Текст книги "Великая Женская Любовь (сборник)"

– Но, получив такой урок – переживаний, терзаний, ощущения собственной нечестности, нечистости, – я приняла решение больше ни с кем и ни за что не вступать в близость. Только после свадьбы! Только с мужем! И только после регистрации брака! Я прямо клятву себе дала, – усмехнулась она, – такое у меня твердое убеждение было – что нельзя больше так поступать! И меня это решение, клятва моя успокоила, словно обезопасила от будущих возможных ошибок, сексуальной близости с мужчинами. И я тогда свято верила, что смогу управлять собой и своей сексуальностью. Святая простота!.. – сказала она неожиданно и рассмеялась.

И я, посмотрев на нее с удивлением – так быстро изменилось ее настроение, – не успела ничего спросить, как она сказала:

– И все это рухнуло в одно мгновение… В одно мгновение исчезли все мои клятвы, все мои чистые намерения… Святая простота, – опять произнесла она и улыбнулась, головой покачав, – словно удивлялась святой этой своей простоте, которая наивно в свои клятвы поверила. И я уже приготовилась слушать дальше – заинтригованная этим поворотом событий, но она, легко поднявшись, подошла к окну, посмотрела вдаль, а потом повернулась ко мне – все с той же улыбкой на лице – и сказала:

– Я, пожалуй, пойду… Хватит мне ваше время занимать этими рассказами о детской своей наивности и неопытности…

Но я только головой покачала отрицательно – не соглашаясь с ней. И она тогда произнесла нараспев:

– Свята-а-а-я простот-а-а-а… Я вам о ней завтра расскажу, ладно? Если хотите…

– Хочу, – просто сказала я.

И она, как всегда, произнеся короткое: «Спасибо!», ушла, оставив меня заинтригованной…

Великая любовь № 4

– Я к вам ненадолго, – сказала она вместо приветствия, занимая свое обычное место. – Сегодня экскурсия интересная, решила съездить. Надо использовать возможности – улыбнулась она, – а то когда еще на такую экскурсию попадешь… Тем более что все мои приятельницы, с кем я тут успела подружиться, тоже собрались, поедем женской компанией, – смущенно улыбнулась она, словно оправдывая свой короткий визит.

– Конечно, Наташа, это хорошо, что вы едете на экскурсию, да еще женской компанией, – поддержала я ее.

– Вы знаете, мне всегда было легко с женщинами подружиться, – сказала она с улыбкой. – На отдыхе, сами знаете, с людьми легко сходишься, и женщине всегда есть о чем поговорить с другими женщинами… – Она улыбнулась, озорно как-то, и продолжила: – Я уже не в первый раз в санатории и замечаю, что чаще всего женщины говорят о мужчинах! Однажды на наших посиделках – ну, типа девичника мы устраивали, – все выпили немного, разговорились и так, слово за слово, – дошли до любви, до отношений, до секса… Так вот, знаете, что меня удивило? Почти у каждой женщины был один, а то и два, три, четыре романа – глупых, скоропалительных, неожиданных для них самих, когда в течение нескольких минут попадали они под обаяние мужчины – так, наверное, можно сказать. Когда голову теряли и отдавались ему – иногда совершенно незнакомому, чужому человеку. Отдавались полностью – в женском понимании, – позволяя ему овладеть собой так легко и быстро – как прежде иногда даже будущему мужу не позволяли. Или – будучи еще чистыми девочками – отдавали ему то ценное, что хранить должны были, о чем родители сто раз предупреждали, что как могли берегли, понимая, что это важно и нужно беречь. И как только получается, что девичья и женская честь – которую каждая женщина, я думаю, хочет для своего единственного любимого мужчины сберечь, – отдается вот так: глупо, быстро, тому, кто, как говорится, иногда слова доброго не стоит…

Она замолчала, пытливо посмотрела на меня. Я тоже молчала, ожидая продолжения. Я уже знала, что, если не отвечать ей сразу, она сама ответит на свой вопрос, по крайней мере свою точку зрения выскажет, а это было мне очень интересно: славная она была женщина, много думавшая о том, о чем спрашивала. И важно было ей наконец свои мысли высказать и чувства понять.

