Текст книги "Великая Женская Любовь (сборник)"

– Это – вы, – опять мягко сказала я и улыбнулась. Похожа она была сейчас на маленького взъерошенного сердитого воробушка.

– Ну да, это я, – сказала она, словно нашла этот аргумент убедительным. – А я – не он, – сказала она иронично. И, усмехнувшись, грустно, продолжила свой рассказ:

– Да, я – это точно не он… Тогда он опять исчез на неделю… В какой-то момент я подумала, что надо позвонить ему хотя бы для того, чтобы узнать – не случилось ли с ним чего. Ну, мало ли – заболел человек… Но оказалось, что с ним ничего не случилось. Он просто опять испугался. Я поняла это по его интонации, по какому-то беспокойству в голосе, какому-то неудобству, неловкости, которую я почувствовала, словно он считает себя виноватым передо мной, боится меня обидеть… И разговор этот был такой – осторожный, что ли… Когда человек говорит не свободно, а как будто каждое слово продумывает, прежде чем сказать.

И вы знаете, какая вещь удивительная произошла – мне его так жалко стало в этот момент. Так жалко мне стало, что он сам себя не пускает туда, в ту высоту чувств, мыслей, которую он со мной переживал – я точно знала, что переживал. Что не пускает себя в любовь, в страсть эту, которая горела в нем – я видела ее, я ее на себе почувствовала. Что он – испугался всего этого и бежать от этого собрался. А я телефонным своим звонком словно застигла его врасплох, и он теперь боится опять поддаться, увлечься – даже не мной, а чувствами своими, желанием любить. Поэтому и говорит скованно, и сам весь – словно сжался, уменьшился…

Я разговор тогда закончила сама, быстро. Он жив, здоров – это главное. И, знаете, я так хорошо помню это мгновение: я стояла у столика с телефонной трубкой в руке, которая короткими гудками все сигналила, сигналила, и думала: «Я больше не буду ему звонить». Это решение возникло во мне очень естественно: я больше не сделаю ни одного шага навстречу ему. Если он сделает эти шаги – я буду с ним, я буду любить его, всю жизнь буду любить его. Если же нет – значит нет, значит, буду жить без него, как раньше жила… Вот так я тогда решила, – сказала она, строго посмотрев на меня.

– Сильно, – сказала я.

– Может быть, сильно, – согласилась она. – Но это легко сказать – жить без него, – вздохнула она. – Легко сказать – не звонить, не думать. Легко сказать – отказаться от своей любви. От возможности взаимной любви… Я хоть и решила тогда (навсегда, как мне казалось), что никогда больше не буду никого завоевывать, удерживать, но когда все это случилось – встреча наша, чувства наши, такая близость необыкновенная, словно я родственную душу нашла, словно я встретила своего, понимаете, моего мужчину, – то я задумалась: а права ли я, что не борюсь за свою любовь? Когда все вот так – сильно и по-настоящему, – то начинаешь сомневаться в своем решении…

Она замолчала, сидела, качая головой, словно сама все еще продолжала недоумевать – как такое произойти могло, что вот, встретила своего мужчину, что такие чувства оба испытали – и не сложилось…

– Вот после всего этого у меня вопрос этот опять возник: надо ли быть настойчивой, надо ли удерживать мужчину, когда ты точно уверена, что он – твой мужчина, что вы созданы друг для друга?

Она посмотрела на меня и тут же, не ожидая моей реакции, продолжила, как всегда, сама себе ответив:

– Вот я – не удержала. Не стала удерживать – хотя ох как хотелось иногда, как хотелось! Так хотелось уговорить его, убедить, потому что – как же можно упустить друг друга? Как можно отпустить его, расстаться – когда между нами такое… Такое… – повторила она и замолчала, головой покачав, словно до сих пор была не согласна с этим. И сидела тихо, погруженная в свои мысли, головой все покачивала, словно внутри все продолжала сетовать, что так все получилось.

Она молчала. Молчала долго, и я, чтобы вывести ее из этого молчания, спросила тихо:

– Как вы пережили это?

– Пережила? – живо спросила она и, усмехнувшись грустно, сказала: – Я это еще переживаю… Я потому тут, в этом санатории, и оказалась, что трудно очень переживала. Даже сердце болеть начало… Я слышала, что сердце, когда болит – говорит о несчастной любви… Раньше я с этим была согласна. У меня сердце всегда болело, ныло, когда любила я сильно, а меня не любили, когда любовь моя заканчивалась – без моего желания… Я сама раньше думала, что сердце – от несчастной любви болит… Сейчас – так не думаю. – Оно, конечно, болит, – опять грустно усмехнулась она, – только любовь несчастной не бывает, – произнесла она опять с улыбкой, только улыбка эта была другой, торжествующей – так мне показалось.

