Текст книги "Великая Женская Любовь (сборник)"

Великая любовь № 5

– Как получается, что с таким вот жалким, неправильным опытом девочка замуж выходит? – спросила она сразу, как только села напротив меня. И я подумала, что вопросы эти в ней уже давно расписаны по очередности, и она просто каждый раз новую страничку с вопросами открывает.

– Вы сами подумайте, – продолжила она, – с чем молодая женщина в брак вступает: «гормональная» детская влюбленность; понимание, что мужчины бывают разные – один «лучше» другого; боль оттого, что ее не выбрали; осознание, что то, что для нее важно и ценно, – для мужчины пустяк; ощущение, что все ее воздушные замки, основанные на романтических книжках, рассыпаются в прах… И как с таким багажом, с таким опытом – в браке счастливую семью построить? На чем, скажите мне, она основываться должна?! – горячо воскликнула она.

Я улыбнулась и сказала ей мягко:

– Добавьте еще сюда родителей, которые редко показывают пример истинной любви, семейных ценностей, настоящей близости, счастливого брака, – добавила я.

– Вот и получается, что семьи новые не складываются… – сказала она грустно. – Не учит никто их «складывать»… Получается, что мы с неправильным, иногда глупым опытом в семью идем, – и ничего хорошего у нас получиться не может…

Она проговорила это горячо, возмущенно, потом посмотрела на меня и невесело улыбнулась:

– С мальчиками этими, как я сейчас понимаю, – мое начальное «обучение» шло, нужное, необходимое: что такое мужчины, какие они, чем отличаются, как себя ведут… Только недостаточно этого опыта, чтобы с человеком вместе жить, близкие отношения строить. А в браке и начинается настоящая школа, которая вся из уроков состоит, и не каждый эти уроки может усвоить…

Она задумалась, потом сказала уверенно, словно давно это поняла:

– Не должна женщина сразу соглашаться на первого встреченного ею мужчину.

Она помолчала и добавила неожиданно:

– Она должна с разными мужчинами познакомиться, увидеть – какие они бывают, чтобы выбрать, понимаете – выбрать своего, а не строить любовь с первым попавшимся… Она вообще спешить не должна с браком этим. Она людей должна узнать, жизнь узнать, себя узнать – и только потом, после всего этого, – выбрать. Иначе – ошибется она, схватит не свое, не того, кто ей нужен…

– Да, ваши бы слова – да родителям в уши, – улыбнулась я. – Они от своих дочерей хотят совсем другого: чтоб не искала, не выбирала, не познавала мужчин, чтоб из-под родительского крыла – сразу в брак, в руки мужа. Так всегда женщин и «передавали», не разрешая им «изучать» мир, жизнь, тем более – мужчин… Не принято это, чтобы женщина мужчин узнавала. И не принято, чтобы женщина – себя узнавала.

– Себя? – удивилась она. – Не принято, чтобы женщина себя узнавала? – переспросила она. – Хотя да, наверное, так и есть, – сказала она, опять погрузившись в свои мысли. И, встрепенувшись, добавила: – Я ведь, по сути, каждую свою новую Великую Любовь, каждого своего мальчика – потому выбирала, что он был другим, более интересным – лучше предыдущего. Получается, что я из мужчин лучшего выбирала, но о себе, о том, кто мне, именно мне нужен, – никогда не думала. А надо было сначала о себе подумать. Какая я? Кто я? Кто мне – такой, какая я есть, – нужен? Получается, что выбирать мужчину только потому, что он лучше других, интереснее, умнее – не стоит… Женщина же тоже меняется, растет. Она должна по себе, для себя выбирать…

Она опять замолчала – как всегда было, когда, размышляя вслух, она что-то осознавала.