– Удивительно – что же такое происходит с нами, женщинами, особенно с молоденькими, неопытными, какой я была тогда, – когда встречаемся мы с мужчинами, особенно с такими вот – яркими, смелыми, интересными? Почему мы настолько увлекаемся ими, что забываем обо всем? Почему все становится сразу неважным, а он один – таким важным и летят в тартарары все наши клятвы, решения, принципы? Что такого есть в таких мужчинах, раз так легко влюбляют они в себя девочек этих милых, глупеньких, отчего – столько бед иногда в женской жизни происходит?

Она замолчала, погрустнела, и я, чтобы отвлечь ее от печальных мыслей, включилась в разговор – тем более что он был и мне самой интересен.

– Чувства, эмоции, страсть, – сказала я, – это очень сильные состояния, в которых ум не работает… А когда ум отключается, когда есть только страсть, чувственность, сексуальность, – тогда все происходит неконтролируемо, необдуманно, иногда глупо – отчего столько бед с женщинами и случается…

– Да, потому что это для них все просто, для мужчин, – а для женщины чаще всего все это очень сложно и серьезно… – сказала она горячо. – Потому что женщина, особенно молодая, чистая, еще какими-то идеалами, принципами, – она усмехнулась, – или сказками живущая, переживает это потом как событие, как что-то значительное. Ведь она себе нечто очень важное позволила! И придя в себя от случившегося, ждет, надеется, что все это было не просто так, что из этого что-то серьезное может получиться, – иначе во что вся ее вера была и зачем все эти надежды и сказки?.. Именно так со мной и случилось, – сказала она. – У нас в общежитии парень появился, – прекрасный танцор, замечательно владеющий своим телом – да, впрочем, любым, с которым он танцевал. Парень учился на подготовительном, снимал в городе квартиру, а к нам в общежитие часто приходил на дискотеки. И однажды он просто пригласил меня на танец – и тем самым ворвался в мою жизнь, разрушив все мои клятвы в мгновение ока. Он пригласил меня на танец, но протанцевал своим и моим телом несколько часов. Потом взял меня – вернее мое тело, потому что душа моя во время этих близко-страстно-откровенных танцев где-то заблудилась вместе с моими клятвами, – привел в комнату, закрыл дверь и взял меня так легко и просто, как будто только этим всю жизнь и занимался. Я даже опомниться не успела, как это произошло… – Она замолчала, потом сказала с неожиданной улыбкой: – Вот так он разрушил все мои клятвы… И, знаете, он даже не заметил, что он что-то разрушил… А я…

Она замолчала и молчала долго. И я подтолкнула ее к продолжению:

– А вы?..

– А я, вы же понимаете – как сложно я все это пережила… Я на несколько дней после этого покоя лишилась, места себе не находила. Я же думала – что я натворила! Это же совсем-совсем не было похоже на меня – разве думала я, что вот так могу поступить?! И это никак не вписывалось в картину моей будущей жизни, в которой я – такая вся прекрасная и чистая – дарю себя любимому мужчине. И получилось, что я уже все свое будущее испортила, когда мальчику однажды отдалась, которого прежде любила сильно, – пусть из жалости, пусть из заблуждения, что любовь эта все же живая, существующая, но все же отдалась. Я же так переживала потом, так страдала, что произошло это между нами… Но то, что произошло между мной и танцором этим, – вообще ни в какие ворота не лезло… Так все это было неправильно, нечестно, нечисто, что я пережить это не могла, принять не могла, что способна на такое…

Она остановилась и добавила неожиданно:

– Я поэтому, наверное, и решила его любить, чтобы оправдание какое-то себе найти. Мол – не просто так это, а любовь, страсть, что все это имеет право быть… Бедная девочка, – добавила она сочувственно. – Это же надо так себе любовь напридумывать, только чтобы плохой себя не чувствовать… Ну, казалось бы, сотворила ошибку, ну, сглупила, но – переживи это, научись умнее быть, не вляпываться больше в подобные состояния, и живи дальше. Так нет – целую любовь себе придумала, чтобы перед собой оправдаться, чтобы поступок этот глупый оправдать… А вы говорите – я умом жить не могла… Еще как могла – такого напридумывала…

Она замолчала и некоторое время сидела молча, недовольно качая головой.

