотя ранее утверждалось, что мужчин двое и что это произошло не 7 июля, а 6 июля, за день до ее убийства.

Газета «Вашингтон геральд» сообщила 18 июля, что О’Брайен «не считает, что письма указывают на личность убийцы, но надеется, что они покажут, что Хейзел Дрю была занята безобидными развлечениями с того момента, как она покинула дом Минни Тейлор рано утром в понедельник, пока ее не узнали на Табортон-роуд во вторник вечером».

Если это правда, то вывод О’Брайена весьма любопытен. Раньше он твердил о том, как важно знать местонахождение Хейзел 6 и 7 июля, и публично отвергал некоторую информацию как второстепенную для расследования. Тем не менее он счел письма достаточно важными, чтобы вызвать своих детективов обратно из Табортона, где отряд из десяти офицеров под руководством Уильяма Пауэрса проверял новые ниточки. В том числе сообщение, что два пьяных альпиниста вернулись домой в ночь убийства и упоминули о встрече с симпатичной молодой женщиной на Табортон-роуд. Еще один тупик; двое мужчин были найдены и смогли убедить офицеров в том, что они узнали о преступлении только из сплетен жителей деревни. В субботу, 18 июля, проведя полночи наедине с Дунканом Кеем и офицером окружного прокурора Джоном Мурнейном, О’Брайен выступил с еще одним из своих дерзких заявлений.

– Я принял решение относительно убийства Хейзел Дрю, – сказал он. – Я знаю, кто ее убил.

Кто же?

О’Брайен – вот сюрприз! – не сказал. Но вот что он выдал:

– Я уверен, что убийца живет по соседству с тем местом, где было совершено преступление.

Насколько он был уверен? Достаточно уверен, чтобы отложить дознание, предварительно запланированное на более позднее время того же дня. Тем не менее даже О’Брайен признал, что доказательства лишь косвенные и он надеется, что отсрочка дознания позволит ему и его команде сыщиков «закрепить каждое звено в цепочке доказательств».

После нескольких дней страданий по поводу застоя расследования О’Брайен внезапно загорелся надеждой.

Учитывая новообретенную направленность расследования, имело смысл, что детективы активизировали свою деятельность в районе Тилз-Понд. Это включало в себя проверку информации, полученной Пауэрсом, о том, что группа молодых людей разбила лагерь у пруда в ночь убийства.

Тем временем появились сообщения о том, что следователи также разыскивают молодого человека в Скенектади – также неопознанного, – которого, как сообщается, видели с Хейзел за несколько часов до ее смерти. Согласно сообщению Службы новостей Херста, детективы предполагали, что Хейзел встретила этого мужчину из Скенектади по предварительной договоренности на Юнион-Стейшн днем 7 июля, готовая сбежать с ним. Затем он уговорил ее сдать чемодан на Юнион-Стейшн и сопровождать его в поездке в Аверилл-Парк. Затем этот человек ударил Хейзел дубинкой по голове, бросил ее тело в пруд и вернулся в Трой один. Согласно Службе новостей, что вся эта теория всплыла из писем, находившихся у О’Брайена.

Так на кого же указывал О’Брайен? Неужели он поторопился, объявив, что знает личность убийцы? И была ли версия со Скенектади правдоподобной или просто очередным полетом фантазии прессы?

Осложнения нарастали. Лабиринт, казалось, каждый день прорастал новой ветвью. А затем происходит вот что: появляется человек, который, несмотря на улики, свидетельствующие, казалось, об обратном, утверждает, что не встречался и не разговаривал ни с Хейзел Дрю, ни с какой-либо другой женщиной на Юнион-Стейшн, а потом пресса ловит его на лжи.

Глава 7
Cherchez l’homme[7]7
  «Ищите мужчину» (фр.). Парафраз известной фразы «cherchez la femme» – «ищите женщину».


