Текст книги "Прощальная песнь. Ложь Королевы Фей"

Девятнадцать

– Просыпайся, девочка, уже почти солнцестояние.

Я открыла глаза и посмотрела в небо. Луна из сновидения исчезла. Моя кожа была влажной, в желудке бурчало. Хотя Томас исчез, я была не одна.

Рядом сидели три феи ростом с ребенка, обнаженные, если не считать ожерелий из цветов. Они оборвали траву возле меня и усыпали ею мои ноги. Я начала отряхивать джинсы, и они засмеялись.

Их маленькие лица были так очаровательны, что я тоже засмеялась.

– Очень забавно, – сказала я.

Они вскрикнули от радости, вскочили и стали тянуть меня за руки.

– Вставай, вставай, будем танцевать!

Я не хотела отказываться, но слышала о людях, которые танцевали с феями до беспамятства. Скрывая беспокойство, я вежливо предложила:

– Вы танцуйте, а я посмотрю.

– Ты такая светлая и красивая, – сказала одна из них, благоговейно касаясь моих волос. – Мы хотим, чтобы ты потанцевала с нами. Мы хотим увидеть, как ты танцуешь.

Они напоминали детей, маленьких безнравственных детей. Я протянула руку.

– Мне нужны цветы.

Феи снова завизжали от удовольствия и повесили мне на шею гирлянду цветов.

– Теперь потанцуем? Я покачала головой.

– Танцевать буду я, а вы смотрите. Потом я по смотрю, как вы танцуете. Справедливо?

Они рассмеялись, словно дети на игровой площадке. Звезды на небе и тусклые грибы в траве освещали их счастливые лица.

– Очень умная девочка. Справедливее некуда! Их слова напомнили мне о Люке. Не обращая внимания на глухую боль в груди, я встала и поправила гирлянду. Посмотрев на трех маленьких фей, которые стояли, обнявшись, я спросила:

– Музыка будет?

– Музыка! Да! Ей нужна музыка!

Одна из фей захлопала в ладоши и затопала ногой, громко и ритмично, вторая стала издавать низкий мелодичный звук. Третья запела на незнакомом языке. Это была джига. Я начала отбивать чечетку, стараясь не наступать на грибы. Думаю, я неплохо справилась: я хлопала в ладоши и била ногами в безумном ритме, как могла бы танцевать Уна. Закончив, я обнаружила, что задыхаюсь.

– Ты светишь ярче луны, – сказала одна из фей. – Ты останешься жить с нами?

Я покачала головой.

– Нет. Но я спою вам песенку. Короткую. Хотите послушать?

– Да! Да! Она нам споет! – Они захлопали в ладоши от радости и уселись вокруг меня. Я не знала песен, которые были бы такими же разнузданными, как их песни. Я спела им «Марш Брайана Бору», быстрый, энергичный и печальный. Узнав мелодию, феи загикали и начали танцевать. Они двигались в такт, словно одно целое, кружили друг вокруг друга, хлопая в ладоши после каждого поворота. Я никогда не видела, чтобы кто-нибудь испытывал такое удовольствие от танца. Закончив, они захлопали в ладоши и обнялись.

– Я хочу подарить тебе кое-что, – сказала одна фея.

– Что-то, что мне нужно? – с подозрением спросила я.

Они расхохотались над мои вопросом, и я тоже засмеялась. Мне показалось, что я им понравилась.

– Я прошепчу тебе на ухо.

Я нахмурилась, не зная, можно ли им доверять. В конце концов я наклонилась, так, чтобы фея доставала мне до уха. Я почувствовала сладкий цветочный запах. Она прошептала:

– О’Брайан.

Остальные феи взвизгнули и закрыли рты руками, будто услышали что-то неприличное.

– О-хо-хо, ты сгоришь за это!

Увидев мое озадаченное лицо, они рассмеялись:

– Она не знает! Я подняла бровь.

– Это фамилия.

Они снова завизжали, захлопали в ладоши и закружились. Фея, которая прошептала мне имя, прикусила губу. В ее глазах сиял опасный озорной огонек.

– Ты не забудешь мои слова?

– Не раньше, чем ты их сама забудешь, чертенок, – ответила я.

Они повалились на землю, обессилев от смеха, – младшеклассники, которых поймали на курении за спортзалом.

Я терпеливо улыбнулась.

– Мне пора. Я должна спасти друга. Вы знаете, где он?

– Который? Тот, что истекает кровью? – уточнила одна из фей. – Или твой любовник?

Она показала на область гениталий, и я закатила глаза. Ну точно как подростки.

– Оба.

– Конец приводит к началу, – сказала та, что прошептала «О’Брайан».

– Очень загадочно. Спасибо. Они снова расхохотались.

– Потанцуешь с нами еще?

– Если останусь жива, занесу себе в ежедневник, – пообещала я.

Летнюю ночь наполняла музыка. Из сотни разных направлений доносилась сотня разных мелодий. Я спешила к дому родителей. Лучи света разрезали тьму – это развлекались феи. Меня не оставляло впечатление, что за мной наблюдают, но ко мне никто не подошел.

Ноги буквально отваливались. Я сбила их до крови, когда убегала от псов, и прогулка босиком к дому родителей была не намного приятней. В комнате родителей горел свет, машина Делии все еще стояла на парковке. Интересно, какую лапшу она навешала им на уши, чтобы объяснить мое отсутствие?

Я разрывалась между желанием забрать кроссовки и страхом встретиться с Делией. Вспомнилась фраза маленькой феи: «конец приводит к началу». Существовало бесчисленное количество способов истолковать ее слова, но я знала, где для меня все началось. В школе, где я встретила Люка. И если я хочу туда пойти, мне нужна обувь. Точка.

Я пробралась к двери на кухню и подергала замок. Не заперто. Я почувствовала укол совести. Наверное, мама не заперла кухню на случай, если я забыла ключ. Но я не могла сказать родителям, что со мной все в порядке, если хочу продолжить поиски Люка и Джеймса.

На темной кухне мне пришлось подождать, пока глаза привыкнут к тусклому свету от электронных часов на микроволновке.

Мои кроссовки валялись там же, где я их оставила после поездки с Сарой. Я натянула их на босые ноги и оглядела кухню – боялась притаившейся и готовой напасть Делии. Тетку я нигде не обнаружила, зато увидела ее сумочку. Мне пришла в голову опасная мысль. Обыскать сумочку я успела за пару секунд. Я осторожно вытащила ключи, стараясь, чтобы они не звенели, схватила пригоршню маминых печенюшек и выбралась на улицу, не веря в собственную дерзость.

Оглянувшись на дом, чтобы убедиться, что за мной не следят, я открыла машину Делии. В ней воняло ее духами, отвратительными, как и она сама. Почти пустую банку с бабушкиным варевом я положила на пассажирское сиденье.

Сучка. Надо будет расколошматить машину, когда я закончу с делами.

Я сунула ключ в замок зажигания и представила, как машину окутывает непроницаемое покрывало.

– Тише, – пробормотала я и повернула ключ.

С едва слышным свистом двигатель пробудился к жизни. Снова посмотрев на дом, чтобы удостовериться, что никто не услышал шум, я выехала со двора.

То, что я делаю, выходит за рамки закона.

Я засунула в рот печенье, чтобы подбодрить себя.

Отъехав от дома, я включила фары и направила машину к школе. В проигрывателе стоял диск с записями Делии, так что я включила поиск радиостанций и нашла рок-волну. Мне требовалась поддержка тяжелых басов и рычащих гитар. Я закинула в рот еще печенье. Стало легче: я и не думала, что так проголодалась. Расставим приоритеты. Что мы имеем? Зловещую Королеву фей с маниакальными наклонностями. К сверхъестественной задаче нужно подходить как к любой другой: как к сложной задачке по математике; как к мелодии, которую почти невозможно приручить; как к этюду, на котором можно сломать пальцы. Раньше мне удавалось справляться со сложностями, разбивая задачу на несколько этапов.

Ладно. Мне предстоит встретиться с Королевой. Что я о ней знаю? Ничего, кроме того что она похожа и на человека, и на фей, потому что долго прожила среди них. Можно не тешить себя надеждой сыграть на ее чувствах. Или стоит обратиться к ее человеческой стороне, если в ней осталось что-то человеческое?

Вот только как это сделать… Я взяла еще одно печенье.

У уличного фонаря возле школы горел большой костер. В мигающем оранжевом свете бился и рычал черный бык, в то время как рогатые твари голыми руками бросали пылающие угли на его бока и голову. Я буквально физически почувствовала, как тонка грань между человеческим миром и миром фей. Она словно покрылась трещинами, истончилась и стала особенно хрупкой.

Действие разворачивалось прямо передо мной. Чтобы попасть в школу, нужно было выйти из машины. Я обратилась к небесам с молчаливой молитвой: «Я идиотка. Пожалуйста, не дай мне умереть из-за черной коровы».

От лобового стекла отлетел горячий уголек, оставив на капоте черное пятно. Я чуть не выругалась, но вспомнила, что это машина Делии. Рогатые твари расхохотались, будто подшутили над кем-то, кто их не видит.

Я схватила банку с пастой с заднего сиденья, открыла дверцу и вышла к ним. Я смелая. Вспомнился случай, который произошел, когда мне было лет тринадцать. Соседские мальчишки швыряли грязь в раненую птицу и смотрели, как она бьется в агонии. Я долго стояла, думая, что им сказать, в отчаянии от собственной нерешительности и их жестокости. Потом рядом со мной появился Джеймс и произнес: «Неужели вы думаете, что это лучший способ растратить свою ничтожную жизнь?»

Почерпнув мужество в воспоминаниях, я приняла вид Снежной королевы. Мой голос источал презрение:

– Хорошо проводите время?

Рогатые твари обернулись ко мне. Их узкие, черные как смола тела, казалось, поглощали свет, а не отражали его.

– Клеверная, – прошипела тварь. Это был тот же голос, который разговаривал с Люком. – Она – клеверная.

– Да, – признала я, не отходя от машины. От испуга подгибались ноги. – Думаю, в ночь всех ночей можно заняться более интересными вещами.

Губы твари исказила улыбка. Я вздрогнула, заметив, что под ее бровями нет глаз, только пустые глазницы. У других тоже не было глаз.

– Твоя правда. Например, мы можем трахнуть тебя.

– Иди к черту.

Возможно, мои слова звучали смешно – эти твари сами напоминали дьяволов. Но их главарь ответил всерьез, и его голос прозвучал, как шепот тысячи голосов:

– Черт не страшен тем, у кого нет души. Другая тварь, такая же высокая, со слишком большим количеством позвонков в хребте, предложила:

– Подойди к огню, скажи нам, чего хочешь. Предлагаю обмен: тело Водяного Быка, – он ука зал на огромного быка, – на твое тело.

Я открыла крышку банки.

– У меня есть идея получше. Отпустите быка, или этой ночью вам уже не придется веселиться.

Та тварь, что угрожала меня трахнуть, приблизилась странной походкой.

– Сейчас ты лжешь, клеверная.

Я набрала пригоршню зеленого месива, стараясь не думать, какое оно противное (такое ощущение, словно берешь пригоршню свежего собачьего дерьма), и бросила в него.

В первый миг ничего не произошло, и я подумала: «Бабуля, ты меня подвела». Затем тварь судорожно вздохнула, повалилась на землю и затихла.

Я подумала, что мне станет плохо. Вместо этого я чувствовала облегчение. Я показала банку остальным.

– Осталось немного. Но на вас хватит. Попробуете?

Одна из тварей прошипела:

– Зря ты желаешь Водяному быку свободы. Он утащит тебя к воде, и твоя жижа тебе не поможет.

Я посмотрела в расширенные зрачки быка. Его огромное тело содрогалось, освещенное костром и серо-зеленым светом фонаря. Это существо принадлежало другому времени и другому месту.

– Я не боюсь. – Я заставила себя перешагнуть тело твари, которую убила. – Уходите.

С сердитым жужжанием, словно пчелы, твари отошли к огню, всем видом выражая почтительный страх. Они зашли в костер, и их тела сразу же обратились в пепел.

Бык опустил голову и ударил копытом, глядя на меня огромными умными глазами. В нем ощущалось что-то древнее и чистое, и моя душа наполнилась сожалением о неуловимом прошлом, которое я никогда не знала.

Я слегка поклонилась.

– Пожалуйста.

Бык раздул красные ноздри и исчез в ночи.

Кожу покалывало. Вокруг кишели феи. Нужно было возвращаться к началу, пока не стало слишком поздно.

Книга пятая

Любимая, я

Прикрою тебя

От ветра, дождя и от града.

Но пули летят

Быстрее, чем град.

Умрешь – я умру с тобой рядом.

«Нед с холма»

Двадцать

Двери школы оказались закрыты, но светила луна, и мне не о чем было беспокоиться. Хватило одной секунды, чтобы мысленно взломать замок, а потом аккуратно защелкнуть его за собой. Внутри коридор освещался болезненным голубовато-зеленым флуоресцентным светом, и двери в классные комнаты смотрелись черными прямоугольниками на фоне стен. Я почувствовала знакомый запах сотни студентов, книг и еды из столовой, и живот свело от тревоги. Я словно никуда не уходила. Потребовалось время, чтобы собраться с духом и напомнить себе, какой сильной я стала.

Куда идти? Фея сказала, что конец начинается в начале. Но где оно, начало? В туалете, где Люк нашел меня в обнимку с унитазом? На скамье во дворе, где мы флиртовали?

Нет. Конечно же нет. Все началось, когда мы вышли на сцену перед залом, полным людей. Именно тогда я впервые использовала свои способности, сама об этом не догадываясь.

Я пошла к залу по скрипящим под ногами половицам. Все казалось подозрительным. Я прислушивалась, не раздастся ли шум других шагов, хотя вряд ли могла услышать их из-за скрипа. Я заглядывала в каждый дверной проем, чтобы убедиться, что на меня никто не нападет. Но школа была покинутой и пустой. Вспомнились слова Люка: «Доверяй себе».

Его голос словно придал мне сил, и я расправила плечи. Я сильная.

А вот и двери в концертный зал.

Кресла утопали во тьме, однако сцена был освещена, словно шло представление. В углах сцены виднелись фрагменты декораций от постановки «Сна в летнюю ночь», в центре был очерчен круг, в середине которого лежало что-то темное.

Я точно знала, что лежит в круге. Мне хотелось ринуться вперед, но разум говорил, что меня ждет ловушка. Зачем еще класть Джеймса в луч прожектора, как не для того, чтобы заманить меня на сцену?

Я осторожно пошла вдоль темного ряда кресел, принюхиваясь, не появится ли запах тимьяна. Но зал был пуст, как и вся школа. Я дошла до лестницы на сцену и поднялась на гладкие деревянные подмостки. Я все еще была одна.

Чувствуя себе голой под ярким светом, я пробралась к кругу и узнала любимую футболку Джеймса. Я не видела его лица, но понимала, что меня ждет страшное зрелище.

Только бы он был жив.

Я присела и нерешительно дотронулась до его плеча.

– Пожалуйста, очнись.

Рыжий Придурок повернул ко мне голову и ухмыльнулся.

– Вуаля…

Я отшатнулась, скользя по гладкому полу, и Эодан сел. На нем была окровавленная рубашка Джеймса, на руке блестел обруч. Его позабавил мой ужас. Ноздри Эодана затрепетали, будто втягивая мой запах, и он облизнулся.

– Где Джеймс?! – прорычала я, делая шаг назад.

Мысль о том, что Эодан может до меня дотронуться, внушала такое же отвращение, как то, что на нем была футболка Джеймса. Он снял футболку, пока Джеймс истекал кровью. Я не могла перестать об этом думать.

– Что ты с ним сделал?

– Почти ничего. Основную работу сделала машина.

Отступать было некуда. Еще шаг – и я упаду вниз, в темноту.

Эодан с завораживающей скоростью оказался позади меня. От пряного запаха закружилась голова.

– Скоро я смогу до тебя дотронуться, – про шептал он мне на ухо. Пальцы Эодана потянулись к моей шее и замерли в миллиметре от нее, так близ ко, что я видела каждый узел и каждое пятно на кожаном браслете у него на запястье. Опять перед глазами возникло воспоминание Люка, как Эодан мучает девушку, и видение запятнанных кровью браслетов на его руках.

Сделай же что-нибудь. Сделай что-нибудь. Тут вмешался инстинкт. Я ударила ногой, но попала не по гениталиям, а в бедро. Я выбросила вперед кулак, надеясь выбить ему пару зубов. Он отступил на шаг и ухмыльнулся, склонив голову набок. Он был похож на злую безнравственную модель, ускользнувшую с обложки глянцевого журнала.

Я попыталась пробраться к середине сцены, чтобы дать себе больше места для маневра. Эодан насмешливо наблюдал за моими попытками ускользнуть.

– После того как Она наказала Люка за непослушание, я спросил, не отдаст ли он мне тебя. Я более чем уверен, что он сказал «да».

– Придурок.

Эодан облизнул палец и вытянул руку, указывая на что-то за моей спиной.

– Смотри под ноги, милая.

Я резко обернулась. О черт, черт, черт… В обломках декораций с торчащими гвоздями и осколками лежало полуобнаженное тело. Мне не хотелось приглядываться к джинсам в темных пятнах, лицу в синяках… Я с трудом подавила рвотный позыв.

– Думаю, пробито легкое, – произнес ясный мелодичный голос. – Когда я принесла его сюда, он уже не дышал.

Прекрасная Элеонор благожелательно смотрела на меня. Ее элегантное белое платье было забрызгано кровью. Она слизнула кровь с ногтя. Земля под моими ногами покачнулась.

– О, снова дышит… – промолвила она таким чарующим голосом, что на глаза навернулись слезы. – Да он боец! Правда, Эодан?

Позади меня Джеймс хрипло вдохнул.

– Сука! – крикнула я. Как бы мне хотелось знать слова похуже.

Элеонор непонимающе нахмурилась.

– Я и забыла, как легко их расстроить…

В сердце вскипел и разросся гнев. Я чувствовала, что кожа вот-вот лопнет, не в силах сдерживать мою ярость. Рыжий Придурок снова двинулся вперед, и я взорвалась. Все, что пылало во мне, я вложила в удар. Эодан буквально перелетел через сцену и упал в оркестровую яму.

Элеонор прикрыла рот рукой.

– Ну надо же. Как невежливо с твоей стороны. – Она покачала головой. – Милая, Ей это совсем не понравится. Если ты продолжишь в том же духе, Она придет и положит конец нашему веселью.

Веселье… У меня пропал дар речи. Как можно иметь дело с созданиями, у которых такое представление о веселье?

– Дейдре Монаган… – Элеонор словно пробовала мое имя на вкус. Из ее уст оно прозвучало элегантно. – Мне жаль, что ты не получаешь от происходящего удовольствия.

– Я здесь не для этого, – пробормотала я.

– Хорошо. – Элеонор звонко рассмеялась, и волоски на моих руках поднялись. – Ты здесь для того, чтобы вырвать своего друга из наших когтей. И вырвать Люка Диллона из Ее когтей. Я сразу поняла, что ты – амбициозная девушка.

Она подошла и провела пальцем возле моей щеки, так близко, что я почувствовала ее тепло.

– Но вряд ли ты обдумала все до конца. Помочь тебе разобраться в головоломке?

– Не стоит.

Элеонор рассмеялась, как будто я удачно пошутила, и вышла под свет прожектора. Раскинув руки, в испачканном кровью платье, она стояла, словно распятая королева красоты.

– Весь мир – театр. Было бы досадно упустить возможность сыграть на этой сцене. Давайте разы граем маленькое представление. Эодан, вставай, ты нам нужен.

Эодана не требовалось просить дважды. Моя яростная атака не повредила ни одного волоска из его модно уложенной прически.

– Смотрите, у нас даже есть реквизит. Свет, пожалуйста! – Элеонор хлопнула в ладоши. Звук отразился от стен, и маленькие огоньки светлячками порхнули с ее ладоней. Она подула на них, и они полетели в дальний угол сцены.

Моя арфа. Ее неожиданное появление раздавило меня. Значит, Они были в моем доме. Они взяли мою арфу. Я представила, как Делия с улыбкой открывает Им дверь.

– Ни одна пьеса не возможна без хорошего рек визита. – Элеонор протянула ко мне руку и жестом приказала сесть за арфу. – Сыграешь?

Я ответила сквозь сжатые зубы:

– Лучше посмотрю.

– Отлично. Я буду Дейдре. – Она поднесла руку к груди, и я почувствовала, как из меня высосали энергию. Передо мной стояла Дейдре, но говорила она голосом Элеонор. – Эодан, сыграешь роль обреченного и несчастного Люка Диллона?

– Я слишком красив… Впрочем, в роли Люка Диллона есть свои преимущества. – Он посмотрел на меня. Теперь я была готова защититься от оттока энергии. Но когда лицо Эодана превратилось в лицо Люка, я увидела, как тело Джеймса содрогнулось на куче мусора.

Элеонор нахмурилась, прекрасная даже с надутыми губами.

– Очень эгоистично с твоей стороны. Ему это повредит больше, чем тебе. – Она оглядела сцену. – Ты не участвуешь в пьесе, все остальные отмечают солнцестояние, так что в роли волынщика придется использовать тело.

Она снова хлопнула в ладоши.

– Нам нужна музыка!

Арфа начала играть мою аранжировку «Песни девушки». Элеонор запела.

 
Солнечный лучик заглянет в окно,
Но на душе моей будет темно.
Душу не радует солнечный свет,
Если со мною любимого нет.
Буду сидеть у окна я и ждать,
Буду судьбу я свою вопрошать:
Скоро ль услышу я голос родной?
Скоро ль любимый вернется домой?
Услышу ли я голос твой,
Вернешься ли домой?
Услышу ли я голос твой,
Будешь ли со мной?
 

Она замолчала и поднесла руку к груди.

– О, мой бесценный Люк, я так тебя люблю! Эодан засмеялся. Его усмешка странно смотрелась на лице Люка.

– И я тебя люблю, милашка.

– Я освобожу тебя от цепей. Эодан приблизился к Элеонор.

– А я освобожу тебя от одежды. Элеонор улыбнулась.

– Это судьба, не правда ли? Мы сбежим вместе.

– Да, и сделаем еще кое-что вместе. – Эодан потянулся к руке Элеонор, но она отдернула руку и оперлась о нее подбородком, будто в глубокой задумчивости.

– Но как же мой отвергнутый возлюбленный? Волынщик умирает… – Элеонор с искренней грустью взглянула на тело Джеймса. – Знаю! Мы отведем его к доктору.

– Не в силах смертных противиться воле Божьей, – заметил Эодан.

Элеонор потянулась к Джеймсу и подняла его руку. Он испустил душераздирающий стон, услышав который я бросилась к нему. Элеонор жестом остановила меня, отпустила руку и печально сказала Эодану:

– Все бесполезно, Люк, любовь моя. Волынщику ничто не поможет. Оставим его и убежим.

Она потерла руки, будто втирая крем, и медленно их развела. Между ее пальцами возникло что-то похожее на грязного голубя.

– Я нашла твою душу. Я освобожу тебя. Эодан сделал шаг вперед и театрально выпятил грудь.

– Верни мне ее.

Элеонор вдавила туманного голубя ему в грудь и снова запела:

 
Нет, не вернется любимый ко мне.
Голову он положил на войне.
Некого больше мне ждать у окна.
Сердце навечно сковала зима.
Не петь мне больше для тебя,
На арфе не играть.
Не петь мне больше никогда,
Тебя не обнимать.
 

Эодан широко улыбнулся, затем упал на сцену и закатил глаза. Элеонор притворилась, что утирает слезу, и обратилась к воображаемым зрителям:

– Вас, наверное, шокировал такой поворот событий. Почему мой возлюбленный лежит мертвый, хотя я освободила его? О, но вы позабыли, как стар галлогласс. Как же может остаться в живых тысяче летний юноша?

Она повернулась ко мне, и под моими чертами проступило ее собственное лицо.

– Теперь ты видишь, какую глупость затеяла? Его нельзя освободить, какими бы благородными ни были твои намерения. Либо сегодня, либо тысячу лет спустя, его душа отправится в ад. Я видела его жизнь, и поверь мне, он это заслужил.

Я застыла, глядя на Эодана, лежавшего на сцене. Я не могла пошевелиться, пока он не стал снова похож на себя. Эодан поднялся, с нескрываемым удовольствием наблюдая за моей реакцией.

Когда я решила, что хуже уже некуда, мне показалось, будто выключили свет и звук. За моей спиной упал занавес, ниспадая к земле бархатными складками. Потом зрение и слух ко мне вернулись, а занавес задрожал и поднялся.

С высоко поднятой головой вышла Королева. В том, что это именно она, не могло быть никаких сомнений: от нее исходило ощущение силы и древности, хотя ее лицо казалось таким же юным, как мое. Золотой обруч на мягких светлых волосах странным образом напоминал обруч на руке Люка. В ее присутствии любая женщина почувствовала бы себя уродиной. Древние глаза распахнулись. Я почувствовала отвращение: я словно заглянула в детскую коляску и нашла там змею.

Элеонор и Эодан низко, до земли, поклонились.

Королева окинула взглядом сцену: мою арфу, Джеймса на груде мусора, меня.

– Почему она еще жива? – К моему удивлению, ее голос звучал устало и немного напоминал голос Люка. Видимо, именно таким становится человеческий голос через тысячу лет жизни.

Эодан ухмыльнулся.

– Мы развлекались.

– Будете развлекаться, когда она умрет. – Королева смотрела на меня, будто не веря своим глазам. – Ты и есть Дейдре? Я думала, что, увидев тебя, пойму, почему Люк Диллон меня ослушался. Но ты… – она пожала плечами, – такая заурядная…

Ее слова прозвучали так по-человечески, что я осмелилась заговорить.

– Ты сама когда-то была заурядной. Королева с недоумением спросила:

– Ты сравниваешь ценность своей жизни с моей? Ты – ничто. А я – все. Так вот почему ты не хочешь умирать? Думаешь, что твоя жизнь чего-то стоит? Твоя история была написана тысячу раз, и каждый раз она кончалась твоей смертью и смертью твоего любовника.

Она приблизилась ко мне, источая силу, которая заставила меня отступить. Неужели она права? Неужели мне суждено разделить участь героини из «Песни девушки»?

Внезапно я почувствовала, как что-то сжало мою лодыжку. Спустя мгновение я оказалась в воздухе вверх ногами, цепочка с ключом свисала с моей шеи. Я потянулась руками к веревке, но меня крепко держала наиболее очевидная из всех возможных ловушек.

По сцене разнесся смех Эодана. Не обращая внимания на мрачное лицо Королевы, он захлопал в ладоши, подошел и встал лицом к моему лицу. Между нами висел ключ.

– Я уже начал думать, что ты не попадешься.

Я почувствовала жар его пальцев, когда он потянулся и расстегнул цепочку с ключом.

Нет. Черт побери, только не это.

Я призвала тьму, клубившуюся во мне, чтобы швырнуть ее в лицо Эодана. Все что угодно, только бы он не забрал секрет Люка.

– Нет, Дейдре Монаган, – равнодушно сказала Королева. – Ничего не выйдет.

Стоило ей произнести мое имя, как я почувствовала себя опустошенной, бессильной, обездвиженной. Так вот почему феи держат свои имена в тайне.

– Теперь я могу с ней поиграть? – Эодан обращался к Королеве, не сводя с меня глаз.

– Он хорошо поработал и заслужил награду, – кивнула Элеонор.

Королева сделала небрежный жест рукой, будто говоря, что ей все равно, и Эодан сразу же полез перерезать веревку. Я пыталась что-нибудь придумать, но мои мысли ускользали, словно вода в песке, и только сердце продолжало бешено колотиться.

Я упала, не успев сгруппироваться, и боль пронзила сначала мою голову, потом левую руку. Я лежала в той же груде мусора, что и Джеймс, стараясь не потерять сознание. Я не могла двигаться. Не могла дышать. Боль в руке была невыносимой.

О Боже. Я посмотрела на руку и меня затошнило. Сквозь ладонь прошел длинный гвоздь, кончик выступал на несколько дюймов.

– Больно?

Эодан сел на меня и прижал мою целую руку к полу, не обращая внимания на поврежденную. Его глаза сияли, от тела исходил невыносимый жар, а запах тимьяна вызывал тошноту. Мне следовало испытывать ужас, но думать я могла лишь об одном – как хорошо, что Люк меня не видит.

– Думаю, мы позабавимся на славу.

При этих словах Джеймс рядом со мной пошевелился и сквозь стиснутые зубы едва слышно сказал:

– Слезь с нее.

– Милашка, тебе придется немного подождать. – Эодан потянулся к кинжалу на ремне. – Мне нужно заняться твоим другом.

С меня довольно. Он занес руку с кинжалом, а я напрягла все силы, которые остались, и ударила левой рукой с торчащим из нее гвоздем по смазливому лицу Рыжего Придурка. Кончик гвоздя вошел ему в щеку.

Он выронил кинжал и отшатнулся, дотронувшись до раны. Она была легче, чем у меня – ничего смертельного, однако в его глазах я прочитала обратное.

Из ранки вылез молодой зеленый росток, который превратился в лист. И еще один, и еще. Его щеку покрыли побеги, мгновенно выраставшие в чудесные белые цветы с желтыми тычинками, лиловые маргаритки с черными сердцевинами и маленькие розовые соцветия. За доли секунды невероятная красота родилась из грязи, которой был Эодан, принося жизнь и надежду. Он упал, превратившись в ворох цветов, с тихим шорохом разлетевшихся по сцене.

Я вытащила гвоздь из ладони и схватила ключ. Рука была вся в крови, но не болела. Дурной знак. Королева посмотрела на новоявленные цветы, потом на Элеонор.

– Время для шуток прошло. Приведи Люка Диллона.

У меня остановилось дыхание.

– С удовольствием, – сказала Элеонор, насту пая на цветы, будто они для нее ничего не значили. Я склонилась над Джеймсом, заслонив его от Королевы, хотя понимала, что ничего не смогу сделать. Она знала мое имя.

Взгляд Королевы скользнул по моему лицу, по окровавленному ключу и по телу Джеймса.

– Ты недостаточно сильна, и сама это знаешь. У тебя не хватит сил, чтобы убить меня. И не хватит сил, чтобы править Ими.

Я положила руку на колено и, опустив плечи, ответила:

– Я не хочу править Ими. Она пожала плечами.

– Тогда Они убьют тебя. Разве ты не слышала легенды? Разве не знаешь, что случается с клеверными, которые не могут управлять феями? Им вырывают глаза. Обездвиживают. Убивают.

Ее слова были похожи на правду. Я начала припоминать сказки своего детства. И вдруг погрузилась в воспоминание Люка: он играет какую-то безудержную мелодию в кругу фей, которые танцуют и бьют в барабаны. Я узнала Брендана, увидела улыбку Уны, услышала дикую красоту мелодии. Это было одно из самых чудесных воспоминаний Люка, и только ради него стоило читать мысли.

– Дейдре! – рявкнула Королева. – Ты уже проиграла. Положи ключ, и я обещаю, что твоя смерть будет быстрой.

Я нахмурилась. Что-то в ее словах напомнило мне легенду о третьей Дейдре, которую пел утром призрачный голос.

Но не успела я понять, почему это так важно, как вернулась Элеонор. Одна. Боже. Где же Люк? Неужели он мертв?

Выражение ее лица было непроницаемым.

– Пришли даоин ши, моя Королева. – Элеонор подняла изящно очерченную бровь, и я могла поклясться, что она сдерживает улыбку. – Требуют аудиенции.

Казалось, Королева удивлена. Но потом она усмехнулась.

– Даоин ши – никто. У них нет права требовать.

– Я так им и сказала, моя Королева. Но они утверждают, что клеверная спасла жизнь одному из их племени, Водяному быку, а закон гласит, что взамен его жизни они должны вручить спасителю дар.

Королева помрачнела, но не возразила Элеонор.

– Даоин ши слишком слабы, чтобы прийти без призыва, даже в такую ночь. Кто призвал их? Это запрещено. Кто призвал их?

– Я.

По моему телу пробежала дрожь. Я поняла, кто говорит, даже не повернувшись.

– Люк Диллон! – Если мне казалось, что прежде выражение лица Королевы было мрачным, то теперь оно стало устрашающим.

Элеонор отошла, пропуская на сцену Люка. Он нашел меня взглядом, и я увидела в его глазах боль. Я не могла не смотреть на него, на его светлые волосы, на лицо, чью бледность подчеркивала черная футболка, на широкие плечи, в глаза, в которых сквозило отчаяние.

– Люк Диллон, – повторила Королева. – Призывать даоин ши запрещено. Ты хочешь, чтобы я отправила твою душу в ад?

– Все кончено. – Люк уронил кинжал на подмостки, и тот упал на блестящие половицы со стуком, в котором слышалась необратимость. – Я больше не подчиняюсь тебе.

Королева была вне себя от ярости. В ее глазах сверкнуло заходящее солнце.

– Галлогласс, тебе есть что терять. Как ты смеешь ослушаться?

Люк произнес, обращаясь к ней, но глядя на меня:

– T’mo chr I istigh inti.

– Как ты можешь любить ее? – взвизгнула Королева. – Она ничто!

И тут, под взглядом Люка, который словно говорил мне «извини, больше я ничего не могу сделать», я вспомнила. Боже, ну я и дура!