Текст книги "Поцелованные Одессой"

«Я вам не скажу за всю Одессу…»

«Иван Толстой: Всемирная Одесса. Гость программы сегодня – коллекционер, искусствовед, юрист, менеджер, писатель Евгений Деменок… Вы не против, Евгений, если мы назовем нашу беседу “Всемирная Одесса”?

Евгений Деменок: Я за.

Иван Толстой: А что вы в таком случае вложите в это понятие – всемирная Одесса?

Евгений Деменок: Первое, что приходит в голову, – это, наверное, слова Жванецкого о том, что есть Одесса рассеянная и есть Одесса сосредоточенная. Одесса сосредоточенная сосредоточена во Всемирном клубе одесситов, а рассеянная Одесса – это одесситы в рассеянии.

Как-то так получилось, что, несмотря на то что, наверное, таких городов множество, тем не менее, этот город рождает массу интересных и талантливых людей, которые потом проявляют себя в совершенно разных местах, совершенно разных странах. Наверное, это можно назвать всемирной Одессой, наверное, поэтому получил свое название Всемирный клуб одесситов. Наверное, только в Антарктиде не встретишь одесситов, хотя если постараться, я думаю, можно найти.

А учитывая, что одесситы, как эгоисты, любящие свой город, считают одесситами всех, кто даже не родился, а, например, учился 5 лет в Одессе или поработал несколько лет (все – это одессит), то, что этот человек родился и проявил себя еще в десятке мест, – это не имеет значения, он одессит и, соответственно, он приумножает славу Одессы» (Из беседы Ивана Толстого с Евгением Деменком на радиостанции «Свобода»)

На членство в клубе «Всемирная Одесса» наряду с теми, кто вырос и состоялся в этом городе, и теми, кто даже не родился под его небом, но пребывал в нём какое-то время, успев «отравиться» его атмосферой, могут также претендовать и те, кто не только не появился на свет в этом городе, но даже не удостоил его своим проживанием, но чья жизнь проросла из семени, занесённого когда-то на чужбину предками в том или ином поколении, покинувшего знаковые места Одессы, расположенные между Дерибасовской и Молдаванкой.

Остановимся в основном на США, где поток эмигрантов, устремившихся из Одессы, оказался наиболее значительным.

В прогулке под солнцем Голливуда ваш спутник, если он окажется одесситом, всё ещё сохранившим в душе свою «одесскую прописку», не преминет вам напомнить об отпечатках одесского присутствия прежде всего в лице потомков одесситов на американской фабрике грёз – в Голливуде.

Это и Сидни Поллак – режиссёр, обретший особую популярность после выпуска фильма «Загнанных лошадей пристреливают, не правда ли?»; это и именитый режиссёр, сценарист, продюсер Стивен Спилберг, чья бабушка по материнской линии одесситка; это и чернокожая звезда Голливуда Вупи Голдберг, чья прабабушка по материнской линии проживала в Одессе; это и Сильвестр Сталлоне – по отцу сицилиец, по материнской линии правнук Розы Рабинович, владевшей ювелирным магазином в Одессе, герой культового фильма «Рокки»; это и потомок одесситов с лицом викинга Кирк Дуглас (при рождении Иссур Данилович Демский) и его сын – известный актёр Майкл Дуглас; это и культовый актёр Ди Каприо, чья бабушка Елена Смирнова жила в Одессе, и, вероятно, если поглубже копнуть, многие другие.

Среди знаковых имён, оставивших серьёзный след в американской культуре, вам обязательно назовут Джорджа Гершвина, чьи родители Мойше Гершовиц и мать Роза Брускина эмигрировали в США из Одессы, – американского пианиста и выдающегося композитора, чья опера «Порги и Бесс» вошла в золотой фонд оперного искусства.

Нельзя не упомянуть и лауреата Нобелевской премии 2016 года Боба Дилана (урождённого Роберта Аллена Циммермана), чьи предки прибыли на американскую землю из Одессы и Литвы – американского автора-исполнителя, художника, писателя и киноактёра, одного из самых влиятельных фигур в поп-музыке на протяжении последних пятидесяти лет.

Несколько слов о мало известном сегодня композиторе, чьё имя знатоки ставят в один ряд с такими именами американских музыкальных классиков, как Джордж Гершвин и Ирвинг Берлин, – о музыканте с российскими корнями Николае Бродском.