[Закрыть]

Через три дня расследования окружной прокурор Джарвис О’Брайен и его сыщики раскрыли другую сторону Хейзел Дрю: объект мужской одержимости. И не только какого-то одного мужчины. В сундуке, который она отправила из дома Кэри на Уитмен-корт своим родителям на Четвертой улице днем 6 июля, обнаружилась целая сокровищница писем и открыток. Хотя большинство авторов идентифицировали себя только своими инициалами, многие из них явно были мужчинами. Послания были одновременно лестными и тревожными.

Шесть почтовых открыток, связанных вместе, были подписаны К. И. С. Этот человек, казалось, был особенно влюблен в Хейзел. Он признавался в своей любви к девушке и говорил: «Твоя веселая улыбка и мерцающие глаза мучают меня. Твое лицо преследует меня. Почему я не могу больше жить как раньше? Ты лишила меня свободы. Пожалуйста, не забудь – ты обещала написать. Когда я снова приеду в Олбани, встретимся в таверне. Я должен поскорее увидеть тебя, иначе умру». Но в другой открытке он намекал, что недоволен ею, и упрекал ее за «невыполненные обещания».

Однако, предоставив эти отрывки, О’Брайен не шел дальше.

Послания от К.И.С. были помечены почтовыми штемпелями Бостона и Нью-Йорка, что поначалу ничего не значило для следователей.

14 июля, в день похорон Хейзел, в резиденцию Кэри прибыла адресованная ей открытка от ее подруги Кэрри Уивер. Чета Кэри вернула записку в почтовое отделение, которое переслало ее родителям Хейзел, а те впоследствии поделились ею со следователями. Детективы узнали, что Кэрри уехала из города в отпуск и должна вернуться только в начале августа. Тем не менее ее работодатели, профессор Артур Грин и его жена Мэри, смогли предоставить ценную информацию о дружбе девушек, в том числе подробности поездки, которую пара совершила в Нью-Йорк в День памяти, накануне двадцатого дня рождения Хейзел. Поговорив с семьей и друзьями, следователи вскоре узнали, что Хейзел также побывала недавно в Бостоне и Провиденсе, где в то время жила ее подруга Мина Джонс.

Во время этой поездки Хейзел покинула Трой в пятницу, 24 апреля, и провела день и ночь в Нью-Йорке с неустановленными друзьями. В воскресенье, 26 апреля, она прибыла в Провиденс, где оставалась с Миной и ее мужем Фрэнком до вечера вторника, 28 апреля. По словам Мины, Хейзел приехала одна, ушла одна и ни с кем не встречалась, пока была в городе. Во время своего пребывания Хейзел попросила Мину отправить для нее несколько открыток, в том числе одну мужчине, работавшему в находившейся близ бостонского Гайд-парка компании «Б. Ф. Стертевант», которая производила вентиляторы и вентиляционные системы. Мина утверждала, что имени этого мужчины она не помнит.

Из Провиденса Хейзел отправилась в Бостон, где провела день 28 апреля, осматривая достопримечательности в составе туристической группы, возглавляемой местным экспертом Ф. А. Уотерманом, и той же ночью вернулась в Трой. Вскоре после этого она написала «полное девчачьей болтовни» – слова «Бостон глоуб» – письмо, рассказав Мине все о своей поездке. 1 мая Мина ответила на него, призывая Хейзел навестить ее снова в ближайшее время и «привести своего друга».

Кто был К.И.С.? И возможно ли, что он договорился о свидании с Хейзел, по крайней мере на первых двух этапах ее поездки? По словам О’Брайена, на одной из открыток четко указывалось, что Хейзел и К.И.С. встречались в Нью-Йорке до 13 июня. Это означало, что их встреча произошла либо во время апрельской поездки, либо во время майского визита Хейзел в Нью-Йорк с Кэрри Уивер (которая настаивала на том, что она и Хейзел не встречались ни с какими мужчинами во время своих путешествий).

