Текст книги "Вторая мировая война. Полная история"

Более того, жестокие удары наносились евреям ежедневно, так как немецкие войска оккупировали районы с населением, насчитывающим более миллиона евреев. 7 июля, как сообщали из Берлина одиннадцать дней спустя, в Двинске «без церемоний были расстреляны и захоронены в заранее подготовленных могилах 1150 евреев». Во Львове «согнаны и расстреляны» 7000 евреев. В Добромиле убиты 132 еврея. В Луцке 30 июня расстреляны 300 евреев, а 2 июля – 1160. В Тарнополе убито 180 евреев. В Золочеве число уничтоженных евреев могло достигать 300–500.

Такие отчеты с грифом «совершенно секретно» собирались каждые несколько дней. Если полностью опубликовать их вместе, получится целая книга, такая же большая, как эта. Не только евреев, но и бывших советских чиновников и местных высокопоставленных лиц казнили в большом количестве в каждом городе и деревне, захваченных немецкой армией. Советские военнопленные оставались жертвами преднамеренной варварской дикости с первых же минут плена. 10 июля в Берлин поступила информация об ужасных условиях в лагере для военнопленных в Малом Тростенце, недалеко от Минска, где сотни советских солдат ежедневно умирали в плену от болезней, голода и жестокости охранников.

Красная армия была полна решимости бороться за каждый километр на пути к Москве. «Командование противника действует энергично и умело, – писал генерал Гальдер в дневнике 11 июля. – Противник сражается ожесточенно и фанатически». На следующий день Великобритания и Советский Союз подписали соглашение о совместных действиях в войне против Германии. Ни одна из сторон не могла заключить сепаратный мир. В то же время британские бомбардировки Германии, о которых Черчилль написал Сталину неделей ранее, начались с новой силой 14 июля, когда бомбежке подвергся Ганновер, а в течение следующих девяти дней было произведено еще по два налета на Ганновер, Гамбург, Франкфурт и Мангейм и один – на Берлин. «Только за последние несколько недель, – заявил Черчилль в эфире 14 июля, – мы сбросили на Германию около половины тоннажа всех бомб, сброшенных немцами на наши города за всю войну. Но это только начало…»

В день речи Черчилля британская военная разведка направила секретное послание в британскую военную миссию в Москве с целью срочно передать русским подробности, извлеченные из немецких сообщений на шифре «Энигмы», о расположении и боевых порядках немецких войск. Два дня спустя, по особой просьбе Черчилля, военной миссии в Москве была направлена оценка намерений Германии как в Смоленской, так и в Гомельской областях, а также новость, полученная из сверхсекретных инструкций немцев, что Военно-воздушным силам Германии приказано предотвращать вывод советских сил нападениями на железные дороги, ведущие в тыл.

Возможность для Красной армии увести войска беспокоила немецкое верховное командование, которое надеялось уничтожить их в бою, но уверенность Гитлера была непоколебима. 14 июля в дополнение к своей прежней директиве № 32 он изложил план возможного сокращения немецкой военной, военно-морской и военно-воздушной мощи. Гитлер начал со слов: «Наше военное господство над Европейским континентом после низвержения России…»

В тот день в Орше советский офицер артиллерии капитан Флеров впервые применил новую ракетную установку многократного действия; это была «Катюша», которая могла выпустить 320 ракет за двадцать пять секунд[50]50
  История первого залпа «Катюши» (БМ-13, боевой машины реактивной артиллерии) остается предметом споров. Существуют свидетельства, что первый залп состоялся днем раньше, 13 июля.