И я, уже не первый день слушающая эту удивительную женщину, опять встрепенулась от ее слов – так неожиданны они были. Только что она говорила о своих переживаниях, душевной, даже – сердечной боли, вызванной расставанием, очередной безответной своей любовью, – и тут, на тебе: «Любовь несчастной не бывает!»

Я посмотрела на нее с интересом. А она сказала задумчиво:

– Вы знаете, наверное, я все же немного изменилась за годы моих любовей. Кроме чувства потери, грусти, удивительной, огромной грусти, печали – что не сложилось то, что, как мне казалось, просто должно было сложиться, не могло не сложиться, – я чувствовала огромную благодарность к этому человеку за то, что он был в моей жизни. За то, что мне дано было пережить такие чувства. Я была благодарна жизни за то, что она дала мне эту Великую Любовь на столько времени, на сколько дала. И до сих пор благодарна ему, что все произошло так, как произошло… независимо от результата…

– Вы просто любили для себя, Наташа, – сказала я.

– Как это – для себя? – не поняла она.

– Вы любили сам процесс, саму любовь. Именно поэтому вы ею все время и наполнялись, и ваша любовь не гасла от того, что вам ее не возвращали в таком же количестве.

– Да, я так и любила, – согласилась она. – И они пугались ее и исчезали, – сказала она и посмотрела на меня с ожиданием – что я теперь ей отвечу.

– Да, – согласилась я. – Они пугались ее и исчезали. Те, кто эту любовь принять не мог, кто не мог взамен столько отдать.

– Потому что я их слишком сильно заливала, – улыбнулась она.

– И поэтому тоже, – сказала я. – Но вы в этой любви своей были честны и смело шли дальше. В любовь…

– И дальше пойду! – сказала она вдруг, как говорят упрямые дети, настаивая на своем. – Я, конечно же, очень хорошо подумаю над тем, что вы сказали: что мне больше самой жить надо, в свою жизнь больше любви вкладывать, чтобы мужчину любовью не заливать… – Она помолчала и добавила: – Чтобы не пугался…

И сказала вдруг, как всегда, удивив меня, – громко, четко, словно клятву давала:

– Но я все равно любить буду, даже если они будут исчезать!

Она посмотрела на меня с улыбкой и продолжила, сказав опять неожиданное:

– Просто моя любовь, моя любовь, – выделила она эти слова, – еще не пришла, но – обязательно придет! Я обязательно свою Великую Любовь встречу!

И добавила:

– Да будет так! Аминь!

И я сделала то, чего не могла не сделать.

Я встала – и зааплодировала ей…

Последняя встреча

– Я ненадолго, – сказала она с улыбкой. – Сегодня у нас вечеринка по поводу окончания заезда… Так не заметно время в санатории пролетело. Вот как интересно: смена закончилась, и мои истории закончились… – она вздохнула глубоко, но легко, и сказала оживленно:

– Полезно это все же – психологу о своей жизни рассказывать… Вроде – вам рассказывала, а получается – себе… И столько всего важного я увидела – как жила, любила, страдала, опять любила… Как прожила свою жизнь в поисках Великой Любви, в иллюзии Великой Любви, – сказала она иронично.

– Нет, Наташа, любовь ваша всегда была реальной, она была, возможно, не взаимной, недолгой, но…

И она не дала мне закончить:

– По поводу не взаимной – это вы точно подметили, – улыбнулась она и с грустью добавила: – Я любила, а меня любить не хотели…

– Хотели, уверена, хотели, – сказала я. – Просто так любить, как вы – полностью отдаваясь любви, – не могли. Очень важные уроки вы мужчинам давали: научиться любить, так же сильно, всем сердцем, как вы делать умеете. Открыть сердце любви, просто поверить в нее… Для этого большая смелость нужна…

Она слушала внимательно, и я, опять улыбнувшись ей, сказала:

– Знаете, – и улыбнулась этому слову, которое столько раз она уже мне говорила. – Знаете, Наташа, – я очень рада нашей встрече. И благодарна вам за то, что вы – такая… Вы большая женщина – и очень смелая. И то, как вы любили, действительно отдаваясь любви, – достойно уважения. И то, как глубоко вы эту любовь проживали, в каждом моменте, в реальности – достойно уважения. И то, что прожив ее, – дальше шли, в другую свою Великую Любовь…

Пока она слушала, румянец выступал на ее щеках все ярче. Она прервала меня:

– Но – я тут ни при чем! Меня такой мужчины делали… Я за ними, такими, какие они были, – готова была идти на край света…

Я рассмеялась – просто не смогла удержать смеха.

– Да мужчины ваши тут вообще ни при чем!

И она вскинула голову и произнесла возмущенно:

– Как это ни при чем?! Разве не они меня в любовь вели? Разве не так? – всплеснула она руками.