Если О’Брайен ответил на какой-либо из этих вопросов, результаты никогда не публиковались. Личность К.И.С. по сей день остается загадкой. Однако есть одна интригующая возможность, которая так и не была исследована: на следующий день после похорон Хейзел появился еще один таинственный незнакомец – с инициалами К. С. (второе имя неизвестно). Согласно сообщению «Олбани таймс юнион» от 15 июля, мужчина, представившийся Коном Салливаном, сообщил, что видел Хейзел и ее тетю Минни Тейлор, ехавших в экипаже с двумя молодыми людьми в Аверил-Парке вечером в воскресенье, 21 июня – чуть более чем за две недели до смерти Хейзел, – и слышал, как они планировали еще одну поездку после 4 июля.

Обдумывая эту зацепку в кабинете О’Брайена, прокурор и детектив Дункан Кей пришли к выводу, что ничего не потеряют, если потянут за нее.

– Вызовем тетю? – спросил Кей.

– Придется, – сказал О’Брайен, уже предвидя еще одно изнурительное испытание. – И на этот раз зададим ей жару.

О’Брайен уже достиг предела своего терпения в отношении упрямой тети Хейзел, о чем, не удержавшись, сообщил прессе. 15 июля он заявил собравшимся журналистам: «Она рассказала не все. На мой взгляд, она кого-то выгораживает. Она – своеобразная женщина с решительным, холодным пуританским нравом. Она отказалась назвать друзей Хейзел мужского пола, заявив, что они не имеют никакого отношения к преступлению». О’Брайен проповедовал обращенным. Пресса уже сталкивалась с тетей Минни. Однажды репортер «Ивнинг уорлд» подошел к ней возле резиденции Джорджа Б. Харрисона на Паулинг-авеню в Трое и спросил:

– Вы ведь были приятельницей Хейзел?

Минни ответила:

– Да, я нравилась ей больше, чем другие. Она искала моей компании.

– Вы катались с ней на машине и в экипаже?

– Не твое дело, – огрызнулась Минни. – Я отказываюсь рассказывать вам или кому-либо еще о личных делах. Никто из наших друзей не имел никакого отношения к убийству. Я не буду втягивать в это невинных людей. Я не знаю, как она умерла, и не могу объяснить, почему она пошла к пруду Тила.

Репортер поспешил прочь со своими призовыми цитатами, но отпугнуть О’Брайена, Кея и детектива Джона Мурнейна было не так-то легко. Изнурительный допрос длился несколько часов – Минни отвезли домой в «состоянии коллапса» в сопровождении двух детективов. Репортер «Ивнинг уорлд» описал это с нескрываемым злорадством:

– Наблюдать ее нервный срыв без жалости было невозможно. Она плакала и молилась, чтобы убийца Хейзел был схвачен. Несколько раз успокоить ее удавалось только с помощью таблеток.

Итог: жесткая тактика сработала. Минни раскололась. Она назвала имена двух мужчин, с которыми они с Хейзел катались. На выходе Минни умоляла репортеров:

– Не втягивайте невинных людей в это ужасное дело!

Репортеры послушно записали ее слова, а затем бросились к О’Брайену с требованиями назвать имена.

– Одна проблема, ребята, – сказал окружной прокурор. – Чтобы получить эти имена, мне пришлось дать ей обещание: не делиться ими со всеми вами.

Репортеры подняли шум, но О’Брайен не отступил.

– Успокойтесь все, – взмолился он. – Некоторые из вас устраивали настоящий ад для невинных людей, отпугивая тех, кто может знать что-то, что помогло бы завершить расследование. Договоримся так – мои люди выследят этих парней и вытянут из них все, что можно. Если из этого что-нибудь выйдет, вы узнаете первыми.

В итоге ничего не вышло – по крайней мере, ничего такого, чем поделились публично.

А как же таинственный Кон Салливан? Мог ли он быть тем самым К.И.С.? Детективы и репортеры бросились на его поиски, но, по-видимому, никаких следов этого человека так и не было найдено, так как о нем больше никогда не сообщалось.

Кон Салливан, казалось, растворился в воздухе.

* * *

Роясь в чемодане Хейзел, следователи наткнулись и на еще один интересный предмет.

– Что это? – спросил Мурнейн.

– Что? – спросила Кей.

– Вот это, – сказал Мурнейн, указывая на краешек газеты.