[Закрыть]. Это оружие в ближайшие месяцы нанесло немецким войскам значительный ущерб. Но нацистская тирания все еще торжествовала: 14 июля Мартин Гаугер, немецкий госслужащий, который отказался принести присягу на верность Гитлеру в 1933 г. и бежал в Голландию в 1940 г., переплыв Рейн всего за несколько часов до того, как немецкие войска вошли в Нидерланды, умер в Бухенвальде. В тот же день в городе Дрогобыч под Львовом сержант Феликс Ландау, один из зачинщиков убийства австрийского канцлера доктора Дольфуса в 1934 г., в дневнике описал моменты, предшествовавшие резне евреев в соседнем лесу: «Приговоренным к смерти мы дали лопаты, и они стали рыть собственные могилы. Двое рыдали, а другие проявляли невероятное мужество. О чем они думали тогда? Сдается мне, у каждого оставалась доля надежды на то, что каким-то образом он останется в живых… Странно, но меня не одолевают сомнения. Я не чувствую жалости. Все происходит так, как и должно быть».

16
Террор на Востоке

ИЮЛЬ – АВГУСТ 1941 г.

15 июля 1941 г. немецкий шпион Хуан Пухоль Гарсия отправил своему начальству первое письмо из Британии. Гарсия был главой созданной им шпионской сети. В нее входил стюард нидерландской Королевской авиакомпании, цензор Министерства информации, машинистка секретариата кабинета министров, расквартированный в Лондоне американский солдат и уэльский фашист. Никого из них на самом деле не было, как не было и самого Гарсия; известный немцам под кодовым именем «Арабель», Гарсия на самом деле был британским двойным агентом «Гарбо», который посылал в Германию полностью вымышленные донесения, опираясь на пособников, созданных его воображением.

Успех «Гарбо» в том, что касалось обмана немцев относительно британских военных приготовлений и намерений, был значительным. В день, когда он послал в Германию первое письмо, имело место другое сообщение, также секретное и в конечном счете куда более судьбоносное: в день двойной игры Гарсия британский правительственный комитет в совершенно секретном отчете заключил, что «схема создания урановой бомбы практически осуществима и, вероятно, приведет к решительным результатам в войне». Он рекомендовал продолжить работу над этой бомбой «с высшим приоритетом и во все большем масштабе, необходимом для того, чтобы получить это оружие в как можно более сжатые сроки».

Поспешность, с которой Британия и США стремились создать атомную бомбу, проистекала из веры союзников в то, что немцы тоже работали над подобным проектом, который мог бы привести к уничтожению целых городов в Британии.

В середине июля, однако, казалось, что на краю гибели стоит не Британия, а СССР. 16 июля, на следующий день после британского отчета об «урановой бомбе», немецкие войска начали окружение советского города Смоленска, стоявшего на полпути между Минском и Москвой в центре второй оборонительной линии, обустроенной всего за три недели до этого. Гитлер в своей ставке ликовал. «В принципе, – сказал он узкому кругу соратников, в который входили генерал Кейтель и Альфред Розенберг, – теперь перед нами стоит задача разрезать территорию этого громадного пирога так, как это нам нужно, с тем чтобы, во-первых, господствовать над ней, во-вторых, управлять ею и, в-третьих, эксплуатировать ее». «Создание военной державы западнее Урала не может снова стать на повестку дня, хотя бы нам для этого пришлось воевать сто лет»[51]51
  Цит. по: Из протокола совещания в ставке фюрера 16 июля 1941 г. // Нюрнбергский процесс. Т. 3. С. 566.


[Закрыть]. Что касается критики в адрес убийств, происходивших за немецкими линиями, к ним Гитлер тоже относился положительно. «Русские в настоящее время отдали приказ о партизанской войне в нашем тылу. Эта партизанская война имеет и свои преимущества: она дает нам возможность истреблять все, что восстает против нас». Приказ, распространенный в тот день по германской армии из ее штаба, связал регулярные войска с этой новой безжалостностью. «Необходимое быстрое умиротворение страны, – гласил приказ, – может быть достигнуто только в том случае, если любая угроза со стороны враждебно настроенного гражданского населения будет безжалостно устранена. Любое сострадание и мягкость являются свидетельствами слабости и представляют угрозу». Следовало делать все для того, чтобы обеспечить «распространение этой меры террора, которая одна подходит для того, чтобы лишить население воли к сопротивлению».