Родился наш герой в Одессе в районе знаменитого пляжа Лузановка. В 1917 году его семья эмигрирует в Германию и поселяется в Берлине. Здесь юный Бродский получает музыкальное образование и пишет свои первые шлягеры (хиты), в частности, к фильму «Петер». Один из его хитов «Что может быть прекраснее твоей любви» становится особенно популярным после того, как прозвучал в исполнении актрисы Гиты Альпар. Некоторое время спустя этот хит исполнит Клавдия Шульженко, но под другим названием: «Ваша записка в несколько строчек».

С приходом в Германии к власти нацистов семья Бродских отправляется в Лондон, затем в США. Обретший уже популярность композитор поселяется в Голливуде, где создаёт свои мегашлягеры – «Never Stop Loving Vou», «Because You’re Mine», «I’ll Walk with God» и, наконец, хит на все времена, который становится жемчужиной в репертуаре выдающихся певцов Марио Ланца, Пласидо Доминго, Хосе Каррераса и многих других – «Be my Love».

То, что многие одесситы и их потомки, пустившие свои корни в эмиграции, особенно ярко проявили свои таланты в сфере культуры, во многом, по-видимому, определяется особенностями их генетического кода. Тем не менее, если внимательно пройтись по таким областям общественной жизни, как наука, бизнес либо политика, то, с большой долей вероятности, мы и там обнаружим знаковые следы из Одессы.

Немало нам «открытий чудных», связанных с феноменом «всемирности Одессы», преподнесёт знакомство с присутствием одесситов и их потомков в реалиях европейской культуры.

Разумеется, особая тема – потомки Южной Пальмиры в культурном пространстве России, вступившей на стезю социалистического строительства.

Одесские евреи

«— Только не говорите, что вы из Одессы! – простонал швейцар. – Не рвите мне душу!

– Я из Москвы! – успокоил он швейцара. – Но почему вы так боитесь одесситов?

– Кто вам сказал, что я боюсь одесситов, когда я сам не пришелец с Венеры? Я просто боюсь, что скоро в Одессе не останется евреев.

– Ну и что?

– Без евреев это уже не Одесса! – мечтательно заметил швейцар. – Что имеем, не храним, потерявши, плачем» (Звягинцев А.Г. Прокурор идёт ва-банк).

«Евреи бывают разные. Бывают евреи степные. По степи носятся на лошадях. Бывают евреи южные, черноморские – те всё шутят, всё норовят иносказательно…» (Михаил Жванецкий)

Не слишком погрешу против смысла высказанного, если назову «черноморских евреев» менее иносказательно – одесскими евреями.

Кто-то, возможно, причислит к разряду мифов выделение в особую национальную группу одесских евреев, кому-то, вероятно, покажется, что в этом что-то есть… Лично я отношусь к последним.

Воистину, евреи бывают разные – сефарды: выходцы из Испании, говорящие на диалекте ладино; и ашкенази, выходцы из Германии, говорящие на диалекте идиш; восточные евреи: марокканские, йеменские, иракские, иранские, бухарские, горские (и т. д.); западные: немецкие, французские, русские, американские (и т. д.); чёрные евреи – выходцы из Эфиопии; белые – европейские и тяготеющие к ним и т. п.

По своей культуре, историческому опыту и образу жизни, ментальности различные группы евреев порой отличаются друг от друга значительнее, чем от народов, среди которых сформировались.

Основными факторами, обусловившими их непохожесть друг на друга, полагает автор эссе «Русский еврей: опыт самоанализа» Борис Гулько, являются «язык, территория и среда обитания, культура и определяемые всем этим национальный характер и внешний облик».

Они оказывают влияние на формирование национальной идентичности, поскольку, сосуществуя с другими народами и культурами, евреи не застывают в своей исторической окаменелости, но, при благоприятных обстоятельствах, вступают в активное взаимодействие с ними.

Тем самым, продолжает рассуждать Гулько, история евреев как бы представляет собой историю разных народов, «последовательно перетекающих один в другой», сохраняя при этом важные черты общей идентификации, в фундаменте которой лежат «исторические предки и основы веры».