– Так часто бывает? – спросила она вдруг строго и посмотрела на меня. И я, опять не ожидавшая такого вопроса, не сразу и поняла, о чем она.

– Так часто бывает, когда женщина себе неправду за правду выдает? – повторила она. – Желаемое за действительное?

Я помолчала, собираясь с ответом, и произнесла:

– Думаю, да. Очень часто женщина неправду за правду выдает. За красивую правду, которая ее обеляет, которая позволяет ей в своих иллюзиях оставаться. Чтобы соответствовать тому образу хорошей девочки, которой она должна по жизни быть…

– Грустно это, – сказала она. – Знаю я, к чему приводит неправда, когда ты сама себе врешь. И начинаешь в Великую Любовь верить – тогда, когда ее и близко нет… И все потому, что приходится видимость приличия создавать, чтобы перед собой и перед другими не стыдно было…

Она помолчала и сказала вдруг опять неожиданное:

– И вы смотрите, что получается: ведь мужчина же из этого не придумывает себе проблему! Он же не делает из мухи слона! Он относится ко всему так, как оно есть – ну переспали, ну случилось, ну и дальше надо жить – либо еще переспать, если получится, либо искать какую-то другую женщину, с кем можно переспать безо всяких последствий.

Я с улыбкой смотрела на нее – так интересна была эта ее мысль, так трезва, даже цинична, что совсем не соответствовало ей – той, какой я ее узнала. И она, словно прочитав мои мысли, сказала, усмехаясь:

– Вы меня простите… Может, я это жестко говорю, или цинично, но – иногда возникает такое чувство, что им действительно от женщины только одно и надо, и все для них вот так – просто. Совсем не так, как для женщины…

– Конечно, – улыбнулась я, – для мужчин все это совсем не так, как для женщин… Они воспитаны по-другому, и у них ценности – чистоты, девственности – никто не формирует. Скорее наоборот – для них ценен опыт, количество, умения, что говорит о них как о хороших, «качественных» мужчинах… Поэтому и относятся они ко всему проще…

– Да, наверное, потому что относятся они ко всему проще – так не любят они женщин, которые все, как им кажется, усложняют… Как и герой моего романа, моей выдуманной любви…

Она произнесла это опять серьезно, даже угрюмо. И я, посмотрев на нее, почувствовала: много за этими словами скрывается обид, претензий к мужчинам, которые так просто ко всему относятся… К тому мальчику-танцору..

– Он вас обидел? – спросила я.

Она не отвечала. Потом, с каким-то удивлением на лице, сказала:

– Знаете, так странно все это – но и так интересно смотреть на произошедшее со стороны, имея за плечами уже некоторый опыт… Я сейчас это все как-то по-другому понимаю, вижу, что выдумка все это была моя, что я за нее спряталась, чтобы саму себя обелить… Но ведь фактически – я же его все-таки полюбила… Я же его выбрала любить после той ночи сумасшедшей, когда сама не поняла, как вместе с ним в постели оказалась. Но когда выбрала полюбить, когда сказала себе, что это, мол, просто любовь у нас так быстро возникла, – я же его действительно полюбила. И любила – пока не бросил он меня!

Я в который раз за нашу встречу с удивлением посмотрела на нее – неожиданными своими словами, вопросами она сегодня то и дело меня изумляла. И уже готова была переспросить: «Он вас бросил?!» – но не стала этого делать. Я знала – она сама все расскажет. Ей нужно было все это рассказать. Для того она и пришла – чтобы рассказывать о своей любви, о своих Любовях, чтобы дать ответы на те вопросы, которые в них рождались.

Она молчала, вспоминала. Было видно, как погружена она в себя, куда-то глубоко – в прошлое.