17 июля Гитлер дал Гиммлеру все полномочия для осуществления «полицейских мер безопасности на недавно оккупированных территориях». Убийства евреев стали повседневной реальностью; айнзацгруппы по мере своего продвижения от города к городу и от деревни к деревне сообщали о них как о чем-то обыденном. «Оперативные отчеты о ситуации в СССР», как назывались статистические донесения эскадронов смерти, регулярно компилировались в Берлине и рассылались шестидесяти отделам и чиновникам германского правительства. Отчет № 26, датированный 18 июля, сообщал, что общее число евреев, «ликвидированных» в прежних границах Литвы айнзацгруппами, базировавшимися в Тильзите, достигло 3302. В Пскове были убиты восемьдесят евреев. 17 июля 700 евреев вывезли из Вильнюса в близлежащий курорт Понары и всех расстреляли. 18 июля 53 еврея были расстреляны в Мариямполе.

Эскадроны смерти убивали не только евреев, но и русских. Три дня спустя после казни в Мариямполе, 21 июля, группу из сорока пяти евреев заставили вырыть яму; затем их связали вместе и бросили вниз живыми. Эсэсовцы приказали тридцати белорусам закопать евреев живьем. Белорусы отказались. Эсэсовцы расстреляли из пулеметов и евреев, и белорусов: все 75 человек были убиты.

За линией фронта айнзацгруппы убивали безоружных и запуганных гражданских лиц безостановочно. Но на фронте германская армия сталкивалась с куда более жестким сопротивлением, чем рассчитывала. Об этом британская разведка узнала из сообщений «Энигмы» самой немецкой армии; она выяснила, что немцы беспокоились из-за масштабов собственных потерь, планировали замедлить наступление и не могли более обеспечивать танковые соединения на фронте или на стратегических позициях в тылу адекватным воздушным прикрытием. 17 июля Черчилль прямо приказал передать эту информацию Сталину.

Из совершенно секретных сообщений немецкой полиции, также передаваемых посредством «Энигмы», британцы узнали и о массовых убийствах, сообщение о которых впервые было прочитано 18 июля, «евреев», «еврейских грабителей», «евреев-большевиков» и «русских солдат».

Теперь Гитлер не меньше своих командиров стал беспокоиться из-за способности Красной армии отступать и перегруппироваться. «Цель следующей операции, – писал он в директиве № 33 от 19 июля, – не допустить отхода крупных формирований войск противника вглубь своей территории и уничтожить их». Один из подчиненных адмирала Канариса сообщает, что тот, вернувшись из ставки Гитлера, охарактеризовал 20 июля настроение в Растенбурге как «очень нервное, так как становится все яснее, что русская кампания развивается не по плану». Канарис добавил: «Все больше признаков того, что эта война приведет не к ожидаемому внутреннему коллапсу, а скорее к укреплению большевизма». В тот же день, 20 июля, Сталин приказал очистить все соединения Красной армии от «ненадежных элементов».

Советскому народу не нужны были чистки для того, чтобы сохранить волю к борьбе и выжить. 20 июля, на следующий день после посещения Гитлером штаба группы армий «Север» и его приказа покончить с Ленинградом «без задержки», в безопасный уральский город Свердловск был отправлен второй эшелон с сокровищами Эрмитажа. Тогда же из района Полоцк – Витебск, который менее чем за месяц до этого был частью первой линии советской обороны, немецкая пехотная дивизия, которой поручили прочесать треугольник Полоцк – Витебск – Невель, назвала его «партизанской областью» и сообщила, что дороги здесь минируются ежедневно.