– Не так, – ответила я. – Мужчины ваши ничего в ваших Великих Любовях не значили и не решали…

И она только головой покачала несогласно и сказала опять возмущенно:

– Вы сейчас опять что-то скажете, от чего моя голова взорвется…

– Не взорвется, – засмеялась я. – Уж сколько раз у нее была такая возможность – не взорвалась же!

Она не улыбнулась в ответ, смотрела на меня серьезно, даже – настороженно.

– Объясните, что вы имели в виду, говоря «они ничего не значили, ничего не решали»? – спросила она. – Кто же тогда решал?!

– Вы, – просто сказала я. – Ваши чувства. Ваше желание любить. Ваша открытость. Ваше проживание чувств.

– А мужчины, которых я любила, – они что же, не имели никакого значения? Неужели это было неважно – кто они, какие они? Никогда не соглашусь с этим, – сказала она строго. – Я же не каждого любила! Я – выбирала, я тех любила, которые «брали» меня чем-то, чем-то трогали, которые были другими – не такими, как все…

– Да, вы выбирали. Вы ловились на какие-то их проявления, какие-то качества. Но любили-то вы их не за это – не потому, что плавал он хорошо, или был недоступным мужчиной… Вы любили просто потому, что любить хотели. Потому что любить – любили… Потому что любовь любили. И потому – всегда любить будете, пока живы. Вы, по вашим словам, любили особенных, других, – но это вы их такими видели. Хотели видеть, не замечая других их качеств, проявлений, которые есть в них, которые потом открывались – трусость, безответственность, гордыня… Это в каждом человеке есть. Но вы видели их лучшими: самыми интересными, достойными. Вы их такими видели, какими их другие женщины, находящиеся с ними рядом, – не видели. Не привлекали они этим других женщин.

– Да, дела… – протянула она. – Вот опять – переворачиваете вы все в моей голове, – сказала она серьезно. – Мне об этом думать надо, много думать надо… Это сложно принять: что я – сама любить хочу, сама выбираю, сама вижу то, что хочу видеть, и люблю – сама, своими чувствами, ни от кого и ни от чего не зависящими…

– Да, ваши чувства – это только ваши чувства. Они ваши, они в вас. Они не от другого человека зависят. Они не с ним приходят, поэтому и уходят – не с ним, – подтвердила я.

– Да, дела, – опять сказала она и, посмотрев мне в глаза, добавила: – Я понимала это раньше. Но только вы как-то все по-другому говорите – правильно, что ли… Я-то себе это уже не раз объясняла, своими словами, что все мои чувства со мной остаются, и рано или поздно – опять проявятся, на другого мужчину выльются…

Она остановилась, посмотрела на меня внимательно и сказала:

– Получается, что и любовь тогда искать не надо, раз все это во мне…

– Да, – с радостью сказала я. – Не надо ее нигде искать. Она – в вас. Именно ею, своей любовью, вы и делитесь – и делитесь щедро…

Она молчала, сидела, задумчивая. А потом, усмехнувшись, сказала иронично:

– Главное, чтобы она мужчину не залила полностью… Но…

Она опять замолчала, и я, заинтересованная этим «но», подтолкнула ее к продолжению, переспросив:

– Но?

И она продолжила:

– То-то и оно, что «но»… Знаете, я ведь никогда уже так любить не буду, как любила своих мужчин, – заливая любовью, забывая о себе, – произнесла она грустно. – Не смогу я больше так любить, чтобы себя забыть, чтобы жить только им, мужчиной, ради него, для него…

– Вы так больше никогда любить не сможете, – согласилась я. – Вы «выросли» из той женщины, которая любовь искала – как спасение свое… Вы просто начали себя любить, Наташа, поэтому больше не сможете так жертвенно любить.

– Вы думаете? – с удивлением спросила она.

– Думаю, – улыбнулась я.

– Надо, же, я не смотрела на это под таким углом… Возможно, вы и правы, – сказала она. – Наверное, я действительно начала себя любить, если стала чувствовать себя достойной того, чтобы меня просто любили.

– И я уверена – вы будете любить – щедро, много, отдаваясь любви всем сердцем, всей душой, – потому что вы иначе не сможете. Не из тех вы людей, кто на любви экономит…

Она посмотрела на меня с удивлением:

– Как это странно звучит – «на любви экономить»…

– Странно, – согласилась я. – Вот вы, Наташа, – живете в состоянии любви, в желании любить, в отдавании любви. Но люди так не живут. Каждый ждет, что появится человек, который заслужит его любовь, который докажет, что именно ему можно любовь свою, как награду, выдать. И каждый придерживает свою любовь, все никак не решаясь наградить кого-то любовью своей, которой у него – как кот наплакал, потому он так в нее и вцепился, боится расстаться, боится отдать кому-то эти крохи… Но любовь – не дар, не награда за отличия… Любовь – состояние, в котором человек живет. И в состоянии этом – любит все, что окружает его.

