Текст книги "Месть негодяя"

Удары

…Раннее утро. На окраине города, в районе цыганского поселка, есть двухэтажный зал игровых автоматов с рестораном на первом этаже. У входа толпятся сотни угрюмого вида парней, разбирают бейсбольные биты. Я тоже беру биту и возвращаюсь в актерский вагончик. Нахожу там Андрея, играющего главаря бандитской группировки. Он раздражен, мусолит в руках бейсбольную биту, такое впечатление, что ищет, кого бы ударить.

– У тебя в райдере прописан отдельный вагончик? – спрашивает сурово.

– Что случилось, Андрей?

– Эта новенькая ассистентка по актерам – как там ее? – пыталась выгнать меня из вагончика. Сказала, что он твой. А мне куда? На улице не май…

– Ну, ты же знаешь, в мире, как правило, одним все, другим ничего, – пытаюсь шутить. – Не бери в голову, чувствуй себя, как дома! Принести тебе чай?

– Ты не представляешь, какой у нас тут произвол, актерское агентство из актеров веревки вьет, занижает гонорары, ворует! – продолжает спокойнее. – Если не согласен на их драконовские условия, работать не дадут. Я вот думаю, может, податься в Москву? У вас там как с работой?

Вряд ли он уедет. Я не первый день его знаю, у него здесь семья, друзья, традиционная бутылочка местного пива в кармане куртки. Да и слишком он седой, чтобы слепо подставляться под удар – насиженные места седых редко отпускают, и лишь вырвав на память добрую половину сердца. А с оставшимся клочком далеко не уедешь – проверено. И даже если сможешь, все равно – что это будет за жизнь? Москва – город победителей с покалеченными сердцами. Поэтому там так холодно жить и так востребованы кардиологи, психотерапевты и патологоанатомы… Но если победы не радуют, зачем они нужны?

Выхожу из вагончика подышать. Начинается дождь, прячусь в предбанник ресторана. Там греется полгруппы. Вскоре появляется энергичная директриса.

– Через полчаса начнется бизнес-ланч, – чеканит слова. – Надо освободить вестибюль.

Ей чуть больше тридцати. Чем-то едва уловимо похожа на Светку. Худенькая. И в кошачьих глазах готовность к внезапному броску. Мне нравятся такие глаза, без признаков усталости, с ярко выраженным желанием всеми доступными способами и днем и ночью бороться за лучшую жизнь, отражать удары… Мне вообще нравятся люди, заряженные на успех – с ними я чувствую себя комфортно, даже если это мои соперники. С детства люблю соперничество! А еще я вдруг представляю, как эта директриса стонет и орет, прижатая лицом к моим горячим простыням…

Наблюдая за директрисой, думаю о Наталье. Когда Родиона посадили, Наталья пыталась научиться жить самостоятельно. Но работать не стала, предпочла прижаться к горячим простыням Филиппа…

«Что же все-таки за человек, эта Наталья? – снова пытаюсь понять. – Какие эмоции вызовет у зрителя?»

Вспоминаю, как пару месяцев назад перед самым арестом Родион спросил Наталью:

– Ты бы смогла меня предать?

Первоначально текст был другой, но мы с Володей его переписали. У Натальи там великолепно сыгранная сложная молчаливая реакция, смысл которой я бы коротко сформулировал так: «И ты смеешь задавать мне такие вопросы? Ты же сам изменяешь мне направо и налево… А я… Я люблю тебя…» Но Родион спрашивает не о физической измене, для него предательство – это нечто большее. И все, что происходит с Натальей до самого финала – это, по сути, ответ на вопрос Родиона, в том числе и самой себе: «Смогла бы или нет…?». Мне кажется, большинство предательств в мире совершается не со зла, а от бессилия перед обстоятельствами. И значит, как бы не любили мы, и как бы не любили нас, никто не застрахован… Но понимая это, легче прощать.

– В нашей истории нет положительных или отрицательных, – сказал как-то Вознесенский. – У нас драма ноги…

В предбанник втаскивают одного из боевиков. Его трясет. Волосы дыбом. Изо рта белая пена.

