Текст книги "Мастер своего дела (сборник)"

Наталья Анискова. Любовник

Если вы ко мне на прием, то в регистратуру вам не надо. Лезьте себе на второй этаж и шуруйте по коридору налево. Там сначала будет здоровенная очередь к терапевту, за ней поменьше к хирургу, а потом и совсем маленькая. Думаете, раз маленькая – то ко мне? Ошибаетесь, это к проктологу. У меня очередей не бывает. Не оттого, что коновал какой, а потому, что специальность у меня новая, и люди еще не привыкли.

В общем, дуйте себе мимо проктолога и сворачивайте направо, в закуток. Раньше там уборщицы швабры хранили. А сейчас швабры сократили, и вместо них в закутке мой кабинет. На двери табличка с надписью «СТОРГОЛОГ», но вы ее не читайте. Во-первых, потому что, кто такой сторголог, все равно не знаете. А во-вторых, потому что табличка гипсом заляпана. Это Любка ее гипсом, медсестра, чтобы людей не путать. А под табличкой она же надпись намалевала – масляной краской наискось во всю дверь – для доходчивости. Вот ее и читайте, тогда ни за что не ошибетесь, если вам ко мне. Русским по белому написано: «Доктор Любовник» – это я и есть.

* * *

Девице навскидку лет двадцать. Красивая. И тряпки соответствуют.

– Присаживайтесь. На что жалуетесь?

– У меня проблема, доктор, – девица вздыхает. – Я люблю сразу двоих…

За спиной саркастически хмыкает Любка. Полиаморию она не одобряет.

– Подробней, пожалуйста. Кто такие? Как давно любите? Почему обратились к врачу?

– Давно, доктор. Со школы – мы учились в одном классе, все трое. Вчера Петя сделал мне предложение, когда узнал, что я беременна. А Игорь – неделю назад, я согласилась. Теперь не могу отказать Пете.

– От кого вы беременны?

– Не знаю, доктор. Я думаю, что от Игоря. Но от Пети тоже может быть. Или даже от Альбертика…

Хмыканье за спиной превращается в возмущенное фырканье.

– Кто такой Альбертик? – обреченно спрашиваю я. – Тоже одноклассник?

– Нет, это парикмахер. Так что мне делать, доктор?

– Аборт, – отзывается из-за спины Любка.

– Прежде всего сторгограмму, – игнорирую я неквалифицированную помощь. – Вон туда проходите, к сестре.

Сторгограмму чертит хитрый прибор, называемый сторгоскопом. Это от греческого слова «сторгэ» – любовь. Как ни странно – к родственникам, и не обязательно противоположного пола. Впрочем, грекам было виднее. Так или иначе, прибор сканирует ауру пациента и в результате выдает затейливый рисунок, который для профана выглядит примерно как «Композиция Х» Кандинского. Ну а для специалиста – как анамнез.

– Так-с… – говорю я пациентке, ознакомившись с творением сторгоскопа. – У меня для вас хорошие новости. Вы абсолютно здоровы, никакой любви у вас нет. Ни к Игорю, ни к Пете, ни к кому там еще…

– К Альбертику, – подсказывает Любка.

– Ни к Альбертику. Идите себе спокойно домой.

– А как же я?! – ахает пациентка. – Как же я тогда замуж?

– Это не в моей компетенции. Я занимаюсь только больными. Симулянтам и ипохондрикам, извините, рекомендаций не даем. Лекарств не выписываем, на процедуры не отправляем. Всего хорошего.

* * *

Мужику лет тридцать. Среднего роста, плечистый, основательный. На спортсмена похож.

– На что жалуемся?

– Любовь без взаимности.

За спиной вздыхает Любка.

– Ясно, рассказывайте. Срок? Симптомы? Объект?

– Она не объект, – хмуро глядит «спортсмен».

– Хорошо, рассказывайте про «не объект».

– Красивая такая… – пациент рисует в воздухе что-то вроде восьмерки. – Сразу видно, что добрая. И такая вся, эдакая…

– Одухотворенная, – подсказывает Любка.

– Вот, точно!

– Хорошо. Почему без взаимности?

Посетитель явственно смущается, мнется.

