Текст книги "Битва за страну: после Путина"

Глава 7

Несмотря на хлопотный день – как-никак визит президента Франции – Батяня нашел три минуты для отдельного разговора со Степановым.

– Вот что, ковбой. Огорчу тебя и обрадую: ни орде на на грудь не будет, ни погоны срывать не придется.

– Насчет погон понятно, а вот орден-то за что? – ответил Степанов. Был у него к Батяне и вопрос посерьезней, но решил пока отложить.

– Шуткуешь? Правильно делаешь. Объясняю. Ты влез не в свою заваруху. Начался кипешь в секторе ответственности – передал информацию, а уж там топтунов от ФСБ хватает.

– Так времени не было.

– Твое дело – прежде всего. Но ты сообразил передать, что ушел из квадрата. Участок свой не оставил без прикрытия – это правильно.

– А что это были за клоуны? – спросил Степанов.

– Будешь смеяться – коллеги. Охрана президента Кушанстана. У них эта контора с расширенной сферой компетентности: если нужно отловить какую-нибудь персону в другой стране, скрутят без вопросов.

– Их ищут?

– Нет. Парнишку, которого ты подстрелил, ночью увезли из больницы. Прямо на каталке, с капельницей. Явились двое ихних, плюс наш эфесбешник – эти конторы дружат по договору. Может, долечивается в посольстве, а может, и добили – за то, что от твоей пули не увернулся. Остальная парочка улетела из России ночным рейсом.

– А как с Красницкой?

– Этой гражданкой, из-за которой все и заварилось? У нее перелом ноги, так что в больницу. В обычную брать не хотели – она же гражданка этого Кушанстана, страховки нет. Пришлось отвезти в президентскую. Там с охраной нормально, пусть лечится. Кирюша, ты, кстати, объясни мне историю инцидента.

Кирилл Степанов рассказал. Потом спросил.

– Как быть с папкой? Я же обещал.

– К Михаилу Викторовичу сейчас, в смысле сегодня, подходить не советую – у него проблемы, скажем так, на разных фронтах. Но показать придется. Дай-ка ее мне, попробую оценить, насколько всё серьезно.

– Я уже вчера оценил, – вздохнул Степанов, – мимо уха просвистело.

– Не будь так, ей самое место в отделе по обращениям граждан. С учетом инцидента придется разбираться. Сам скажу, когда тебе лучше обратиться к шефу.

– Вадим Сергеевич, вам в любом случае будет проще.

Батяня взглянул на Кирилла, вздохнул.

– Ох, не знаю, не знаю. Может, так сложится, что скоро сам попрошу тебя слово за меня замолвить. Давай, как я просил, учи уставы в свободное время.

* * *

Отдать кредит просто так Ивану не удалось. Крамин объяснил, почему.

– Помните, Иван Тимофеевич, как договаривались: деньги даются под обязательство непременно приобрести участок недвижимости «Морская фиалка». Продавалась она с очень серьезной скидкой. Почти тридцать процентов. Пока вы держали дачу при себе, были два предложения, с разницей в восемь-десять миллионов. Потеря очевидна, так что с вас неустойка в три миллиона.

– Откуда у скромного президентского полпреда такие деньги? – ответил Иван.

– При таких долгах на государственной службе делать нечего, это управленческая азбука, – сказал Крамин, не заметив вопрос. – Впрочем, есть вариант, позволяющий сохранить дачу и даже получить небольшой кредит на обустройство. Продолжаем переговоры?

– Продолжаем, – хрипло сказал Иван. Вчера, после разговора со Столбовым, он добавил, причем основательно. Лучшие патентованные похмелины так и не помогли избавиться от муторной тоски.

– Хорошо. Вы ведь вряд ли смогли грамотно объяснить Михаилу Викторовичу, чем отличаются хорошие природные напитки от синтетического пойла? Ничего, убеждать – тоже профессия, этим должны заниматься профессионалы. Необходимо, чтобы с Михаилом Викторовичем встретились профессиональные эксперты и объяснили ему, что закон лучше чуть смягчить. А ваша задача – помочь добиться встречи президента и экспертов.