Кей осторожно потянул за нее.

– Вырезка из газеты.

– Это я вижу. Что там написано?

– Эдвард Лавуа отбыл в Чаттанугу, штат Теннесси, где он останется на зиму.

Газета была датирована 27 октября 1907 года.

– Эдвард Лавуа. Для тебя это что-нибудь значит?

Кей провел языком по нёбу – у него была такая привычка, когда он начинал думать.

– Звучит как-то по-французски. Но тут еще какая-то дата, написанная карандашом, – сказал он, протягивая вырезку Мурнейну. – 7 октября 1907 года.

– Почерк чертовски напоминает почерк Хейзел, – сказал Кей. – Пойдем покажем боссу.

На этот раз О’Брайен действительно поделился информацией с прессой. Предприимчивый репортер «Ивнинг уорлд» разыскал двадцатишестилетнего Лавуа, солдата армии США, проходящего службу в Чаттануге. Лавуа сказал, что был ошеломлен известием о смерти Хейзел.

– Мне сказали, что она исчезла 6 июля, но я не верил, что бедная девушка убита, – сказал он. – Я не думаю, что у нее был хоть один враг на земле, не могу придумать никакой причины для убийства.

Лавуа не видел Хейзел около года, после «приятной поездки» в Трой, и хотя с тех пор получал от нее письма, в последнее время их переписка стала нерегулярной. На вопрос, могла ли Хейзел покончить с собой из-за того, что он не отвечал, Лавуа сразу отверг это предположение, сказав, что их отношения никогда не были настолько серьезными.

«Ивнинг уорлд» также взяла интервью у Эдварда Райса, дяди Лавуа и приемного родителя, который проживал в Трое.

– Да, Эдди и Хейзел были влюблены, – сказал он. Лавуа родился в Уотервлите, но вырос в Трое. Он завербовался в армию в 1900 году и вновь поступил на службу 25 октября 1907 года – через восемнадцать дней после даты, нацарапанной на газетной вырезке. Он встретил Хейзел, когда был еще ребенком, и я думаю, что молодые люди понравились друг другу. Прошлой осенью он уехал на юг. Хейзел спрашивала меня, где он. Получая письмо, она читала его мне и плакала. Но Эдди – парень предприимчивый и не сентиментальный. Он не стал бы долго любить ни одну девушку, – рассказал дядя.

Откровения Райса прессе об отношениях его племянника с Хейзел на самом деле не имели значения с точки зрения следователей. 7 июля Лавуа находился в Теннесси и, следовательно, не имел никакого отношения к убийству Хейзел. Но это свидетельствовало о том, что Хейзел была более активна в романтическом плане, чем им внушали работодатели, семья и друзья. В этом упорствовала даже Кэрри Уивер, одна из ближайших подруг Хейзел.

– Насколько я знаю, – сказала она, – Хейзел не общалась ни с какими мужчинами, и я думаю, что если бы она общалась, я бы об этом знала.

Как Хейзел умудрялась хранить столько секретов?

Кое-что еще в связи с Лавуа не давало О’Брайену покоя: зачем вырезать газетную статью, прятать ее и писать на ней дату от руки? Несомненно, 7 октября 1907 года должно было иметь какое-то значение. Но какое?

Через три месяца, в разгар зимы, Хейзел заболеет и укроется в уединенном фермерском доме Уильяма Тейлора в лесах Табортона. Казалось, никто не знает, что с ней случилось. Была ли она беременна, как намекали нью-йоркские таблоиды? Был ли Эдвард Лавуа отцом? И могло ли 7 октября 1907 года быть датой зачатия?