Историческое долголетие

«Его существование есть странное, таинственное и чудесное явление, которое указует, что с судьбой этого народа связаны особые предначертания. Судьба эта не объясняется теми процессами приспособления, которыми пытаются объяснить материалистически судьбы народов. Выживание еврейского народа в истории, его неистребимость, продолжение его существования, как одного из самых древних народов мира, в совершенно исключительных условиях, та роковая роль, которую народ этот играет в истории, – всё это указывает на особые мистические основы его исторической судьбы!» (Н.А. Бердяев. Смысл истории)

Исторически сосуществуя с другими народами, евреи не просто пассивно приспосабливаются к окружающей культуре, но зачастую глубоко погружаются в неё, становясь важной составляющей её креативности.

Способность народа каждый раз «возрождаться» в новом обличье, находя ответы на возникающие вызовы эпохи, во многом объясняет его историческое и творческое долголетие, его выживаемость, несмотря на либо вопреки гонениям и преследованиям, которым он подвергался на протяжении веков в условиях отсутствия собственного государства, которое могло бы стать на его защиту:

«Египтяне, вавилоняне и персы поднялись и наполнили весь мир шумом, великолепием и изяществом, но их блеск погас, и они канули в вечность. Греки и римляне пошли по их стопам – подняли большой шум и исчезли. Появлялись другие народы, они некоторое время несли свой факел, но он прогорал в собственном огне, и теперь они отошли в тень или полностью исчезли. Еврей видел их всех, пережил их всех и сегодня он остался таким же, каким был всегда. Нет никаких признаков заката, не видно старческой немощи. Его таланты сохранились, и его внимание не притупилось». (Марк Твен. Из историографической статьи, посвящённой рассуждениям об истории и судьбах разных народов. Опубликована в 1899 году).

Одним из показателей отсутствия «старческой немощи» еврейского народа служит сохраняющийся им на протяжении тысячелетий истории дух креативности – от библейских времён, где наиболее ярко он запечатлён в книге книг – в Библии, без которой контуры современной цивилизации были бы совершенно иными, – до современности.

Креативную составляющую, которую им удалось донести из глубокой древности до новейших времён – вплоть до ХIХ-ХХI веков, можно продемонстрировать, в частности, не столько перечисляя многочисленные имена евреев, занявших знаковые места в различных областях западной и мировой культуры, сколько на красноречивых показателях их достижений прежде всего в сфере научной мысли, поддающихся выражению языком сухой цифири:

«Нобелевская премия – это ежегодный международный приз, присуждаемый с 1901 года за успехи в физике, химии, физиологии или медицине, литературе и за миротворческую деятельность. Премия по экономике дополнительно присуждается с 1969 года. Нобелевские премии были присуждены 850 людям, из которых 173 были евреями, а у еще 20 лауреатов один из родителей был евреем. Таким образом, евреи являются обладателями 22 процентов всех Нобелевских премий, составляя менее 0,2 процента населения земного шара. Получается, что доля евреев среди нобелевских лауреатов в 100 раз превышает их долю в населении планеты» (по данным на 2013 год).

При этом напомним такой немаловажный факт: цифирь эта, по всей видимости, оказалась бы более впечатляющей, не истреби нацисты «вовремя» одну треть еврейского народа, проживавшего в наиболее продвинутых в научном и культурном измерениях странах Европы.

Истребление это происходило с большим размахом во всеоружии духовного и технического потенциала Германии, которая таким образом «очищала» страну от «губительного» еврейского присутствия в сфере бизнеса, науки, искусства, образования и в других мыслимых и немыслимых областях жизни общества, «очищала от конкретных представителей зловредной расы», «очищала» от целых отраслей «неарийского знания» – в частности, от «еврейской физики» Альберта Эйнштейна – очищала духовно и физически, очищала под разгул насилия – погромов и грабежа еврейской собственности, очищала в преддверии «окончательного решения еврейского вопроса».

Зловещим символом этого «решения» стал концлагерь Освенцим-Аушвиц – чудовищное творение тевтонского «сумрачного гения», «место обитания которого – Германия… Обусловлено национальными немецкими особенностями: любовью к планированию и тщательной проработке деталей при полном отсутствии способностей ко взгляду на проблему целиком, ибо это – задача исключительно уполномоченного фюрера. И если фюрер оказывается без башни, то все немцы, тщательно и старательно, не останавливаясь и не задавая вопросы “Что мы строим?”, начинают реализовывать самые дикие его планы» (Сумрачный гений – Lurkmore).