– Он со мной вряд ли второй раз об этом заговорит, – сказал Иван, наполнил стакан минералкой и булькнул в него таблетку-шипучку.

– Все гораздо проще, – сказал собеседник Крамина, верно, из тех же экспертов. – Михаил Викторович заходит в Думу редко, но заходит. Ваша задача – сообщить нам, когда он придет в Думу в очередной раз. Главное, не раньше, чем часов за двенадцать до визита. Уговорите его – дача ваша.

– Хорошо, узнаю, когда будет – скажу.

Иван отхлебнул шипящий коктейль. На миг вернулось трезвомыслие. Подумалось: как же эти алкогольные эксперты смогут за одну встречу переубедить Столбова? Что у них будут за аргументы, какие предложения? Благотворительная программа на несколько миллиардов евро? Не согласится. Тогда что?

Нутро, преодолев коктейль, выдало в мозг очередную терпимую, но беспросветную болевую волну. Требовался мысленный болеутолитель. И душа создала его, в очередной раз напомнив про зеленый лужок и синеющие волны. Сейчас бы в эти волны с головой. Потом встать на колени в прибое, тряхнуть волосами, фыркнуть, подставить волосы под бриз. И все в порядке.

У людей, которые дарят тебе мечту, и с аргументами все должно быть в порядке. Иван не то чтобы так подумал. Он так почувствовал, измученным телом и измученной и обиженной душой.

* * *

Франция – старейшая великая республика Европы – знает толк в парадных церемониалах побольше, чем иные сохранившиеся монархии. Именно потому французский официальный визит всегда считался если не самым проблемным, то самым ответственным событием для службы протокола российского президента.

Впрочем, с соблюдением ритуалов проблем не возникло. При новом хозяине Кремля и Президентский полк подтянулся. Не то, чтобы Столбов лично устраивал проверки и разносы. Просто, когда новый президент в каждой предвыборной речи напоминал, что он – офицер запаса, служивые само собой поняли: во власти свой человек. Тем более, что сам Столбов, посещая Президентский полк, заметил: между показухой и соответствием церемониалу есть существенная разница.

Кивера, начищенные пуговицы, всадники на конях одной масти. Совсем как двести лет назад, когда Наполеон и Александр поделили Европу, и один император отправился погостить к другому. Вес, в военном и промышленном смысле, у двух стран разный. Впрочем, Франция – ядерная держава, к тому же, со своим норовом. Умела и Вашингтону возразить, и в ЕС добивается своего – есть чему поучиться.

Французского президента торжественно встретили, привезли в Кремль. Официальные переговоры начались в Георгиевском зале. Смысл их был двойной. Во-первых, у двух стран есть общие интересы, вопросы, проблемы – есть о чем говорить. Во-вторых, пусть Франция и не председатель Евросоюза, все равно этот визит можно было назвать посольством Европы.

Президенты обменялись речами. Гость выразил надежду, что Россия при новом лидере будет гарантом мира и стабильности на Евроазиатском континенте, а иностранные инвестиции, понятно, французские, в первую очередь, будут защищены лучше, чем прежде. Столбов отметил про себя, что иной европейский лидер ограничился бы устной надеждой, что Россия будет соблюдать договоренности и права человека.

Ответную речь Столбов составил сам. Только показал спичрайтеру и экспертам – нет ли логических и прочих ляпов. Не обнаружили.

Он приветствовал гостя как представителя страны, всегда проводившей независимую политику и умевшей найти компромисс между союзными договоренностями и национальными интересами. Заявил, что и Россия считает такую политику наиболее правильной для себя. Напомнил: страна самая большая в мире, поэтому свой путь и своя идентичность будут у нее в любом случае, хоть нарочно сохраняй, хоть нарочно ломай. Но зачем ломать?