– Приступ эпилепсии, – объясняет его товарищ. – Удар…

Парень приходит в себя. Ему помогают сесть, прикладывают к голове мокрое полотенце. Он бессмысленно смотрит перед собой, в стол, слегка шевелит губами. Как будто повторяет текст роли. Но текста у него нет, он же массовка. Может, молится?

На столе большой рекламный плакат – фирменный логотип банка на фоне сверкающей россыпи золотых монет. Эпилептик не понимает, что это плакат, пытается взять одну монетку, скребет по листу ногтями…

«Вот как надо играть! – вдруг озаряет меня. – Чтобы зритель был, как после эпилептического удара! Чтобы скреб неуклюжими ногтями по экрану… Чтобы прикладывал к затылку мокрое полотенце! Чтобы ни на мгновение не сомневался – все, что он слышит и видит на экране – настоящее! Как же этого добиться? Черт побери, как?!»

– Папа, когда ты вернешься? – спрашивает Славик.

– Это зависит от мамы, мой дорогой, – Филипп с порога бросает многозначительный взгляд на Наталью, а Наталья отворачивается и уходит в дом…

Славик крадется в гостиную, посмотреть на странного незнакомца, из-за которого поссорились родители. В руках у него игрушечное ружье – боится.

Когда искали мальчика на роль Славика, попросили мою детскую фотографию. Мальчик нашелся очень похожий – черноволосый, черноглазый, смуглый, худенький. И в этой сцене мне надо сыграть, что каким-то седьмым чувством Родион вдруг осознает – Славик его сын! У меня нет детей. Представить, что бы я почувствовал в такой ситуации, трудно. Трудно еще и потому, что отцовский инстинкт во мне все никак не просыпается. Когда спрашивают, хочу ли детей, молчу и улыбаюсь – не хочу. Как правило, малыши шумные, капризные, беспомощные и неблагодарные. Иногда мне кажется, некоторые завели ребенка только потому, что все другие способы наполнить смыслом пустоту и бессмысленность жизни уже перепробованы.

В гостиную входит Наталья, присаживается на край дивана, проводит прохладной ладонью по моей щеке.

– Больно, родной? – шепчет. – Потерпи, все будет хорошо. – И в глазах у нее слезы…

Знаю, что надо терпеть. Говорю себе это, когда трудно, когда кажется, что тупик, когда жизнь наносит новые удары. Если хочешь чего-то добиться, придется усвоить, что «Терпеть!» – это синоним слова «Жить!».

…Полдня снимаем эту огромную сцену. Володя не доволен, расхаживает по гостиной, устало трет переносицу. Я вдруг замечаю, как он изменился за эти несколько месяцев. Похудел, осунулся. И взгляд другой. Как будто, глядя на меня, он одновременно наблюдает за кем-то за моей спиной. Даже хочется обернуться, настолько Володя увлечен. И только одно останавливает – знаю, что тот, второй – тоже я…

– Между Родионом и Филиппом война, но ты не побоялась, привезла Родиона домой… – не торопясь внушает Яне. – Посмотри на него. Вглядись в лицо, в руки… Этот человек сидит в твоем сердце занозой уже десять лет, принес столько боли и разочарований! Но ты не можешь его забыть. Его пытали, он страдает. Представь, что должно быть у тебя внутри!

– У нее внутри, – опять поправляет Яна.

И тут я понимаю, почему не получается! Для Яны Наталья все еще «она», а не «я». Она сознательно отгораживается от образа. Как будто боится, что испытания, выпавшие на долю героини, ударят и по ней самой.

– Родион – Любовь всей твоей жизни! – терпеливо твердит Вознесенский. – Все эти годы ты любила только его. И ненавидела, и тосковала, и не могла простить… И все эти годы представляла вашу встречу. И вот он здесь, в твоем доме. Ты вытащила его из ада. Ты спасла ему жизнь и бросила вызов Филиппу… А ты играешь так, словно ты доктор по вызову, а Родион – один из списка пациентов. Яна, соберись!

Она собралась. Это случилось уже на моих крупных планах, то есть, когда снимать ее закончили и переставили свет и камеры в мою сторону. Теперь Яна играла очень хорошо.

– Ну, вот, можешь же, когда захочешь! – кричит Володя от монитора.

Яна смущенно улыбается.

– Может, переснимем крупный план Яны? – предложил Володя, когда в мою сторону все сняли.