Я говорила с горечью и сама понимала: я горячусь оттого, что правда эта страшная про людей – не нравилась мне, но все же – была правдой. Я знала, что в мире этом любви было так мало, потому что каждый боялся ее проявить, почувствовать, отдать и каждый должен был ее зарабатывать, доказывая кому-то, что он стоит того, что бы его полюбили. И такие вот, как Наташа – любящие, желающие любить, любящие любовь – были в этом мире исключением, редкостью. И оттого так нравилась мне эта женщина – просто Наташа Иванова, в которой жила Великая Любовь…

– Да, если бы люди проживали каждый миг как последнее мгновение жизни, как возможность любить в последний раз, когда уже не рассуждаешь – тот он или не тот, соответствует твоим ожиданиям или не соответствует, – и просто спешили прожить этот миг в любви, насладиться любовью – сколько любви бы появилось… Сколько людей бы любовью наполнились, – сказала она горячо.

А я подумала: «Она вот так и жила – любовь проживая, как в последний раз, ощущая ее каждой своей клеткой, наполняя этой любовью жизнь мужчины. И сама в ней – как рыба в воде существовала. Потому что сама была этой любовью». И улыбнулась ей.

И она улыбнулась мне в ответ, улыбнулась светло, открыто – нравилась мне эта ее улыбка, в которой вся она, Наташа Иванова, была как на ладони – самой собой, безо всяких прикрас. Да, впрочем, никаких прикрас в ней и не было. При каждой нашей встрече была она очень естественной, живой, пытливой, по-детски настойчивой в своих вопросах. Хорошая она, Наташа Иванова, хорошая, и мне было немного жаль, что наше общение, как бы ни к чему не обязывающее, подходило к концу. Общаясь со мной, росла она в своем понимании, поисках ответов и словно вырастала, становясь выше, еще более открытой и искренней.

Я посмотрела на нее – что-то очень свободное, высокое чувствовалось в ней сейчас.

«Как птица перед полетом, – почему-то подумала я. – Птица, готовая лететь уже в свою следующую Великую Любовь…» И сказала себе мысленно, что теперь, в зрелости своей, больше осознавая себя – она способна эту Великую Любовь (а на меньшее она не согласна!) – не только создать, но и пребывать в ней с мужчиной долгие годы… И подумала – что для того все ее Великие Любови и были такими, какими были, чтобы могла она сотворить свою Любовь Великую – взаимную.

И она словно почувствовав мои мысли, сказала:

– Хотите, я вам еще одно стихотворение свое прочитаю?

И я ответила коротко:

– Да.

И она начала – тихо, проникновенно:

 
Где бы ни был ты – продолжаю ждать,
Продолжаю ждать встречи на века,
Где бы ни был ты – продолжаю ждать,
Чтоб вплелась в мою – твоя рука.
 
 
Где бы ни был ты – продолжаю ждать,
Что возникнешь ты, словно был всегда,
В тишине ночей, в ярком свете дня
Рядом, мой, родной, тихо скажешь: «Да».
 
 
«Да» – любви моей, что ждала всю жизнь,
«Да» – любви своей, что ждала меня,
Где бы ни был ты – продолжаю ждать,
Милый, ты придешь – когда?
 

Она замолчала. И я молчала – что я могла сказать?

И она, подойдя ко мне, – руку подала на прощанье. Но я не стала пожимать ее руку. Я обняла ее, обняла мягко, нежно и, почувствовав, как она в ответ приникла ко мне, обняла ее сильно – ощутив удивительное чувство – мягкость, нежность этой женщины, одновременно с какой-то внутренней силой, словно мягкость эта была поверхностной, а под ней таилась – уверенность, сила… И в глаза посмотрела – глубоко. И, казалось – в глазах ее была глубина невиданная, как будто не взгляд это был – а открытый глубокий колодец, в котором – и тишина, и красота, и покой…

…Я стояла у окна и смотрела – как шла через парк обычная женщина.

Шла, задумчивая, оглядывая сосны и желтеющие березы, видно было – трогала ее эта тихая красота.

Она шла медленно – но уверенно, сильно. Даже отсюда, издалека в ней была видна эта сила, жизненная энергия…

И я чувствовала, словно все еще была соединена с ней, – это упрямство в ней детское, этот выбор, который в стихах ее звучал: «Где бы ни был ты – продолжаю ждать…»

И подумала уверенно: «Она дождется. Она найдет, встретит, не может не встретить – Любовь свою Великую. Она сотворит ее – собой…»

И смотрела только, как шла через парк обычная маленькая женщина.

Шла – Великая Любовь…