– При этом, если говорить об основном векторе, наш путь не будет принципиально отличаться от вашего, и европейского пути вообще. Я управляю Россией, потому что этого захотел русский народ. Когда кончится мой первый срок, народ может избрать меня опять, или избрать кого-нибудь другого. Когда же закончится второй срок, тогда к власти придет другой правитель. Так что в главном противоречий нет. Что же касается частностей, то – да, наши страны достаточно разные, кто бы спорил.

Французский президент спорить не стал. Правда, спросил коллегу: не собирается ли Россия все же выполнить августовские договоренности 2008 года и вывести войска с территории Грузии, то есть Южной Осетии?

Столбов на это:

– Если такой шаг позволит нам улучшить отношения, можно и вывести. Но тогда просьба: передайте, пожалуйста, грузинскому лидеру, что в случае первой же серьезной проблемы войска вернутся в течение часа и на этот раз даже дойдут до Тбилиси. Я сказал ему это позавчера, но повторение, да к тому же от столь уважаемого источника, не помешает.

Француз пообещал передать.

* * *

Небольшой пансионат-гостиница в ближнем Подмосковье считался отелем среднего класса, и бригаде приезжих строителей в нем было не место. Однако разговор между начальником гастарбайтеров и руководителем проекта был именно таким.

– Микола, привет. Работа должна начаться завтра. Да, тот самый объект, задача та же самая. Инструмент возьмете в городе, так проще. Сегодня вечером будет рабочий транспорт. Загружайтесь в восемь утра. На исходных точках быть к девяти и ждать заказчика. Если на объекте не будет энергии, тогда вечером возвращайтесь.

– С инструментом?

– Нет. Инструмент оставьте в Москве, вывозить не надо. До связи.

Микола сообщил бригаде из двенадцати мастеров, что самая неприятная часть любой операции – ожидание – подошла к концу.

* * *

Татьяна стояла у первого клодтовского коня по правой стороне Аничкова моста и гадала: через сколько минут увидит гостя города, который прижмется боком к камню, изогнется, разглядывая части тела жеребца, отличающие его от кобылы? По одной легенде, на конских гениталиях изображен портрет светлейшего князя Потемкина-Таврического, по другой – Наполеона. В высокий туристский сезон любитель залезть под коня находится между третьей и пятой минутой, но в конце марта ждать, пожалуй, придется дольше.

Почему она так делала? Просто гуляла по городу. А так как гулять ей полагалось медленно, то делала остановки. Почему бы во время одной из них не полюбоваться на любопытных дураков?

Сложнее было сказать, почему она оказалась в Питере. Вообще-то давно мечтала посетить малую родину. А еще: давно хотела проверить, по силам ли ей побег. Оказалось – по силам. И размолвка со Столбовым. Три причины: сера, селитра, уголь – порох и взрыв. Этот взрыв и перенес ее из Первопрестольной столицы в культурную.

Для взрыва необходима искра. Искрой стало культурное мероприятие, точнее, инцидент, связанный с ним.

К французскому лицею подъехали одновременно с супругой французского президента. Француженка вошла в здание быстро, а Татьяне пришлось задержаться. К ней прорвалась пожилая дама в вязаной беретке. Вернее, Татьяна сама подошла к ней, чуть не вырвав у охраны.

Оказалось, дочка этой дамы работает в школе учительницей. Мать должна была передать ей номерок к какому-то медицинскому светилу – еле достала, причем, по ОМС. Дочка долго не могла отпроситься у начальства, а когда отпросилась, то ФСО уже ввело режим на объекте: «Не впускать, не выпускать».

Татьяна попыталась убедить охрану, но безуспешно. Если Столбов как-то смог выдрессировать непосредственно свою охрану, чтобы не обижала граждан, то сотрудники, охранявшие других высокопоставленных персон, вели себя бессовестно и беспощадно.

Уговорить командира не удалось – он извинялся, но повторял, что пока не поступил непосредственный приказ начальства, должен действовать строго по инструкции. Таня хотела было позвонить Батяне и обеспечить приказ, но махнула рукой и пошла в лицей.