Яна смотрит с мольбой. Ей очень хочется, чтобы пересняли. Оператор ворчит, но дает команду снова переставить свет.

…Утро. Безжалостный солнечный свет освещает картину ночного преступления. Мертвое тело на полу в луже крови. Работают криминалисты. Параллельно идет допрос…

Открываю рот, чтобы рассказать моему врагу правду. Наталья перебивает:

– Это я убила.

Врет. По сценарию, человека, ведущего охоту на Родиона, убивает Родион. У него нет выхода – если не убьет он, убьют его. Тот, кто прошел войну, или Зону, с этим знаком – чтобы выжить, надо научиться бить первым. Самый сильный инстинкт в любом живом – инстинкт самосохранения. Именно поэтому, думаю, кода кто-то бросается вниз головой с крыши, подносит к виску дуло пистолета и жмет спусковой крючок или съедает горсть смертоносных таблеток, он делает это уже морально мертвым – живому не даст инстинкт… Родион – живой! После Зоны все инстинкты его обострены – умеет и не боится бить первым! И тут Володя вдруг заявляет:

– Знаете, а пусть так и будет – пусть убийство совершит Наталья – спасет и себя, и ребенка, и Родиона!.. А то у нас Наталья получается слишком слабая, невыразительная…

Для меня это, как гром среди ясного неба.

– В любом случае это нельзя решать за счет одной лишь предстоящей сцены, – возражаю решительно. – В сценарии все верно написано – во-первых, перед выбором теперь Филипп, в его решении замять дело мы видим признаки благородства. Во-вторых, перед выбором и сам Родион: признаться Филиппу в убийстве – это получить новый тюремный срок, не признаться – подставить Наталью. В-третьих, Наталья все равно совершает поступок – берет на себя это преступление, хоть его и не совершала… В-четвертых, Филипп получает возможность диктовать Родиону условия, от которых теперь нельзя отказаться, и он диктует – вынуждает Родиона покинуть город… А если убила Наталья, то сцена сыпется…

– Вы видите каждый свою роль, а я весь фильм в целом, – раздражается Володя. – Доверяйте мне!

Поняв, что его не переубедить, иду на крайность.

– Я и доверяю, но сейчас ты экспромтом меняешь мне роль, – говорю. – Я за нее отвечаю, как ты за весь фильм, и я не согласен… Давай звонить сценаристу и продюсеру.

Володя расстроен. Достает телефон, уходит с площадки. Его нет минут семь. Вдруг возвращается очень довольный.

– В Москве в восторге от просмотра первых четырех смонтированных серий. Передают огромный привет актерам…

– А что с этой сценой?

Володя смеется.

– Я не стал об этом говорить. Может, ты и прав – режиссер тоже должен доверять актерам. Короче, хватит спорить, давайте снимать!

Девушка мечты

… – У меня сегодня была супер ночь! – восторженно шепчет с утра Глазков и тычет мне в нос мобильный с фото сумасшедшей красоты блондинки. – Познакомились еще летом. Она замужем, и сразу дала понять – ничего не получится. Но вчера сама позвонила, прикинь! Встретились, прогулялись, поднялись ко мне, я угостил ее Ширазом… Старик, это девушка моей мечты, веришь?!

Ну, что тут скажешь? Я, конечно, мог бы расчувствоваться, по-тихому послать ассистентку в магазин за шампанским и тортом, остановить съемку и, собрав всех у камеры, поздравить Пашу с величайшим событием в его насыщенной плодотворной жизни – долгожданным появлением Девушки Его Мечты! Но я не буду этого делать! Не буду, пока не пойму, что звезды действительно сошлись, и божья искра и впрямь проскочила и замкнула волшебную дугу, и что счастливая Серебряная Стрела, и в правду, попала в Пашу, причем, именно в его большое мужественное сердце, а не в плечо, не в бок или ягодицу…

– Это было волшебно! – продолжает ликовать Паша. – Если бы ты ее видел! Она такая стройная, худенькая, нежная, смуглая бархатистая кожа, огромные голубые глаза!.. Мы любили друг друга и никак не могли остановиться! А в четыре утра она уехала…

– А ты?

