Текст книги "Убийство у Тилз-Понд. Реальная история, легшая в основу «Твин Пикс»"

– Джон Магнер? – спросил репортер, заметив имя на униформе.

– Кто спрашивает? – поинтересовался Магнер.

– Я репортер из «Ивнинг уорлд».

– Вот как! И что дальше?

– Можете ли ответить на сообщения о том, что вы приезжали в Трой повидаться с Хейзел Дрю?

– Сообщения? Какие сообщения?

– Ваше имя нашли на клочке бумаги в ее вещах. Там же был и ваш адрес.

Магнер нахмурился.

– Послушайте, – сказал он, – я не знаком ни с какой Хейзел Дрю. Я даже никогда не слышал этого имени до того, как все это появилось в газетах.

Магнер сказал, что работал на линии Нью-Йорк – Монреаль около месяца, в том числе 6 и 7 июля.

– Вы проезжали через Трой 6 июля? – продолжал репортер.

– Да, и что?

– В котором часу?

– Приехал сюда в 1:25.

– Встречались с кем-нибудь?

– Нет, сэр, не встречался.

– Так вы уверены, что не знали Хейзел Дрю? – спросил репортер. – И вы понятия не имеете, как ваше имя оказалось на той бумажке, которую нашли в ее вещах?

– Я сказал, что не был знаком ни с ней, ни с какой-либо другой девушкой в Трое, – сказал Магнер, решительно заканчивая импровизированное интервью.

Он лгал.

* * *

Минни Тейлор первой подсказала следствию, что в рассказе Магнера что-то не так. Тетя Хейзел, до этого момента упрямо отмалчивавшаяся, за исключением случаев крайнего принуждения, внезапно обрела дар речи.

Утром во вторник, 21 июля, детективы Джон Мурнейн и Джон У. Лоуренсон доставили Минни в здание суда для очередного допроса. Чтобы избежать прессы, ее провели через черный ход в комнату большого жюри, в которую О’Брайен мог тайно попасть из своего кабинета. Встреча была короткой, но напряженной.

– Вы когда-нибудь слышали имя Джон Магнер? – спросил окружной прокурор, переходя сразу к делу.

Минни ненадолго задумалась над этим вопросом. О’Брайен заметил, что лицо ее приняло то же выражение, что появлялось на нем всякий раз, когда ее допрашивали, как будто ее мысли были далеко, в другом месте или времени. Пряничные часы тикали, словно капающая из крана вода.

– Нет, не думаю. А я должна его знать?

– Возможно, – сказал О’Брайен. – Именно это мы и пытаемся выяснить.

– Я бы не отказалась от стакана воды, – сказала Минни.

О’Брайен на секунду вышел и тут же вернулся со стаканом воды в руке.

– Магнер – кондуктор, – сказал он, ставя правую ногу на стул напротив нее. – Мы нашли его имя и адрес на листке бумаги, который Хейзел оставила у Кэри.

– Да, – сказала Минни после паузы. – Теперь, когда вы упомянули об этом, я смутно припоминаю, что Хейзел говорила, что в одну из своих поездок она звонила кондуктору в Нью-Йорке. Полагаю, он извинился за то, что не смог показать ей достопримечательности, потому что на следующее утро ему нужно было быть рано на работе.

– Она назвала вам его имя?

– Хм… Хоть убейте, не могу вспомнить.

– Когда это было? – спросил О’Брайен.

– Этого я тоже не помню.

О’Брайен вспомнил, что Хейзел совершила две недавние поездки в Нью-Йорк: одну в конце апреля, когда она предположительно провела день с неизвестными друзьями, а другую – в выходные в День памяти с Кэрри Уивер. Позже Кэрри будет настаивать на том, что они с Хейзел не встречались там ни с какими мужчинами:

– Я не понимаю, почему репортеры постоянно спрашивали меня, сопровождал ли нас кто-нибудь из мужчин. Мы отправились совершенно одни и оставались одни, как там, так и по возвращении. Да, мы вместе съездили в Нью-Йорк, и я увидела там так много всего, что с трудом могу сказать, что мы на самом деле видели. Мы ездили по городу на автомобиле, но каждый раз платили за проезд сами. По правде говоря, я не думаю, что мне следовало ездить в Нью-Йорк с Хейзел. Если бы я знала, что там за люди. Я бы перепугалась до смерти, если бы была одна. Большинство мужчин выглядели так, словно готовы ударить женщину. Нью-Йорк, безусловно, замечательное место, но я уверена, что не хотела бы поехать туда, чтобы снова осмотреть достопримечательности. В тот раз я повидала их достаточно.