С этой минуты ее ничто не радовало. Ни директриса, подобострастная до неприличия, будто за оплошность ее школу могли закрыть. Ни французская делегация, казалось, изящно намекающая: неужто не могли придумать чего-нибудь поинтереснее, чем песни для французов на французском языке? Ни даже детишки, с такими сосредоточенными мордашками, будто им предстояло не читать стишки и петь песенки, а сказать заклинание, дарующее бессмертие, но при ошибке – смерть. Таня некстати вспомнила, как перед знаменитым свиданием Александра с Наполеоном, на мосту через Неман, русские солдаты-песенники заучивали «Марсельезу»: «Алена сарафан потри».

Даже прыснула в кулак, вызвав удивление французов и испуг директрисы.

При первом же удобном случае нашла «заложницу», ожидавшую в кабинете конца мероприятия. Сказала, что выведет, если та покажет запасную лестницу.

Французская гостья увлеченно болтала с директрисой, на Татьяну не смотрели. Она кивнула издали охране: отлучусь недалеко – и вместе с несчастным педагогом вышла на лестницу.

Из здания вышли без проблем. У калитки стояли двое сотрудников, старший – парень совсем не симпатичный, недавно ее чем-то доставший. Татьяна подошла чуть ли не танцующей походкой к ошарашенному офицеру и тихо, душевно проворковала:

– Можно. Отпустили. Жди, сейчас вернусь. Скажешь, что ушла, до возвращения – вылетишь со службы.

И вышла на шумную московскую улицу. Поскорее рассталась с педагогом, чтоб не слышать благодарностей. По уму требовалось вернуться. Но так не хотелось!

Побег оказался импровизацией. Татьяна остановила такси, нормальное, с шашечками, торговаться не стала, и на Ленинградский вокзал. Наличных денег было не так и много. Зато проверила карту – впервые с прошлого декабря. Заметила, что жила все это время по безналичному расчету, не замечая, сколько на карте и на кармане. Денег набежало немало, больше ста пятидесяти тысяч.

Взяла билет на дневной «Сапсан» за пятнадцать минут до отхода поезда. Отключила связь, задремала, попутно обрадовавшись, что первая леди России еще не засветилась на экране и обложках, чтобы ловить на себе недоуменные взгляды попутчиков.

Приехала еще засветло. Не торопясь покинула вокзал, обогнула площадь Восстания. Не попросить ли мужа переименовать ее, назвав по старому – Знаменская? Перешла Невский, взглянула в створ самого известного проспекта России, увернулась от троллейбуса и поняла – дома.

Выпила чаю в какой-то новой сетевой забегаловке, съела простенькую плюшку. Дома она чуть-чуть вольничала с режимом, но сейчас, на выезде, а по правде говоря – в побеге, хотелось быть осторожнее. Погладила себя по животу: «Не волнуйся. Может, твоего папу и обижу, но тебя – нет».

Допив чашку, Татьяна поняла: ей недостаточно приехать в гости к камням. Требовались люди – старые друзья и подруги, хорошая, добрая посиделка. Татьяна знала: отравленные звери, и не обязательно дикие, обычная Мурка, инстинктом найдут на лугу травку, которая их если и не спасет, то даст шанс. Ей надоели эти официальные лица, вежливая, но безликая обслуга, немногочисленные, замотанные друзья. Кстати, где Макс? Помнила песенку из доброго мультфильма: «Нам дворцов заманчивые своды…». Узнала за полгода, насколько эти своды заманчивы, и насколько они не заменят привычных вещей.

Вынула мобилу, отключенную с прошлой осени. Нашла в контактном списке Димку Горыныча, позвонила. Выдержала минуту эмоционального удивления, потом удивила еще больше, сказав, что заглянет. Впрочем, Горыныч уже преодолел первый шок и назвал имена нескольких людей, которых он бы пригласил, если Танюша не возражает. Танюша не возразила.