– Получается, – сказала она, вдруг поняв что-то важное, – что надо женщине не торопиться: сначала самой вырасти, понять себя, стать настоящей, собой, и только потом по себе и мужчину выбирать. Ведь если женщина растет, меняется и ее приоритеты в выборе мужчины тоже меняются – это же нормально? – спросила она меня. Но я ничего не успела ответить, подумав только, что у нее наверняка и на этот вопрос есть ответ, как она сказала: – Вот, я, например, в детском саду мальчика любила. Так я тогда думала, что любила, – поправила она с улыбкой. – А может, и впрямь – любила, – сказала она и улыбнулась, как девочка, светло, озорно. – Но вот если представить, что я бы тогда мальчика этого выбрала и замуж за него вышла. Я бы росла, взрослела и в итоге – обязательно бы изменилась. И мальчик этот, уже став моим мужем, – тоже бы рос, менялся. И оказалось бы со временем, что мы – взрослые – совсем, вот нисколечко, друг другу не интересны. Он, возможно, вырос бы в другую сторону – понимаете? В другие интересы, ценности…

– Или, как это тоже бывает, – он мог бы и не вырасти, – улыбнулась я, – так и останется мальчиком…

– Да, – улыбнулась она в ответ, – и если вот так поторопишься, так и будешь всю жизнь с детсадовским мальчиком жить…

– Хотя, надо признать, что иногда люди вот так встречаются в детском саду и живут потом вместе всю жизнь, – улыбнулась я.

– Наверное, так бывает. Видимо, они росли в одном направлении. Им потому всю жизнь интересно вместе было… Хотя, вы знаете, я когда мужа будущего встретила, решила, что нам всегда интересно будет. И в первый год нашей жизни – мне казалось, что мы растем в одном направлении…

Она замолчала, потом уже знакомым мне движением огладила подлокотники кресла, словно принимая удобную позу, и начала свой рассказ. И я, уже привыкнув к ее рассказам об очередной Великой Любви, тоже уселась поудобнее и приготовилась слушать.

– Вот говорят, что иногда уже при первой встрече возникает какое-то волнение. Кажется, что эта встреча что-то значит, и даже какие-то знаки появляются, указывающие на то, что перед тобой – твой будущий муж. А я вот ничего не почувствовала, когда его увидела… Он появился в моей жизни случайно – зашел в нашу комнату в студенческом общежитии, чтобы отдать конспекты моей соседке, студентке другого факультета. Мы посидели, поболтали, попили чай, и ничто во мне не екнуло… После этой встречи была еще одна, тоже случайная… И опять, знаете, я ничего не почувствовала.

Она замолчала, посмотрела на меня.

– Я, может, потому и не почувствовала ничего, что не мой это был мужчина, – сказала она вдруг тревожно. – Не должен он был моим мужем стать, но он им стал. Так уж сложилось, что я, которая ничего сначала не чувствовала, стала чувствовать – признательность, благодарность за внимание, удовольствие от встреч наших – то в кино он меня пригласит, то в театр, то в кафе – мороженого поесть. И так – незаметно, постепенно – я поняла вдруг, что привязалась к нему, что нравится мне его присутствие. Я как будто признала тот факт, что, может быть, он – мой. Я себе просто разрешила так думать. Тут и любовь случилась.

– Случилась… – повторила я ее слова, – странно звучит – «любовь случилась».

– Да, и правда странно. Ведь принято говорить – «любовь приходит», «любовь уходит». А у меня вот – случилась. Словно я, проснувшись однажды, поняла, что люблю его. И как только поняла – тут все и понеслось…

Она улыбнулась этой чудесной своей детской улыбкой и продолжила:

– Мы влюбились друг в друга страстно, по-детски сильно. Такое было чувство, знаете, что каждый из нас по любви соскучился, без нее – истосковался. Странно, наверное, так говорить о мальчике и девочке. Вернее, о юноше и девушке. Но – именно так это выглядело. Мы как два изголодавшихся по любви друг на друга набросились – мы не могли расстаться, не могли оторваться друг от друга. Несколько месяцев мы сгорали от желания, мы до умопомрачения целовались в любом месте, где только можно было целоваться. И, представляете, не спали друг с другом.