– Я спросил, значит ли, что это было на один раз и больше мы не встретимся.

– А она?

– Сказала, что встретимся, но сама позвонит.

– А ты?

Пока он рассказывает, медленно прогуливаемся по дорожке между домами. И я думаю: «А где, интересно, девушка моей мечты? Какая она? Где живет? Чем занимается? Тоже ищет меня по свету, или не ищет, потому что уже устала искать? Или замужем и уверена, что ничего в жизни не изменится? А вдруг случилось непоправимое? Например, затонул паром, упал самолет, обрушились ураган и цунами? Или крохотная спортивная машинка не вписалась в поворот на скользкой скоростной трассе над обрывом? И, когда пришло время нам встретиться, она не столкнулась со мной в подземном переходе. И не села на соседнее кресло в кинотеатре или за соседний столик в кафе. И не оказалась у кассы в супермаркете в тот момент, когда я покупал хлеб и вино. И не зашла на мою страничку в „Одноклассниках“, чтобы улыбнуться смайликом и виртуально шепнуть: „Привет! Давай дружить?“… А еще думаю, чтобы иметь свою половинку, надо и самому быть половинкой. Но я-то никакая не половинка – это подтвердит любой, кто достаточно хорошо меня знает. Там, где я рос, с детства приучали быть целостным, цельным, независимым, автономным. Иными словами, максимально живучим в бою. Может, при такой конструкции иметь половинку не предусмотрено? Может, в том месте души, где у всех находится стыковочный отсек для их половинок, у меня – противометеоритная броня и крупнокалиберные пулеметы?»

…Вокруг стойки бара толпа. Заказываю коньяк, оглядываюсь. Встретившись взглядом с девушкой за соседним столом, улыбаюсь и протягиваю руку – кто знает, может, именно она и окажется той самой, «девушкой моей мечты»… Между нами тут же вклинивается Глазков, начинает ей что-то втирать. По взгляду девушки пытаюсь понять статус их отношений. А может, отношений никаких нет, и он только что с ней познакомился, увидев, что она мне улыбнулась. В последнее время у нас с Пашей появился мальчишеский ретивый дух соперничества. Он и на съемочной площадке, и в тренажерном зале, куда мы теперь ходим вместе, а особенно, когда мы где-то с кем-то знакомимся. Держу протянутую руку, а девушка не отвечает. Может, она не видит, отвлеченная коварным щебетом моего легкомысленного товарища. Кажется, целую вечность держу руку! Терпеть не могу, когда протягиваю руку для рукопожатия и не отвечают. Жест неудобный, просящий! А я ненавижу просить – лучше удавлюсь, чем кого-то о чем-то попрошу. Мне и гаишникам всегда было легче сразу штраф заплатить, чем лебезить, хныкать, оправдываться… Поэтому и знакомиться сам не люблю – многие красивые девушки воспринимают попытку познакомиться, как попрошайничество, и первое время общаются, как будто денег в долг дают. Интересно, а если бы в моей протянутой руке сейчас была граната, она бы все равно ее не заметила и продолжала весело щебетать с Пашей? Ну, уж Паша-то точно заметил бы гранату, это и к гадалке не ходи – Паша очень наблюдательный, и периферийное зрение у него развито, будь здоров!..

– Какие девушки тебе нравятся? – спрашивает Алеся. Алеся – подруга Паши, Паша пригласил ее составить нам компанию в этот свободный вечер в ночном клубе, и ей тоже неловко, что Паша так увлечен другой.