Минни поклялась, что рассказала им все и что не знает больше ничего ни о каком кондукторе, и на этот раз О’Брайен почувствовал, что, возможно, это правда. По крайней мере, он не мог придумать веской причины, чтобы Минни что-то скрывала, поскольку она, похоже, не имела никакого отношения к самому Магнеру.

– Спасибо за помощь, мисс Тейлор.

Минни была свободна и могла идти. Мурнейн проводил ее через черный ход и подвал в переулок.

– Пойдемте, мэм, – сказал он. – Мы благополучно доставим вас к трамваю.

Фотографы, однако, прознали о ее визите и буквально погнались за ней.

– Ну же, Минни! – крикнул ей один репортер. – Кто были те мужчины с вами? Кого вы защищаете?

Фотографы боролись за лучший ракурс, чтобы запечатлеть сцену, но им мешали огромная шляпа Минни и широкая спина Мурнейна.

В какой-то момент Минни все же остановилась и огрызнулась:

– Я говорила это вам всем сотню раз. Хейзел была хорошей девочкой. Почему вы не даете ее бедной душе упокоиться с миром?

– Не обращайте на них внимание, мисс Тейлор, – сказал Мурнейн.

Короткая стычка вызвала задержку, позволившую некоторым фотографам проскользнуть вперед, и когда Мурнейн повел Минни через Четвертую улицу, фургон, стоявший на углу, заставил ее свернуть с намеченного пути прямо под камеры.

– Счастливого пути, мисс Тейлор, – сказал Мурнейн.

Измученная, она поднялась в вагон, медленно качая головой. Битва между Минни и прессой продолжалась.

* * *

С этого момента история с Магнером стала еще более запутанной. На Минни Тейлор снизошло редкое озарение, она вдруг вспомнила имя Джона Магнера.

– Хейзел Дрю знала и любила Джона Э. Магнера, кондуктора вагона, – объявила она. – Я слышала, как Хейзел говорила о Магнере. Когда девушка вернулась домой из поездки в Нью-Йорк, она сказала, что встретилась с ним и была очень разочарована, потому что Магнеру пришлось покинуть ее раньше, чтобы успеть на свой поезд.

О’Брайен с самого начала не доверял Минни, и его опасения усилились после того, как он узнал, что тетя отправила Мине Джонс письмо 16 июля – на следующий день после того, как следователи устроили ей изнурительный допрос – с просьбой, без объяснения причин, уничтожить всю корреспонденцию Хейзел.

Мнения современников о том, уничтожила Мина большую часть переписки Хейзел или нет, расходятся. Окружной прокурор с подозрением отнесся к тому, как вовремя Минни рассказала о Магнере, и не хотел в это верить.

Однако двое мужчин, работавших на Юнион-Стейшн – Джордж Питерсон, менеджер компании «Уэсткот экспресс», и Уильям Хамфри, клерк багажного отделения – заявили, что Магнер встречался с молодой женщиной, которая соответствовала описанию Хейзел, во время своих частых остановок на Юнион-Стейшн.

Также 21 июля молодой сотрудник «Дженерал электрик» по имени Питер Росс, который жил и работал в Скенектади, сообщил, что выехал из Нью-Йорка домой в 9:20 утра 6 июля. Когда поезд прибыл на станцию в нескольких милях к югу от Олбани, он заметил молодую женщину, которая сильно напоминала Хейзел Дрю. Молодой человек в униформе, соответствовавший описанию Магнера, подошел к Россу и спросил, нельзя ли ему и молодой женщине занять место Росса, так как им нужно обсудить что-то важное. Росс пересел на незанятое сиденье в передней части вагона.

Затем мужчина в форме взял у девушки чемодан и сел рядом с ней, после чего пара продолжила серьезный разговор. Росс предположил, что и мужчина, и девушка сошли с поезда в Олбани.