Она сказала это неожиданно, словно поток этой любви остановила. И продолжила:

– Он был девственник, и когда он сказал мне об этом, я испытала чувство ужаса и стыда одновременно. Он девственник! А я?! Я уже не та чистая девочка, какой хотела себя вручить любимому мужчине. И, как девочка честная, я не выдержала груза вины, который носила в себе: однажды я взяла и выпалила: «У меня уже были мужчины!»… Вот дурочка-то! – сказала она неожиданно. – Молодая, чистая, горячая дурочка… Разве мужчине можно все это вот так – вывалить, свалить на него?! Да еще сама формулировка: «У меня были мужчины!» – словно у меня их было невесть сколько!

Она опять покачала головой, удивляясь себе:

– Вот странно, удивительно даже – как одно слово, даже интонация может весь смысл поменять… Ведь то, что случилось между мной и этими двумя мальчиками, – было для меня таким коротким, и, как бы странно это ни звучало, таким невинным опытом. За этим стояли мои чувства, искреннее желание принадлежать человеку, которого, как ты думаешь, – любишь… А в пересказе все это выглядит так непристойно, неприлично, даже – цинично…

Она улыбнулась озорно:

– Ну, сказала бы хоть об одном, – произнесла она весело, иронично, – пусть бы он думал, что был у меня один такой опыт. Учитывая, что я всего-то несколько раз и была с ними близка, – можно было все на одного свалить: вот мол, любила, разлюбила, или любила, а он бросил. Так нет, честная очень была…

– Была? – переспросила я, – разве только «была»? Неужели вы сейчас поступили бы по-другому? – Я улыбнулась и сказала: – Уверена, вы и сейчас бы все честно сказали, как есть, потому что были вы искренней, хорошей девочкой – такой и остались…

Она порозовела от моих слов и сказала смущенно, опустив голову:

– Хорошо вы ко мне относитесь, – наверное, лучше, чем я сама к себе…

– Возможно, – сказала я. – И это значит только то, что вам нужно учиться относиться к себе лучше: осознать, понять, насколько вы хорошая, честная и чистая женщина…

– Да, – сказала она, – звучит красиво. Но – как же я себя хорошей и чистой считать могу – и могла, – если до брака уже столько глупостей наделала?..

– То, что вы до брака, как вы выразились, глупостей наделали – не говорит о вас, как о грязной и плохой. Скорее – как о неопытной, наивной, доверяющей мужчине, любящей, ныряющей в любовь (возможно – в иллюзорную, детскую) – с головой… Вы эти глупости именно потому и наделали, что были чистой и хорошей девочкой. И казнить себя за это не надо. И мужу своему будущему вы действительно могли все именно так объяснить, а не сваливать на него как снег на голову – что у вас были мужчины… Тут уж точно – каждый может домыслить по-своему..

– Да, наверное, так и есть, – сказала она. – Но я тогда именно так и сделала – все на него свалила…

– Как он все это воспринял? – спросила я.

– Он ушел и несколько дней не появлялся. И, знаете, я еле выжила тогда.

Она произнесла это просто, как факт отметила, а я удивленно посмотрела на нее. Удивляла меня эта женщина силой своих чувств, тем, как она реагировала, как позволяла себе чувствовать. Все у нее, казалось, было на самой высоте, на грани: любовь – так любовь, вина – так вина.

– Мне казалось, я умру, если он не вернется, – сказала она. – Мне казалось, что я нашла в нем человека, который действительно меня понимает и чувствует, который обо мне заботится, ценит меня, как ни один мальчик не ценил до этого. Мне казалось (сейчас я понимаю, что именно казалось), что он – тот самый Он, которого я ждала, который предназначен мне. И ощущение утраты его – моего, настоящего, – меня просто подкосило. Как я себя казнила за свое легкомыслие! Как корила себя за эти «скороспелые» интимные отношения, которые я себе позволила! И вот в разгар этих моих страданий-переживаний он вернулся ко мне.

