Текст книги "Битва за страну: после Путина"

* * *

Когда Столбов отошел в сторону с очередным собеседником, щелканье камер заметно возросло. Происходила сенсация, точнее – продолжение сенсации. Сенсацией стало уже то, что лидер этого государства прибыл в Россию. Страну, с которой не так давно воевал и даже иногда называл себя победителем. Страну, прежний президент которой однажды пообещал повесить его за яйца.

Столбов все это помнил. Но послал Михаилу Саакашвили такое же приглашение, как и всем прочим членам СНГ. Несмотря на то, что Саакашвили вышел из Союза независимых государств с такой патетикой, с какой никто в этот Союз не входил.

Разговор получился откровенным.

– Тезка, поймите, – с улыбкой говорил Столбов, – новой России не нужно возбуждать патриотизм за счет наличия слабых пограничных врагов. В этом есть плюсы – сами знаете, я вернул в Россию и боржоми, и «Хванчкару». Но скажу откровенно: если бы я был президентом в две тысячи восьмом году, то не просто дошел бы до Тбилиси, а провел бы полную демилитаризацию Грузии. Собрал бы все оружие, кроме пистолей офицеров полиции, вывез в Черное море, и за борт. Вас пришлось бы убить.

Саакашвили не обиделся, а спросил:

– Почему так?

– У России сейчас новая политика, и внутренняя, и внешняя. Русский человек дорого стоит, убивать его походя неправильно, нежелательно и опасно. А вы наших солдат-миротворцев убили. Ребята-то в чем-то виноваты?

Грузинский президент промолчал.

– Ладно, проехали. Лишь бы не повторять. Давайте решать вместе: чего мы хотим друг от друга.

– Помогите вернуть Южную Осетию. И Абхазию, если повезет, – сказал Саакашвили.

– А везение тут ни при чем, – ответил Столбов. – Хотите, я вам опишу последовательность возвращения обеих республик?

Собеседник кивнул.

– Начать надо с возвращения Грузии в Россию.

– А иначе нельзя? – растерянно произнес собеседник.

– Нельзя. Слушайте. Сначала союзный договор, потом соглашение об инкорпорации и все прочие формальности. Не сомневаюсь, два маленьких государства за свою независимость держаться не будут и тоже станут провинциями России. Тогда порядок на улицах того же Сухуми будут блюсти русские городовые из внутренних войск. Межнациональные конфликты – исключены. Вот тогда в Абхазию начнут возвращаться грузинские беженцы. Ну, а дальше, – Столбов улыбнулся, – все зависит от вашего министерства планирования семьи. Если оно заинтересовано в увеличении народа, а не в его сокращении, то лет через сто пятьдесят грузины станут большинством в Сухуми. Сначала грузина выберут мэром города, еще через полвека грузин станет главой Абхазии. После этого Грузия сможет сказать: Абхазия опять наша.

Грузинский президент молчал с полминуты, не зная, рассмеяться в ответ или возмутиться. Наконец сказал нейтральным тоном:

– Я правильно понял, что эта программа на двести лет?

– Думаю, даже на триста. Вы ведь считаете себя великим народом, а разве великие народы торопятся? – улыбнулся Столбов. – И помните главное условие: сначала надо стать частью России.

Грузинский тезка растерянно кивнул.

* * *

Домов в Венеции мало, все больше дворцы – палаццо. Венецианцы в них живут редко – все больше иностранцы. Вот и это палаццо средней историко-художественной значимости на Гранд-Канале, переменившее за XX век пяток хозяев, теперь принадлежало гражданину РФ.

Принадлежать-то принадлежало. Этому гражданину многое еще что принадлежало. К примеру, в его поместье на реке Оредеж, в Ленинградской области, на облицовку стен пошел мрамор из Каррары, и там же он поставил копию Медного всадника. Полюбоваться из окна за утренним кофе.

Вот только свое поместье скромный чиновник 90-х и большой нефтетрейдер нулевых, миллиардер не видел с января. Пусть ордер на арест не выписан, все равно лучше держаться подальше. Сидеть среди винтажной обстановки, с вкраплениями элементов подлинников, поглядывать на гондолы-вапоретто, и ждать, что же будет в Москве. Образумится ли новая власть, позволит играть по прежним правилам? Или – деньги давай, себе четверть оставляй? Кстати, с палаццо придется расстаться. Отношения у Москвы с Римом дружественные, заочно осужденным олигархам сохранить собственность в Италии не удастся.

Ждать до развязки оставалось не так и много времени.