– Старик, пришло время еще выпить, давай, давай, давай!.. – кричу, перекрикивая грохот музыки и гул толпы, беру Пашу и Алесю под руку, увлекаю за собой к стойке бара, заказываю для друзей текилу и себе коньяк. Паша, как ни в чем не бывало, обнимает Алесю, прижимает к себе. Какой Паша легкий, какой молодец, как он легко умеет переключаться! А я с бокалом ухожу один в темноту. Как же я люблю уходить, как же люблю уходить в темноту, как же люблю уходить в темноту один, кто бы знал!.. Как же люблю натыкаться в темноте на свет, яркий веселый свет первого встречного, превращающий ночные кошмары в Диснеевские мультфильмы и картины Сальвадора Дали! Как же я хочу больше никогда не бояться ночных кошмаров, не вздрагивать от случайных звуков, не ловить ртом тревожный воздух, не искать краем глаза окно или дверь!.. И еще я хочу, чтобы мне почаще попадались в жизни те, с кем хоть сейчас в разведку! Есть люди, что с детства летают во сне, живут до глубокой старости, умирают с улыбкой… А есть такие, что никогда не подойдут первыми, не улыбнуться, не похлопают в трудную минуту по плечу со словами: «Дружище, я тебя не знаю, но у тебя все будет хорошо, по тебе это сразу видно, поверь…» Как же мне не хватает в людях великодушия в мелочах! По большому счету мне ни от кого ничего не надо, а если будет надо, сам возьму, но в мелочах я бываю ранимым… Тех, что через 40 лет умрут в болезнях и мучениях, видно уже сейчас… Я устал от их бесконечного недовольного ропота…

– Леха, привет! А у меня день рождения! – вопит вынырнувшая из темноты Настя. – Ты забыл?

Не забыл, а не знал, дорогуша – это разные вещи! Откуда я мог знать? Если бы меня кто-то предупредил, сказал: «Лешенька, тут такое дело – день рождения, можешь никуда не приходить, и ничего не дарить, и вообще никто не ждет от тебя каких-то там поздравлений, просто имей в виду…», то она была бы сейчас завалена цветами и подарками, а над городом носились голубые вертолеты с сердобольными волшебниками, бесплатно показывающими кино и разбрасывающими эскимо!

Настя представляет меня высокому несимпатичному парню:

– Познакомься, это мой жених Зденек, он из Польши, но постоянно приезжает в наш город в командировки!

Час от часу не легче! У нее есть жених, а я узнаю об этом в последнюю очередь! Хотя, с чего бы мне по этому поводу париться? Есть у нее жених, или нет – это ничего не меняет. Мы решили, быть друзьями, и баста! Надо уметь дружить с девчонками! Надо уметь, черт возьми! И я научусь! Обожаю учиться и работать над собой, и стремиться к совершенству! Хотя тоже мне, жених! Могла бы подыскать кого-нибудь получше! Незапоминающийся! Только высокий – выше меня на полголовы. Девчонки, придают росту парней колоссальное значение. Может, даже колоссальнее, чем всему остальному. «Все остальное» под руку на улице не возьмешь и за коктейлем в ночном клубе не попросишь сходить. А рост – он на виду – вот он! Смотрите все, какой рядом со мной рост! Некоторые так машины покупают. Очень хочется иметь, например, последний кузов БМВ, а денег не достаточно. И берут самую дешевую комплектацию – механику, велюр, минимальный объем двигателя, да к тому же где-нибудь на двери неприметная царапина… Кто разглядит? Зато внешне все соответствует, все чики-пуки, как говорится!

– Ну, давайте выпьем за именинницу, – предлагаю.

– А у нас закончилось, – трясут перед носом пустыми стаканами. Ищу глазами официанта, заказываю им виски и себе коньяк.

Собираюсь пригласить Настю танцевать, но «дешевая комплектация» как почувствовал – заграбастал ее в охапку, как утопающий – спасательный буй.

– Идем, – подружка Насти Ира берет меня за руку, тянет в толпу.

– Давай здесь, – предлагаю.

– Нет, хочу в самую гущу!

Ах, эти девушки! Как же они любят потоптаться среди разгоряченных потных тел, коварно повертеть попками в замкнутом узком пространстве среди других коварных попок!.. А я как раз раскурил коварную сигару! Я же их всех сейчас сожгу, к чертовой матери моей сигарой! Приходится кинуть сигару и раздавить каблуком, как гигантскую гусеницу с горящей башкой. Гадко, когда парень танцует с девушкой, и при этом у него в руке или в зубах сигара! Тем более, если одновременно он прожигает гадкие дыры в платьях, кофточках, рубашках, майках и измученных солярием кожных покровах танцующих рядом – все и так уже в дырах, и с этим ничего не поделаешь, приходится принимать, как есть…

Обнимаюсь с Ирой в медленном танцевальном ритме – ничего личного, ничего такого, после чего надо хотя бы пригласить на чашку кофе и бисквит – и вдруг вижу Таню. Точнее, не вижу, а чувствую, как футболка у меня на спине задымилась от невидимой огненной надписи «Как же ты мог?! Какой же ты, Леша, гад!». Ё мое! Совсем забыл – мы же договорились вечером созвониться и, возможно, встретиться! Таня стоит в углу с крашеной блондинкой, обе смотрят на меня и Иру. Взгляд блондинки – как перед кабинетом деревенского дантиста… Подхожу, беру Таню за руку, собираюсь поцеловать, Нервно отдернув руку, отворачивается.