– Это все неважно, – сказал он. – Ты хорошая, я вижу, что ты хорошая. И это все ничего не значит…

– Какое счастье, что он понял то, что вы должны были сами о себе понять, – сказала я ей. Сказала радостно, даже с облегчением. Мне, вовлеченной в ее рассказ, действительно хотелось, чтобы все сложилось хорошо, чтобы новый ее избранник понимал – какая хорошая девочка ему встретилась.

– Он остался со мной до вечера, – сказала она с какой-то странной улыбкой. – А потом – и на ночь, в моей комнате, благо все мои соседки разъехались на каникулы. Мы лежали в разных кроватях и не спали. И я знала, чувствовала, что он не спит, и сама лежала в каком-то состоянии ожидания, даже страха – чего? Того, что должно произойти, что не может не произойти. Потом он пришел ко мне. Лег рядом и сказал: «Научи меня».

Она усмехнулась горько, посмотрела на меня, словно ища сочувствия:

– Слова эти прогремели для меня как гром среди ясного неба, так больно и стыдно мне было их слышать. Но они тут же исчезли, эти слова, потому что он обнял меня, и мы начали любить друг друга…

Она замолчала, словно погрузившись в ту ночь, когда они с мальчиком любили друг друга.

– Была ли я более умелой, чем он? Нет, конечно. Что я могла уметь, чему могла научиться в этих мимолетных, недолгих отношениях с молодыми мужчинами? Я сама была зажатой, закомплексованной, ничего не умеющей девочкой, да и мальчики мои были не лучше меня.

Мне нечему было его учить. И мы начали учиться вместе. Началось время секса – так можно было назвать наши встречи, в которых мы любили друг друга. Мы были полны страсти, желания узнать друг друга, обучения таинствам секса, открытий того, как живут наши тела, как они чувствуют, как взаимодействуют в сексе. И мы занимались им везде, где только можно, и так часто, как только можно. Мы не могли оторваться друг от друга, наши тела были словно приклеенными… – она говорила об этом легко, естественно. И мне нравилось ее спокойное, непринужденное повествование о том интимном, о чем женщины редко могут свободно говорить. Но она говорила так, как говорят о чем-то очень хорошем, о чем можно говорить открыто.

– Но, знаете, у меня еще очень долго был какой-то осадок – недовольство собой? стыд за себя? – что вот так начали мы свои близкие отношения.

Я посмотрела на нее с непониманием – о чем она говорит?

– Знаете, – уже привычно начала она, – я думаю, не должны отношения между мужчиной и женщиной так начинаться, когда женщина опытнее мужчины, ну, когда она, что ли, более искушенная.

Я, в который уже раз, – опять удивилась ее словам.

– Нет, поверьте, я не ханжа, тем более – сама прошла через все это… Но как все-таки правильно, когда мужчина действительно обладает опытом и ведет, учит женщину… Понимаете, мне кажется, при этом сразу правильно распределяются роли – кто главный, отдающий, побуждающий и кто – принимающий, нежный, ласковый… Кто – мужчина и кто – женщина… Конечно, сейчас, в современной жизни, это уже почти норма: мужчины и женщины имеют одинаковый опыт, а иногда женщина на порядок опытнее, и никто это уже вроде всерьез и не принимает. Но не потому ли у нас женщины женщинами быть перестали, а мужчины – мужчинами, что они роли эти изначально неверно распределили? А в сексе – так легко их распределить…

Я слушала ее с удовольствием. Так логично развивала она свои мысли. Чувствовалось, что действительно много, долго она обо всем этом думала. Я молчала, ожидая продолжения.