20 июля первый британский корабль, минный заградитель с военным грузом, пересек Северное море и прибыл в советский арктический порт Архангельск. Через два дня существенные британские военно-морские силы в виде авианосцев, двух крейсеров и шести эсминцев вышли из Скапа-Флоу, чтобы по просьбе Сталина провести атаку на германские корабли, перевозившие военные грузы между норвежским портом Киркенес и финской базой Петсамо для операций против Мурманской области. Эти британские военные корабли стали первыми в череде военно-морских сил, посланных на помощь СССР или перевозивших помощь в Советский Союз по водам Арктики, минуя Нордкап; советский посол в Лондоне Иван Майский позднее назвал действия конвоев «северной сагой о героизме, отваге и стойкости».

21 июля немцы предприняли первый воздушный налет на Москву; западный журналист Александр Верт, наблюдавший за противовоздушной обороной советской столицы в действии, подметил «фантастический, мастерский фейерверк – следы трассирующих пуль, разрывы зенитных снарядов, ракеты всех типов, белые, зеленые и красные; грохот стоял ужасающий; я никогда не видел ничего подобного в Лондоне». Следующей ночью состоялся новый налет.

На советско-немецкой границе гарнизон Брестской крепости, окруженный и оставшийся в тылу у немцев в сотнях километров от фронта, тридцать дней держался против немецких бомбардировщиков и артиллерии. 23 июля, после обстрела новой мортирой «Карл», которая стреляла снарядами весом свыше двух тонн, гарнизон пал. Храбрость защитников Бреста вызывала гордость у советских людей, старавшихся удержать фронт далеко на востоке или продолжать борьбу за фронтовой линией. Партизанская война стала для немцев неожиданностью. 23 июля в приложении к директиве № 33 Гитлер подчеркнул, что командиры всех тыловых районов «наряду с подчиненными им войсками несут ответственность за спокойствие на своей территории». Им следовало «добиваться поддержания порядка», добавил Гитлер, «не запрашивая подкрепления, а проводя подходящие случаю драконовские меры».

Насколько эти меры могли быть «драконовскими», можно видеть из отчета СС о казнях в литовском городе Кедайняй 23 июля, в которых были убиты «83 еврея, 12 евреек, 14 русских коммунистов, 15 литовских коммунистов, один русский комиссар».

Восточный фронт в августе 1941 г.

23 июля, за два дня до публичной демонстрации, прессе показали новый британский фильм. Сюжет ленты, называвшейся «Мишень на эту ночь», развивался вокруг рейда бомбардировщиков на Германию. Фильм, который создал Гарри Уотт и в котором сыграл настоящий пилот, командир эскадрильи Пикард, оказал немедленное воздействие на боевой дух британцев. Фраза «мишень на эту ночь» стала национальной присказкой на радио и на сцене.

24 июля командование британской бомбардировочной авиации начало операцию «Санрайз» против германских линейных крейсеров «Шарнхорст» и «Гнейзенау», а также против тяжелого крейсера «Принц Ойген», которые находились тогда во французском Бресте и Ла-Паллис. Рейд провалился; ценой несущественных повреждений кораблей стала потеря 17 самолетов. На Дальнем Востоке в этот день вслед за июльским решением Токио выступить не против СССР, а против Юго-Восточной Азии 125 тысяч японских солдат вошли в Индокитай. Через пять дней они заняли военно-морскую базу Камрань всего в 1300 километрах от филиппинской столицы Манилы и британской военно-морской базы в Сингапуре. Вишистские власти заявили, что они допустят нахождение здесь 40 000 японских солдат. Но у них не было средств для того, чтобы добиться соблюдения этих условий. Через два дня в качестве жеста осуждения и возмездия Рузвельт заморозил все японские активы в Соединенных Штатах; за этим последовали аналогичные действия со стороны Британской империи и Нидерландской Ост-Индии, которые одним махом отрезали Японию от трех четвертей ее внешней торговли и 90 % импорта нефти. Собственных ресурсов Японии могло хватить в лучшем случае на три года. Вместе с тем для японских кораблей был закрыт Панамский канал, а командование над американскими силами на Дальнем Востоке и на Филиппинах, которые теперь противостояли японцам во Французском Индокитае и Южно-Китайском море, принял генерал Дуглас Макартур. Одновременно японцы вошли в Сайгон – опять же при вынужденном согласии вишистских властей.