* * *

22 июля Уильям М. Клеменс из «Ивнинг уорлд» полностью опубликует письмо, которое Хейзел получила от другого поклонника, назвавшего себя так: «РЫЦАРЬ НАПП КИНН И ВАШ ДРУГ-ХУДОЖНИК ГАРРИ». Неизвестный писал, что Хейзел «казалось, принадлежала к более высокой сфере и была значительно более разумной, современной и имела более приятные манеры», чем ее подруги, с которыми он столкнулся в течение недели летом 1908 года. Гарри извиняется за то, что был с ней откровенен и, возможно, оставил синяки на ее запястьях, и заключает послание такими словами: «Если бы рыцарство было в расцвете, я бы жил только ради «милой леди со светлыми волосами», хранил бы теплые воспоминания о ней и был верен ей до самой смерти». Гарри, как и многие потенциальные подозреваемые в этом деле, навсегда остался неизвестным, по крайней мере публично.

Фигурой, представляющей интерес, ненадолго стал муж Мины Джонс, Фрэнк. Детективы обнаружили, что он останавливался в Трое в начале лета, когда Мина жила в штате Мэн, прежде чем исчезнуть из города в выходные 4 июля.

Поначалу и Мина Джонс попала в поле зрения следователей после отправки депеши в «Трой Рекорд» с запросом на дополнительные новости по делу. Скоро газеты засыпали Джонсов вопросами, и их семейная драма смешалась с остальными заголовками.

Фрэнк оставил Мину в Уотервилле в поисках работы. Он устроился в компанию «Фуллер и Уоррен» в Трое за месяц до убийства Хейзел и жил в доме Марты Фуллер, дочери покойного бывшего владельца компании. Понятно, что Мина не была в восторге от этих договоренностей. 16 июня она написала Хейзел: «Пожалуйста, найди Фрэнка и скажи ему, что у него есть жена здесь, в Уотервилле, и он тоже не должен об этом забывать».

Джонс, вернувшийся в Уотервилл к тому времени, когда его отыскали следователи, утверждал, что покинул Трой 3 июля, чтобы навестить друзей в Бостоне, и с тех пор не возвращался. Да, он мог дать отчет о своем местонахождении 7 июля. Проведя в Трое шесть недель, он ни разу не навестил Хейзел.

Почему?

– Мина – ревнивая женщина, – сказал Фрэнк. – У нее могло сложиться неверное впечатление.

Фрэнк Джонс дал следователям новую заманчивую зацепку: Хейзел, по его словам, однажды призналась Мине, что отвергла предложение руки и сердца от мужчины, жившего в Трое. Мина подтвердила это: Хейзел встретила поклонника на рождественской вечеринке в церкви в 1906 году. Она знала мало подробностей, но помнила, что он работал в кабинете дантиста.

– Она сказала мне, что может выйти за него замуж в любое время, когда захочет, – сказала Мина. – Я спросила ее: «Кто твой парень?», но Хейзел отказалась назвать его и только заметила, что он «молод и хорош собой».

В то время как сам О’Брайен преуменьшал актуальность и достоверность истории, развивавшейся главным образом благодаря переписке между Миной и прессой, газеты тут же отреагировали на новость. Репортеры бросились к родителям Хейзел, но ни Джон, ни Джулия не смогли вспомнить, чтобы их дочь называла имя своего дантиста. Однако Мэри Кэри вспомнила, как однажды вечером, за несколько недель до убийства, Хейзел попросила разрешения отпустить ее, чтобы сходить к дантисту.

– Это было после ужина, – рассказала Мэри, – и я подумала, что время довольно необычное для посещения кабинета дантиста. Я отказалась отпустить ее, и в тот вечер она не выходила из дома.

Мэри сказала, что Хейзел назвала дантиста, но не смогла вспомнить его имя. Однако она вспомнила, что его офис находился на Третьей улице, в центре Троя.

* * *

Репортеры рассыпались веером по всему Трою в поисках таинственного дантиста, который хотел жениться на Хейзел Дрю. Никто, с кем они разговаривали, не мог вспомнить, чтобы работал с зубами Хейзел, не говоря уже о том, чтобы делать ей предложение.

Наконец они нашли Эдварда Дж. Кнауффа, сорокадевятилетнего дантиста, который жил и работал на Третьей улице, 49 – недалеко от дома Томаса Хислопа, первого работодателя Хейзел. Так совпало, что это был тот самый Эдвард Кнауфф, который находился в продуктовом магазине Керин в понедельник, 6 июля, когда Лоуренсу Игану показалось, что он заметил Хейзел на Конгресс-стрит. Кнауфф был непреклонен в том, что Иган ошибся относительно личности девушки, и впоследствии Иган отрекся от своих слов.