Следует отметить, немалый вклад в успешное решение задачи, поставленной нацистами, – очистить Европу от «зловредного» присутствия евреев – внесли многие страны, кичащиеся своими культурными и прочими достижениями.

На этом поприще есть чем «гордиться» как тем народам, которые являлись союзниками нацистов, так и тем, кто оказался под пятой германской оккупации.

P.S. На пике триумфа «великого очищения» Германии от еврейского присутствия нацистский министр образования Бернхард Руст поинтересовался у немецкого математика с мировым именем Давида Гильберта: «Как теперь обстоят дела с математикой в Гёттингенском университете после того, как он освободился от еврейского влияния?» На что выдающийся математик уныло ответил: «Её больше там нет» (нем. …das gibt es doch gar nicht mehr).

Очарованные русским языком…

Выделяя «русских евреев» в особую группу, автор эссе «Русский еврей: опыт самоанализа» отмечает их отличие от всех доселе существовавших в истории «еврейских народов»'.

«Впервые со времени “расступления Красного моря” возникла в основном секулярная еврейская общность».

Еврейский вопрос обретает актуальность в России после первого раздела Польши, в результате которого первые сотни тысяч еврейских семей оказались автоматически в подданстве российской короны.

Не чуждая духа прагматизма Екатерина II воспринимает включение многочисленной иудейской общины в состав империи, помимо всего прочего, в контексте экономической целесообразности.

В Манифесте, принятом в связи с присоединением новых территорий, от II августа 1772 г., в частности, говорится:

«… Чрез торжественное выше сего обнадежение всем и каждому свободного отправления веры и неприкосновенной в имуществах целости, собою разумеется, что и еврейские общества, жительствующие в присоединенных к Империи Российской городах и землях, будут оставлены и сохранены при всех тех свободах, коими они ныне в рассуждении закона и имуществ своих пользуются: ибо человеколюбие Ея Императорского Величества не позволяет их одних исключить из общей всем милости и будущего благосостояния под благословенною Ея Державою, доколе они, со своей стороны, с подлежащим повиновением яко верноподданные, жить и в настоящих торгах и промыслах, по званиям своим, обращаться будут».

Об «обрусении» польской общины евреев на территории России можно говорить лишь на рубеже XIX–XX веков, когда многие из них «подпали под очарование русского языка» и «апостолами для них стали Пушкин, Лев Толстой, Достоевский».

Процесс этот, одним из ярких проявлений которого, в частности, явилось знаковое присутствие евреев в русской культуре, в частности в сфере литературного творчества, многими воспринимается со знаком «минус».

В глазах соплеменников, жёстко придерживающихся традиций предков, «обрусевшие евреи» являются «отщепенцами» народа; для ревностных хранителей самобытности русской культуры, даже тех, кого можно отнести к либералам, вхождение евреев в русскую культуру, особенно, в её сокровенное из сокровенных, в Слово (литературу) – «невыносимо».

Например, автор «Гамбринуса» Александр Куприн с его явной симпатией на стороне героя повести Сашки, скрипача-еврея, Куприн, литературное творчество которого не позволяет делать выводы о каком-то его предвзятом отношении к евреям, вместе с тем, в своей приватной переписке с давнишним приятелем, профессором, историком литературы и критиком Дмитрием Батюшковым, выражает глубокую озабоченность «вторжением» евреев как чужеродного начала в святая святых русского духа – в литературу.

Рассуждая о присутствии евреев в реалиях российской жизни и культуре, он допускает, что для них должны быть открыты все сферы деятельности, предоставлены, несмотря ни на что, все возможности, кроме одной – возможности заниматься русской литературой, тем более – претендовать на роль русского писателя:

«Ради Бога, избранный народ, – пишет Куприн, – иди в генералы, инженеры, учёные, доктора, адвокаты – куда хотите! Но не трогай нашего языка, который вам чужд…»

Отказ евреям в допуске на литературный пьедестал оправдывается их «беспочвенностью» на этой земле:

«…Каждый еврей, – продолжает рассуждать он, – не связан со мной ни землёй, которую я люблю, ни языком, ни природой, ни историей, ни кровью, ни любовью, ни ненавистью…»

В порядке полемики, в своё время можно было бы обсудить с автором, как обстоят дела с другими деятелями культуры и литераторами – не евреями, дерзнувшими выступить на литературном поприще России, чьи корни никакого отношения к русским не имеют.

Любопытен эпизод из жизни поэтессы, писательницы, представительницы Серебряного века, родившейся в обрусевшей немецкой семье, – Зинаиды Гиппиус.

Как-то к ней за помощью обратился 19-летний Осип Мандельштам. Он попросил поэтессу прочесть его стихи и порекомендовать их, если она найдёт возможным, поэтическому мэтру и вершителю поэтических судеб Валерию Брюсову.

Гиппиус стихи прочла… и порекомендовала.

«Дорогой Валерий Яковлевич, – пишет она, – некий неврастенический жидёнок, который года два тому назад ещё плёл детские лапти, ныне как-то развился, и бывают у него приличные строки… Он приходил ко мне с просьбой рекомендовать его стихи вашему “вниманию”. Я его не приняла (уж очень он “устанный”), но стихи велела оставить, прочла и нахожу, что вниманию вашему рекомендовать их могу».

Стихи, конечно, стоящие… Но вот «неврастенический жидёнок»…

«Лебн ви Гот ин Одесс»

«Жить как Бог в Одессе» (Идиш. Из еврейского фольклора).

«Ай, Одесса, Одесса, Одесса, ох уж этот городишко Одесса! Не зря говорят – живет как Б-г в Одессе. Ведь не напрасно ж, что после того, как Г-сподь мир создал, Он выбрал для Себя лучшее место. Возьмите, возвестил Он, еврейчики, себе весь мир, Мне оставьте Одессу. Что мне сказать? Всевышний знает, что Он делает. Где вы найдете еще такой город, как Одесса? Я знаю? Вы скажете – Минск, Пинск, Двинск – какое это имеет отношение к Одессе? Правда, вы мне можете заявить, что тот, кто имеет деньги, живет-таки как Б-г в Одессе, а тот, кто их не имеет, лежит в земле. Зато ж лежит он в Одессе» (Шолом-Алейхем. Одесса).

«Евреи Одессы никогда не чувствовали себя национальным меньшинством – “лицами еврейской национальности”. Поэтому они были лишены тех комплексов, которые свойственны евреям большей части Империи Российской. Одесский еврей больше похож на еврея из США, чем из Киева или Бердичееа» (И. Карпенко. Одесса. Относительная лёгкость бытия).

В книге, посвящённой одесским евреям – «Евреи Одессы. История культуры. 1894–1881 гг.», американский исследователь, профессор Стэнфордского университета Стивен Ципперштейн стремится показать, как евреи Одессы «изменяли свою общественную и культурную жизнь в том самом городе, который смог предоставить им больше возможностей для этого, чем какое-либо другое место в России».

«В моём восприятии, – рассуждает он, – история евреев Одессы – это прежде всего история культурной интеграции, экономического успеха… и социального взаимодействия».

Вместе с тем, продолжает автор, успехи, достигнутые еврейской общиной города, позволили ей стать «самой современной в черте оседлости» и одной из наиболее «окультуренных» в Европе, благодаря чему Одесса оказалась влиятельным культурным центром для населявших Российскую империю евреев.

Реакция на это положение Южной Пальмиры даже среди евреев – далеко не однозначна: для одних из них Одесса – город мечты, город необычных возможностей, «город, где, согласно широко распространённому фольклору, можно получить всяческие удовольствия»; для других, преимущественно для ортодоксальных иудеев, – это город, где евреи теряют своё еврейство, так как недостаточно ревностно относятся к вере предков и к сохранению традиций. При этом они предупреждают своих последователей об опасности, исходящей из этого города для их традиционного образа жизни: «Зибн мейл арум Одес брент дер гехейнум» (идиш) – «На семь верст от Одессы полыхает ад».

Широкие возможности перед евреями Одессы, где они имели право беспрепятственно селиться и жить по своему разумению, открыты в известной мере политикой властей, заинтересованных в привлечении на завоеванные земли Причерноморья как можно большего количества переселенцев, независимо от их вероисповедания и этнической принадлежности, – в том числе и евреев.

Свидетельством этому, в частности, может служить негласное соглашение с группой еврейских предпринимателей, согласно которому их пожелание поселиться в Риге и Смоленске будет удовлетворено при условии, что они поддержат еврейскую колонизацию на Юге (Ю. Гессен. История еврейского народа в России; R. Pipes. Catherine II and the Jews… Jewish Affairs, vol. 5. № 2. 1975).

Наряду с новыми экономическими возможностями, Одесса привлекает евреев тем, что открывает перед ними перспективу участия в политической жизни города, которое не только дозволялось, но и фактически поощрялось указом императрицы.

Уже на первых городских выборах, состоявшихся в 1796 году, одним из десяти гласных, избранных в местную думу из списка, включавшего 21 кандидата, стал еврей Меир Элманович. Он также избирается в состав третейских судей, рассматривающих гражданские тяжбы, особенно в торговых делах.

Три года спустя еврей Тевель Лазарович избирается гласным, представляя одесское купечество второй гильдии. С поощрения местных властей, по мере усиления активности евреев в сфере торгово-экономической жизни города, возрастает их роль в политической жизни Одессы (К. Смолянинов. Первые городские выборы в Одессе. Одесский вестник, 7 февраля 1851 г.).

Немалую роль в создании благоприятной атмосферы для привлечения евреев в Одессу сыграло и нетрадиционное гостеприимство, проявленное к ним отцами-основателями города Иосифом де Рибасом, которого – из-за его испанских корней и возможной примеси крови марранов (насильственно крещённых евреев) – они считали «своим», и герцогом Ришелье. Существенную поддержку еврейской общине города оказывает граф Воронцов.

К началу XIX века – по сути, с момента зарождения города – здесь уже «возникли основные структуры, необходимые для постоянной деятельности еврейской общины». где можно было «жить новой жизнью, свободной от цепей традиций, и заниматься торговлей» (Пинхас Минковский, одесский кантор).

Успешной интеграции евреев в жизнь Одессы, несомненно, способствовал и господствовавший здесь дух либерализма.

Лишённые многих ограничений, которым подвергались их единоверцы в так называемой «черте оседлости» и на остальной территории государства, евреи Одессы получили возможность вкусить элементы свободы и погрузиться в атмосферу, о которой не могло помыслить подавляющее число подданных империи.

В Одессе «можно было чувствовать себя в Западной Европе, не покидая пределов своей Родины… Жилось непринуждённо, нравы были значительно свободнее, чем где-либо в России. В обществе чувствовалось какое-то культурное равенство, одесситы составляли точно особенное братство» (Одесса: 1794–1894).

Добрая молва об участи одесских евреев привлекает в город потоки их единоверцев из Волыни, Подолья, Белоруссии, из других отдалённых и не очень отдалённых мест.

Прибывающие в Одессу из различных городов и весей империи еврейские иммигранты селятся, исходя из своих возможностей, по собственному выбору в различных частях города – будь то престижный центр либо менее престижные места обитания для граждан с более скромными доходами – и воспринимают город не только как место, открывающее перед ними новые экономические возможности, но и как особый мир, совершенно непохожий на тот, в котором они до этого обитали.

«Длительное время я был знаком с Литвой, древними городами и селениями, – сообщает публицист Шмарьягу Левин, посетивший Одессу в 1898 году, – пыль поколений и тревога старого времени лежат на них, подобно незримой тени. И земля эта смотрит в прошлое… Это северная страна, начало которой не имеет продолжения; люди здесь могли только продолжить то, что начало до них неизвестное и забытое прошлое. В любом отношении этот богатый молодой южный край был антитезой северной стране моего рождения…» (S. Levin. The Arena. N.Y., 1932).

Вовлекаясь в активную экономическую и общественную жизнь города, евреи Одессы проникаются специфическим умонастроением, которое приводит к серьёзной смене «модели их религиозного поведения» (Стивен Ципперштейн).

Этому в немалой степени способствует влияние галицийских, австрийских и немецких единоверцев, которые, наряду со своим состоянием и образованными специалистами – врачами, аптекарями, адвокатами и купцами, – привезли в Одессу идейный багаж еврейской реформации – Гаскалы (еврейского Просвещения), зародившейся в Германии.

Приверженцев этого идейного течения – маскилим, ставших лидерами еврейской общины города и игравших серьёзную роль в еврейских делах, – представители традиционного иудаизма обвиняют в подрыве основ еврейского существования – в том, что они, побуждая евреев к более тесным контактам с окружающей реальностью, «делают первый шаг по пути их ассимиляции» (Й. Телушкин).

Впечатляющие достижения одесских евреев в различных областях экономической и культурной жизни города, позволившие им вкусить воздух свободы, перекликаются с тем, чего добились их единоверцы в Европе в постнаполеоновский период истории, когда повсеместно распахнулись ворота средневековых гетто, и в Новом Свете – в благословенной, как многие из них полагали, Америке.

Процесс вхождения одесского еврея в открывшиеся перед ним реалии жизни с их новыми возможностями, под воздействием которого серьёзные изменения претерпевает его психологический портрет, самоощущение, самоидентификация, во многом схож с процессом интеграции американских евреев в общество: «Сначала проходили период первоначального накопления капитала, потом понимали, что кроме капитала есть ещё кое-какие ценности – вспоминали о душе…» (И. Карпенко. Одесса. Относительная лёгкость бытия).

Не вдаваясь в детали подобных рассуждений, обратимся к модели, на наш взгляд, более детально раскрывающей особенности процесса вхождения народа в общество, предоставляющего ему статус полноправного гражданства. Процесс этот близок к алгоритму эволюции семьи (клана) Будденброков, который прочитывается в одноимённом романе Томаса Манна.

Первое поколение Будденброков свою деятельность направляет преимущественно на приобретение материальных благ – символ успеха и достоинства в обществе; второе поколение, рождённое в богатстве, стремится к повышению социального статуса; третье, рождённое в богатстве и наследующее высокий социальный статус родителей, зачастую реализует свои таланты и возможности на поприще свободных профессий и в сфере искусств.

Судьбу не состоявшихся кланов, где третье поколение, не находя смысла для продолжения своего существования в достижениях предков, зачастую десоциализируется, оказываясь за обочиной жизни, комментировать не будем.

«История торговли в Одессе есть в сущности история этого города». – полагает А.А. Скальский, историк и один из основателей Одесского общества истории и древностей.

Посетив Одессу в 1843 году, некто Август фон Хэкстаусен удивлён этническим разнообразием населения города – «наиболее пёстрая смесь народов, чем где-либо прежде мне пришлось наблюдать» (А. Haxthausen. The Russian Empire… London, 1856). Особо его впечатляет специализация деятельности наций в различных сферах коммерческого и торгового бизнеса.

Греки, итальянцы и немцы доминировали в оптовой торговле, французы занимались продажей вина и иных товаров в оптовой торговле, евреи были банкирами, факторами и маклерами, караимы торговали табаком и восточными товарами и т. д.

При этом, с удивлением отмечает он, местное общество говорило по-французски, а вывески на улицах были в основном на итальянском и русском языках.

В этом вавилонском смешении народов и языков другой автор, посетивший Одессу в 1844 году, в качестве местной достопримечательности отмечает: «Представления в одном и том же театре ставились на пяти различных языках» (J. Kohl. Russia: St. Petersburg, Moscow, Kharkoff, Riga, Odessa… – London, 1848).

Укрепив своё весомое присутствие в экономике города – в оптовой торговле зерном, в ремесленном производстве, в создании фабрично-заводских предприятий в городе, еврейская община прилагает серьёзные усилия в сфере культуры, где упор делается на реформирование школьного образования в соответствии с духом новых реалий, с которыми сталкивалось новое поколение евреев.

«Одесса имела удивительное воздействие на своих евреев, – констатирует А.А. Скальский. – Здесь они быстро и со всей страстью обратились к образованию, понимая, что оно сулит им материальную выгоду и уважение».

В Одессе, по подсчётам И. Котлера («Очерки истории евреев»), всего функционировало 89 еврейских заведений, не считая 200 начальных школ и школ-хедеров. Приведя эти данные, автор восклицает: «Одесса была одним из крупнейших в России центров еврейского образования!» – и, возможно, крупнейших в мире.

Вскоре выпускники еврейских школ, помимо профессий, связанных с торгово-коммерческой деятельностью, выбирают поприще врачей, юристов, учителей и другие, никак не связанные с бизнесом профессии.

«В этом отношении, – полагает Стивен Ципперштейн, – Одесса на десятки лет предвосхитила социальные, экономические и культурные изменения, которые произошли в русско-еврейском образовании в последней четверти XIX века».

Со временем значительная доля еврейской молодёжи, несмотря на существующие ограничения и чинимые препятствия, связывает своё будущее с получением образования в классической гимназии, в престижном Одесском (Новороссийском) университете и в других светских образовательных институтах, которые появились в городе.