26 июля в Средиземном море итальянские торпедные катера привезли в мальтийскую Великую гавань особые пилотируемые торпеды, которые среди итальянцев были известны как «Майале» («поросенок»), а среди англичан – «Чериот» («колесница»). Прежде чем люди на этих «поросятах» смогли найти цель, их заметили и атаковали; пятнадцать из них были убиты, а остальные – взяты в плен. Не все погибли в бою. На советском фронте войска НКВД поймали более тысячи дезертиров из одного-единственного полка; 45 из них были расстреляны, семеро – перед всем полком. В тот же день во Львове украинцы начали трехдневную оргию убийств евреев города; за трое суток жизни лишились по меньшей мере двести евреев.

В других завоеванных областях СССР планы немцев насчет евреев менялись. После первоначальных убийств тысяч из них начали создавать гетто, в которые заключали выживших в бойне. 27 июля новому рейхскомиссару балтийских государств и Белоруссии Генриху Лозе сообщили, что заключенные подвластных ему гетто будут получать «только такое количество еды, которое сможет пожертвовать остальное население, и ни в коем случае не больше, чем необходимо для поддержания жизни». Этот минимальный паек будет сохраняться «до времен, когда можно будет предпринять более интенсивные меры по “окончательному решению”».

В Вильнюсе даже после создания гетто казни продолжались в соседнем курорте Понары, само название которого уже вошло в страшный словарь мест, ассоциирующихся с жестокостью и убийствами: Заксенхаузен, Бухенвальд, Маутхаузен и многие другие, количество которых непрерывно возрастало. 27 июля польский журналист В. Сакович, который сам жил в Понарах и был убит в последние дни германской власти над Вильно, записал в дневнике: «Расстрелы проводятся поблизости каждый день. Так будет продолжаться вечно? Палачи начали продавать вещи убитых. Другой одеждой набили мешки в амбаре у дороги и забирают в город». От двухсот до трехсот человек, добавляет Сакович, «прогоняют поблизости каждый день. И никто никогда не вернулся…».

В Белграде немцы быстро отреагировали на четыре подрыва своих военных автомобилей, чтобы избежать дальнейших актов неповиновения. В тех четырех нападениях никто не погиб. Но 27 июля немцы собрали 1200 евреев, привели их в лагерь неподалеку от города, разделили по профессиям и объявили каждого десятого «заложником». 120 заложников увели и расстреляли.

Только 27 июля немцы завершили окружение Смоленска, перерезав советские линии коммуникаций с Вязьмой и захватив более 100 000 русских военнопленных. В тот день перед всеми офицерами и солдатами был зачитан советский приказ, в котором девять советских высших офицеров приговаривались к смерти. Среди приговоренных значились генералы Павлов, Климовских и Коробков.

27 июля немецкие бомбардировщики вернулись в Москву пятую ночь подряд. «Кремль представляет собой груду дымящихся развалин», – заявил Геббельс. На самом деле в непосредственной близости от Кремля упала только одна бомба, образовавшая глубокую воронку.

28 июля Красной армии пришлось покинуть Кингисепп, расположенный в 130 километрах от Ленинграда. Для строительства оборонительных сооружений – рытья окопов – туда были направлены 30 000 ленинградцев с заступами, кирками и лопатами. Около 100 000 были посланы в район вокруг Гатчины, после революции известной как Красногвардейск. Одновременно строились планы встретить немецкую оккупацию партизанской активностью. 28 июля советские власти в Вязьме издали распоряжение о создании партизанского отряда из 350 человек, который должен был остаться после отступления Красной армии для уничтожения немецких хранилищ провизии, топлива и боеприпасов, разрушения железнодорожных линий Смоленск – Вязьма и Вязьма – Брянск, а также пуска под откос поездов. Отряду предписывалось мешать немцам пользоваться вяземским аэродромом, уничтожая самолеты и топливо; убивать «низших и высших немецких военнослужащих», брать в плен «высокопоставленных немецких офицеров»; передавать Красной армии любые документы, содержащие «ценную информацию о противнике», и создать две или три «диверсионные группы» для выполнения «особых заданий».