– Хейзел Дрю приходила сюда несколько месяцев назад, – сказал Кнауфф. – Я не помню точной даты. Около двух месяцев назад она снова пришла в четверг днем с другой девушкой, которую я не знал, и спросила, можно ли записаться на вечерний прием. Я объяснил ей, что не работаю по вечерам, и она сказала, что посмотрит, когда сможет прийти в течение дня, и вернется позже, чтобы договориться о визите. Она так и не вернулась. Возможно, у нее не было денег, а возможно, она пошла к какому-нибудь другому дантисту.

Делал ли он когда-либо предложение Хейзел? Или, может, даже состоял с ней в романтических отношениях?

Кнауфф улыбнулся.

– Я женатый человек, – сказал он журналистам. – С детьми.

Одним из этих детей был Уильям, на год младше Хейзел и студент ПИРа, где преподавал последний работодатель Хейзел, Эдвард Кэри.

– Так это значит «нет»? – спросили его.

– Это значит «нет».

* * *

Ближе к концу первой недели расследования в доме Кэри на Уитмен-корт произошла любопытная сцена: Мэри Кэри, которую допрашивали два детектива, услышала звонок и пошла открывать. Открыв дверь, она с изумлением обнаружила Джона Дрю на пороге своего дома. Бедняга, чувствовавший себя немного не в своей тарелке в этой части города, выглядел усталым и изможденным. Морщины, прорезавшиеся в уголках его глаз, проступили четче, щеки казались впалыми.

– О, мистер Дрю, какой сюрприз, – сказала она, застигнутая врасплох. – Пожалуйста, входите.

– Я прошу прощения за вторжение, миссис Кэри, – сказал Джон.

– Конечно, входите, – успокоила его Мэри. – Однако я должна сказать вам, что здесь, в гостиной, полиция. У них есть несколько дополнительных вопросов о Хейзел.

– Я не собираюсь задерживаться, – сказал Джон, проходя в комнату. Сняв свою мятую шляпу, он крепко сжал ее обеими руками. – Просто, как я понимаю, вы уже заплатили Хейзел за работу на следующей неделе, и я хотел это исправить.

Он полез в карман. Услышав шепот из гостиной, Мэри быстро оглянулась и снова повернулась к отцу Хейзел.

– Не глупите, мистер Дрю, – сказала она. – У меня и в мыслях нет брать у вас деньги. Могу только представить, какие ужасные испытания выпали на долю вашей семьи. Хейзел была чудесной, чудесной молодой женщиной.

Она стояла в неловком молчании, пытаясь придумать, что еще сказать, но ничего не приходило в голову. Джон Дрю уставился в пол, переминаясь с ноги на ногу и ничего не говоря. Детективы ждали.

– Я могу еще что-нибудь для вас сделать? – спросила Мэри.

– Вообще-то да, миссис Кэри, если это не слишком обременительно. Прошло несколько дней с тех пор, как я получил отчет о расследовании. Вы не возражаете, если я послушаю, пока вы разговариваете с детективами?

Мэри коротко вздохнула. Какой грустный, потерянный мужчина. Она помолчала и, решив проявить милосердие, взяла у него шляпу и повела обратно в гостиную.

Пока Джон Дрю тихо сидел в углу, Мэри беседовала с детективами, пытаясь вспомнить все, что могла. По ее словам, большую часть вечеров Хейзел оставалась дома, свернувшись калачиком с книгой. Она любила читать. У нее были друзья, но к ней не приходили джентльмены, и, насколько знала Мэри, она не встречалась с мужчинами с тех пор, как начала работать у Кэри в феврале того же года.

– Ну, вы знаете, одно время она была помолвлена, – сказал Джон Дрю. Все, кто был в комнате, повернулись к нему. Помолвлена? Хейзел? – У нее действительно был мужчина.