– Она из этих, – выдает он наконец. – Из крутых. Вы бы ее машину видели… Куда я со своей любовью. Подступиться к такой и то боязно.

– Ладно, посмотрим на сторгограмму. Проходите туда, к сестре.

Случай действительно серьезный. Любовь страстная, безответная, вторая стадия.

– Сторгогон трижды в день, – выписываю я рецепт. – Если через неделю не поможет – будем работать дальше.

* * *

В отличие от утренней симулянтки, новая посетительница одета неброско. И моделью не выглядит, хотя и вполне миловидна. К тому же приходит она уже четвертый раз за месяц – очевидный рецидив.

– Здравствуйте, доктор, – говорит рецидивистка. – Можно? Валя я, помните меня?

– Здравствуйте, Валя. На что жалуетесь?

– Все то же самое, доктор…

«Все то же самое» – это патологическая влюбленность в неизвестного мне индивида, который ее в грош не ставит. Сторгограмму можно не делать: предыдущие две были идентичны и показывали любовь настоящую, платоническую, в третьей стадии – предпоследней.

– Сторгогон принимали? – спрашиваю.

– Дважды в день, как прописано.

– Разлюбинку глотали?

– Столовую ложку с чаем. Не помогает мне, доктор. Ночами не сплю, из рук все валится, уже на стены начала натыкаться.

– А этот?

– А что этот? – пожимает плечами посетительница. – Смотрит на меня как на пустое место.

– Вот скотина! – подает голос Любка.

– Ладно. Дозу разлюбинки удвоите. Вот рецепт на сторгоцит, он посильнее сторгогона будет. Трижды в день. Через неделю придете на прием.

* * *

Очередной пациентке явно за двадцать, а точнее – кто их разберет, этих маленьких и тощеньких блондинок. Запросто может оказаться и за тридцать.

– Здравствуйте, – улыбка хорошая, располагающая. И родинка над верхней губой пикантная.

– Здравствуйте. На что жалуемся?

– Безответная любовь.

– Эпидемия сегодня, что ли, – бурчит Любка.

– Что? – не понимает пациентка.

– Ничего-ничего. У сестры своеобразный юмор. Медицинский. Рассказывайте.

– Каждый день его вижу. И улыбаюсь, и глазами стреляю, и вообще. А он ноль внимания, только о погоде говорит…

– Мини-юбку с ботфортами не пробовали? – подает голос Любка.

– Мне нельзя, я на работе.

– Понятно, – говорю я, – служебный роман. Опишите объект.

– Объект… – пациентка явно волнуется. – Ну, такой. Строгий, правильный, честный. И вообще.

– И вообще дурак, – помогает Любка.

Сторгограмма фиксирует любовь настоящую, платоническую, второй пока степени. Прописываю сторгогон и стоп-сторг.

* * *

Антон стоял на своем обычном посту – на площади Труда. Смотрел во все глаза, махал жезлом, штрафы выписывал – все как положено. И ждал трех пополудни. Как всегда. Без пяти три он уже едва не приплясывал от нетерпения.

Без минуты три, как обычно, с улицы Кирова вырулил красный «Майбах». На душе у Антона потеплело. Он вгляделся: так и есть, девушка за рулем опять не пристегнута, и окно открыто.

Антон привычно махнул жезлом, останавливая машину, и, счастливый, подошел к окну.

– Здравствуйте, – улыбнулся он нарушительнице.

– Здравствуйте.

– Ну что же вы, девушка? Опять нарушаете? Ремешок не пристегнут… – выразительно покосился Антон.

– Опять, – смущенно улыбнулась та в ответ.

– Проезжайте. Только не нарушайте больше, ладно?

– Я попробую, – серьезно кивнула девушка, поправляя светлую прядь.

– Вот и договорились. Нехорошо в такую погоду правила нарушать, верно?

– Верно… – снова улыбнулась нарушительница. – Погода прекрасная.

– До свидания.

«Майбах» затерялся в потоке машин, а Антон долго еще смотрел вслед.

* * *

Сентябрь. За окном льет на всю катушку, в лужах скоро можно будет купаться.

– Здравствуйте, доктор. Валя я, вы меня помните?

Еще бы не помнить – Валя-рецидивистка, приходит пунктуально, еженедельно.

– Здравствуйте. Помню. На что жалуетесь?