Сегодня у него были гости – друзья по садовому кооперативу «Мельница», объединенные общей судьбой. Еще полгода назад, по меркам Венецианской республики, они считались бы дожами. Сейчас – ощущали себя эмигрантами. Была проблема: как сберечь деньги. И надежда: вдруг проблема решится в Москве. Поэтому и ждали новостей из России и Диндара. Вместе же собрались потому, что есть решения, которые принимают лишь на личной встрече.

Первыми пришли вести с Родины. Согласно им, выход на одного из столбовских друзей оказался успешен. Нет, конечно, парень не догадывался, кто подсунул ему наживку и, главное, для чего. Но «мельничные» прекрасно понимали ключевой принцип «хард сейла» – силовой продажи. Главное, всунуть товар в руки, пусть считает своим. Тогда будет куплен по любой цене.

Правда, в данном случае куплен будет сам покупатель.

Уточнили у Николаича: подготовлено ли продолжение банкета? Тот сказал, что ремонтная бригада уже в Москве, в умеренно-спортивном режиме проедает суточные, ждет приказа. Рабочий инструмент, рабочий транспорт тоже готовы. По первому сигналу будет проведена операция. О которой вслух не хотели говорить даже здесь. Мало ли какие средневековые безэлектронные средства прослушки сохранились в этих стенах?

Потом пришли новости из Диндара.

Васильич позвонил из аэропорта, после регистрации и пограничных формальностей. Радости в голосе не было:

– Писец! Облом! Подкатил ко мне этот Абдул, тот самый референт из королевского Минфина. Говорит, что ваше инвестиционное предложение признано неприемлемым и дальнейшие контакты нежелательны. Потом сказал: если хотите успеть на лондонский рейс в 14.30, то это возможно, места уже забронированы, билеты куплены за счет Его Величества, вам остается собрать вещи. Сувениры и упаковку фиников доставят в аэропорт. Бля! Кто же этим шайтанам перца под хвост насыпал?

– Спокойней, друг, – ответил Николаич, – еще привлекут тебя за русский мат и чертыханье на исламской земле. Выпей, отдохни, из «Хитроу» лети в «Марко Поло», вечером расскажешь.

Обратился к собранию:

– Вот, мужики, и ответ. Без ремонтной операции не обойтись.

* * *

Если в Венеции нервничали те, кто благодаря Столбову выпал из седла, то в Москве более-менее открыто встречались те, кто надеялся благодаря Столбову оказаться на коне. Но не оказался.

После смены власти товарищи Григория Луцкого считали себя «национально-ориентированным» бизнесом – это «Мельница» подалась в беглые космополиты. Товарный знак следовало поддерживать, поэтому и встречались они в клубе-ресторане, декорированном под древнерусский терем. Официанты в малиновых кафтанах, расшитых черными орлами, подавали на тяжелых, серебряных подносах лишь те угощения-лакомства, что были присущи русской кухне до Петра I.

Стены и столпы, подпиравшие низкие своды, были расписаны сценами древнерусского княжеского веселья: скоморохи и шуты, забавляющие честной пир. Сегодня эти картинки казались уместны, как никогда. Обсуждалась шутка не то чтобы самая злая из всех возможных, но доброй ее тоже было бы не назвать.

Предложил ее Александр Борисович, тот самый, что недавно принимал Столбова в своей великолепной бане. Кстати, по роду своего бизнеса был он заинтересован, чтобы шутка стала чем-то большим, чем шуткой.

Остальные гости поддерживали на словах: да, пора показать президенту – не один он в доме хозяин. Но побаивались. Как в школе: решили новую училку проучить – контрольную сорвать всем классом. И здорово, и боязно. Тем более, что в новой русской истории олигархи уже так шутили. Один еле успел долететь до Лондона, другой храбро пер на рожон до конца и потом научился под Читой шить рукавицы. Кстати, о нем…

– Может, спросим Михаила Борисовича, как он спрогнозирует реакцию тезки? – предложил кто-то.

– Он же теперь государственный человек. Стукнет сразу.

– Стучать будет вряд ли, но сорвет…

Собрание обратилось к Луцкому. Кто, в конце концов, здесь лучший столбовский друг?

– Советы нам не нужны, – сказал тот. – Кто бы нам чего ни сказал, все равно самим отвечать. Мне в первую очередь.

– Так сделаем, или бздим дальше? – спросил Александр Борисович.

– Делаем, – храбро заметил Луцкий. – Бабло собираем сразу же и налом. Хотя там, в Думе, быдло еще то, но с запросами.