Позже в тот же день Мурнейн и Лоуренсон допросили Магнера во время остановки поезда по возвращении из Монреаля в Нью-Йорк. Под давлением следователей и после сообщений Петерсона и Хамфри Магнер признался, что встречался с молодой женщиной на Юнион-Стейшн в Трое, вот только звали ее Анной Лабелль и она работала продавщицей в универмаге Фрира, примерно в четырех кварталах от северной части железнодорожного вокзала. При этом Магнер продолжал утверждать, что он понятия не имел, кто такая Хейзел, до того, как прочитал о ней в газетах, и не представляет, как его имя и адрес могли оказаться на клочке бумаги, найденном среди ее вещей.

– Я никогда не встречался с Хейзел Дрю и никогда не разговаривал с Хейзел Дрю, и я был бы признателен, если бы вы перестали приставать ко мне по этому поводу, – сказал он.

Как оказалось, Анна и Хейзел были знакомы по частым походам Хейзел за покупками к Фриру. Когда 22 июля репортер «Олбани Таймс Юнион» появился в магазине, чтобы расспросить Анну, она «смутилась и попросила провести интервью у нее дома» на Третьей улице, 190, в том же районе Саут-Трой, где жила Хейзел. В окружении родных она «хладнокровно отрицала», что знает Хейзел иначе чем клиентку. И все же она с негодованием защищала Хейзел от обвинений в том, что ее поведение было не вполне добродетельным.

Откуда ей это знать, если они были едва знакомы?

Проблемы с доверием Лабелль на этом не закончились. Она сказала «Таймс Юнион», что понятия не имеет, откуда Хейзел узнала имя и адрес Магнера, но впоследствии заявила, что сама поделилась с ней контактной информацией. Узнав, что Хейзел планирует посетить Нью-Йорк, Лабелль предложила ей заскочить к Магнеру и попросить его показать ей город.

Пытаясь разобраться во всем, что произошло, О’Брайен встретился с детективами Кеем, Мурнейном и Лоуренсоном, которые были его глазами и ушами в городе.

– Анна Лабелль, – сказал О’Брайен. – Не ее ли арестовывали пару раз за нарушение общественного порядка?

– Надеюсь, это не та Анна Лабелль, – сказал Мурнейн. – Та женщина сумасшедшая.

– Дьявольская вода, – добавил Лоуренсон.

– Знаете, – сказал Мурнейн, – не могу не задаться вопросом, были ли Анна Лабелль и Хейзел знакомы лучше, чем говорит Анна. Что, если они вдвоем провели некоторое время вместе с Магнером в Нью-Йорке в апреле прошлого года?

– Вот еще одна идея, – сказал Кей. – Что, если Анна Лабелль и есть та самая Белль, на которую ссылается Хейзел в своей открытке Хогардту? Этим летом я буду в Поэстенкилле с Белль.

– Возможно, – сказал О’Брайен. – Трудно представить, что к этому делу может иметь отношение еще какая-то Белль, не так ли?

В комнате воцарилась полная тишина. О’Брайен получил ответ.

* * *

В то время как расследование по линии Магнера застопорилась, детективы выследили другого проводника, Сэмюэля Лероя, которого они подозревали в том, что он мог быть автором одного из анонимных писем, найденных в вещах Хейзел. Письма, указывающего, что автор работал когда-то официантом в Аверилл-Парке. Тридцативосьмилетний Лерой действительно обслуживал столики в отеле «Аверилл Парк», когда был моложе. Десять лет назад он устроился билетером на Юнион-Стейшн и с тех пор не возвращался ни в Аверилл-Парк, ни к работе официантом. В конце концов его повысили до кондуктора поезда, как и Магнера. Теперь он ездил по маршруту между Олбани и Нью-Йорком. В описываемое время Лерой жил со своей женой Роуз на Седьмой авеню, 1621, в Трое – всего в нескольких шагах от брата Хейзел, Джозефа, и его жены Евы – с двумя сыновьями-подростками, Мартином и Гарольдом.