– То же самое, доктор… – смущенно вздыхает пациентка.

На сторгограмме ничего нового – любовь настоящая, платоническая. Третьей степени. Меняю сторгоцит на антилюбвин, некоторым лучше помогает отечественное. Выпроваживаю рецидивистку.

– Больше не болейте, – говорю на прощание.

Любка саркастически хмыкает за спиной. Я согласен. К гадалке не ходи – через неделю Валя появится вновь.

* * *

Маленькая блондинка с родинкой над губой. Любовь безответная, платоническая. Что у нас, день рецидивиста сегодня?

– Здравствуйте, доктор.

– Здравствуйте. На что жалуетесь?

– Как и раньше, – вздыхает девушка.

– Лекарства принимали?

– Конечно, все как выписывали – таблетки, микстуру. Бесполезно. Я каждый день туда езжу, к нему, чтобы парой слов о погоде обменяться…

– А ботфорты? – интересуется Любка.

– Нельзя мне. Я за рулем, а на каблуках неудобно. Да и не в них дело. Ему что я в ботфортах, что в лунном скафандре – одна разница. Стоит себе истуканом.

– Где стоит-то?

– На площади Труда. Каждый божий день кроме выходных. А я через нее езжу. Тоже каждый день.

– Что ж, давайте сторгограмму сделаем.

* * *

– Здравствуйте. Я к доктору.

– Проходите, присаживайтесь. На что жалуетесь?

– Да я, собственно, ни на что.

Поднимаю от бумаг глаза. Даме лет сорок. Плюс-минус десять. Точнее не позволяет определить обильно наложенная на лицо штукатурка.

– Вообще ни на что?

– Ну, собственно… Мне раздеваться?

– Нет-нет, раздеваться не надо. Я, извините, не вполне понимаю. Если вы ни на что не жалуетесь, зачем тогда ко мне пришли?

– Да я вообще-то не к вам, – объясняет пациентка. – Я к проктологу.

– Э-э…

– К нему сейчас очередь. Ну, и я подумала, что успею.

– Простите, что именно успеете?

– Ну как… Это. Что у вас на дверях написано. Или вы не доктор любовник?

За спиной истерически гогочет Любка.

– Так что же мне, не раздеваться?

– Не надо, – говорю я твердо. – Посидите пока здесь. Пойду договорюсь с проктологом, чтобы вас принял вне очереди.

* * *

– Здравствуйте, доктор.

А вот и еще один рецидивист. «Спортсмен» с безответной любовью к владелице крутой машины.

– Здравствуйте. Как ваши успехи?

– Никак, – хмурится «спортсмен».

– Лекарства принимаете?

– Принимаю.

– И что?

– А ничего: она подъезжает, я стою и смотрю, как пацан на карусель.

– Тяжелый случай. Кстати, где вы стоите?

– На посту стою, на площади Труда. Я в ГИБДД работаю. А она мимо ездит каждый день, в три часа пополудни…

* * *

Без минуты три красный «Майбах» вырулил на площадь Труда. Антон привычно вгляделся: окно, как всегда, нараспашку, девушка за рулем не пристегнута.

Антон махнул жезлом и шагнул к машине.

– Здравствуйте, – улыбнулся он.

– Здравствуйте, – отозвалась нарушительница.

– Что же вы, девушка? Снова нару…

Договорить Антон не успел. Мимо промчался лиловый «Фордик» с заляпанными номерами. Вильнул и смачно въехал левыми колесами в здоровенную лужу. Грязевой поток обрушился на Антона, прошелся по «Майбаху» и через открытое водительское окно окатил девушку. «Фордик», надрывно взвизгнув тормозами, свернул в ближайший переулок и скрылся.

– Япона мать… – сквозь зубы выругался Антон.

– Ох, – нарушительница окинула взглядом заляпанный грязью салон, посмотрелась в зеркало и всхлипнула. – Что же я теперь хозяйке скажу… Мне через двадцать минут ее из фитнес-клуба забирать.

* * *

– Здравствуйте, доктор.

– Можно?

А такое редко случается – парами сюда не приходят. Всего один раз до этого были – два старшеклассника, влюбленные в учительницу химии. Посетители, правда, прежние – «спортсмен» из ГИБДД и мелкая блондинка, которую Любка все пыталась вырядить в ботфорты.