И она продолжила:

– Через два месяца мы поженились. «Великая Любовь осуществилась!» – именно так я тогда думала. Наконец, все то, что я себе представляла в своих волшебных мечтах, – произошло. Я встретила Его – того, кто меня любил, кого я тоже любила, всем сердцем, всем телом, и все это завершилось свадьбой! И мне казалось, что это знаменует какой-то новый этап в моей жизни. Что это – Великая Любовь на все времена… И когда после загса я стояла у зеркала и смотрела на себя – одетую в белое платье, красивую, торжественную, – мне хотелось плакать от счастья, что все это действительно произошло. И я действительно стояла и плакала – оттого, что все мои мечты сбылись… И мне казалось, что все мои «страдания», сомнения – закончены. И что родители мои, которые приняли этот брак не сразу – слишком рано, по их мнению, я замуж выходила, ведь мне еще учиться и учиться надо было, – успокоились. И мне казалось, что теперь – позади все: и мои детские обиды на них, и их попытки вмешательства в мою жизнь. Что теперь начинается что-то новое, совсем новое – счастливый брак, семья. И – любовь, Великая Любовь на все времена… И я плакала, глядя на себя в белом платье и фате, словно наряд этот, необычно красивый, праздничный, знаменовал начало новой жизни…

Я, слушая, представляла ее красивой невестой, плачущей у зеркала в день свадьбы, – и тоже почувствовала, как увлажняются мои глаза. Несмотря на то что рассказывала она о той девочке, которой была тогда – девочке страстной, ищущей любовь, отдающейся каждой возможности любить и еще не имеющей достаточного опыта, чтобы осознанно встретить своего мужчину, построить с ним отношения, – я была рада, что ее «волшебная» мечта исполнилась, реализовалась.

– Какая же я все еще была маленькая! – сказала она, покачав головой, – какая была глупенькая: думала, что этот свершившийся факт сам по себе что-то значит!.. Муж изменил мне через полгода после свадьбы, – произнесла она спокойно.

И я, опять не ожидавшая таких резких переходов, – встрепенулась:

– Что сделал?

– Изменил, – повторила она. – Изменил глупо, по-детски. А как еще он мог изменить? Ведь на самом деле мы были еще такими детьми! Он поехал в студенческий лагерь навестить своих друзей-однокурсников, пробыл там два дня и переспал с какой-то прыткой студенткой. А поскольку он действительно был еще мальчиком, чистым и открытым, – то так же честно, как я когда-то, мне все рассказал.

Она замолчала. И я молчала, глядя на нее – погрустневшую, словно сейчас эти воспоминания все еще причиняли ей боль.

– Как вы отнеслись к этому? – спросила я осторожно.

– Я плакала… Потому что еще полгода назад я верила в Великую нашу Любовь – в особенную любовь, не такую, как у всех. Верила в нашу семью, в которой такое просто было невозможно себе представить!.. Господи, как я плакала! Я плакала без остановки, потому что такого не должно было быть, так не должно было случиться с нами. Я думала: «Ну не бывает так, чтобы такое случилось в такой любящей семье, как у нас!» Наивное дитя! Я думала тогда, что любовь уберегает от измен, как прививка от оспы.

– Как вы тогда все это пережили? – спросила я.

– Трудно, – просто ответила она, – очень трудно мне все это было пережить. Еще труднее – опять заставить себя верить, что это просто случайность, глупость, что и после этого Великая Любовь возможна. Что ради нее – все надо простить… Сложно нам было тогда очень… Но – я простила его. Наверное, потому простила, что себя еще чувствовала виноватой… А тут – вроде как счет сравнялся: 1:1, – горько сказала она. – И мы после этого, как это часто и бывает – теперь-то я точно знаю, – даже ближе стали, и – дружнее. И учились вместе, и в кино ходили, и к друзьям, в гости. Книги читали, обсуждали их, вроде бы все было хорошо, как должно быть, – сказала она и замолчала. И я, чтобы подтолкнуть ее к продолжению, спросила:

– Вы сказали: «вроде хорошо». Но что тогда было не так?

Но она, словно не слыша моего вопроса, задала свой:

– Как умирает любовь?

И я только внутренне охнула – ну и вопросы она задавала!

– Как разрушается семья? Куда все это девается – чувства, радость от совместной жизни, поддержания уюта? Как все это пропадает? – спросила она настойчиво, как спрашивала всегда, и я не спешила ей отвечать. Я знала – всю жизнь она задавала себе эти вопросы и находила на них ответы. И, приходя сюда, она лишь хотела, чтобы кто-то просто выслушал все эти ее вымученные жизнью ответы. Чтобы согласился или не согласился с ними. Хотя, думаю, и это было ей неважно, ненужно. Ей важно было просто выпустить наружу все свои размышления…

– Что вы сами думаете по этому поводу? – спросила я, подталкивая ее к ответам.