– В чем дело, малыш? – настораживаюсь. – Что-то не так? Ты себя плохо чувствуешь? Может, заказать что-нибудь крепкое?

– Не хочу.

– А легкое?

– Нет.

– А чай?

– Не надо.

– А кофе?

– <…>

– Может, у тебя болит голова?

– Нет.

– А живот?

– <…>

– А сердце?

– Ты издеваешься?

– Если у тебя ничего не болит, и ты не хочешь выпить или попить, тогда, может, потанцуем.

– Не хочу.

– А у нас у одной девушки неожиданно нарисовался день рождения…

– Ну, поздравляю!

– Может, присоединитесь? Я там сам половину людей не знаю, так что будет и удобно и уместно, и хорошо! По-моему, люди должны почаще знакомиться, чтобы не замыкаться в себе, не зарываться в ил, не терять ориентиры… Новые люди – это же такие хорошие ориентиры, если, конечно, это хорошие люди, но у нас с тобой по-другому и не бывает, разве нет? Кстати, не хочешь познакомить меня со своей подругой, это, случайно, не та самая подруга, что знакома с моим другом Пашей Глазковым и сказала, что он сексуальный террорист…?

Последний вопрос задавать не следовало.

– Послушай, а не слишком ли много у тебя подруг? – взрывается Таня. Я никогда еще не видел ее такой! На всякий случай делаю шаг назад, если вдруг ей придет в голову наброситься на меня и начать грызть мое большое ранимое сердце… Вместе с тем, пытаюсь вспомнить точное число моих подруг за последний год и сопоставить с аналогичным числом у моих ближайших знакомых, чтобы ответить сначала самому себе, а потом уже ей, слишком или не слишком, и, возможно, свести все к доброй шутке, за которой последуют доброе примирительное рукопожатие, а за ним добрый примирительный поцелуй а за ним, возможно, добрый примирительный проезд на такси ко мне домой, а за ним добрый примирительный подъем на лифте на шестой этаж, и может быть даже еще в лифте, где-то посередине между небом и землей, начало доброго примирительного секса… И еще я хочу наговорить Тане много-много всего доброго и примирительного, но пока я подбираю правильные слова, они уже протискиваются к выходу. Порываюсь догнать, схватить Таню за руку, прижать к себе, осыпать поцелуями, кричу что-то вслед, но поздно – бурные воды взволнованной праздной толпы мгновенно смыкаются за хрупкими грациозными спинками… Ну и пусть! Даже, если навсегда – все равно… Жизнь и так коротка – нет времени на обиды! А если кто-то думает иначе – значит, нам в разные стороны!

Возвращаюсь в компанию Насти, там уже вовсю выступает Паша – строчит веселыми тостами, сыплет анекдотами, излучает непоколебимый позитив! Заказываю еще коньяку и новую сигару.

– У тебя же язва, тебе нельзя ни пить, ни курить, – кричит Настя, пытается отобрать сигару, виснет на руке, тянется губами к сигаре, свирепо вглядывается в бокал в другой руке. – Дай лучше я покурю или выпью!

Хорошо, что у нее нет хобота, как у слона, комара или муравьеда. Иначе я бы точно остался без коньяка или сигары, а то и без рук!

– Это днем мне нельзя, – вещаю загадочно. – А ночью можно. По ночам я другой. Знаешь, Настька, во мне живут два совершенно разных человека! Эти двое ведут каждый свою жизнь и почти никогда не пересекаются, а пересекаясь, нередко набрасываются друг на друга с кулаками, бейсбольными битами или шпагами. Кстати, а где твой жених?

– Зденек уехал в аэропорт, завтра ему с утра на работу, и по-моему это грустно, но в то же время прекрасно, старик! – весело вопит за Настю Паша.

– Жаль! – говорю не искренне. Что-то подсказывает, что надо сказать: «Не расстраивайся, Настя! Может, смогу его заменить…» Но молчу. Я всегда молчу, когда натыкаюсь мозгами на бесплатную подсказку. Не доверяю бесплатным подсказкам из темноты.

– По-моему ты ей нравишься! – горячо и пьяно шепчет Паша мне в ухо, отчего мне ужасно щекотно.

– Откуда ты знаешь? – кричу в ответ, изо всех сил стараясь не захохотать.

– Заметил, что она все время рядом? Обычно, если ты не нравишься женщинам, они просто сваливают, поверь, я на этом собаку съел!..

– Ее, случайно, не Мухтар звали? – пытаюсь шутить.

– Зачетная шутка, старик, немного подредактирую и буду выдавать за совою! – ухмыляется Паша.

– А ты мне показался таким серьезным вначале, – вклинивается Настя, обращаясь ко мне.

– Я всегда серьезный вначале. И иногда в конце. Что в этом плохого? Я знавал некоторых, кто изо всех сил пытался быть несерьезным чтобы нравиться окружающим. И знаешь, что я тебе скажу – все эти клоуны кончили плохо…

– У тебя есть дети?

– Что? Деньги? Извини, не расслышал…

– Отвечай, есть? – сует мне в нос мобильный с фотографиями: карапуз кроватке, на горшке, в вальерчике… – Это племянник, – гордо поясняет. – Старшая сестра год назад родила… – Листает фотографии, следит за моей реакцией. Малыш, конечно, офигенно фотогеничный! Но я не подаю признаков восторга. Если бы она показала, например, свои фото на море в бикини или в горах на лыжах, или, как дрыгает длинными ногами на концерте каких-нибудь лохматых бармалеев с микрофонами в фарфоровых зубах, я бы воодушевился! А чужие дети в мобильниках одиноких бездетных девиц в пять утра – это полный мрак! И почему они всегда спрашивают о детях?! Почему для них это так важно?! Неужели от того, есть у меня ребенок или нет, зависит, стоит меня любить или нет? Какая же это любовь? Мне всегда казалось, любовь, как природное явление – ее реально предсказать и невозможно предотвратить!

– А я ведь уже встречалась с актером год назад, – вдруг сообщает Настя. – Он тоже из Москвы, скорее всего ты его знаешь… Мы расставались раз сто. Но потом он прилетал, и все начиналось с начала… Еще был француз, а теперь, вот, этот поляк… И что я за дура?! Вечно нахожу себе парней из других городов, привязываюсь, а потом страдаю… Вечно наступаю на старые грабли!

«А я вечно нахожу себе девушек с других планет… – хочется сказать. – Наступать на старые грабли не страшно, главное, на них не ложиться! Но где взять силы это себе запретить…?»

– Извини, я сейчас, – бросаю на Настю виноватый затравленный взгляд, устремляюсь сквозь толпу, из грохочущего дымного зала, от незапоминающихся разговоров, от холодного звона залапанных липких бокалов, от равнодушных движений полуобнаженных тел гоу-гоушниц, способных лишь на пару секунд привлечь мой голодный беспризорный взгляд… Долго блуждаю по каким-то непонятным сумрачным помещениям и извилистым коридорам в поисках тихого места, где не будет ни одного постороннего звука, только твой голос и тишина… Но такого места нет, ни здесь, ни, пожалуй, где-либо еще на планете, и не будет в ближайшие 150 лет… И тогда я останавливаюсь возле огромного окна, за которым город, и ночь, и осенние ржавые листья, кружащиеся в ржавой темноте, достаю телефонную трубку, набираю твой номер… Вместо гудков на другом конце включается музыка, праздничная бодрая музыка, назначенная сообщить, что у абонента все хорошо и посторонняя помощь не требуется… «Родная, возьми пожалуйста, трубку, – отчаянно шепчу, – понимаю, я посторонний, давно уже посторонний и сам в этом виноват, но я так хочу услышать твой голос, так хочу услышать твой голос, так хочу услышать твой голос, прежде чем мир рассыплется на крохотные ржавые осколки, что разлетятся в разные стороны неласковой пустоты… Я так соскучился по твоим губам, по твоему тихому дыханию, когда ты молчишь, внимательно слушая или думая, что сказать в ответ!.. Мне так тебя не хватает, Светка!..» Но вместо этого слышу другую женщину, что, возможно, где-то с кем-то живая и страстная, и умеет прошептать пару фраз так, что поверишь во что угодно, но сейчас сообщает медленно и равнодушно: «В данный момент абонент не может подойти к телефону, попробуйте перезвонить позднее…»