Дрю не мог вспомнить имя этого человека и даже не знал, называла ли его Хейзел.

Это было все, что следователи вытянули из Джона Дрю, но Джулия позже подтвердила его воспоминания. Ее муж прав в том, что Хейзел была помолвлена, сказала она, но мужчина просто перестал встречаться с ней весной 1907 года, когда она заболела гриппом, а он женился на другой женщине. Не иначе как на подруге Хейзел. Джулия тоже не могла вспомнить имя этого человека.

Незадолго до трагедии они говорили с Хейзел о ее личной жизни, Джулия сказала:

– Насколько мне известно, у Хейзел уже больше года не было кавалера. Недавно я спросила у нее: «Разве у тебя еще нет парня?» И она ответила: «Нет, меня это не волнует. Если бы у меня был кто-то, его бы отбила какая-нибудь другая девушка».

Джулия также вспомнила, как Хейзел однажды рассказала, что молодой студент юридического факультета – ей вспомнилось имя, Вольф – хотел жениться на ней, но не раньше, чем через три года, когда он будет финансово обеспечен. Она сказала, что Хейзел не интересовалась этим мужчиной и не собиралась выходить за него замуж.

Как оказалось, в Трое действительно жил человек по имени Лоуренс Вольф, который в 1905 году работал клерком в кабинете дантиста. В 1902 году, когда Лоуренсу было двенадцать, а Хейзел – четырнадцать, Вольфы и Дрю жили по соседству на Второй улице в Южном Трое. К 1905 году он переехал на Третью улицу, 187, в четырех кварталах к северу от Хислопов, на которых в то время работала Хейзел. Вольф состоял в церкви Святого Иоанна Крестителя. В то время как церковь Хейзел – методистская на Третьей улице – еще только строилась, прихожанам разрешалось молиться в часовне Святого Иоанна Крестителя.

Как вспоминала Мина Джонс, Хейзел встретила мужчину, который хотел жениться на ней, на рождественской службе в церкви в 1906 году. Был ли тем человеком Вольф?

Ответ на этот вопрос остается неизвестным, потому что имя Лоуренса Вольфа так и не всплыло в ходе расследования.

В понедельник, 20 июля, Уильям К. Хогардт, семнадцати лет, из Дедхэма, штат Массачусетс, отправил в «Трой таймс» сообщение из Бостона, в котором писал, что глубоко опечален смертью Хейзел Дрю, «одного из его самых близких друзей». «Хейзел была тихой и утонченной девушкой, которой восхищались все». Хогардт оказался одним из загадочных незнакомцев, чьи письма, подписанные только инициалами, были найдены в сундуке Хейзел.

– Как приятно все же разгадать загадку, – сказал О’Брайен.

– Не уверен, что это то решение, которое все ищут, – ответил Кей. – Помни, осенью тебя будут переизбирать.

Последние шесть лет Хогардт отдыхал у родственника по фамилии Фезерс в Восточном Поэстенкилле. Он познакомился с Хейзел летом 1907 года, когда она вместе с Блисами жила на Планк-роуд, примерно в миле оттуда. Хейзел провела там около недели, прежде чем переехать в другой пансионат, которым управлял Джон Линк, на озере Снайдерс, где она встретила своего преданного друга-художника Гарри. Хогардт и Хейзел познакомились друг с другом на танцах и вечеринках и регулярно переписывались, когда Хогардт вернулся в Массачусетс. Примерно за месяц до ее смерти письма перестали приходить. Хогардт получил всего двенадцать писем, начиная с сентября 1907 года, когда Хейзел работала у Тапперсов. В письме из Скенектади она просто написала: «Прекрасно провожу здесь время». Вторая открытка, датированная несколькими днями позже, была помечена почтовым штемпелем Троя и изображала Политехнический институт Ренсселера. «Всего в шаге от того места, где я живу», – написала Хейзел.