Проблему она поняла, лишь ткнув кнопку отбоя. Рано или поздно об этом номере вспомнит Столбов. Позвонит. И, извини, Димка Горыныч, появятся волшебники на ковре-вертолете и вернут ее под заманчивые своды. Кстати, надо подумать, как? Летать бы она не хотела.

Да, еще Быков. Надо бы с ним встретиться, понять, что можно для него сделать, поддержать хотя бы. Заодно выяснить подробности этой гадкой истории. Тоже причина избежать отправки в Москву.

* * *

Переговоры продолжились, уже тет-а-тет. Тон был, как и прежде, максимально дружественным.

В чем-то они напоминали транзитную беседу с германским канцлером. Француз поблагодарил Столбова за то, что работать в России стало заметно проще, особенно бизнесу средней руки. Волокиты стало чуть меньше, поборов – очевидно меньше. Столбов ответил: это основная задача новой российской власти, будем стараться, чтобы французам было так же просто вложить деньги в российское предприятие, как в любой стране ЕС. Если учесть налоговые льготы, то выгода будет очевидной.

От бизнеса перешли к визам. Столбов сообщил о русской инициативе: отменить визы для ЕС Француз похвалил. В очередной раз сказал, что был бы рад отмене виз для граждан России.

– Мне бы все-таки хотелось понять, – улыбнулся Столбов, – что должны сделать мы, чтобы увидеть взаимность от Европы?

Француз перечислил несколько второстепенных причин технико-бюрократического свойства и перешел к главному. По его словам, ЕС пугает не столько Россия, сколько СНГ: не затопит ли сперва Россию, а потом и Европу азиатский миграционный поток?

– Буквально вчера я общался с коллегами из стран бывшего СССР, – ответил Столбов. – Постарался приучить их к мысли, пока не всех, лишь некоторых, что внешние границы этих стран должны контролироваться пограничной службой России, иначе нам придется создавать свою, полноценную границу. Само собой, это касается наших азиатских партнеров. Так что именно эта причина, надеюсь, скоро перейдет в категорию несущественных.

Француз предложил построить еще один «Мистраль». Столбов ответил, что Россия пересматривает свою военную концепцию и временно воздерживается от крупных проектов.

Во время минутного перерыва официант принес кофе. За ним, по традиции, предполагалось обсудить какую-нибудь проблему. Столбов надеялся, что французский гость, в отличие от коллег из северных стран, обойдется без обсуждений прав педерастов.

Официант протянул Столбову записку. Почерк Батяни.

«Миша, прости, проблема: Татьяна исчезла со встречи в лицее. Вышла на улицу, видимо уехала. Головы уже оторвал, ищу».

Столбов отхлебнул кофе – умеренно-крепкий, с легким, неназойливым ароматом. Убедил себя, что напиток доставляет удовольствие. Взял карандаш, секундным росчерком написал:

«Отвечу через 20 минут».

Отдал записку. Коротким усилием воли вогнал в голову мысль, что двадцать минут ничего не решат.

– Моя страна сделала достаточно много для урегулирования грузинского конфликта и не намерена отказаться от миссии посредника…

«А… Он опять про Грузию. Придется повторить».

Столбов улыбнулся и пересказал недавний разговор со своим тезкой. О том, что глупые санкции уже отменены, но если повторится что-то подобное августу 2008 года, тезка, из соображений человеколюбия, будет повешен за шею.

– В остальном нам спорить не о чем. Конечно, если, не дай бог, отношения изменятся так, что понадобится посредничество, можете не сомневаться, мы обратимся именно к Парижу. Но вряд ли кто-нибудь заинтересован, чтобы такая потребность появилась.

Француз согласился и перешел к другой проблеме – Уго Чавесу. Вчера, кстати, его тайно вывезли из российского посольства и отправили на Кубу, отдыхать и лечиться. Но кубинцы намекнули, что если ЕС осудит такое гостеприимство, красному диктатору придется искать новое убежище.