– Проходите, присаживайтесь. На что жалуемся?

– А мы не жалуемся, – отвечает «спортсмен».

– У нас теперь все хорошо, – подхватывает блондинка и краснеет.

– Лекарства, выходит, не помогли? – спрашиваю.

– Хам один помог, на древнем лиловом «Форде», – радостно докладывает «спортсмен».

– Интересная терапия. Рассказывайте уж.

– Я Веронику остановил, как обычно, а этот мимо пронесся и нас обоих грязью – из лужи.

– И я расплакалась, потому что машину только-только вымыла и торопилась…

– Оказывается, Вероника на этой машине работает…

– Ну да, водителем. У меня хозяйка – бизнес-леди. Антон поэтому и знакомиться не хотел.

– Думал, она и смотреть на меня не станет, раз на такой ездит, – разводит руками «спортсмен».

– Вот. А я каждый день нарочно не пристегивалась, чтобы остановил. А он знай свое – о погоде.

– В общем, так мы и познакомились, – улыбается Антон. – Если бы я сейчас того типа на «Форде» встретил, спасибо сказал бы. А сначала хотел – в морду…

– Древний лиловый «Форд», – с подозрением говорит Любка, едва пара скрывается за дверью. – Что-то это смутно мне напоминает.

– Мало ли у кого лиловый, – игнорирую я догадки неквалифицированного персонала. – Не говоря о древнем.

Ну да, «Фордик» пора менять, он уже лет пять как на ладан дышит. А мне жалко – привык. Да и на приличной машине не очень-то погоняешь по лужам, даже в интересах пациентов.

* * *

– Здравствуйте, доктор. Можно? Валя я, помните меня?

– Разумеется, разумеется, проходите.

Валя-рецидивистка. Все правильно, давно не было. Ровно неделю.

– На что жалуемся?

– То же самое, доктор. Я для него как пустое место.

– Редкостная скотина, – сочувствует рецидивистке Любка.

Выписываю сторгокилл, его только начали производить. Если верить рекламе, исцеляет не то что влюбленных, а даже мертвых.

– Хотя, сдается мне, этой и сторгокилл не поможет, – жалуюсь я медсестре.

– Ясное дело, не поможет, – бурчит Любка, – особенно если спускать его в горшок.

– Куда спускать? – переспрашиваю я ошалело.

– В унитаз, – поясняет неквалифицированный персонал. – Он у нас позавчера уже от ваших снадобий засорился.

– Как засорился? У кого это «у нас»?

– У нас с Валюшкой.

– А? – до меня не доходит. – У вас с Валюшкой?

– Ну да. В кои-то веки решила сестре приличного мужика сосватать. А тот и в стетоскоп не дует. Я бы на ее месте давно плюнула. А Валька ходит. Раз в неделю. К нему, к скотине. Надеется на что-то, дура.

– Куда ходит? – спрашиваю я обалдело. – К какой скотине?

Неквалифицированный персонал вздыхает и убирается прочь за дверь.

Владислав Заря. Предел ожидания

Перевал не был особенно высок, но его нередко затягивали облака, сползавшие с окружающих пиков: чаще с неприступного, почти черного обелиска справа, реже со сдвоенного купола слева. Однако сегодня и купол, и обелиск четко рисовались в безоблачно-синем небе – а облака, словно обезумев, ползли и ползли на перевал снизу, с Той Стороны, громоздясь в проеме хребта, словно гора подушек, быстро расслаиваясь по краям и истончаясь в языки тумана, самые дальние из которых уже лизали подножие стерегущей перевал крепости. С дозорной башни, кроме обычного часового, наблюдали эту картину четверо.

– Необычайно мощное испарение, – негромко рассуждал консультант, опершись о парапет и не отрывая взгляд от клубящейся белой массы. – Такое впечатление, что не меньше четверти нижней части ледника уже ушло в воздух. Страшно представить, какое потребовалось количество жара. Может быть, все-таки дракон?