28 июля, в день, когда был составлен этот вяземский план и будущие партизаны получили инструкции, Гиммлер издал приказ, позволявший военным соединениям СС, сражавшимся вместе с регулярной немецкой армией, проводить «акции зачистки» против «расово низших» или подозреваемых в содействии партизанам крестьян. В случае помощи партизанам каждый подозреваемый подвергался немедленной казни, а деревня – «сжигалась дотла».

В городе Дрогобыче две недели спустя после первой бойни евреев сержант СС Феликс Ландау записал в дневнике: «В стороне мы заметили, как двигаются несколько еврейских трупов, покрытых песком. Мы посмотрели друг на друга с удивлением. Из трупов поднимается один живой еврей. Мы делаем по нему несколько выстрелов. Согнали восемьсот евреев; завтра их расстреляют».

Огромный размах преступлений и обширность территорий, оккупированных Германией, вызывали беспокойство у небольшой группы высокопоставленных немецких офицеров, которые боялись, что грандиозные надежды на победу в конце концов натолкнутся на патовую ситуацию или даже поражение. «Никому еще не удавалось разгромить и завоевать Россию», – заметил адмирал Канарис в присутствии лейтенанта Фабиана фон Шлабрендорфа, офицера штаба и родственника по линии жены генерал-майора Хеннинга фон Трескова. Именно Тресков в конце июля 1941 г., находясь в группе армий «Центр», пытался заручиться поддержкой фельдмаршала фон Клюге, чтобы попытаться арестовать и сместить Гитлера. Но фон Клюге, хотя в 1938 г. Гитлер и сместил его с командования, поддержки не оказал.

29 июля была создана новая советская оборонительная линия между Ржевом и Вязьмой, защищавшая подступы к Москве. В столице в этот день Гарри Гопкинс разговаривал со Сталиным об американской помощи, которая уже находилась в пути: на кораблях в Архангельск были отправлены двести самолетов, объяснял Гопкинс, а «выдающийся эксперт в обращении с этими самолетами», лейтенант Элисон, уже прибыл в Москву.

Отправка помощи в СССР морем стала возможна только потому, что к концу июля британские шифровальщики в Блетчли читали все инструкции немецких подлодок «непрерывно и с небольшими задержками или вовсе без них». Количество потопленных торговых судов союзников, которое в мае превысило 90, в июле опустилось ниже 30, потому что теперь атлантические караваны удавалось проводить вдали от мест концентрации немецких подлодок. Месяцем ранее была взломана аналогичная «Энигме» система секретных сообщений, ключ к сложной итальянской шифровальной машине С38m, что позволило англичанам в деталях знать о передвижении всех итальянских войск и припасов из Италии в Северную Африку.

Потери итальянцев в итоге заставили немцев сильнее втянуться в борьбу в Западной пустыне; но в конце июля 1941 г. главной темой был триумф Германии на Востоке. К 30 июля, записал высокопоставленный немецкий штабной офицер генерал фон Вальдау, немцы взяли в СССР 799 910 пленных и уничтожили или захватили 12 025 танков. В то же время непрерывно продолжалось выполнение приказа о комиссарах и убийства евреев; убийцы шли следом за германскими армиями, все дальше продвигавшимися вперед по Украине. 30 июля айнзацгруппы Гиммлера составили свой сороковой «Оперативный отчет о ситуации в СССР». В Житомире были расстреляны 180 «евреев и коммунистов», в Проскурове – 146 евреев; в Виннице – 146; в Бердичеве – 148; в Шепетовке – 17; в Хоросткове – 30. В отчете отмечалось: «В последнем поселении 110 евреев были убиты местным населением». В Понарах близ Вильнюса польский журналист Сакович записал в дневнике: «Расстреляны около 150 человек. Большинство из них – старики. Палачи жалуются, что очень устали от своей работы, что у них от стрельбы болят плечи. По этой причине они не добивают раненых, и тех засыпают землей полуживыми».

