Текст книги "Вокруг политехнического. Потомку о моей жизни"

Кто как выглядит в этом эпизоде

На самом деле, по очень большому счету Марлена Нахапетова кое-кто может назвать кристально честным человеком, а меня лжецом. Его борцом за правду, а меня вруном и демагогом.

Только не думайте, что я не размышлял и до, и после заседания комитета, как мне поступить и что говорить. И, поверьте, мне проще было говорить правду, всё, как было, ничего не скрывая.

Почему же я поступил с точностью до наоборот? Почему соврал? Более того, перед заседанием комитета комсомола между мной, Меркиным и Якубовым, действительно, был сговор.

Думаете, решающую роль в моем поступке сыграли слова Якубова о том, что Виноградского исключат не только из комсомола, но и из института? Вряд ли. Но все же запомнилось. Виноградский не был моим другом, и я ничем не был ему обязан. А его отношения с женщиной и его письмо к ней были мне противны. Я его не жалел.

Тогда, возможно, я хотел покрасоваться перед моими друзьями – Меркиным и Якубовым? Да нет, мне это не нужно было. Если бы я не отдал письмо, они бы меня не осудили. И если бы я сказал на заседании Комитета комсомола правду, что я отдал письмо, тоже бы не имели ко мне претензий. Мало ли, о чем разговаривали и договорились. Не им отвечать, а мне. Весь спрос был с меня, и мне надо было принимать решение. Они, кстати, не сообщили мне о намерениях Виноградского переписать письмо. А он, как мне кажется, задумал это сделать сразу. Я просто этого не понял. А Меркин и Якубов, возможно, даже знали об этом. Фактически они, не предупредив, подставили меня. И я об этом думал тогда и понимал, что они по отношению ко мне выглядят отнюдь не как друзья.

Мое первое решение – сказать на заседании комитета комсомола, что я не отдавал письма, решало вопрос о моей невиновности в случае, если бы Марлен Нахапетов не был в курсе, что я письмо все-таки отдал, – об этом говорилось на нашей встрече у Меркина.

До этого он не знал, отдал я Виноградскому письмо или нет. Возможно, предполагал. Но это было только предположение.

После того, как Нахапетов узнал, что я письмо отдал посмотреть, он предал меня. Он просто выслуживался. Для меня его поведение было доносом. Подлым доносом. Когда я понял, что он донёс, желание наказать доносчика перевесило даже чувство самосохранения. И не просто доносчика, а друга, который стал доносчиком. Поэтому я и не стал признаваться ни в чем, а попытался выставить его подлецом, каким он, собственно, и был.

И для меня моральное удовлетворение после того, как я всё это высказал ему в глаза на заседании комитета комсомола, было выше правды, было важнее моего наказания. Я и сегодня считаю его подлецом и подонком. И сегодня я ни о чем не жалею.

Сдал все 12 экзаменов

К исходу октября и сдал всё – все 12 экзаменов. Все экзамены сдал на отлично.

Меня поздравили дома, поздравили в деканате.

А я зашел к Георгию Иустиновичу Джанелидзе и сказал ему, что я выполнил все требования, которые предъявил мне деканат.

Он выслушал меня, посмотрел на мои оценки, и я увидел в его лице удивление и какое-то другое чувство, которое я расценил, как удовлетворение, что он не ошибся во мне.

Теперь я был зачислен студентом физмеха без всяких условий.

Я чувствовал себя победителем. Прекрасное чувство!

Профессор Ю. В. Долголенко

Я не помню, когда еще у меня было столько свободного времени. В Комитет комсомола ходить не нужно. На факультеты тоже не нужно ходить. Собрания посещать не надо. В первое время было как-то непривычно. Я никому не нужен, да и мне ни до кого дела нет.

Теперь я посещал все лекции и все лабораторные работы. Теперь я читал дополнительную литературу, выискивая ее в библиотеке, и готовился к занятиям. Ребята в группе удивленно посматривали на меня, – в прошлом семестре меня часто не было на занятиях, а тут вдруг я объявился. Но все же за октябрь я кое-какие предметы подзапустил.

В этом семестре нам читали большой курс «Теория автоматического регулирования и управления движением».

Лекции читал профессор Долголенко. Читал вроде бы понятно, но, во-первых, как-то очень абстрактно, а, во-вторых, объем материала был просто огромен.

Кроме того, он у меня в голове как-то не очень укладывался. Со всеми другими предметами проблем не было. Я набрал в библиотеке и даже купил в магазине кучу книг по автоматическому регулированию и начал читать их одну за другой, но это еще больше меня запутало, потому что в каждой книге был свой подход.

Наверное, этот предмет занимал у меня больше всего времени. И у меня не осталось цельного впечатления от него, хотя он был вторым профильным (первым была теория упругости).

Если бы сейчас меня спросили, каким этот курс уложился у меня в памяти, я бы сказал, что это был полный сумбур. Хотя, пожалуй, я бы покривил душой. Это ведь была стройная теория и, я бы сказал, отдельные решения были получены весьма изящно. По крайней мере многое в нем мне нравилось. Но, повторяю, цельной картинки у меня в голове не сложилось.

А с Любочкой я счастлив

Это был счастливейший период в моей жизни. Несмотря на сильную занятость, и она, и я стремились пораньше домой и немедленно встречались, а встретившись, немедленно уходили на улицу, где мы оставались вдвоем, и никто нам не мог помешать. Мы говорили и не могли наговориться.

Любочка мне очень коротко рассказала о своей поездке в Харьков.

Конечно, разговор с матерью Валерия потряс ее. Оказывается, у Валерия была связь с другой женщиной, и женился он вынужденно. Она даже в кошмарном сне представить себе не могла, что такое может случиться с ней. Обида на Валерия был огромной. Обида и горечь, как она могла ошибиться в человеке. Ей трудно было уйти от этих мыслей, а наше гуляние, наши разговоры на любые темы, которые были неисчерпаемы, постепенно вытесняли из ее памяти чувство обиды и горечи.

Недавно я спросил Любочку, собиралась ли она выйти за Валерия замуж, и она ответила отрицательно. Ей нравился Валерий, как поэт, как человек романтического склада. И внешне он был красив. И ухаживать он умел – цветы, стихи о любви. Но это была не любовь. И был один момент, который Любочку насторожил – в стихотворении, которое он посвятил ей, была фраза:

– И, хотя ты не нашего племени,….

И тогда она поняла, что замуж за него она не выйдет.

Гуляя в октябре по улицам и набережным Ленинграда, мы не сказали друг другу ни слова о наших чувствах и не строили никаких планов на будущее. Мы просто разговаривали.

Моей маме наши прогулки не нравились. Она пыталась заводить со мной разговоры на эту тему, но я от них уходил:

– Я один раз послушался твоего совета, мамочка, но ничего хорошего из этого не вышло. А с Любочкой я счастлив.

Венгерские события

Венгерские события стали для меня совершенно неожиданными. Я тогда, по-прежнему, считал, что в социалистическом лагере все довольны и счастливы, и переход стран народной демократии в статус союзных республик дело недалекого будущего.

И вдруг! Сначала в газетах была опубликована информация о массовых волнениях. Потом о вводе советских танков на улицы Будапешта. Потом об их уходе с улиц. Потом к власти пришло правительство Имре Надя, и наконец, начались казни коммунистов и сотрудников госбезопасности.

Восставшие по сути захватили власть в стране, и Имре Надь расторг Варшавский военный договор и обратился за помощью к Западу.

В начале ноября под руководством маршалов Конева и Жукова Советское правительство провело военную операцию. Для участия в ней в Венгрию было переброшено одиннадцать советских сухопутных дивизий, несколько авиационных соединений, а также части воздушно-десантных войск. За неделю вооруженное восстание было разгромлено на всей территории Венгрии. Советская армия потеряла убитыми 720 солдат и офицеров. К власти было приведено просоветское правительство во главе с Яношем Кадаром. А еще через полтора года Имре Надь был повешен.

Тогда из страны эмигрировали 200 тысяч венгров.

В разгар венгерских событий возник так называемый Суэцкий кризис.

Секретная встреча

22 октября 1956 года в Севре (Франция) состоялась секретная встреча Израиля, Франции и Англии. Об этой встрече тогда, конечно, ничего не было известно. О ней узнали только тогда, когда были раскрыты документы по истечении срока давности.

Во встрече участвовали: с израильской стороны – премьер-министр Бен-Гурион, начальник генштаба Моше Даян и генеральный директор министерства обороны Шимон Перес; с французской стороны – министр обороны Морис Буржес-Монури, министр иностранных дел Христиан Пино и начальник генштаба Морис Шалль; с британской стороны – секретарь по иностранным делам (министр) Селвин Ллойд и его помощник сэр Патрик Дин.

Переговоры длились 48 часов и закончились подписанием секретного протокола. Согласно разработанному плану, Израиль должен был атаковать Египет, а Англия и Франция вслед за этим должны были вторгнуться в зону Суэцкого канала, объясняя свои действия «защитой канала и необходимостью разделить враждующие стороны». По настоянию израильской делегации, опасавшейся невыполнения обязательств со стороны своих союзников, договор был составлен в письменном виде, подписан и передан каждой из сторон.

Суэцкий кризис

В конце октября Израиль, а вслед за ним Англия и Франция начали военные действия против Египта. Израиль быстро захватил сектор Газа и Синайский полуостров, а англо-французские войска высадили десант в Порт-Саиде.66
  А. ульман: [битая ссылка] http://www.jewniverse.ru/biher/AShulman/49.htm).


[Закрыть]

Синайская кампания началась 29 октября 1956г. в 17:00 – именно в это время 16 военно-транспортных самолётов «Дакота» израильских ВВС под прикрытием 10 истребителей «Метеор» и 6 истребителей «Ураган» высадили парашютный десант (890-й воздушно-десантный батальон) близ перевала Митле на Синайском полуострове. Десантники заблокировали вражеские войска, которые были уничтожены при подходе основных сил.

Вторжение возглавила 202-ая бригада под командованием полковника А. Шарона.

За ней в прорыв пошли танковые и пехотные соединения. <…>

Дальше события развивались следующим образом.

Через 4 дня, когда войска Израиля вышли к Суэцкому каналу, Великобритания и Франция направляют Египту и Израилю ультиматум с требованием отвести свои войска от Суэцкого какала на 16 километров. Израиль подчиняется, а Египет отклоняет ультиматум.

Тогда британские и французские самолеты начинают бомбить египетские аэродромы, а США прекращают оказание помощи Израилю.

Уже 1 ноября чрезвычайная сессия Генеральной Ассамблеи ООН обсуждает Суэцкий кризис, США критикуют военную операцию и Израиля, и Великобритании, и Франции. Генеральная Ассамблея ООН принимает резолюцию с требованием прекратить огонь.

Великобритания и Франция сообщают о своей готовности прекратить военные действия на Ближнем Востоке, если войска ООН обеспечат мир в этом регионе, и Генеральная Ассамблея ООН принимает решение о посылке на Ближний Восток войск ООН.

Тем не менее, война не прекращается. 5 ноября израильские танки вышли на берег Суэцкого канала», и якобы для защиты Суэцкого канала британский воздушный десант высаживается в Порт-Саиде, у северного входа в Суэцкий канал.

Египет разгромлен, и только тогда Великобритания и Франция соглашаются прекратить военные действия в Египте, но при этом Великобритания заявила о том, что выведет свои войска только после прибытия вооруженных сил ООН.

15 ноября в Египет прибывают вооруженные силы ООН и в начале декабря Великобритания и Франция начинают эвакуацию своих войск из Египта. Вывод их войск завершается 22 декабря.

Вывод войск Израиля с Синайского полуострова затягивается ещё на месяц, но сохраняет свое присутствие в секторе Газа. Сектор Газа, ранее оккупированный Египтом, ему не возвращается.

В конце декабря начинается расчистка Суэцкого канала, финансируемая ООН.

Египет же официально аннулирует Соглашение с Англией 1954 года.

СССР, занятый подавлением восстания в Венгрии, ограничился осуждением агрессии против Египта. Вновь избранный президент США Дуайт Эйзенхауэр огласил «доктрину Эйзенхауэра» о защите политической независимость государств на Ближнем Востоке.

Разумеется, СССР был в этом конфликте на стороне Египта и против «интервентов». Интересно, что это был редчайший случай, когда официальные позиции СССР и США совпали. США тогда активно вмешались в события, препятствуя англо-французским действиям в зоне канала.

Тогда я почувствовал раздвоение своих симпатий. С одной стороны, я был за Советский Союз и Египет против «империалистов», а с другой стороны, мне было приятно, что Израиль приобрел такую мощь, сумев захватить значительные территории, разбив хорошо оснащенные египетские войска. А главное, он разблокировал Аккадский пролив и по итогам войны реализовал право прохода своих судов по Суэцкому каналу.

Мне было также приятно, что был разбит миф о том, что евреи трусы, что евреи не умеют воевать, что во время войны они «отсиживались в Ташкенте». Я-то знал, что это не так. Мой отец был храбрым человеком и отличным воином, прошедшим всю отечественную войну, начав младшим лейтенантом, командиром пулеметного взвода, а закончив майором. Был ранен и контужен. Представляете, как ему было горько слышать: «Они сражались за Ташкент».

– Вот теперь Израиль показал, как умеют воевать евреи, – злорадно думал я. Правда, о своих симпатиях к Израилю я помалкивал.

Генерал Эйзенхауэр – президент США

На президентских выборах в США победу одерживает республиканец Дуайт Эйзенхауэр, набравший 457 голосов выборщиков против 73 голосов у демократа Эдлая Стивенсона. Избиратели отдают за Эйзенхауэра 35575420 голосов и за Стивенсона – 26033066.

В СССР, как я помню, ставку делали на демократа Эдлая Стивенсона.

Фидель Кастро начинает партизанскую войну на Кубе

2 декабря 1956 года Фидель Кастро со своими сторонниками высаживается на Кубе. Вначале он терпит неудачу, но части его отряда удаётся уйти в горы, о они начинают партизанскую войну за свержение правительства Батисты.

Советская литература после венгерских событий

Материалы второго выпуска альманаха «Литературная Москва», который, как и первый, составляли Вениамин Каверин, Маргарита Алигер и Эммануил Казакевич, были раскритикованы партийными идеологами.

Из записки Отдела культуры ЦК КПСС

«О некоторых вопросах развития современной советской литературы»

от 27 июля 1956 года.

«В последнее время, как реакция на лакировку действительности, сложилась у некоторых писателей и деятелей искусства стремление изображать, прежде всего, «горькую правду», привлекать внимание к трудности и неустроенности быта, к тяжелым лишениям и общим обидам невинно пострадавших.

Подобные тенденции появились, например, в выпущенном недавно сборнике «Литературная Москва», где ряд авторов рисует прежде всего, теневые стороны нашей жизни, прибегая для этого подчас к нарочитым ситуациям (рассказы С. Антонова, стихи Рождественского и Алигер)

Подписи:

Замзав. Отделом культуры ЦК КПСС Б. Рюриков

Зав. сектором Отдела В. Иванов

Инструктор И. Черноуцан.

В 1957 году 19 мая партийные руководители встречались с деятелями культуры. Владимир Тендряков вспоминает, как обрушился на М. Алигер, активно поддерживающую альманах «Литературная Москва», Н. С. Хрущев.

– Вы идеологический диверсант. Отрыжка капиталистического запада!

Ошеломленная Алигер отбивалась:

– Я же коммунистка. Член партии.

– Лжете! Не верю таким коммунистам!

Там, на встрече А. Т. Твардовский защищал ее от нападок Хрущева. (Знамя,1989 г. Дневники А. Твардовского)

Особенно сильно был раскритикован рассказ А. Я. Яшина «Рычаги».

В рассказе было описано явление, которое Джордж Оруэлл назвал «двоемыслием» (в те годы мы понятия не имели об Оруэлле, – его книга «1984», вышедшая в Англии в 1949 г., была запрещена в СССР). Яшин вряд ли читал тогда Оруэлла, хотя, сейчас пишут, что отдельные экземпляры его книги уже ходили по рукам, правда, еще на английском языке, а не в «самиздатских» переводах.

Но и без Оруэлла Яшин прекрасно знал, что такое «двоемыслие», – оно пропитывало всю советскую жизнь. В «Рычагах» оно было описано совершенно великолепно, что и вызвало ярость блюстителей советской идеологии.

В 1962 году критическую оценку вызвал и очерк Яшина «Вологодская свадьба», опубликованная в «Новом мире». Но это позже.

Время в конце 1956 года было уже другим. После того, как советские танки подавили венгерское восстание, общественная атмосфера стала намного более суровой. Альманах «Литературная Москва» был не только разгромлен, но фактически закрыт, хотя некоторое время редколлегию водили за нос обещаниями разрешить издание третьего сборника.

На обсуждении альманаха в Союзе писателей редколлегия обязательно должна была «признать свои ошибки». Казакевичу и Алигер, членам партии, пришлось что-то «признать», хотя они сделали это в общей форме и достаточно туманно. Эммануил Генрихович Казакевич говорил Каверину, что у него было большое искушение – запеть, выйдя на трибуну, «Расцветали яблони и груши».

Каверин же не был членом партии, и признавать ошибки не желал. Со свойственным ему оптимизмом он считал, что «Литературную Москву» удастся отстоять. На обсуждении он решительно защищал альманах. Но очередной выпуск альманаха так и не вышел.

Позднее напечатали «Братья и сестры» Федора Абрамова, «Тишина» Юрия Бондарева, книги Виктора Некрасова, Даниила Гранина, Юрия Трифонова, Василия Аксенова, Юрия Домбровского, Анатолия Гладилина, Александра Твардовского, Евгения Евтушенко, Виктора Розова.

Через семь лет после «Оттепели» были напечатаны «Тарусские страницы».

За их выпуск директор Калужского книжного издательства А. Сладков получил строгий выговор, главный редактор издательства Р. Левит был освобожден от занимаемой должности, секретарю Калужского обкома КПСС по идеологии А. Сургакову было поставлено на вид. Более строгие меры, запланированные Бюро ЦК КПСС по РСФСР, где были рассмотрены материалы сборника, были отменены Н. С. Хрущевым после того, как у него на приеме побывал Паустовский).

Еще через год Твардовский, будучи редактором журнала «Новый мир» опубликовал повесть Александра Солженицына «Один день Ивана Денисовича».

Пожалуй, Илья Эренбург не только начал, но и завершил период «оттепели»: его мемуары «Люди, годы, жизнь» выходили отдельными томами по подписке (1961—1965 г.). Я сразу прочитывал каждый том, как только он появлялся. Они буквально потрясли меня. Такое я не знал и не думал, что оно может быть.

Эренбург вообще-то писал очень взвешенно. Многое не договаривал, и я понимал, где и что он умалчивает, был воспитан так, что умел читать «между строк». Если бы он написал открытым текстом все, что думает, его бы не напечатали. Кто-кто, а уж Эренбург это знал. Даже когда он писал завуалированно, Твардовский в «Новом мире» задумывался – печатать – не печатать. И были случаи, когда отдельные главы в печать не пропускал.

Но Эренбург, которого все знали, как мастера компромиссов, в своих воспоминаниях хотел быть честным. Он и написал честно, этим меня потряс, и я ему поверил. Наверное, он потряс не только меня.

Мы с Любочкой решили связать наши судьбы

И всюду звук, и всюду свет,

И всем мирам одно начало,

И ничего в природе нет,

Что бы любовью не дышало.

А. К. Толстой

Наше гуляние по набережным Ленинграда слишком долго продолжаться не могло. Я любил Любочку, тянулся к ней, но решительных слов все не произносил. Любочка видела, конечно, что я не решаюсь сделать ей предложение, но до поры до времени не ускоряла событий. Иногда мы оставались наедине в комнате, где она жила у Марьяши, на несколько минут. Я в эти скоротечные минуты обнимал ее и страстно целовал. Это было все, что мне дозволялось.

Более смелые попытки решительно пресекались, – я встречал немедленно вытянутую руку.

Близилась зима. Гулять вечерами становилось все холодней, но это не было для нас препятствием. И не было минуты, чтобы мы затруднились в продолжении разговора, в обсуждении той или иной коллизии. Интересно то, что, как правило, наши взгляды совпадали. Мы думали одинаково. Я рассуждал и приходил к определенному выводу разумом. Любочка находила то же решение интуитивным путем. Да-да, то же решение. Это было удивительно. Нам не приходилось уступать друг другу. Уступать было не в чем.

И вот наступил какой-то день в конце ноября, когда во время очередной прогулки были произнесены все слова.

Когда мы вышли из дома, я сразу понял, что сегодня необычный вечер. Любочка взяла разговор в свои руки и постепенно привела его к тому, что я начал говорить о наших отношениях, скорее даже, о моем отношении к ней. А если проще, я просто сказал ей о своей любви и о том, что очень хочу, чтобы мы были вместе. И Любочка сказала, что и она этого хочет.

Так состоялось признание в любви и предложение жить вместе.