– Я думаю… – произнесла она и улыбнулась грустно. – Раньше я думала (как принято думать, как чаще всего и говорят), что быт приедается, быт все убивает. Конечно, это правда: быть всегда вместе, жить, есть, спать, делать покупки и обсуждать ремонт – все это убивает романтику, делает отношения какими-то – прагматичными? циничными? Я не знаю пока, каким словом это назвать, но согласитесь, что стирка грязных носков или трусов – не сближает, не подвигает к высоким чувствам, которые всегда есть в начале отношений. А кажется сначала, что именно на таких высоких чувствах и надо жить всегда.

Она остановилась, словно собираясь с мыслями, и произнесла:

– Я много думала об этом. Много, долго – моя любовь умирала не сразу. Она умирала годами – а мы с мужем прожили вместе четырнадцать лет. Она умирала, умирала, умирала постепенно, пока не умерла совсем. А мы продолжали жить – мертвые, без любви… Вот, сказала я вам сейчас: «Продолжали жить мертвые», а ведь и правда – люди, которые живут без любви, они как мертвые. Что-то делаешь, что-то покупаешь, куда-то едешь – и все вдвоем, но – как два чужих человека, совершенно чужих, иногда – откровенно враждебных…

– А знаете, думаю, наша любовь начала умирать сразу же, как только мы стали вместе жить. Потому что – не приучены же мы были к этому, не знали, как вместе жить, как правильно друг другу относиться. Это я сейчас вижу, с высоты жизненного опыта. Нет, вначале, конечно, было много любви, страсти, много секса, много всего того, что в любви вначале бывает. Потом измена эта случилась, и мы даже вроде сблизились. Но потом началось – я чего-то хочу, чего он не хочет, и обижаюсь на него. Он чего-то ждал, не получил – и обиделся. И мы, как два ребенка бестолковых, неопытных – чудить начали. То он дверью хлопнет – то я молчу, обиженная. Потом мы, конечно, мирились – как двум молодым, полным страсти и сил людям не помириться, если они спать вместе ложатся? Но потом, со временем – и этот способ перемирия уже перестал работать…

– Ну, почему, – начала она опять, и я улыбнулась невольно, – почему не учат детей, как вместе жить? Почему не говорят, как другого принимать, как не обижаться, а если обиделись, то как правильно друг другу объяснить, в чем обида, чтобы еще больше человека не оттолкнуть?

Я молчала, и она, как всегда, сама ответила:

– Да потому что сами родители этого не умеют. Сами вот так – обижаются, капризничают, дверьми хлопают, не умея по-другому свое несогласие высказать. Родители и сами разговаривать правильно друг с другом не научены – как же могут они детей этому научить?!

Она посмотрела на меня с какой-то грустью в глазах.

– И, знаете, это только вначале казалось, что мы вместе – потому что вместе читаем, вместе в гости ходим. Но все это как-то скучным, привычным и – неинтересным становится. А кроме учебы, обсуждения кино или книг – ничего общего между нами и не было. Это я сейчас хорошо понимаю, что люди, вступающие в брак, еще сами как дети, без жизненного опыта, багажа знаний, интересов – поэтому, наверное, им в браке нечем делиться, ведь каждый из них еще – никто и ничто… – Она помолчала, потом сказала с каким-то очень хорошим, светлым лицом: – Я, знаете, когда спустя много лет своего мужчину встретила – мы с ним просто молчать могли вместе и все было наполнено, заполнено: я не могу себе даже представить наш совместный скучный вечер у телевизора или постылую постель. Он для меня уже был таким интересным, сформировавшимся, знающим, мудрым, и я сама была полна знаний, жизненного опыта, которыми могла поделиться…

Она замолчала все с тем же светлым выражением лица, словно погрузившись туда, где был этот свет, который освещал ее изнутри. Потом вздохнула глубоко, словно возвращаясь в реальность, и сказала:

– А что эти дети могут? Чем могут делиться? Чем наполнять отношения? Поэтому в нашей семье скоро поселилась скука. Мы либо книжки читали – каждый в своей кровати, – либо кино смотрели, ни слова не проронив. И все общение наше свелось к вопросам: «Как дела на работе?», «А у тебя как?»