В директиве № 34, разосланной из Растенбурга 30 июля, Гитлер приказал навязать советским войскам, сражавшимся к северо-западу от Киева, сражение западнее Днепра и уничтожить их. В этой же директиве, впрочем, он призывал к осторожности и перегруппировке в других местах, чтобы эффективнее сфокусировать военные усилия. Группе армий «Центр» предписывалось перейти к обороне. Танковые группы следовало вывести с фронта «для восстановления». На финском фронте предполагалось оставить только такое их количество, «которое необходимо для ведения обороны и для осуществления должных мероприятий по подготовке к наступлению».

31 июля в Кишиневе завершилась первая бойня четырехзначного числа гражданских лиц: за четырнадцать дней были убиты 10 000 евреев. В тот же день фельдмаршал Геринг отправил из Берлина Рейнхарду Гейдриху письмо «об инструкциях фюрера», в котором приказал ему «произвести все необходимые приготовления в том, что касается организации и действительных конкретных приготовлений к общему решению еврейской проблемы в немецкой сфере влияния в Европе». За этим многословным и витиеватым предложением скрывался план массового уничтожения.

«Самое слабое место Гитлера, – сказал Сталин Гарри Гопкинсу 31 июля, во время второй их встречи, – это огромные массы порабощенных им людей, которые ненавидят его, а также безнравственные методы его правительства. Для того чтобы эти люди и миллионы других в еще не завоеванных странах могли бороться против Гитлера, их надо ободрить, морально поддержать. Это могут сделать лишь Соединенные Штаты».

Из рабочего наряда концлагеря Аушвиц в конце июля сбежал один поляк. В отместку в его бараке, где жило 600 человек, были случайным образом отобраны десять заключенных, которых заперли в комнаты, чтобы заморить голодом. После отбора польский католический священник Максимиллиан Кольбе, который также был заключенным, подошел к коменданту лагеря и попросил заменить им одного из отобранных узников. «Я один в этом мире, – сказал Кольбе, – а у этого человека, Франтишка Гаёвничека, есть семья, ради которой стоит жить». – «Согласен», – сказал комендант и отвернулся. Кольбе бросили на смерть. Спустя тридцать лет на церемонии беатификации Кольбе присутствовал со своей женой человек, место которого он занял, Франтишек Гаёвничек.

В неделю, когда совершил подвиг Кольбе, офицера германской армии майора Рёслера, находившегося в своей казарме в Житомире, встревожила «дикая ружейная пальба». Пытаясь обнаружить ее источник, он взобрался на насыпь и увидел внизу «отвратительную по своей жестокости картину, потрясавшую и ужасавшую неподготовленного человека». Майор Рёслер заглянул в яму, заполненную телами мертвых и умирающих евреев. На краю ее стояли немецкие солдаты, некоторые из них были в шортах для плавания из-за стоявшей на улице жары. Местные гражданские с любопытством смотрели на сцену; кто-то привел посмотреть на спектакль жен и детей. В яме, вспоминал позже Рёслер, «среди других… лежал старик с седой окладистой бородой, сжимавший в левой руке трость. Так как он еще был жив и прерывисто дышал, я велел одному из полицейских добить его, на что тот ответил с улыбкой: “Я ему уже вогнал семь пуль в грудь, он теперь сам должен подохнуть”».

Через пять месяцев Рёслер подал протест начальству. «Для меня не имеет значения, на основании каких судебных приговоров проводились эти расстрелы, – написал он, – но все происходящее здесь несовместимо с существовавшими у нас до сих пор взглядами на воспитание и нравственность».