Лероя обнаружили дома и сопроводили в здание окружного суда, где он и его жена были допрошены утром в субботу, 25 июля. О’Брайен разделил супругов и допросил порознь. Запись допросов вел стенографист Луи Левенштейн.

Лерой признал, что знает Магнера, но только как коллегу-кондуктора, он никогда не ездил с ним вместе и не останавливался под одной крышей. Он отрицал, что когда-либо встречался с Хейзел Дрю или слышал о ней до того, как прочитал сообщения о ее убийстве.

– Расскажите нам о 6 и 7 июля, – сказал О’Брайен. – Это понедельник и вторник. Будьте внимательны.

– Чтобы подготовиться к поездке из Олбани в Нью-Йорк, я обычно выезжаю утром – либо на регулярном поезде в 10:40, либо на местном в 11:00 из Троя. Думаю, на один из этих поездов я и сел утром в понедельник, 6 июля.

– Продолжайте.

– Я выехал из Олбани в пять минут двенадцатого в понедельник днем, прибыл в Нью-Йорк в пятнадцать минут третьего и провел вторую половину дня в офисе компании. Потом вышел поужинать и вернулся в офис, где оставался до отъезда в половине первого. В Олбани я был в половине шестого, сел на первый местный автобус и приехал в Трой в семь часов.

Рассказы Сэмюэля и Роуз Лерой о том, как прошла оставшаяся часть дня 7 июля, практически совпадали. Сэмюэль провел это время, развалившись дома на диване и проспав почти до вечера. Потом они послали своего старшего сына, шестнадцатилетнего Мартина, в дом соседки, Элис Коулман, – спросить, не хочет ли она поиграть вечером в карты. Миссис Коулман ответила, что она не сможет, так как ей нужно помочь подруге подготовиться к запланированной на следующий день свадьбе. Поскольку их младший сын Гарольд заболел, Лерои в тот вечер остались дома, и Сэмюэль лег спать где-то между половиной одиннадцатого и одиннадцатью часами.

После допроса Лероя остановили у офиса О’Брайена, чтобы он ответил на вопросы вездесущей прессы.

– Поговаривают, будто ваша жена жалуется, что вы отвлекаетесь на других женщин. Что скажете на это? – спросил один из репортеров.

– Неправда. Это какая-то нелепость, – ответил Лерой, который был зол из-за всего происходящего.

– Так вы уверены, что никогда не встречали ни Хейзел Дрю, ни Анну Лабелль? – спросил другой репортер.

– Я не знаком ни с одной из них, – заявил Лерой. – Не встречал ни ту, ни другую и не разговаривал с ними.

Рассказ Лероев подтвердили многие, в том числе Элис Коулман и ее мать Эстер Прэнгли, которая жила с Коулманами. В конце концов О’Брайен отказался от своих подозрений в отношении кондуктора.

Однако этого не сделала «Вашингтон таймс». Газета откровенно намекала на то, что Лерой и есть убийца, хотя и не называла его по имени. «Таймс» сплела невероятно запутанную историю, утверждая, что Хейзел стала «жертвой козней женатого мужчины»: не зная, что он женат, она отчаянно надеялась сбежать с ним – «для нее это была заветная мечта, тогда как мужчина всего лишь устроил для нее западню». Газета утверждала, что эти двое встретились в Олбани в понедельник, 6 июля. Мужчина запланировал свидание на следующую ночь у пруда, но предполагаемое бегство обернулось убийством, так как он отчаянно хотел избавиться от девушки.

Представляя свою версию, «Таймс» придала большое значение тому факту, что Лерой использовал на работе особый тип карандаша необычного цвета и размера и Хейзел Дрю использовала такой же карандаш, судя по записям на клочках бумаги, найденных в ее вещах.

Лерой, которого журналисты в конце концов спросили об этом, объяснил, что, как и другие кондукторы поезда (включая Джона Магнера), использовал химический карандаш.

Тем временем в субботу, 25 июля, «Сиракузы джорнал» опубликовала заметку под заголовком «Подозревается железнодорожник», в которой выдвигалось предположение, что в своих отношениях с Хейзел Лерой пользовался именем Джон Магнер.