Комендант неприязненно скривился; шрамы на лице делали гримасу почти зловещей. Консультант его раздражал. Это был новый консультант, совсем зеленый, только что присланный из округа, и комендант еще скучал по прежнему, убывшему в отставку на пенсион, с которым они притерлись за долгие годы… хотя, говоря по правде, из старика уже песок сыпался. Особенно раздражал оптический прибор на глазах молодого человека, пластина радужного стекла, пристроенная на носу и не позволявшая встретиться с ним взглядом.

– Дракона мы бы уже услышали. И, скорее всего, увидели. С какой стати дракону уничтожать ледник? Они выбирают цели поинтереснее.

– А этому с какой стати?.. – Вопрос повис в воздухе. Чуть погодя консультант продолжил: – Какие еще бывают огненные чудовища? Может быть, агонист?

– Агонист в одиночку не появляется, – устало напомнил комендант и обернулся к стоящему в стороне потуземцу: – Эй ты, подойди!

Потуземец приблизился, сохраняя бесстрастный вид. Его лицо и грудь, зеленые с оливковыми разводами, тоже покрывали шрамы, только симметричные, нанесенные при прохождении ритуалов взросления. Бросив взгляд на эту голую грудь под распахнутой меховой накидкой, консультант поежился.

– Расскажи еще раз, на что похоже нынешнее порождение?

– Вылез из Прорвы вчера с восходом луны, – произнес зеленокожий неожиданно мягким, напевным голосом, совершенно не подходящим к свирепым чертам воина. – Длинный, низкий, величиной с большую скалу. Очень горячий. Всю ночь лежал, остывал. Утром пополз, стал грызть ледяной язык. Делал туман. Тихий. Очень большие зубы. Лапы широкие. Бегает быстро. Поворачивается не очень быстро.

– Все это мы уже слышали, – разочарованно протянул консультант. – Почти слово в слово.

– Они всегда так, – вставил грамотный молодой стражник, исполнявший при коменданте обязанности секретаря, но, удостоившись косого взгляда патрона, тут же умолк.

– А нарисовать сможешь?.. – предложил вдруг консультант и, порывшись в карманах, протянул потуземцу грифель. Пауза продолжалась несколько секунд, потом тот косо пожал плечами, взял грифель и, опустившись на корточки, принялся неуклюже черкать прямо на досках настила. Минуту спустя потуземец отодвинулся, а остальные, наоборот, склонились над корявым рисунком.

Изображенная в примитивной, детской манере тварь, насколько можно было судить, напоминала формой тела тюленя, только на четырех коротких, когтистых лапах. На хвосте расходились веером иглы, а на месте морды оказалось намалевано непонятное – ряд косых линий, образующих нечто вроде круга или спирали.

– Ни на что знакомое не похоже, – постановил комендант, распрямляясь. – Совершенно новое порождение. Уник. Второй за последние полгода. Огонь не выдыхает?

Потуземец мотнул головой, качнулся пучок волос посреди бритого черепа.

– Ничего мы больше не увидим, пока сюда не попрет. Ждать незачем. Пора будить. – Комендант махнул рукой в сторону люка в настиле, и потуземец первым послушно двинулся к лестнице. Спускаясь следом, комендант услышал, как за спиной консультант негромко интересуется у секретаря:

– Скажите, а почему вы этих… зелененьких… потуземцами называете? Странное слово, в столице так не говорят…

И неловкий, растерянный ответ:

– Так… а как же их еще называть? Они же на землях живут, которые по Ту Сторону… Не говорить же – «потусторонуземцы»…

«Любопытный», – подумал старый вояка, толком не решив, стоит ли раздражаться еще и на это.

* * *

Галерея, вырубленная в толще скалы, уходила далеко за пределы желтого пятна света – то ли широкий коридор, то ли узкий зал. Сделав всего пару шагов от каменных ступеней, комендант повернулся к стене и поднял фонарь повыше. Осветилась глубокая ниша в человеческий рост; вход закрывала почти незримая грань, даже свет на ней едва мерцал. За прозрачной преградой на массивном топчане неподвижно лежал навзничь, вытянув руки вдоль туловища, человек огромного роста и могучего телосложения; голова по контрасту казалась крохотной. Глаза его были закрыты, создавалось впечатление, что великан спит, но грудь не вздымалась. Рядом с ложем стоял прислоненный к стене огромный меч в ножнах. Консультант сунулся было к табличке, висящей на стене, но комендант нетерпеливо махнул рукой.