– Я его очень любила, – сказала она наконец. – Удивительно, но – я его очень любила, – повторила она. – Сейчас вот вспомнила, как ждала его, – он в общежитие приходил не каждый день. Как ждала того момента, когда войдет он в мою комнату, стук его в дверь узнавала. Как ждала вечера, чтобы идти вместе танцевать, опять оказаться в его объятиях и чувствовать то же, что и в первый вечер – власть его над собой, словно танцует он моим телом. Как целовалась с ним до полуодури где-то под лестницей. Как иногда – слава богу, что редко! – уединялись мы в какой-то комнате, временно свободной от жильцов, чтобы опять отдаться этой волне желания. Как несколько раз мы ездили в его квартиру, и как это было чудесно – ехать вдвоем по ночному городу, обниматься, целоваться, сходить с ума от желания, и потом – это волшебство ночи, когда рядом он, мой мужчина, и то, что происходило, казалось (да, наверное, и было для меня) очень важным, волнующим… Это было самым важным событием: он, любимый (как я чувствовала тогда!) – рядом, близко… Вот эти чувства – нашей близости, близости друг к другу, друг в друге – это было таким – главным, сильным? – что сам процесс был неважен, вторичен. Я – душой в этом участвовала…

Она замолчала. Потом опять, грустно усмехнувшись, – сказала:

– Я вот сейчас сказала «было для меня» – так оно и было для меня очень важным… Именно для меня… А для него – это я сейчас понимаю – оно просто было. Здорово, наверное, что было. Наверное, нравилось ему все это. Только для него это просто было… А для меня – продолжение наших отношений, наша близость – было как подтверждение важности, настоящее™ наших отношений. Для меня это значило, что и он меня любит, что и он хочет со мной быть, что для него это тоже важно… Какая дурочка! – сказала она вдруг, чем даже рассмешила меня – так это было неожиданно… – Я поняла это однажды, когда спросила его: «А если я забеременею, что мы делать будем?..» Я же, дурочка наивная, в своих сказках-иллюзиях живущая, думала, он, как настоящий мужчина, скажет: «Поженимся – вот что мы сделаем!» Я потому, наверное, и вопрос этот задала, чтобы слова эти услышать, удостовериться, что все у нас по-настоящему. А он лишь спросил: «А почему ты должна забеременеть?» И я даже не сообразила, что и ответить… Потом промямлила что-то вроде – скромная все же девочка была, не привыкшая говорить об этом: «Но мы же с тобой вместе… Мы же иногда…» «Этого не должно произойти», – сказал он. И добавил: «Мне это не нужно. И тебе это не нужно. Так что – давай не усложняй… И не накаркай…»

Сказал – и ушел танцевать, меня даже не позвав. А я после этого разговора, жестокого по сути, осталась обиженная, одинокая. Но – быстро в себя пришла. Опять в свою иллюзию ушла, что все будет хорошо, что еще просто не время, что он прав – зачем нам это сейчас?.. Господи, как же легко можно саму себя уговорить, только чтоб неприятную реальность не видеть… – проговорила она и головой покачала. – Ведь ясно же, что ничего ему от меня не надо, кроме того, что было – потанцевали, пообнимались, если получилось – наедине остались… И все хорошо, чего усложнять?! А я-то, дурочка малолетняя – все думала о нем, о нас. Все старалась как-то его приголубить, что ли, по-женски позаботиться. То шапочку ему куплю, то носки свяжу, то тортик испеку… А как я переживала, когда он экзамен не сдал, – на ночь глядя к нему домой помчалась, чтобы поддержать его, побыть с ним… И всю ночь провела рядом, хотя у самой утром был экзамен, и девчонки на меня уже коситься стали оттого, что я иногда на ночь уезжаю – по тем временам не принято было такое свободное поведение девушки, чтобы она ночи с парнем проводила… Но мне тогда все равно было, что подумают, что скажут: ему ведь плохо, я ему нужна… – так я тогда думала… Но – нужна ли была? Вряд ли. Ну, может, в тот момент и нужна, когда требовалась поддержка. А вообще – я или другая – какая ему разница? – проговорила она горько…

– Вы до сих пор на него обижены? – спросила я. Спросила об очевидном.

Она задумалась. Потом ответила:

– Знаете, нет, я на него за все это не обижаюсь… Я же понимаю сейчас: он ни в чем не виноват. Он просто, как обычный мужчина, брал то, что ему дается. И для мужчин действительно все это немного – или, скорее, во многом – по-другому: не так сложно. Им же детей не рожать, свою чистоту сохранять не надо… Все это мне сейчас понятно… А обидно мне – удивительно: до сих пор обидно! – как бросил он меня… Вот это мне действительно обидно. И больно, – добавила она.