Это и другие подобные сообщения привели Лероя в ярость, и он нанял Джорджа Б. Веллингтона – партнера бывшей юридической фирмы О’Брайена, – чтобы тот подал против «Ивнинг уорлд» иск о клевете на двадцать пять тысяч долларов.

Вся эта сага с Магнером могла бы свести О’Брайена с ума – если бы у него не было других причин для беспокойства. Одной из таких причин стала появившаяся из ниоткуда версия о разнузданных секс-вечеринках, устраиваемых в Табортонском лесу, примерно в восьми километрах к югу от Тилз-Понд.

Глава 8
Секс, ложь и недвижимость

Он был известен – без всякой иронии – как Альпы: холмистый район с летними домиками – лагерем, как их называли местные жители. Лагерь был расположен в юго-восточном углу Сэнд-Лейка, примерно в восьми километрах к югу от Тилз-Понд, за озерами – Кривым и Стеклянным, популярными курортами для богатых людей из Олбани, Троя и Нью-Йорка.

Среди местных ходили слухи, что буйные секс-вечеринки – «обычное явление» в уединенном лагере площадью почти семь гектаров, названном Цацавасса в честь речушки в секторе Альп. Детектив Уильям Пауэрс был в курсе этих слухов с самого начала расследования, но игнорировал их, поскольку ничего конкретного, связывающего Хейзел с этим районом, не было.

Но разговоры продолжались.

Неизвестный мужчина сообщил журналистам, что молодых женщин забирали и отвозили в лагерь под фальшивым предлогом, предлагая покататься на автомобиле. В определенных кругах лагерь приобрел дурную славу как «место, где чистота и добродетель ценятся невысоко». Любой, кто хоть как-то заботился о своей репутации, держался подальше от этого места.

Говорили, что лагерем владела пара братьев, богатых бизнесменов, на одного из которых некая молодая женщина подала жалобу властям. По словам частного детектива, участвовавшего в этом деле, урегулирование проблемы обошлось «жирному коту» в крупную сумму. Газеты, в том числе «Нью-Йорк ивнинг телеграм», предположили, что ситуация «сильно напоминает историю Эвелин Тоу» – молодой актрисы, чей муж Гарри застрелил выдающегося архитектора Стэнфорда Уайта перед толпой людей в театре «Сад на крыше Мэдисон-сквер-Гарден» в 1906 году, узнав, что Уайт совершил сексуальное насилие над его женой.

В четверг, 23 июля, Пауэрс и детектив Луис Ансер, все еще работающие в сельской местности, нанесли визит Минни Клиффорд, которая одно время работала в лагере Цацавасса сторожем вместе со своим мужем Уильямом и все еще жила неподалеку. Минни поведала им леденящую душу историю.

Ночью то ли шестого, то ли седьмого июля, лежа в постели с мужем, Минни неожиданно проснулась. В ушах у нее стоял пронзительный женский крик. Она резко выпрямилась и прислушалась.

Это был не сон, сказала себе Минни.

– Билли… Билли… – прошептала она, тыча спящего мужа в бок.

«Хр-р-мф», – ответил Уильям, переворачиваясь.

– Уильям! Тебе лучше встать. Они там убивают девушку! – Минни сумела разбудить мужа.

– Хорошо, хорошо, – пробормотал он. – Что за шум?

– Ш-ш-ш, – прошептала Минни. – Послушай.

Клиффорды целую минуту сидели в тишине, прислушиваясь к ночным звукам, но слышали только редкое жужжание насекомых.

– Наверное, еще один енот расшумелся, – сказал Уильям. – Как в тот раз в прошлом месяце.

Уильяму не потребовалось много времени, чтобы снова заснуть. Минни повезло меньше. Она металась и ворочалась, но не могла выкинуть из головы жуткий крик. Примерно через час ее снова разбудили – на этот раз это был затихающий в ночи звук проехавшего автомобиля.

На этом ее история не закончилась.

Еще в начале мая, вспомнила Минни, в деревню приехали две молодые женщины.

– Одна из них, со светлыми волосами и стройной, но хорошо развитой фигурой, вскоре пришла купить у меня масло, – поведала она Пауэрсу. – Девушка сказала, что ее тетя, которая была с ней в лагере, внезапно заболела. Потом она пришла снова и умоляла меня позволить ей взять нашу упряжку лошадей, так как она договорилась провести с друзьями День поминовения, а потом отправиться на озеро Джордж.