– Объясните, пожалуйста, почему Россия принимает такое участие в судьбе общепризнанного тирана? – спросил француз. И добавил: – Среди некоторых европейских стран бытует устойчивое мнение, будто новое руководство России хотело бы управлять своей страной, используя подобные демагогические и тиранские методы.

Столбов ответил на это, что политика России действительно изменилось и убежище, сугубо из гуманистических соображений, – часть новой идеологи. Потом добавил:

– Кстати, если проблемы возникнут и у вас, помните, Россия всегда предоставит вам убежище. Это не современная прихоть, это одна из наших традиций. К примеру, после Французской революции Россия приняла больше французских эмигрантов, чем все остальные страны Европы вместе взятые. Ведь царица Екатерина когда-то спонсировала просветителей, подарила Вольтеру соболью шубу, а значит, русская державность была ответственна за идеологию якобинства. Кстати, эта страничка истории будет сегодня упомянута не раз, но…

После чего деликатно подошел к теме «срыв культурной программы». Мол, у супруги, как раз собиравшейся сделать доклад на тему «Французские просветители и русская державность», после посещения лицея обострение самочувствия, все же восьмой месяц беременности.

Француз посмотрел понимающе и начал сам обсуждать интересную тему. Прибегал к эвфемизмам, смягчал. Выходило, что на западе Западной Европы испокон веков жила французская Красавица, а на востоке Восточной Европы – русское Чудовище. Красавица была изящной, остроумной, либеральной, просвещенной, а Чудовище – неуклюжим, грубым и самодержавным. Но душевным, а так как Красавица превыше всего почитала душевность, то они тянулись друг к другу, заключали военные союзы, переводили литературу и т. д.

Было не понятно, то ли французский гость сам дошел до этих мыслей, то ли ему подсказали. Но он увлекся историческими примерами и логическими конструкциями. Столбов слушал, поддакивал, улыбался. Будто они обсуждали важный двухсторонний договор.

Наконец французское остроумие иссякло, и был объявлен перерыв чуть подольше. Столбов спокойно вышел из зала, а потом едва ли не бегом удалился в ближайший рабочий кабинет. С Батяней говорить не стал, только кинул: «Буду звонить, смотри, чтобы никто близко не подходил. Найди Таню!».

Вошел в контактный список, ткнул имя, заодно отметив, что не пользовался этой связью с Татьяной еще с прошлого года.

Обычно такие заброшенные телефоны отвечают молчанием. Но тут, после короткой паузы – бесконечной паузы, раздался первый, неуверенный гудок. А потом знакомый голос.

– Да, слушаю.

– Тань, – Столбов еле удержал себя от радостного крика, – Таня, ты где?

– В Питере. Со мной все в порядке.

* * *

Из «стодневного» интервью Михаила Столбова.

– Борис Семененко, журнал «Огонек». В мае нынешнего года в Москве наверняка будет предпринята очередная попытка провести «Парад гордости». Ваше отношение к этому мероприятию?

– Отрицательное. Главным условием проведения такого парада будет отсутствие любых милицейских подразделений в радиусе километра от места события. Это достаточно жесткий, но единственный способ объяснить определенным гражданам, что относительно узаконивания противоестественности в обществе нет раскола, а напротив, мнение подавляющего большинства вполне однозначно. Если один гражданин считает, что имеет право убеждать остальных, что быть пидором – достойно и почетно, то другой гражданин имеет полное право ему возразить. И первое, и второе – разные грани свободы самовыражения.

– Но ведь терпимое отношение к сексуальным меньшинствам является одной из конвенциональных ценностей современного цивилизованного общества…

– Россия или соблюдает международные договоры, которые подписала, или отказывается от их выполнения. Если же говорить о так называемых неофициальных конвенциях, то хочу напомнить: Россия перестала жить по понятиям. Причем по любым понятиям, и блатным, и либеральным.

* * *

Застенчивая шкодливость – одно из немногих чувств, не отдаляющих человека от животного мира, но, скорее, с ним сближающих. Пушистый Барсик, обоссавший хозяйский тапок, и ребенок, разбивший графин во время кражи варенья, ведут себя одинаково.