– Все равно расход на копейку, – сказал Александр Борисович…

– Зато будет нам потом отдача, на рубль, – заметил один из участников. Заметил тихо, не хотел заслужить репутацию главного бздуна.

* * *

Президентский фуршет, как нередко бывает с пиршествами такого уровня, завершился быстро. Среди глав государств встречались не дураки выпить и мастера хорошенько принять на грудь, но они предпочитали делать это в менее официальных условиях. Пообщаться со Столбовым удалось и в перерывах.

Российский президент уже хотел раньше времени отбыть в Кремль, как вдруг увидел Ивана Афанасьева, думского представителя. Решил не откладывать неприятное дело. Впрочем, когда решение уже принято, от этого всегда легче.

– Иван Тимофеевич, поговорить надо немножко.

– О взаимоотношениях парламентов республик СНГ?

– Нет. О соблазнах государевой службы.

Реакция Ивана была неожиданной. Ни растерянности, ни страха, ни прочих чувств уличенного мальчишки. Если и сравнивать с мальчишкой, так когда одноклассник предложил отойти от школьного крыльца и выяснить отношения. А тот и сам рад приглашению к драке.

– Хорошо, поговорим, – сказал Иван. – Сам хочу.

Сели за накрытый столик. Обслуга, не спрашивая, удалилась на уважительную дистанцию. Поняла, что чужие уши разговору не нужны.

– Сам хочу, – продолжил Иван, – с вами, Михаил Викторович… С тобой, Миша, водки выпить и душу открыть. Очень много государева времени не займу. Можно?

– Можно, – кивнул Столбов. – Наливай, Вань.

– Я родился в Усинске, – сказал думский полпред. – До Полярного круга доехать – два часа. Поэтому там и реальные белые ночи, и темные дни. Только без Эрмитажа. Две погоды есть: плохая и морозная.

Столбов снова кивнул: видал такие края.

– Пацаном занимался туризмом, потом пригодилось в десанте. Однажды вывезли нас на Черноморское побережье Кавказа. Разрядный поход. И вот помню, однажды вышли мы к обрыву. Высота – почти «тысячник». Травка свежая, цветочки, сосенки… Пахнет – пить не надо, если запах такой. Облачка рядом проходят. А внизу – море. Пляж, прибой. И такая мечта дурацкая появилась: была бы волшебная палочка, взмахнул бы. Раз – и с этого райского лужка перелетел на пляж. Искупнулся, полежал на песочке. И обратно, в горный ветерок. Такая мечта.

– Ну, за сбычу, – осторожно сказал Столбов.

Выпили.

– И вот, Миша, – продолжил Иван, – с тех пор со мной это просто как мания. По горам шел с автоматом, мыкался после службы, в больнице лежал – всегда море, горы, домик в горах. И волшебная ниточка между ними. Я из запоя-то, сам знаешь, нелегко выходил.

– Знаю. Поосторожнее с водочкой.

– Потому тогда и вылез: лежал под капельницей и увидел, как море уходит куда-то. Подумалось: пропил мечту. Испугался, вылез. А недавно…

Иван опять налил водку в рюмки, запивку, проткнул вилкой соленый рыжик. Наступил постыдный момент рассказа, и торопиться не хотелось.

– Было заседание комитета по промышленности. Тоже потом фуршет. Я сказал об этой мечте. А дня четыре назад Виктор Крамин, он, хотя и единоросс, но «Веру» тайно спонсировал прошлой осенью. Так вот, этот Крамин говорит: есть дачка под Геленджиком. Она на плато, и индивидуальный канатный спуск к морю. А там – тоже участок. И все это в комплексе. Показал мне видео. Миша, я забыл, как дышать! Вот она, моя мечта!

– Дачка есть, а ты причем? – жестко спросил Столбов.

– Говорит, дачку можно купить, хозяин недвижимость сбрасывает, так что скидка будет в пятьдесят процентов. Назвал сумму. У меня таких денег нет все равно, так он обещал беспроцентный кредит.

– И беспроцентный, и безвозвратный? – предположил Столбов.

– Да, безвозвратный, – не тушуясь, подтвердил Иван. – И надо мне сделать совсем немножко. Сейчас закон о спиртном будет первое чтение проходить. Так вот, появилось маленькое дополнение, совсем мелкое. Если к нему кто привяжется, я должен был поторопить голосование.

Столбов не спрашивал. Просто выжидающе глядел на Ивана.