8 января 1908 года Хейзел написала Хогардту с фермы Тейлора, где выздоравливала после недуга: «Из-за болезни не смогла достать для тебя новогоднюю открытку. Но я желаю тебе очень счастливого Нового года. Спасибо за добрую память, Х.А.Д.». Несколько недель спустя, 3 февраля, она отправила ему еще одно письмо, в котором говорилось: «Получила твою открытку. Я беру отпуск на несколько месяцев. Никаких новостей от Гордона (их общий друг, девятнадцатилетний Гордон Холл из Восточного Поэстенкилла; по ее собственным словам, Хейзел больше думала о Гордоне, чем о Хогардте). Надеюсь скоро увидеть девочек, но в последнее время я никого из них не видела. У нас очень холодная погода. Этим летом я буду в Поэстенкилле с Белль. В настоящее время мой адрес: 400 Четвертая улица, Трой, Нью-Йорк. Х.А.Д.».

Пока никаких указаний на то, кто эта Белль.

7 марта 1908 года, вскоре после того, как она устроилась на работу к Кэри, Хейзел снова написала Хогардту: «Получила твое письмо. Мне действительно очень нравится мой новый дом. Летом здесь будет очень одиноко. У нас здесь довольно холодно для этого времени года. Я не получаю известий от Гордона. Х.Д., Уитмен, Уэст-Трой, Нью-Йорк». Любопытно, Хейзел упоминает, что Уитмен-корт находится в Уэст-Трое, хотя на самом деле он находился в восточной части города. Район, ранее известный как Уэст-Трой, был переименован в Уотервлит.

В апреле Хогардт получил две открытки от Хейзел, одну из Троя и одну из Провиденса, которые должна была отправить Мина Джонс. На открытке из Троя были только инициалы Х. А. Д. По словам Хогардта, это был его последний контакт с ней.

Переписка между Хейзел и Хогардтом казалась вполне безобидной, и следователи быстро отмахнулись от него как от серьезного подозреваемого. И все же образ Хейзел продолжал развиваться, меняться и обретать новые грани. Это суждение укрепилось, когда Уолтер Спрат, сотрудник почтового отделения Троя, утверждавший, что он друг Хейзел, сообщил О’Брайену имена нескольких молодых людей, которые, по его словам, сопровождали ее на танцы и пикники.

Очевидно, что тихая и скромная прихожанка, о которой изначально рассказывали детективам, была одновременно уверенной в себе, общительной женщиной с широкими социальными связями, за которой почти всем было трудно угнаться.

* * *

В спешке покидая резиденцию Кэри в понедельник, 6 июля, Хейзел оставила после себя кипу писем и открыток, которые были разорваны и выброшены в кучу мусора. Детективам пришлось склеить некоторые из них, чтобы расшифровать содержание. Одним из таких писем, которое привлекло их внимание, был разорванный листок бумаги с написанным на нем именем – Джон Э. Магнер, и адресом – 449 Лексингтон-авеню, Нью-Йорк.

Магнер, как вскоре выяснили детективы, был кондуктором вагона на так называемых скоростных почтовых поездах Центральной железной дороги Нью-Йорка, курсировавших между Нью-Йорком и Монреалем, с остановками в Трое и Олбани – двух местах, связанных с местонахождением Хейзел 6 июля. Поезд из Нью-Йорка отправлялся в 8:45 утра и приходил в Олбани в полдень, так что у Магнера было двадцать пять свободных минут, прежде чем состав, прицепленный к паровозу линии Делавэр и Гудзон, отправлялся на север – через Трой и Саратогу в Монреаль.

Поступали сообщения о том, что у Магнера был альтернативный маршрут, направлявшийся на запад из Нью-Йорка через Сиракузы в Чикаго. Этот поезд также проходил через Олбани, но в обход Троя. Как и на северном маршруте, в Олбани он прибывал в полдень. Если бы на самом деле Хейзел искала Магнера 6 июля и думала, что он в пути из Нью-Йорка в Чикаго, она бы отправилась в Олбани, чтобы встретиться с ним, а не ждала его в Трое.

В понедельник, 20 июля, репортер «Ивнинг Уорлд» разыскал Магнера у обеденного прилавка Юнион-Стейшн.