Точно так же вели себя в этот день и депутаты Госдумы. Воровато переглядывались, но чаще – не глядели друг на друга. Непрестанно улыбались, ведь улыбка не только флаг корабля и «Макдональдса», но и самая надежная маскировка. А если в кафе или в скудной стеклянной «курилке» рождался разговор, то треть думцев была готова говорить о чем угодно, хоть о загадке Тутанхамона, лишь бы не о сегодняшнем голосовании.

Некоторые, малая часть, все же не лицемерили, понимали, что творят. Перед вечерним заседанием кучковались, спорили. Наконец расселись.

Основным в повестке дня был законопроект «Антиводка». Идея была смелая, а значит спорная, а значит – имела немало противников. Кто-то, не особо скрываясь, относил себя к алкогольному лобби: пусть сограждане спиваются с доходом в казну, чем травятся паленкой. Еще больше думцев пусть и не были связаны с ликероводочной промышленностью, но соглашались с этим аргументом. Говорили о «пьяных углах», о переходе страны на наркотики, о том, что европейские, в данном случае – скандинавские наработки на родной почве плода не дадут. Называли саму идею законодательно бороться с водкой «горбачевской», а это уже само по себе прибавляло с полсотни противников.

Если бы не напоминание президентского полпреда в Госдуме Ивана Афанасьева о том, что законопроект разрабатывал непосредственно сам Столбов и что очень просил принять, то, пожалуй, вопрос сняли бы с голосования. А так – внесли в повестку дня, и по предварительным раскладам ожидался перевес в сотню голосов.

И тут – сенсация. Для принятия законопроекта не хватило тридцати голосов. Такой разрыв часто называли «украинским результатом» – как в Верховной Раде. «Против» голосовала даже треть фракции «Вера». Кое-кто и прежде отвергал «горбачевский» закон, но большинство противников переменили мнение неожиданно и скандально. У них-то и было наиболее шкодливое выражение на лице.

Согласно новому регламенту Думы отвергнутый закон полагалось ставить на новое голосование лишь на следующий календарный день. Поэтому отдельные крики: «Переголосовать немедленно» успеха не имели. Тем более, что президентский полпред идею не поддержал.

Некоторое время спустя в кабинет к Ивану зашел Крамин со своим малознакомым референтом. Вот у них на лице никакой шкодливости не было.

– Ну что, – весело сказал Крамин, – думаю, пора приглашать Михаила Викторовича в Госдуму для беседы с нашими экспертами.

– Эту бодягу не вы подстроили? – спросил Иван.

– Нет, – улыбнулся Крамин, – это без нас подсуетились. Честное слово!

И был он столь искренен, что не поверить – невозможно.

* * *

Дима Горыныч родился в Кировограде. Огонь изо рта он не извергал, просто имел фамилию Горанович, сокращенную еще в детском саду. В девятом классе он впервые побывал в Ленинграде и поставил перед собой одну из главных задач жизни – поселиться в городе на Неве. К своей мечте шел через смены работ, обмены и продажи квартир, причем какое-то время жил даже в ближнем Подмосковье, откуда принято перебираться в Первопрестольную. Но мечте детства не изменил и обзавелся двухкомнатной квартирой в Коломне – старом питерском районе, где канал Грибоедова впадает в Фонтанку. Вместе с женой работал в одной газете: он – редактор спортивного отдела, она – выпускающий редактор. Татьяна считала Горыныча «более коренным» петербуржцем, чем те, кто может похвастать питерской родней до 1917 года.

Квартира Горыныча не была идеальным местом для вечерних посиделок – малые дети. Поступили просто: для детей и частной жизни родителей две комнаты, а для гостей – кухня, прокуренная, с покарябанным столом и постоянно обновляемой коллекцией наиболее экзотических бутылок. Когда-то, в советско-перестроечные времена, в такие коллекции входила тара от виски и рома, сейчас же что-нибудь более оригинальное. Скажем, виски кубанского производства, кривая бутыль из-под египетского джина и бутыль с остатками рязанского самогона.