– Вот как? – проворчал Пауэрс.

Он слушал женщину с большим интересом, но внутренний голос предостерегал от поспешных выводов: слишком уж гладко у нее все получалось. Тетя Хейзел, Минни Тейлор, часто сопровождала девушку в ее путешествиях. Хейзел провела выходные в День поминовения в Нью-Йорке со своей подругой Кэрри Уивер. И она уже несколько недель говорила о поездке на озеро Джордж 4 июля, хотя вместо этого отправилась в Скенектади. Все это стало теперь общеизвестным благодаря газетам. Кроме того, округ объявил награду в тысячу долларов за информацию, и свидетели объявлялись все чаще, заявляя, что видели Хейзел там-то и там-то.

– Что-нибудь еще? – спросил он.

– Она также сказала, что ей угрожал пьяный мужчина, – продолжила Минни.

Пауэрс и Ансер обменялись взглядами. С каждым мгновением эта история выглядела все более дикой.

– Что же там произошло? – спросил Ансер.

– Из-за того, что она не погасила свет, когда ей приказали, он швырнул ее о стену!

– Так что же случилось с молодой женщиной? – напомнил Пауэрс. – Когда она пришла к вам?

– Она позаимствовала нашу коляску, чтобы поехать в отель Брауна и позвонить кому-нибудь, чтобы ее отвезли домой.

Коляску девушка вернула позже, сказала Минни, и больше она ее не видела.

* * *

Детективы направились в гостиницу Брауна на Кривом озере, место хорошо известное в тех краях, так как там частенько останавливался Теодор Рузвельт, который любил охотиться в близлежащих лесах.

Мейбл Браун, дочь владельца, была той еще любительницей поболтать. Она подтвердила рассказ Минни Клиффорд о двух молодых женщинах, которые неожиданно появились в отеле однажды в мае. Одна из них была в мужском резиновом плаще. Они попросили разрешения воспользоваться телефоном, и Мейбл разрешила. Одна из женщин, та, что со светлыми волосами и большими выразительными глазами, позвонила в Олбани человеку, который, насколько знала Мейбл, являлся одним из владельцев лагеря Цацавасс. Девушка хотела, чтобы в лагерь приехал врач – взглянуть на ее тетю.

Вскоре после этого, продолжала Мейбл, одна из молодых посетельниц появилась снова, но уже в сопровождении другой женщины. На той, что приезжала раньше, были мужские брюки. Другая укрывалась тяжелым одеялом. День был жаркий. На женщине, судя по всему, было под одеялом только нижнее белье.

Они снова попросили воспользоваться телефоном, объяснив, что оказались в лагере после того, как приняли приглашение прокатиться от какого-то мужчины. Теперь они отчаянно хотели вернуться домой, но никто не хотел их брать, потому что все боялись оказаться замешанными в том, что творилось в лагере.

Обеим женщинам – и Минни Клиффорд, и Мейбл Браун – показали фотографии Хейзел Дрю. Девушка, которую они видели, была похожа на Хейзел, но идентифицировать ее точно они не смогли.

Мейбл никогда не нравилось, что лагерь находится так близко. Местные жители высказывали свое недовольство шерифу. Иногда по ночам она слышала доносившиеся со стороны лагеря крики. Там творилось что-то нехорошее. Нечестивое.

С этим Пауэрс согласился. И, будучи одним из тех, кто не терпит грешников, он поспешил отчитаться перед О’Брайеном и Кеем.

О’Брайен выслушал Пауэрса, и ему не понравилось то, что он узнал. Оргии в лагере, возмутительно! Но кроме туманных, полных полунамеков историй, возможно вдохновленных предлагаемыми наградами, ухватиться было не за что.

Правда, было установлено, что Хейзел любила кататься, но способ ее передвижения в Табортоне в день убийства все еще оставался неизвестным. И все же, как заявил журналистам окружной прокурор, «было бы неразумно предполагать, что человек будет ездить на туристическом автомобиле по горам Табортон, хотя это и возможно». Предполагаемый маршрут он охарактеризовал как «почти непроходимый», а состояние дорожного полотна как «местами неровное и опасное».