…Встаю в двенадцать, я не выспался, раздражен, голова свинцовая. Всю ночь снилась дрянь – как будто я птица, и куда бы я ни ткнулся, в чье бы окно не попытался влететь – там везде Паша Глазков, и он не пускает, держит изнутри форточки, весело вопит: «Родя, обожди снаружи! Разве ты не видишь: ЗДЕСЬ ЗАНЯТО!!!» Обычно я не опохмеляюсь, но тут все же выпиваю рюмку коньяка, захожу на мою страничку в «Одноклассниках». «Жизнь коротка – нарушай правила, целуй медленно, прощай быстро, люби искренно, смейся неудержимо!» внушают сами себе в статусах скучающие раздобревшие домохозяйки. «Пей коньяк по утрам, медленно, искренно и неудержимо!» – вписываю в мое виртуальное желтое облачко над аватаркой. А ведь я так и живу: если не подгоняют, целую медленно, если хорошо смешат, хохочу так, что под ногами сотрясается земля, палуба или пол… Когда я пару раз любил – это было очень давно – мне казалось, я забыл буквы! Я лазил по ночам на крыши, чтобы получше разглядеть луну – мне казалось, на луне я видел Ее портрет… И правила я тоже нарушаю, хотя правила правилам рознь: есть правила, за нарушения которых можно загреметь далеко и надолго, а я так люблю свободу, что, если когда-нибудь – не дай бог, конечно! – придется выбирать, уж лучше я буду послушно маршировать по бескрайним российским полям и лесам в едином строю с моим добрым и доверчивым народом, чем делать то же на крохотном пятачке за колючей проволокой под прицелом скучающих автоматчиков в компании пары сотен ребят, почему-то решивших, что они умнее и хитрее других… А еще с некоторых пор я стал находить поэзию в Мести. Согласен – надо уметь прощать, но все же я думаю, что еще надо уметь не забывать Зло, не какие-то мелкие обидки, а именно настоящее Зло, со всеми вытекающими… На днях смотрел один фильм – там героиня читала вслух поваренную книгу. Фильм для семейного просмотра, тихий, спокойный – заснуть можно, если в этот день рано встал… Но там меня порадовала фраза: «Если вам неприятно варить омара живьем, воткните ему вилку в голову промеж глаз…» Я был очарован этой фразой. Так порою хочется воткнуть кое-кому промеж глаз вилку! Думаю, из меня получился бы отличный убийца омаров. Да здравствует поэзия справедливого возмездия! Да здравствует убийство любых злобных тварей, норовящих загрызть тебя до смерти или оттяпать пол лица, когда ты наивно расслабился, думая, что твой мир уже почти совершенен и жизнь удалась!..

Паша звонит в обед.

– Старик, у меня для тебя сюрприз! – весело сообщает осипшим голосом. – Зовут Майя. У меня с ней ничего не было, а тебе она понравится, поверь! Я договорился встретиться с Майей в Патио Пицца, что на углу, рядом с тобой, через час, ты придешь?

– Не совсем понимаю, зачем тебе знакомить ее со мной, если она мне понравится, а у тебя с ней еще ничего не было…? – сиплю в ответ. – Ну, то есть я хотел сказать, если она такая хорошая и тебе она нравится, то причем здесь я? Ты же можешь и сам…

– Я и хотел сам, но она сказала, что актеры ей не интересны, и тогда я сказал, что у меня есть один знакомый олигарх из Москвы – ну, это ты, ты понял?! К тому же, она подруга одной моей хорошей знакомой, с которой, кстати, у меня сегодня свидание и все хорошо, но я не пригласил ее на нашу встречу, ну сам понимаешь, почему – не известно, как все у вас сложится и мало ли что…