Текст книги "Поцелованные Одессой"

Очарованные странники

Странные напогляд одесские персонажи, отвоевавшие свою нишу в художественном пространстве большой литературы, – не просто авторский вымысел. Многие из них – портреты реальных одесситов, с рождения опьянённых особой атмосферой города, побуждавшей его обитателей устремляться к неведомым землям, грезить таинственными гротами Диониса, вступать на тропу дерзких авантюр. Существенная составляющая этой атмосферы – море. Возникший на пересечении двух стихий – степи и моря – город, как кажется, отдаёт предпочтение последней. Своим порывом, расположением и замыслом архитектурных ансамблей он обращён к заманчивым далям, раскинувшимся за водными просторами, демонстрируя готовность откликнуться на идущий оттуда таинственный призыв, который доносится с солёным запахом ветра.

 
Кто услышал раковины пенье,
Бросит берег и уйдет в туман;
Даст ему покой и вдохновенье
Окруженный ветром океан…
 
 
Кто увидел дым голубоватый,
Подымающийся над водой,
Тот пойдет дорогою проклятой,
Звонкою дорогою морской…
 

(Эдуард Багрицкий)

Возможно, откликаясь на этот призыв, в Одессе «каждый юноша – пока он не женился – хочет быть юнгой на океанском судне. Пароходы, приходящие к нам в порт, разжигают одесские наши сердца жаждой прекрасных и новых земель… Дать бы им паспорт и три английских фунта – и они укатили бы в недосягаемые страны…» (И. Бабель. Статьи и выступления).

Но увы! У них нет ни паспорта, ни трёх английских фунтов либо равноценной им валюты. Помечтав о сокровенном, вглядываясь с берега в манящие морские просторы, многие из них возвращаются к лишённым высокой романтики будням – к расплодившимся многочисленным конторам и ведомствам, учреждениям.

Те, кто помимо конторской ручки, владеет искусством художественного пера, погружаются в недосягаемые дали силой своего воображения – «Гехт пишет об уездном Можайске, как о стране, открытой им и не изведанной никем другим, а Славин повествует о Балте, как Расин о Карфагене. Душевным и чистым голосом подпевает им Паустовский, попавший на Пересыпь, к мельнице Вайнштейна, и необыкновенно трогательно притворяющийся, что он на тропиках» (И. Бабель. В Одессе каждый юноша…).

Запахи моря достигают дома на Ремесленной улице, от которого рукой подать до Малой Арнаутской, и пьянят поэтическое воображение Багрицкого – юноши, изнемогающего от астмы и никогда не покидавшего родной город.

В нём Исаак Бабель видит плотояднейшего из фламандцев, который «пахнет, как скумбрия, только что пожаренная моей матерью… как уха из бычков, которую на прибрежном ароматическом песку варят малофонтанские рыбаки». Он «полон пурпурной влаги, как арбуз, который когда-то в юности мы разбивали с ним о тумбы в Практической гавани…»

В воображении Багрицкий с теми юношами, которые одержимы грёзами стать юнгами на океанском судне, чтобы укатить в страны, «названия которых звонки и меланхоличны, как речь негра, ступившего на чужой берег» (там же).

Устремлённость духа города в манящие и одновременно пугающие дали царства Нептуна, возможно, монументально запечатлена в указующем жесте, обращённом к морю, застывшего в бронзе Дюка (герцога) Ришелье:

 
Здесь тишина. И лестница в листве
Спускается к вечернему покою…
И строго всё: и звёзды в синеве,
И чёрный дюк с простёртою рукою.
 

(Юрий Олеша. Бульвар)

Следуя направлению протянутой руки герцога, прежде чем оказаться в объятьях морской стихии, спускаемся вниз, к подножью лестницы, мимо которой параллельно морю протянулась открытая обласкивающему веянию утреннего бриза Приморская улица – и, не успев подняться на борт океанского лайнера, мы уже там – в воображаемых далях.

 
О, город родимый!
Приморская улица,
где я вырастал
босяком голоштанным…
<…>
Войдите!
И там,
где, столетье не белены,
висят потолки,
табаками продымленные,
играют в очко
худощавые эллины,
жестикулируют
чёрные римляне…
Вы можете встретить
в углу Аристотеля,
играющего
в домино с Демосфеном…
Вы можете встретить
за чашкою «чёрного»
глаза Архимеда,
вступить в разговоры:
– Ну как, многодумный,
земля перевёрнута?
Что?
Найдена точка опоры?..
 

(Семён Кирсанов)

«Девушка из Нагасаки…»

Девочка, родившаяся в Одессе и проживавшая в благополучной семье в переулке Стурдзиловского, где папа Моисей Шпенцер – владелец солидного научного издательства «Матезис», а мама Фанни Шпенцер – заведующая и по совместительству преподаватель русского языка в еврейском училище для девочек, со временем войдёт в анналы отечественной поэзии под именем Веры Инбер – прежде всего как автор «Пулковского меридиана» и блокадного дневника из осаждённого Ленинграда «Почти три года».

Известное впечатление на романтическую девушку, проявившую склонность к стихосложению в годы обучения на филологическом факультете Высших женских курсов частной Одесской гимназии К.С. Пашковой, производит двоюродный брат отца Лёвочка, проживавший какое-то время в их доме и сыгравший немаловажную роль в будущей жизни своей племянницы, – Лев Троцкий.

В начале двадцатых годов Вера Инбер выпускает подряд, одну за другой, книги стихов, пишет очерки и рассказы, занимается журналистикой, два года работает корреспондентом в Берлине и Париже.

В Одессе она примкнула к группе поэтов и писателей – любителей литературных экспериментов, которые гордо именовали себя «конструктивистами».

В воспоминаниях тех лет, проведённых в Одессе, Иван Бунин в своих «Окаянных днях», в частности, вспоминает: «Был вчера на собрании “Среды”. Много молодых. Маяковский держался вполне пристойно… Читали Эренбург, Вера Инбер…»

Отличаясь лёгким и озорным характером, она искушает модниц своим описанием парижской моды, в которой, после путешествий в Европу, разбирается не понаслышке, учит их одеваться по-современному и выглядеть элегантной.

Отдавая дань бытовавшей в те времена в Одессе романтике, зовущей в неизведанные края, она пишет свои стихи и забавные куплеты, среди которых особо популярной оказывается ставшая кабацким хитом «Девушка из Нагасаки»:

 
Он юнга, его родина – Марсель,
Он обожает пьянку, шум и драки.
Он курит трубку, пьет английский эль
И любит девушку из Нагасаки.
 
 
У ней прекрасные зеленые глаза
И шелковая юбка цвета хаки.
И огненную джигу в кабаках
Танцует девушка из Нагасаки.
 
 
Янтарь, кораллы, алые как кровь,
И шелковую юбку цвета хаки,
И пылкую горячую любовь
Везет он девушке из Нагасаки.
 
 
Приехав, он спешит к ней, чуть дыша,
И узнает, что господин во фраке,
Сегодня ночью, накурившись гашиша,
Зарезал девушку из Нагасаки.
 

Знатокам остаётся лишь поразмышлять над «одесскими корнями» «девушки из Нагасаки», что общего у ней с «Сонькой, что живёт на Молдаванке»…

Не воображением единым, или Удивительные одесситы

Увы, не все, в чьих душах нашёл отзвук таинственный зов моря, именуемого неутомимыми мореплавателями Эллады Понтом Эвксинским, склонны видеть в Можайске неизведанные земли, в Балте – новый Карфаген, в Пересыпи – тропики, искать музу своих романтических грёз на бескрайних просторах до конца неизведанной отчизны.

Многие из тех, чьи души воистину наполнены ренессансным устремлением – объять необъятное, полны решимости превратить свою дерзновенную фантазию в быль.

«Исчезнувший» подо льдом Одесской гавани…

Один из них, похоже, воспринял заманчивый зов моря как лично ему адресованное послание. В результате – на столе родителей появляется повергнувшая их в шок записка сына: «Тело моё следует искать подо льдом Одесской гавани».

Впрочем, роковая информация оказалась всего лишь розыгрышем. Из-под толщи мнимого льда Одесского залива восемнадцатилетний юноша, порвавший с отчим домом, всплывает в одной из стран заманчивой Европы.

Странное, на первый взгляд, исчезновение нашего героя путём погружения под лёд в морскую купель, по-видимому, всего лишь символический ритуал крещения, приобщивший его к таинству морского божества Протея, обладавшего удивительной способностью перевоплощения – прятать свой истинный образ под лики различных животных и природных стихий.

Один из исследователей его биографии английский историк Эндрю Кук больше всего поражён талантом перевоплощения, которым отличался этот молодой человек: «Сегодня он мог выдавать себя за чистокровного немца, завтра – за грека, и ему неизменно верили».

Оказавшись в вожделенной Европе в момент, когда её обитатели всё ещё находились во власти заманчивых грёз, навеянных «Прекрасной эпохой» (La Belle Epoque), без гроша в кармане и каких-либо иных подручных средств для существования, наш юный Робинзон вынужден принять быстрое решение и найти эффективный ответ на сакраментальный вопрос «Что делать?» или, вернее, «С чего начать?».

С удивительным упорством и целеустремлённостью, с авантюристическим азартом, унаследованным от духа родного города, он находит решение обрушившихся на него проблем в формуле, продекларированной значительно позже вождём пролетарской революции в России – «Учиться, учиться, учиться!». Какое-то время он проявляет интерес к философии, затем изучает медицину и химию. Со временем он овладеет основными европейскими языками, а также заговорит на японском и китайском.

Но не для того наш полный амбиций молодой человек вынырнул из-под ледяного покрытия Одесского залива, чтобы утвердить себя на академической стезе. Знания – всего лишь таран в будущее, которое вовсе не грезится в виде некоей конечной цели. Жизнь – это постоянное движение – движение от одной авантюры к другой, каждая из них равносильна принятию очередной дозы наркотика, поддерживающего организм в состоянии непреходящего экстаза.

И вновь каким-то образом он улавливает зов морской стихии, вернее – океана, встреча с которым на сей раз происходит отнюдь не в виде погружения в толщу безмолвных вод, а на палубе британского судна. На борт этого корабля судьбы его привело приглашение, вычитанное им в газетном объявлении: «Этнографическая экспедиция, отправляющаяся в джунгли Южной Америки, набирает рабочих».

С подписанным контрактом на работу, переплыв океан, наш герой с предвкушением ожидавших его таинственных приключений спускается на экзотический берег Бразилии – страны, ставшей мечтой его земляка, литературного персонажа, сына турецкого подданного Остапа Бендера.

Здесь, в дебрях непролазных джунглей, куда он явился в лице агента британской секретной службы, которому при каких-то обстоятельствах он спасает жизнь, у него состоялась определившая дальнейшую линию жизни судьбоносная встреча. Благодарный разведчик помогает своему спасителю перебраться в Англию и стать обладателем британского паспорта.

В дальнейшем высокий покровитель, по-видимому, принимает активное участие в будущей карьере своего подопечного.

Поселившись в Лондоне, натурализованный иммигрант открывает свой бизнес – торгует патентованными лекарствами. Постоянно расширяющийся круг клиентов открывает возможность полезных знакомств, доступ к опьяняющим его воображение светским салонам, побуждая к жизни на широкую ногу. Необходимые средства для этого он, не в последнюю очередь, добывает благодаря своей мужской харизме, силой которой мог бы, пожалуй, соперничать с самим Джакомо Казановой.

Среди бесчисленного количества поклонниц его мужской притягательности женщины самого различного толка – состоятельные и не очень, простые горничные и аристократки, красавицы и вовсе нет, верные своим избранникам замужние дамы и эмансипированные особы…

Некоторые безуспешно пытаются женить его на себе, для многих встреча с ним – одно из не забываемых событий жизни. Его страстный роман с Лилиан Войнич оставляет глубокий след в биографии писательницы, запечатлевшей встречу с удивительным любовником в образе Овода в своей одноимённой книге.

Каким-то образом – вероятно, не без подсказки английского опекуна – молодой человек попадает в поле зрения британской разведки, которой удалось разглядеть в нём многообещающий талант. На предложение стать агентом секретной службы его величества следует положительный ответ.

С этого момента начинается ошеломляющая шпионская карьера сотрудника британской разведки (Secret Intelligence Service) ST-1, под именем, ставшим со временем легендарным, – Сидней Рейли.

Современники удостаивают его эпитетами гениального, не имеющего себе равных в истории разведчика, авантюриста, хладнокровного убийцы и т. п.

Известное место на своих страницах отводит ему энциклопедия «Британника».

В книге, посвящённой истории английской разведки, утверждается: «Ни один другой шпион не обладал такой властью и таким влиянием, как Рейли».

Английский дипломат Локкарт отмечает: в характере этого супермена удивительно смешиваются «артистический темперамент еврея с безумной храбростью ирландца», он «был сделан из той же муки, которую мололи мельницы времён Наполеона».

В Англии он популярен по сей день. Многие им восхищаются, несмотря на то что он не отличался, мягко выражаясь, особой моральной чистоплотностью. «Насколько мне удалось установить, – утверждает его биограф Эндрю Кук, – он никогда не убивал, преследуя разведывательные цели. Всех, кого он уничтожал, он убивал единственно с целью наживы. Он был первоклассный шпион, и в то же время – уголовник, который мог незаметно жалить до смерти. При всём при этом, этот негодяй знал семь языков и был именно тем человеком, который был необходим английской секретной службе».

Жизнь авантюриста и «короля шпионов» Сиднея Джорджа Рейли – один из источников, вдохновивший писателя и разведчика Яна Флеминга на создание образа знаменитого агента 007, Джеймса Бонда.

В апреле 1953 года бывший офицер британской разведки Ян Флеминг публикует свой первый роман о Джеймсе Бонде – «Казино “Рояль”». В интервью, данном в связи с выходом книги, автор сообщает, что прототипом его героя – агента 007 – послужил Сидней Рейли с его умением выпутываться из самых сложных ситуаций, с его любовью к дорогим вещам и к красивым женщинам. При этом Флеминг добавляет, что Джеймс Бонд не всегда был так хорош, как реальный Сидней Рейли.

Сиднею Рейли посвящено множество статей и книг. О нём снимают фильмы, из которых выделяется английский сериал «Рейли, лучший из шпионов» (1983). Тем не менее и по сей день он остаётся человеком-загадкой.

Разрешение загадки по имени Рейли затрудняется тем, что наш герой, подобно ящерице, каждый раз, по мере изменения ситуации, отбрасывает очередной хвост своего прошлого. Отращивание следующего хвоста сопровождается появлением отличной от предыдущей версии жизнеописания, в которой он обретает новое имя, обзаводится новыми предками, раскрывает тайну очередного места, где он сподобился явиться на свет. Некоторые из его имён – Рудольф Массини, Джон Гиллеспи, Сидней Реллинский, Николай Штейнберг. Право назвать его своим земляком оспаривают Херсон, Одесса, Киев и даже Польша. Сам он как-то признал себя уроженцем юга России, приписывая себе дворянское происхождение.

Маска, кто ты на самом деле?

Ответом на этот сакраментальный вопрос, согласно мнению большинства исследователей, является: «Я Зигмунд Маркович Розенблюм, родом – из Одессы».

Своим появлением на свет в 1874 году он осчастливил семью маклера Марка Розенблюма. Помимо появления будущей знаменитости, этот год в истории города запечатлен также такими знаковыми событиями, как окончание строительства здания Русского драматического театра, публикация в «Одесском вестнике» документа о целесообразности и необходимости открытия Высшего политехнического училища и, возможно, чем-то ещё.

Детство и отрочество Зигмунда Марковича, который для окружающих – просто Зема, согреты атмосферой благополучной семьи, чьё жилище расположено в одном из престижных и не самых дешёвых районов города. Последние изыскания краеведов сходятся на том, что Зема вместе с родителями проживал в сохранившемся по сей день доме № 15 по Александровскому проспекту.

Расположенный недалеко от Греческой площади дом как бы задавал изначальные координаты окружающего пространства, наложившего свой отпечаток на формирование ранних устремлений и помыслов юного Земы. Таковые существенно отличались от тех, которые формировались и выросли во дворах и двориках, удалённых от культурного и делового центра города (downtown) – легендарной Молдаванки и Малой Арнаутской, не говоря об окраинах, зачастую находящихся под преимущественным влиянием атмосферы шального ветра степей.

Можно лишь помыслить, какое воздействие на психику юноши оказывало тяготеющее к морю пространство его обитания, какие мысли навевали на него находящиеся в шаговой доступности от дома знаменитые улицы – фешенебельная Дерибасовская, аристократическая часть Ришельевской, наполненный романтическим очарованием Николаевский (Приморский) бульвар.

Как и положено мальчику из благополучной еврейской семьи, Зема грызет гранит науки – оканчивает Одесскую гимназию (по некоторым сведениям, речь идёт о гимназии под номером Три), затем поступает на физико-математический факультет местного Новороссийского университета. Здесь он успевает проучиться два семестра.

Где и когда, в силу каких обстоятельств молодой Зема помыслил о смене имени (согласно иудаизму, имя, которым наречён новорожденный, определяет его будущую судьбу), под влиянием каких эмоций он воскликнул нечто подобное – «У меня есть мечта!» – остаётся догадываться.

Возможно, это случилось в какое-то утро, когда, влекомый смутным предчувствием, вместо университета Зема отправляется на знаменитый Николаевский (Приморский) бульвар, где погружается в запечатлевшееся на всю жизнь зрелище – просыпающегося города, освобождающегося из ночных объятий моря.

Возможно, это случилось осенью, когда после летней расслабленности море всё чаще проявляет свой не обузданный нрав, напоминая благодушным созерцателям о своей стихийной мощи валом бунтующих волн.

Возможно, он испытывает при этом чувства, близкие тем, которые передаёт поэт, отождествляя состояние своей мятущейся души с одиноким парусом, оказавшимся в разбушевавшейся стихии волн – «в тумане моря голубом», у которого пока нет ответа на вопросы: «От чего он бежит?» и «Куда?» И, тем не менее, он «…мятежный, просит бури, как будто в бурях есть покой».

Возможно, что-то ещё…

Уход из жизни незаурядного авантюриста и разведчика окружён тайной.

Рейли категорически не принял большевистский переворот в России. С присущей ему хваткой он мгновенно сориентировался в сложившейся в России ситуации и примкнул к заговору, направленному на уничтожение Ленина и Троцкого:

«То, что происходит здесь [в России. – М.П.], – важнее любой войны, которую когда бы то ни было вело человечество. Любой ценой эта мерзость, народившаяся в России, должна быть уничтожена». – пишет он в своём послании из Сиднея в Лондон.

На стезе неприятия большевизма Рейли сближается с Борисом Савинковым – революционером, одним из лидеров партии эсеров, руководителем её «Боевой организации», с которым совместно строит планы физического устранения большевистских лидеров.

В 1924 году в рамках операции «Трест», разработанной под руководством Феликса Дзержинского, по приглашению «подсадной утки» – фиктивной подпольной организации «для участия в борьбе с большевиками» Савинков тайно посещает Москву – и оказывается в застенках Лубянки.

Вскоре один из давних приятелей Рейли из английской разведки предложил ему отправиться в Москву с тем, чтобы возглавить антибольшевистское подполье.

Изменило ли ему на сей раз профессиональное чутьё, либо он просто был не в состоянии жить без смертельного риска и граничащих с ним забав? – можно лишь предполагать. Тем не менее он даёт согласие на участие в предложенной авантюре.

На третий день после того, как Рейли оказался на российской земле, он был схвачен и помещён во внутреннюю лубянскую тюрьму со всеми вытекающими отсюда последствиями.

По одной из озвученных версий – спустя месяц, убедившись, что от него невозможно добиться чего-либо серьёзного, чекисты якобы с личного одобрения Сталина – «Тогда расстреляйте его без свидетелей!» – завершают свою непростую «работу». С чувством исполненного долга приговор вождя немедленно приведён в исполнение.

Но над кем именно проводилась церемония «траурного прощания» с трупом во дворике внутренней тюрьмы Лубянки, остаётся тайной – лицо убитого было закрыто мешковиной.

Разночтения, связанные с исходящими из Москвы материалами о его судьбе, породили множество легенд, авторы одной из которых утверждают, что Рейли, сбежав из Советского Союза, через Шанхай и Гонконг добрался до Палестины, где и жил вплоть до шестидесятых годов, вступив в сотрудничество с израильской разведкой «Моссад».