И я опять удивилась ей, ее словам. И тому, что она – зрелая женщина, все видящая и понимающая, – до сих пор боль испытывает оттого, что произошло больше двадцати лет назад.

– Что же такого мальчик этот сделал? – спросила я с интересом. – Чем вас так обидел?

– Он меня просто в один вечер, в одно мгновение бросил, – сказала она.

И слова эти словно тенью легли на ее лицо, и я опять поразилась, как эта обида, боль до сих пор ее гложет.

– Знаете, как больно это, когда ты любишь, пусть и выдуманной любовью (но для меня в тот момент – настоящей), – а тебя вдруг, внезапно, безо всякого предупреждения, бросают! И бросают грубо, жестоко, на глазах у всех… – сказала она горячо. – Я же действительно тогда любила – его, его присутствие, танцы с ним. И однажды, на такой вот вечерней дискотеке, куда я пришла ради него, он подошел не ко мне, словно меня и не было в зале, а к другой девочке – новенькой, которая несколько дней как появилась в общежитии: перевелась из какого-то института. Девочка была интересная, яркая, и имя у нее было необычное, как сейчас помню, – Зара. И он, войдя в зал и увидев ее – пошел к ней. Заключил ее в свои (мои, как я думала!) – объятия, и дальше – по тому же сценарию, как было у нас, – начал танцевать ее телом, словно не видя, не замечая меня. И как же мне плохо было от всего этого! Оттого, что он вот так – не замечая меня, словно меня на самом деле больше не существовало для него, – танцует с другой. И не просто танцует, а танцует страстно, будто обладая ею. И все это видят, все всё понимают – потому что отношения наши, как всегда это бывает в общежитиях, были на виду. И так жестоко это было, когда все видели, что я – брошена. И как ни старалась я делать вид, что меня это не трогает, что я равнодушна к происходящему – все мои чувства отражались на лице. Мне было больно, больно, больно. Мне было обидно – как мог он так поступить?! И, наверное, сейчас только это понимаю, – больно было и оттого, что все мои иллюзии в один момент рассыпались, и оттого, что все стало ясно – что я ему не нужна, что он не стоил моей любви, что все то, что происходило между нами, было совсем не похоже на ту картинку, которую я себе рисовала, и что будущего у нас не могло быть…

– Бедная девочка, – сказала я. – Вам было нелегко…

– Да, – согласилась она. – Мне было нелегко там, в зале, на глазах у всех. И когда ушли, «утанцевали» они вместе, в объятиях друг друга, и я понимала, что увел он ее, новую жертву, чтобы уединиться, – мне было еще больнее. И потом несколько дней я все еще болела – любовью своей несбывшейся, разочарованием – в себе, в нем. В Любви своей Великой, оказавшейся подделкой…

– Нет, – запротестовала я. – Может, ваша взаимная, настоящая любовь и была выдумкой, – но чувства ваши были истинны, поступки – искренни, любовь – идущей от сердца. Вы любили, Наташа, – вы по-другому просто не могли бы с мужчиной этим быть. А он – не любил. Для него действительно все это было проще. Поэтому так он просто вас и оставил, – сказала я, избегая слова «бросил» – болезненного для нее.

– Конечно, проще всего влюбленной девочке объяснить, что ее не любят – это на ее глазах с другой девочкой завертеть… – сказала она горько. – Проще не объяснишь… Но жестоко это как-то, согласитесь…

– Да, жестоко. Но – он сделал это именно потому, что не умел по-другому, сделал, как сумел. Испугали вы его, наверное, любовью своей, ожиданиями, которые он в вас чувствовал…

– Любовью испугала? Разве любовью испугать можно? – спросила она возмущенно. – Любовь – это же дар, его человеку дают, чтобы он с другим делился…

– Да, наверное, так, – согласилась я. – Только у вас дар этот большой, вы любите – смело, всем сердцем, полностью отдаваясь человеку – но не каждый может принять такой дар. Такой большой, такой – великий дар… Для этого – самому надо быть большим, великим человеком…

– То есть он меня «не потянул»? – спросила она недоверчиво.

