Текст книги "Дома страха и лжи. Комплект из 3 книг"

71. Вики

В понедельник, ровно в полдень, я уже стою у дверей гаража Кристиана. Солнце высоко, но воздух прохладный. Температура сегодня едва достигнет отметки в десять градусов, в первой половине дня возможны кратковременные дожди. Это хорошо. Самая подходящая погода для Хэллоуина. Идеальная ночь для убийства. Наверняка это фраза из какого-нибудь фильма.

Так, а что у нас не хорошо? Гаражная дверь не открывается, вот что. Раньше Кристиан всегда открывал ее сразу, не заставлял меня торчать тут, на виду у всех.

Не самый удобный день для опозданий ты выбрал, Кристиан.

Конечно, я знаю код его гаража, но не хочу пользоваться им сейчас. Незачем пугать его раньше времени. Парень и так еле держится. Пусть лучше сам откроет.

Я смотрю на окна его квартиры, но солнце светит так ярко, что я не могу разглядеть, происходит там что-нибудь или нет.

В пять минут первого я начинаю слегка паниковать. Мне надо увидеть Кристиана. Чем он там занят? Он что, забыл? Как такое возможно?

Перетрусил он, вот что там происходит, перетрусил и теперь психует…

Дверь начинает ползти вверх так неожиданно, что я вздрагиваю. Но тут же справляюсь с собой, забрасываю сумку на плечо и вхожу внутрь.

У лестницы в квартиру стоит Кристиан в грязной белой футболке, пряди волос падают на обведенные темными кругами глаза.

– Счастливого Хэллоуина… Что-то не так? Выглядишь паршиво.

Иду за ним по лестнице наверх.

– Ты в порядке? – снова спрашиваю я.

В кухне он поворачивается ко мне и отвечает:

– Наверное, это нервы. Я ведь никогда раньше такого не делал.

Вот только не вздумай кинуть меня сейчас, Кристиан. Ты мне нужен, приятель.

Глаза у него подозрительно блестят, как будто он плакал. Сам весь бледный, потный и трясется… Да ты что, блин, шутки со мной шутишь? Решил отвалить в самый последний момент? До дела осталось всего несколько часов.

– Дай-ка я налью тебе водички.

– Перчатки, – говорит он и показывает на кухонную стойку.

Там лежит пара перчаток, заранее вынутая из упаковки и разложенная на столе – видимо, для меня. Умно.

– Я и так все выходные… выскребал тебя из квартиры, – добавляет Кристиан.

Я рывком натягиваю перчатки, хватаю из шкафчика стакан, наполняю его водой и даю ему.

– Пей, – говорю. – Что с тобой, грипп?

– Я только что… меня вырвало, – признается он. – Желудок, наверное, реагирует на нервы. Никакого гриппа у меня нет.

– Давай температуру измерим. Термометр у тебя есть?

– Э-э… ну да, наверное. Только старый.

Я иду в ванную. Там пахнет рвотой. Крышка унитаза еще поднята. Соплежуй чертов… Хотя чего еще ожидать от типа, который чистит зубы титановой щеткой, а волосы в носу подстригает титановым триммером?

– Я приберу здесь немного. А ты пока приляг. Отдохни.

«И отрасти наконец яйца», – добавляю я про себя.

Когда я выхожу из ванной, Кристиан лежит на диване в гостиной и безуспешно пытается расслабиться. Я ставлю на пол сумку и сажусь рядом с ним, а его ноги кладу к себе на колени.

– У нас есть всего один шанс.

– Знаю. Не волнуйся. Можешь на меня рассчитывать.

– Ты тренировался в стрельбе?

Он кивает.

– Тренировался. Все нормально. «Глок» – несложная штука.

– Ладно. Во сколько выходишь?

Он выдыхает:

– Где-то в шесть тридцать мне надо быть там, смешаться с толпой и все такое. Без пяти семь я подойду к ее дому.

– Хорошо. За пару минут до семи позвонишь в дверь. После семи она может и не открыть…

– Знаю, понял.

– А ровно в семь многие высунутся в окна или даже выйдут во двор и начнут орать «Счастливого Хэллоуина!».

– Знаю, Вики. За пару минут до семи. А что делать, если там еще будут дети? Ряженые?

– Это вряд ли. Но если они будут, то подожди, пока уйдут.

– Ты точно знаешь, что Конрада нет в городе?

– Точно. Дверь откроет Лорен. В доме никого больше нет. Ну как, порядок? – Я встряхиваю его ногу. – Мы в порядке? У нас отличный план, Кристиан.

– Ага, – говорит он так, словно пытается убедить в этом себя, а заодно и меня. – Я в полном порядке.

Господи. Да нужны ему вообще эти миллионы или нет?

72. Саймон

Ничего не кончено.

В понедельник утром, когда Вики уходит, я нахожу отдушину для своей нервной энергии в уборке дома: чищу, мою, орудую пылесосом, вытираю пыль. Закончив, разминаю спину, которая ноет от физической работы. Ничего, зато я почти успокоился. От солнца, струящегося в окно жилой комнаты, мне тоже становится легче. Ночь, темнота и одиночество всегда были мне плохими советчиками. Днем, на свету, все выглядит куда проще.

И все-таки хорошо, что я сжег ту зеленую тетрадь, сжег все листочки до единого, а пепел развеял на заднем дворе. Больше ничего не связывает меня с Лорен.

Кроме зеленого телефона, который лежит у меня в кармане выключенный.

Я еду на работу. Зачем, не знаю. У меня нет сегодня занятий, да и день неприсутственный, но я все равно еду. Может быть, мне кажется, что это будет выглядеть нормально и правильно, хотя я не могу думать о праве сегодня. Все мои мысли о ней. Сижу, смотрю в экран монитора, пытаюсь читать обсуждение новых решений касательно Четвертой поправки, которые идут сейчас по всей стране, а сам думаю только о ней. Пробую сконцентрироваться на своей статье – обзор новых законов о добросовестных исключениях из требований об ордере, и опять думаю только о ней. Надеваю наушники и врубаю самую громкую музыку, какую только знаю, – «Металлику» и «Рейдж эгейнст зе мэшин»…

 
Заперт в себе, тело – моя тюрьма.
Пустой стакан себя, разбитый где-то внутри —
 

слова грохочут все громче, громче и громче, но в мозгу бьется одна мысль: Лорен, Лорен, Лорен, ЛОРЕН.

* * *

Я открываю глаза. Дома. Я как-то попал домой. Точно. Я же приехал на машине.

Я снова в подвале, в темноте. Мне не обязательно это делать. Не обязательно.

Тебе не обязательно это делать.

Саймон Питер Добиас, ты можешь отпустить прошлое. Можешь ее отпустить.

* * *

Я подхожу к кладовой, открываю дверь. На полках лежат шестьсот сорок карамелек, разложенных в кульки по сто шестьдесят штук в каждом. Счастливого Хэллоуина.

Который час? Уже четвертый. В Грейс-Парк дети начинают приходить за конфетами в четыре, на час позже, чем в Виллидж.

Ожидание. Ожидание, как зверь, грызет мой желудок. Что поделаешь – остается только стиснуть зубы и терпеть. Дыши глубже, Саймон. Дыши.

Интересно, почему всегда кричат «гадость или сладость» и никогда наоборот? Смысл-то один и тот же. Та же история с солью и перцем – никогда не перец и соль, только наоборот – с черным и белым. И сэндвич всегда бывает с желе и арахисовым маслом и никогда наоборот.

Гадость или сладость, вам для сердца радость, ну а нам конфетка или же монетка!

Интересно, почему сердце радуется, а нос, скажем, течет?

Хорошо, Саймон, молодец, все в порядке.

Скоро четыре часа. Надо будет открывать дверь, улыбаться, раздавать конфеты. Причем делать это так, чтобы все видели и могли потом подтвердить: да, Саймон Добиас был дома, раздавал конфеты, а что? Или вы, офицер, подозреваете его в том, что он поехал в дом к Лорен Бетанкур и убил ее выстрелом в голову за то, что она когда-то растоптала все, что было ему дорого, и надсмеялась над ним? Повернулась к нему спиной, как к пустому месту, и ей было только смешно? Ну что вы, офицер, конечно же нет.

Он был дома, раздавал конфеты.

* * *

Я наверху – ноги дрожат, но я все же поднялся наверх.

Четырех еще нет, но я уже не уверен, смогу ли открыть дверь и пройти через все, что за этим последует: улыбаться, раздавать горстями конфеты, приговаривая: «Счастливого Хэллоуина!» Нет, я смогу, я знаю. Я сделаю все как надо. Просто сейчас мне надо подзарядить телефон, не зеленый, а другой, нормальный, «Айфон», надо положить его на тумбочку возле моей кровати и воткнуть в розетку. У тумбочки приоткрыт ящик. А ведь я никогда не оставляю ни дверей, ни ящиков неплотно закрытыми. Я выдвигаю ящик, заглядываю в него…

И вижу обручальное кольцо Вики. То самое, которое было на ней еще сегодня утром.

То самое, которое я однажды, волнуясь, надел ей на палец.

От моего первого предложения она отказалась.

* * *

– Счастливого Хэллоуина! А ну, подходи, возьми парочку!

– Спасибо!

– Пожалуйста! – отвечаю я и машу в направлении родительских зонтиков – дождь небольшой, но многие укрылись под зонтами. Эй, запомните меня, запомните: я – Саймон Добиас. Вдруг кто-нибудь спросит у вас: а) был ли я дома и раздавал детям конфеты или б) отправился домой к Лорен и прострелил ей голову, потому что на этот раз мне не хватило сил ее отпустить. Ничего не кончено.

* * *

– Счастливого Хэллоуина! Подходите, каждый по пять штук берите!

На часах пять тридцать.

* * *

– Счастливого Хэллоуина! Подходите, сколько хотите, столько и берите!

Шесть пятнадцать.

* * *

Я поднимаюсь наверх, открываю шкаф с одеждой и заглядываю в дальний правый угол. Достаю оттуда костюм – я купил его в прошлом году для одной вечеринки, на которую меня звали. Это костюм Мрачного Жнеца. Черный балахон до пят с длинным объемным капюшоном. Ни разу не надетый. На ту вечеринку я не пошел. Ее устраивали студенты, они и пригласили меня, но я передумал – со студентами всегда лучше держать дистанцию, а то мало ли что…

Я беру «Айфон», который все еще заряжается на тумбочке.

Включаю «Нетфликс». Нахожу «Карточный домик». Проматываю синопсис первого сезона, вспоминаю имена героев: Фрэнк, Клэр, Зои, Питер, Стампер – и вообще сюжет. Потом выбираю первый сезон, первый эпизод и нажимаю «пуск».

Одеваюсь. Синий костюм, красный галстук. Маска Барака Обамы во всю голову. Мы с бывшим президентом примерно одного сложения, так что, не считая естественной разницы в цвете кожи, сходство просто замечательное. Итак, я – Барак Обама, сорок четвертый президент Соединенных Штатов.

Беру из шкафа наволочку и складываю в нее все необходимое. От костюма Жнеца наволочка прямо раздувается, что мне совсем не нравится – я предпочел бы, чтобы она была компактнее и легче. Но ничего не поделаешь.

Дом я покидаю через заднюю дверь и выхожу через огороженный кустарником двор в переулок. Решаю пойти пешком, чтобы не оказаться на месте слишком рано. На улице холодно и сыро, я слишком легко одет, и это обстоятельство привлекает внимание прохожих. «Отличный у вас костюм! Не холодно?» – слышу я, но холод теперь не мешает, а даже наоборот – бодрит.

Потому что теперь я взялся за дело. Время тревог, раздумий, споров с самим собой, смены планов прошло. И это хорошо – внутренний конфликт разрешен, я наконец чувствую себя свободным. И могу сосредоточиться на деле.

К шести сорока пяти я уже на перекрестке Латроу и Дивижн в Грейс-Виллидж. Здесь на улицах почти не осталось детей – так, маленькие группки, и то в основном подростки.

Дом Лорен в полутора кварталах к северу отсюда.

Зря ты вернулась сюда, Лорен.

73. Дни после Хэллоуина. Джейн

Сержанты Джейн Бёрк и Энди Тейт выходят из машины и идут к зданию Центра расследования особо тяжких преступлений западных пригородов Чикаго на Форест-Парк. Сегодня второй день расследования убийства Лорен Бетанкур, и Джейн приехала к шести утра, а Энди к шести тридцати.

– Да, жестко, – замечает Джейн.

– Уж куда жестче, – подхватывает Энди. – «Я тебя не люблю». «И никогда не любила». «Мне нужен был кто-то для разнообразия после неудачного брака». «Ты был для меня мостом, только и всего»? Не просто жестко, а прям жестоко. Нет, ты только представь, если б такое сказали тебе?

Джейн бросает на него косой взгляд.

– Не могу, – говорит она. – В том-то и дело… Все это кажется мне слишком… наигранным, что ли.

– Да ладно тебе, Джейни. Ты что, правда веришь, что это сделала женщина? То есть ты думаешь, что у любовника Лорен была жена и она все это устроила?

У входа в здание Джейн останавливается. Пар от дыхания двух сержантов смешивается в холодном воздухе.

– Энди, я знаю, что тот кровавый след, который показала мне Риа, не лжет. Кто-то передвигал розовый телефон после убийства. Кто мог это сделать, если не убийца? А если этот убийца – бойфренд Лорен, то он, наверное, самый тупой человек на планете Земля, раз не наклонился за телефоном и не забрал его с собой.

– А ты, конечно, ни разу не встречала убийц, которые ошибались…

Двое сотрудников центра, оба в форме, проходят мимо них к двери. Одного из них Джейн знает в лицо, только не помнит имени. Она отступает от двери и кивает обоим.

– Да, убийцы ошибаются. Но наш убийца не проигнорировал телефон – он не был настолько напуган, чтобы не заметить его. Это я поняла бы. – Джейн делает к напарнику шаг и понижает голос: – Он видел телефон. Не просто видел, а прямо на него и смотрел. И точным, рассчитанным движением отправил его под стол. Это был обдуманный поступок, Энди. Он требовал внимания. Осмысленности действий. Неужели пока он – или она – запихивал телефон под стол, ему – или ей – не пришло в голову: «Стоп, этот телефон выдаст меня. Не лучше ли мне взять и унести его с собой? Или разбить на тысячу кусков прямо тут же?»

– Так значит, это была женщина? – переспрашивает Энди. – Леди, которая убила двух птиц одним камнем… Лорен убрала, а собственного мужа подставила. К такому выводу ты приходишь только из-за того, что телефон передвинули не один, а два раза?

– Да, зацепка с телефоном – это не то же самое, что застать кого-то на месте преступления с дымящимся пистолетом в руке, – соглашается Джейн. – Но все равно тут что-то не сходится, а значит, в этом что-то может быть.

– Ну да, какая-то женщина схватила Лорен и перекинула ее через перила лестницы, пока та вопила и дергалась…

– А кто говорит, что она дергалась? Может, удар по голове ее вырубил. А пока она была в отключке, преступница затянула петлю у нее на шее и спокойно перекинула ее через перила. Конечно, это нелегко, но многие женщины прекрасно справятся и не с таким. Знаешь… сделай одолжение, попробуй взглянуть на это дело непредвзято.

* * *

– Вот он, Джейн. – Марта Глазгоу из отдела криминалистики Центра расследования особо тяжких преступлений выводит на экран своего компьютера новое изображение. – Гляди. Твой ботинок.

Джейн наклоняется через плечо Марты, вглядываясь в экран.

– Э… «Пик эксплорер».

– Точно. Фирма «Пол Рой». У них есть целая коллекция обуви под названием «Пик», а это модель «Эксплорер». Видишь подошву?

В правой части разделенного экрана – подошва с диагональным протектором и гладкой полосой посередине, на которой виден силуэт горы в виде большого треугольника, заполненного мелкими насечками той же формы.

– «Пол Рой», «Пик эксплорер».

– Да. Мужские, размер тринадцать.

– Точно?

– Да. Полное совпадение со слепком следа с улицы и фотографиями отпечатков с порога. Вам повезло, что в тот день шел дождь. Недолго, но чтобы смочить землю вдоль кустов под окнами, хватило.

– А ты не знаешь, эти ботинки давно носят? – спрашивает Джейн.

Марта смеется:

– Я же не волшебница, Джейн. Но на твой вопрос отвечу, хотя и приблизительно. Протектор на подошве почти не потерт. Значит, ботинки вряд ли старые или их носят не часто.

– Спасибо, Марта.

Джейн, не поворачивая головы, говорит Энди:

– Только ничего не говори.

Но он наклоняется к ней и шепчет:

– Женщина с тринадцатым размером ноги?

* * *

– Вы хотя бы представляете, сколько звонков я получил только за последние сутки? Люди страшно расстроены. Некоторые даже напуганы. – Президент деревни Алекс Галанис забрасывает колено на стул в кабинете шефа. – И все, через одного, твердят мне, что переехали сюда из Чикаго именно ради того, чтобы быть подальше от подобного насилия.

– Люди переоценивают опасность, Алекс, – говорит шеф Карлайл. – В заявлении для общественности я ясно указал, что широкой публике ничего не угрожает.

– То заявление было недостаточно выразительным. У вас есть подозреваемый или хотя бы «заинтересованное лицо»? – Галанис вздыхает, теребит галстук.

Алекс Галанис – адвокат из Чикаго, избранный президентом Грейс-Виллидж на второй срок. Ходят слухи, что из него лепят выдвиженца на выборы в сенат штата в 2024-м. Джейн училась в школе с его младшим братом Никосом.

– Сержант Бёрк занимается этим делом не покладая рук, круглые сутки, – говорит шеф. – Она – наш лучший офицер. Джейн, может, ты сама что-нибудь скажешь?

С одной стороны, она благодарна шефу за то, что он развязывает ей руки и даже не отнимает веревку, давая ей возможность самой делать свою работу и зарабатывать кредит доверия. Но с другой стороны, она прекрасно знает, что кому доверяют, того потом и обвиняют, а веревка в ее руках может легко превратиться в удавку, которая закончит ее полицейскую карьеру.

– У нас нет сомнений в том, что данное убийство – дело сугубо личное, – начинает она. – Это подтверждают текстовые сообщения с предоплаченного мобильного телефона. Любовного характера. У жертвы был роман на стороне. Те же сообщения свидетельствуют о том, что она выступила инициатором прекращения отношений. Так что мотив убийства вполне ясен. Главная задача теперь – найти убийцу, то есть того, кому были адресованы эти сообщения.

Джейн, правда, умолчала о том, что найти убийцу в данной ситуации совсем не просто, однако положение дел обрисовала верно.

– Что ж, это хорошо, что дело личное. – Галанис вскидывает руку. – По крайней мере, у нас тут не бродит спятивший серийный убийца или еще что похуже. И вы считаете, что этот убийца… убил себя?

– По крайней мере, сэр, его последнее эсэмэс-сообщение, отправленное жертве уже после ее смерти, очень похоже на предсмертную записку.

Галанис кивает – ему не хочется возлагать надежду еще на одну смерть, хотя она явно означала бы прекращение насилия в его городе.

– И сколько это займет времени?

– К сожалению, не могу сказать, сэр.

– Ну, приблизительно? Месяцы? Недели?

– Надеюсь, что меньше. Сейчас еще рано говорить.

– То есть речь все-таки может идти о месяцах, так?

– Мы будем расследовать это дело ровно столько, сколько потребуется, сэр, – говорит Джейн, собравшись с духом.

– Нет, конечно, речь не о месяцах, Алекс, – вмешивается шеф. – Сержант Бёрк ведет расследование в высшей степени методично. Но мы надеемся, что это не займет так много времени. Хотя гарантировать что-либо всегда трудно.

– Вы же знаете, что сейчас начнется, – говорит Галанис. – Начнут твердить, что у нас тут мало полиции, городок-то маленький. И подготовка у здешних полицейских всего лишь базовая, так что дело им просто не по зубам. Но это ведь не так? – Галанис переводит взгляд с одного собеседника на другого. – Или так?

– Но мы же не одни в этом деле. Мы сотрудничаем с ФБР, получаем помощь Центра по расследованию особо тяжких преступлений западного пригорода Чикаго… И людей у нас вполне достаточно.

Однако президенту этого, похоже, мало.

– Я хочу получать информацию о ходе расследования ежедневно. – Он застегивает пиджак на все пуговицы и выходит из кабинета.

Шеф смотрит на Джейн, подмигивая:

– Ну вот и еще один клиент удовлетворен. Так кто занимается с нами отслеживанием сигнала? Центр или ФБР?

– ФБР, – говорит Джейн. – У меня есть там знакомый агент, она хорошо разбирается в таких вещах.

– О’кей. И когда будет результат? Сегодня?

– Да, сэр.

– Хорошо. Да, Джейн, а что это нам сегодня прислали из Грейс-Парк? Коробки какие-то…

– Все, что у них есть на Саймона Добиаса, – отвечает Джейн.

– Это тот парень… который подавал жалобу в две тысячи четвертом?

– Так точно.

– Он все еще здесь? В Грейс-Парк?

– Согласно отчетам налоговой, за недвижимость он платит в Грейс-Парк, значит, и живет, наверное, тоже там.

– То есть ты думаешь, что тут есть связь? Дело-то давнее…

– Я знаю, – говорит Джейн. – Но дело в том, что я знаю этого парня. Немного – ходила с ним когда-то в одну школу.

– И можешь представить его себе в роли убийцы?

– Ну, как сказать… Я же не дружила с ним в школе. Так, знала понаслышке, и все.

– Ага, хороша наслышка… Ты расскажи шефу ту историю, которую рассказала мне, Джейн, – вмешивается Энди Тейт. – О том, что случилось у вас в школе. С Митчелом Китчензом.

74. Джейн

– Мы с Саймоном поступили в школу в один год, – начинает Джейн. – Я плохо его знала. Встречала пару раз на общих занятиях для первогодков, но их было немного. Сначала он был очень мелким, но к выпуску заметно прибавил в росте и стал отличным бегуном – знаете, поджарым таким, жилистым, самое то для беговой дорожки. Ну а тогда, в первый год, он был просто тощим коротышкой, застенчивым, но жутко умным. И его травили.

– Ничего удивительного, – отзывается шеф.

– Когда мы были первогодками, в выпускном классе учился один парень по имени Митчел Китченз, – продолжает она. – Здоровый такой, борец. Вроде бы даже лучший в штате в своей весовой категории. Я тогда встречалась с мальчиком-второгодком, который тоже занимался борьбой, – так для него и вообще для мальчишек помладше этот Митчел был ну прямо как бог, понимаете? Еще бы, здоровый, как конь, силач… Победитель первенства штата по борьбе, впереди колледж, персональная стипендия и все такое… Короче, вы понимаете.

– Ну да, – говорит шеф Карлайл.

– В общем, этот Митчел докопался до Саймона. Говорили, что, когда тот выходил из школьного автобуса утром, Митчел сразу хватал его и швырял.

– Швы… погоди-ка, в каком смысле – швырял?

– В прямом – хватал его за воротник и за ремень на брюках и подбрасывал в воздух.

– Типа как в барах – когда напьются, швыряют карликов, кто дальше бросит?

– Не знаю. Но думаю, что да, для Митчела это было что-то вроде соревнования, только с самим собой. Насколько далеко он зашвырнет коротышку-первоклассника сегодня?

– Господи… И что, никто его не остановил?

– Так он же не у всех на виду это делал. – Джейн пожимает плечами. – У борцов был отдельный спортзал, небольшой такой, прямо у входа в школу. Митчел вел Саймона туда и делал свой ежедневный бросок, а его друзья-борцы, надо полагать, ржали. А Саймон, насколько я понимаю, никому не жаловался.

– Мило…

– Но это еще не все – Саймон, видимо, приходил в школу со своим ланчем, и в нем всегда была бутылка «Гаторейда». В общем, Митчел забирал у него напиток. Просто подходил к его столу в школьной столовой и говорил: «Ну, где мой “Гаторейд”»? По крайней мере, так мне рассказывали потом, когда все случилось.

– Так, давай уже к главному, Джейн.

– Хорошо. Был как раз сезон борцовских поединков – вернее, конец сезона, когда начинаются региональные соревнования. Ну, как плей-офф, только для борцов. Следующий этап – первенство штата.

– Полуфинал, финал – ясно.

– Ну вот. Короче, этот Митчел Китченз, наш здоровенный борец, вышел в полуфинал. Его соперником был один парень, тоже классный борец, из той же весовой категории. Короче, битва титанов, не иначе. Мой тогдашний бойфренд, помню, был в диком восторге. Региональные соревнования принимала как раз наша школа, «Грейс консолидейтед». Дело было в пятницу. Людей понаехало отовсюду, сплошь борцы. Даже из Айовы кто-то приехал, а это, как я понимаю, было большое дело.

– О’кей.

– Все как с ума посходили. На открытой трибуне яблоку упасть негде; борцы, здоровенные такие качки, носятся в своих смешных облегающих костюмчиках, как у балетных, только без пачки…

– Ну, ну? – Шеф делает рукой вращательное движение, как будто подгоняя рассказ. – Митчел Китченз победил другого большого борца?

– Ха, в том-то и дело, – отвечает Джейн. – Нет. Митчела дисквалифицировали, когда он не прошел тест на допинг. У него в крови нашли запрещенное вещество. И объявили об этом на всю школу.

Шеф откидывается на спинку кресла, облизывая языком нижнюю губу и прищурившись.

– Что это было за вещество, я не помню, – продолжает Джейн. – Хлоро… что-то там. Кажется, диуретик… Помню, его еще называли «маскирующим агентом». То есть его принимают, когда хотят скрыть присутствие других веществ…

– Маскирующий агент, значит. Я о таких слышал. Но при чем здесь этот твой Саймон… – У шефа отвисает челюсть. – О, так ты хочешь сказать, что этот мальчик, Саймон Добиас, подмешивал запрещенное вещество в собственный напиток, зная, что Китченз все равно отберет его и выпьет?

– По крайней мере, так утверждал сам Митчел, – отвечает Джейн.

– Но тогда… но это же…

– Дьявольская хитрость, – вмешивается Энди Тейт. – По-другому не скажешь.

– И это смогли доказать? – спрашивает шеф.

– Что Саймон отравил собственный «Гаторейд»? Господи, ну конечно нет. Как это возможно? Такие наркотики остаются в крови много дней. Саймон мог потихоньку подмешать что-нибудь в бутылку, которую Митчел отнял у него еще в начале недели, за несколько дней до пробы. А когда пришел позитивный тест, пустая бутылка из-под «Гаторейда» давно лежала уже где-нибудь на свалке, погребенная под кучами мусора – как ее было найти, даже если предположить, что в ней были следы допинга? Нет, доказать ничего было нельзя. Митчел уверял всех, что это было так, и многие другие считали, что он прав, но доказать – нет, этого никто не мог.

– Ясно. – Шеф улыбается так, словно завидует. – Понятно.