– Дальше, дальше… Это наш лучший драконоборец. Рядом со входом, потому что будим часто.

– Так, может?..

– Нет. – Слово упало веско и окончательно, ясно было, что спорить не придется. – Он хорош против летучих тварей, одиночных, умеренно поворотливых, с длинной шеей. К тому ползучему чучелу нужен другой подход…

Ниши протянулись в глубь подземелья сплошной чередой, через каждые несколько шагов. Во второй лежал человек с непропорционально длинными ногами, в третьей – худощавый, даже в неподвижности своей казавшийся гибким, в четвертой – приземистый, но мощный карлик… Рядом всегда находилось оружие. У каждого комендант задерживался на несколько секунд, качал головой и шел дальше, вполголоса комментируя:

– Этот мастер убивать скалопрыгов… Этот против гидр… Против подземных чудищ…

Качающийся свет прыгал по грубым скальным поверхностям и прозрачным граням. После второго десятка ниш гротескно искаженные фигуры спящих воинов стали сливаться в мозгу консультанта в единый уродливо-многорукий образ, а комендант все бубнил:

– Истребитель гарпий… Этот против однорогов… Против вьюнов… Против гигантских вепрей…

Охотник на вьюнов был особенно нелеп, сам весь извитый и скрученный, как веревка. Консультанту захотелось отвести взгляд, но он заставил себя всмотреться пристальней. Теперь это его работа.

На сорок третьей нише стена кончилась, галерея уткнулась в идущую перпендикулярно штольню. Здесь тоже обнаружились ниши. На углу комендант остановился в задумчивости.

– Кто-то же был у меня на уме… Надо вспомнить… Сейчас… Да. Верно.

Свернув направо, он решительным шагом двинулся почти в самый конец коридора. У предпоследней ниши остановился, поднес фонарь прямо к хрустальной грани и удовлетворенно хмыкнул.

Консультант с сомнением разглядывал неподвижного богатыря. Огромный бочкообразный торс, узловатые руки едва не достигают коленей, ноги крепкие, но кривоватые: вероятно, когда воин встанет, они окажутся и вовсе колесом. Низкий лоб с мощными надбровьями, тяжелая челюсть, не раз перебитый нос.

– Вы думаете?

Комендант кивнул.

– Я всего раз видел, как он работает. Давно, еще сопливым новобранцем. Но помню отлично. Он тот, кто нам сейчас нужен.

Консультант колебался. Ему полагалось утвердить решение, но больно уж неказисто выглядел древний воин. Комендант снисходительно вздохнул.

– Я ошибался в выборе всего дважды. И ни разу – за последние восемнадцать лет.

Решившись, консультант шагнул вперед. Встав прямо напротив ниши, он раскинул в стороны руки, напрягся всем телом, вытянулся, застыл на долгие секунды – и вдруг сделал резкое движение запястьями и подбородком, будто рвался из невидимых цепей.

Слабый блик от фонаря на прозрачной стене беззвучно исчез. В тот же миг могучая грудь богатыря плавно пошла вверх, завершая начатый годы назад вдох. Веки дрогнули и открылись. Он прищурился на свет, помедлил, затем сел, опустив ноги на пол. Машинально, не глядя протянул руку к оружию.

«Снял стазис с одной попытки, – отметил про себя комендант. – Пожалуй, из парня все-таки выйдет толк».

* * *

Специалист против ползучих чудовищ не слишком спешил рассеять сомнения консультанта. На все сообщения о порождении Прорвы, с которым ему предстояло встретиться, отвечал невразумительным мычанием. Так же рассеянно выслушал повторенную в очередной раз речь потуземца, порассматривал картинку, нацарапанную на башенной площадке, мазнул взглядом по неправильной туче – смотреть было почти не на что, сплошной туман, подступивший к стенам уже вплотную. Быстро, но плотно перекусил в солдатской столовой. Он не расставался со своим странным разлапистым оружием со множеством лезвий, которое был вынужден все время держать в руках – никакие ножны для него не годились. И только уже собираясь за ворота, обратился наконец скрипучим невыразительным голосом к провожающим с несколькими фразами. По его мнению, поставленная чудовищем завеса уже почти достигла окончательной плотности, и скоро оно пойдет на прорыв. Богатырь намеревался перехватить его на выходе из теснины, за вторым поворотом с той стороны перевала, где громоздилось много каменных глыб, способных послужить укрытием. Затем повернулся и, не прощаясь, шагнул на мост, сопровождаемый безмолвным потуземцем. Навстречу им из тумана вынырнули несколько фигур – соплеменники потуземца, которых не впустили в крепость. Десяток шагов, и вся группа растворилась в белесом мареве.