Кроме того, продолжая расследование, следователи выяснили, что Клиффорды покинули лагерь Цацавасса после спора с его владельцами, что, возможно, повлияло на версию событий в изложении Минни.

Но даже если Хейзел никогда не была в лагере – или не знала о его существовании, – мог ли один из находившихся в нем оказаться у пруда и совершить убийство? Судя по всему, отдыхающие там чувствовали себя хозяевами и привыкли получать то, что хотели. Неожиданная встреча? Стычка? Что, если Хейзел сопротивлялась?

Как минимум дыма было достаточно, чтобы проверить, нет ли огня.

В должности окружного прокурора О’Брайен создал себе определенную репутацию, ведя непримиримую борьбу против домов с дурной репутацией в Трое, закрывая заведения, в которых, как утверждалось, содержались против их воли девушки, в том числе несовершеннолетние, и он все еще считал это своим долгом. Если в лагере творится непотребное и закон может положить этому конец, сказал он, все необходимое будет сделано.

Он посоветуется с шерифом Дж. Ирвингом Бокусом, а затем решит, что делать с этим сомнительным лесным лагерем.

* * *

Уже в Олбани, продолжая идти по следу, Дункан Кей нашел время, чтобы проверить владельцев лагеря, братьев Александра и Генри Э. Крамратов, которые также владели мебельным магазином в Олбани. Сорокаоднолетний Генри, риелтор из Олбани, был человеком, как говорится, с большими карманами, и то, что в газетах появилось его имя, ему не понравилось. Секс-вечеринки в его лагере? Женщин удерживают против их воли? Полная чушь, утверждал он. Генри был большой шишкой, по крайней мере в определенных кругах. Но его вкус в выборе друзей представлялся сомнительным, и в зале суда он появлялся не раз. В марте 1905 года его вызвали для дачи показаний в качестве свидетеля защиты на процессе по делу об убийстве, в котором обвинялся Ричард Э. Прейссер, известный однорукий биржевой маклер, чья жизнь в одном из еженедельников Олбани описывалась как «изобилующая отвратительными подробностями». Прейссеру было предъявлено обвинение в убийстве бостонского картежного игрока по имени Майлз Макдоннелл. Прейссер застрелил его из двуствольного дробовика после того, как двое мужчин поссорились рано утром 8 июня 1904 года. Сразу после стрельбы он прошел два квартала до полицейского участка. «Я только что убил Макдоннелла и пришел сдаться», – сказал он в полиции.

Крамрат встречался с Прейссером за четыре дня до убийства. Газета «Олбани ивнинг джорнал» сообщила, что во время перекрестного допроса Крамрат «выразил желание поговорить обо всем, кроме рассматриваемого вопроса». Окружному прокурору Джорджу Аддингтону пришлось прерывать его и сделать несколько жестких замечаний. Никаких сомнений в том, что Прейссер убил Макдоннелла, не было, но адвокаты защищали клиента, настаивая на его безумии и утверждая, что венерическая болезнь повредила его мозг. Крамрат поддержал эту версию, заявив, что, когда он и Прейссер обсуждали проблему с необеспеченными чеками, которые раздавал в Трое их общий знакомый, замечания Прейссера «полностью расходились с обсуждаемой темой». Прейссер был признан невиновным по причине невменяемости, он провел всего пять недель в государственной больнице Маттеавана для душевнобольных преступников, после чего был освобожден.

Едва только имя Крамрата всплыло в ходе расследования, как пресса с удовольствием переключилась на него. Он бушевал и негодовал, заявляя, что предположения о фактах «неподобающего поведения» в его лагере пятнают его репутацию. Репортеры посмеивались между собой – какая репутация?

В 1900 году Крамрат снискал скромную известность как один из четырех автовладельцев в Олбани. Два года спустя он был одним из пятнадцати автомобилистов, отправившихся в автопробег до Питерсбурга, штат Нью-Йорк, примерно в четырнадцати километрах от Олбани. Только четверо из них добрались до места назначения, в том числе Крамрат. Успех отмечали в доме матери хорошего друга Крамрата Чонси Д. Хейкса, выдающегося автомобилиста и члена Автомобильного клуба Олбани, который дружил с Генри Фордом, Томасом Эдисоном, Харви С. Файерстоуном и Джеймсом Р. Уоттом – республиканским мэром Олбани с 1918 по 1921 год.