– Митчел пытался доказать. Его родители пытались. Но часть проблемы заключалась в том, что объяснить, с чего это вдруг Саймон решил отравить его напиток, можно было, только рассказав всю историю с самого начала. То есть Митчелу пришлось признаться, что у него вошло в привычку забирать у младшего ученика часть его ланча. То есть он, конечно, утверждал, что мальчик сам отдавал ему напиток, по доброй воле, но в это никто не верил. Да и Саймон заявил, что Митчел отнимал у него напиток каждый день. И это подтвердили те, кто ел с ним за одним столом, – восемь или десять человек.

– Ну конечно. – Шеф кивает. – Вау… Чтобы указать на Саймона как на виновника, надо было предъявить мотив, и тут уж Митчелу пришлось признаться, что он доставал мелкого парнишку по полной.

– Вот именно. А теперь рассмотрим версию Саймона, – говорит Джейн. – Ему только и надо было, что все отрицать с самого начала. Знать, мол, ничего не знаю ни про какой допинг. Ни про борцовские соревнования, ни про допинг-тесты слыхом не слыхивал. Я – ботаник, заучка, и все. И никто не мог доказать обратного.

– И тот борец, Митчел, тоже остался при своем.

– Вот уж нет. После того как он предъявил обвинение Саймону, школа провела свое расследование, и выяснилось, что здоровый парень, борец, регулярно унижал и мучил маленького и слабого мальчишку-первогодка. Симпатий Митчелу это не добавило, а Саймон еще и приобрел репутацию жертвы, а не злодея.

– Что, в сущности, так и было.

– Ну да. Он был жертвой издевательств со стороны однокашника. Но надо было видеть, как повел себя Митчел, когда добрался до Саймона после несостоявшегося борцовского поединка… Это было, кажется, в понедельник, в школе. Вот тогда все и прорвалось.

– Неужели еще что-то случилось?

– Еще как случилось… Сама я, правда, не видела, но мне рассказывали. Эту историю у нас в школе передавали из уст в уста. Митчел встречал автобус у въезда в школу. Едва Саймон вышел, он сразу накинулся на него, швырнул на землю и начал молотить кулаками. Представляете себе сцену – здоровяк-старшеклассник лупит первогодка, который ему по пояс? Из школы выбежал коп-охранник и навалился на Митчела. Хотел оторвать его от первоклашки, но сам от него огреб.

– Митчел ударил копа?

– Ну да. Под конец в школу даже патрульная машина заехала, и не одна. Представляю себе картину… Митчела вырубили электрошокером, скрутили, надели на него наручники и увезли.

– Его арестовали? Предъявили обвинение?

– Да и да, – говорит Джейн. – Предъявил не Саймон, но о нем к тому времени уже и думать забыли – Митчел ударил копа. Парню уже исполнилось семнадцать, так что ему вполне могли предъявить обвинение как взрослому. Оскорбление действием при отягчающих обстоятельствах и сопротивление полиции. Срок, правда, не дали, судья назначил условный. Но из школы выгнали и судимость зачли. Кажется, он… я слышала он работает на стройке.

Шеф выслушивает ее, качает головой, подается вперед.

– Ну ладно, допустим – просто допустим, – что этот Саймон Добиас какой-то злой гений. Дьявольский интеллект, – повторяет он словцо Энди и кивает ему. – И обвел вокруг пальца того туповатого силача, превратив банальную кражу напитка в настоящий акт самоуничтожения для Митчела.

– Причем так, что доказать это было практически невозможно, – добавляет Джейн. – А потом еще заставил хулигана признаться в хулиганстве.

– Да уж, знатно он уделал обидчика, – говорит Энди Тейт. – Со всех сторон прямо.

– Ладно, давайте лучше вот о чем: в две тысячи десятом году в Сент-Луисе умер отец Добиаса, – продолжает шеф. – Почему в полиции Сент-Луиса считают, что его убил Саймон Добиас?

– Чтобы разобраться в истории гибели Теодора Добиаса в две тысячи десятом году, – говорит Джейн, – придется сначала заглянуть в две тысячи четвертый, когда Саймон подал жалобу в полицейское отделение Грейс-Виллидж. Она-то и связывает эти события вместе.