Консультант обернулся на коменданта крепости, задрав свой оптический прибор на лоб. Круглые безбровые глаза смотрели беззащитно, по-детски.

– Как же он в тумане?.. Не видно же и не слышно ничего! Стоит упасть, зверь размолотит его в кашу, сварит раскаленным паром! Ноги…

– Он очень легко вскакивает. Как детская игрушка с грузиком внизу, знаете? Отлично ориентируется на слух, а зрение все равно слабое, так что в тумане будет как дома. Кожу видели? Дубленая, кипятком не обваришь, не то что паром…

Комендант говорил с терпением в голосе, словно утешая неразумного малыша, но нечестно было бы сказать, что его собственную грудь не точил червячок тревоги.

* * *

По традиции победитель доставлял в крепость часть тела убитого им чудовища. Головы, хвосты, лапы украшали все залы и переходы укрепления. Конечности ледогрыза, как уже стали именовать тюленеобразного монстра, были слишком большими, и пришлось вырубить из его башки одну из массивных костяных пластин, заменявших зубы, – именно ими, как огромной фрезой, зверь крушил лед, отправляя осколки в пышущий жаром зоб и выпуская пар из дыхала на макушке. Даже пластина оказалась великовата, ее пришлось тащить за собой, как сани. Когда следующим утром волочивший свой груз Пробужденный показался из редеющего тумана, навстречу ему уже направлялась от ворот малочисленная группа встречающих.

– Ты хорошо исполнил свой долг, воин! – торжественно провозгласил комендант самым официальным тоном. – Ты избавил цивилизованный мир от очередной угрозы и спас множество жизней мирных граждан. Благодарю тебя от имени народа и государства… и от своего лично. Теперь тебя ожидает чествование, торжественный пир и внимание прекрасных жриц Ололы, а затем несколько дней на отдых и упражнения перед новым погружением в ожидание вне границ Времени…

На последнем слове комендант осекся. Было в выражении лица триумфатора что-то настораживающее. Как-то очень уж криво он ухмылялся и двусмысленно покачивал головой…

– Никаких ожиданий, – сипло произнес монстроборец в образовавшейся тишине. – Хватит. Кончилось мое ожидание. Ухожу со службы.

Оглядев потрясенные лица встречающих, он усмехнулся, все так же криво и невесело, но гораздо шире, чем раньше.

– Что смотрите? Я уж не одну сотню лет в погребе пролежал. Срок контракта давно истек, пора и честь знать. Хочу расчет. Или Автократору наплевать на свои обещания?

– Автократии давно не существует, – выговорил комендант. Он был растерян, за десятилетия службы столкнуться с подобной ситуацией пришлось впервые. – Но контракт в силе, Свободное Содружество, государство-правопреемник, обеспечивает своевременное и полное… Средства начисляются, и ты вправе ими распорядиться, как пожелаешь. В крепости есть нотариус. Однако – покинуть службу? А как же защита мира? Нет долга выше, чем твой, – и ты собираешься его бросить?

– Пусть кто-нибудь другой. С меня хватит.

Пауза тянулась и тянулась. Дыхание людей повисало струйками пара в морозном воздухе.

– Будь добр пройти в мой кабинет, – сухо предложил комендант. – Нужно заполнить бумаги. Соблюсти формальности.

– Только имей в виду, офицер, без глупостей, – проскрипел в ответ древний воитель. – Задавить меня числом твои люди могут, но принудить к чему-то – нет.