– Тоска-а-а-а… – пропела она это слово, и то, как она его произнесла, сказало о главном. Чувствовалось, что это было долгое состояние – тоски, скуки, которое еще ни одну пару, как говорится, до добра не доводило.

И она подтвердила мои мысли.

– Я прожила с мужем четырнадцать лет, – сказала она с интонацией, которая обо всем уже говорила, – а вроде и вспомнить нечего… Ну – жили. Ребенка растили, воспитывали… Ну – добро копили, все что-то покупали, обустраивали, чтоб не хуже людей… – она улыбнулась иронично, как всегда, когда удивлялась чему-то внутри себя, и сказала: – Так вот подумаешь, куда эти четырнадцать лет жизни делись – на то, чтобы какой-то диван прикупить, или новый телевизор, у которого от скуки и нежелания близости с мужем время проводишь…

Она вздохнула тяжело, словно о неприятном говорила:

– Странно как происходит… Сначала любовь ждешь, ищешь, потом, как тебе кажется, – встречаешь. И все. На этом все и заканчивается… Мне кажется, люди потому так тосковать в браке начинают, что кажется им, будто все уже случилось, будто ничего друг от друга, от жизни совместной ждать уже не нужно. И любовь их в быту, в постоянном общении начинает гаснуть, затухать, иногда – протухать. И кажется: неужели это все?! И тогда люди начинаются искать новую любовь. Появляется желание любить. А за ним мы уже знаем что случается… То, что у меня случилось… И ничто этому препятствовать не может – ни приличия, ни обязательства, ни дети…

Она замолчала, и я, чтобы помочь ей продолжить, спросила:

– У вас был один ребенок?

– Нет, отчего же, – ответила она вдруг холодно, даже надменно, – у нас была дочь, и сын рос…

И посмотрела на меня как-то – печально? тревожно? – сказала вдруг:

– Я потому ничего вам о детях и не сказала, что больная это для меня тема.

Она опять посмотрела на меня как-то странно, словно сомневалась – продолжать ли.

– Мы первого ребенка знаете, как ждали, как хотели? Как сумасшедшие… – Она усмехнулась: – Наверное, только дети могут так детей хотеть! Только молодой мальчик и юная девочка могут так хотеть ребенка – страстно, безрассудно. Хотя – куда им ребенка, сами еще дети, ничего в жизни не понимают, ничему научить не могут…

Она опять замолчала, головой уже привычно покачала:

– Слушайте, а я, знаете, что вот сейчас поняла: потому родители детей научить ничему важному, нужному для жизни не могут – что сами детей заводят рано, практически детьми, ничего в жизни не смыслящими. И пока они в жизни что-то понимать начинают, ошибаясь, делая глупости, притираясь друг к другу, гордыню или невежество свое смиряя, дети и вырастают – уже все это впитавшие и ничему полезному для жизни не научившиеся: ни как жить, ни как любить, ни как любовь сохранить… Мы с мужем первого ребенка так хотели, так хотели, ничего не понимая ни о трудностях, ни о воспитании. И желание это наше, укрепленное близостью после измены мужа, – дало результат. Я забеременела. И… – она остановилась на мгновение, помолчала, – это, наверное, был самый лучший период нашей жизни: ожидание малыша, чувства наши очень сильные и детские – сейчас это понимаю, – что во мне клеточка наша общая растет, ребенком становится…

Она остановилась. Потом встала, подошла к окну и, глядя вдаль, на парк, сказала тихо:

– Наша детка прожила три дня… «Так бывает», – сказали врачи. И… – она опять замолчала, словно вспоминала через силу, не желая вспоминать. – И я сейчас, право слово, даже сказать вам не могу, что произошло. Много врачи тогда говорили мне, и я вроде все понимала – но внутри себя ничего понимать не хотела, и помнить не хотела, да и не помню… Просто – раз! – и все счастье наше, радость – вдруг умерли. И мы, наверное, действительно были еще слишком молоды, чтобы правильно себя в этой ситуации вести. Мы замкнулись в себе. И я, и муж – мы ждали друг от друга поддержки – но не давали ее. И начались напряжение, обиды, непонимание… Муж постепенно становился не таким для меня. Он не так ел, не так спал, не так занимался сексом, не так зарабатывал деньги. И мы начали ссориться, жить в каких-то постоянных претензиях и недовольствах друг другом. То он меня обидел, и я дуюсь. То я не сделала того, чего он ждал. То он не так сказал, то я не так посмотрела, то он не… Мы, как два барана, постоянно предъявляли друг другу претензии… Я даже устала вам сейчас это рассказывать, а представляете, как устаешь в этом жить?!

Она взглянула на меня, словно проверяя – внимательно ли я ее слушаю, – и продолжила:

– Знаете, мне кажется, для каждого из нас та ситуация стала своего рода пророчеством, знаком, что любовь наша закончится… Я, может быть, глупости говорю, но – когда случается такое страшное событие, на фоне Великой Любви, – это пугает. Это, будто кто-то приговор вынес – вот, мол, то же самое и с вашими чувствами должно произойти. Ведь если плод любви нежизнеспособен – чего такая любовь стоит?! – проговорила она горячо и сникла. И я, чтобы поддержать ее, смягчить всю эту ситуацию, сказала как можно ласковей:

– Это совсем не значит, что и с любовью случится то же самое. Многих людей такие ситуации еще больше сближают, еще большую любовь друг к другу они начинают испытывать.

– Да, согласна, – кивнула она, – но мы… – Она усмехнулась иронично: – Мы, наверное, после его измены это сближение пережили, на второе нас не хватило…

Она вскинула голову и возмущенно продолжила:

– Но если родители не могут этому детей своих научить – почему их в школе не учат? Почему не объясняют, как жить вместе, как говорить друг с другом, как вместе сложные периоды переживать?

Она опять замолчала, словно остывая от своей горячности.

– Вы знаете, я ведь много думала об этом, особенно после развода с мужем… И, знаете, что я поняла – брак этот наш был обречен на развод! – сказала она почти торжествующе. – Да, это так, я даже подумала тогда, что вообще каждый первый брак – обречен на развод!

Так необычна была эта мысль, что я с интересом посмотрела на нее, и она, увидев в моих глазах этот интерес, продолжила горячо:

– Каждый первый брак – он сырой, понимаете. В него вступают двое – почти дети, – которые ни о жизни, ни о себе, ни о муже или жене своей ничего не знают. И выбирают-то они друг друга так же, как я, – что-то понравилось, какой-то отклик в человеке почувствовала, остальное уже желание любить да собственная фантазия сделали. Ну что, скажите на милость, узнала я об этом человеке, чтобы в брак – на всю жизнь! – вступить? То, что он студент-юрист, – ничего о нем как о будущем семьянине не говорило. То, что он симпатичный, начитанный – ну и что? Ведь, чтобы человека на всю жизнь выбрать, надо понимать, как к нему подходить, что в нем должно быть особенное, чтобы впустить его в свою жизнь – навсегда! Поэтому первый вот этот глупый выбор – он, как правило неправильный, поверхностный, поспешный. И другим он быть не может, потому что выбирают-то фактически дети, которые и сами еще взрослыми не стали. А уж то, что они неопытны в построении отношений, в умении уступать и прощать – обрекает этот первый брак… Удивительно, как я этого раньше не поняла, – добавила она грустно, – может, и не ждала бы столько лет, раньше бы развелась… Она замолчала и молчала долго. А потом произнесла: