Текст книги "Помещик. Том 4. Сотник"

Янычары встали довольно далеко от брода – на самом сухом и почётном месте. После ханской ставки, разумеется. Но из-за этого бежать им пришлось прилично. Что позволило всё задуманное провернуть. Если бы они разместились где-то ближе или по ходу следования, Андрей бы не решился нападать. Даже беспорядочный огонь такого количества аркебузиров – смертельно опасная штука.

И вот наконец они достигли брода.

– Первый! Товсь! – рявкнул Андрей. И стоявшие на подножке первого бруствера первой стрелковой позиции стрельцы приложились.

Янычары затормозили, повинуясь крикам командиров. Видимо, их командиры узнали команды. Прямо у воды и затормозили. Замерли на несколько секунд.

А потом начали готовиться к стрельбе.

– Пали! – заметив это, скомандовал Андрей.

И первая сотня дала залп. Далековато, но сойдёт.

– Второй! Товсь! Пали! – и вторая сотня со второго бруствера дала залп в силуэт толпы янычар, которые были различимы на фоне огней ханского лагеря.

Те, несмотря на потери, ответили. Довольно массово. Устроив целую трескотню выстрелов. Только вот пули все эти летели либо в бруствер, либо ещё куда-то. Но уж точно не в стрельцов. А когда янычары на время «замолчали», сотник скомандовал:

– Третий! Товсь! Пали! – и третья сотня с первого бруствера первой стрелковой позиции ударила залпом в янычар. Андрей поставил по две сотни за каждым бруствером первой позиции. Чтобы компенсировать недостаток скорострельности.

– Четвёртый! Товсь! Пали! – чуть погодя крикнул Андрей, увидев, что стрельцы первой сотни положили свои пищали на плечо – признак заряженности.

Грянул залп.

– Первый! Товсь! Пали!

И после него янычары развернулись да дали дёру.

Почему так? Бог весть. Возможно, на них так повлияла ситуация в целом. Моральный дух ведь не безграничный…

Часть 3. Дерзость и эпатаж

– Сокол ты, Орлов, сокол!

– Разрешите доложить: я не Орлов, я Соколов!

– Ну да!

– Так точно!

– Ну тогда… орёл ты, Соколов, орёл!

Кинофильм «На Дерибасовской хорошая погода, или На Брайтон-Бич опять идут дожди»

Глава 1

1555 год, 27 июня, на реке Гоголь, к северо-северо-востоку от разорённого острога

– Разбирайте завал! – крикнул князь Вишневецкий, как только янычары откатились. – Пора уходить!

– Не спеши! – крикнул Андрей.

– Почему?

– Колосс. Он уже рушится.

– Вздор!

– Татары уходят из лагеря.

– Не верю!

– Так поднимайся сюда и посмотри сам!

Дмитрий замер в нерешительности. Андрей же продолжил.

– Во все времена проигравшим считали того, кто отступал с поля боя. Не нужно отходить быстрее татар. Не нужно красть у самих себя победу. Ведь побороть горсткой воинов многотысячную армию – это ли не слава? Это ли не честь?

– А если они не уйдут?

– То я бы всё равно не советовал выходить сейчас в поле. Вон в то поле, – махнул Андрей рукой в ту сторону, куда они собрались отступать.

– Почему?

– Потому что я бы на месте хана отправил в обход тысячу или даже более всадников. Чтобы они напали на нас в поле. Или ты думаешь, чего он ждал? Предпринял две жалкие попытки нападения и позволил убежать?

Вишневецкий нахмурился.

– Я мню, что там, – махнул рукой Андрей, – нас ждут в засаде воины Степи. Много. И мы вряд ли в чистом поле с ними совладаем.

– Почему ты раньше этого не сказал?

– Потому что я только это сам понял. Чуйка меня терзала. Дескать, не ходи. А почему? Понять не мог. Теперь осенило.

Многие из тех, что слышали слова сотника, вполне истово перекрестились. Ибо поступок это был вполне разумный и ожидаемый от татар. Посему они могли погибнуть по глупости и неосторожности всем скопом.

Князь же забрался к Андрею на наблюдательный пункт и, став рядом, начал осматривать лагерь. Татары действительно уходили. Беспорядочно. На самом деле с первого взгляда этого процесса и не заметить. Требовалось присматриваться из-за высокого градуса хаоса и бардака.

Войско уходило.

Больше всего во всей этой истории Андрея волновали и тревожили янычары. С самого начала. Там, в XXI веке, когда он готовился, то сталкивался с достаточно противоречивыми сведениями о них. Очень сильно противоречивыми, вплоть до взаимного исключения. Слишком уж они были окутаны мифами и легендами. Почти как самураи. Однако чуда не произошло. И они уходили. Тоже уходили. Вон собирались, чтобы отчалить. Причём делали это в темпе…

Что вообще о них нужно знать?

То, что они, по сути, исламский аналог западноевропейского военно-духовного ордена. С ОЧЕНЬ большими странностями, из-за чего аналогом они были весьма условным.

В Османской империи имел место девширме – этакий налог кровью с немусульманского населения, то есть христиане отдавали часть своих молодых мальчиков в рабство Султану. Из них, как и из прочих молодых рабов в собственности Султана, и набирали корпус kapıkulları, выходцы из которого в XV–XVI веках занимали большинство чиновничьих постов в державе. Янычары же, насчитывающие в районе 1550-х годов всего 10–12 тысяч человек, были всего лишь отдельным военным направлением этого корпуса.

Причина создания kapıkulları была предельно проста и заключалась в борьбе Султана со старой тюркской аристократией. Он стремился увеличить свою власть через опору на лично преданных людей, поднятых им с самого дна. Что и определяло всё в подготовке мальчиков.

Вся подготовка совокупно длилась лет по шесть, редко больше. В рамках неё они изучали турецкий язык, чтение, письмо, счёт, а потом богословие и право. Главный фокус и цель – получить массового чиновника для державы. Тех же юнцов, что не могли в должной мере освоить эти науки, направляли в янычары, то есть, как это странно ни звучит, но янычары выступали этакой отбраковкой будущих чиновников.

Военную подготовку им тоже давали. Но очень ограниченную просто в силу времени и специфики. Не идущую ни в какое даже отдалённое сравнение с той подготовкой, какую давали, например, будущим мамлюкам – специализированным воинам.

Изначально янычары в XIV веке были созданы специализированной стрелковой пехотой. Из лука. Этаким восточным аналогом английских лучников с «поправкой на местность». А с конца XV века их перевооружили фитильными аркебузами, превратив в пехоту огненного боя.

Впрочем, если быть совсем честным, то янычары представляли собой не пехоту, а пешцев, то есть вооружённых слуг, сражающихся пешком. И той же строевой подготовки, например, не имели никакой.

Из чего проистекала и тактика их применения, которая почти исключительно сосредотачивалась на огненном бое с защищённых позиций. Со стены крепости или вагенбурга. Факультативно их изредка использовали во время штурмов. Да и то – от безысходности. Ведь у османов пехоты лучше очень долгое время не имелось.

Почему факультативно?

Потому что у них не было никакого защитного снаряжения и профильной подготовки. Ведь это войско содержал Султан лично из своего кармана. Султаны были богаты, конечно, но и платить им приходилось за многое. Ведь они вели практически нескончаемые войны. А войны – это деньги. Причём вели их с переменным успехом. К тому же корпус kapıkulları исправно поставлял новых янычар, и куда-то эту отбраковку всё равно нужно было девать…

Так что ниша их практического применения во многом совпадала со теми же стрельцами. Во всяком случае, в тактико-техническом плане. Отличия крылись в выучке, в которой стрельцы им были не конкуренты.

Но какая выучка?

Будучи зародышами чиновников, они поголовно умели читать, писать, считать, мало-мальски знали право и богословие. В то время как собственно военные навыки у них не блистали. Да, им ставили удар саблей. Да, давали какие-то азы по иным видам холодного оружия. Да, обучали ружейным приёмам. Но те же испанские терции в плане собственно военного профессионализма на поле боя запихнули бы янычар за пояс играючи, да ещё и дали огромную фору. Как и ландскнехты со швейцарцами, фламандцами и прочими. Во всей этой плеяде пехотных брендов раннего Нового времени янычары как военные профессионалы крепко держались передовых позиций с хвоста.

Но тут нужно понимать другое.

Их сила заключалась не в их воинских навыках, а высочайшем градусе послушания и подчинения. Ведь именно это в них – рабов – с самого начала и вбивали. Что делало их категорически надёжными войсками. Поэтому-то султаны и держали свою гвардию из них, используя остальных по наиболее ответственным гарнизонам[62]62
  В гарнизонах янычары были особенно ценны в силу серьёзного по тем годам гражданского образования. И в даже небольших количествах самым позитивным образом влияли на крепость.


[Закрыть].

Конечно, уже в 1560-е годы всё начало стремительно меняться. И уже к началу XVII века от янычар осталось, по сути, только одно название. Ведь их стали набирать из всех желающих, позволили обзаводиться семьями, имуществом, вести коммерческую деятельность и так далее, из-за чего и без того не сильно боеспособное войско утратило своё главное положительное качество – надёжность. И Великую Порту захлестнули бунты да дворцовые перевороты. Ведь эту змею уже пригрели на груди…

Но это будет потом.

Сейчас же они всё ещё представляли, по сути, военно-монашеский орден без каких-либо оговорок. И именно эти их качества и позволили им не побежать из лагеря, как все, а относительно организованно отступить. По существу, только янычары во всём этом хаосе и выглядели хоть как-то организованной и упорядоченной силой. И уходили они если не последними, то в числе последних. Да и ночью отреагировали и попытались хоть что-то предпринять только они…

– А вот теперь – растаскивайте завалы! – крикнул Андрей, когда янычары покинули ханский лагерь и скрылись с виду. – Только не тот, а этот! Сотня – по коням. Берём обычные щиты и ломовые копья.

– Зачем? – поинтересовался Вишневецкий.

– Видишь, сколько копуш? – махнул Андрей рукой в сторону лагеря. – Пора их подогнать. Дать, так сказать, пинка.

После чего засмеялся и полез по лестнице вниз.

И уже через несколько минут повёл сотню через брод.

Казаки также устремились за ним.

Строго говоря, в лагере ещё имелись войска. Тысячи две – не меньше. Но они были разбросаны по всей его площади и разобщены, так что, исключая нескольких мелких стычек, спешно отошли при виде отряда Андрея.

Несмотря на то что обоз у них увели, имущества брошенного хватало. За исключением коней. Вот это добро они увели всё. А котлы да прочее – оставили.

И артиллерию всю тоже оставили. По утру казаки увели четыре фальконета. Сейчас же в руки войска «упали» ещё восемь. Но если утром их можно было брать с конями, то сейчас – нет. Просто стояли одинокими сиротинушками.

Главный же приз ждал в сгоревшей юрте.

Когда Андрей к ней подошёл – она всё ещё активно и очень бурно дымила. Генерируя массу густого и едкого дыма. Так что подошёл он к ней не близко. И начал разбор её только через несколько часов, когда всё это закончилось. Вот тут-то и обнаружилась походная казна хана: несколько сундучков со звонкой монетой. Семьдесят четыре тысячи акче. Это, примерно, соответствовало 1,2 тысячи счётных рублей. Не сильно много, но и немало. Во всяком случае, более чем достаточно для полевой казны подобного войска. Ибо весило порядка 85 килограмм.

Там также нашлось кое-что иное из ценного имущества хана. Сундук с шитой золотом одеждой. Комплект богатой брони и оружия, оставленный ханом при бегстве. Кое-какие ценные предметы обихода. И так далее. Даже печать его…

– Ну что, други, удача – наша верная подруга! – воскликнул вечером Андрей. Они вернулись на свои укреплённые позиции, опасаясь внезапного нападения потенциально отосланных отрядов татар.

– ДА! – радостно взревели все.

Очень хотелось напиться. Но алкоголя не было. Однако определенный градус опьянения всё равно чувствовался в людях.

– Может, пойдём дальше? Пока она с нами?

– Куда дальше? – удивился Шереметьев.

– Как куда? Будем преследовать войско хана, выдавая себя за передовой полк Царя. И гнать его пинками до самой Ор-Капы.

– Не дразни судьбу! – очень серьёзно произнёс Шереметьев.

И его в этом выводе поддержали все.

Слишком богатая добыча отягощала. А войско у Андрея выходило и без того малое, так теперь ещё и в раскоряку стоящее. Победа – победой. Удача – удачей. Но даже казаки, на что уж рисковые ребята, не захотели продолжать поход.

– Ну нет так нет, – добродушно ответил Андрей, увидев такое единодушие. Хотя он, будучи особо опьянённым от этой победы, жаждал «продолжения банкета». Однако идти против столь решительно настроенного общества не был готов. Да и глупо это. Ведь лучший могильщик любого командира – приказы, которые отказываются выполнять. Посему он должен тонко чувствовать своих подчинённых и знать, когда нужно уступить и перестать гнуть свою линию.

Демонстративно легко согласившись с людьми, он занялся не менее важным делом. Сел «подбивать бабки» по итогам этой Любовшанско-Гоголевской битвы и сочинять подробный отчёт.

И начал с общего плана операции.

А потом перешёл к детальному, можно даже сказать скрупулёзному, описанию событий. И не художественным языком, а очень сухим. С обилием чисел и фактов. А также заметками, пометками и выводами.

Подспудно немало размышляя.

Там, в XXI веке, когда он готовился к отправке в прошлое, он натыкался на описание Судбищенской битвы. Но далеко не в начале, а ближе к концу подготовки, когда он уже сумел немало разобраться в современном научном подходе к множеству исторических вопросов.

Например, о численности войск.

Из-за чего уже тогда отметил полную дичь и чушь, которую писали некоторые исследователи.

Он-то сам был сторонником хозяйственно-сравнительного метода, который прекрасно проверялся через десятни – ведомости фактической готовности служилых полков к службе, в которых отображалось, где, сколько и в каком состоянии людей готово было выйти на службу в тот или иной год.

Самым крупным и влиятельным полком в те годы в землях Восточной Руси был Новгородский. Он обычно насчитывал 2–2,5 тысячи воинов. Редко больше. За ним шёл Рязанский полк с 1,5–2 тысячами. Почётное третье место занимал столичный, Московский полк с 1–1,5 тысячами, будучи при этом наисильнейшим из-за высокого уровня оснащённости личного состава. Остальные же полки в основной своей массе укладывались в диапазон от 50 до 300 воинов. Во всяком случае, именно такой расклад имелся на XVI век.

Как несложно догадаться, при такой ситуации ни о каких «маленьких отрядах» по 10–20 тысяч воинов не могло идти и речи. Как и о ратях в 60–80 и более тысяч. Так, например, в 1563 году Иоанн Васильевич вывел в своей знаменитый Полоцкий поход всё, что смог собрать. И получилось у него всего 31–32 тысячи «вооружённых лиц»: и поместного войска, и стрельцов, и служилых татар с казаками. Это был потолок тотальной мобилизации, которая готовилась более года самым тщательным образом.

Понятно, что поместное войско вышло не всё. Хватало и «нетчиков». Но отказников было не больше половины, и вышли они по вполне объективным причинам. Кто-то был болен, кто-то ранен, кто-то нищ. У Иоанна Васильевича в этом плане не сильно-то и забалуешь. Он отличался в этом плане самым высоким талантом мобилизации поместных, который ни до него, ни после уже не смогли переплюнуть.

Из чего можно было достаточно уверенно выводить мобилизационный потенциал Руси в 1560-е годы в районе 50–55 тысяч воинов. При техническом потолке тотальной мобилизации в районе 30 тысяч.

Андрей это прекрасно знал. А потому, когда читал описание Судбищенской битвы, составленной «в лоб» по летописям и прочим нарративным источникам, искренне недоумевал.

– Откуда у них что берётся?

Ведь получалось крайне смешно. Ибо Царь для нанесения небольшого отвлекающего удара отправил «маленькое» войско в 15–17 тысяч. А потом, когда узнал, что хан идёт на Москву, выступил с по-настоящему большим войском. При этом корпус Шереметьева, дескать, уступал татарам в десяток и более раз. Сам же Царь вывел сопоставимое с ханской армией войско.

Абсурд. Бред. Но таковы реалии летописей – нарративных источников, то есть художественных сочинений по мотивам. Грубо говоря, охотничьих баек у костра или рыбачьих, в которых, без сомнения, ВОТ ТАКОГО размера пескарь был пойман на бутылку пива в траве под кустом земляники, а потом с русалками до утра гимнастикой занимались…[63]63
  Несмотря на это, летописи – ценные источники информации. Однако воспринимать написанное в них в лоб так же разумно, как доверять какой-нибудь пропаганде (например, Геббельса). Для извлечения из них полезной, а главное, адекватной информации требуются сложные методы герменевтики (интерпретации) с безусловной опорой на массу других источников (археология, геология, и так далее).


[Закрыть]

Посему, когда Андрей весной увидел настоящее войско Шереметьева, то ничуть не испугался. Он и там, в XXI веке, рассчитывал на что-то подобное.

Но главное, по итогам сражения сотник сумел очень недурно оценить размер и структуру ханского войска. Настоящего. А не летописного. Сколько его пришло. Какое оно. И соотнести с тем обозом, что увели в Рязань…

Глава 2

1555 год, 9 июля, вотчина Андрея на реке Шат

Иоанн свет Васильевич остановился на левом берегу реки Шат и осмотрелся.

– Лепота! – вполне добродушно отметил он.

Через реку был переброшен деревянный мост. Подъёмный. С противовесами. Его как раз на глазах Царя опускал один мужичок, не испытывая при том никаких трудностей.

У моста располагался длинный деревянный причал, где споро суетились люди Агафона, которые воспользовались моментом и провели к вотчине конвой стругов. Заодно и царскому войску подсобили, перевозя припасы. Какое-то количество.

А дальше, чуть в глубине, виднелась стройка крепости. Каменной. Стены которой уже достигли пары метров…

Государь вряд ли бы оказался здесь, если бы не стечение обстоятельств. Хотя иной раз взглянуть на дела в вотчине своего самого необычного слуги хотел. Только повода заглянуть не имелось, да и оказии…

Войско Шереметьева заметило татар на Северском Донце. Недалеко от тех мест, где в будущем окажется город Лисичанск. Они отправили гонцов до крепости Байдана на Днепре. Отриконь. Налегке. И выбрав самых мелких и лёгких из казаков, чтобы лошадей минимально утомлять. Посему уже вечером 9 июня на острове узнали о начале большого похода татарского.

В самой крепости у Вишневецкого имелось несколько почтовых голубей, каковыми и воспользовались. Доставив весточку в Киев. Где люди, лояльные князю, сумели переслать голубиной почтой это известие в Смоленск. А оттуда уже гонцы ямской службы царёвой погнали коней. Посему уже 15 июня Царь выступил в поход.

Московский полк стоял уже собранный у столицы, стрельцы же и без того сидели в столице. Посему дело это оказалось нехитрым. Что позволило Иоанну Васильевичу достигнуть Коломны уже 18-го числа, а 22-го – форсировать Оку у Каширы. И к 25-му добраться до Тулы. Куда к тому времени подошли другие окрестные полки вроде Серпуховского. А также со дня на день должен был явиться Рязанский полк и служилые Касимовские татары.

Так что 28 июня Царь под Тулой располагал девятью тысячами поместных воинов, двумя тысячами стрельцов и тысячей служилых татар. Не так чтобы сильно много. Однако, учитывая обстоятельства похода, Давлет Гирей вряд ли собрал все свои наличные силы, привлекая данников да союзников. Посему и того, что сумел собрать Государь, было более чем достаточно. Во всяком случае, Иоанн Васильевич так полагал.

Началось ожидание неприятеля.

Однако 1 июля пришла весточка, прояснившая ситуацию. Оказалось, что люди Шереметьева угнали у хана обоз, который к сему моменту уже благополучно достиг рязанских земель. Самых его окраин. И за ним никто не гнался. Сам же Шереметьев остался прикрывать его отход.

Прекрасная новость!

И она говорила о том, что хан будет вынужден вернуться домой несолоно хлебавши. Ведь без обоза продолжать поход невозможно. Ему бы теперь домой вернуться без слишком значимых потерь. Голод не тётка. А дорога дальняя.

Но Царь не спешил уходить из-под Тулы. Ждал известий от Шереметьева.

Время шло.

Новостей не было.

Он разослал гонцов по заставам. Но это ничуть не прояснило ситуацию. Посему, улучив момент, он решил выступить немного вперёд с войском. И заодно объехать свои южные пределы. Посмотреть на их состояние после разорения 1552 года. А то ведь челобитные-то слали. Но глянуть хозяйским глазом всё же требовалось. Мало ли – врут.

Вот под таким соусом он и заглянул в вотчину Андрея. Имея желание не только на неё глянуть, но и пообщаться с его супружницей – Марфой. Или как её на самом деле звали. Ведь тоже болтали, что воскресшая…

Войско осталось на левом берегу.

Сам же Государь в сопровождении небольшой свиты отправился к стройке. Просто чтобы там всё не вытоптали эти тысячи всадников.

Марфа хоть и была уже с явно заметным животом, всё одно – вышла Царя встречать. Да с хлебом-солью. И вообще все обитатели вотчины собрались и поклонились в пояс.

– Прости ты нас Царь-Государь, что так тебя по-простому встречаем. Не ведала о твоём прибытии, – произнесла она и, поклонившись, протянула каравай. Свежий, кстати. Утренний.

Иоанн Васильевич отломил кусочек. Откушал.

И немало удивился. Ибо хлеб был из муки очень доброго помола.

Для неё Андрей завёл специальный бочонок. Кованый. Небольшой. В котором вместе с небольшой партией зерна крутились и кованые шарики железные. Отчего степень помола зависела напрямую от количества оборотов.

А вот эти самые обороты обеспечивались ремённой передачей, что шли к валу простому с деревянными упорами под ноги. Да опорой под руки перед ним. Так что получался этакий «велосипед». Идёшь, ступая на эти упоры, бочонок и крутится. Чем дольше идёшь – тем мельче измельчаешь.

Его Марфа Царю и показала, когда он стал её расспрашивать о том, как хозяйство ведёт.

– Вот Государь, ступка та, что даёт добрый помол.

– А чего дивно так всё сделано? Почему не жерновами, как все?

– От них каменная крошка сыплется. В муку попадает. И от того зубы стачиваются да болят. А тут такого нет. Жаль только, маленькая она. Супруг мой мнит ставить больше, но всё руки не доходят. Да крутить её ветром.

– Как-как?

– Мельницу ставить. Только не водой, чтобы крутилась, а ветром. Такая и зимой добре работать станет. Да и нет поблизости малых речушек для водяной мельницы.

Иоанн Васильевич кивнул. Он слышал о ветряных мельницах, но не видел их никогда. На Руси и с водяными было не густо, мягко говоря.

Походили.

Посмотрели.

Вышли в поле. И Царь немало удивился тому, как добро посажен овёс. Ровными рядами да равномерно, без проплешин, без которых обычно и не бывает. Ведь засеивали ладно что с руки, банально раскидывая зёрна. Отчего весь засев и так выходил весьма неоднородный. Так потом ещё и птицы старались, склёвывая от половины до двух третей семян. А тут прямо волшебство какое-то.

– Так сеялку супруг мой сделал.

– Сеялку? Что сие?

– О! Очень простая, но добрая в хозяйстве выдумка.

С этими словами она провела к складу сельскохозяйственного инвентаря. Где и показала.

По сути, сеялка представляла собой обычную двуколку с деревянным коробом сверху. Только днище короба было не горизонтальным, а круто наклонённым к заднему краю.

В самом нижнем месте этого короба имелась продольная прорезь к которой был плотно подогнан валик. Деревянный. Имевший прерывистые прорези, по которым зёрна и отбирались, дозированно попадая в желобки при обороте.

Обычные деревянные желобки располагались сразу за узкими ножами, из-за чего зёрна падали не НА грунт, а в импровизированные грядки. Второй ряд ножей с едва заметными отвалами эти посевные дорожки засыпал.

Конь тащил сеялку по пашне. Колёса вращались. От них через ремень вращался вал. Ну и шёл посев.

Просто.

Примитивно.

А главное, плотник Игнат с помощниками сделал буквально за несколько дней, не сильно напрягаясь. И почти без помощи кузнеца. Причём бо́льшую часть сил Игнат потратил на валик, который требовалось хорошо подогнать. Ну и на пропитку его варёным льняным маслом, дабы не рассыхался. Как и всей этой повозки.

– Дивно, дивно, – покивал Иоанн Васильевич. – А это что за корыто?

– Это галльская жатка, Государь. Супруг сказывал, что такие использовали ещё до восхода звезды Первого Рима.

– Вот как? Какое-то корыто на колёсах. Как оно может жать?

– Всё просто Государь. Вол или лошадь запрягаются сюда. И направляются на ниву. Вот этот край принимает стебли. А вот эти зубцы их отсекают. И вот сюда, в корыто, и падают колосья. Ни одного мимо. Сам видишь – труд невеликой сложности. Зато заменяет многих и многих работников на поле. И урожай можно быстро убрать, не дожидаясь, пока зёрна осыплются.

Марфа говорила вполне искренне.

Только Андрей саму жатку слегка доработал. Понятно, жатку Ридли или Мак-Кея он не получил. Руки до них не дошли. Однако теперь не требовалось идти ещё одному человеку, подталкивая колосья специальной приспособой.

Царь также осмотрел плуги, бороны и прочие сельскохозяйственные приспособления, которых хватало. Он не сильно во всём этом разбирался. Однако тех познаний, которые у него имелись, было достаточно, чтобы понять: ничего подобного в его державе нигде нет. И, что ещё важнее, эти все «штучки» позволяли ОЧЕНЬ сильно ускорить и упростить многие сельскохозяйственные работы. А значит, обойтись меньшим количеством дефицитных рабочих рук.

Шедшие с ним члены свиты тоже хмурили лбы. Многие делали вид, что им интересно. Но кое-кто действительно вдумчиво слушал объяснения этой странной женщины. И мотал на ус.

– Если ли, хозяюшка, чем ещё удивить? – поинтересовался Царь, когда они закончили с сельскохозяйственным инвентарём.

– Как не быть. Есть, конечно…

И они прошли в мастерскую, где делали ковры.

И вот тут уже у всех глаза на лоб полезли. Потому что ковры на Руси в те годы были дорогущим удовольствием. И везли их из далёкой дали.

Хозяйка подарила Иоанну Васильевичу первый ковёр. Остальным же ответила, что подарила бы каждому. Но ковров на всех не хватит. А выделить кого-то из столь уважаемых людей – обидеть остальных.

Прошли на строящуюся крепостную стену.

– Дивно, – произнёс Государь. – Отчего вы так делаете?

– Супруг сказывал, что так ромеи в старину поступали. Но после того, как варвары разрушили державу и разорили её, подобное позабылось.

– Ясно… – кивнул Царь и сделал жест всем, чтобы отошли.

Те нехотя повиновались.

Не требовалось большого ума, чтобы понять, сейчас будет самый интересный разговор. Однако не подчиниться они не решились.

Государь же, дождавшись, пока вся его свита отойдёт, спросил:

– Справная, я смотрю, ты жинка. Повезло супругу твоему. Вон как за хозяйством присматриваешь. Хочу за здоровье твоё вклад в лавру Троицкую дать. Дабы вы с супругом и детишками вашими не хворали. Да вот беда – какое имя писать, не знаю.

– Не понимаю тебя, Государь.

– Как тебя на самом деле звать?

– Марфой.

– Не лги Царю. Я ведь знаю, что от Марфы тут только тело. Назови своё истинное имя.

Женщина испуганно уставилась на Иоанна Васильевича. Но промолчала. Даже губы поджала поплотнее.

– Ты пойми. Я благоволю твоему мужу. Он много добра мне делает. Но лжи не потерплю.

– Что тебе с моих слов? Супруг мой тебе что на этот вопрос ответил? Али ты его не спрашивал?

– А чего его спрашивать? И так ясно, кто он. А вот кто ты – я не ведаю.

– Я его супруга законная. Перед людьми и Богом венчанная.

– Ты ведь понимаешь, что я могу добиться своего иначе? – нахмурился Иоанн, которого задевало, что эта женщина ему перечит.

– Почто ты угрожаешь мне Государь? Али я обидела тебя чем? Али что замышляла супротив тебя дурное?

– Кто твой супруг – я ведаю. И его нежелание сие объявлять народу я понимаю. Но кто ты, в летописях не пишут.

– Я Марфа. Именно этим именем меня кличут. Почто тебе другое имя?

– Не хочешь говорить?

– Государь, – тяжело вздохнула молодая женщина. – Не все вещи можно говорить. Моя жизнь здесь. Моя судьба – быть верной супругой твоего преданного слуги, что живота своего за тебя не пожалеет. А всё иное – неважно.

– Ошибаешься. Важно. Вопрос о супруге твоём обсуждают на Поместном соборе.

– Это плохо.

– Ты ведаешь, что это такое?

– Разумеется. О том все православные ведают.

– Но не все понимают, что это плохо. Проклятье! Почему ты упорствуешь?

– Повторюсь, Государь, не всё я могу говорить. Да и супруг мой.

– Так ты признаёшься?

– Ты и так видишь, что мы другие. Молю, не мучай нас расспросами, – произнесла она, подняв демонстративно глаза к небу, вроде как указывая на него. – И, если это будет в твоих силах, избавь супруга моего от признания на Соборе.

Царь замолчал.

И крепко задумался.

Мозаика в его голове собралась в единую картинку. Намёки этой женщины навели его на мысль о то, что одним из условий освобождения из ада было молчание. Они должны были жить новую жизнь, не пытаясь продолжить давно законченную старую. Оттого они оба и открещиваются от признаний и былого положения.

– Скажи мне забытое имя, – наконец спросил он после очень долгой паузы, в течение которой сверлил её глазами. Невольно. Он просто так думал. Марфа же стояла перед ним потупившись, прикидываясь скромницей. – Просто имя. И я более не буду терзать расспросами о том, что не должно знать, ни тебя, ни твоего мужа. Это ты сделать можешь?

– Алиса, – произнесла она. – Так звали ту несчастную.

– Ту несчастную? – удивился Царь. Но осёкся. И кивнул, прижав указательный палец к губам, давая тем самым понять, что он выполнит своё обещание.

Они постояли. Помолчали. Наконец Государь спросил, меняя тему:

– А как строится крепость? У вас есть мастер, что заведует всем?

– Увы, – развела она руками. – Приходится мне за всем присматривать.

– А ты разбираешься в строительстве крепостей?

– Супруг дал мне чертёж крепости. Объяснил, как им пользовался. И научил проверять работу других. Это несложно. Благо, что стройка идёт медленно.

– Не сложно?

– Если Государь изволит, я покажу и объясню.

– Государь изволит, – кивнул Иоанн Васильевич, едва заметно улыбнулся. Ему действительно было интересно узнать, как столь важное и сложное дело Андрей доверил женщине…