Показания владельца отеля Кристофера Крейпа о том, что он видел, как какая-то машина пролетела мимо его дома у подножия горы Табортон с выключенными фарами в два часа ночи, а затем вернулась позже без одной из пассажирок, снова привлекли внимание следователей, размышлявших о том, как подозрительные туристы из лагеря могли добраться до Тилз-Понд. Детективы ранее отвергли эту зацепку, узнав, что Хейзел видели прогуливающейся по Табортон-роуд вечером 7 июля – уже после того, как Крейп видел странную машину.

О’Брайен попытался опровергнуть слухи, заявив, что они изучили и отбросили множество версий, о которых никогда не сообщалось прессе, чтобы не нацеливать ее на невинных людей. Он сказал, что водитель таинственного автомобиля был опознан некоторое время назад, но не имел явной связи с Хейзел, поэтому его имя будет скрыто.

Однако план О’Брайена показательно провалился, поскольку репортеры самостоятельно выяснили, что водителем был не кто иной, как Александр Крамрат, младший брат Генри и совладелец печально известного лагеря Цацавасса в Альпах. Хотя ночные поездки Александра, по-видимому, были невинными (по крайней мере, в отношении любого известного преступления), это открытие породило массу догадок и предположений, особенно учитывая связи Крамратов с влиятельными членами Республиканской партии, принадлежность к которой разделяли О’Брайен, Кей, Пауэрс и другие причастные к делу. У Генри Крамрата были деловые связи с человеком по имени Фрэнк П. Долан. Как и Генри, Долан занимал видное место в сфере недвижимости как в Олбани, так и в Трое, а также активно вел страховой бизнес.

Следователи уже убедились, что Хейзел покинула Трой в понедельник, 6 июля, в 11:30, поездом, направлявшимся в Олбани. Ходили слухи, что тем же вечером, 6 июля, либо в Аверилл-Парке, либо в Трое Хейзел встречалась с мужчиной, который был торговцем недвижимостью и страховым агентом. Газеты сообщили, что «в настоящее время официальные лица не желают разглашать имя этого человека».

В первые дни расследования детективы получили информацию о том, что фермеры Сэнд-Лейка видели неопознанную, но «поразительную» блондинку, проезжавшую по городу с известным страховым агентом. Согласно полученным следователями показаниям, этот человек исчез после обнаружения тела Хейзел Дрю, и в течение почти недели его местонахождение было неизвестно. Члены «Трой Меннерхор», немецкого общества вокалистов-мужчин, полагали, что видели его в Утике, штат Нью-Йорк, примерно в ста шестидесяти километрах к северо-западу от Трои, во время фестиваля Сэнгерфест, через три дня после обнаружения тела Хейзел. Неизвестный мужчина приставал к членам общества с расспросами об этом деле и даже посетил редакцию местной газеты в поисках соответствующей информации. Следователи были достаточно заинтригованы, чтобы разобраться в этом деле, но отказались назвать имя любопытного гражданина.

Был ли Фрэнк Долан тем человеком? Он жил в Олбани, но имел связи в Трое: в последующие годы он был членом тамошнего клуба верховой езды и совладельцем театра «Трой», в создании которого сыграл важную роль в 1922 году, почти через пятнадцать лет после смерти Хейзел. Щупальца Долана простирались и в Сэнд-Лейк: у него был летний домик на Кривом озере – он назвал его Кэмп-Килларни, – и он был достаточно дружен с семьей Мейбл Браун, чтобы устроить званый обед для ее сестры Лены по случаю свадьбы в октябре 1908 года.

Это было примерно через три месяца после того, как Мейбл Браун и Минни Клиффорд поднялись на свидетельскую трибуну на дознании по делу Хейзел Дрю. Первая заявила, что не говорила Уильяму Пауэрсу о каких-либо криках, доносившихся со стороны лагеря, а вторая не подтвердила, что к ней обращались какие-либо женщины, останавливавшиеся там.