* * *

К моменту произнесения последних слов консультанта уже не было среди встречающих. Понемногу пятясь, он отступил к воротам, зашел за створку, развернулся и помчался бегом через плац к главному входу. Когда комендант со взбунтовавшимся Пробужденным вошли в кабинет, консультант уже сидел там, сбоку от письменного стола, и держал на коленях глиняную табличку, ту самую, что висела рядом с нишей стазиса. Именно в таком виде хранились личные дела Спящих, бумага и даже пергамент слишком быстро ветшали. Зрительная пластина посверкивала отсветами пламени из очага – как показалось ссутулившемуся коменданту, с неуместным самодовольством.

– Садись, – комендант махнул рукой в сторону свободного сиденья, сам проходя за стол. Казалось, к ногам привязали по чугунному шару. Убийца ледогрыза непринужденно расселся в простом деревянном кресле для посетителей. Не приходилось сомневаться: он все решил окончательно и колебаний не будет. – Нотариус сейчас подойдет.

– А пока мы ждем, – тут же подхватил консультант, – разрешите задать вам всего несколько вопросов. Просто уточнить кое-что, безо всяких обязательств с вашей стороны…

Богатырь глянул на него с насмешкой и равнодушно пожал плечами:

– Задавай.

Консультант бросил взгляд на глиняную табличку, затем чуть подался к Пробужденному, уставив на него свой зрительный прибор.

– Скажите, кто нынешний Архирегистратор в Катанабассе?

– Кто? – прохрипел воитель, недоуменно уставившись на консультанта. – Где?

Вместо пояснений молодой человек удовлетворенно кивнул, будто делая мысленно отметку на память, и продолжил:

– Каков текущий курс золотого табора Гильдии к чертамскому дециганку?

До богатыря, кажется, начало доходить, куда клонится разговор. Он чуть выпрямился в кресле, лицо его приняло высокомерный вид.

– Ну, уж с этим проблем не будет. Узнать нетрудно.

– Было бы нетрудно, если бы этот курс не подвергался постоянным изменениям, как сезонным, так и апериодическим, например в зависимости от погоды. Важный фактор в современной финансовой системе, на этом капиталы теряли, знаете ли… По каким признакам жители Ольской равнины отличают чужестранцев? Какие документы требуются для получения постоянного вида на жительство в городах-государствах Юга? Сколько тягловых животных вправе иметь один полноправный гражданин неблагородного происхождения? Какие виды оружия допускается использовать в гражданской дуэли? Каковы сословные ограничения на участие в торговых и коммерческих предприятиях? Наиболее популярный стиль фехтования босийской саблей? Какова зависимость между модой и трудовой занятостью в Столице?

С каждым новым вопросом лицо воителя делалось чуть более замкнутым и враждебным. Комендант, напротив, поднял взгляд от столешницы и чуть просветлел, хотя улыбаться пока не решался.

– Вообще, – продолжал консультант уже мягче, заботливей, – чем вы рассчитываете зарабатывать себе на жизнь?

Только через пару секунд до богатыря дошло, что на сей раз вопрос требует ответа. Он разлепил упрямо сжатые губы.

– Расчет… Это ведь немаленькая сумма? – хриплый голос прозвучал почти просительно. – Я бы купил дом…

– Разумеется, – охотно согласился консультант. – Я тут немного подсчитал… За восемьсот четырнадцать лет сна и сорок два Пробуждения вам причитается сорок пять с половиной тысяч, плюс-минус несколько процентов. Сумма действительно неплохая, однако не умопомрачительная. Видите ли, инфляция… В общем, виллу на эти деньги купить не получится. Домик в деревне можно, и прожить в разумном достатке, скажем, лет восемь… Десять, если удастся найти хорошую экономку. Потом придется искать какой-то заработок. Вообще, вы уверены, что это именно то, чего вы хотите, – тихая жизнь в деревне? Вас, вероятно, будут сторониться, крестьянам свойственны предрассудки…

– Может, наймусь в войско. Уж вряд ли ваши цивилизованные земли настолько цивилизованы, чтобы не было никаких войн.

– Вы даже этого точно не знаете, – заметил консультант словно бы вскользь и тут же продолжил, чуть повысив голос: – Хотя, конечно, вы правы. Солдаты всегда нужны. Вы готовы стоять со щитом в строю? Совершать длительные пешие переходы, тащить боевые механизмы большого веса и неуклюжести? Кстати, в строй вас могут еще и не захотеть поставить из-за нестандартной фигуры. Конечно, нестроевые войска, в особенности землекопы…