До визита к Горынычу Татьяна погуляла по Питеру, прошла весь Невский проспект до Васильевского острова. Потом на такси, и поскорее к Быкову. Того перевели под домашний арест: не очень распространенная мера пресечения, но в его случае, безусловно, снисходительная.

Быков обрадовался Татьяне, как и любому гостю – по его словам, участковый милиционер ходил чаще, чем его друзья. Был он трезвый – дал зарок завязать, и очень грустный.

– Татьяна Анатольевна, попроси Мишу меня простить, – сказал он едва ли не десять раз за время встречи. – Не ожидал, что так его подставлю.

Оказывается, Быков был в курсе всего, что пишут в газетах, смотрел телевизор. Его упоминали редко, а в основном – Столбова. Говорили о «распоясавшихся опричниках», о «лицензии на расправу».

– Наверное, меня надо хоть ненадолго посадить, – несколько раз повторил Быков. – Косяк-то мой, дурил я минуты три, не больше, а Михаилу Викторовичу – позор.

Татьяна его успокоила, сказала, что дурацкие статьи лучше не замечать, и вообще ему помогут. Сама видела: человек так наказан, больше уже некуда.

Когда выходила от Быкова, позвонил Столбов. Она сказала ему, что в Питере, хотела извиниться, сообщить про Быкова. Но Столбов, как заранее записанный голосовой файл, просто приказал ей встать на перекрестке и ждать, когда подъедет ФСО и заберет.

На упреки она бы ответила. А так – просто дождалась, пока он договорит, и сказала, что так и сделает. Но завтра. Сегодня вечером ей охота пообщаться с нормальными людьми, а не с дурацкими дворцовыми куклами. После чего нажала отбой и поехала к Горынычу.

Через час, на всякий случай, отключила и этот мобильник. Даже вынула аккумулятор.

* * *

Официальная часть визита завершилась в восемь вечера. Протокол пришлось составить с учетом отсутствия жен. Программу перекроили скоро и умело, заменили выставку винным рестораном. Французскому гостю это явно понравилось. Он похвалил Столбова за то, что здоровье жены оказалось важнее обязательного мероприятия. Его супруга, кстати, отправилась в Академию национальных танцев. В компании беременной жены Столбова это было бы неестественно.

За бокалом вина говорили о делах второстепенной важности – о культурных обменах, велопробегах дружбы, о пропаганде здорового образа жизни. Француз еще раз похвалил российского лидера за то, что его жена является примером для беременных. Оценил антиалкогольные законы, посоветовал русским пить такие же вина, как они в этот вечер, и тогда проблем с алкоголем у нации не будет.

Кто бы поспорил? Вино было настолько сухое и изысканное, что Столбов встал из-за стола еще трезвее, чем сел.

Попрощался с французом – тот отбывал тем же вечером. Тотчас же позвонил Иван и сообщил, что Госдума впервые провалила президентский законопроект.

– Ты об этом знал? – спокойно спросил Столбов.

– Нет. Полный сюрприз. Ворчали чуть-чуть, но чтобы столько из нашей фракции были «против»… Пидоры!

Столбов взял еще несколько секунд паузы – самому сосредоточиться и позволить Ивану осознать свой косяк. Провал президентского законопроекта может быть сюрпризом для президента. Но не для его представителя в парламенте. Среди депутатов из своей фракции, да впрочем, и фракций оппозиции, всегда найдется достаточно стукачей, готовых вовремя предупредить о такой засаде. До этого «Вера» шла в Госдуме от победы к победе, но командир побеждающей армии не должен забывать о разведке.

– И что делать будем? – наконец спросил Столбов.

– Со мной просто, – ответил Иван. – Хотел дать мне другую работу – давай поскорей. Если с явным понижением – не обижусь. А насчет закона думаю так: тебе надо в Думу прийти. Причем завтра, причем внезапно. Не то, чтобы наехать на них, а снять эмоцию: понять, почему они так…