– Там, где говорится о предельном градусе, будет маленькая оговорочка: «кроме напитков, изготовленных на основе натурального меда и фруктовых соков». Смысл такой: крепкое пиво и все эти дурацкие газированные коктейли заменить натуральными медами, как на Древней Руси. Тогда, кстати, это и детям пить полагалось.

– Не транслируй пропаганду, – резко сказал Столбов. Иван кивнул.

– Ладно с этим медом. Просто это, и правда, мелочь. У Крамина, как я понял, уже линия поставлена, эту медовуху разливать. Пусть этим побалуется годик, потом закон изменим. Зато… Неужели я права не имею? За что же мы столько лет боролись, и в Зимовце, и когда шли власть брать?

Сказал с вызовом, почти подростковым, задиристо взглянул на Столбова. Тот поднял рюмку.

– Вань, давай за честность. Спасибо, что сказал.

Чокнулся, выпил. Закусил маслиной, добавил пару канапе – похоже, за день так и не поел всерьез. И продолжил:

– Насчет медовухи – понятно. Все эти натуральные продукты – как рябчиково-конская колбаса: один рябчик на одну лошадь. Ложка меда на чан, в остальном такая химия, что на Западе ею уже тараканов травить запрещено. Что печень садить подросткам, что почки – невелика разница.

Иван вздохнул, будто собирал в горле аргументы. Но промолчал.

– Теперь насчет мечты. Извини, Ваня, ошибся я. Думская работа не для тебя. Найду другое дело. Хочешь – на тех же югах, в Сочи, в Геленджике. Со всех ног бежать с нынешнего поста не надо, вместе обмозгуем, кого на твое место в Думе поставить. Тогда и уйдешь.

– Я взял кредит, – тихо сказал Иван.

– Вернешь. Будет рыпаться товарищ – сам с ним вежливо поговорю. А мечту будешь строить. Есть у тебя дачка под Зимовцом, можешь мне продать. Я миллионер официальный, у тебя куплю по очень хорошей цене. Возьмешь другой кредит, надолго. Тебе дадут. Еще деньги подтянешь. Такую волшебную дачку вряд ли найдешь сразу, но участок – может быть. И лет за пять, может, семь – построишь.

– А иначе? – голос Ивана опять стал подростково резким.

– Нельзя иначе. Я не для того пошел во власть, чтобы в декабре победить, а в марте у моей команды уже появились бы терема с балконами на море. Будем так себя вести – так нас тряханет, что будешь мечтать об Усинске.

– Не хочу пять лет ждать, – тихо, но с глубинным ожесточением сказал Иван. – Сопьюсь.

– А ты не пей, вот и не сопьешься, – ответил Столбов.

* * *

Спасибо эсенгешным президентам, приехали без жен. Татьяне удалось избежать докучливых церемониалов.

Радость была невелика. Во-первых, послезавтра все равно придется быть первой леди на все сто. Приезжает французский президент и его великолепная супруга. Значит, неизбежная культурно-благотворительная программа.

Татьяна попыталась составить ее сама. Придумала тему: «Французская культура с детским акцентом». К примеру, все «Ералаши» и мультики про мушкетеров. Или, посещая интернат для детей-инвалидов – было такое в программе – спросить: «Ребята, сколько вы знаете анекдотов про Красную шапочку?». Только проследить, чтобы педагоги-организаторы не запретили рассказывать неприличные…

Затея ушла волку под хвост. В Министерстве культуры, по согласованию с МИДом, поменяли тему на «Французское просвещение и российская государственность». Выставка про Екатерину Вторую и французских просветителей, на эту же тему небольшой концерт и посещение лицея, где детишки знают французский с горшка. Чтобы французская сторона подумала: вся Россия такая. Отбиться не удалось. Столбов предложил самой договориться с министерствами: «У меня других дел хватает, кроме этих вольтеров и бомарше». Не договорилась.

Кстати, как недавно сказал питерский друг ее юности Мальчик Евграф: «Твой Столбов – окончательный капут вольтерьянству в России». Теперь трудись, пиши речь, доказывай, что это не так.

Еще и будь готова, что все окажется не так, как нужно. Президентские жены речи не пишут – это Татьяна узнала в первый месяц, как оказалась в новом статусе. Ей, сдуру, удалось добиться права стать спичрайтером для самой себя. Сдуру, потому что заодно так и не смогла выбить другое право: быть цензором самой себя. Вот и сейчас она представляла, как серьезные дяди службы протокола прочтут ее писанину, похвалят, но… «Было бы желательно… крайне необходимо… очень важно» поправить то и это. Честное слово, в ее журналистской юности, когда пожилой редактор «Смены» ласково говорил ей: «Сестренка, что за хрень написала?», было куда легче.