– Не знаю, – честно ответила я. – Может, почувствовал, что не тянет. Вы сами понимаете сейчас, что изначально не было у него по отношению к вам таких вот больших чувств, была, может быть, симпатия, влечение, но не Любовь Великая… В этом смысле, то, что он вас оставил, – даже хорошо. Он поступил честно, и было бы хуже, если бы он пользовался вашей любовью дальше – ничего взамен не давая…

– Только зачем же так жестоко? Зачем причинять человеку такую боль?

– Потому что – так проще прервать отношения, чем объяснять, оправдываться, чувствовать себя виноватым. Или просто увлекся он опять – в одну секунду, обо всем забыв. А поскольку для него все это было не очень важным – то ничего особо и забывать не пришлось. Просто перешел от одной девочки к другой…

– Неблагородно это, – произнесла она, и я удивилась, как уже часто бывало, ее словам. – Неблагородно, – упрямо повторила она. – Нормальные мужчины так поступать не должны…

– Не должны, – согласилась я. – Если мужчина нормальный, как вы говорите, – то есть сильный, ответственный, умный… Что мы там еще приписываем нормальным мужчинам?..

– Добрый, – сказала она опять неожиданное для меня слово, и я не стала спорить.

– Да, такой мужчина не будет женщину унижать и причинять ей боль. Найдет силы в себе поговорить с ней, объяснить, что им не по пути. Но ваш мальчик, как вы его описали, видимо, был просто хорошим танцором, возможно, обаятельным, сексуальным… Ждать от него мужских поступков, благородства, уважения к женщине – можно было, конечно, но, как показал опыт, – не стоило. Он был таким, каким был. И – явно не таким, каким вы его себе рисовали…

– Да уж, нарисовала так нарисовала, – сказала она серьезно, и вдруг неожиданно для меня – расхохоталась.

– Господи, ну вот же дурында была! – сказала она смеясь. – На пустом месте себе прынца нарисовала. В Любовь Великую поверила…

– И любила, – сказала я. – Самое прекрасное во всем этом – что вы любили. Может, принц и не был принцем, может, чувств у него никаких серьезных не было – но вы любили! Вы в этом честны были. Пусть даже в выдуманной вами любви – вы любили по-настоящему. Вот что удивительно…

– Да, – задумчиво сказала она, – это и вправду удивительно. Любовь была выдуманная, а чувства мои – настоящие… И как так бывает?

– Бывает, – сказала я. – У таких вот – честных, желающих любить женщин – бывает… Вам так важно любить, вы так хотите любить, что можете любить даже там, где и любви-то нет… Но у вас она есть… В вас она есть… А мальчика вы своего простите уже – в нем любви не было, какой с него спрос?

– Да, вот это поворот, – сказала она задумчиво. – Действительно – чего с него спрашивать, когда в нем любви не было?! Это если бы была, и он ее предал, тогда да – это подло, некрасиво… А он – танцевал себе, скакал от одной к другой. И ничего же даже не обещал, поэтому и не обманывал – был таким, какой есть. Просто я этого видеть не желала. Очень хотелось мне, чтобы все было красиво, правильно – так, как мечтала я…

Она помолчала мгновение и сказала вдруг, опять неожиданно для меня:

– Да бог с ним! Бог ему судья! Действительно, за что на него обижаться? За то, что не любил меня? Как говорится – сердцу не прикажешь. За то, что другую пошел не любить? – она улыбнулась. – Да спасибо ему за это! Иначе – неизвестно, сколько бы мы с ним еще так вот протанцевали, может, до чего серьезного бы дотанцевали, до беременности например, – вот тогда бы я получила переживаний, разочарований, боли по полной программе. А так – обошлась малой кровью! – сказала она почти радостно, и я посмотрела на нее опять с удивлением: поразительная она все же женщина. На моих глазах прошла она от ненависти до прощения. От любви до признания ее иллюзорности – оставшись радостной и позитивной.