В середине августа в Минске Гиммлер лично присутствовал на казнях, но от их вида ему стало дурно. Он сказал тем, кто проводил расстрелы, что они должны быть «жесткими и твердыми». Но вместе с тем Гиммлер поручил главе немецкой криминальной полиции Артуру Небе, который имел чин генерала СС и с 22 июня возглавлял айнзацгруппу B, действовавшую в Белоруссии, найти новый способ массовых убийств. После войны в берлинской квартире Небе был найден любительский фильм, показывавший работу газовой камеры на выхлопных газах грузовика.

Назревала новая политика массовых убийств. Тем августом в Аушвице заместитель лагерного коменданта капитан СС Карл Фрич провел эксперименты по убийству газом с использованием синильной кислоты – пестицида, циркулировавшего на рынке под немецким торговым названием «Циклон-Б». Жертвами, избранными им для этих опытом, стали русские военнопленные.

В часто применявшейся коммерческой форме к «Циклону-Б» добавлялся специальный раздражитель, чтобы те, кто использовал его против насекомых, чувствовали ужасный запах и держались от него подальше. Теперь раздражитель был удален, чтобы не тревожить и вызывать панику среди тех, против кого он использовался; на каждой банке помещалась особая наклейка, предупреждавшая операторов газовых камер, что вещество в ней «без раздражителя».

2 августа Красная армия, почти непрерывно отступавшая на протяжении пятидесяти дней, начала 28-дневное танковое сражение, чтобы выбить немцев с Ельнинского выступа. Хотя в октябре советские войска в Ельне были окружены и разгромлены, их успех в августе стал первой победой Красной армии над немцами и сильно поднял боевой дух СССР. Посетив группу армий «Центр» в Борисове 4 августа, Гитлер сказал двум своим высшим командирам, фельдмаршалу фон Боку и генералу Гудериану: «Если бы я знал, что у них так много танков, я бы дважды подумал, прежде чем нападать».

6 августа Гитлер прилетел из Борисова в Бердичев, чтобы посетить штаб-квартиру группы армий «Юг». С ним был Вальтер Хевель, который записал в дневнике: «Разрушенная монастырская церковь. Открытые гробы, казнь, жуткий город. Много евреев, старинные дома, плодородная земля. Очень жарко». Гитлер вернулся в ставку в Растенбурге. На следующий день командир немецкой полиции в центральном секторе Эрих фон дем Бах-Зелевски сообщил в штаб СС в Берлине, что со времени своего прибытия в СССР его подразделения провели 30 000 казней. Кавалерийская бригада СС тоже отослала в тот день в Берлин отчет, в котором сообщала, что совершила 7819 казней в районе Минска. Чтобы обеспечить максимальную секретность, оба отчета были посланы при помощи самой безопасной из доступных систем радиошифровки – «Энигмы». В результате оба прочла британская разведка. Гитлер тоже должен был их прочесть; за пять дней до этого шеф гестапо Генрих Мюллер написал из Берлина командирам четырех айнзацгрупп, в том числе группенфюреру СС Артуру Небе, командиру айнзацгруппы B, что «с настоящего времени фюрера следует постоянно информировать о работе айнзацгрупп на Востоке».

Работа эта была непрерывной и обстоятельной. Оперативный отчет о ситуации № 43, составленный в Берлине 5 августа, сообщал о мерах в 29 городах «и других небольших местечках», в которых айнзацгруппы «обезвредили» людей следующих категорий: «чиновников большевистской партии, агентов НКВД, активных представителей еврейской интеллигенции, преступников, грабителей, партизан и т. д.». Партизан, однако, было не так просто искоренить. 8 августа оккупационные немецкие власти сообщали из Витебска, что советские партизаны в этом районе действуют столь малыми группами (или даже поодиночке) и что они «не могут быть уничтожены» в результате операции регулярных войск или полиции.