Иногда хотелось сорваться, послать все лесом. Но это не работа, милая. Это, напомним, твой статус – первая леди, царица всероссийская. Пока не родила, пока в силах, изволь быть примой этого театра. Башмачки хрустальные, платье шелковое, на ножках невидимые цепи. Подобрать бы к ним ключик да рвануть подальше, как Мальвина от Карабаса-Барабаса…

Столбов появился неожиданно, когда Таня с десятой попытки все же сочинила какую-то связную нить. Ждала-ждала, а тут пришлось оторваться. «Я, как и все, рада его видеть, но понимает ли он, что пришел, себя подарил, чужую работу сорвал?» – некстати подумала она.

Президент был слегка пьян, благодушен и весел. В таком состоянии он, как жемчужная устрица, мог любую проблему обкатать и превратить в драгоценный шарик.

– Поздравляю, – сказал он с порога, – у Навального инфаркт!

– Где повод для поздравления? – поинтересовалась Татьяна. – Жив?

– Конечно. Жив и жить будет. Иначе бы я горевал. Вчера Цурский застрелился. Бывший глава «Нефтестроя», персонаж РосПила с большим стажем, его совсем загнали: подписка о невыезде, арест активов и т. д. Он с пистолетом в сортир и ба-бах, а у Навального – муки совести. Остальной нечестной братии предупреждение: все серьезно. Навальный на месяц на больничном, я уже нашел нового главу фонда «Возвращение».

– Батяню?

– Нет. Он говорит, что совсем оставить свою безопасность не может, продолжит на общественных началах. Костылев.

– Он же генерал звездных войск, – то ли напомнила, то ли спросила Татьяна.

– Справится, – махнул рукой Столбов. – Добывать информацию он умеет, использовать – научится.

– Поздравляю с новым назначенцем, – вяло сказала Татьяна. – Еще чего хорошего?

– Поговорил со всем бывшим Союзом, нашел взаимопонимание. Братские и не братские президенты поняли, что Россия единая, вечная и незаменимая. А еще сделал одно доброе дело…

Он уже хотел было рассказать о разговоре с Иваном, о том, как сумел обойтись без расправы, без увольнения, сам нашел выход и, кажется, убедил старого друга, что иначе нельзя. Улыбнулся, приготовился, почти открыл рот. Но Татьяна сказала сама:

– Узнал, где находится Макс?

– Нет, – без всякой радости сказал Столбов: действительно, подзабыл за злобой дня. – А ты дозвонилась?

– Все телефоны в отключке. Найти телефоны родни у меня нет полномочий. Так что пропал человек.

– Не маленький, найдется, – резко сказал Столбов. – И вообще, если по уму, то что с ним могло случиться – будет уроком. Не воруй, и тебя будут по гроб беречь за государственный счет. Своровал – выживай, как знаешь.

– Макс – не самый подходящий учебный экспонат, – возразила Татьяна.

– Я не могу думать только о Максе, – уже зло сказал Столбов, – так бывает, когда слегка выпившие люди чувствуют, что их обидели. – Помнишь большое интервью?

– Мой косяк с НТВ? – беспечно, но с внутренним напряжением произнесла Татьяна.

– И его тоже. Не в этом дело. Я сказал, что в случае массированной агрессии Россия готова применить на своих границах тактическое ядерное оружие. Это значит, и несколько своих поселков накрыть, может, и города. Потери будут на тысячи. И никто, кроме правителя, такое решение не примет. Такая вот ноша. А тут – застенчивый мальчик украл и пропал после легкой взбучки.

Татьяна державный пафос не поняла.

– Я сама ношу сейчас несу, никакому правителю не понять. Слушай, Миша, а скажи совсем по правде: если бы я пропала, ты бы заметил?

– Смотря когда, – зло сказал Столбов. – Сама знаешь, такие дни бывают, когда не заметишь, как утро кончилось и вечер начался. Если бы хотела, чтобы кроме тебя никого у мужа в голове не было, вышла бы за сторожа автопарковки. И то, достанешь его однажды наездами без повода – забудет и гульнет.

Татьяна отшатнулась. Устыдился, взял за плечо, притянул к себе.

– Не хочу без тебя. И не могу.

Татьяна не вырвалась. Но к груди прижать себя не позволила. Лишь тихо прошептала: «Проверим». Отстранилась и сказала, что хочет спать.

– И я тоже, – ответил Столбов. – Даже почту проверять не буду. Обойдусь без вечернего массажа для души.