– Вы удивительная женщина, – сказала я искренне. И она, покраснев и в одно мгновение превратившись в ту Наташу Иванову, которой пришла ко мне, сказала стеснительно:

– Да ладно вам… Какая же удивительная? Просто – женщина…

– Да, просто Женщина, – сказала я, выделив это слово. – Женщина вы Наташа, настоящая, для любви созданная. В любви, в чувствах своих – щедрая. И в прощении тоже…

Она молчала, словно примеривая на себя мои слова, и сказала:

– А я знаете, я сейчас вот о чем задумалась, когда про Любовь вам эту Великую рассказывала. Как так получалось у меня, что я, чтобы быть с одним мальчиком – готова была на все, чтобы ему хорошо было – хотела все ради него бросить. С другим мальчиком – то же самое… Получается, что я все время была готова всем жертвовать, о себе забыв, только о них думала…

– Да, – улыбнулась я, – именно так и получается. И не только у вас, Наташа. Так у многих-многих женщин получается. Такая вот жертвенная любовь – она естественна для многих женщин.

– И для мужчин – тоже естественна, – добавила она… – Я это не раз в жизни наблюдала, глядя на другие пары, да и в своей жизни видела. Как привыкают они, что женщина ради них на все готова… И как пользуются этим…

Она сказала это неприязненно, но я, чтобы сгладить ее неприязнь, сказала мирно:

– Женщины сами их приучают к этому. А к хорошему, как говорится, быстро привыкаешь…

– Это для них – хорошее. А для женщины иногда такая жертвенность ничего хорошего не несет. Ну, скажите бога ради, что для меня хорошего в том, чтобы свой институт бросить ради поддержки любимого мальчика?! Или – что хорошего в том, чтобы экзамен завалить – только чтобы парня помчаться утешать, вместо того чтобы в библиотеке сидеть и к экзамену готовиться?!

– Я согласна, Наташа, как правило, ничего хорошего в жертвенности, для тех, кто жертвует, – нет. Но никто же вас и других женщин не заставляет жертвовать. Преданно любить, забыв о себе – это выбор самой женщины… И даже не выбор, а существование негласного правила: что ее мужчина – это самое важное в ее жизни, а все остальное – вторично. И женщина неукоснительно следует этому правилу: для мужчины живет, ради него – и о себе забывает… Но – сложный это вопрос, Наташа. Важно только, что женщины действительно сами так себя оценивают, сами так поступают…

– Да, это так… Никто не заставлял – сама так любила… И по-другому тогда не могла…

– Значит, потом вы могли по-другому? – с интересом спросила я.

– Не то что могла, – сказала она задумчиво, – но, как мне кажется, – начала понимать, что нельзя так любить – безвозмездно, о себе не заботясь.

– Очень здорово, что вы это понимать начали, – ответила я.

– О! Вы не представляете, сколько мне пережить пришлось, чтобы начать это понимать! И как жаль, что никто не учит нас, как нужно любить, – чтобы люди это понимали сразу, а не путем страданий и разочарований…

Она замолчала, потом посмотрела на меня своим, уже знакомым мне, озорным взглядом, и сказала:

– А полезно все же о своих Любовях рассказывать. Пока говоришь – видишь все будто со стороны и много нового открывается, – сказала она с улыбкой, но серьезно, задумчиво.

– Конечно, полезно, – согласилась я. – Со стороны, в другом возрасте, в другом состоянии – многое по-другому видишь. Для этого люди, кстати, дневники ведут, чтобы жизнь свою можно было анализировать, просматривать, находить в ней такие вот моменты для осознания, понимания…

– Не зря я к вам хожу, – улыбнулась она. – Спасибо вам.

И я, удивленная этой благодарностью, потому что во всех наших встречах – не я ее вела, не я ей в чем-то помогала – она сама вела себя от осознания к осознанию.

Я улыбнулась и ответила:

– Спасибо вам, Наташа, за то, что приходите. За то, что задаете вопросы и хотите на вопросы свои отвечать. За то, что открыты этим ответам… За то, что отвечаете.

Она сидела молча, опустив голову. Потом, посмотрев мне в глаза, сказала как-то очень мирно, спокойно:

– Я пойду… Я приду завтра… Это не последняя моя любовь, в которой я себя надеждами тешу… Не последняя любовь, в которой мне прощать придется, жертвовать всем и в себя приходить от разочарования и боли…